Текст книги "Элли и арфист"
Автор книги: Хейзел Прайор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
16
Элли
– Кристина, ты сделаешь мне одолжение?
– Да, конечно, Элли. Все что угодно. Серьезно, что угодно!
– Я хочу, чтобы ты солгала моему мужу. – Непривычно слышать подобную фразу, сказанную моим голосом. Я всегда считала себя прямолинейной и открытой. Теперь мне кажется, что я не только способна на обман, но и полностью в него погружена. И втягиваю в это липкое болото свою подругу. Честную. Восхитительную. Добрейшую. Молодец, Элли.
– Прости, связь плохая. Ты сказала, что хочешь, чтобы я переспала с твоим мужем?
Она намеренно исковеркала мои слова, но сейчас я не в настроении ей подыгрывать.
– Нет, Кристина! Я хочу, чтобы ты солгала. Солгала Клайву.
– Солгать Клайву? Конечно. С удовольствием. Солгать насчет чего?
– Это связано с игрой на арфе. Боюсь, что вчера я оказалась в неловком положении.
Я описываю безумный геройский поступок Дэна, бросившегося спасать фазана. Я рассказываю, как помчалась в больницу и как коряво оправдывалась перед Клайвом.
– Какая прелесть! – восклицает она. Кристина – веган и борец за права животных. Ее представление о рае заключается в том, чтобы жить в «Убежище для ослов»[10]10
The Donkey Sanctuary – британская благотворительная организация, занимающаяся благополучием ослов, базирующаяся недалеко от Сидмута в графстве Девон, Англия, была основана в 1969 году.
[Закрыть], или «Доме потерянной панды», или что-то в этом роде. В прошлом она держала кроликов, кур и целую колонию морских свинок (все они считались горячо любимыми членами семьи), но теперь дома остались только она и Мява. – Этот Дэн мне все больше нравится! – заявляет она. – Он рискует жизнью, чтобы спасти фазана, он креативен и хорош собой. Пора тебе меня с ним познакомить. Говоришь, он не женат?
– Нет, но у него есть девушка. Моя учительница игры на арфе, помнишь?
– О, да. Ты говорила, что она секс-бомба?
– Так и есть.
– Жаль. Хотя ладно. Если он проявит какие-нибудь признаки того, что она ему надоела, направь его ко мне, хорошо? Или у тебя самой на него планы?
– Кристина, я достойная замужняя женщина!
– Прости, опять плохая связь. Ты сказала – непристойная замужняя женщина?
Я фыркаю.
– Хулиганка!
Она хихикает. Хотя бы одной из нас весело.
– Ваши березы уже выросли? – интересуется она.
– Нет, конечно! Семенам нужно время, чтобы прорасти. Мы с Дэном ходим и смотрим на них почти каждый день, на всякий случай. То есть мы идем и рассматриваем лотки с семенами и компост в надежде, что все в порядке. И обильно их поливаем.
– Мы, мы, мы! – повторяет она. – Мы с Дэном то, мы с Дэном се!
– Кристина, перестань!
– Ладно, ладно! Расслабься, я молчу. Значит, ты хочешь, чтобы я соврала Клайву. Типа я порезала руку консервным ножом, не так ли?
– Да, очень глубоко порезала. На всякий случай, если он когда-нибудь ответит на твой телефонный звонок и спросит, как дела.
– Позволено ли мне вдаваться в детали? Скажем, что у меня гангрена и мне едва не ампутировали…
– Нет!
– Ты обламываешь мне весь кайф!
– Это серьезно. Я на тебя полагаюсь, – говорю я.
– Успокойся, Элли! Клайв ничего не заподозрит. Что это была за банка?
– Не знаю. Печеные бобы?
– Нет, лучше нут. Более реалистично.
– Пусть будет нут! И, Кристина, кое-что еще. Тебе трудно таскать сумки с продуктами и тому подобное. Так что я должна каждый день приезжать к тебе и помогать, хорошо? В том числе по субботам и воскресеньям.
– Совершенно верно. Буду рада тебя видеть.
– Хотя на самом деле я буду в Амбаре «Арфа» и буду помогать Дэну.
– Я все уяснила. Но было бы неплохо увидеть тебя по-настоящему.
Кристина умеет притворяться веселой, но я чувствую, как ей тяжело. Насколько я понимаю, Алекс перестал приезжать домой каждые выходные, а даже когда приезжает, тратит свои драгоценные визиты на телефонные разговоры с новой девушкой, а не на качественное времяпрепровождение с матерью.
– Мы скоро встретимся, обещаю. Прости, что ставлю тебя в такое положение. Прости за все. И, Кристина, спасибо за то, что ты самая лучшая в мире подруга.
Я кладу трубку и чувствую, что мне срочно нужно на свежий воздух. Я натягиваю куртку и ковыляю по дороге. В дальнем конце я сворачиваю на тропинку, которая ведет круто вверх к полям вдоль леса. Сильный ветер треплет деревья и поднимает с земли листья. Я не могу оторвать глаз от этого безумного урагана. Листья мечутся, как мошки, при каждом порыве ветра вырисовывая в воздухе дикие узоры.
О, как изысканно плетем мы
Паутину причудливой лжи!
Я никак не могу выбросить из головы эти строки.
Я одергиваю саму себя. Почему я с самого начала не сказала Клайву, как я хочу эту арфу? Сейчас все так запуталось, что я уже не вижу выхода из сложившейся ситуации. Две самые главные составляющие моей жизни – мой муж и мои визиты в амбар – противоречат друг другу. Они грубо сталкиваются, как разные мелодии, сыгранные одновременно в разных тональностях.
Клайв – моя скала. Клайв – моя скала.
Нужно за это держаться. Это верно, так верно! Не знаю, как бы я справлялась без Клайва. Однажды, вернувшись с работы домой, он сразу заметил, что я плакала, хотя я четыре раза умыла лицо.
– Элли, детка, что случилось?
– Ничего, – ответила я.
– Я вижу, что что-то не так. Детка, скажи, в чем проблема. Я сделаю все, чтобы это поправить, чего бы это ни стоило.
– Это опять мама. Я позвонила ей сегодня, и она меня не узнала. Не вспомнила, кто я такая. Вернее, долго не могла вспомнить. А когда ее наконец озарило, что это я, она сказала: «Элли? О, Элли!» Так надменно, так презрительно. А потом пробормотала: «Никакого толку!» Я знаю, что не должна реагировать на такое, но мне все равно больно.
Клайв крепко обнял меня, и я вдохнула успокаивающий аромат бергамота, его лосьона после бритья.
– Ну же, Эл. Твоя мать не ведает, что болтает, и тебе это известно. «Никакого толку!» – она наверняка сказала это про что-то другое.
– Нет, – всхлипнула я. – Она всегда считала меня бесполезной.
– Значит, она всегда ошибалась.
Когда я пришла в себя, Клайв снова вышел на улицу, хотя наверняка был измотан после трудового дня. Он вернулся через три четверти часа с букетом хризантем и красивыми серебряными сережками: «Просто так, без повода». Потом он затопил камин, усадил меня возле огня и стал массировать мне ноги. Кончилось все тем, что мы занялись любовью на коврике у камина, и отблески огня играли на нашей обнаженных телах. Как же это ценно – быть любимой.
Я не заслуживаю Клайва.
Тем не менее играть на арфе для меня жизненно необходимо. Дело не только в мечтах, которые сбываются, и даже не в моей странной связи с Дэном. Я сделала удивительное открытие: я могу создавать музыку. Как будто внутри меня, как внутри горы или пещеры, есть драгоценный золотой пласт, о существовании которого я не подозревала. Если я скажу об этом Клайву, он возмутится, что не имеет к этому новому пласту никакого отношения. Он примет это на свой счет, расценит как проявление бунтарства. Возможно, он даже попробует заставить меня остановиться.
А я сейчас не могу остановиться. И не остановлюсь.
* * *
Дэн безропотно позволяет мне каждый день снимать его повязки, очищать рану и делать перевязку. Не могу сказать, что мне нравится вид разорванной плоти и сочащихся из нее крови и гноя, но в данном случае я ничего против этого не имею. Это восхитительно интимно. Мне льстит, что Дэн мне доверяет, даже когда морщится от боли. Однако он не такой терпеливый, как я ожидала. Он мечтает поскорее поправиться. Полагаю, он скучает по своим ежедневным прогулкам.
Как же хорошо, что Финес составляет Дэну компанию. Он каким-то необыкновенным образом привязался к этой птице. Каждую ночь Финес спит в амбаре. Он приходит и уходит через свою новую дверцу. Хотя фазан – крупная птица, он иногда даже запрыгивает Дэну на колени, пока тот отдыхает на деревянном стуле. Дэн обнимает его, разговаривает с ним и гладит его перья. Происходящее становится еще больше похоже на сюрреалистическую картину, когда они нежно прижимаются друг к другу в окружении арф.
Я вдруг подумала, что Дэна может заинтересовать стихотворение Томаса Харди «Озадаченные птицы», поэтому во время прошлого визита взяла с собой книгу и прочитала ему несколько строк вслух:
Это не те, кто нас кормил,
Нас, молодых и юных – они не могут ими быть,
Эти фигуры, что теперь
опустошают и обескровливают нас?
Дэн понимающе кивнул.
– В том-то и дело! Именно с такими словами Финес обратился бы к охотникам голубых кровей, если бы умел говорить и если бы они хоть на мгновение прекратили стрелять и прислушались к нему.
Он погладил Финеса по голове, и Финес прижался к нему, улыбаясь так, как могла бы улыбаться птица.
Позже, закончив играть на арфе, я наблюдала из окна, как Дэн ковылял по саду на костылях. Он смотрел на деревья и золотые пятна облаков и тяжело вздыхал. Несомненно, он скучал по Роде. Я тоже вздохнула.
* * *
– Как тебе новый питомец Дэна? – спросила я Роду во время нашего последнего урока в ее доме в Тонтоне.
– Ах, этот! – Она рассмеялась, и мне не понравилось, как прозвучал ее смех. – Да, он мне рассказал о фазане.
– Значит, ты Финеса еще не видела?
– Нет, – покачав головой, ответила она. – Да и особого желания не испытываю. Я не люблю птиц.
– Но меня удивляет, что ты его еще даже не видела, – настаивала я. – Финеса трудно не заметить. Он фактически живет в амбаре.
Она щелкнула рычагом на арфе.
– А я не так часто туда захожу.
Неужели она ни разу не навестила Дэна с тех пор, как с ним произошел несчастный случай? Я точно знала, что сейчас он машину не водит, так что только от Роды зависело, увидятся они или нет. Ей ведь наверняка хотелось проверить, все ли с ним в порядке? Хотелось его утешать, привозить ему гостинцы?
Я с любопытством посмотрела на нее. Плотно сжав губы, она продолжала трогать рычаги арфы.
Мне захотелось дать ей пощечину. Какой бы невероятно красивой и талантливой она ни была, ей не следовало принимать Дэна как должное.
– У Дэна до сих пор сильно болит нога, – сообщила я. – Это страшная травма.
– Ну, если ему непременно нужно было выскочить под дуло ружья, разве не этого ему стоило ожидать?
17
Дэн
Я жонглирую двумя костылями, пакетиком с семенами для птиц и арфой. Важно делать все это одновременно. В сад, в любую погоду, четыре раза в день. У меня это неплохо получается. Иногда мне удается прихватить еще и бутерброд с арахисовым маслом в качестве особого угощения для Финеса. Я обнаружил, что он их очень любит.
Мы с Финесом стали закадычными друзьями. Я не говорю на его языке, он не говорит на моем, но у нас выработался стиль общения, который удовлетворяет нас обоих. Когда подходит время его кормить, я использую самую маленькую арфу (Чибис) и играю на ней один аккорд. На завтрак я играю си-бемоль мажор, на обед – фа минор, на полдник – С7, а на ужин – соль-арпеджио. Финес точно знает, что они означают. Каждый раз, услышав знакомый звук, он взволнованно несется ко мне, прыгая по траве, расправив здоровое крыло и открыв клюв. Он так любит арфу, что я уже жалею, что не умею на ней играть. Но играть я не научился, потому что все мое время и силы уходят на изготовление арф. Возможно, у меня получится уговорить Элли иногда для него играть, раз уж она так часто здесь бывает. Играет она уже неплохо. Если она сосредотачивается на технике исполнения, то часто останавливается и начинает заново, зато когда играет знакомую композицию, вкладывает душу в каждую ноту. Она и вишневая арфа теперь как единое целое. Через эту арфу она поет. Я люблю, когда это происходит, и уверен, что Финесу это тоже понравится. Я чувствую, что он музыкальная птица. Назвать его умным нельзя, а вот музыкальным – вполне.
Мы с Элли могли бы стать для Финеса папой и мамой. Однако мы никогда не будем ему говорить, что он должен и чего не должен делать. Финес волен поступать как сочтет нужным, и если ему хочется махать крыльями и издавать странные звуки, я не против.
А еще Финесу позволено какать в дровяном сарае, если это делает его счастливым. Смывать фазаньи фекалии с моей тщательно выдержанной древесины для арф не так уж и утомительно. Меня это занятие даже успокаивает.
Думаю, я назову свою следующую арфу Финес. А из какого дерева ее изготовить, Финес определит сам, в своей неподражаемой манере.
* * *
Косуля позвонила сегодня утром, сразу после того, как я накормил Финеса завтраком:
– Дэн.
– Косуля, – отозвался я.
– Тебе уже лучше?
– В каком смысле лучше? – уточнил я.
– Твоя нога, лимон!
Я сказал ей, что моя нога чувствует себя значительно лучше, и назвал ее бананом. В эту игру можно играть вдвоем.
Она хрипло усмехнулась в трубку.
– Ты собираешься делать арфы?
Я ответил, что, конечно, собираюсь.
– Хорошо, рада это слышать. Дэн, ты еще не звонил Майку Торнтону, не так ли?
Я подтвердил, что нет.
– Дэн, я пытаюсь тебе помочь, но послушай меня! Он очень, очень хочет, чтобы ты изготовил арфу для его жены на Рождество, но тебе нужно ему позвонить и все с ним обсудить.
Я не умею разговаривать по телефону ни с кем, не говоря уже о незнакомых людях. Я отметил это еще раз, говоря с Косулей, хотя был уверен, что она и сама все знает.
– Да, но Дэн, Дэн, Дэн… Бывают случаи, когда она повторяет мое имя по несколько раз. – Нужно приложить усилия. Именно я тебя порекомендовала, так что в противном случае это плохо отразится на мне. И если ты не займешься этим в самое ближайшее время, Рождество уже пройдет, а моя ученица так и останется без арфы.
Если нужно, я могу изготовить арфу довольно быстро. Тем не менее, возможно, она была права. Я пообещал, что позвоню этому мужчине немедленно, без дальнейших проволочек.
– Подожди! – воскликнула она, прежде чем я положил трубку. – У тебя есть его номер?
Я напомнил ей, что есть. Она продиктовала мне его, когда впервые об этом заговорила.
– Хочешь сказать, что ты его до сих пор помнишь, после стольких недель? Ну-ка, продиктуй его мне.
Я назвал ей номер. Она рассмеялась и сказала, что я совершенно прав. Она добавила, что в чем-то я сверхэффективен, а в чем-то безнадежен. Она велела мне немедленно позвонить заказчику. Что я и сделал.
Майк Торнтон хочет, чтобы я изготовил арфу для его жены Фифи из старой яблони, которую срубили три года назад и которая теперь лежала, распиленная, в сарае неподалеку от Бриджуотера. И это хорошо. А что не очень хорошо, так это то, что я должен вырезать на боковой стороне арфы имя «Фифи». Я сказал ему, что это не самое подходящее имя для того, чтобы его вырезали на арфе. Он осведомился, что я имею в виду. Я сказал, что это имя не музыкальное и не мелодичное и не подходит для арф. Он повысил голос и заявил, что, по его мнению, это очень музыкальное и красивое имя, имя его жены, и если я продолжу общаться с ним в таком тоне, он обратится со своей просьбой к другому специалисту. Я ответил, что он вправе обращаться куда угодно. Я уже собирался положить трубку, когда он сказал: «Ладно, может быть, для начала вы изготовите арфу, а потом уже мы обсудим имя». С решением никакой спешки не было. С чем нужно было спешить, так это с тем, чтобы изготовить к Рождеству арфу из яблони. Я ответил, что все будет хорошо, к Рождеству я сделаю арфу из яблони. Но для этого мне понадобится древесина. Моя нога все еще не позволяла водить машину, иначе бы я уже завтра поехал на своем «Ленд Ровере» и забрал яблоню из его сарая возле Бриджуотера. Он спросил, что с моей ногой, и я сказал, что ее прострелил охотник-аристократ. Он спросил, не шучу ли я. Я сказал, что нет, не шучу. Он заметил, что это чертовски неудобно. В разговоре возникла пауза, и я стал ждать, когда он ее заполнит. Наконец он сделал это, голосом, который прозвучал так, будто его владелец пытался проглотить ежа:
– Полагаю, это означает, что у меня нет выбора и мне придется привезти древесину в вашу мастерскую…
Я сказал, что тоже так полагаю.
* * *
– Привет, Дэн, как дела? – произнесла Элли, когда нанесла мне очередной визит. Ее щеки порозовели, волосы взлохматились от ветра. На ней был синий шарф. Одна из кисточек наполовину оторвалась и болталась.
– Что-то не так? – спросил я.
– Ну да, по-видимому. Вид у тебя травмированный. И руки дергаются.
Я ответил, что, возможно, у меня такой вид потому, что я только что встретился с незнакомцем, незнакомца звали Майк Торнтон, и Майк Торнтон вошел в амбар с целой грудой яблоневой древесины, и Майк Торнтон хочет, чтобы я изготовил из этого дерева арфу к Рождеству, а еще Майк Торнтон хочет, чтобы я вырезал на арфе слово «Фифи», и Майк Торнтон чрезвычайно настойчив. Против яблоневой древесины я ничего не имел против, а вот Майк Торнтон мне не нравился.
– Дэн, тебе нужно больше гулять, – заметила Элли.
Я ответил, что с забинтованной ногой трудно ходить, но я, как только смогу, обязательно вернусь к своим ежедневным прогулкам.
– Нет, я имею в виду не это, – возразила она. Она сидела на нижней из семнадцати ступеней, ведущих на верхний этаж Амбара «Арфа». Я подошел и сел рядом с ней. Мне потребовалось некоторое время, потому что моей ноге не нравилась эта затея, и я знал, что потребуется еще больше времени, чтобы снова встать, потому что это нравилось моей ноге еще меньше, но мне захотелось это сделать, поэтому я это сделал. Элли подвинулась, чтобы освободить мне место, но мы все равно сидели очень близко друг к другу. Мы долго молчали. Затем близость начала вызывать жар и дрожь, поэтому я поспешно спросил, что она имела в виду, когда сказала, что мне нужно больше гулять.
– Я имею в виду, Дэн, что, возможно, тебе нужно привнести в собственную жизнь больше разнообразия.
Я сообщил ей, что мои прогулки дают мне все необходимое разнообразие. И хотя я всегда хожу по одному и тому же маршруту, прогулка получается каждый раз разная. Деревья и папоротник постоянно меняются. Солнечный свет, прячась за облако, внезапно приглушает краски, но затем, вырвавшись на свободу, возвращает им яркость. Мне так нравится, когда осенью все листья окрашены в медный, бронзовый, алый, охристый и ржавый цвета. И даже если я уменьшу картинку и стану смотреть только себе под ноги, то и там обнаружу целые миры, которые можно исследовать. То узор из камешков, то муравьиное шествие, то осколок яичной скорлупы от крошечного яйца, то блестящего зеленого жука, скелет листа или извивающуюся между камнями серебристую струйку воды.
– Дэн Холлис! – воскликнула Элли, и ее глаза загорелись таким блеском, что мне захотелось в них нырнуть. – В тебе столько поэзии!
Мне было приятно, когда она это сказала.
Но потом она добавила:
– Тем не менее полезно бывать в разных местах и видеть разных людей. Ты не расширишь свой кругозор, каждый день совершая прогулку по одному и тому же маршруту. Ты почти ни с кем не встречаешься, разве что с почтальоном Томасом и со мной… и Родой. – Она похлопала меня по руке. – Я тебя не критикую, а просто подкидываю тебе идею.
Я подчеркнул, что время от времени я вижу свою сестру Джо и людей, которые покупают у меня арфы.
Она взглянула на мою доску объявлений.
– Все равно этих людей мало. А тебе нужно разнообразие, Дэн, в этом вся изюминка. Неужели тебе не хочется добавить в свою жизнь немного специй?
Я задумался.
– Вот что я тебе скажу, – продолжила она. – Поскольку у тебя болит нога и тебе сейчас неудобно куда-то ходить, я отвезу тебя в Майнхед или Линмут, и мы посмотрим там шоу или что-то в этом роде.
Я поблагодарил ее и отказался.
– Ладно. Тогда как насчет других достопримечательностей в сельской местности? Могу отвезти тебя к одной из вересковых пустошей. Уверена, ты не пожалеешь.
Я ответил, что почти наверняка пожалею, поскольку все новое всегда кажется мне каким-то неправильным, особенно когда нового много. Из-за нового мне трудно дышать. Спустя долгое время все новое, возможно, начнет выглядеть правильным, но тогда оно уже не будет чем-то новым, а будет старым.
Она глубоко вздохнула.
– У тебя прекрасная жизнь, Дэн, но она не настоящая.
Как это моя жизнь не настоящая? Для меня она очень даже настоящая. Но вслух я этого не сказал. Я посмотрел на ее туфли с пятнышками грязи и на ее носки, оливково-зеленые. Я вдруг подумал, что, возможно, Элли считает меня занудой. Я не хотел, чтобы она так думала.
– Дэн, – энергично продолжила она. – Я настаиваю. Мы просто совершим короткую прогулку. Тебе нужно выйти из дома.
Она помогла мне встать на ноги. Мы вместе вышли на улицу, и она положила мои костыли на заднее сиденье своей машины. Я сел. Что мне оставалось делать, раз она настаивала. Она тоже села.
Я спросил, куда мы едем.
– Недалеко. Я хочу показать тебе местную церковь. Она красивая, с великолепными витражами. Там никого не будет. Это прекрасное, спокойное место. Не сомневаюсь, что тебе там понравится.
Я смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Гладкие и бледные холмы. Голые и тонкие деревья. Лохматый, красивый, коричнево-оранжевый папоротник. Голубое небо с крошечными пучками серых и белых облаков.
Мы проехали мимо фермы и целой череды коттеджей, затем Элли остановила машину возле поросших мхом ворот:
– Земля здесь довольно ровная. Как думаешь, ты сможешь обойтись без костылей, если я буду тебя поддерживать?
Я попробовал и обнаружил, что смогу идти, если она возьмет меня за руку, а я немного обопрусь о нее. Я опирался на Элли, возможно, даже больше, чем было необходимо. Она поддерживала меня. Так мы прошли через ворота и направились дальше по песчаной тропинке, в конце которой из-за кустов остролиста выглядывала маленькая белая церковь. Элли была права, это и правда выглядело красиво.
Когда мы подошли к церкви, дверь открылась, и из нее вышла женщина. Седая и в шляпке, которая, как и она сама, была маленькой и имела форму горшка. В руках она держала лейку и секатор. Элли поспешно меня отпустила, а затем снова подхватила, когда я начал заваливаться на бок.
– Здравствуй, Элли, – молвила женщина дрожащим от любопытства голосом.
– Здравствуй, Паулина, – пробормотала Элли. – Что ты здесь делаешь?
– Только что закончила расставлять церковные цветы. Я на дежурстве, разве ты не знала? А что ты здесь делаешь?
Она переводила взгляд с Элли на меня, с меня на Элли.
Лицо Элли приобрело странный оттенок, что-то между малиновым и свекольным.
– Я… Мы приехали посмотреть на церковь. Это мой друг Дэн. Он повредил ногу, поэтому мне приходится его поддерживать. Дэн, это моя соседка, Паулина.
Я поздоровался, и она тоже.
– Ты местный, Дэн? – спросила она.
Я ответил, что да.
– А откуда вы друг друга знаете?
Я собирался сказать ей, что однажды Элли зашла в Амбар «Арфа», и я подарил ей арфу, и теперь она приезжает ко мне, чтобы поиграть на инструменте, и что она спасла меня и моего фазана из больницы после того, как нас подстрелили, и что она каждый день меняла мне повязки, но Элли меня опередила:
– Дэн – друг моей подруги.
Я пытался понять, правда это или нет. Насколько я мог судить, это была неправда. Но прежде чем я успел возразить, она потащила меня в церковь, крикнув через плечо:
– Пока, Паулина!
Это была древняя церковь с прекрасной деревянной отделкой и красивой каменной купелью. На витражах были изображены святые, птицы и рыбы, все с одинаковыми бесстрастными лицами. Я долго в них всматривался. Редко мне доводилось видеть такую полную, всепоглощающую пустоту. Но цвета были хороши. Янтарный, сапфировый, синий и цвет морской волны. Солнечный свет пробивался сквозь витражи и рисовал на полу светящиеся узоры, а светящиеся узоры – это то, что мне очень нравится. Я был рад, что мы сюда приехали. Зато Элли была уже не так воодушевлена, как раньше.
