Текст книги "Путешествия. Дневники"

Автор книги: Христофор Колумб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Оба острова лежат у подошвы большого и длинного хребта, который тянется к востоко-юго-востоку. Хребет же этот самый высокий и самый длинный из всех, что поднимаются на этом берегу, где гор бесчисленное множество. Между ними и островами – цепь подводных камней и мелей, подобная банке (banco), и она почти достигает прохода, ведущего в лагуну с южной стороны.

Между низким островом и этой банкой протягивается вторая, меньшая, цепь мелей. Проход между ними глубокий и широкий. В бухту с юго-востока, с ее внутренней стороны, впадает большая и красивая река и такая полноводная, как ни одна из встречавшихся прежде. Вода в ней пресная на всем протяжении до самого моря. У входа в бухту есть мель, но во внутренней части бухта очень глубока – до 8-9 локтей. На берегах ее много пальм и лесов, как и в других местах.

Воскресенье, 25 ноября. Перед восходом солнца адмирал взял лодку и отправился к мысу или выступу берега, к юго-востоку от низкого островка, на расстоянии 1¹/₂ лиг от него, потому что ему казалось, что близ этого мыса должна протекать какая-нибудь хорошая река. Приблизившись к мысу на расстояние двух выстрелов из арбалета, адмирал увидел на его юго-восточной стороне большой ручей с очень приятной водой. Он с большим шумом низвергался с торы. Подойдя к ручью, адмирал заметил в нем блестящие камни с пятнышками цвета золота. И он вспомнил, что в реке Тахо, близ впадения в море, есть золото, и предположил, что оно, вероятно, должно быть и в этом ручье. Адмирал приказал отобрать несколько таких камней, чтобы доставить их королям.

Он находился у ручья, когда корабельные мальчики закричали, что видят сосны. Взглянув на горы, адмирал увидел такие огромные и такие чудесные сосны, что не мог нахвалиться их высотой и мощью. Были они стройные и прямые, как веретено, и он решил, что эти сосны могут пригодиться для постройки кораблей и что из них выйдут мачты и палубные доски для самых больших кораблей Испании.

Адмирал видел здесь дубы и падубы и нашел реку, на которой можно было без труда установить пилу, работающую от водяного колеса. Эта земля и климат ее были самыми здоровыми из всех, которые встречались раньше, благодаря высоте и прелести ее гор. На морском берегу адмирал видел много камней цвета железа и иных, о которых спутники его говорили, что были они из серебряных копей. Все эти камни выносил на берег ручей.

Здесь же адмирал взял лес для реи и бизань-мачты каравеллы «Нинья». Вступив в устье реки, он очутился в бухте, расположенной под самым мысом; у его юго-восточной стороны она была так велика и глубока, что в ней могли бы свободно укрыться сто кораблей, не становясь при этом на якорь. Над бухтой – прекраснее ее ничего еще не видели человеческие глаза – вздымались высочайшие горные цепи, и по склонам их струились чудесные ручьи. Густой лес покрывал горы и, кроме сосен, были там деревья разнообразнейших пород.

Две или три другие реки адмирал оставил позади. Все это адмирал восхваляет перед королями в величественной манере, проявляя радость при мысли, что ему привелось подобное увидеть. И особенно сосны вызывают у него неизъяснимый восторг и упоение, потому что здесь можно соорудить столько кораблей, сколько короли пожелают, стоит только завезти сюда инструменты, – леса же и смолы тут вдоволь. И он утверждает, будто не восхвалил и в сотой доле того, что здесь есть, и молит господа нашего о даровании ему новых и еще больших успехов, хотя все идет как нельзя лучше. И открыты уже земли, леса, травы, плоды и цветы, и встретились люди, а подобные открытия случаются каждый раз и в каждом новом месте на разный лад.

И то же можно сказать о гаванях и реках. И в заключение адмирал говорит, что если у него, человека, который все это видел своими глазами, так велико удивление, то еще большим будет оно у всякого, кто об этом услышит, и что никто не сможет поверить подобному, пока сам не увидит всего.

Понедельник, 26 ноября. На восходе солнца подняли якорь и вышли из расположенной за низким островом бухты св. Катерины. Следовали при малом ветре вдоль берега к юго-западу, по направлению к мысу Клюва (Cabo del Pico), что находился на юго-востоке.

К мысу адмирал подошел лишь вечером, потому что плыть пришлось при затишье. Прибыв к мысу Клюва, адмирал увидел на юго-востоке, четверть к востоку, другой мыс, до которого оставалось 60 миль, а за ним, милях в двадцати, еще один мыс, расположенный почти в том же направлении (юго-восток, четверть к югу), как ему казалось, милях в двадцати. Этому последнему адмирал дал имя «Колокольный мыс» (Cabo de Campana).

Адмирал, однако, не смог в течение дня дойти до этого мыса, так как ветер совершенно стих.

За день было пройдено 32 мили, или 8 лиг. По пути адмирал отметил девять новых и очень значительных бухт, причем все моряки признали их великолепными, и пять больших рек. Шел он вблизи берега, чтобы лучше все рассмотреть.

Эта земля состояла из одних только гор огромной высоты и очень красивых, и не была она ни пустынной, ни скалистой, потому что много было среди гор прелестнейших долин, да и сами горы были доступны и проходимы. И в долинах, и на горных скалах во множестве росли высокие и могучие деревья, своей красотой радующие взор. И, как кажется, среди них было много сосен. За мысом Клюва, к юго-востоку от него, расположены были два островка, протяженностью по две лиги каждый, а за этими островками скрывались три прекрасные бухты и две большие реки. Нигде на берегу не видно было человеческого жилья. Но, должно быть, люди обитали в этих местах и признаки их пребывания имелись, ибо везде, где бы ни выходили [моряки] на берег, они видели следы людей и погасшие костры. Адмирал полагал, что земля, которая сегодня показалась к юго-востоку от Колокольного мыса, была островом, что у индейцев зовется Бохио. Так думал он, потому что Колокольный мыс был отделен морем от виднеющейся вдали земли.

Все индейцы, которых доныне встречал на своем пути адмирал, говорили ему, что они испытывают величайший страх перед каннибалами, или канибами. Люди эти, по словам индейцев, живут на острове Бохио, очень большом, как им кажется, и, нападая на индейцев, увозят их в плен и разоряют их дома и земли; индейцы же народ робкий и не знающий оружия.

Адмирал считает, что именно по этой причине индейцы на Гуанахани не селятся на побережье, чтобы не оказаться по соседству с землей каннибалов. Индейцы, которых он вез с собой, видя, что адмирал направляется к этой земле, потеряли дар речи, опасаясь, что их съедят, и этот страх никак нельзя было рассеять. Они говорят, что у каннибалов собачьи морды и что люди эти одноглазы.

Адмирал полагает, что индейцы лгут, и подозревает, что, должно быть, каннибалы, уводящие в плен индейцев, люди из владений великого хана.

Вторник, 27 ноября. Вчера, на закате, адмирал подошел к мысу, который он назвал «Колокольным», и, хотя небо было ясное и ветер слабый и под ветром лежали пять или шесть превосходных гаваней, он не пожелал приблизиться к берегу и стать на якорь. И так поступил он потому, что хотел задержаться в открытом море и продлить наслаждение и восторг, которые он получал и испытывал, когда созерцал красоты и прелести этих земель, – а случалось это везде, куда бы ни попадал он, – и чтобы не замедлить [высадкой] выполнение всего, что он намерен был совершить.

Поэтому всю ночь, до рассвета, корабли лежали в дрейфе. За ночь течения отнесли корабли более чем на 5 или 6 лиг к юго-востоку от того места, где они находились, когда стемнело. Между тем, адмирал [вчера] видел у Колокольного мыса большую бухту с островком посредине, которая, казалось, надвое разрывала линию берега. По этой причине он решил возвратиться обратно, воспользовавшись юго-западным ветром. Он направился к тому месту, где накануне приметил бухту, и установил, что бухта эта была не чем иным, как большим заливом, а у одной из оконечностей этого залива и расположен был в юго-восточной части его мыс, на котором имелась высокая, квадратная гора, казавшаяся островом. Ветер отклонился к северу, и адмирал направился на юго-восток, чтобы проследовать вдоль берега и осмотреть все, что там имелось.

У самого Колокольного мыса он увидел чудесную бухту и большую реку, и в четверти лиги от нее – вторую реку, и в полулиге от этой реки – третью, и на расстоянии лиги от третьей – четвертую, и в лиге от четвертой – пятую, и в четверти лиги от пятой – шестую и, наконец, на расстоянии одной лиги от этой последней, открыл он большую реку, от которой до Колокольного мыса было 20 миль, и от нее мыс оставался к юго-востоку.

Устья у большинства этих рек были широкие и свободные от мелей, с гаванями, великолепно приспособленными для входа самых больших кораблей и лишенными песчаных банок и подводных камней.

Приблизившись и следуя вдоль морского побережья к южному берегу самой последней из только что открытых рек, адмирал обнаружил там большое селение, самое крупное из всех, которые доводилось ему встречать до сих пор, и увидел, как бесчисленные толпы людей вышли на берег, испуская крики, и все были голые и держали в руках дротики.

Адмирал пожелал переговорить с ними и, отдав приказ спустить паруса и бросить якорь, отправил к берегу людей с корабля и с каравеллы, внушив им, как это всегда обычно делалось, чтобы индейцам никто не причинял зла и чтобы от них ничего не смели принимать в дар. За приобретаемые же у индейцев вещи он велел давать в обмен различные безделушки.

Индейцы жестами дали понять, что они никому не позволят высадиться на берег и будут оказывать сопротивление. Но они отступили подальше, когда увидели, что лодки приближаются к берегу и те, кто были в них, не испытывают никакой робости. Люди в лодках полагали, что индейцы не испугаются, если на берег высадятся лишь два-три человека. Поэтому из лодок вышли только трое христиан. Они обратились к толпе на языке этих земель (испанцы уже знали его немного из бесед с своими пленниками), убеждая индейцев не страшиться [пришельцев]. Но те обратились в бегство, и ни стар, ни млад не остались на месте. Христиане зашли в их дома, которые делаются из соломы и сооружены так же, как и все прочие, что им встречались ранее, и не нашли там ни людей, ни утвари. Когда все возвратились, адмирал в полдень приказал поднять паруса и направился к одному красивому мысу, который расположен был в 8 лигах к востоку от места стоянки.

Пройдя по заливу с пол-лиги, адмирал заметил на юге превосходную бухту, а на юго-востоке – на диво прелестные земли и долину в горах. Казалось, что над этой долиной поднималось множество дымков и что там были большие селения и возделанные земли. Поэтому адмирал решил высадиться в этой бухте и попытаться завязать переговоры или сношения с жителями этих мест. Что же касается бухты, то адмирал говорит, что если восхвалял он ранее другие гавани и бухты, то эту со всеми ее землями, населением и климатом готов восхвалять еще больше.

Он рассказывает чудеса о прелести этой земли и о ее деревьях, среди которых есть пальмы и сосны, и о большой холмистой равнине, уходящей к юго-западу, прекраснейшей из всех равнин на земле. В лоне ее текут реки и ручьи, сбегающие с окрестных гор.

После того как корабли стали на якорь, адмирал отправился на лодке измерить глубину бухты, которая подобна была чаше: у входа в бухту, на ее южном берегу, адмирал увидел горловину – устье реки – такую широкую, что в нее могла бы войти галера, причем эта горловина открывалась взору только на самом близком расстоянии. У самого входа ширина ее была такой же, как длина лодки – 5 локтей, а глубина – 8 локтей.

Продвигаясь вверх по течению, адмирал наслаждался видом лесов, зелени, светлых вод, птиц и приятным ощущением прохлады и свежести. И он испытывал такое восхищение, что, говорит, будто ему не хотелось покидать эти места.

Он говорил своим шутникам, что не хватит и тысячи языков, чтобы дать отчет королям о всем, что они здесь видели, ни рук, чтобы подобное описать, и что, кажется ему, будто бродит он здесь словно очарованный.

Он пожелал, чтобы все это повидали многие другие люди, разумные и заслуживающие доверия, потому что, вне всякого сомнения, они не меньше его будут восхвалять эту землю.

И далее адмирал говорит: «Я не говорю о том, какую прибыль можно будет извлечь отсюда. Безусловно, государи-повелители, здесь есть земли, которые дадут бесчисленные статьи дохода. Но я не задерживаюсь ни в одной гавани, желая повидать возможно (больше земель, чтобы дать о них отчет вашим высочествам. Я также не знаю [местного] языка, и меня не понимают люди этих земель, а я и мои спутники не можем понять их. И много раз, беседуя с индейцами, которых я везу с собой, я понимал совершенно превратно их слова, да к тому же я не слишком доверяю им, так как неоднократно они делали попытки обежать от нас.

Ныне же, уповая на господа нашего, я постараюсь повидать все, что только возможно, и мало-помалу пойду дальше, разузнавая и прислушиваясь, и заставлю всех моих приближенных изучать этот язык, так как вижу, что он является единым для всех земель, до сих пор открытых.

А затем подытожатся доходы и приложатся труды, необходимые для обращения этих народов в христианскую веру, а свершится это легко, потому что никаких верований индейцы не имеют и, кроме того, они не идолопоклонники. А придет срок, и ваши высочества велят построить в этой стороне город и крепость, и обратятся в христианство все эти земли. И заверяю вас, что нет и, как мне кажется, не может быть под солнцем земель, более плодородных и более обильных водами чистыми и здоровыми, совсем не такими, как гвинейские реки, которые несут мор и недуги, и что нигде во всем мире не чередуются так благоприятно теплые и холодные времена года, ибо, хвала господу, до сих пор ни у одного из моих людей даже не болела голова, и никто из них еще не лежал по болезни в постели, если не считать одного старика, всю жизнь страдающего от камней, да и тот излечился здесь от этого недуга в течение двух дней.

И это я говорю о людях всех трех кораблей. Я молю бога, чтобы ваши высочества направили сюда ученых людей, и пусть убедятся они, что все, что я пишу – правда.

Выше я уже говорил о месте для города и крепости на Морской реке, выгодном потому, что оно находится в удобной бухте и в хорошей округе. И, безусловно, все это правда, но место это не может сравниться ни с той бухтой, где я нахожусь сейчас, ни с Морем Владычицы. Потому что здесь в глубине страны должны быть большие поселения и бесчисленное множество людей и всяческие доходные статьи (cosas de gran proveoho).

Потому-то и с этими землями, и со всеми землями, уже открытыми, и теми, что я надеюсь открыть до возвращения в Кастилию, завяжет сношения весь христианский мир и особенно Испания, так как ей будет все подвластно.

И я говорю, что ваши высочества не должны допускать, чтобы вели здесь торговлю чужестранцы; и пусть ноги их не будет на этой земле; пусть разрешен будет доступ сюда только католикам-христианам; ибо целью и основой моего замысла было ради славы христианской религии и ради успешного ее распространения не допускать в эти страны никого, кто не слыл бы добрым христианином». Все это слова адмирала.

Поднявшись вверх по течению, адмирал открыл несколько рукавов этой реки, а затем, следуя вдоль берегов бухты, видел в устье одной реки прелестную рощу, похожую на дивный сад. Тут же он нашел выдолбленный из целого древесного ствола индейский челнок, или каноэ, величиной с фусту о двенадцати скамьях. На этом челноке был устроен навес из пальмовых листьев, так что ни солнце, ни дождь не могли причинить сидящим в нем никакого вреда.

Адмирал говорит, что именно здесь самый удобный пункт для постройки города и крепости, охраняющей гавань. Здесь много леса, хорошая вода, плодородная земля и отличная местность.

Среда, 28 ноября. Адмирал пробыл весь день в бухте. Небо было покрыто тучами, и все время шел дождь. Дул юго-западный ветер, и, хотя при этом ветре можно было плыть вдоль берега дальше, адмирал остался на месте – опасно было, не видя и не зная берега, выходить в море.

Люди с кораблей отправились на берег стирать одежду. Некоторые из них отошли от побережья на незначительное расстояние в глубь страны и встретили там большие селения. Но дома были пусты, так как все индейцы обратились [при виде матросов] в бегство. Моряки вернулись к берегу, следуя течению одной реки, большей чем та, что впадала в бухту.

Четверг, 29 ноября. Весь день шел дождь, и небо оставалось облачным. Поэтому корабли не вышли в море. Несколько христиан посетило другое селение, близ северо-западной оконечности бухты. В домах они не нашли никого и ничего. По дороге они встретили одного старика, который не смог убежать от них. Схватив старика, они сказали ему, что не желают ему причинить зла, а затем вручили ему безделушки, предназначенные для мены, и отпустили с миром.

Адмирал желал увидеть старика-индейца, одеть его и расспросить обо всем, потому что был он обольщен прелестью этой земли и ее расположением, удобным для заселения, и полагал, что здесь должны быть большие поселения.

Моряки нашли в одном доме кусок воска, который адмирал взял на сохранение, чтобы вручить впоследствии королям. И он говорит, что там, где есть воск, всегда имеются тысячи других превосходных вещей. Они нашли также человеческую голову, уложенную в корзинку и прикрытую другой корзинкой. Корзинки висели на одном из столбов, (поддерживающих крышу]. Такую же голову они нашли в другом селении. Адмирал предположил, что это были головы родовых старейшин (principales del linage), потому что в каждом из этих домов помещалось много людей, которые, должно быть, являлись родичами, происходящими от одного предка³⁰.

Пятница, 30 ноября. Из-за восточного противного ветра адмирал не мог выйти в море. Он отправил на берег восемь хорошо вооруженных человек и с ними двух индейцев из числа тех, которых он с собой вез, чтобы они осмотрели селения в глубине страны и вступили с их жителями в переговоры. Посетив много домов, они не нашли в них никого, так как все индейцы сбежали.

Они увидели четырех молодых людей, которые что-то копали на своем ноле. Но как только индейцы заметили христиан, они сразу же обратились в бегство, и догнать их было невозможно.

Путники много прошли, видели немало селений и плодороднейшие, сплошь возделанные земли и большие реки. На берегу одной из них стоял очень красивый деревянный челнок, или каноэ, длиной в 95 футов. Он мог вместить сто пятьдесят человек.

Суббота, 1 декабря. По той же причине, что и вчера, т. е. из-за сильного дождя, адмирал не вышел в море. Он водрузил на скалах у входа в бухту большой крест, а бухту назвал «Святой гаванью» (Puerto Sancto). Эти скалы расположены на юго-восточной стороне прохода, ведущего в бухту. Тот, кто пожелает войти в нее, должен держаться мыса, вдающегося в проход на ее северо-западной стороне, а не скал на ее противоположном берегу, потому что, хотя под этими скалами глубина моря 12 локтей и дно чистое, но чуть дальше к середине прохода есть непокрытая водой мель. Можно, впрочем, в случае необходимости пройти между скалами и этой мелью, так как и у мели и у скал везде глубина от 12 до 14 локтей. А при вступлении в проход нужно идти на юго-запад.

Воскресенье, 2 декабря. Все еще дул противный ветер, и адмирал не мог выйти из бухты.

Адмирал говорит, что ночью ветер здесь дует с берега и что корабли, которые вступят в бухту, могут не опасаться любых бурь, потому что мель у входа в нее защищает внутренние воды от волнения.

В устье реки, впадающей в бухту, корабельный мальчик нашел камни, которые, как кажется, содержат золото. Адмирал решил отвезти их королям. Он говорит также, что на расстоянии выстрела из ломбарды [от этой местности] имеются большие реки.

Понедельник, 3 декабря. Так как все время стояла неблагоприятная для плаванья погода, адмирал не вышел в море и решил отправиться на осмотр одного очень красивого мыса, расположенного к юго-востоку от бухты на расстоянии в четверть лиги от нее.

Он вышел на лодках с отрядом вооруженных людей. У самого мыса, при впадении в море большой реки, имелась горловина, в которую можно было войти, взяв на юго-восток. Ширина ее была сто шагов, а глубина при самом входе или далее в устье – один локоть. Однако дальше вверх по течению глубина возрастала и доходила до четырех, пяти и даже двенадцати локтей. И здесь свободно могли бы поместиться все корабли, какие только есть в Испании. Оставив позади один из рукавов этой реки, адмирал направился на юго-восток и в одной бухточке увидел пять очень больших челноков, которые называются у индейцев каноэ. Были они похожи на фусты и так красивы и столь ладно сооружены, что любо было поглядеть на них.

У подножья гор вся земля была возделана, выше шли густые леса. Следуя дальше по дороге в горы, адмирал и его спутники наткнулись на хорошо покрытый и прочный навес, которому ни солнце, ни дождь не могли причинить вреда. Под ним нашли деревянное каноэ, подобное фусте о 17 скамьях. Они поднялись еще выше и вступили на плоскую поляну, всю сплошь занятую разными культурами и в том числе отличными тыквами. Посреди поляны было большое селение. Адмирал нагрянул сюда неожиданно, и как только жители заметили его, тотчас же все они – мужчины и женщины – обратились в бегство. Индеец, которого адмирал взял с собой [с корабля], успокоил их и сказал, что пришельцы – хорошие люди.

Адмирал дал индейцам погремушки, бронзовые кольца и четки из зеленых и желтых стекляшек, и всем этим они были очень довольны. Адмирал убедился, что ни золота, ни других драгоценностей индейцы не имеют, и лучше поэтому оставить их в покое, и что округа была населена, хотя все остальные индейцы бежали от страха.

Он заверяет королей, что десять человек могут обратить в бегство десять тысяч индейцев – ведь они такие робкие и боязливые, что не носят даже оружия, кроме разве палиц, к концам которых прикреплены обожженные и заостренные колышки. Эти палицы все они охотно меняли на безделушки. Адмирал решил вернуться обратно и тронулся в путь. По дороге, дойдя до того места, где были оставлены лодки, адмирал послал несколько человек в горы, где он только что побывал, потому что ему показалось, что там должна быть большая пасека. Прежде чем эти люди вернулись к месту, где остановился адмирал, сбежалось много индейцев. Один из них вошел в реку у самой кормы одной из лодок и произнес большую речь, которую адмирал не понял; другие же индейцы время от времени подымали руки к небу и испускали громкие возгласы.

Адмиралу показалось, что индейцы заверяют его в своих мирных намерениях и радуются его приходу. Но тут он заметил, что один из его индейцев изменился в лице и стал желтым, как воск; дрожа всем телом, он знаками стал объяснять адмиралу, что необходимо немедленно бежать с берегов этой реки, так как индейцы хотят умертвить всех пришельцев.

Этот индеец подошел к одному христианину, вооруженному арбалетом, и показал его местным жителям. Адмирал понял, что индеец говорит им о действии арбалета, убивающего людей на далеком расстоянии. Индеец схватил также шпагу, обнажил ее и, показывая всем, сказал, что таким оружием легко перебить [нападающих].

Выслушав все это, местные индейцы бросились в бегство, а индеец адмирала все еще продолжал дрожать всем телом из-за малодушия и трусости; а он был человеком высокого роста и большой силы.

Адмирал не желал выходить на берег и приказал грести вверх по течению до места, где снова скопились индейцы. Было их там очень много, все раскрашенные в разные цвета и нагие, в чем мать родила. У некоторых на голове были султаны из перьев, и решительно все имели связки дротиков.

«Я приблизился к ним и дал им кусочки хлеба и попросил их дать мне дротики. За дротики я отдавал одним погремушки, другим бронзовые колечки или стеклянные четки. Они успокоились и подошли всем скопом к лодкам и давали нам за любую вещь все, что у них было.

Моряки незадолго до того убили черепаху, и ее разбитый панцирь лежал в одной из лодок. И корабельные мальчики меняли на связку дротиков обломки панциря величиной с ноготь.

Они [индейцы] подобны прочим людям, которых я встречал на этих землях раньше. Они так же верят, что мы явились с неба и так же легко отдают все свое достояние за любую вещь, какую бы им ни предложили, не жалуясь на то, что дается в обмен мало. И я думаю, что таким же образом они будут отдавать нам золото и пряности, если только то и другое у них имеется.

Я видел красивый и не очень большой дом с двумя входами (так устроены и все прочие дома) и вошел в него. Внутри он был разделен удивительнейшим образом на нечто вроде горниц, устроенных настолько своеобразно, что я и объяснить не могу. К потолку были подвешены раковины и другие вещи. Мне показалось, что здание это – храм, и, кликнув индейцев, я спросил их, изъясняясь знаками, не молятся ли они здесь. Они ответили отрицательно. А один из них поднялся к потолку и охотно давал мне любое из того, что там было подвешено, и я взял кое-что из этих вещей».

Вторник, 4 декабря. Адмирал дал приказ распустить паруса и вышел из гавани, которая была названа им «Святой». В двух лигах [от гавани] он приметил ту самую реку, о которой он уже упоминал в записях от 3 декабря.

Он следовал вдоль берега до Прелестного мыса (Cabo Undo), расположенного на восток, четверть к юго-востоку от Гористого мыса (Cabo del Monte). Расстояние между этими мысами 5 лиг. В 1¹/₂ лигах от Гористого мыса есть большая река, вход в нее со стороны моря довольно узкий, хотя, как кажется, удобный и очень глубокий. В ³/₄ лиги от этой реки имеется другая, огромнейшая река, текущая, должно быть, издалека. Ширина реки в устье 100 шагов, глубина 8 локтей, мелей там нет и, как удалось установить после промеров дна, подходы к этому устью очень хороши.

Пресная вода в этой реке доходит до самого моря. Река эта одна из самых полноводных в здешних местах, и на берегах ее должны быть значительные поселения.

За Прелестным мысом есть большой залив, открытый к юго-востоку и востоко-северо-востоку [66]66
  [66] Этот залив и был проходом, отделяющим Кубу от Эспаньолы (Бохио). – Прим. перев.


[Закрыть].