Текст книги "Нежный враг"

Автор книги: Хизер Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Но он не позволит, чтобы мать распоряжалась его судьбой. Пусть она всю жизнь командовала отцом и братом, Джеффри и сам командовал – на войне, поэтому знал: против соперника следует использовать то, чего он боится больше всего на свете. В данный момент он не мог представить, что может разозлить его мать больше, чем перспектива получить невестку, которую она считает неподходящей.

– Нравится? Она? – потрясенно выкрикнула графиня, едва не брызгая слюной.

Джеффри мрачно усмехнулся. Ему было почти жаль, что он довел мать до такого состояния, но поделом ей: не он начал этот нелепый фарс.

– Очень даже, – подтвердил Джеффри.

Графиня выпрямилась, расправила плечи, вздернула голову и, кажется, даже стала выше ростом. Ее обычно бледное лицо покрылось красными пятнами, пальцы сжались в кулаки.

– Значит, пусть она тебе разонравится. Она тебе не подходит.

– Не согласен, – возразил Джеффри, но скорее из упрямства.

Он понимал, что должен жениться и произвести на свет наследника титула. Кроме того, толковая жена способна стать хорошей помощницей мужу и в политических делах.

Но все это вовсе не значит, что невесту ему должна выбирать мать. Да и чем плоха Лилиан Клэрмонт?

– Она красива, умеет хорошо говорить и, как показали сегодняшние события, умна, – продолжил Джеффри. – Очень хотелось бы узнать, как это у нее получилось.

Графиня скривилась, демонстрируя крайнюю степень негодования, и завила:

– Она странная! Уже три сезона ее не видели в обществе. Глупая девчонка получила одно-единственное брачное предложение, но и то отвергла. Насколько я поняла, она проводит все время в деревне и занимается бог знает чем. Леди Тернберри утверждает, что мисс Клэрмонт приезжает в Лондон только на лекции по химии и чтобы докучать уважаемым членам Королевского научного общества просьбами принять ее. Ты можешь себе представить? Женщина, возомнившая себя ученым! Это отвратительно!

Джеффри несколько секунд переваривал полученную информацию. Теперь он лучше понимал случившееся. Что он ей сказал? Ах да, кажется, предположил, что женщина ничего не понимает в мужских делах. Неудивительно, что она бросила ему вызов.

Перед его мысленным взором предстало решительное выражение лица Лилиан, и на первый план в мешанине чувств выдвинулось восхищение.

Тем временем графиня, судя по всему, приняла его молчание за согласие и направилась к нему, гневно потрясая пальцем.

– Мне пришлось горы свернуть, чтобы собрать в этом доме сливки общества! Ты даже представить себе не можешь, сколько труда я во все это вложила. И вот твоя благодарность? Ты увиваешься вокруг единственной неподходящей и невесть как сюда затесавшейся девицы? Это что, мне назло? Чтобы спровоцировать?

Джеффри охватила ярость. Графиня всегда была мегерой и старалась манипулировать всеми, кто попадал в сферу ее влияния. Но он давно уже не маленький мальчик, который всегда старался угодить эгоистичной матери, и пора бы ей это понять.

Холодно и спокойно взглянув на мать, он произнес самым надменным тоном, на какой был способен:

– Впредь я буду поступать так, как захочу. И если решу немедленно отправиться к мисс Клэрмонт, упасть перед ней на колени и просить ее руки, то тебе придется с этим смириться.

Шокированная графиня отступила и, казалось, лишилась дара речи. Она смотрела на него так, словно только в этот момент поняла, что совершенно не знает своего сына. По сути, так оно и было. Она никогда не уделяла ему внимания, сосредоточив всю свою энергию на старшем брате Джеффри, который был ее копией как внешне, так и характером. С войны Джеффри вернулся совершенно другим человеком, а она даже не заметила.

Поймав предостерегающий взгляд дяди Джосса, он вздохнул и усилием воли заставил себя говорить спокойно, поскольку вовсе не намеревался демонстрировать свою отчужденность от семьи.

– Если ее кандидатура настолько неприемлема, зачем ты их пригласила?

Ему показалось, что графиня скрипнула зубами.

– Я пригласила не ее, а леди Пенелопу, ее кузину, и леди Беллшем – маркиза поставила меня в известность, что привезет с собой еще и племянницу.

Джеффри кивнул: все это было ему не слишком интересно, – а приезду мисс Клэрмонт он был даже рад: с ней все мероприятие становится не таким скучным.

В дверь осторожно постучали, и графиня бросилась открывать, будто только и ждала момента отвлечься.

Джеффри отошел к ближайшему окну, но и оттуда слышал громкий шепот, а потом краем глаза заметил, как графиня удовлетворенно кивнула и вышла. Вместе с ней комнату покинули злоба и напряжение.

Джеффри выглянул во двор. Ему была прекрасно видна площадка, на которой проводились соревнования. Даже с высоты третьего этажа он сразу заметил Лилиан, которая что-то говорила окружившим ее женщинам. В сравнении с ней они показались ему бледными тенями. А она такая красивая, такая уверенная в себе и такая живая… Ему тоже захотелось ее послушать.

– Джеффри?

Стратфорд так глубоко ушел в свои мысли, что едва не подпрыгнул, услышав громкий, чуть дребезжащий голос. На мгновение ему показалось, что это отец окликнул его из могилы. К нему неслышно приблизился дядя Джосс.

В первый момент сходство, как это уже бывало прежде, показалось ему пугающим, но это быстро прошло. Джосс, в отличие от его отца, был худощав и обладал более резким голосом, хотя «фирменные» глаза Уэнтуортов и черные волосы делали их чуть ли не близнецами. Дядя начал седеть, и Джеффри подумал, что волосы отца, будь он жив, тоже теперь были бы тронуты сединой.

Джосс стоял рядом с племянником, скрестив руки на груди, и смотрел на него со своим обычным выражением осторожной сдержанности. Слава богу, дядюшка понимал, что Джеффри трудно общаться с человеком, так похожим внешне на Эдмунда Уэнтуорта, – слишком больно.

Дядя Джосс неуверенно кашлянул, и Джеффри улыбнулся, стараясь облегчить ему задачу. Ведь кроме дяди, ну и матери, конечно, у него никого не было.

– Прости, – наконец заговорил дядя Джосс. – Я не хочу лезть не в свое дело, но… Уверен, ты знаешь, как гордился тобой твой отец. Он был бы рад видеть тебя графом. Нет, он, разумеется, не желал ничего плохого Генри, – добавил он поспешно, – но часто говорил, что, по его мнению, ты был бы лучшим графом.

Джеффри открыл было рот, но дядя жестом попросил его помолчать.

– Теперь, когда ты один и у тебя нет братьев, самым большим желанием твоего отца было бы знать, что ты женат и ждешь наследника рода. – Дядюшка хохотнул. – Ты же не хочешь оставить поместье мне, если вдруг безвременно покинешь этот мир!

– Ничего. Ты, как и прежде, справишься.

Когда до Джеффри дошла весть о смерти брата, он боролся за жизнь, получив при Ватерлоо штыковую рану в спину. И, пока не окреп достаточно, чтобы совершить путешествие из Бельгии домой, дяде Джоссу пришлось вести все дела.

– По крайней мере я не разорил поместье, и это радует, – сказал Джосс. – Но мы говорим не обо мне, а о твоем долге перед этим родом. Почему ты так противишься его исполнению?

Джеффри задумался, не сразу сообразив, как ответить: ведь каждое его слово будет передано графине, которая никогда не оставит попыток «повлиять» на него, но у дяди было такое серьезное лицо… Джеффри знал, что у Джосса нет детей, а у него нет отца. Быть может, поговорив откровенно, они смогут сделать свои отношения более доверительными – что в этом плохого?

Вздохнув, он медленно заговорил:

– Я не противлюсь исполнению своего долга, дядя, и знаю, чего от меня ждет семья. – Он присел на край подоконника и после паузы, проглотив застрявший в горле комок, задумчиво продолжил: – Мне известно, насколько хрупкая штука жизнь. – Перед мысленным взором Джеффри возникли лица друзей, оставшихся на бесчисленных полях сражений. Как часто они снились ему! – И понимаю, как высока ее цена. Поэтому собираюсь использовать все представившиеся мне возможности – и как граф, и как мужчина.

Сказав это, Джеффри ощутил бесконечную пустоту, словно внутри у него внезапно разверзлась бездонная пропасть, которую невозможно ничем заполнить. Он знал, что должен принять свое будущее таким, какое оно есть, научиться жить в мире с собой, несмотря на все, что видел и знал о несправедливостях жизни, о друзьях, потерянных в кровавых бессмысленных сражениях, солдатах, возвращающихся домой, к нищете и страданиям. А он вернулся в этот привилегированный мир, к которому не мог приспособиться, да и не хотел, пожалуй. В этом мире он чувствовал себя одиноким, хоть и был окружен толпой.

Джосс забеспокоился:

– Твоя мать всего лишь старается…

– Графине придется смириться с моей волей в этом вопросе. – В голосе Джеффри звучала непоколебимая решимость. Не важно, насколько одиноким он себя чувствовал: ни при каких условиях не свяжет он свою жизнь с «подходящей» девушкой, которая будет молча терпеть его, потому что хочет быть графиней. И не согласится он на такое жалкое подобие брака, как у его родителей. Он найдет невесту, которую сможет уважать и которая станет с уважением относиться к нему. Ей нужен будет не титул, а страсть. Она поможет ему изменить эту страну, не откажется при необходимости использовать свое личное состояние на помощь простым людям.

Перед его мысленным взором появилось лицо Лилиан, но Джеффри постарался изгнать непрошеное видение. Даже если бы она подошла ему по всем прочим параметрам, у нее нет связей, которыми можно было воспользоваться для продвижения его реформ.

– Я найду невесту, когда буду к этому готов. И, знаешь, выбор невесты в данный момент не является моим приоритетом, – сказал Джеффри. Жизнь возвращающихся с войны солдат – жизнь, которую он поклялся изменить к лучшему, – была для него важнее, чем его собственная.

Джосс выдержал паузу, хотя явно намеревался сказать что-то еще, наконец проговорил:

– А каковы тогда твои приоритеты?

Джеффри не знал, как много может сказать дяде. После возвращения домой он еще ни с кем не делился своими мыслями, но знал, что дядя Джосс всегда был доверенным лицом отца. Возможно, и он сможет доверять дяде?

Джеффри подался вперед.

– Уверен, ты слышал, какой поднялся шум в прошлом году в парламенте, когда я представил свой вариант закона о бедных. – Он возмущенно фыркнул. – В чем только меня тогда не обвиняли – даже в государственной измене.

– Я помню, – кивнул Джосс. – Разговоров действительно было много. Люди возмущались, что ты, будучи пэром королевства меньше года, все свое внимание уделяешь бедным. Как будто нет более важных проблем.

Джеффри покачал головой.

– Для меня действительно нет проблемы важнее. Тем более что почти четыреста тысяч так называемых «бедных» – демобилизованные солдаты.

Джеффри отчетливо видел, что дядя его не понимает. Возможно, ему надо объяснить более наглядно.

Джеффри подвинулся на подоконнике так, чтобы левой ноге было удобнее.

– Позволь, я расскажу, что толкнуло меня на этот путь. Однажды на Бонд-стрит я столкнулся со старым другом, однополчанином. Это хороший честный человек, преданно служивший своей стране в течение десяти опаснейших лет. Я неоднократно убеждался в его смелости и решительности. И таких было очень много – из всех социальных классов.

Джеффри помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:

– Он голодал, дядя. Умирал с голоду. А вернувшись домой, понял, что дома у него нет. Как и многих других солдат, его демобилизовали, когда в его услугах больше не было необходимости, без денег и каких-либо перспектив. Этот человек оставил семью и десять лет сражался за свою страну, которая восприняла это как должное, а потом отвернулась от него.

– Я не знал, – протянул Джосс не без симпатии.

– Я тоже ничего не знал! Слишком был поглощен своими новыми обязанностями! Ему я помог, но ведь таких, как он, на улицах сотни тысяч: без работы, жилья, пропитания. А та мизерная помощь, которую могла бы оказывать система, базируется на цене буханки хлеба и количестве детей в семье. Только вот в чем проблема: многие годы солдаты сражались за свою страну, поэтому обзавестись детьми не успели, а значит, в списках на помощь были самыми последними. Да она до них по большей части вообще не доходит. Понимаешь? Система вынуждает их воровать, чтобы выжить, а потом преследует за воровство. Это ужасно, тем более после всех жертв, которые они принесли отечеству. Надо что-то делать!

Джосс пристально смотрел на племянника, явно встревожившись.

– Ты не сможешь изменить взгляды наших денежных мешков, мой мальчик. Разве ты этого еще не понял, когда принимали твой законопрект?

Джеффри, досадливо поморщившись, отошел от подоконника и принялся мерить шагами комнату.

– Ты прав, дядя. Я не смогу изменить их взгляды. Тем более таким образом, как пытался. Пока придется отступить, выждать, а со временем мое политическое влияние вырастет и я использую его, чтобы постепенно изменить ситуацию. А Ливерпул и Веллингтон мне помогут.

Джосс насмешливо приподнял бровь.

– Знаешь, мой мальчик, если ты намерен все это сделать до того, как женишься, мне, пожалуй, и самому придется присмотреть себе невесту, поскольку тогда задача продолжения графского рода уж точно ляжет на меня.

Джеффри засмеялся.

– Присмотрись, если хочешь, дядя, но все не так плохо. В следующем месяце Ливерпул представит свой проект акта о занятости бедных, который предусматривает существенные льготы тем компаниям, что согласятся использовать поденных рабочих. Уже только это поможет убрать солдат с улиц.

Джосс тихонько присвистнул.

– Да, и поддерживающие его либералы-тори намерены и в будущем продвигать такого рода проекты. Потихоньку, конечно. Ливерпул просил меня предпринять ряд закулисных шагов в нужном направлении, но для этого я должен заслужить уважение в обществе и иметь безупречную репутацию, – сообщил Джеффри.

Вспомнив об угрозе шантажиста, он нахмурился, но отбросил неприятную мысль. Для нее не может быть никаких оснований. Как только гости разъедутся, он вернется в Лондон и во всем разберется.

– И мне придется жениться, – добавил Джеффри со вздохом. – Именно этого ожидает от человека моего положения общество.

Джосс открыл было рот, но не успел произнести ни звука, так как в этот момент в комнату вплыла графиня с торжествующей улыбкой на лице и провозгласила:

– Кажется, нам не придется вышвыривать из дому эту ужасную мисс Клэрмонт. Леди Беллшем, так же потрясенная поведением племянницы, как и я, приняла решение уехать вместе со своими подопечными. Эта троица покинет наш дом в течение ближайшего часа.

Глава 9

Лилиан, очень довольная собой, словно на крыльях летела по коридору. На площадке к ней подошли несколько гостей и выразили восхищение ее умом, хотя она и подозревала, что это было сделано лишь потому, что в ней больше не видели конкурентку в борьбе за чувства Стратфорда.

Она открыла дверь.

– Пен, куда ты?…

Потрясенная до глубины души, Лилиан так и застыла на пороге, вцепившись пальцами в бронзовую дверную ручку.

В комнате кипела работа. Повсюду сновали горничные в черных платьях и одинаковых чепчиках. Будь их гофрированные фартучки желтыми, они бы напоминали рабочих пчел в улье. Девушки деловито перетряхивали и укладывали одежду.

На всех свободных поверхностях – покрытых стегаными покрывалами кроватях, столах, подоконниках – стояли раскрытые кожаные саквояжи, быстро наполнявшиеся вещами.

Только Пенелопы нигде не было видно. Раздраженный голос тети Элизы слышался из смежной гостиной, отделявшей комнату девушек от ее спальни. Затаив дыхание, Лилиан направилась в комнату тети, откуда доносились вопли.

– …в жизни не испытывала такого унижения! Неужели она думает, что Стратфорд простит такое оскорбление?

Боже мой! Кажется, их все-таки изгоняют из Сомертон-Парка.

Лилиан охватила паника. И злость. Ведь это он ее оскорбил! Да, конечно, она рассердила его первой, уязвила его гордость… наверное… но ведь это было сделано лишь для того, чтобы отвлечь его. Она всего лишь хотела избавиться от его внимания! Что же это за джентльмен? Сначала проигрывает пари, а потом выбрасывает победителя на улицу?

Лилиан перевела дух и попыталась мыслить логически. Ей надо было понять стратегию Стратфорда. Если он как-то связан со смертью ее отца или знал, что виной тому кто-то из членов его семьи, то вполне мог сделать совершенно логичный вывод: она явилась, чтобы узнать правду. И если слухи верны и он намерен сделать политическую карьеру, значит, захочет как можно скорее вышвырнуть ее из дома, прежде чем она отыщет доказательства.

Какая же она дура! Сама дала ему повод! И зачем? Решила потешить свою гордость? Лилиан почувствовала, как к глазам подступили слезы. В глубине души она понимала, что если сейчас уедет из Сомертон-Парка, то никогда не узнает правды.

Лилиан заморгала, стараясь сдержать слезы. Может быть, еще все не поздно исправить? Если она ошибается относительно намерений Стратфорда и если всему виной его уязвленная гордость, возможно, достаточно извиниться? Конечно, ей не хотелось просить прощения за то, что она такая, какая есть, но придется это сделать.

Только сначала необходимо выяснить, насколько все плохо. И она решительно открыла дверь в комнату тети.

Пенелопа сидела в кресле, немного подавшись вперед. На ее всегда веселом личике застыло хмурое выражение, румяные щечки побледнели. Тетя Элиза ходила взад-вперед у изножья широкой кровати с резными спинками. Соседство с массивным предметом мебели несколько умаляло ее в размерах. Впрочем, на ее возмущение оно никак не повлияло. Услышав, что открылась дверь, она повернула голову, и ее лицо, и так красное от гнева, стало пунцовым.

Лилиан увидела в глазах тети надвигающуюся бурю и невольно съежилась.

– Ты!.. – выкрикнула леди Беллшем, вложив в это коротенькое слово столько отвращения, неодобрения и разочарования, что у Лилиан перехватило дыхание.

Да поможет ей Бог! Она-то думала, что уже смирилась с неспособностью тети понять и принять ее. Нет, нельзя сказать, что она не пыталась заботиться об осиротевшей дочери брата, хотя и по-своему, но всякий раз, когда действия Лилиан оказывались не такими, как ожидалось, тетушка воспринимала это как личную трагедию. И Лилиан потом долго не удавалось избавиться от ощущения вины за то, что огорчила единственную «мать», которую когда-либо знала.

– Вот твоя благодарность за то, что я сумела получить для тебя приглашение, за которое многие знатные дамы готовы были душу продать дьяволу! – выкрикнула тетя, трагически всплеснув руками. – Все, хватит, я умываю руки! Больше не желаю тебя знать! Эти твои теории… Ты приносишь только разочарование! От тебя одни неприятности! Не знаю, почему я вдруг понадеялась, что ты изменилась! – Голос женщины сорвался, и она тяжело, с шумом задышала.

У Лилиан сжалось горло, и слова, которые она собиралась сказать в свою защиту, застряли. Ее охватило предчувствие надвигающейся беды. Тетя злилась на нее и раньше, но еще никогда не выкрикивала столь грозных обещаний.

– Я подумала, что три года самостоятельной жизни тебя вразумили, – продолжила между тем тетя. – Надеялась, что, пожив в одиночестве в развалюхе на те крохи, что оставил тебе отец, ты наконец решила изменить манеру поведения и стать леди. Конечно, у меня и в мыслях не было, что ты сумеешь заинтересовать Стратфорда, но хотя бы какого-нибудь деревенского сквайра… Но теперь…

– Уверена, все не так плохо… – осмелилась заступиться за кузину Пенелопа.

– Не так плохо? – Леди Беллшем с трудом перевела дух. – Все намного хуже! Ты когда-нибудь задумывалась, что ее ужасное поведение бросает пятно позора и на тебя?

У Лилиан сжалось сердце, она испуганно покосилась на Пенелопу, но та едва заметно покачала головой, словно предостерегала от дальнейших возражений. Лилиан искренне не хотелось доставлять неприятности кузине – ведь теперь ей тоже придется уехать, а это неправильно.

– Я извинюсь перед лордом Стратфордом, – неуверенно выдавила Лилиан. – Постараюсь уговорить, чтобы позволил вам остаться. Не хочу, чтобы из-за меня пострадали вы с Пенелопой.

Леди Беллшем в упор уставилась на Лилиан и мрачно сообщила:

– Стратфорд не требовал нашего отъезда, что, безусловно, говорит в его пользу, но я считаю, что мы злоупотребили его гостеприимством.

– Значит, все эти сборы – твоя инициатива? – У Лилиан снова появилась надежда убедить тетю остаться. – Прошу тебя, тетя, не надо привлекать к ситуации больше внимания, чем она того заслуживает. Слухи быстро стихнут и никак не затронут Пенелопу. Между прочим, я получила несколько многообещающих знаков внимания.

Леди Беллшем с явным недоверием прищурилась.

– Лорд Эйвлин не только восхитился моими способностями, но проявил искренний интерес к тому, что я делаю. Не думаю, что им руководила элементарная тактичность: кажется, я ему действительно понравилась. – Лилиан не знала, стоит ли впутывать еще одного поклонника, но, как говорится, на войне все средства хороши, поэтому, скрестив за спиной пальцы, продолжила как можно убедительнее: – Прошу тебя, позволь нам остаться; обещаю, что буду вести себя выше всяких похвал.

Жаль, конечно, что нельзя остаться в этом доме без Пенелопы и тети Элизы, но что поделаешь?

Лицо леди Беллшем окаменело.

– Нет, я тебе не верю: чтобы ты, и выше всяких похвал… – и не могу допустить делать и дальше из нас всеобщее посмешище. Кстати, предупреждаю: я серьезно подумаю, стоит ли разрешать Пенелопе водить с тобой компанию в будущем. Ты плохо на нее влияешь.

У Лилиан вся кровь отхлынула от лица, а тетушка повернулась к ней спиной и приказала:

– Пенелопа! Проследи за упаковкой наших вещей.

Значит, все кончено. Лилиан скрипнула зубами и закрыла глаза, пытаясь сдержать обжигающие злые слезы. Ну почему жизнь так несправедлива? Будь она мужчиной, пари вызвало бы совершенно другую реакцию: ее превозносили бы за ум, а не грозили отлучить от семьи. И самое главное, ей не пришлось бы уезжать из-за нелепых предрассудков тети.

Лилиан прекрасно понимала, что, если она когда-нибудь выйдет замуж, ситуация только ухудшится. Муж станет в буквальном смысле слова ее хозяином. Ее матери несказанно повезло – в муже она нашла родственную душу, он высоко ценил ее таланты и всячески поддерживал, послав общество к черту.

Но, к сожалению, времена изменились. Теперь юных леди, даже больше, чем раньше, считали собственностью, выгодным приобретением мужа, красивой игрушкой, способной украсить гостиную мужчины, но не имеющей интеллекта и неспособной думать. Три сезона среди красоток общества наглядно доказали ей это. Тогда ей тетя усиленно навязывала жениха. Звали его сэр Абернати Коултон-Смит. Лилиан содрогнулась при воспоминании о сей одиозной личности и его неуклюжих ухаживаниях. В качестве условия их брака он выдвинул прекращение всех ее научных работ, что тетя Элиза всем сердцем одобрила. Слава богу, у нее есть пусть небольшие – тетя говорит, что жалкие, – но все-таки средства, которые оставил ей отец, поэтому она смогла отказаться. Лилиан с нетерпением ожидала дня, когда окончательно перейдет в разряд старых дев. Может быть, тогда от нее отстанут и она получит какое-то подобие свободы.

В дверь постучали, и в щель просунулась голова горничной.

– Прошу прощения, миледи. Его милость желает поговорить с вами и юными мисс.

– Что? – резко выдохнула леди Беллшем, повернув светловолосую, уже начавшую седеть голову к двери. – Сейчас?

У горничной дрогнули губы. Создавалось впечатление, что девушка чего-то боится, но изо всех сил старается этого не показать.

– Да, миледи. Он ожидает вас в гостиной напротив вашей комнаты.

Тетя устремила на Лилиан многозначительный взгляд и, не удержавшись, буркнула:

– Видишь, что ты натворила.

Тем не менее леди Беллшем расправила плечи и направилась к двери, сделав знак девушкам следовать за ней.

Стратфорд стоял у камина, и на его лице застыло очень странное выражение… неловкости? Он был напряжен, словно готовился выполнить неприятную обязанность. Лилиан закрыла глаза. Судя по всему, он все-таки пришел требовать их отъезда. Ситуацию спасти не удастся.

Граф кашлянул – раз, другой…

– Прошу простить мое не совсем обычное приглашение, леди Беллшем, но до меня дошли слухи, что вы намерены нас покинуть раньше срока.

Лилиан открыла глаза: таким тоном из дома не выгоняют, – а тетя коротко кивнула.

– Да, милорд. Прошу у вас прощения за ужасное поведение моей племянницы… – Она особенно выделила голосом степень их родства, словно хотела отгородиться от нее таким образом. – Я очень сожалею. Сцена, которую она спровоцировала, была безобразной. Мы избавим вас от своего присутствия уже через несколько минут.

Лилиан ощутила на себе напряженный взгляд Стратфорда, вздрогнула и несмело подняла глаза, чтобы услышать:

– Нет.

Нет?

Тетя растерянно заморгала, не в силах понять, что происходит.

– Я бы не хотел, чтобы вы нас покидали, тем более что это мне следует принести мисс Клэрмонт свои извинения и поздравить ее с победой. – Он быстро пересек комнату – какая же у него элегантная походка! – остановился перед Лилиан и заглянул в глаза. Она сразу почувствовала легкий запах мускуса и мяты. – Я бездумно спровоцировал вас, за что приношу свои глубочайшие извинения. Прошу вас, не стоит уезжать из-за меня. Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались. – На его губах появилась слабая улыбка. – Признаюсь честно: я умру от любопытства, если не узнаю, как вы обеспечили победу Эйвлину.

Лилиан в полном недоумении уставилась на графа, и смотрела так долго, что ее глаза стали суше глауберовой соли. С чего это вдруг он так подобрел? И зачем, если подозревает о ее намерениях, попросил остаться?

– Я… – Это все, что она сумела выдавить.

Граф воспользовался ее замешательством и улыбнулся, чем смутил еще сильнее, а потом обернулся к тете Элизе, которая смотрела на него так, словно у него вырос еще один нос.

– Значит, все улажено? Я очень рад. Могу я надеяться, что вы все и лорд Эйвлин, конечно, займете сегодня за ужином место рядом со мной во главе стола? Ваша племянница должна быть в центре внимания за свои выдающиеся успехи.

– Конечно, – потрясенно пробормотала тетя Элиза. Разве могла она оскорбить отказом лорда Стратфорда?

– Вот и хорошо. – Его взгляд скользнул по Лилиан, и она почувствовала сильный жар внутри. – Тогда увидимся вечером.

Граф кивнул и вышел из комнаты, а тетя устремила на Лилиан задумчивый взгляд.

– Похоже, мы остаемся.

Пенелопа, заулыбавшись, выбежала из комнаты и еще издалека своим звонким голосом весело приказала горничным распаковывать вещи.

Напряжение наконец отпустило, и Лилиан почувствовала такую слабость, что пришлось даже привалиться к стене. Стратфорд спас ее, дав еще один шанс найти ответы на мучившие ее вопросы, но облегчение быстро сменилось тревогой: зачем?

И как это будет выглядеть, если она обратит его доброту против него?

Джеффри сидел во главе внушительного обеденного стола шестнадцатого века, за которым многие поколения Уэнтуортов давали роскошные обеды и ужины. Несколько секций пришлось убрать, поскольку гостей было не больше сорока, хотя могло бы уместиться и все восемьдесят.

Мелодичный звон хрустальных бокалов и негромкое постукивание серебряных столовых приборов по тарелкам из тончайшего фарфора стали фоном оживленной застольной беседы.

Джеффри, едва прикоснувшись к супу из лобстера, положил ложку, поскольку знал, что будет подано еще несколько – не меньше семи – блюд. За годы, проведенные в армии, он привык довольствоваться малым: случались дни, когда и он, и его люди ели раз в день – иногда похлебку, иногда хлеб с сыром, – и были счастливы. Он всегда лишался аппетита, думая о солдатах, с которыми прошел огонь и воду и которые голодают уже в мирное время. Он бы очень хотел, чтобы за этим столом с ним сидели они, а не привилегированные бездельники, частью которых он теперь стал и от которых был так бесконечно далек.

Он задумчиво взглянул на Лилиан, сидевшую справа. За солдатским столом, который он нарисовал в воображении, ей нашлось бы место. Девушка была прелестна, даже с простой прической и в этом скромном сатиновом платье, пусть и отделанном золотым шитьем, без единого украшения. Тем самым она являла собой разительный контраст с бесполезной роскошью окружающего. За столом женщины, увешанные драгоценностями, словно яблоня плодами, явно старались перещеголять друг друга. Он вспомнил, как скованно она чувствовала себя перед ужином в окружении других гостей. Наблюдая за ней, Джеффри ощутил, что, как и он сам, девушка чувствовала бы себя комфортнее с простыми людьми, чем с этим высокопоставленным сбродом.

Она засмеялась над какой-то шуткой Эйвлина, и тело Джеффри моментально отреагировало на звук ее голоса. Таким образом она на него действовала с самой первой встречи в библиотеке. Ему казалось, что у него обнажены все нервы и даже кожа вибрирует энергией. Нечто подобное он всегда ощущал перед боем. Тогда он чувствовал себя более активным и живым, чем в любое другое время, готовым сразиться со всем миром.

Странно, но Лилиан единственная женщина, на которую он так реагировал. Вот бы ему такую невесту, только с обширными связями в обществе!

Графиня, сидевшая прямо напротив Лилиан, слева от Джеффри, отхлебнула вина. Ее едва не хватил удар, когда он объявил, что изменил места гостей за ужином. Слава богу, она сумела промолчать и лишь презрительно фыркнула, когда за столом было рассказано о сахаре в порохе, но судя по тому, с каким остервенением сжимала ножку бокала и какие взгляды бросала на Лилиан, Джеффри мог дать голову на отсечение, что молчание долго не продлится.

– Скажите-ка мне, мисс Клэрмонт, – с фальшивой любезностью обратилась она к Лилиан, – это ваш отец посоветовал вам получить столь… нетрадиционное образование?

Разговоры за столом – в той его части, где сидели хозяева дома и Лилиан, – почти сразу стихли. Все головы повернулись в их сторону.

Девушка побледнела, Джеффри сжал кулаки, но на защиту племянницы бросилась леди Беллшем, не забыв при этом одарить улыбкой лорда Эйвлина:

– О, могу вас заверить, миледи, Лилиан получила достойное образование, как и пристало юной леди.

Леди Уэнтуорт метнула на маркизу недовольный взгляд и лишь поджала губы, поскольку не могла позволить себе грубость по отношению к даме, занимавшей более высокое положение. Однако Джеффри знал, что мать втайне считает свое происхождение выше: леди Беллшем была дочерью барона до того, как вышла замуж за маркиза, поэтому и позволила себе легкое проявление недовольства.

– Не сомневаюсь, что вы об этом позаботились, леди Беллшем, – решила все же пойти на попятную графиня, но в ее голосе все же прозвучало сомнение, что старания маркизы пошли впрок. – Как это, должно быть, тяжело, когда тебе на руки сваливается девица, уже взрослая и неотесанная. Да и как ожидать хороших манер, если ее вырастил холостяк?