Текст книги "Путешествия. Дневники"

Автор книги: Христофор Колумб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Он передал им все товары, которые в свое время короли велели закупать для менового торга – и было этих товаров немало, – и, кроме того, разрешил им менять на золото все, что осталось на корабле, выброшенном на мель.

Им даны были годовые запасы зерна и сухарей, вино, артиллерийское вооружение, лодка, чтобы они могли, будучи в своем большинстве моряками, совершать в благоприятное для плавания по морю время рейды в поисках золотого рудника: адмирал желал по возвращении обнаружить на этой земле много золота и найти место, где можно было бы заложить поселение. Дело в том, что эта гавань не удовлетворяла его главным образом потому, что, по слухам, золото доставлялось сюда с востока, а следовательно, и город надо было построить восточнее, тем более, что в этом случае он оказался бы ближе к Испании [78]78
  [78] Любопытное противоречие в записях – 26 декабря отмечалось, что бухта Навидад идеальное место для сооружения крепости и что богу угодно было посадить «Санта Марию» на мель только для того, чтобы испанцы могли оценить выгоды злосчастной бухты. Неделю спустя в «Дневнике» отмечается, что бухта Навидад отнюдь не лучшее место для закладки города и крепости. А в записи от 6 января вновь отмечается, что для основания поселения нет места удобнее, чем Навидад. – Прим. перев.


[Закрыть].

Адмирал также оставил им семена и назначил должностных лиц – альгавасила и нотариуса. Среди прочих людей, что остались на острове, были корабельный плотник, конопатчик, хороший пушкарь, знающий толк в фортификации, бондарь, портной, лекарь. Все остальные, говорит он, были моряками.

Четверг, 3 января. Адмирал не отправился сегодня в путь, так как ночью, как он говорит, пришли трое индейцев из числа взятых на Гуанахани и сообщили, что на утро явятся посмотреть на испанцев много индейцев и приведут с собой своих жен. Море было неспокойно, и поэтому нельзя было послать лодку на берег. Адмирал решил отправиться с божьей помощью в путь завтра. Он говорит, что будь с ним каравелла «Пинта», без сомнения он привез бы в Кастилию целую бочку золота, потому что отважился бы продолжать путь, следуя вдоль берегов этих островов. Но имея один корабль, он не может решиться поступить таким образом во избежание помех, которые воспрепятствовали бы возвращению его в Кастилию. Между тем вернуться он должен обязательно, чтобы дать отчет королям о том, что было открыто.

Все подготовив настолько, что оставалось только отправиться в путь, адмирал созвал всех и обратился к тем, кто должен был остаться здесь, со следующей речью, содержащей указания, каковые давал он, будучи человеком разумным и христианином. Во-первых, – помнить о великих милостях, которые бог оказывал ему и всем другим до сей поры, и о ниспосланных богом благах; за это богу должно постоянно воздавать благодарность и надо ввериться его благостыне и милосердию, остерегаясь его обидеть, и уповать во всем на него, вознося к нему молитвы о возвращении адмирала, каковое, с помощью господа, адмирал обещает елико возможно ускорить; с поддержкой же божьей, все остающиеся должны пребывать здесь в великой радости. Во-вторых, – адмирал от имени их высочеств просит, поручает и повелевает, чтобы все подчинялись своему капитану, как ему адмиралу самому, ибо он, адмирал, верит в добрый нрав и преданность [этого капитана]. В-третьих, – чтобы все почитали и премного уважали сеньора и короля Гуаканагари и его касиков и старейшин, или «нитайно», и прочих сеньоров более низкого ранга, и избегали, как смерти, действий, обидных для этих особ, ибо все уже имели случай убедиться, чем обязаны [испанцы] Гуаканагари и прочим, да и сама необходимость вынуждает к тому, чтобы король и люди его оставались довольны теми, кто остается на их земле и под их властью; и прежде всего надо стараться мягким и достойным обращением завоевать доверие короля так, чтобы сохранялись у него чувства любви и приязни, дабы, возвратившись, адмирал нашел Гуаканагари еще более дружественно и благоприятно расположенным, чем ныне. В-четвертых, – адмирал приказывает и горячо просит остающихся, чтобы ни одному индейцу и ни одной индианке не причинялись обиды и утеснения и чтобы ничто не бралось у индейцев вопреки их желаниям. Особенно же следует остерегаться и избегать оскорблений и насилий по отношению к женщинам, ибо от этого возникают поводы для распрей и подается дурной пример индейцам и позорится имя христиан, а индейцы твердо убеждены, что мы все посланцы небесных сил и пришельцы с неба и таковыми нас считают. В-пятых, – адмирал наказал остающимся не отделяться друг от друга, не ходить в одиночку и подвое, не углубляться внутрь страны, если только подобное не будет совершено всей группой, и так вести себя впредь до его возвращения. И паче того, не покидать земли и владений этого короля и сеньора, который так любит их и таким добрым и отзывчивым проявил себя. В-шестых, – адмирал призвал их воодушевиться, дабы претерпеть тяготы одиночества, каковы мало чем отличаются от изгнания, хотя остаться здесь люди согласились по своей воле; и быть мужественными, стойкими, готовыми взять на себя выполнение любого дела, и всегда иметь перед собой примеры лишений минувшего плавания и помнить, как утешил, в конце концов, их господь и как возрадовались они, сперва увидав землю, а затем и богатства: ибо с каждым днем открывалось все больше и больше золота. Великие результаты всегда достигаются трудом и никогда не даются даром. А когда таковые [результаты] уже достигнуты, тогда то, что достигается с трудом, кажется особенно ценным и чем больше трудностей и чем дороже обходится достижение цели, тем большим бывает удовлетворение. В-седьмых, – адмирал поручил остающимся свершить следующее: когда выпадет благоприятное время, должны они будут попросить короля, чтобы тот отправил с ними на каноэ и на той лодке, что здесь остается, индейцев, каковые поведут их [испанцев] к востоку и там индейцы укажут, где родится золото. В тех местах надо будет всем сообща выбрать удобный участок для заложения поселения, ибо этой гаванью адмирал не удовлетворен; также следует набрать побольше золота, которое удастся обрести добром и честным торгом, дабы по возвращении адмирал нашел бы много собранного и добытого таким путем золота. В-восьмых, – и это последний пункт – адмирал заверил остающихся, и обещал испросить для них у королей надлежащие милости и пожалования, ибо воистину их служба и все то, что препоручил он им свершить, заслуживают вознаграждения.

Остающиеся же убедятся, как тароваты на милости католические короли, и будут они, с божьей помощью, утешены по возвращении сюда адмирала. И пусть заранее будут уверены те, кто остается здесь, что отнюдь не безделицей считал адмирал их пребывание тут в качестве залога для своего возвращения, и поэтому память о них не оставит его ни днем, ни ночью; и напротив, забота о тех, кто остался на острове, будет действенной причиной, каковая побудит его ускорить сборы, необходимые для возвращения ⁴⁴.

Остающиеся с готовностью изъявили желание исполнить все, что им было поручено и приказано, и они возложили на адмирала все надежды на поддержку и милости, каковые должен он был привезти им от королей, дабы впредь покойна и тиха была их жизнь. Умоляли они адмирала всегда помнить о них и в возможно короткий срок доставить им радость, каковую они все испытают при его возвращении.

Если бы адмирал знал наверняка, что каравелла «Пинта» благополучно вернется в Испанию с таким капитаном, как этот Мартин Алонсо Пинсон, он не преминул бы свершить то, что входило в его намерения. Но он ничего не знал о Пинсоне и кроме того опасался, что Пинсон, возвратившись в Кастилию, может сообщить королям ложные вести, чтобы избегнуть заслуженной им кары. А такая кара должна быть уделом всякого, кто причинял и причиняет столько зла, покидая флотилию без разрешения и сводя, таким образом, на нет выгоды, которые могли бы быть извлечены из этого плавания.

Так говорит адмирал, полагая, что бог даст ему добрый путь и поможет во всем.

[Встреча с Пинсоном и дальнейшее исследование Эспаньолы]

Пятница, 4 января. На восходе солнца адмирал приказал поднять якоря и при слабом ветре направился на северо-запад, чтобы выйти из полосы мелей через канал более широкий, чем тот, которым пользовались при входе в бухту. Этот канал, так же как и другие, очень удобен для входа в бухту, у берега которой стоит селение, основанное ныне и названное Навидад [рождество].

Наименьшая глубина в нем от трех до девяти локтей. Проходы в бухту идут с северо-запада на юго-восток, следуя направлению больших банок, что протягиваются от Святого мыса до Змеиного мыса на расстоянии шести лиг и вдаются в море на добрых три лиги. У Святого мыса наибольшая глубина 7 локтей, и к востоку от него, со стороны берега, простирается пояс мелей, в котором есть, однако, проходы. Низкий песчаный берег идет с северо-северо-запада на юго-юго-восток. Он совершенно плоский, и горы отступают в этих местах от моря на расстояние в четыре лиги. Горные цепи в глубине страны очень высоки. Весь край густо населен. Имеется много больших селений, и в них проживают хорошие люди, как-то показал пример общения их с христианами.

Адмирал, выйдя из бухты, направился на восток в сторону большой горы, которая издали казалась островом. На самом же деле она соединяется с сушей узким и низким перешейком. Эту гору, имеющую форму боевого шатра, адмирал назвал горой Христа (Monte Christo). Она расположена прямо на восток от Святого мыса, на расстоянии 18 лиг от него.

В этот день из-за слабого ветра не удалось дойти до горы Христа: к ночи до нее оставалось еще шесть лиг. Адмирал открыл четыре песчаных островка, связанных с большой отмелью, вытянутой с северо-запада на юго-восток.

За этой отмелью располагался большой залив, который врезывался в берег к юго-востоку от горы Христа и в этом направлении протягивался на добрых двадцать лиг. Этот залив должен быть очень мелким. В него впадает немало рек, но все они не судоходны, хотя моряк, который был послан на поиски «Пинты», и говорил, будто видел реку, в которую могут входить корабли.

Корабль стал на якорь в шести лигах от горы Христа, в месте, где глубина моря была 19 локтей, и пробыл здесь всю ночь. Адмирал советует всем, кто направляется к селению Навидад, ознакомиться сперва с берегами у горы Христа и плыть от них на расстоянии более чем в две лиги. Он сам, однако, так не поступил, потому что все берега в этой стороне были ему известны.

Адмирал заключает, что страна Сипанго расположена на этом острове, и в ней есть много золота, пряностей, благовонной смолы и ревеня.

Суббота, 5 января. Перед тем как взошло солнце, адмирал отправился в путь при ветре, дующем с суши. Но затем подул восточный ветер, и он направился на востоко-юго-восток, а затем на юго-юго-восток, чтобы дойти до бухты, которая показалась между горой Христа и одним островком, и там стать на якорь с наступлением ночи.

Он прошел шесть лиг, отделявших его от горы Христа, и везде глубина моря была не менее 17 локтей, а дно чистое, и проследовал еще на три лиги при таких же глубинах.

Затем глубина уменьшилась до 12 локтей и так было, пока он не дошел до впадающего в море выступа горы Христа. Дальше на протяжении лиги глубина была 9 локтей, дно чистое, усеянное тонким песком. У входа в бухту, между горой и островом, дно оказалось на глубине 3¹/₂ локтей во время отлива. Адмирал вошел в бухту и стал в ней на якорь.

Он отправился на лодке на островок и нашел там золу и человеческие следы – признак пребывания здесь рыболовов.

На побережье он видел множество разноцветных камней – тут были целые россыпи прекрасных на вид камней, превосходно обработанных самой природой, и адмирал говорит, что эти камни, подобно найденным на островке Сан-Сальвадор, пригодны для постройки церквей и для сооружений красивых зданий.

Он нашел здесь, на этом островке, много мастичных деревьев. Гора Христа, по его словам, очень красива и высока, изящна по форме и окружена морем и низкой, приятной на вид равниной. Она так высока, что издали кажется островом. За этой горой, к востоку, на расстоянии в 24 мили от нее, адмирал видел мыс, который он назвал Телячьим (Cabo del Веzerro). От этого мыса к горе тянутся, по крайней мере на добрых две лиги, цепи мелей. Но адмиралу показалось, что среди отмелей были проходы, через которые можно было проникнуть к берегу. Необходимо только плыть в этих местах днем, выслав лодку вперед для промеров глубин. От горы до Телячьего мыса – четыре лиги, берег везде низкий и очень красивый, но вся прилегающая к берегу часть этой земли гориста, и склоны гор повсеместно возделаны и радуют взор своей прелестью.

В глубине страны с северо-востока на юго-запад идет горная цепь, красивейшая из всех, которые приходилось адмиралу видеть, и очень похожа она на кордовские горы.

Еще дальше видны на юге и юго-востоке высокие горы и широчайшие зеленые долины, в которых текут большие реки. Все это так умиротворяет взор и так прекрасно, что адмирал говорит, будто и в тысячной доле нельзя передать очарование этих мест. К востоку от горы Христа, за Телячьим мысом, видна земля, которая кажется горою. По величине и красоте эта гора не уступает горе Христа. На северо-востоке, четверть к востоку от этой горы, расположена не столь высокая земля, и до нее отсюда расстояние сто миль или около того.

Воскресенье, 6 января. Эта бухта защищена от всех ветров, кроме северного и северо-западного. Но ветры этих направлений дуют здесь редко, да к тому же от них можно укрыться за островком. Глубина бухты до четырех локтей.

На восходе солнца адмирал приказал поднять паруса, чтобы следовать дальше вдоль берега, который все время шел к востоку. Однако прямо на восток не всегда можно было держать курс, из-за многочисленных банок, мелей и подводных камней, часто встречающихся у побережья. Но за этими отмелями есть на берегу удобные бухты, куда ведут доступные для кораблей проходы.

После полудня подул сильный ветер. Адмирал приказал одному моряку подняться на вершину мачты, чтобы высмотреть, где есть проходы среди мелей. Моряк этот увидел вдали каравеллу «Пинту», которая шла вдоль берега под ветром с кормы.

«Пинта» приблизилась к «Нинье», но ни тот, ни другой корабль не мог из-за мелей стать на якорь, и адмирал возвратился к горе Христа, на десять лиг к западу, а «Пинта» шла вместе с ним.

Мартин Алонсо Пинсон явился на «Нинью» к адмиралу, принес ему извинения и заявил, что он покинул флотилию против, своей воли и привел тому доказательства. Адмирал, однако, говорит, что все эти доказательства были ложны и что из гордыни и жадности Пинсон ушел от него в ту ночь. И он добавляет, что не знает, откуда взялась у Пинсона эта гордыня и чем объяснить бесстыдство, которое он проявлял на протяжении всего путешествия. Адмирал скрыл, однако, свои чувства, не желая потакать сатане, который стремился помешать ему в этом плавании и изрядно мешал до сих пор. От одного индейца, из числа переданных в свое время на «Пинту», Пинсон узнал, что на острове, который называется Банеке, есть много золота. У Пинсона был легкий и ходкий корабль, и он решил поэтому отделиться от флотилии и идти дальше, ради своей собственной выгоды, бросив адмирала. Адмирал же желал задержаться [в открытых землях], плавая вдоль берегов Хуаны и Эспаньолы, так как то были дороги к востоку.

Затем, говорит адмирал, Мартин Алонсо направился к Эспаньоле, потому что от индейцев он получил сведения, что на этом острове, который, называется у них Бохио, есть много золота и имеются золотые рудники. Поэтому-то он подошел к берегу Эспаньолы и пробыл более двадцати дней в одной бухте, расположенной в 15 лигах от Навидада.

Таким образом, оказались верными сообщения индейцев, побудившие короля Гуаканагари отправить к «Пинте» каноэ, на котором адмирал послал своего человека. Но каноэ это явилось к тому месту, где находилась «Пинта», когда последняя уже вышла в море. Адмирал говорил, что на «Пинте» накопилось много золота, потому что за наконечник агухеты Пинсону давали куски золота, толщиной в два пальца, а порой и в руку. Пинсон брал себе половину всего приобретенного золота, а другую половину делил между своими людьми. Адмирал добавляет, обращаясь к королям: «Итак, государи-повелители, я сознаю, что чудесным образом повелел господь оставить здесь тот корабль [«Санта-Марию»], потому что место это наилучшее на всем острове для основания поселения и лежит поблизости от золотых рудников».

Также говорит он, что узнал, будто за островом Хуаной, к югу от него, есть другой большой остров, и на нем золота гораздо больше, чем на Эспаньоле, и столько его, что там собирают куски золота крупнее куриного яйца. На Эспаньоле добывают в рудниках золото в зернах не более пшеничных.

Тот остров называют индейцы «Яамайе».

Адмирал узнал также, что к востоку от Эспаньолы есть остров, на котором живут лишь одни женщины, и об этом говорили ему многие [79]79
  [79] См. комментарий к письму Сантахелю и Санчесу. – Прим. перев.


[Закрыть]. А остров Эспаньола и другой остров – Яамайе – лежат близ материковой земли, на расстоянии от нее в десять дневных переходов на каноэ, или в 60-70 лигах, и на материковой земле люди ходят в одежде.

Понедельник, 7 января. В этот день брали воду для каравеллы и конопатили ее; моряки, которые ходили на берег за дровами, нашли много мастичных деревьев и алоэ.

Вторник, 8 января. Дул сильный ветер с востока и юго-востока, и поэтому адмирал не вышел в море. Он приказал снабдить каравеллу дровами, водой и всем необходимым на весь [обратный] путь. Он имел намеренье проследовать вдоль всего берега Эспаньолы, но не мог осуществить намеченного замысла, ибо люди, которых он назначил капитанами, – братья Мартин Алонсо и Висенте Яньес Пинсоны – и другие, следовавшие их примеру, невзирая на честь, оказанную им адмиралом, обуреваемые гордыней и жадностью, считали, что все должно принадлежать только им одним, и не подчинялись и не желали подчиняться распоряжениям адмирала и говорили о нем неподобающее и недостойное; а Мартин Алонсо бросил адмирала 21 ноября и был в отлучке до 6 января без оснований и без причин – только в силу своего непослушания. И все это адмирал должен был молча терпеть, чтобы довести до благополучного конца свое плавание. И он вынужден был скрывать свои чувства, потому что имел дело с людьми распущенными, и хотя, говорит он, были у него с собой надежные спутники, но не время было карать виновных. Вот почему адмирал решил возвратиться [в Кастилию] возможно скорее и не задерживаться в этих местах.

Адмирал отправился осматривать реку, которая впадала в море на расстоянии большой лиги к юго-юго-западу от горы Христа. Здесь моряки брали воду для пополнения корабельных запасов. Он обнаружил, что песок в устье реки (весьма большой и глубокой) содержит очень много золота, хотя и мелкого, и предположил, что золотые зерна дробятся по пути от верховьев к устью и что выше по течению и на небольшом расстоянии от моря можно будет найти куски золота величиною с чечевицу. Но мелкого золота было здесь огромное количество⁴⁵.

Так как был час прилива и в устье пресная вода смешивалась с соленой, адмирал приказал подняться вверх по реке на расстояние брошенного камня. Моряки наполнили там два бочонка, опуская их в воду с лодки, а когда вернулись на корабль, увидели, что на обручах сверкают мелкие золотинки. Поэтому адмирал назвал эту реку Золотой (Rio del Ого). В месте впадения в море устье ее пересечено мелью, но выше по течению река эта очень глубока и широка. От нее до селения Навидад 17 лиг. На этом пространстве в море впадает много больших рек; из них особенно приметны три реки, в которых, как полагает адмирал, золота еще больше, чем в Золотой реке, потому что они больше ее, и по ширине почти такие же, как Гвадалквивир в Кордове. От них до золотых рудников нет и двадцати лиг. Адмирал говорит еще, что он не пожелал взять песок, в котором было столько золота, потому что их высочества уже имеют золото у порога своего поселения Навидад.

Единственно, чего он желает, так это скорейшего возвращения, чтобы доставить обо всем вести [королям] и избавиться от дурной компании, в которой он находится: ведь он всегда говорил, что люди эти [Пинсоны] крайне распущенные.

Среда, 9 января. В полночь адмирал приказал поднять якоря и при юго-восточном ветре пошел на востоко-северо-восток. К вечеру он дошел до мыса, расположенного в шестидесяти милях к востоку от горы Христа.

За три часа до наступления ночи, адмирал стал на якорь под прикрытием этого мыса, названного Красным (Punta Roxa).

Он не отважился выйти в море ночью, так как везде вдоль берегов было множество банок и мелей, которые казались опасными до тех пор, пока с ними не ознакомились. Впоследствии же выяснилось, что места эти проходимы, потому что между отмелями были глубокие каналы и удобные якорные стоянки, защищенные от любых ветров.

Везде вдоль берега, от горы Христа до места, где адмирал бросил якорь, за полосой низких равнин возвышались очень красивые горы, и цепи их тянулись с востока на запад. Любо было поглядеть на эти горы, сплошь возделанные и утопающие в зелени. Со склонов их текли многочисленные ручьи. На берегу имеется множество черепах. Моряки поймали несколько черепах на горе Христа, куда эти черепахи приползли откладывать яйца. Они огромны, величиной с большой щит.

Вчера, когда адмирал ходил к Золотой реке, он видел трех сирен (serenas), высунувшихся из воды; но они вовсе не были так красивы, как о них говорят, хотя морды их в самом деле чуть похожи на человеческие лица⁴⁶.

Адмирал говорит, что раньше он видел этих животных в Гвинее, на берегу Манегеты.

Он отмечает, что в следующую ночь с богом отправится в [обратный] путь, нигде не задерживаясь, потому что уже нашел он то, что искал, и еще потому, что не хочет больше терпеть обид от этого Мартина Алонсо, до тех пор, пока их высочества не узнают всего, что случилось и что было сделано в этом путешествии. «А затем, – говорит он, – я уж больше не потерплю оскорблений со стороны дурных и недобросовестных людей, которые осмелились проявить свой нрав с таким неуважением к человеку, оказавшему им большую честь».

Четверг, 10 января. Адмирал покинул место якорной стоянки и к восходу солнца дошел до реки, расположенной в трех лигах к юго-востоку и названной им рекой Благодати (Rio de Gratia). В устье близ восточного берега ее он стал на якорь. У входа в эту реку расположена песчаная мель и очень узкий проход, которым можно проследовать вверх по течению; глубина его не более двух локтей. Но внутренняя часть устья – хорошая, замкнутая гавань, к сожалению, с частыми туманами.

И здесь стояла проклятая каравелла «Пинта», на которой шел Мартин Алонсо Пинсон. Адмирал говорит, что Пинсон пробыл здесь, торгуя с индейцами, 16 дней и приобрел много золота, а этого только Пинсон и желал. А затем, узнав от индейцев, что адмирал находится у берегов того же острова Эспаньолы, и понимая, что ему не миновать встречи с ним, Пинсон направился к адмиралу. Адмирал говорит также, что Пинсон хотел, чтобы люди на «Пинте» присягнули ему в том, что каравелла пробыла на этой реке шесть дней, а не шестнадцать. Но так была явна подлость Пинсона, что невозможно было ее скрыть. У Пинсона, по словам адмирала, было правило – половина всего приобретенного золота доставалась ему. Кроме того, уходя отсюда, он силой захватил четырех индейцев – двух мужчин и двух девушек. Адмирал велел одеть их и высадить на берег, желая, чтобы они возвратились к себе домой.

«Подобный поступок, – пишет он, – направлен на благо ваших высочеств, потому что на этом острове все мужчины и женщины принадлежат вам, так же, как и на прочих островах. Но именно здесь, где ваши высочества имеют уже свою крепость, следует оказывать народам почет и покровительствовать им, тем более, что на Эспаньоле есть столько золота и пряностей, и плодородных земель».

Пятница, 11 января. В полночь при ветре, дующем с берега, адмирал вышел из устья реки Благодати и шел к востоку четыре лиги до мыса Красивого Луга (Bel Prado); к юго-востоку от мыса видна была лигах в восьми гора, которую он назвал Серебряной (Monte de la Plata). На восток, четверть к юго-востоку, от мыса Красивого Луга, лигах в восемнадцати от него находился мыс, названный адмиралом Ангельским мысом (Cabo del Angel).

Между Ангельским мысом и Серебряной горой в берег врезывался залив, вдоль которого видны были прелестнейшие земли на свете, высокие и прекрасные. В глубине страны с востока на запад протягивалась огромная и очень красивая горная цепь. У подошвы Серебряной горы расположена была удобная бухта. У входа в нее глубина была около 14 локтей. Гора же эта была очень высока и прелестна на вид. Вся же местность казалась густо населенной, и адмирал предположил, что здесь должно быть много больших рек и золота.

На восток, четверть к юго-востоку, от Ангельского мыса, в четырех лигах от него виднелся выступ берега, которому адмирал дал имя – мыс Железный (Cabo Hierro), и в том же направлении, но на четыре лиги дальше, лежала коса, названная им Сухой (Punta Seca), а еще дальше, на расстоянии шести лиг от Железного мыса, виден был мыс, который получил имя Круглый (Redondo), и к востоку от него лежал Французский мыс (Cabo Frances), а далее выдавался в море значительный выступ берега, но, казалось, не было близ него удобных якорных стоянок. Далее лежал мыс Доброй погоды (Buen Tiempo) и от него на расстоянии большой лиги к югу, четверть к юго-востоку, находится мыс, который адмирал назвал Обрывистым (Tajado). К югу от него виднелся еще один мыс, до которого было, вероятно, около 15 лиг.

За день адмирал прошел много, так как ветер и течения были попутными. Из-за мелей он не решался стать на якорь, и всю ночь каравелла пролежала в дрейфе.

Суббота, 12 января. В четыре часа утра адмирал направился к востоку при свежем ветре и до наступления дня прошел двадцать миль. За два последующих часа он проделал еще двадцать четыре мили и, увидя на юге в расстоянии 48 миль землю, направился к ней.

Он говорит, что заботясь о сохранности кораблей, прошел этой ночью всего лишь 28 миль к северо-северо-востоку. Оконечность земли, что показалась на юге, адмирал назвал мысом Отца и Сына (Cabo de Padre е Hijo) потому, что в восточной части этого мыса виднелись две отвесных скалы – одна выше другой. За мысом Отца и Сына, на расстоянии двух лиг от него, адмирал заметил огромный и очень красивый залив, врезывающийся в берег между двух больших гор. Залив этот казался удобной гаванью, и в него вел широкий проход.

Но адмирал не желал задерживаться здесь потому, что было еще раннее утро, и потому, что он намерен был использовать северо-северо-западный ветер, учитывая, что в этих местах большую часть времени дуют противные восточные ветры.

Он продолжал свой путь на восток вплоть до обрывистого утеса, который он назвал мысом Влюбленного (Cabo del Enamorado). Этот мыс находился в 32 милях к востоку от уже упомянутого большого залива, названного Священной бухтой (Puerto Sancto). От мыса Влюбленного виден был на расстоянии 12 миль к востоку округлый, высокий и скалистый выступ берега, похожий на мыс Сап Висенте в Португалии.

Будучи на линии мыса Влюбленного, адмирал заметил между этим мысом и уже упомянутым скалистым выступом огромнейший залив, шириной не менее трех лиг, с очень маленьким островком посередине. Глубина его повсюду была значительной, и корабли могли пройти до самого берега. Адмирал бросил якорь на глубине 12 локтей и тотчас же отправил на берег лодку за водой. Он хотел также знать, есть ли на этом берегу люди. Но все местные жители успели уже убежать.

Адмирал решил остановиться здесь, желая узнать, составляет ли земля, у которой брошен был якорь, одно целое с островом Эспаньолой: существование залива заставляло его подозревать, что эта земля была самостоятельным островом. Адмирал был поражен, видя, как велик остров Эспаньола.

Воскресенье, 13 января. Адмирал не мог выйти из этой бухты, потому что не было попутного ветра с суши. А он желал проследовать к другой, лучшей бухте, так как эта была несколько открыта, а также потому, что он намеревался наблюдать 17 января соединение Луны с Солнцем, противостояние Луны с Юпитером и соединение ее с Меркурием, и противостояние Солнца с Юпитером [80]80
  [80] Это место свидетельствует, что адмирал немного знал астрологию, хотя, как кажется, расположение планет указано здесь неправильно по вине дурного переписчика, который снимал копию с [дневника]. – Прим. Лас Касаса.


[Закрыть]. Все эти явления вызывают сильные ветры.

Адмирал послал людей на берег для сбора «ахе». Они встретили группу индейцев, вооруженных луками и стрелами, и вступили с ними в беседу.

Одного из индейцев удалось уговорить отправиться на каравеллу, и адмирал видел его. Он говорит, что у этого индейца черты лица были менее правильны, чем у других местных жителей, которые встречались ему ранее. Лицо его было измазано сажей: таким образом, видимо, повсеместно индейцы имеют обычай раскрашивать себя в разные цвета.

У него были длинные, заброшенные назад и связанные пучком волосы, украшенные воткнутыми в них перьями попугая. Так же, как и прочие индейцы, они наги. Адмирал рассудил, что эти индейцы – карибы, т. е. пожиратели людей, и что большой залив, который вчера он видел, отделяет эту землю от Эспаньолы. Таким образом, земля эта должна быть островом.

Адмирал спросил явившегося на каравеллу индейца о карибах, и тот знаками объяснил, что земля карибов находится поблизости отсюда, на востоке. Адмирал говорит, что эту землю он видел вчера, прежде чем вошел в бухту. Индеец сказал ему, что на земле карибов есть много золота, и, указав на корму каравеллы, добавил, что там имеются куски золота такой величины.

Золото он называл «туоб» и не понимал слова «каона», которым обозначается этот металл у индейцев передней [западной] части острова. Ему неизвестно было и принятое у индейцев Сан-Сальвадора и других островов название «носай». Бронзу (медь) на Эспаньоле также называли «туоб».

Этот индеец рассказал, что на острове Матинино живут одни только женщины и что там много металла «туоб», т. е. золота или бронзы. Остров же этот расположен восточнее страны Кариб.

Индеец говорил также и об острове Гоанин, где есть много «туоб».

Адмирал указывает, что об этих островах он в минувшие дни много слышал уже от других индейцев и что везде, на всех островах, которые он видел, индейцы жили в страхе перед карибами, или, как их некоторые называли, канибами. На Эспаньоле все называют этих людей карибами. Карибы должны быть, по мнению адмирала, людьми отчаянными, потому что бродят они по всем островам и поедают индейцев везде, где удастся им их захватить. Он говорит, что понял некоторые слова, произнесенные индейцем, и поэтому смог извлечь из этого пользу.

Индейцы же, которых он вез с собой, понимали речь этого человека гораздо лучше, чем адмирал, хотя и находили между языком своим и местным разницу, вызванную большим расстоянием, отделяющим их острова от этой земли.

Адмирал приказал накормить индейца и дал ему лоскутки зеленых и красных тканей и стеклянные четки, к которым все индейцы имеют большое пристрастие, а затем отправил его на берег и сказал, чтобы он принес золото, если только оно у него имеется: адмирал полагал, что у этого индейца есть золото, судя по некоторым безделушкам, которыми он себя украсил.