Текст книги "Любовник ее высочества"
Автор книги: Хейвуд Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Прошу садиться, сир. – Энни с тех пор плохо спала и вызвала доктора по настоянию Сюзанны. – К каким выводам вы пришли после осмотра?
Откашлявшись, он с какой-то неловкостью огляделся.
– Выводы. Да, конечно. Итак…
Глаза Энни сузились.
– Если нужно, будьте прямолинейны. Я хочу знать правду, какой бы неприятной она ни была для каждого из нас.
Он сложил руки, нервно сведя вместе кончики указательных пальцев.
– Боюсь, новости не слишком благоприятные. – Его лицо омрачилось. – Ребенок слишком велик. Куда больше, чем обычно бывает на его стадии развития.
Внутри ее все сжалось от страха.
– Уверяю вас, сир, я ничего не перепутала, подсчитав время зачатия.
Он поджал губы и кивнул.
– Без одной недели восемь месяцев. – Он поторопился добавить: – Я ни на секунду не сомневаюсь в точности, с которой ваша милость…
Почему он не договаривает? Энни вмешалась:
– Итак, вы считаете, что ребенок необычно большой. Ваши заключения состоят только в этом?
– Я думаю, что лучше отложить этот разговор до приезда его милости. Уверен, что…
И вновь она оборвала его:
– Я ценю вашу заботу, сир, но это не только не необходимо, но и нецелесообразно. – Сделав над собой усилие, она заговорила спокойнее: – Мы с мужем последние несколько месяцев живем совершенно раздельной жизнью. Я сама некогда так решила, и, уверяю вас, вполне в состоянии разобраться со всеми трудностями, о которых вы сообщите.
Явно не привыкший к тому, чтобы вступать в переговоры с женщиной, он уставился на нее и заговорил действительно откровенно:
– Ну хорошо. Я советую вашей милости примириться с господом.
– Что?
– Ваша милость не сможет благополучно разрешиться от бремени. – Он помолчал. – В некоторых случаях мать может быть спасена, если пожертвовать ребенком – хирургическим путем удалив его, но, в данном случае, боюсь, что ребенок уже сейчас слишком велик. И, как бы все ни обернулось, я не позволю себе пойти на такую операцию. Это запрещено Церковью.
Энни задрожала, гоня от себя мысль, что ради спасения ее жизни придется умертвить ее ребенка. Она потрясенно пробормотала:
– Как можно даже думать об этом? – Она вцепилась в ручки кресла. – Должен существовать какой-то способ спасти ребенка. – Она искала в его глазах искру надежды, но увидела лишь покорность судьбе.
– Все в руках божьих, ваша милость. Медицина бессильна помочь вам. – Доктор склонился и вытащил из сундучка, стоящего рядом, тазик, покрытый коркой засохшей крови. – Я, конечно, рекомендовал бы регулярные кровопускания, но они лишь смогут облегчить приступы вредных печальных настроений у вашей милости…
– Уберите это! – Энни с отвращением посмотрела на мерзкие инструменты в его руках. – Я не разрешаю пускать кровь.
Она встала и шагнула к залитому дождем окну, сквозь капли на стекле всматриваясь в яркую, сочную зелень раннего июня. По опыту работы в больнице при монастыре она слишком хорошо знала, насколько опасными могут быть роды. И она еще помнила эти пронзительные вопли – поначалу душераздирающие, почти нечеловеческие, потом постепенно затихающие, и оглушающую тишину, прерываемую лишь торопливым бормотанием молитвы над телами усопших.
Должен же быть какой-то способ спасти ребенка. Где-то в уголке ее памяти что-то промелькнуло, что-то она читала во время своих занятий… Но что? Какая-то известная личность…
Энни повернулась к доктору.
– Юлий Цезарь! Ну конечно! – Он взглянул на нее, словно она вдруг потеряла разум. Но Энни была кем угодно, только не сумасшедшей. – Я читала, что Юлий Цезарь был вырезан из чрева своей матери. Это было более тысячи лет назад. Я уверена, что современная медицина вполне способна…
– Это невозможно. Ни один истинный христианин не позволит себе вмешаться в божественное провидение, – он вытащил из своего чемоданчика маленькую бутылочку, налил несколько капель в серебряный кубок и долил туда приличную порцию крепкого коньяка.
– Ничего удивительного, что перед лицом смерти человек цепляется за любую соломинку, но я не намерен, в угоду вашей милости, поддерживать такую идею. – Он протянул Энни лекарство и мягко добавил: – Для вашей милости мои слова – тяжелый удар. Это поможет укрепить ваши нервы.
– Мне не нужно укреплять нервы. Мне нужен врач, который сможет спасти моего ребенка! – Она взмолилась: – Вы – образованный человек. Вы наверняка читали описание того, как родился Цезарь.
Он поставил лекарство на стол и запихнул инструменты в чемоданчик.
– Я образован, ваша милость, и достаточно, для того, чтобы не верить в подобные байки. Римляне записывали подвиги своих богов, живущих на вершине Олимпа, но, смею сказать, никто из нас не верит в эти россказни, куда более многочисленные, чем мифы о рождении Цезаря. – Он сунул чемоданчик под мышку и поклонился. – А теперь я должен просить разрешения удалиться. Меня в Париже ждут пациенты, которые не только обращаются со мной с должным уважением, но к тому же еще и следуют моим советам.
Энни кивком головы отпустила несносного человечка.
– Конечно. Вы свободны, сир. – Пускай забирает свои тазики, ножи и лекарства обратно в Париж. Она будет счастлива, избавившись от него. Ей надо заняться поисками настоящего лекаря – который, по крайней мере, попытается спасти ее ребенка.
35
Филипп спешился и широким шагом прошел к парадному входу Мезон де Корбей. В своей записке Энни просто просила его приехать при первой же возможности, но последние сообщения Жака об ухудшении ее здоровья превратили ее неожиданную просьбу в серьезный повод для беспокойства.
Юный лакей отворил двери и поклонился.
– Добро пожаловать в дом, ваша милость.
В голосе парня было что-то смутно знакомое Филиппу. Когда он протянул лакею шляпу, он обратил внимание, что и в его лице тоже было что-то ему знакомое.
– Ты кто? Я ожидал увидеть Жака.
Паренек ухмыльнулся.
– Я Пьер, старший сын Жака. Для меня большая честь наконец-то встретиться с вами, ваша милость, – серьезно сказал он. – Мы, дети – то есть я и мои братья и сестры, – так хотели поблагодарить вашу милость за то, что вы вызвали нас сюда и обеспечили работой, так что мы можем теперь быть вместе с мамой и папой. Вы не пожалеете об этом, сир.
Дети? Он и понятия не имел, что у Жака и Сюзанны есть дети! Все те годы, которые эта пара служила ему, они и словом не обмолвились об этом, а Филиппу и в голову не приходило их спрашивать. С чего это они решили, будто он посылал за ними?
Должно быть, Энни каким-то образом узнала про детей Жака и Сюзанны и сделала так, чтобы семья воссоединилась. По непонятной причине она представила это заслугой Филиппа. Он, изучая лицо молодого человека, держащего его шляпу, спросил:
– И сколько же вас тут?
– Семеро, господин, и все мы работаем изо всех сил, чтобы отплатить вашей милости за вашу доброту.
– Семеро. – Филипп покачал головой. – Замечательно. – Он стянул перчатки и протянул их юноше. – Герцогиня прислала мне сообщение, что хочет поговорить со мной.
Пьер словно спустился на землю.
– Да, ваша милость. Ее милости было нехорошо, и потому она велела мне проводить вас в свою комнату.
Явно сочувственный взгляд парня заставил все сжаться внутри Филиппа. Ему следовало вернуться пораньше, как только Жак сообщил, что Энни больна. Он держался поодаль лишь из-за того, что не хотел нарваться на очередной отказ от встречи.
Но теперь она сама прислала за ним. Уж не случилось ли что с ребенком – их ребенком? От страха у него перехватило горло.
– Я знаю дорогу в комнату жены. Последи лучше, чтобы нас не беспокоили. – Филипп, перешагивая через две ступеньки, поспешил наверх. Он настраивался на дурные известия, но оказался совершенно не готов к тому, что увидел, войдя в комнату.
Покоясь у окна в качалке, Энни даже не попыталась приподняться, когда он вошел. Ему еще не случалось видеть женщину, столь измученную вынашиванием ребенка. Ее лицо, по-прежнему прелестное, несмотря на явно плохое самочувствие, было заметно опухшим. Руки тоже отекли, равно как и голые ноги, выглядывающие из-под халата. Хотя день был довольно теплый, ее тело казалось замерзшим и имело болезненный, желтоватый оттенок. Филипп попытался скрыть свое потрясение, но промелькнувшее в ее глазах выражение признательности показало, что он не слишком преуспел в этом. – Спасибо, что приехали, Филипп. – Она сделала ему знак, чтобы он присел рядом. – Да еще так быстро. Я очень рада, что вы здесь. – Даже голос у нее был другой, странно хриплый, а затрудненное, неглубокое дыхание напоминало дыхание человека с простреленным легким.
Филипп опустился в кресло.
– Если бы я знал, что вы так больны, я приехал бы раньше.
Она улыбнулась ему без прежней враждебности.
– Вы здесь. Это все, что сейчас имеет значение. – Ее взгляд был прикован к его лицу. – Я тысячи раз репетировала эту встречу, но все же до сих пор не знаю, как начать.
Его глаза сузились.
– Это связано с ребенком? Вы выглядите такой измученной. Ребенок не…
Отрицательно покачав головой, она потянулась к нему.
– Он здесь. Дайте свою руку. – Взяв его за руку, она приложила ее к своему раздувшемуся животу и держала до тех пор, пока он не почувствовал внутри сильный толчок. – Наш ребенок более чем живой.
Пальцы Филиппа задрожали, ощутив это первое знакомство с их еще не рожденным младенцем. Совершенно потеряв голову, он опустился на одно колено и положил обе руки на туго натянутый купол ее живота.
– Это он! Он вновь меня ударил! Святые небеса, он уже настоящий боец.
– Или она. Ведь это может быть и девочка. – В ее голосе была какая-то странная безжизненность.
Под внешним спокойствием жены Филипп разглядел глубокую печаль. Тут что-то не так. Прежде, когда она приходила в сознание в домике на берегу, она была слабой, но не изможденной. А сейчас казалось, что жизнь внутри ее вытянула все ее жизненные силы.
Она отвела глаза в сторону от его испытующего взгляда.
Внезапно смутившись от чрезмерной интимности своего прикосновения, он отдернул руки и вернулся в кресло.
– Извините.
– Извинения излишни. Это же ваш ребенок, равно как и мой. – Она говорила просто и открыто, напомнив ему ту женщину, которую он узнал в их домике на побережье. – Я хочу, чтобы вы ощутили близость с нашим ребенком. Я хочу, чтобы вы полюбили его, как люблю я.
Дурные предчувствия Филиппа стали еще сильнее.
– Что случилось? Зачем вы сейчас это говорите?
Она искала его взгляд.
– Потому, что я была не права по отношению к вам. Потому, что я хочу, чтобы вы простили меня. Потому, что это ваш ребенок, а ребенок нуждается в отцовской любви, – она вздохнула. – Теперь я знаю, что вы говорили правду. И о принцессе, и о вашем отце. С моей стороны было несправедливостью отталкивать вас. – Она опустила длинные ресницы. – Я отчаянно мечтала о ребенке. Наверное, я надеялась обрести любовь, в которую могла бы верить.
Слово за слово, она раскрывала все свои чувства, рассказывая ему о своих мыслях, словно на покаянии. Филипп заколебался. Он не заслуживал того, чтобы слушать ее исповедь. Его молитвы, связанные с будущим наследником, были куда более эгоистичными.
Словно услышав его мысли, она посмотрела на него и сказала:
– Я знаю, у вас были свои причины желать ребенка столь же сильно, как и я, но сейчас все это неважно. – В ее огромных темных глазах горела убежденность. – Важно то, что вы здесь, и я молюсь о том, чтобы вы остались. Прошу вас, Филипп, вернитесь домой. Наш ребенок нуждается в этом. И я тоже нуждаюсь в этом.
Он столько раз молился о том, чтобы услышать от нее эти слова, но какое-то странное предчувствие заставило его похолодеть.
– Но вы сказали мне не все, не так ли?
– Да. – Она неловко пошевелилась в качалке, стараясь устроиться поудобнее. – За последнюю неделю я виделась с дюжиной докторов и множеством акушерок. И все они говорят одно и то же. Они говорят, что ребенок настолько большой, что ни он, ни я родов не переживем.
Сердце Филиппа сжалось, он мертвенно побледнел.
Она спокойно продолжала:
– Я готова предстать перед богом, но я не собираюсь так просто отдать ему нашего ребенка. Я отправила в Лион курьера. Там есть мавританский врач, который помогает родам хирургическим путем. Если ему удастся спасти нашего ребенка, то я умру умиротворенной.
– Умрете? – Внутри Филиппа поднялась волна гнева и готовности к борьбе с судьбой. – Я не позволю вам вновь жертвовать собой. Должен быть другой путь. Уверен, вы найдете…
Энни покачала головой.
– Нет. Я с каждым днем становлюсь все слабее. Я неустанно молюсь, чтобы мне хватило сил дожить до приезда врача.
В этот момент, точно судьба подслушивала их, раздался стук в дверь.
Они одновременно произнесли:
– Войдите!
Вошел Жак. Увидев своего хозяина, он радостно улыбнулся.
– Добро пожаловать домой, ваша милость. – Он поклонился и протянул поднос с письмом. – Курьер только что прибыл из Лиона. Ее милость просила меня сразу же принести письмо ей.
Энни протянула руку.
– Спасибо, Жак. Это то, что нужно. – Она провела пальцем по оттиску полумесяца, выдавленному на печати. – Это мавританский знак. Мой посыльный, стало быть, отыскал этого врача. – Она сорвала печать и развернула письмо. Пробежав глазами написанное, она пробормотала: – Его французский язык отвратителен, я едва могу прочитать, что он написал.
Спустя несколько мучительных мгновений она, откинув голову назад, уронила письмо, из уголка глаза выкатилась одинокая слеза. Филипп затаил дыхание, и она наконец прошептала:
– Он приедет.
Филипп выхватил письмо из ее рук и прочитал странные, тонкие, словно написанные паучьей лапой, слова.
– Он пишет, что спас больше дюжины детей. – Внутри его затеплилась надежда. – Несколько матерей остались живы. – Он бросил письмо и взял Анну-Марию за руки. – Он будет в ближайшие дни, и тогда все будет хорошо. Он спас нескольких женщин. Следующей будете вы. По-другому и быть не может. – Он мог бы поклясться, что отблеск былого оживления вернулся в ее глаза. – Вы, может быть, и примирились с богом, но я не готов так просто отдать вас ему. У нас никогда не было возможности быть добрыми супругами. Мы оба были слишком упрямы, слишком подозрительны, но теперь я не отдам нашего счастья.
Ему в этот момент хотелось сказать гораздо больше, просить у нее прощения за прошлые обиды, но все слова сейчас казались слишком мелкими. Он встал и поднял ее на руки. Ее руки обвили его шею. Ей было тяжело дышать, но она была счастлива свернуться клубочком в его объятиях. Он зарылся щекой в ее волосы.
– Мы плечом к плечу встретим все беды. Что бы ни случилось, я больше никогда не оставлю вас. Я люблю вас.
В ее ответе, ему послышалось, звучали слезы.
– И я люблю вас, Филипп. Даже когда я думала, что вы мне изменяете, я не переставала любить вас.
Филипп пронес ее через комнату и посадил на кровать. Там они и замерли, в тишине, прижавшись друг к другу. Она положила голову на его плечо.
Зачем он расставался с ней? Пусть она даже просила, потом умоляла и, наконец, потребовала, ему не следовало делать это. А теперь у них так мало времени…
Ее голос прервал его размышления:
– Обещайте мне кое-что, Филипп.
Он погладил локон на ее плече.
– Что?
– Если я умру, а ребенок выживет, пообещайте, что расскажете ему, как мне не хотелось покидать его. Поклянитесь, что каждый день будете говорить нашему ребенку, как сильно я его любила.
Он мягко остановил ее.
– Вы сами расскажете ему об этом.
Анна-Мария сжала его руку.
– Когда я была маленькой, недостаточно, впрочем, взрослой, чтобы понимать, что у других есть отец с матерью, я возненавидела своих родителей за то, что они умерли и бросили меня одну. Сестры-монахини неустанно твердили мне, что они на небесах и как на небесах им хорошо. Я думала, что родители предпочли жизнь на небесах жизни со мной. – Она дрожала. – Я была так сердита и на них, и на бога. Но я никогда и никому не говорила об этом, и никто и никогда не сказал мне о том, что мои родители не хотели бросать меня. – Она подняла глаза и взмолилась: – Если наш ребенок останется жив, обещайте мне, что каждый день будете рассказывать ему о том, как я его любила, и о том, что не хотела бросать его.
– Обещаю. – Филипп крепче прижал ее к себе, непролитые слезы жгли ему глаза.
Все эти годы она носила в себе тайную боль, что она – брошенный ребенок, не зная об ужасном убийстве родителей. Теперь она сама оказалась перед лицом смерти, но все ее мысли были сосредоточены на ребенке, и это значит, что она любит его больше жизни. Филипп ласково тронул губами нежные волны ее волос.
– Обещаю.
Когда появилась Сюзанна с завтраком на подносе, Энни уже была на ногах. Домоправительница покачала головой и нахмурилась:
– Вашей милости нельзя вставать с постели. А где Мари? Клянусь, этой девчонки никогда не бывает там, где ей положено быть.
– Я послала ее к воротам высматривать доктора.
– Это мог бы сделать и любой из моих ребятишек, – Сюзанна критически вглядывалась в нее. – Мари не следовало бы разрешать вашей милости вставать, а уж тем более оставлять вас без присмотра.
Поглаживая поясницу, Энни проворчала:
– Я едва могу дышать, когда я лежу, сколько бы подушек ни положила для опоры. И сегодня с утра спина особенно беспокоит меня. Когда я хожу, мне хоть немного полегче.
Сюзанна переставила завтрак с подноса на столик у окна, затем пододвинула к нему кресло для своей хозяйки. Когда Энни опустилась в кресло, домоправительница весело заметила:
– Через какие-то три или четыре недели ваша милость сможет сама укладывать младенца спать.
Энни вздохнула.
– Еще три недели. – Она с сомнением посмотрела на суп. Последнее время всякий раз, когда она ела или пила что-нибудь – даже воду, – ребенок отплясывал у нее в животе джигу. Скорей бы. – Никаких сообщений не было? – Энни знала ответ, но не удержалась от вопроса.
Домоправительница насупилась:
– Пока нет. Но вы не беспокойтесь, ваша милость. Доктор скоро будет, и, как только он появится, мы тут же пошлем его к вам.
– А монсеньор герцог собирается на верховую прогулку?
– Нет. Его милость сказал Жаку, что не будет отлучаться из дома, пока не родится ребенок.
В их разговор ворвался голос Филиппа:
– Какие уж тут верховые прогулки! – Энни подняла глаза и увидела мужа, стоящего в дверях. Он широко улыбнулся. – Можно войти?
При взгляде на него ее охватило теплое чувство.
– Конечно. Вы же знаете, что можете не ждать приглашения.
Филипп пересек комнату, повернул стул спинкой к столу напротив нее и сел на него верхом. Он старался казаться беззаботным, но ей-то было видно, как он беспокоится.
– Как вы сегодня себя чувствуете, Энни?
Она любила, когда он ее так называл. Улыбнувшись, она ответила:
– Как обычно, ужасно огромной. – Она поднесла ко рту ложку супа, но выронила ее из-за сильного приступа боли.
Филипп вздрогнул.
– Что случилось?
– Какая я неуклюжая. – Смущенная, Энни промокнула салфеткой пролитый суп. – Ну вот, теперь я испачкала свой халат. У меня остался только один такого огромного размера.
– Черт с ним, с халатом. До конца недели мы сделаем еще три таких. – Он настороженно прищурился. – Но это вовсе не неуклюжесть. Я умею заметить боль.
Энни сжала губы, слезы брызнули у нее из глаз. Она устала, и ей было так плохо. Попытка соблюдать приличия оказалась ей не по силам. Она закрыла глаза и дала волю слезам.
– Это все моя спина. Она болит уже несколько недель, но сегодня ночью я ни на миг не смогла заснуть. – Она открыла глаза и, словно извиняясь, улыбнулась, но слезы продолжали течь. – Я думаю, ребенок стал таким большим, что пытается отодвинуть мои кости, чтобы освободить себе побольше места.
– Бедная Энни. – Филипп встал и помог ей подняться на ноги. – Не плачьте. Вам лучше прилечь, а я разотру.
В который раз за эту неделю, которая прошла со дня их примирения, Энни возблагодарила бога за такого мужа. Филипп утешал ее и заботился о ней – по несколько часов читал ей вслух, гулял по вечерам, когда становилось попрохладнее, играл с ней в шахматы. Он даже выучил ее египетской настольной игре под названием «Камешки» и потом смеялся с ней вместе, когда она уже преуспела в ней настолько, что стала обыгрывать его. С ним было в равной степени уютно и в тишине, и во время бесед; он всегда находился рядом, когда ей было нужно.
А сейчас он был ей очень нужен. Ее грудь сдавил спазм, и, когда слезы перестали течь, она сжалась в его объятиях и позволила повести себя к постели. На полпути она вдруг почувствовала странную слабость, и по ее ногам потекла теплая влага.
Она в ужасе взглянула вниз.
– О боже!
Филипп только глянул и тут же позвал:
– Сюзанна! Скорее сюда!
Сюзанна ворвалась в комнату и сразу все поняла.
– Успокойтесь, ваша милость. Просто отошли воды, вот и все.
– И что это значит?
Ее вымученная улыбка никого не обманула.
– Это значит, что ее милости не придется ждать так долго, как мы думали, чтобы сжать в объятиях своего младенца.
Пощупав живот Энни, она посмотрела на Филиппа.
– Мне следовало бы догадаться о том, что происходит, когда она пожаловалась на спину. Она ведь никогда не жалуется. Я полагаю, что это приближение родов. В ближайшие часы могут начаться схватки.
Энни вцепилась в рубашку Филиппа.
– Но я ведь не могу рожать. Пока еще не могу. Врач еще не приехал.
Филипп погладил жену по руке и успокаивающе заговорил:
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Скоро здесь появится доктор. А Сюзанна поможет тебе переодеться в чистую рубашку. Я сейчас отправлюсь в библиотеку и просмотрю нужные медицинские книги. Мне, помнится, что-то доводилось читать о целебном напитке, предназначенном как раз для подобных случаев.
Энни знала, что Филипп просто успокаивает ее, так хотелось верить ему, что она кивнула и выпустила его руку.
– Да. Иди, дорогой. Я останусь с Сюзанной.
Филипп поспешил к двери. Сюзанна легонько похлопала по руке свою госпожу.
– Я только скажу Пьеру, чтобы он вызвал Мари, и тотчас вернусь.
Энни прикрыла глаза рукой, новая вспышка боли пронзила ее тело. Сквозь стиснутые зубы она проговорила:
– Пожалуйста, поспеши, я очень боюсь оставаться одна.
– Я вернусь прежде, чем вы успеете это заметить. Сюзанна выбежала вслед за Филиппом. Она нагнала его уже у лестницы.
– Ваша милость, боюсь, что лекарства госпоже вряд ли помогут. У бедняжки отошли воды, значит, ребенок должен вскоре родиться. Если же не торопить события, ребенок может родиться мертвым.
Филипп в отчаянии схватил голову руками:
– Что же делать? Врач должен был приехать еще несколько дней тому назад! – Он помолчал мгновение и наконец решительно произнес: – Значит, мы должны справиться сами. Кто же нам поможет?!
Сюзанна в сомнении покачала головой.
– Надо послать кого-нибудь за священником.
Его горло перехватило.
– Но я же должен сделать хоть что-нибудь!
Сюзанна перебила его:
– Она меня ждет. Я должна поскорее вернуться. Сделайте, что сможете, ваша милость, и поможет вам господь!
Филипп кивнул. Сюзанна медлила, но потом проговорила едва слышно:
– И, пожалуйста, ваша милость, пошлите за священником.
Если бы Филипп мог знать, что доведется испытать ему, как будет страдать Энни и сколько волнений и тревог испытают и Сюзанна, и Пьер, и Мари, прежде чем спустя долгие часы мучительной неизвестности и опасности они услышат долгожданный детский крик! Он и представить себе не мог, что судьба распорядится таким чудесным образом! Едва не потеряв свою Энни, мысленно уже прощаясь с возможностью благополучного исхода, Филипп стал счастливым отцом сразу двух чудесных малышей. Первой на свет появилась девочка, за ней, через сорок минут, родился мальчик.
