Текст книги "Подарок фирмы"

Автор книги: Хуан Мадрид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Мадрид Хуан. Подарок фирмы

ПОДАРОК ФИРМЫ
Перевод с испанского Зинаиды Львовской

Лоле Сальвадор Мальдонадо,

Розе Монтеро и Кармеле

Мадрид, трем сильным и

решительным девушкам

Жизнь как лестница в курятнике:

коротка и полна дерьма.

(Из разговора в мужском туалете на площади Пуэрта-дель Соль в Мадриде!

1

В тот теплый солнечный день, в самом начале осени, я сидел на скамейке на площади Дос-де– Майо, наслаждаясь неожиданно хорошей погодой. Она села рядом.

Худенькая девчушка с чувственным ртом и слишком большой грудью, к которой она прижимала синюю полиэтиленовую папку.

Внимательно посмотрела на меня и улыбнулась, обнажив зубы. Двух передних не хватало.

– Я люблю тебя, – заявила она вдруг.

Я резко повернулся и положил руки на истертую спинку скамейки. Полуденное солнце светило ей прямо в лицо, глаза блестели.

– Люблю тебя, – повторила девушка. – Очень люблю тебя. Тебя. Да-да, тебя.

Я оглянулся. Старушка в темно-сиреневом шерстяном пальто кормила голубей крошками хлеба. Больше никого поблизости не было. Прием хорошо известный: девушка отвлекает вас под любым предлогом, а сзади кто-то упирает вам нож в шею и отбирает бумажник и часы. Я невольно сжал и разжал кулаки. У нее тоже мог быть нож.

Если она захочет им воспользоваться, я успею, вероятно, схватить ее за запястье. Хуже, если у нее пистолет. Вроде не похоже. Когда девица разгуливает с пистолетом, она не пытается подцепить типа вроде меня, греющегося в полдень на солнышке. Впрочем, все может быть.

– Сигареты у меня кончились, мелочи на метро нет, разговаривать мне не хочется, – предупредил я ее.

– Мне ничего не надо. Я только хочу тебя любить. Ты знаешь, что такое любовь?

Я снова незаметно оглянулся. Старушка по-прежнему кормила голубей, приговаривая ласковые слова. Мимо прошел мужчина в синем комбинезоне с сумкой, из которой торчали инструменты. Он спугнул голубей.

– Не по адресу обратилась, крошка. Я пустой, совершенно пустой, без гроша в кармане. Понимаешь?

Она снова улыбнулась. Протянула руку, сжала мои пальцы и стала гладить мою ладонь, как гладят маленького зверька. Рука ее была горячей и мягкой.

– Я у тебя ничего не прошу. Мне нужны не деньги, а любовь. Мне хочется обнять тебя… приласкать. В мире так не хватает любви. Мы больше любим животных, чем людей. Разве мы не ласкаем собак, не целуем детей? Все должны любить и целовать друг друга. Все люди – ты, я, все. Не важно, кто.

– И давно ты так любишь людей?

Она энергично кивнула.

– Мир был бы другим, если бы мы любили друг друга, как учил Иисус Христос. Не так, как учит церковь, а по-настоящему, лаская друг друга. Разве ты не ласкаешь собак?

– Про собак ты уже говорила.

– Можешь положить голову мне на грудь. Я сделаю все, что ты захочешь. Честное слово. Если у тебя горе, расскажи мне. Я тебе помогу. Если у тебя нет дома и нечего есть, пойдем со мной в наш Дом, и там ты обретешь любовь, еду и кров.

– Рекламируешь какой-нибудь не совсем обычный отель?

– Не совсем обычный?

– Ну… ты понимаешь, что я хочу сказать.

Она убрала руку и откинула волосы. Ей от силы было лет двадцать. А может, и того меньше.

– Нет, это ты меня не понимаешь. Ведь я не прошу, чтобы ты любил меня. Я хочу, чтобы ты позволил любить себя. Я реализуюсь только в любви.

– И давно ты так реализуешься?

– Уже три месяца. И счастлива, очень счастлива. Для счастья только и нужно, что уметь любить. По-настоящему, без притворства и жеманства. Как велел Бог.

– Прекрасно, но у меня нет желания. Просто сижу и греюсь на солнышке. Я полагал, за это платить не надо, но, как видно, ошибался.

Девушка тряхнула головой, как бы отгоняя дурные мысли. Лицо ее выражало досаду. Она вытащила из папки и молча протянула мне брошюру, напечатанную на розовой бумаге. На обложке было написано: "Я тебя люблю".

Вверху нарисовано огромное солнце, лучи которого освещали слова: "Свет Мира".

– Что это такое?

– Почитай, тебе будет полезно. "Свет Мира" откроет тебе истину. Почитаешь, а потом, может, и позволишь любить себя.

– Почему бы тебе не сделать воистину благое дело и не оставить меня в покое? Уходи, это будет доказательством твоей бесконечной любви к ближнему.

Она встала и разгладила юбку. Сейчас она казалась еще моложе, совсем девочка.

– Извините, – голосок у нее стал тоненьким и дрожащим. – Можете оставить себе наш журнал. Прочитайте его, пожалуйста. Захотите позвонить, там есть телефон нашего Дома. Попросите Марию, меня позовут.

Я заглянул в журнал. "Любовь – единственная живая субстанция мироздания…" – прочитал я и протянул ей брошюру.

– Отдай лучше кому-нибудь еще, Мария, может, ему пригодится.

– Нет, оставьте себе. И простите за беспокойство.

– Сколько это стоит? – спросил я и тут же пожалел.

– Ему нет цены. Не хотите платить, можете взять так.

Ну а если…

Я вынул монету в сто песет, подержал ее какое-то мгновение в руке, ласково поглаживая, а потом все же протянул девушке. Она быстро спрятала деньги.

– Выпей кофейку.

– Спасибо, – сказала она и ушла.

Я смотрел, как она шла через площадь, прижимая к груди папку. Легкий ветерок шевелил ее распущенные волосы. Потом она скрылась на улице Даоис.

Брошюру я скомкал и выбросил. Желание погреться на солнышке пропало. Я закурил и пошел домой. Что еще можно было делать при полном отсутствии денег?

Это произошло в конце сентября. Был на редкость солнечный день. А потом погода в Мадриде испортилась.

2

Бывают истории, о которых не скажешь точно, когда они начались и когда закончились, если они вообще когда-нибудь кончаются. Эта, возможно, началась примерно через месяц после того, как начальник службы безопасности компании «Транссегур» вызвал меня и объявил, что очень доволен моей службой и обязательно позвонит, когда у них снова появится вакансия.

Всего три месяца я носил хорошо отглаженную синюю форму с дешевым пистолетом системы «габилондо» калибра 9 мм на поясе. Наша группа охранников имела в своем распоряжении машину типа «фургон», на которой мы объезжали в конце дня десятка полтора небольших фирм, забирали у них дневную выручку и развозили по банкам. Моей зарплаты хватало на еду и даже на уплату кое-каких старых долгов.

Вот почему, собственно говоря, в тот день, когда в половине двенадцатого раздался звонок в дверь, я еще лежал в постели.

Накинув старый шелковый халат времен моей боксерской молодости, я отправился открывать.

Он вошел и крепко меня обнял. Волнистые, как и прежде, каштановые волосы, широкая улыбка, отличный костюм.

– Тони, старик! Сколько лет!..

Следом за ним молча переступил порог какой-то тип, медленно закрывший за собой дверь. Худой, жилистый, одетый с продуманной элегантностью, свидетельствующей о наличии собственного портного. Ему было лет шестьдесят. Бледное лицо казалось напудренным фиолетовым тальком и светилось каким-то фосфорическим мертвым светом, придававшим ему выражение ледяного спокойствия.

Другой все еще обнимал меня за плечи.

– Ты прекрасно выглядишь, старик. Как я рад нашей встрече! Ну-ка, дай посмотреть на тебя!

Красивое загорелое лицо без единой морщины, довольная улыбка, немного напоминающая домашнего кота, закормленного цыплятами.

– Луисито Роблес, – наконец произнес я.

– Тони! – повторял он, хлопая меня по спине. – Совсем не изменился, дружище… разве что чуть-чуть располнел. Не следишь за собой, а? Что же мы стоим! Можно войти?

– Ты уже вошел.

Он выпустил меня и огляделся,

– Твоя квартира? Неплохо, совсем неплохо. Небольшая, конечно, но уютная. Мне нравится, правда-правда, очень нравится. Может, предложишь нам чашечку кофе?

Если, конечно, мы не помешали…

– Не помешали. Пора вставать.

– Дон Луис… – произнес незнакомый тип хриплым голосом. – Надеюсь, мы не опоздаем на Совет? – Он все еще стоял в дверях и оглядывался. На меня он смотрел так, как будто хотел спросить, что я тут делаю.

– Я, кажется, вас не представил?

Я отрицательно покачал головой.

Мужчина вперил в меня глазки, похожие на обсосанные ледышки.

– Дельбо… мой друг Антонио Карпинтеро. – Он похлопал меня по плечу. Отличный парень.

Мужчина слегка наклонил голову, я сделал то же самое.

– Зови меня Тони Романо, Луис.

– Ха-ха-ха! Ну да! – Он снова похлопал меня по плечу. – Конечно, я буду тебя так звать! Совсем забыл…Тони Романо!

– Дон Луис, простите, но я вынужден напомнить, что мы не можем опаздывать на заседание Совета акционеров. – Он взглянул на часы. – Через двадцать минут начало.

– Десять минут, Дельбо. Всего десять минут на чашечку кофе, идет?

– Я тебе его сварю за четыре минуты.

– Вот видишь, Дельбо? Не будь вредным, поезжай сам… Скажи хозяйке, что я скоро подъеду, это займет совсем немного времени. Кроме того, они всегда чуть-чуть запаздывают, ты же знаешь.

Мужчина по имени Дельбо внимательно посмотрел на Луиса глазами-ледышками и кивнул.

Он вышел, не попрощавшись, так же бесшумно, как вошел. Резким движением я откинул кровать, превратив ее в софу. Луис спокойно сел и закурил, мурлыкая себе под нос старую мелодию.

Я пошел на кухню варить кофе.

– Кто он, этот твой приятель? – крикнул я оттуда.

– Дельбо? – Казалось, он задумался на мгновение. – Шеф нашего отдела безопасности… очень компетентный человек… тупица, каких мало… иногда он воображает себя моей нянькой. – Вдруг он громко спросил: – Слушай, как давно мы не виделись?

– Больше двадцати лет.

– Я много думаю о нас… о том времени… Надо встречаться почаще… Ты должен прийти к нам поужинать, я тебя познакомлю с женой. – Я кивнул. Он откинулся на софе и снизу посмотрел на меня: – А ты как живешь?

– Сам видишь: постарел, пополнел.

– Животик отрастил.

Я пощупал свой живот через халат. Вот уж не предполагал, что это так заметно.

Вода вскипела, я вылил ее в кофейник. Потом поставил поднос с чашками и сахарницей на столик и сел в единственное в моем доме кресло.

Кофе мы выпили молча.

– Знаешь, кого я часто встречаю в последнее время? – вдруг спросил он, усмехаясь. – Паулино.

Помнишь его? Совсем не изменился, такой же, как прежде… Тебя он уважает. Все еще не забыл, как ты однажды спас его от гауптвахты.

– Паулино… – я напряг память. – Паулино…

– Ну, старик, постарайся вспомнить…

– А волосы у него выросли?

Он рассмеялся.

– Так и знал, что ты вспомнишь. Да нет, по-прежнему тратит уйму денег на докторов, лечится от облысения…

Надо бы почаще встречаться. Тони… Иногда мы с ним бываем в баре «Рудольф» на улице Пелайос… Собственно говоря, только там и встречаемся.

Я развел руками и молча кивнул. Кофе был выпит. Воцарилась мертвая тишина, как в аквариуме.

– У тебя найдется что-нибудь покрепче? – неожиданно спросил он.

– Джин. Будешь?

– Пожалуй. Один глоточек, не больше.

Я принес бутылку и чистый стакан. Он опрокинул его залпом без льда, даже не поморщившись. Только языком прищелкнул.

– Прекрасный джин.

– Как-нибудь расскажу, где я его беру. Не хуже английского.

Он снова откинулся на софе. Надо же, совсем не изменился. Если и изменился чуть-чуть, то в лучшую сторону.

Когда мы были молодыми, девушки оглядывались ему вслед, даже когда он носил форму. Сейчас Луис и вовсе напоминал красавца с рекламы косметического кабинета для мужчин.

Он расслабился, взгляд блуждал где-то далеко. Внезапно он заговорил.

– Мне бы хотелось, чтобы ты познакомился с моим сыном. Тони… Ему сейчас столько, сколько нам было в ту пору… Только он другой, понимаешь? Я хочу сказать, что он… ну как бы это лучше выразиться… он не похож на нашу семью… Сейчас он в Калифорнии… путешествует… хочет стать художником, человеком искусства. Его не интересуют деньги и вся эта ерунда. – Глаза моего друга светились странным светом, что-то среднее между надеждой и любовью. – Он очень независимый и культурный парень с прогрессивными взглядами… Прости, Тони, тебе скучно?

– Нет.

– Мне тяжело, я очень скучаю по нему. Взял и уехал, как бы ушел из дома… Ему было противно, понимаешь?

Деньги его не интересуют.

– Это я понял. Когда он уехал?

– Три месяца назад, – произнес он упавшим голосом.

– Рано или поздно дети уходят из дома, не надо так переживать.

– Конечно… Ну а ты так и не женился? Детей у тебя нет?

– Насколько я знаю, нет.

Он рассмеялся.

– Уже прошло десять минут. Тебя будут ругать, – сказал я в шутку.

Его как пружиной подбросило. Он взглянул на часы и ужаснулся.

– Бог мой! И правда… мне так хорошо у тебя.

Потом направился к двери и открыл ее. Я шел следом.

– Мне нужно много чего рассказать тебе. Тони. Много разных вещей.

– Мне тоже, но в другой раз. У тебя ведь совещание…

– Пошли они со своим совещанием и со своим Советом акционеров… Лучше защищайся, старик!

Он выставил вперед левую ногу, слегка наклонился и поставил руки, как я его когда-то учил. Потом начал наносить мне удары в голову и в печень. Отражать его атаку было трудно. Двигался он хорошо, раскачиваясь и пританцовывая в стиле Касиуса Клея. Глаза у него блестели.

– Давай, давай… прикрывайся.

– Спокойно, Луис, спокойно… – Я отступил к софе. – Мне не хочется причинить тебе боль.

Отступив к софе, я сделал обманный выпад, наклонился, как бы готовясь к апперкоту левой, известный прием Перико Фернандеса, а сам нанес короткий и не очень сильный удар правой в солнечное сплетение. Он замычал и сел на пол.

– Ох, черт возьми! – Пощупал грудь и начал с шумом вдыхать и выдыхать воздух. На его красивых губах застыла гримаса боли. – Ты достал меня, старик.

– Прости, Луис, не люблю, когда меня бьют.

Он легко вскочил на ноги и привел в порядок свой костюм.

– Не сердись, пожалуйста.

– Да что ты, Луис.

– Ты не обиделся?

– Нет.

– Правда?

Он широко улыбнулся и похлопал меня по спине.

– Очень рад, что мы повидались. Теперь будем встречаться чаще. Я уже говорил, что должен многое рассказать тебе. Позвоню на днях, идет?

– Договорились, только телефон запиши.

Он вынул ручку с золотым пером и записную книжку из натуральной крокодиловой кожи, и я продиктовал номер своего телефона.

Прежде чем уйти, Луис снова похлопал меня по спине.

Я стоял и слушал, как затихают на лестнице его шаги.

Потом закрыл дверь и прошелся по комнате. Пустые чашки, сигаретные окурки. Призрак, вернувшийся из двадцатилетней разлуки. Потом пощупал свой живот.

Значит, я стал старым и толстым.

Прежде чем выйти из дома, я тридцать раз отжался и почувствовал, как заныли мышцы брюшного пресса.

Когда мы с Луисом были друзьями, я отжимался по восемьдесят раз подряд

Несколько дней спустя я проснулся ночью от каких-то странных зеленых сполохов, отражавшихся в стеклах балконных дверей Сев в кровати, я сильно потер глаза.

Склонность к мистике и галлюцинациям за мной не водится, но зеленые огни то зажигались, то гасли, как будто кто-то посылал мне тайные кодированные сигналы.

Я подошел к балкону и открыл двери. На углу площади Пуэрта-дель-Соль на крыше высокого дома, того. где находится кондитерская "Пастелерия Мальоркина", монтировали новую неоновую рекламу: длинный ряд зеленых огней, а над ними лицо женщины, улыбавшейся мне через определенные промежутки времени. Женщина была красивой – короткие черные волосы, обворожительная белозубая улыбка. В руках она что-то держала, но я не понял, что именно, в том месте еще не подключили огни.

Я закрыл балконную дверь. Кодированные сигналы внезапно прекратились.

Луис Роблес так мне ничего и не рассказал. Он не позвонил.

3

Старик Драпер когда-то имел частное сыскное агентство в одном из престижных районов Мадрида и временами давал мне подработать. Но агентство разорилось, и он стал хозяином конторы по взыскиванию невыплаченных долгов и кредитов. В конторе работали сам старик, его сын Херардо, уже более десяти лет пытавшийся получить диплом юриста, и секретарша по имени Пурита, которая в конце концов вышла замуж за сына хозяина. Контора находилась на улице Конде-де-Хиксена в старой квартире, принадлежавшей раньше двоюродной бабушке хозяина.

На вид Драпер был упитанным старикашкой с аккуратно зачесанными назад волосами и претензией на элегантность. Но стоять рядом с ним было совершенно невозможно, потому что у него изо рта вечно несло какой-то тухлятиной. Он уволился в свое время из полиции в должности старшего комиссара одного из полицейских участков Барселоны. Поговаривали о какой-то грязной истории, связанной с четырнадцатилетней девочкой. Историю так и не удалось полностью распутать.

Старик сидел в своем кабинете за письменным столом под красное дерево и поигрывал перочинным ножиком.

– Сейчас с работой туго. Тони, сам знаешь. Люди предпочитают не взыскивать долги, лишь бы не ввязываться в тяжбу. Врожденная леность испанцев, вот как я это расцениваю. В нашей стране теперь никого не сажают в тюрьму. Нам не хватает духа свободного предпринимательства, в современном смысле слова, а без этого страна но может развиваться. Хочешь, я тебе скажу одну вещь?

Мы перепутали возврат к свободе с развратом.

– Интересная мысль, Драпер, сказал я. Благо дарю за лекцию. Какая-нибудь работа для меня найдется?

– Какая-нибудь работа всегда найдется, но в штат я тебя взять не могу, слишком дорого обходятся социальные выплаты.

– Я не прошусь к тебе в штат, Драпер. Мне нужна работа.

– Понимаю… Давай посмотрим, может, что-нибудь и найдем.

Он порылся в бумагах, наваленных на столе, и извлек пачку счетов. Внимательно полистал их и сказал:

– Только ты сможешь провернуть это дело.

– Что за дело?

– Некая Мария Луиса Санчес не выплатила семь взносов за шикарный кухонный гарнитур последней модели, купленный в рассрочку два года назад в магазине фирмы «Эладио». Она оправдывается тем, что муж остался без работы, но ты же понимаешь, компанию это мало волнует. Ну а раз компанию это не волнует, то конторе Драпера тем более наплевать. Сложность заключается в том, что эта дамочка знает назубок все законы, и нам ничего не удается выжать из нее. Херардо уже пытался, – старик вздохнул. – Не могу же я его бросить только на это дело.

Знаешь, он… – Драпер замялся, – он скорее законник, ну а ты…

– Сколько задолжала сеньора?

– Двести тысяч.

– Разве бывают кухонные гарнитуры в такую цену?

– Ты как с луны свалился, право же, Тони… за двести кусков сейчас купишь разве что дровяную плиту. Этой дамочке гарнитур обошелся в полмиллиона, сумма немалая, но зато туда входят холодильник, морозилка, электроплита, полный набор мебели, подвесные полки… Если бы ты знал, сколько мой сын заплатил недавно за микроволновую печь… – Он тяжело вздохнул.

– Микроволновая печь – другое дело, без нее не обойтись. Ладно, сколько с этого дела буду иметь я?

– Десять процентов, как всегда. Но ты должен выбить из нее не меньше ста тысяч, иначе мне невыгодно. Запомни: не меньше ста тысяч.

– Согласен.

– Твои расходы я не оплачиваю.

– Я сказал, что согласен. Где она живет?

– Район Сиудад-де-лос-Анхелес, квартал «Г», улица Уррутия, 22, третий этаж, квартира «Ф». Как ты намерен действовать?

– Подумаю по дороге. – Я записал адрес. – Можешь дать мне тысячу песет аванса?

Какое-то время его одолевали сомнения, но потом он все же решился. Открыл ящик стола, вытащил металлическую коробку, извлек из нее зеленую купюру с изображением поэта и политического деятеля Эчегарая и протянул ее мне с таким отвращением, как будто это была живая крыса, вместе с пачкой счетов, аккуратно разложенных по месяцам.

– Я ценю тебя. Тони, и всегда относился к тебе, как к сыну. Если бы Херардо… если бы у Херардо дела шли получше, я бы снова открыл агентство. Сейчас, при демократии, работы хватает. Но сам знаешь…

– Знаю.

– В нашей профессии, да и в любой другой тоже, секрет успеха в том, чтобы экономить на зарплате. Ты знаешь, во что обходится выплата зарплаты? Социальное страхование, оплаченный отпуск, болезни… ты себе представить не можешь, в какую копеечку это влетает.

– Почему же? Вполне представляю, Драпер. – Я встал.

– Закончишь это дело, постараюсь подыскать еще что-нибудь… Какая-нибудь работа всегда найдется, вот увидишь.

Я уже собирался попрощаться, но в этот момент дверь распахнулась, и в кабинет ввалился сын Драпера, Херардо, франтоватый блодин лет тридцати.

– Там за тобой пришли. Тони! – выпалил он. – Сидят и ждут в вестибюле!

– Кто ждет? Говори толком! – прикрикнул на него Драпер.

– Полиция!

– Полиция? – Я посмотрел на Херардо. – Ты уверен, что они ищут именно меня?

– Да, они только что пришли. Я им сказал, что ты никакого отношения к нашей конторе не имеешь. Мы тебя предупреждали, чтобы ты нас в свои дела не впутывал. – Он разбушевался не на шутку, даже погрозил мне толстым пальцем. – Нас с тобой ничего не связывает, запомни!

– Успокойся, Херардо, – прервал его Драпер, не отрывая в то же время от меня внимательного взгляда. – Не нервничай. Будь это что-то серьезное, они бы не стали ждать. Что случилось. Тони?

– Насколько я знаю, ничего. Сейчас выясним.

– Наверняка что-нибудь сотворил, – ехидно заметил Херардо.

– Откуда они узнали, что ты здесь? – спросил Драпер.

Вопрос показался мне очень уместным.

– Из дома я вышел в десять и зашел позавтракать в «Барбиери». – О том, что мне там отпускают в кредит, я говорить не стал. – Это один из двух-трех баров, куда я заглядываю, и почти все мои друзья знают об этом. Возможно, они справились у Баско Рекальде. Я ему сказал, что собираюсь зайти к тебе.

– Баско Рекальде, – заметил Драпер, – я думал, он еще в тюрьме.

– Ему и в баре неплохо, только официантов меняет часто. – Я помахал им рукой и направился к двери. Херардо сжал зубы и плюхнулся в кресло.

– Дай Бог, чтобы обошлось, – пожелал Драпер. – Извини, что не провожаю. Сейчас другие времена, у меня не осталось друзей в полиции.

– Завтра или послезавтра принесу счета.

Я вышел в вестибюль.

Среди полицейских, как и среди садовников, продавцов лотерейных билетов, финансовых инспекторов, встречаются разные типы. Те, что ожидали меня, перелистывая старые журналы, представляли собой современный тип блюстителей порядка, то есть они совсем не были похожи на полицейских.

Один – высокий и бородатый – носил очки. На вид ему не было и тридцати. Одет он был в желтый свитер и джинсы. Второй – без очков и бороды – был пониже и покрепче. Даже манеры у них были не как у полицейских.

Очкастый поднялся мне навстречу, второй продолжал сидеть. Он внимательно наблюдал за мной, не выпуская из рук журнала.

– Сеньор Карпинтеро? – поинтересовался очкастый.

– Он самый.

– Полиция, – сказал тот, что сидел. Потом бросил на стол журнал и встал. Этот действительно был крепким парнем: широкие плечи, узкая талия. – Пройдемте с нами, пожалуйста.

– Куда?

– Потом узнаете. Мы вас ищем все утро и очень спешим.

– Прекрасно. Ничего не имею против сотрудничества с полицией. Вас не затруднит предъявить удостоверения?

Они показали свои жетоны, которые не вызвали у меня подозрений.

– Пошли, – приказал бородатый и открыл дверь Второй пропустил меня вперед. Парни были хорошо обучены.

Зеленый «Сеат-127» был припаркован вторым рядом напротив фирмы «Гадес». Они уселись впереди, оставив мне все заднее сиденье. Бородатый включил мотор, крбпыш занялся рацией.

– Омега-два, омега-два, – произнес он. – Сообщите комиссару, что мы нашли сеньора Карпинтеро и возвращаемся. Конец связи.

Мы проехали мимо Главного управления безопасности на Пуэрта-дель-Соль, и я понял, что представления не имею, куда они меня везут.

– Если это не государственная тайна, хотелось бы знать, куда мы направляемся, – спросил я.

– Вас ждет комиссар Фрутос, – ответил бородатый.

– Фрутос? Кажется, мы с ним знакомы.

– Кажется, да.

– Я думал, он уже на пенсии.

– Ничуть не бывало, – ответил бородач с известной долей иронии. Такие, как он, не уходят на пенсию. Выхлопотал себе продление срока службы и стал старшим комиссаром.

– Вот как!

– И это называется перемены! Новая политика министерства. Чем старее, тем лучше!

– Старина Фрутос! Стало быть, он сейчас начальник уголовной полиции?

– Совершенно верно.

– Значит, дело серьезное. Старший комиссар обычно сиднем сидит у себя в кабинете, даром вставать с кресла не любит.

Тот, что вел машину, резко обернулся и в упор посмотрел на меня.

Шутки кончились. Полиция не любит, чтобы чужие совали нос в ее дела. Сработала "честь мундира".

– Он из наших, Висенте… комиссар меня предупредил, – пришел мне на помощь второй. – Его уволили пять лет назад.

– Шесть, – уточнил я. – И не уволили. Я вышел в запас по собственному желанию на неопределенное время.

Бородач снова повернулся ко мне и сказал серьезно:

– Правильно сделали. Если бы можно было найти другую работу, я бы большего добился в жизни.

– Что нужно от меня Фрутосу?

– Он сам скажет. Наше дело доставить вас.

4

Дом был трехэтажным. Вдоль литой решетки, обвитой плющом, росли ели. У ворот стояли две полицейские машины белого цвета, «скорая помощь», темный фургон и четыре частных автомобиля, в двух из них сиденья были обтянуты настоящей кожей.

Бородатый притормозил рядом с частными машинами и указал мне на калитку с блестящей медной пластинкой, на которой были выгравированы всего два слова: "Вилла Кристина". Мы вошли в сад.

Несколько полицейских курили, болтали, ходили по тщательно ухоженным, замысловато подстриженным газонам. В центре сада виднелся пруд, возможно даже с рыбками. Повсюду росли цветы, в уютных уголках стояли каменные скамейки. Полицейские внимательно сг-этрели, как мы шли по дорожке к белой мраморной лестнице, ведущей в. дом. Поднявшись по ней, мы попали в просторный остекленный холл, обставленный легкой металлической мебелью, выкрашенной в белый цвет.

Бородатый кивнул в направлении огромной комнаты рядом с холлом. Я вошел, они остались. В комнате было полно людей, все говорили шепотом. Хорошо одетые, тщательно выбритые люди. Обстановка была выдержана в строгом стиле. Нз стенах висели картины, кругом стояли и даже свисали с потолка какие-то странные скульптуры.

В глубине виднелась дверь, слева и справа еще две. Все двери были закрыты. Лестница с перилами из красивого старого дерева вела наверх. Я поднял голову и увидел человека, внимательно смотревшего на меня. В его скрипучем голосе сквозило нетерпение.

– Наконец-то ты явился. Поднимайся.

Это был Фрутос, комиссар Фрутос, в окружении своих сотрудников.

Я стал подниматься, держась за перила и ощущая себя намного ниже ростом.

Фрутос стоял на лестничной площадке, покрытой ковром и тоже увешанной картинами. Вдоль стен стояли аитринь! с экзотическими безделушками. Мы прошли в коридор со множеством дверей из толстого дерева. Два офицера национальной полиции сделали вид, что не замечают меня. Два других типа в форме, охранявшие, очевидно, вход в одну из комнат, напротив, внимательно посмотрели на меня.

– Ты почему так долго не появлялся? – спросил Фрутос.

– Я работаю, а не служу в полиции.

Он скривился. Шутки были не по его части. Фрутос совсем не изменился: короткий вздернутый нос, зеленовато-желтое лицо, помятая форма, как будто он спал не раздеваясь. Изменилось только качество формы: добротная ткань, все пуговицы на месте.

– Весьма остроумно, Карпинтеро, весьма.

– Зови меня Тони Романо, Фрутос.

– Не будем терять времени. – Он взял меня за локоть и повел к двери, охраняемой двумя полицейскими, почтительно открывшими ее перед ним.

Мы вошли в очень просторный кабинет. Простенки между высокими окнами были полностью заставлены шкафами с книгами в солидных переплетах. По углам стояли мягкие кресла, на стенах висели образцы старинного оружия. Ноги утопали в толстом ковре. Фрутос остановился в центре кабинета. Кругом царила мертвая тишина. Тишина смерти.

В глубине комнаты на большом столе красного дерева рядом со старинным письменным прибором лежала куча бумаг. Высокая спинка кресла поддерживала обмякшее тело мужчины. Голова его была слегка наклонена*. На нем был полурасстегнутый синий шелковый халат, из-под которого виднелась бежевая пижама. Казалось, он улыбается, но это была не улыбка.

Пуля размозжила челюсти и превратила в месиво всю заднюю часть головы. Пол и спинка кресла были буквально усеяны мелкими осколками костей вперемешку с волосами и кусочками мозга.

В комнате стоял тошнотворно-сладковатый залах крови. На полу рядом с креслом, очень близко от руки, затянутой в тонкую черную перчатку, лежал серебристый «смит-вессон». Я медленно обогнул стол и подошел поближе. Это был Луис Роблес.

– Ну как? – спросил Фрутос.

– Что как? – переспросил я.

Фрутос собирался что-то сказать, но в этот момент распахнулась дверь, и в комнату вошли двое мужчин, направившихся прямо к столу.

Одного я сразу узнал, хотя мы давно не встречались: худой, с лицом, слепленным из одних острых углов и с быстрым взглядом, свойственным сообразительным людям. Это был Курро Овандо, заведующий баллистической лабораторией. Его помощника, серьезного парня родом из Малаги, звали Кармело. Он отпустил усы, и в первый момент я его не узнал. Оба поздоровались со мной наклоном головы. Я сделал то же самое.

– Окончательные выводы делать рано, комиссар, – заявил Овандо. – Могу только сказать почти с полной уверенностью, что выстрел был произведен с очень близкого расстояния. Использован специальный бронебойный патрон. Он помолчал. – Именно этим объясняется характер повреждений черепа.

– Спасибо, Овандо, – сказал Фрутос.

– Полный доклад я вам представлю в самое ближайшее время. – Они снова молча поклонились и направились к двери. Фрутос повернулся ко мне.

– Вот какие дела. – Он посмотрел мне в глаза. – Самоубийство.

– Луис, – прошептал я.

– Ты должен рассказать мне кое-что. – Фрутос буквально впился в меня взглядом. – Слышишь, Карпинтеро, ты должен мне кое-что рассказать.

Я снова посмотрел на Луиса. Мне приходилось видеть немало трупов, я бы сказал, даже слишком много, все они отличаются необыкновенным спокойствием и невозмутимостью. Живому человеку не под силу изобразить такое спокойствие.

В этот момент я заметил, что на другой руке у него не было перчатки.

– Когда наконец кончится этот театр, комиссар? – неожиданно прорычал кто-то у нас за спиной. Мы обернулись. Коренастый мужчина с отечным лицом в красных прожилках рассерженно размахивал руками. Голос у него был натужным и грубым. – Сколько мы еще должны ждать, чтобы унесли труп? Ответьте мне, комиссар, и я буду знать, идти ли домой обедать или возвращаться в суд.

Фрутос крепко сдавил мой локоть – привычка, приобретенная в результате многолетней практики задержания преступников, – и вывел из комнаты. Он ничего не ответил сердитому мужчине, и тот посторонился, пропуская нас.

– Спасибо, комиссар, – прорычал он.

– Не за что, судья.

– Немедленно унести труп! – приказал судья мужчинам в белых халатах, стоявшим поблизости с носилками.

Мы с Фрутосом спустились по лестнице. Он все еще держал меня за локоть. В холле было полно полицейских и людей в штатском. Увидев Фрутоса, все они вытянулись по стойке «смирно». Через холл прошли санитары с носилками, на которых лежал покрытый простыней труп Луиса. Вскоре послышалась сирена "скорой помощи". Я не понимал, почему так торопятся увезти Луиса в морг.