Текст книги "Только между нами (ЛП)"

Автор книги: Хейли Оакс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Хейли Оакс
Только между нами

«Это такая трагедия, быть тобой… быть мной?»

     Белинда Карлайл

Один – Только одиночество

Сейчас

Это должен был быть день моей свадьбы. Вместо этого я сижу в своей старой спальне, в доме моего детства, ем мороженое и бездумно смотрю в телевизор. Валяясь в кровати, я желаю, чтобы этот день прошёл без чьих–либо напоминаний о нём. Моя спальня совсем не изменилась – то же постельное бельё с цветами, скомканное подо мной, и того же цвета обои на стенах. Мебель осталась той же самой – комплект из белого дерева, который был у меня всегда. Это святыня моих подростковых лет, минус постеры Джастина Тимберлейка.

Я здесь больше не живу. Ничего не держит меня здесь, но я не могу встретиться лицом к лицу с перспективой, жить в доме, который я делала со своим бывшим женихом, в то время как мы ждем его продажи. Этот дом был моим сердцем и душой, каждая комната была тщательно обустроена, каждый уголок заполнен чем–то, что было выбрано с любовью. Теперь всё это достается ему, потому что я не могу оставаться там. Я больше не хочу жить в том доме и видеть ложь повсюду, куда не гляну.

Это больше не является счастливым местом, домом, который мы купили вместе, нашим первым местом вдали от домов родителей. Мы смеялись и плакали, пока превращали его из развалившейся лачуги в славный дом. Мы были счастливы, я была уверена в этом. Я могла представить, как мы смеёмся, в то время как красим стены в каждой комнате, и подпеваем радио, поедая рыбу с жареной картошкой, покрытые краской. Как мы покупаем мебель и выбираем ковры.

Мы были счастливы, должны были быть, потому что восемнадцать месяцев назад он сделал мне предложение в Сент–Люсии. Я согласилась, и мы назначили дату. Мы планировали, мы спорили насчёт свадебных меню, расстановки столов и нашего первого танца. Мы решили всё это, мы оплатили большинство из этого, и мы должны были пройти через это – сегодня. Сегодня должен был быть самый счастливый день в моей жизни. Но этого не произошло.

– Софи? – произносит моя мама Мэгги, стуча в дверь. – Ты в порядке?

– Да, – отвечаю я и киваю, когда она подходит к моей кровати, где я овощем пролежала несколько дней.

– Мик заказывает пиццу, дорогая, хочешь спуститься и поесть?

– Нет, – я отрицательно покачиваю головой.

– Что же, скоро нам нужно будет уйти, Мик сказал, что нам необходимо сходить на одно торжество, – я не хочу напоминать ей, что ещё месяц назад она строила планы находится на моей свадьбе – сегодня, но их с моим отчимом общественная жизнь не знает границ.

– Хорошо, – огрызаюсь я, – я как раз хотела побыть одна. Может, посмотрю «Дневник памяти» и буду рыдать, пока не умру.

– Ох, Соф, – она обнимает меня и целует в лоб, – я могу отказаться и позволить ему пойти одному, мы поплачем вместе.

– Нет, иди, правда, я всё равно не хочу, чтобы кто–то был рядом.

– Оу, – произносит она, колеблясь.

– Что?

– Это Кайл, он приезжает домой на выходные. Он собирался приехать на свадьбу, а затем просто... оставил это в своём расписании. – «Отлично!». Я закатываю глаза. – Возможно, он отправится прямо в кровать, – говорит она, замечая у меня отсутствие энтузиазма, на что я очень надеюсь.

– Если увидишь его, скажи, что я сплю, – вздыхаю я. – Я не хочу, чтобы он сделал всё ещё хуже.

– Уверена, он не будет тебя тревожить, – ободряюще произносит мама, выходя из моей комнаты.

Кайл – мой сводный брат. Я наблюдала за ним с безопасного расстояния с тех пор, как мне исполнилось четыре, пока мы вместе ходили в начальную и среднюю школы. Мы никогда не были друзьями, мы вращались в разных кругах. На самом деле, мы никогда не разговаривали, и я уверена, что он даже не знал о моём существовании, пока наши родители не встретились, когда мы были подростками. У меня не было мнения о нём в те дни, я всегда предполагала, что он любит себя больше, чем кого–либо, потому что он вёл себя как идиот, всегда выпендриваясь и строя из себя клоуна на уроках, чтобы все смеялись.

В нашем городе все знают всех. Мы живем в небольшом прибрежном городке под названием Литам, на северо–западе Англии. Летом здесь редко бывает жарко, но достаточно тепло, а зимой чаще всего холодно, мокро и ветрено. Это не худшее место для жизни, и у меня нет достаточного опыта, чтобы с чем–то сравнивать, так что меня здесь всё устраивает.

Когда нам было по четырнадцать, наши родители начали встречаться. Год спустя они поженились. Моя мама год была одна, после развода с моим отцом, а затем встретила Мика Хансона на вечерней прогулке. Он управлял местным «БМВ–центром», и она сказала, что он заставляет её снова почувствовать себя подростком.

Они до сих пор ведут себя как пара подростков и хорошо дополняют друг друга. Она обожает его и подпитывает его эго. Она хорошо смотрится рядом с ним, и по–матерински заботится о нём, а ему это нравится.

Было неловко внезапно породниться с самым популярным парнем школы, особенно с тем, который не знал о моём существовании, с которым у меня не было ничего общего. Когда они только поженились, мы с Кайлом изредка видели друг друга по выходным, и это было выносимо, но его мама переехала в Испанию со своим новым мужчиной, когда нам было по шестнадцать, так что после этого мы стали постоянно жить вместе, как одна большая семья.

Кайл был популярным, привлекательным, и он знал это. Девушки вились вокруг него из–за этого и из–за денег Мика. Мы никогда ни в чём не нуждались. Мы оба водили «БМВ», как только сдали на права в семнадцать лет, и жили в красивом доме. Кайл всё это воспринимал как должное, он был равнодушным, надменным придурком. У меня, с другой стороны, было несколько замечательных близких друзей, и я держалась подальше от Кайла и от его сумасшедших последователей. Мы жили вместе, но едва терпели друг друга, и наши дороги редко пересекались. Мы были такие разные, хотя оба не нуждались ни в чём, но он был избалован, а я благодарна.

И я определённо не хочу его сегодня видеть. Если мне немного повезет, то дорога от его лондонского дома будет затруднительной в пятницу вечером, так что, вероятно, он не приедет до полуночи, а к этому времени я уже буду спать.

– Мы уходим, – говорит мама, заглядывая в мою комнату через пару часов. Она выглядит потрясающе, для пятидесятилетней женщины. Её светлые волосы изящно заколоты сзади, а её карие глаза сияют. На ней надето блестящее серебристое коктейльное платье, а в ее руках бледно–розовый клатч.

– Ты выглядишь великолепно, мам, – произношу я, шмыгая носом.

– О нет, – с тревогой говорит она, будто то, что я шмыгнула носом, означает начало потопа. – Я могу остаться, – предлагает она, подходя ко мне.

– Нет, – я поднимаю руку. – Пожалуйста, в этой комнате слишком много страданий для тебя, пожалуйста, иди.

– Хорошо, – она снова целует меня и уходит.

Каким–то образом в глубинах отчаяния мне удается уснуть за просмотром «Дневника памяти», и мороженое тает на моей пижаме. Я не уверена, что меня будит, но рада, так как мне неудобно и липко из–за мороженого. Я убавляю громкость телевизора и иду в ванную. Она общая. Она прилегает ещё и к старой спальне Кайла, поэтому в каждой комнате есть дверь. Я подхожу к зеркалу, и в это время дверь со стороны Кайла слегка приоткрывается, позволяя мне увидеть, что свет в его комнате включён. Я бросаю взгляд в зеркало и понимаю, что выгляжу просто ужасно. Моё лицо выглядит уставшим, под глазами виднеются мешки, а прямые светлые волосы зачесаны назад. Сейчас я не могу иметь дело с Кайлом. Я издаю стон, снова закрываюсь в своей комнате и выключаю свет.

На часах почти два часа ночи, когда я слышу поднимающихся наверх маму и Мика. Я так и не смогла крепко заснуть, поэтому меня не тревожит их пьяная беседа. Я уже не сплю, но понимаю, что не могу лежать и обманывать себя, что засну в любой момент. Слыша, что они скрылись дальше по коридору, я спускаюсь вниз, чтобы попить и подумать, какой фильм я хочу посмотреть, когда вернусь в кровать и буду пытаться вылечить бессонницу. Я прохожу на темную кухню, которую освещает только лунный свет, и открываю холодильник, чтобы найти сок.

– Привет. – Я отпрыгиваю от холодильника и смотрю на Кайла, который сидит за обеденным столом, в темноте, освещаемый только светом из–под французских дверей. Короткий писк срывается с моих губ, но не настолько громкий, чтобы кого–то потревожить.

– Кайл, – произношу я. Моё сердце бьется как ненормальное. – Здесь темно, эм, почему? Эм–м, – заикаюсь я, как дура, и свечусь, как рождественская ёлка из–за открытого холодильника позади меня. Абсолютно неловко вот так встретить его после стольких лет, и я понятия не имею, что говорить.

На его губах появляется улыбка, в то время как он крутит в руке стакан с янтарной жидкостью.

– Как раз допиваю свой напиток, – с невозмутимым видом произносит он, снова смотря на свой стакан. – Мне нравится темнота.

Я киваю и делаю глубокий вдох, поворачиваюсь обратно к холодильнику и достаю апельсиновый сок. Я нахожу стакан и продолжаю заниматься своим делом, в то время как его глаза следят за каждым моим движением.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Его голос звучит хрипло, может от напитка или от усталости, а может, теперь его голос звучит именно так всегда. Прошло почти пять лет с тех пор, как я последний раз слышала его.

Я одариваю его натянутой улыбкой из другого конца кухни.

– Бывало и лучше, – вздыхаю я.

– Ты и выглядела лучше, – произносит он с кривой ухмылкой. Только Кайл может пошутить, когда я нахожусь так близко к краю пропасти, и на самом деле заставить меня смеяться. Я пытаюсь побороть улыбку, которая появляется на моём лице.

– Очень смешно, – говорю я, опуская взгляд на свой наряд, и чувствую себя неловко.

– Этот парень, должно быть, идиот, – как ни в чём небывало произносит он.

– Откуда ты знаешь? Ты никогда его не видел.

– Твоя мама сказала.

Я снова смеюсь над его комментарием, потому что моя мама никогда бы этого не сказала. То, как он заставляет меня улыбаться, поднимает мне настроение, туман неловкости, кажется, исчезает. Мы не разговаривали четыре с половиной года, с тех пор, как он последний раз приезжал домой на Рождество. Это время прошло так быстро, но все вдруг кажется таким знакомым. Наши родители навещали его в Лондоне во время каникул, а я всегда была слишком занята своей жизнью, чтобы ездить с ними. Он обычно был со своими друзьями на Рождество, так что никогда не приезжал домой, чтобы повидать старых школьных друзей.

– Так почему ты пришёл выпить в темноте в два часа ночи? – спрашиваю я, прислоняясь к тумбочке и поворачиваясь к нему лицом.

– Просто думаю, – вздыхает он, – выпил пару стаканов после приезда, потом встретился с папой и Мэггс, когда они пришли.

Я киваю.

– Бьюсь об заклад, им это понравилось, тебя долго не было.

– Конечно, понравилось, – произносит он, глядя на меня с задумчивой улыбкой.

Я и забыла, какой он ослепительный, как ему удаётся очаровать людей этой улыбкой. Он может заставить улыбаться даже в самых серьёзных ситуациях. Мы несколько лет были незнакомцами, несмотря на школу и свадьбу наших родителей, но тем последним летом перед университетом, мы стали чем–то большим. И стоя здесь с ним, десять лет спустя, я понимаю, почему. Многие люди не видят этого, и много лет не видела и я, но у Кайла Хансона есть мягкая сторона, которая проявляется сейчас.

– Мне лучше немного поспать, – говорит он. Он поднимается с места, и я инстинктивно отступаю назад, когда он проходит мимо. – Можем поговорить завтра.

Я поднимаю на него взгляд и вижу по его глазам, что алкоголь уже оказал на него своё воздействие. Очевидно, он выглядит старше, но все ещё убийственно симпатичен со своими лохматыми темными волосами, которые так хорошо сочетаются с его пронзительными голубыми глазами. Черты его лица практически модельные, а кожа имеет тёмный оттенок, так что он никогда не выглядит бледным. Я знаю, как убийственно выгляжу я.

– Хорошо, – коротко отвечаю я, снова опираясь на тумбочку, когда он проходит мимо, чтобы отправиться наверх.

– Приятно было увидеть тебя, Соф, – шепчет он, останавливаясь в дверном проёме. – Мне жаль, что всё так вышло.

– Спасибо, – выдыхаю я, не в состоянии произнести ничего больше.

Когда он уходит, я прокрадываюсь наверх со своим соком и падаю обратно на кровать. Такое чувство, словно не было этих десяти лет. Он всё такой же уверенный в себе Кайл, а у меня снова разбито сердце.

Два – Только попытка

Сейчас

Следующим утром я просыпаюсь с вопросом, не приснилось ли мне, что Кайл дома. Но я слышу, как он мычит что–то в нашей ванной. Кайл всегда был таким плейбоем в школе, каким ему позволяли быть деньги отца, и у него каждую неделю была новая девушка. Я не сомневаюсь, что теперь это образ его жизни. Теперь он музыкальный продюсер в Лондоне. Он усердно учился в Университете Эксетера, изучая музыку и продюсирование, завязал много контактов, работал в офисе, а теперь занимается большим делом. Он хорошо выглядит, он богат по любым стандартам, и не было никаких сомнений, что Кайл Хансон станет таким же успешным, как его отец.

Я спускаюсь на кухню, где все уже сидят за столом и едят завтрак.

– Доброе утро, милая, – нараспев произносит мама, подходя ко мне и целуя меня в лоб. – Я рада видеть тебя за пределами твоей комнаты.

Я закатываю глаза, а Кайл подавляет усмешку.

– Боже, она не инвалид, – говорит он. Мама улыбается и идёт ставить чайник.

– Тосты? – спрашивает она, и я киваю.

– Знаешь, – произносит мой отчим Мик, опуская на стол газету, которую читал, – тебе нужно избавиться от этого страха. Прошёл месяц. Ты симпатичная девушка, а вокруг много парней, – он толкает локтем Кайла. – Скажи ей, сын, у тебя должно быть много друзей, которые могли бы куда–нибудь сводить её и развеселить.

– Никто из них не местный, – отвечает он, откусывая от тоста.

– О нет, ей не нужны друзья–хулиганы Кайла, – шутливо говорит мама, хлопая его по руке. – В Лондоне одни животные.

– Хулиганы? – смеётся он. – Хотелось бы.

– Может, Кайлу следует сводить её куда–нибудь и развлечь, – произносит мама.

– О нет, – начинаю паниковать я, качая головой. Я опираюсь одной рукой на столешницу, а другой закрываю лицо. – Я действительно не могу никуда выходить. Посмотрите на меня, – я жестом указываю на себя. Старые пижамные штаны, которые я не снимаю уже неделю, похожие на птичье гнездо волосы и старая ночнушка, завершающая мой внешний вид. – Я действительно не хочу кого–либо видеть или куда–то идти.

Ещё я не уверена, что мне нужно свидание с Кайлом; он наблюдает за моей паникой с весельем.

– Глупый вздор, – поёт мама, поднося мне тост. – Ты тонкая, как пёрышко, из–за того, что целыми днями сидишь в этой комнате. Давай сходим в салон, сделаем маникюр и автозагар. К семи ты будешь абсолютно новой и готовой оказаться на обложках журнала, сегодня же суббота, в конце концов.

Кайл улыбается мне.

– Давай же, Соф, как в старые добрые времена, – произносит он. – Я свожу тебя куда–нибудь, мы повеселимся, и ты забудешь об этом засранце.

Я фыркаю, улыбаясь ему. Он пытается помочь, пусть и под давлением со стороны моей мамы, и возможно, пришло время нарядиться и пойти погулять. В этот раз она не собирается сдаваться, и мне стоит быть помягче. В конце концов, Кайл стал первым человеком за несколько недель, которому удалось вызвать у меня улыбку.

Проблема в том, что я не хочу встретиться со своим бывшим, Саймоном, и не хочу, чтобы кто–то видел меня или сочувствовал мне из–за моей жалкой жизни. Я работаю учителем в местной начальной школе, и многие родители знали, что я собираюсь выходить замуж и вернуться в следующем учебном году в качестве миссис Фармер. Я просто боялась рассказывать всем, что этого не произошло.

– Софи, ради Бога, если не хочешь начинать одеваться, питаться и жить нормальной жизнью, я позвоню твоему отцу, чтобы он вмешался.

Мы все смеёмся после её слов, даже Мик, который снова погрузился в чтение своей газеты.

– Ты пересмотрела слишком много шоу Джереми Кайла, Мэггс, – сквозь смех произносит Кайл, – но, серьёзно, Соф, тебе нужно развеяться, и я могу организовать вечер сам.

Я вздыхаю, и они все смотрят на меня выжидающе.

– Не нужно вести меня куда–то из–за того, что мама заставляет тебя это делать, – говорю я, хмуря брови.

– Поверь мне, я делаю это для блага нас обоих, чтобы выбраться из этого дома, – он вздыхает, для эффекта переводя взгляд от одного родителя к другому.

– Софи, я уже в отчаянии, – говорит мама, качая головой. Поднимаясь с места, она проходит мимо меня к холодильнику, бормоча что–то.

Он ловит мой взгляд и снова улыбается.

– Ну?

– Ладно, – закатываю я глаза.

– Значит, маникюр и загар? – с энтузиазмом спрашивает мама, резко разворачиваясь, взволнованная перспективой того, что я куда–то пойду.

– Маникюр, никакого загара, и может быть, брови, – быстро говорю я в ответ на её вопрос.

– Идёт, – усмехается она. – Ты слышал это, Мик? Моя малышка собирается принарядиться. Спасибо, Кайл, – она поворачивается к нему с сияющим выражением лица.

Позже моя мама отвела меня в салон в тот же день. Мне сделали коррекцию бровей, и мы обе сделали себе маникюр. Она попыталась убедить меня помыть волосы и сделать укладку.

– Ты себя запускаешь, Софи, – вздыхает она, когда мы уже покинули салон и наслаждаемся кофе в кафе неподалёку. Я не снимаю свои солнечные очки, молясь, чтобы никто не увидел меня и не стал задавать вопросы о Саймоне. Я была унижена и не в настроении что–то объяснять.

– Мам, я сейчас не могу на чём–то сосредоточиться. Я опустошена.

– У тебя кризис, – говорит мне она с сочувствующей улыбкой. – После того, как мы с твоим папой расстались, у меня его не было. У меня была работа, и мне нужно было заботиться о тебе. Тебе нужно на чём–то сосредоточиться.

– Что же, напомни мне, что у меня нет ничего, ради чего стоило бы жить, почему бы и нет! Никаких детей, никакой работы, на которой можно было бы сосредоточиться, потому что школа закрыта на лето. Отлично.

– Нет, – она сердито качает головой. – Пожалуйста, Софи, ни один мужчина не стоит этого, и ты можешь со всем справиться. Ты красивая.

– Но я не хочу начинать всё заново, – вздыхаю я. – Я была счастлива, всё было удобно. Я не хочу встречаться с людьми и начинать всё с нуля. Я потеряла свой «хэппи энд», – шмыгаю я носом.

– Нет, – она склоняется над столом, – Саймон дал тебе шанс его найти.

Я задумываюсь над её словами. Да, это больно, и да, я в депрессии, но был ли Саймон всем, чего я хочу, или я просто пыталась убедить себя в этом? Нам ведь было хорошо вместе, разве нет? У нас были отличные друзья, отличная общественная жизнь, отличный секс и любимый дом. У нас было всё это, так почему? Почему он захотел покончить с этим? Я не разговаривала с ним с того дня, как переехала обратно к родителям. Никаких звонков и никаких сообщений. Агент по продаже недвижимости держит меня в курсе по поводу дома, и хотя Мик предлагал Саймону выкупить дом для меня, я этого не хочу. Саймона ничего не заботило, поэтому он никогда не пытался со мной связаться. Он сказал, что всё кончено, и я ушла, чему он, очевидно, оказался рад. Придурок. Под моими солнечными очками на глазах снова начинают появляться слёзы.

– Ох, милая. Я этого не вынесу. Что случилось с моей девочкой, которая знала, что может заполучить кого угодно? – Вздыхает она.

– Кое–кто разбил ей сердце, – шепчу я. Она думает, что я имею в виду Саймона, но Саймон спас меня, в то время как моё сердце было разбито задолго до того, как появился он.

Маме удается уговорить меня на укладку в последний момент, но я отказываюсь от стрижки. Её хорошо знают в маленьком прибережном городке, в котором мы живем, и она со своими друзьями тратит много денег в местных салонах, достаточно для того, чтобы она смогла записаться в последний момент. Она ведет меня в свой салон, к девушке, которая занимается её волосами, Труди. Я обеспокоена, так как причёска моей мамы не сильно изменилась за последние десять лет. Ей нравится этот стиль, и, хотя он ей подходит, его время уже прошло. Она носит длинное, гладкое каре с широкой чёлкой, а я такое не хочу. Однако Труди оказывается гением. Она сделает такую причёску, которая мне нужна.

Мама усаживает меня в кресло, а сама отправляется бродить по местным магазинам.

– Сделай всё, что сможешь, Труди, – вздыхает она. – С ней сложно, она не хочет стричься или краситься.

Труди смотрит на меня.

– Ну, мы можем сделать всё, что вы захотите.

– Вы обе относитесь ко мне как к ребёнку. Я здесь, я вас слышу, и мне не нужна стрижка.

И с этими словами я распускаю волосы, которые связаны в пучок на верхушке моей головы. Из–за естественного завивания волосы спутались и торчат в разные стороны, как сухая солома.

– Ох, – непроизвольно вздыхает Труди, а затем понимает свою ошибку. – Верно, м–м–м.

Моя мама ушла, и я смотрю на отражение Труди в зеркале.

– Делайте, что хотите, – я закатываю глаза, – если это поможет мне ненадолго избавиться от внимания мамы.

– Отлично, – улыбается она. – Я принесу палитру красок.

Два часа спустя я покидаю салон немного более освежённой. Мне удалось не расплакаться, пока я была там, и я была рада бессмысленной болтовне, которая окружала меня. Труди осветлила мои волосы с помощью фольги, и они стали светлее моего привычного цвета до такой степени, что в некоторых местах были практически белыми. И это заставляет меня чувствовать себя ярче. Она сделала мне чёлку и постригла волосы лесенкой, немного завив их на концах, чтобы придать причёске эффект. Я была довольна. Я выглядела лучше, и мои волосы снова были гладкими. Когда она сняла с меня накидку, я посмотрела на себя в зеркало. Я снова выглядела как человек, даже лучше, и я увидела в зеркале улыбку, которую не видела долгое время.

– Отлично, спасибо, Труди, – я подошла к кассе, чтобы рассчитаться. – Сколько?

– О, – она махнула рукой в мою сторону, – твоя мама уже расплатилась. Она возвращалась, пока мы осветляли тебе волосы.

– Ох, верно, отлично, мне будто снова двенадцать, – я всё равно достала свой кошелёк и оставила ей хорошие чаевые. – Ты чудесный работник, – сказала я. – Чувствую себя на миллион долларов.

– Ты так и выглядишь, – произнесла она. – Надеюсь увидеть тебя снова.

– Спасибо.

Я выхожу и звоню маме, чтобы узнать, где она, и она подъезжает на своём вишнёво–красном «Рендж Ровере», чтобы забрать меня. У мамы есть свои деньги. Несмотря на богатство Мика, она зарабатывает на доме, который мы сдаём в аренду, и на семейном текстильном бизнесе.

– Ох, Софи, ты выглядишь божественно, – она одаривает меня знающей усмешкой, будто чтобы сказать: «Я же тебе говорила». – Ты чувствуешь себя лучше?

– Мне не хочется это говорить, но да. Действительно лучше.

– Хорошо.

Мы приехали домой, в дом, который купили они с Миком. Это огромный дом с пятью спальнями в новом жилом комплексе Литама. Комплекс тоже огромен и содержит сотни роскошных домов различных стилей и размеров, размещённых вокруг царственных зелёных насаждений, пруда и лугов. Это красивый комплекс, и мама с волнением выбирала наш дом из плана, когда он только строился.

В доме есть крытый подогреваемый бассейн, три этажа и пять ванных комнат. У Мика в одной из комнат спортивный зал, другая комната для гостей, которую редко кто–то занимает, а в остальных живём мы. Последний этаж был одной большой спальней, но мы переделали её в так называемую комнату для вечеринок. Там есть зона кино с огромным телевизором и креслами, баром, маленьким танцполом и бильярдным столом. Этой комнатой со времени моего отъезда почти не пользовались, я не была уверена, поднимались ли туда мама и Мик. Мы с друзьями любили её, когда были подростками.

Уже время обеда, когда мы приезжаем домой, и я чувствую запах еды, пока мы идём к кухне.

– Кто готовил? – удивлённо спрашивает мама. Она типичная домохозяйка, и ей это нравится. Она работает и управляет фирмой своей семьи, но её любимое занятие – забота о нас. Мику это в ней нравится, так как его бывшая жена была избалованной богатой стервой, с чем согласен даже Кайл. Она принимала успех Мика как должное, прошла с ним через трудные времена и с каждым годом тратила всё больше денег. У неё был вкус в дорогих вещах, и, в конце концов, ей наскучило быть женой Мика. Они разошлись, но цивилизованно общались ради Кайла. Так что Мику, кажется, нравится мамина забота и опека, чего его бывшая жена не предоставляла.

– Я, – произносит Кайл, поднимая взгляд со стола.

– Ты меня знаешь, любимая, – Мик смотрит на неё снисходительно. – Я не могу и яйца пожарить, не то что соревноваться с тобой на кухне.

Я прохожу на кухню, готовясь к обсуждениям.

– Чёрт побери, – выдыхает Мик, – что случилось с бродягой, которую ты увела сегодня утром? Похоже, где–то здесь была крёстная фея.

– Ха–ха, Мик, – с сарказмом произношу я, – очень смешно.

– Что же, рад видеть, что ты вернулась, Соф. Я предпочитаю, чтобы ты выглядела так, а не как бездомная.

– Ну? – я смотрю на Кайла. – Давай свои остроумные комментарии сейчас, чтобы я могла спокойно поесть то, что ты приготовил.

– Ты собираешься есть? – произносит мама с тихим смешком. – Вау, как всё меняется.

– Слава Богу, – выдыхает Мик.

Кайл смотрит на меня, его голубые глаза встречаются с моими, и он просто улыбается.

– Хорошо выглядишь, Соф, – обычным тоном говорит он.

– Хорошо, – я киваю, – теперь никаких остроумных комментариев, но не жди, что сможешь пошутить позже.

– Значит, наш вечер в силе? – спрашивает он.

– Верно. Я довела себя до полусмерти, и пришло время покончить с этой вечеринкой жалости.

– Боже мой.

– Так что ты приготовил? – спрашивает мама, копошась рядом с Кайлом.

– Чили, – он с сияющим видом смотрит на неё, ожидая одобрения.

– О–о–о, мило, – произносит она, – хороший выбор.

Вскоре мы садимся обедать. Мама и Мик открыли бутылку вина, и мы все выпиваем по паре бокалов. Можно сказать, что они очень рады, что мы оба дома, так как мама упоминала об этом минимум двадцать раз.

– Ох, всё как в старые времена.

Мы смеемся над новыми хобби Мика, которыми он хотел заняться в свободное время, но провалился. Кайл рассказывает нам истории о вечеринках, которые посещал довольно часто, его эго снова показывает само себя. Я молчу и просто наслаждаюсь шумом. Смех, который раздаётся после их историй, помогает облегчить боль. И шум выводит меня из моих размышлений. Будто Кайл вернул в наши четыре стены радость, в которой мы нуждались.

Я собрала не все вещи, когда переезжала домой, и вечерние платья не были на первом месте списка того, что нужно взять. Однако мне удалось найти зауженные джинсы и чёрную шёлковую кофточку, которая подойдёт для наряда на «свидание». Я одолжила мамины чёрные «Лабутены» и воспользовалась её косметикой, чтобы скрыть свою ничтожность. Когда я выхожу из комнаты спустя час или около того, Кайл тоже выходит из своей комнаты. На нём тёмно–синие джинсы, чёрные кожаные туфли и чёрная рубашка, которая хорошо смотрится на его загорелом теле. Он оглядывает меня с головы до ног, но секунду не говорит ни слова.

– Мы подходим друг другу, – произношу я, и он улыбается.

– Ты выглядишь великолепно, Соф, этот придурок понятия не имеет, что наделал.

– Думаешь? – Я смущённо смеюсь. Мы уже выпили немного вина, и это немного ослабило мои страдания.

– Я знаю, – усмехается он.

Мы спускаемся вниз и видим своих уважаемых родителей во внутреннем дворике. Они наслаждаются очередными бокалами вина в свете вечернего солнца. Мама смеётся, пока Мик рассказывает ей историю из гольф–клуба. Ему нравится веселить её, и он благодарен ей за внимание. Она так охотно одаривает его вниманием, что за ними приятно наблюдать. Несколько лет назад я переживала, что Мик разобьёт ей сердце. Я считала его распутным, льстивым продавцом машин, который использует её и отбросит в сторону. Однако этого не произошло. Он оказался совсем не таким, он обожает маму, как и она его. Они отлично подходят друг другу.

– Хорошо, мы вызовем такси, – произносит Кайл.

– Ох, вы двое выглядите очаровательно, – говорит мама, в её голосе до сих пор звенит смех. – Подождите, дайте я вас сфотографирую, – она убегает за своим фотоаппаратом, а Мик откидывается на спинку своего стула, чтобы насладиться последним теплом дня.

– У вас двоих достаточно денег? – спрашивает он. Его голос такой глубокий и властный, что всё, что он говорит, звучит как приказ.

– Пап, нам почти по тридцать лет, ради Бога, у нас теперь есть свои деньги, – отвечает Кайл.

– Старые привычки, – говорит он, подмигивая.

– Так, улыбаемся, – произносит мама, стоя за нами, и мы оба стонем. Кайл кладёт руку мне на талию и притягивает меня к себе. Мы оба улыбаемся, и она кричит: – Сыр!

Мы усмехаемся, когда она нажимает на кнопку.

– Как хорошо, что вы оба вернулись, – хихикает она, направляясь обратно к своему вину. – Проведите время хорошо.

– Обязательно! – кричит через плечо Кайл, таща меня к двери.

– Пока! – кричу я, в то время как мы спешим уйти.

– Чёрт… нужно убраться отсюда, пока они не достали видеокамеру, – я снова смеюсь, пока мы ждём такси возле дома.

Кайл достаёт из кармана сигарету.

– Вау, ты всё ещё куришь? – спрашиваю я. – Я думала, мы выросли из этого.

– Только когда выпью, – говорит он, прикуривая сигарету. – Хочешь?

– Боже, нет, я не курила уже несколько лет, Саймон… – я останавливаю сама себя. Саймону никогда не нравилось, что я курю, так что я бросила это дело.

– Ох, чёрт возьми, дай мне одну, – требую я. Он смеётся и даёт мне свою уже прикуренную сигарету, доставая для себя ещё одну. Я делаю затяжку и тут же кашляю. Но я нацелена докурить эту сигарету, и я нацелена снова стать счастливой. Я хочу снова быть Софи Кинг. Я хочу быть девушкой, которая любит свою жизнь, своих друзей. Я хочу сердце, наполненное чем–то, кроме печали. В последний раз, когда я чувствовала всё это, Кайл тоже был рядом, и после нескольких выпитых бокалов вина и этой сигареты легко вспомнить, почему.

Мы отправляемся в Блэкпул и идём по барам. Нам относительно легко восстановить связь после нескольких напитков, и я чувствую себя расслабленной и беззаботной, чего не было давно. Мы ходили по дешёвым барам и подпевали музыке восьмидесятых, после чего шли в дорогие бары и попивали коктейли. К двум часам ночи мы оказываемся в жарком клубе, танцуя на танцполе как два подростка. Кайл держит меня, пока мы прыгаем под песню «Mr. Brightside», крича друг другу слова песни и смеясь так сильно, что у меня болит челюсть. Когда песня заканчивается, Кайл жестом зовёт меня за собой к бару, и мы проходим через толпу, чтобы заказать две рюмки текилы.

– Поехали со мной домой! – кричит он, протягивая мне рюмку.