Текст книги "Одержимость миллиардером (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Вилкокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Хлоя Вилкокс
Одержимость миллиардером
Автор перевода: Алёна Дьяченко
Редактор: Настя
Вычитка, оформление: Алёна Дьяченко
Обложка: Ира Белинская
Перевод группы: https://vk.com/lovelit
Глава 1
Обычный Ангел
12 августа
Аэропорт Ле-Бурже. Зал прибытия. Наверное, я не произвожу никакого особо интеллектуального впечатления, когда вот так стою здесь: в одной руке держу кофе, в другой – маленькую табличку с надписью «Издательство Ларок». Когда, наконец, приземлится самолёт... Не думаю, что идея отправить меня встречать в аэропорту Давида Фултона, принадлежит именно Адель. Он должно быть жутко богатый тип, раз путешествует на частном реактивном самолёте. На самом деле, мне не ясно, чем я могу быть кому-нибудь полезна. Собственно говоря, мир, в котором он живёт – совершенно другой!
Автор, произведения которого переводятся примерно на пятьдесят языков, продаёт романы многомиллионными тиражами, и вскоре будет богаче, чем королева Англии. Ну, да, он – американец, вероятно, я должна была бы сравнивать его с Биллом Гейтсом. Билл Гейтс – литератор... Почти двадцать девять лет и уже миллиардер. И я стою здесь, и должна его ждать как на автомобильной ярмарке! Адель, издательница, на которую я работаю, неоднократно настойчиво мне внушала, что она от меня ожидает: я должна любезно улыбаться, быть предупредительной и считывать каждое желание в глазах нашего звёздного автора во время его пребывания в Париже. "Мирина", его новое произведение, уже сейчас выделяется как новый осенний бестселлер. Собственно, я не ожидала подобных поручений, когда начинала практику в издательстве, но она даёт мне немного отдохнуть от варки кофе. Кроме того, я получаю такую приятную возможность освежить свои знания английского языка. Мой английский реально убогий: ужасное произношение и скромный запас слов. Не знаю, как меня сможет понять Давид Фултон.
Его самолёт приземляется с оглушительным шумом. Через большие окна здания аэропорта я наблюдаю, как сходят двое мужчин. Узнаю Давида Фултона по чёрным, растрёпанным волосам. Его походка непринуждённая, а руки находятся в карманах бежевого тренча. Он скрывает свои глаза – как и на фотографиях – за тёмными очками. Я покрываюсь "гусиной кожей". Когда этот мужчина идёт там под безоблачным августовским небом по взлётно-посадочной полосе, он прямо-таки невыразимо прекрасен. Это, действительно, захватывающее зрелище. Я не дорасту до его положения, сейчас это совершенно очевидно. Чувствую, как кровь несётся к моим щекам. И тут же следующее потрясение: я проливаю свой кофе, и ощущаю, как он стекает по моим бёдрам и прекрасной белой юбке.
Насколько глупой я могу быть?
Когда я поднимаю голову, мужчина уже стоит передо мной, его глаза за тёмными очками направлены на мою юбку. Кажется, то, что он видит, его развлекает, так как на губах Фултона играет улыбка. Вблизи писатель, действительно, выглядит лучше, чем на расстоянии.
– Добрый день, мадемуазель, какой обворожительный приём, – говорит он на французском с лёгким американским акцентом.
Его голос! Так нежно звучит... Всё же, что он подразумевает под «обворожительным приёмом»?
– Ах... Вы говорите по-французски? – мнусь я, всё еще краснея.
– Похоже, что так.
– Это классно... и меня радует. Должна вам признаться, что мой английский не особенно хорош.
– А вы...? – спрашивает мужчина, слегка наклоняет голову, и при этом он также усмехается, развлекаясь.
Мне становится ясно, что я не только забыла представиться – я не поздоровалась с ним. Из-за своего волнения я пренебрегла простыми правилами вежливости.
– Луиза Марс. Ваша издательница, Адель Масон, поручила мне вас встретить. Я составлю вам компанию во время вашего пребывания в Париже и буду сопровождать вас на все приёмы.
– Превосходно. С чего мы начнём?
– Прежде всего, мы поедем в ваш отель, чтобы вы могли оставить там свой багаж, затем пойдём в издательство.
Он оборачивается к господину, который сопровождает его, несёт его багаж, и тянет чемодан на колёсиках: лет пятьдесят, седые волосы, морщины вокруг глаз, лукавая усмешка.
– Мадемуазель Марс, я хотел бы представить вам Гари Стюарта, моего дворецкого. Надеюсь, вы будете с ним любезны.
Я поражённо смотрю на Давида Фултона, а затем на мужчину в костюме, который мне улыбается, и он, кажется, тоже забавляется надо мной.
С какой это радости он думает, что я не могу быть любезной?
– Конечно, я буду приветливой. Я хорошо воспитанная молодая девушка. И всегда приветливая.
– Очень хорошо. Это качество, которое я очень ценю.
Почему он мне это говорит?
Дворецкий исчезает, и теперь я стою только с Фултоном перед зданием аэропорта. На душе у меня крайне мерзко. С красным лицом, с кофе на юбке и, кроме того, ужасно им напугана. Я с трудом отваживаюсь смотреть на писателя. К счастью, мажордом тут же подгоняет машину, полночно синий "Ягуар", и мы садимся.
Если он в совершенстве владеет французским, ездит на "Ягуаре" и имеет дворецкого в качестве шофёра, то, давайте посмотрим правде в глаза – чем я могу быть ему полезной?! У меня впечатление, что я буду рекламным подарком для автора бестселлеров, который продал больше миллиона книжных экземпляров.
Конечно же, шофёр везёт нас в отель. Я сижу на заднем сидении очень прямо, не смея сказать ни одного слова. И украдкой рискую бросить тот или иной взгляд на потрясающе выглядевшего мужчину, сидящего на моей стороне. Он подпирает своим локтём подлокотник, его совершенно выбритая щека лежит на руке. У романиста небольшой прямой нос, весьма светлая кожа и чудесные чёрные волосы, которые падают локонами вокруг его лица. У меня большое желание прикоснуться к нему. Я задаюсь вопросом, какого цвета у него глаза. Фултон также наблюдает за мной, его уголки рта подрагивают в улыбке.
– Где вы выучили французский? – спрашиваю я Фултона, чтобы нарушить неловкую тишину.
– В Университете в Нью-Йорке. Потом я приезжал в Париж, чтобы три года изучать историю искусства в школе Лувра.
– Это всё объясняет!
– Да, некоторые вещи могут объясняться совсем просто.
– Это предложение имеет тайный смысл?
– Я пишу романы о тайных посланиях. Вот.
– Ах! – смущённо вырывается у меня.
– Вы читали мои романы?
Я краснею как помидор. По инициативе Адель я прямо сейчас приступила к "Мирине", другие его книги я ещё не читала. Как мне сейчас выйти из этого положения?
– Естественно вы не обязаны читать мои книги. Я не упрекаю вас из-за этого.
– Всё же, всё же, я их прочитала. Они мне понравились. Они очень интересные.
Он тихо смеётся.
– Вы плохо лжёте, мадемуазель. Но вы в высшей степени любезны.
Я на самом деле глупее, чем разрешено полицией! Что он сейчас обо мне думает?
Сержусь на себя саму, и молчу, пока мы не прибываем в отель. Из "Ягуара" я рассматриваю пейзаж, который на обратном пути кажется более экзотическим.
Через час мы достигаем отеля "Мерис" на Rue de Rivoli [1]1
улица Риволи́, одна из самых длинных и известных в Париже, естественное продолжение Елисейских Полей на восток от площади Согласия
[Закрыть] . Как только «Ягуар» останавливается, я тут же открываю дверь и выскакиваю из машины. Дворецкий, который выходит одновременно со мной, озадаченно за этим наблюдает. Слишком поздно мне становится ясно, что я должна была ждать, пока он не откроет мне дверь. Давид Фултон выходит с моей стороны, потому что на его стороне затрудненное уличное движение по улице Риволи.
– Как нетерпеливо, мадемуазель Марс, как пылко!
– Я... к этому не привыкла..., – извиняюсь я перед водителем и чувствую, как снова краснею.
Один из коридорных забирает "Ягуар", другой подхватывает багаж. Я сопровождаю господина Фултона и его водителя, которые направляются к входу в отель под аркадой. Я смотрю в землю под ногами, на которой мозаикой выложено название отеля. Эта роскошь стесняет меня, и я неожиданно вспоминаю, что на моей юбке пятно. Я останавливаюсь в тот момент, когда писатель открывает входную дверь.
– Я подожду вас снаружи...
– Нет, я прошу вас, пойдёмте! Приглашаю вас на кофе, как компенсацию за то, что просочилось в вашу юбку...
– Это очень любезно, – отвечаю я, совершенно растроганная его предусмотрительностью, – но...
– Вы меня боитесь?
– Вас – нет, нет, скорее взглядов гостей гостиницы, когда они увидят пятно на моей юбке...
– И осуждения всей планеты?
– Вы смеётесь надо мной, но... совершенно серьёзно: что они должны обо мне подумать?
– То, что вы неуклюжая? Полагаю, бывают ситуации хуже этой!
Он так настойчив и любезен, что я уступаю. Итак, я следую за Давидом, который самоуверенно входит в отель. Пока его мажордом идёт к ресепшену, Фултон разворачивается в направлении бара. Заведение полностью выдержано в тёмном дереве и декоративные багеты в стиле ампир покрыты позолотой, с очень красивыми креслами, подлокотники которых были вырезаны в форме лебедей. Я не привыкла к такой роскоши и чувствую себя плохо. Однако Фултон выглядит так, как будто он полностью в своей стихии. Мужчина заказывает две чашечки кофе. Я сажусь напротив него, причём свою юбку зажимаю между бёдрами и держу колени вместе, чтобы спрятать пятно.
– Я бы охотнее остановился в "Крильон" [2]2
центральная площадь Парижа
[Закрыть], – говорит он с рассеянным выражением лица, – из-за маленького балкона, выходящего на площадь Согласия... но отель закрыт из-за ремонтных работ.
Я утвердительно киваю, но задаюсь вопросом, возможно, Фултон подразумевает под так называемым "маленьким балконом" лоджию, которая выходит на площадь Согласия. Кажется, романист никак не может повлиять на моё молчание.
– Вы знаете, что отель "Мерис" был одним из первых отелей класса «люкс»? – продолжает Фултон с хитрой улыбкой.
Его глаза за тёмными очками не различить. Я спрашиваю себя, смеётся ли он надо мной, проверяет или беседует, просто из вежливости.
– Ах, да? – отвечаю я и выжидаю, что последует.
– Это было в конце восемнадцатого века. Париж входил в маршрут поездок по Европе, совершаемых в то время молодыми состоятельными англичанами, завершающими свое обучение... Вы студентка?
Я качаю головой и кусаю губы. Почему я так обороняюсь? Почему меня огорчает мнение американского миллиардера, который через несколько дней уедет, и я никогда больше его не увижу? Близость писателя заставляет меня нервничать: каждый раз, когда он что-то берёт, я ощущаю, что Фултон хочет коснуться меня, и вздрагиваю. Полагаю, мужчина меня запугивает.
– У вас есть любимый автор? – он спрашивает у меня, чтобы добавить воодушевления беседе, которая снова превратилась бы в неловкое молчание.
– Мне особенно нравится Александр Дюма.
Он изумлённо поднимает бровь над краем своих очков. Совершенно очерченную бровь, такую же чёрную, как его волосы.
– Александр Дюма? Поразительно для женщины. Всё же, он, скорее, автор для юных мальчиков.
– Может быть, "Три мушкетёра"... Но я предпочитаю его мемуары и путевые заметки...
– Так как я их не читал, мне тяжело разделить ваш энтузиазм.
Я неважно себя чувствую. Я должна была развивать беседу, разъяснить ему, что люблю Дюма, но боюсь нагнать на него тоску, и, право не знаю, как и с чего я должна была начинать разговор. Фултон в полной мере вежлив, и я бы с радостью показала ему себя с более выгодной стороны. Но не могу ни о чём думать. Молча, я пью свой кофе.
– Может, вы хотите принять душ, прежде чем мы поедем в "Ларок"? – наконец, спрашиваю я.
– Не знаю, как я должен воспринимать это предложение...
– Возможно, вы захотите освежиться? – заикаюсь я как школьница, которую поймали за воровством.
– Очень любезно, что вы озабочены моим благоденствием. Тем не менее, я не хочу оставлять вас здесь одну. Возможно, это приведёт к нежелательной встрече.
– Здесь? Вы думаете, что в любое мгновение здесь, в "Мерисе", может остановиться банда преступников?
– Может быть, не преступников... а какой-нибудь очаровательный многообещающий юноша, это очень даже возможно.
– Эти "золотые мальчики" меня не пугают...
– Зато меня!
В какую игру он играет?
Между тем дворецкий возвращается. Мажордом шепчет что-то на ухо Давиду, который вслед за этим немедленно поднимается.
– Итак, хорошо, мы едем в издательство, – восклицает он.
Я встаю и следую за ними. Снова "Ягуар". Что за странное ощущение ехать на таком автомобиле класса "Люкс" через Париж. У меня было чувство, будто я богатая туристка, которая прогуливается по городу. Впечатление больше, чем странное – великолепное. Я избегаю разглядывания Давида Фултона, хотя имею такое желание. Однако он ничего больше не говорит, но производит не менее презентабельное впечатление: его запах, тепло, которое излучает мужчина... Я снова краснею.
Через четверть часа мы добираемся до улицы Дракон в шестом округе и останавливаемся перед издательством "Ларок". В этот раз я жду, пока мажордом откроет мне дверь, потом выходит Давид. Он снимает свой тренч, и оставляет его в машине. Писатель изысканно элегантен, совершенно скромно одет: узкие джинсы и чёрная тенниска, под которой угадывается его хорошо сформированный пресс.
Он похож на рок-звезду. Мы идём к великолепному зданию через ворота, окрашенные в тёмно-зелёный цвет, и пересекаем залитый солнечным светом внутренний дворик. Девчонки из книжного издательства, которые зовут себя моими коллегами, стоят около окон, ожидая Давида Фултона как мессию. В самом деле, они никогда в этом не признаются, но я знаю, что все охотно были бы на моём месте и встречали бы писателя в аэропорту. Но, так как вот-вот наступит литературная осень, сотрудники должны были оставаться в офисе. Мы используем старую лестницу со стёртыми ступенями на первом этаже. Дама, полностью одетая в красное, встречает романиста в приёмной. Адель покидает свой рабочий кабинет, чтобы жарко его приветствовать. С трудом верю, но она улыбается! Я не могу вспомнить, чтобы эта женщина когда-нибудь улыбалась...
Адель Масон – моя начальница. Она его издатель, которая заботится о французском издании романов Давида Фултона, координирует и проверяет переводы, отбирает фронтиспис [3]3
рисунок, размещаемый на одном развороте с титулом на чётной полосе
[Закрыть] , редактирует текст на откидной странице суперобложки, чтобы читатели захотели прочесть роман. Ей около тридцати, но, кажется, она немного старше. По обыкновению, Адель носит брючный костюм, и её волосы связаны в строгий узел. Однако сегодня женщина поражает воображение своим сексуальным красным платьем и туфлями на высоких каблуках. Её белокурые волосы распущены и падают на спину. Давид подчёркнуто прохладно пожимает ей руку. Через переплетённые лабиринтные проходы мы следуем за Адель, которая плывёт впереди нас на десятисантиметровых каблуках в офис месье Ларока – директора.
Кристоф Ларок встаёт и встречает Давида Фултона, чтобы пожать ему руку. Он маленький, седой, около шестидесяти лет, немного полный, сын основателя издательства Жана-Мишеля Ларока. Его взгляд скользит сквозь меня, как будто я – мебель. Потом директор предлагает Давиду и Адели сесть с другой стороны его письменного стола. Я останавливаюсь, скрещиваю руки за спиной, пристально смотрю на свои ноги. Ситуация действительно неловкая. Давид обращается ко мне:
– Я должен принести вам стул, мадемуазель Марс?
– Большое спасибо, но я могу сама об этом позаботиться...
– В этом нет необходимости, – прерывает меня Адель. – Луиза не остаётся здесь. У неё есть работа.
Ах да, у меня неожиданно есть работа?
Пристыженная, я покидаю офис. Я не остаюсь ни на мгновение дольше, чем нужно. У меня впечатление, что я – слуга, которого милостиво отпускают. В женском туалете я пытаюсь удалить кофейное пятно с юбки. Потом иду в свой офис, что-то вроде каморки, которую я разделяю с покрытой пылью документацией. Какая работа? Я погружаюсь в роман Давида Фултона, чтобы в следующий раз не выглядеть так же глупо, если завяжется разговор о его книгах.
Я начала практику в июле, и с тех пор отредактировала весь недавний роман Брайана Беннетта, исторический роман, который обыгрывает декорации английской средневековой деревни. Хотя обычно меня не привлекает подобный жанр, должна признать, что эта книга всё-таки меня очаровала. Всё сводилось к педантичному, детально выраженному изображению средневековой жизни, которое объясняло репутацию этого автора. К сожалению, в настоящий момент я закончила это задание, роман находится в печати и мне не остаётся делать больше ничего другого, кроме как забирать в аэропорту Давида Фултона. Он – неоспоримая звезда издательства "Ларок". Я представляла его себе холодным и высокомерным... одним словом – зазнайкой. Но писатель был абсолютно очаровательным. Был ли он безупречно галантным? Несомненно. Всё же, часть меня, не смотря ни на что, хотела верить, что я могла ему понравиться.
Нет, действительно нет. Это невозможно. Немыслимо.
Я маленькая, темноволосая, и даже совершенно средненькая. И также, если со мной заговаривают незнакомцы, на меня это не производит впечатление: я знаю, что они пытают счастья при каждой возможности. Также ничего особенного не скажешь о моих бывших парнях. Нормальные обычные середнячки, один был школьник, другой студент. Конечно, парни мне говорили, что я красивая и нравлюсь им, но они говорили это только потому, что были вежливые.
Кроме того, эти юноши были не особенно привлекательные, ни особенно образованные. И также никаких реальных любовников. Другими словами: их мнение для меня никакого особенного значения не имеет. Я много скучала в их постели и в остальном. Полагаю, что до сих пор ещё никогда не испытывала оргазм. Если бы у меня был хотя бы один, в конце концов, я должна была бы это понять. Возможно, я пытаюсь меньше думать об этом, порой у меня появляется впечатление, что я фригидна. Это не потому, что мне не хватает желания. Но, даже когда я пытаюсь удовлетворить сама себя, ничего не происходит. Неожиданно, как из небытия, мелькнувшая мысль о губах Давида Фултона пронзает меня желанием. Я представляю, как его губы касаются меня. И закрываю глаза.
В коридоре раздаётся голос Адель и резко вырывает меня из снов. Она громко говорит. И даже звонко смеётся. Фальшивым смехом. Я слышу голос Давида Фултона, который отвечает ей спокойно, но твёрдо. Она его соблазняет? Совершенно неожиданно начальница появляется у меня в офисе.
– Луиза, месье Фултон, кажется, поставил в стоимость обеда твоё присутствие.
– Обеда?
– Да, обеда, ты же знаешь, что это, когда люди сидят вокруг стола и занимаются тем, что лежит перед ними на тарелке...
– Спасибо, я уже поняла... Я только была немного удивлена...
– Я тоже, представь, но он настаивает на этом.
Я беру свою сумку и иду к ним в коридор. При этом стараюсь не думать о фантазиях, которые как раз меня занимали. Не хочу краснеть, когда его и мой взгляды случайно встретятся. Всё-таки поздно, он снял свои очки, так что я, наконец, смогла увидеть его глаза. К сожалению, я была далеко от того, чтобы спокойно их рассматривать. И почти застываю, потому что Давид нагло и откровенно меня разглядывает, смотрит прямо в глаза. Я чувствую, что стою перед ним голая. Потом Фултон неожиданно отворачивается и становится спокойным. Что это всё-таки было? Что-то ожидает от меня, Адель или Кристофа Ларока?
Мы идём пешком в элегантный ресторан шестого округа. То, что находится на наших тарелках, конечно, вкусно, но недостаточно. Адель переводит разговор на себя, я молчу, Давид едва отвечает. Он снова надевает свои очки и выглядит скучно. Адель проводит рукой по своим волосам. Она нервирует меня. Определённо, эта женщина проводит тут большие маневры соблазнения. Возможно, я ревную. Она красивая, белокурая, независимая, яркая, самоуверенная, имеет хорошую должность и носит очень красную губную помаду. Возможно, Адель полностью проявляет свою сексуальность. Настоящая женщина, уверенная в своих оргазмах. В сравнении с ней я полнейший новичок, подмастерье, ученик. Я серьезно задаюсь вопросом, почему Давид еще не упал к ее ногам. Мне кажется, что каждый мужчина был обязан сложить оружие перед этим шармом.
Ведь он может иметь подругу, невесту или даже жену? Касательно этого пункта его биографии информация была скудной. Я только знаю, что детство Фултон провёл в Нью-Йорке и учился в Йеле. О его учёбе истории искусств в Париже я знаю только потому, что об этом он рассказал мне сам. В "Википедии" указано, что его отец был геологом и погиб в Иране при невыясненных обстоятельствах. О личной жизни писателя практически ничего не узнать – даже есть ли у него собака, кошка или попугай... Я внимательно рассматриваю Давида, пока Адель что-то рассказывает ему о выставке импрессионистов, которая, по-видимому, нагоняет на него скуку ещё больше чем на меня.
Он разглядывает нож, который непроизвольно вертит туда-сюда. У него крупные мужские руки и я не могу удержаться, чтобы не следить глазами за его движениями ножом. Неожиданно меня пронзает вопрос, который резко отрывает меня от моих мечтательных мыслей. Почему Фултон снова надел свои очки? Писатель носит их для того, чтобы казаться таинственным или выглядеть как рок-звезда? Для этого романист имеет внешний вид и положение. Он хвастун или обычный человек? Во время десерта ко мне приходит мысль, что Давид Фултон, без сомнения, романтический герой, байроновский герой... Тип мужчины, которого описывал лорд Байрон в своих стихотворениях: невероятно прекрасный, таинственный, меланхоличный... неудержимый.
Даже если я знаю, что у меня с ним нет шанса, я всё-таки жадно поедаю его глазами. Потому что Давид Фултон может предложить нечто большее, чем прекрасный фасад. Мужчина, который просто прекрасен, обычно остаётся относительно холодным по отношению ко мне. Прекрасные мужчины кажутся мне греческими статуями, они пробуждают хорошее эстетическое восприятие. У Давида всё другое. Что-то вроде магнетизма, электрического напряжения, которое пробегает по мне, как только я смотрю на него. Всё-таки, этот мужчина абсолютно недосягаем для меня.
Перестань его разглядывать, Луиза! Перестань мечтать!
Я непроизвольно вздыхаю. Давид сразу же выходит из своего оцепенения.
– Что, мадемуазель Марс?
Я сразу же краснею.
– Я? Ничего. Я как раз раздумывала кое над чем...
– О чём именно?
Давид снова улыбается и приближает своё лицо ко мне. Он хочет говорить со мной, восхищённо использует этот предлог, чтобы ускользнуть от длинного монолога Адель. Сейчас писатель очень близко ко мне, я могу чувствовать на коже его дыхание. Я сглатываю, слегка смущаюсь. Моё сердце бьётся, разрываясь на части. Это действительно смешно.
– Я... я думала о лорде Байроне...
– О! Вы любите лорда Байрона?
– Да...
– Тут мы с вами сходимся. Если я не могу ничего сказать об Александре Дюма, я всё же знаю много о лорде Байроне. Как вы находите его "Дон-Жуана"?
– Хорошо.
В этот момент Адель просит счёт. Её глаза мечут искры от ярости. Уверена, ей не понравилось, что Давиду пришлось по вкусу это слово, когда она докладывала о кувшинках Моне.
При выходе из ресторана Давид извиняется перед Адель:
– Мне жаль, но кувшинки Моне действительно не совсем мой случай...
– Ах, да? И какой вид живописи вы любите?
– Жерико, Делакруа, Шассерио... французские романтики... также антикварные вазы.
– Античность, естественно! Что вы думаете о следующем предложении: я освобожу вторую половину дня, и мы вместе поедем в Лувр. Там вы сможете закрыть все мои пробелы в знаниях по вашему усмотрению... – пытается Адель, с соблазнительной улыбкой на губах, склоняя голову на бок.
– Ваше предложение весьма лестно, однако, я очень устал. Расстройство биоритмов в связи с перелётом, знаете ли... Пожалуйста, не сердитесь, но я предпочитаю поехать обратно в отель.
Адель недовольно кивает. Давид подаёт руку сначала ей, потом мне. Он жмёт мою руку крепко и решительно, я сказала бы, почти профессионально.
– Итак, тогда до завтра, мадемуазель Марс.
– Да, до завтра, месье Фултон. В половину одиннадцатого перед книжным магазином?
– Вы сможете заехать за мной в отель?
– У вас есть "Ягуар" и шофёр, я не совсем понимаю, как могу быть вам здесь полезной...
– В поездке мы могли бы поговорить о лорде Байроне.
Я смотрю на него совершенно озадаченно. Давид ещё держит мою руку в своей. Он хочет развлекаться со мной как кошка с мышкой, пока не проглотит со всеми потрохами?
– Итак, до завтра, в десять часов в отеле! – Фултон мгновенно опускает мою руку в тот момент, когда отворачивается.
Я чувствую себя как мышь в когтях кошки. Его диктаторское наступление ошеломляет, веселит и возбуждает одновременно. Адель в ярости. Молча, мы разворачиваемся и идём в офис. Во второй половине дня она ещё несноснее, чем обычно.
