Текст книги "Убийца без лица"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

4

В столовой они были одни. На первом этаже какой-то пьяница громко возмущался, что его привезли в полицию. А так было тихо, только слабо жужжали обогреватели.

Курт Валландер присел напротив.

– Сними пальто, – сказал Рюдберг, – иначе замерзнешь, когда выйдешь на улицу.

– Сначала я хочу услышать, что она сказала. Потом решу, снимать пальто или нет.

Рюдберг пожал плечами:

– Она умерла.

– Это я уже понял.

– Но она пришла в себя незадолго до смерти.

– Говорила что-нибудь?

– Это сильно сказано – говорила. Шептала. Или шипела.

– Записали на магнитофон?

Рюдберг покачал головой.

– Нечего было писать. Даже и расслышать было почти невозможно. В основном бред. Но я записал все, что понял.

Он вытащил из кармана видавший виды блокнот, стянутый широкой аптечной резинкой. Из блокнота торчал карандаш.

– Она назвала имя мужа, – сказал Рюдберг. – Думаю, хотела узнать, как он себя чувствует. Потом что-то непонятное. Я попытался спросить, кто к ним приходил ночью. Знала ли она их, как они выглядели? Я спрашивал все время, пока она была в сознании. И мне кажется, она меня поняла.

– И что она ответила?

– Я понял только одно слово. «Иностранный».

– Иностранный?

– Именно так. Иностранный.

– То есть она имела в виду, что те, кто убил ее мужа, были иностранцы?

Рюдберг кивнул.

– Ты уверен?

– Часто я говорю, что уверен, если я не уверен?

– Нет.

– Вот так. Теперь мы знаем: последнее, что она произнесла на пороге смерти, было слово «иностранный».

Валландер снял пальто и налил себе кофе.

– Что она имела в виду, черт подери? – пробормотал он.

– Я сидел и думал, пока тебя ждал, – ответил Рюдберг. – Они могли выглядеть не по-шведски. Или говорить на другом языке. Или по-шведски, но с акцентом. Возможностей много.

– Что значит – выглядеть не по-шведски? – спросил Курт Валландер.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать, – ответил Рюдберг. – В общем, мы можем только догадываться, почему она так сказала.

– А если она все выдумала?

Рюдберг кивнул:

– Тоже возможно.

– Но ты так не думаешь?

– С чего бы ей в последние секунды жизни что-то выдумывать? Старики обычно не врут.

Курт Валландер отхлебнул остывший кофе.

– Из всего этого следует, что нам надо искать следы одного или нескольких иностранцев. Лучше бы она сказала что-нибудь другое.

– Ситуация – поганей не приснится.

Некоторое время оба сидели молча. Пьяница наконец замолчал. Было без девятнадцати минут девять.

– Представь, как это звучит, – прервал Курт Валландер затянувшуюся паузу. – «Единственное, что известно полиции в связи с двойным убийством в Ленарпе, это то, что убийцы, по-видимому, были иностранцами».

– У меня есть опасения и похуже, – сказал Рюдберг.

Курт Валландер прекрасно понимал, что он хотел сказать.

В двадцати километрах от Ленарпа был большой лагерь беженцев, уже не раз подвергавшийся нападению. По ночам там жгли кресты, бросали камни в окна, стены были изрисованы нацистскими лозунгами. Жители окрестных деревень и хуторов с самого начала протестовали против организации лагеря в старом замке Хагехольм. Протесты продолжались и сейчас.

Люди не хотели жить рядом с беженцами.

Валландер и Рюдберг знали еще кое-что, что не было известно широкой публике.

Двоих беженцев поймали на месте преступления при попытке взломать контору предприятия, сдающего в аренду сельскохозяйственную технику. К счастью, хозяин предприятия не был таким уж яростным ксенофобом, так что все дело удалось спустить на тормозах. Взломщиков в стране уже не было, поскольку в виде на жительство им, естественно, отказали.

Валландер и Рюдберг уже не раз говорили о том, что случилось бы, выплыви эта история наружу.

– В это трудно поверить. Чтобы кто-то из беженцев, ожидающих вида на жительство, совершил убийство? Маловероятно, – сказал Курт Валландер.

Рюдберг смотрел на него задумчиво.

– Помнишь, я говорил об удавке? – спросил он.

– Что-то насчет узла?

– Я не знаю этого узла. А об узлах я знаю довольно много, можешь мне поверить, я ходил под парусом всю свою молодость.

Курт Валландер глядел на него изучающе.

– Ну и к чему ты ведешь?

– К тому, что этот узел вряд ли завязал кто-то из бывших членов шведского скаутского кружка.

– Ну и что? Что, черт подери, у тебя на уме?

– Узел завязан иностранцем.

Курт не успел ничего ответить, потому что вошла Эбба. Она налила себе кофе.

– Шли бы вы домой и выспались, если хотите быть в форме, – посоветовала она. – Беспрерывно звонят журналисты, хотят, чтобы вы им что-нибудь сообщили.

– О чем? – сказал Курт. – О погоде?

– Похоже, они пронюхали, что бедняжка умерла.

Курт Валландер поглядел на Рюдберга. Тот покачал головой.

– Сегодня вечером никаких сообщений не будет, – сказал он. – Подождем до завтра.

Валландер поднялся и подошел к окну. Ветер дул по-прежнему, но небо было чистое. Ночь опять выдастся холодная.

– Вряд ли мы сможем скрыть, что она перед смертью что-то сказала, – произнес он задумчиво. – А сказав «А», придется сказать и «Б» – что именно она сказала. А это скандал.

– Можно попытаться не упоминать подробностей, – сказал Рюдберг, надевая шляпу. – В интересах следствия.

Валландер посмотрел на него с удивлением:

– Чтобы потом нас обвиняли, что мы скрываем от прессы важную информацию? Что мы прикрываем преступников-иностранцев?

– Ты же понимаешь – могут пострадать невинные люди. Ты представляешь, что начнется в лагерях, если станет известно, что полиция ищет каких-то иностранцев?

Валландер знал, что Рюдберг прав. Внезапно он почувствовал неуверенность.

– Утро вечера мудренее, – сказал он. – Давай встретимся завтра в восемь, только ты и я. Тогда и решим, как быть дальше.

Рюдберг кивнул и, прихрамывая, пошел к выходу. У дверей он остановился и обернулся.

– Но есть и такая возможность, и мы не можем ее исключить, – сказал он. – Что это все же кто-то из беженцев.

Курт сполоснул чашки и поставил их в сушилку.

На самом деле я надеюсь, что так оно и есть, подумал он. Я даже надеюсь, что убийцы отыщутся в лагере беженцев. Тогда, может быть, удастся переломить этот безответственный, безалаберный настрой в стране, когда кто угодно и на любых основаниях может пересечь границу и попросить убежища.

Но Рюдбергу он этого, понятно, не сказал. О таких вещах лучше не распространяться.

И опять, пригибаясь, пошел к своей машине. Проклятый ветер… Несмотря на усталость, домой ему не хотелось.

По вечерам он особенно остро ощущал свое одиночество.

Он включил зажигание и поменял кассету. Теперь настала очередь увертюры к «Фиделио».

Уход жены стал для Валландера полной неожиданностью. Правда, в душе он сознавал, хотя и не мог с этим смириться, что должен был почувствовать опасность задолго до ее ухода. Что брак постепенно шел к своему краху – им просто-напросто стало скучно вместе. Они поженились с Моной очень молодыми и слишком поздно поняли, что постепенно отдаляются друг от друга. Может быть, именно Линда первая среагировала на окружающую их пустоту.

Когда Мона в тот октябрьский вечер сообщила, что хочет развестись, он подумал, что этого, собственно, и ожидал. Но, поскольку в самой мысли таилась угроза, Курт Валландер инстинктивно отгонял ее, все сваливая на собственную занятость. Слишком поздно он осознал, что Мона хорошо подготовилась к разводу. В пятницу вечером она сказала, что им надо развестись, а в воскресенье уехала от него в Мальмё, в заранее снятую квартиру. Он чувствовал себя брошенным, стыд и гнев переполняли его. В бессильной ярости, ощущая, как рушится его мир, он ударил ее по лицу.

После этого осталось только молчание. Она собирала свои вещи днем, когда его не было дома. Взяла с собой очень мало, почти все оставила, и он чувствовал себя глубоко уязвленным. Подумать только – с какой легкостью она расставалась со своим прошлым, чтобы начать новую жизнь, в которой для него не было места. Даже в виде воспоминания.

Он звонил ей. Поздно по вечерам встречались их голоса. Изнемогая от ревности, он выспрашивал, оставила ли она его ради другого мужчины.

– Ради другой жизни, – ответила она. – Чтобы начать другую жизнь, пока не поздно.

Он умолял ее. Пытался казаться равнодушным. Просил прощения за то, что был к ней недостаточно внимателен. Но ничто не могло заставить ее изменить решение.

За два дня до Рождества по почте пришли документы о разводе. Открыв конверт и осознав, что все кончено, Валландер почувствовал, что в нем что-то сломалось. Словно пытаясь убежать, он взял больничный и отправился куда глаза глядят. Почему-то оказался в Дании. Внезапная непогода застигла его на севере Зеландии, и он провел Рождество в холодной комнате в пансионате под Гиллелейей. Там он писал ей длинные письма. Потом все порвал и развеял клочки над морем – символический жест, попытка убедить себя смириться с тем, что случилось.

За два дня до Нового года он вернулся в Истад и приступил к работе. Новый год он встретил, расследуя избиение женщины в Сварте, и вдруг с ужасом подумал, что ударил Мону и сам мог бы стать обвиняемым.

Увертюра к «Фиделио» закончилась, магнитофон выплюнул кассету, и тут же автоматически включилось радио. Передавали репортаж с какого-то хоккейного матча.

Он выехал со стоянки с мыслью отправиться домой.

Но вместо того ехал по прибрежному шоссе в сторону Треллеборга. Миновав старую тюрьму, он увеличил скорость. Езда всегда отвлекала его от мрачных мыслей.

Вдруг он сообразил, что уже в Треллеборге. В гавань медленно входил огромный паром, и тут, повинуясь мгновенному побуждению, Валландер остановил машину.

Он вспомнил, что несколько бывших сотрудников полиции в Истаде работают теперь на паспортном контроле в треллеборгском порту. Может быть, кто-то из них сегодня на дежурстве.

Он шел по пустынному причалу, залитому бледно-желтым светом.

С ревом, будто призрачное доисторическое чудовище, промчался грузовик.

Открыв дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», Валландер увидел, что двое дежурных полицейских ему незнакомы.

Он кивнул и представился. У старшего была седая борода и шрам на лбу.

– Ну и историйка у вас там, – сказал он. – Взяли их?

– Нет еще, – ответил Курт Валландер.

Разговор прервался – на контроль пошли пассажиры с парома. В основном – возвращающиеся домой шведы, встречавшие Новый год в Берлине. Но были и немцы из Восточной Германии, воспользовавшиеся наконец вновь обретенной свободой.

Через двадцать минут остались только девять пассажиров. Они пытались разъяснить, что ищут в Швеции убежища.

– Сегодня еще тихо, – сказал другой полицейский, тот, что помоложе. – Иногда их бывает до сотни на одном пароме. Можете себе вообразить.

Пятеро из беженцев принадлежали к одной эфиопской семье, но только у одного из них имелся паспорт, и Курт Валландер удивился про себя, как это им удалось проделать такое длинное путешествие с одним-единственным паспортом. Кроме эфиопов решения ожидали двое ливанцев и два молодых парня из Ирана.

Курт Валландер не понимал, что за настроение владеет беженцами – радостное предвкушение или страх.

– А теперь что? – поинтересовался он.

– Сейчас приедут из Мальмё и заберут их, – сказал старший. – Сегодня очередь Мальмё. Нам сообщили по рации, что среди пассажиров много беспаспортных. Иногда мы даже просим подкрепления.

– А что будет в Мальмё? – спросил Валландер.

– Их разместят пока на корабле в порту Ольехамн. Такой плавучий лагерь. Там они и будут, пока их не переправят дальше. Если не выдворят сразу.

– А что думаете насчет этих?

Полицейский пожал плечами:

– Этим, скорее всего, разрешат остаться. Хотите кофе? У нас есть немного времени до следующего парома.

Валландер покачал головой:

– В другой раз. Мне надо ехать.

– Надеюсь, вы их возьмете.

– Я тоже надеюсь, – сказал Курт Валландер.

По дороге домой он задавил зайца. Что-то мелькнуло в свете фар, он резко затормозил, но зверек все равно мягко шлепнулся о левое переднее колесо. Он не остановился посмотреть – заяц наверняка погиб.

Что это со мной? – подумал он.

Ночью он плохо спал. В пять утра внезапно проснулся. Во рту пересохло. Ему приснилось, что кто-то пытается его задушить. Поняв, что уже не заснет, он встал и сварил кофе.

Вгляделся в темноту – термометр, который он когда-то криво прибил за кухонным окном, показывал шесть градусов мороза. Уличный фонарь раскачивался на ветру. Валландер сидел на кухне и думал про вчерашний разговор с Рюдбергом. Случилось именно то, чего он боялся. Умирающая женщина не сказала ничего, что могло бы им помочь. Ее слова о каком-то иностранце ничего определенного не дают. Им не за что ухватиться, чтобы двигаться дальше.

В половине седьмого Валландер оделся. Долго бродил по комнатам, бессистемно открывая шкафы. Где же его толстый свитер?

Он вышел на улицу, где свистел и выл ветер, поехал по Эстерледен, а оттуда свернул на шоссе в направлении Мальмё. До встречи с Рюдбергом, назначенной на восемь, надо еще раз поговорить с соседями Лёвгренов. Его не оставляло чувство – что-то тут не то. Нападения на стариков редко бывают случайными. Как правило, они вызваны слухами о припрятанных деньгах. Такие грабители иной раз тоже не церемонятся с жертвами, но с подобной методичной, хладнокровной жестокостью он столкнулся впервые.

В деревнях люди встают рано, думал он, сворачивая на проселок к дому Нюстрёма. Может быть, они припомнили что-нибудь?

Он остановился и заглушил мотор. В ту же секунду в кухонном окне погас свет.

Боятся, подумал он. Может, вообразили, что это вернулись убийцы?

Фары он оставил включенными, чтобы было видно, как он идет к дому.

Он больше почувствовал, чем увидел, вспышку огня, ударившего из зарослей рядом с домом. Оглушительный грохот бросил его на землю. Камешек царапнул щеку, так что на какую-то секунду Валландер подумал, что ранен.

– Полиция! – закричал он. – Не стреляйте! Не стреляйте, черт бы вас подрал!

В лицо ударил луч карманного фонаря. Рука с фонарем дрожала, и пучок света прыгал из стороны в сторону. Старик Нюстрём стоял над ним со старым дробовиком.

– Это вы, что ли? – спросил он.

Валландер поднялся отряхиваясь.

– Куда вы целились? – спросил он.

– Я стрелял в воздух, – ответил Нюстрём.

– А лицензия на оружие у вас есть? Иначе могут быть неприятности.

– Сегодня моя очередь сторожить, – пролепетал старик дрожащим от пережитого страха голосом.

– Я погашу фары, – сказал Валландер спокойно, как мог. – А потом мы с вами поговорим.

На кухонном столе стояли две коробки с патронами, на скамье лежали ломик и большая кувалда. Черный кот сидел на подоконнике и глядел на него с явной угрозой. Жена стояла у плиты и варила, помешивая, кофе.

– Откуда мне знать, что это полиция, – виновато пробормотал Нюстрём. – В такую-то рань.

Курт Валландер отодвинул кувалду и сел на скамью.

– Она умерла вчера вечером, – сказал он. – Я подумал, что лучше мне самому вам рассказать.

Всякий раз, когда приходилось сообщать о чьей-то смерти, Валландер испытывал чувство нереальности происходящего. Рассказать незнакомым людям о том, что их ребенок или родственник внезапно скончался, рассказать так, чтобы это прозвучало более или менее достойно? Смерти, о которых сообщала полиция, были, как правило, неожиданными, чаще всего насильственными, а их обстоятельства – весьма жестокими. Кто-то ехал в автомобиле за покупками – погиб. Ребенок катался на велосипеде – попал под машину. Кого-то избили или ограбили, кто-то покончил жизнь самоубийством. Когда полицейский стоит в дверях, люди просто отказываются верить тому, что слышат.

Двое стариков на кухне молчали. Пожилая женщина продолжала помешивать ложкой в кофейнике. Старик поглаживал ствол дробовика, и Валландер незаметно чуть отодвинулся, чтобы не попасть под случайный выстрел.

– Значит, померла Мария, – проговорил старик медленно.

– Врачи сделали все, что могли.

– Может, это и к лучшему, – сказала его жена с неожиданным жаром. – Для чего бы ей жить, раз его убили?

Нюстрём положил ружье на стол и встал. Валландер обратил внимание на то, что старик по-прежнему щадит колено.

– Пойду задам лошади корма, – сказал Нюстрём и натянул старую кепку.

– Вы не против, если я пойду с вами? – спросил Курт Валландер.

– Почему я должен быть против? – пожал плечами старик и открыл дверь.

Когда они вошли в конюшню, кобыла заржала. Пахнуло теплым навозом. Нюстрём привычно забросил в стойло охапку сена.

– Потом я у тебя почищу, – сказал он лошади и потрепал ее по холке.

– Зачем они держали лошадь? – поинтересовался Валландер.

– Для старого крестьянина пустое стойло – хуже покойницкой, – сказал Нюстрём. – Она была у них вместо товарища.

Курт Валландер подумал, что он с таким же успехом может задать свои вопросы прямо здесь, в конюшне.

– Вы сегодня сторожили усадьбу, – сказал он. – Вам страшно, я могу это понять. И вы наверняка думали, почему убили именно их. Наверняка ведь задавали себе вопрос: почему их? Почему не нас?

– Денег у них не было, – сказал Нюстрём. – И особых ценностей тоже. Во всяком случае, ничего не пропало. Я так и сказал давешнему полицейскому. Он попросил, чтоб я дом осмотрел. Ежели чего может и не хватает, так это старых стенных часов.

– Ежели чего?

– А может, кто из дочек взял. Всего не упомнишь.

– Значит, денег не было, – сказал Валландер. – Нет денег – нет врагов.

Тут его осенило:

– А вы? Вы-то сами храните деньги дома? Может, они просто перепутали дом?

– Все наши деньги в банке, – сказал Нюстрём. – И у нас тоже нет никаких врагов.

Они вернулись в дом и выпили кофе. Курт Валландер заметил, что у женщины красные глаза. Она воспользовалась их отсутствием, чтобы поплакать.

– Ничего необычного не замечали в последнее время? – спросил он. – Никакие незнакомцы их не навещали?

Старики переглянулись и отрицательно покачали головами.

– Когда вы говорили с ними в последний раз?

– Позавчера мы пили кофе, – сказала Ханна, – как обычно. Мы уже сорок лет вместе пьем кофе. Каждый день. Пили…

– Они не казались встревоженными? Обеспокоенными чем-то?

– Юханнес был простужен, – сказала Ханна. – А так – все, как всегда.

Безнадежно, подумал Курт Валландер. Он не знал, что еще спросить. Каждый их ответ был как захлопывающаяся перед носом дверь.

– У них не было знакомых иностранцев?

Старик удивленно поднял брови:

– Иностранцев?

– Ну, нешведов.

– Несколько лет назад у них жили в палатке какие-то датчане, – вспомнил старик. – На празднике середины лета.

Курт Валландер посмотрел на часы: уже полвосьмого. Если он не хочет опоздать на встречу с Рюдбергом, надо ехать.

– Попробуйте еще повспоминать, – сказал он. – Подумайте. Все, что вы ни вспомните, может принести пользу расследованию.

– У меня на дробовик лицензия, – сказал Нюстрём, провожая его к машине. – И я в вас не целился. Хотел только напугать.

– Это вам удалось, – сказал Валландер. – Но я думаю, вы можете спать по ночам спокойно. Грабители сюда не вернутся.

– А вы смогли бы? – спросил Нюстрём. – Вы смогли бы спать, если бы ваших соседей зарезали, как на бойне?

Поскольку Курт Валландер не знал, что ответить, то предпочел промолчать. Поблагодарил за кофе, сел в машину и поехал.

Черт знает что, думал он. Ни следа, ни зацепки, ничего. Только этот Рюдбергов узел и слово «иностранный». Двое стариков, никакой антикварной мебели, никаких денег в кубышке, убиты так, будто это не просто ограбление, а убийство из ненависти или из мести.

Что-то должно быть, размышлял он. Что-то должно быть необычное в этих двух стариках.

Если бы лошади умели говорить!

Эта лошадь… Что-то его беспокоило, хоть он и не мог понять что. Но он был достаточно опытен, чтобы не оставлять свое беспокойство без внимания. Что-то там не то с этой лошадью.

Без четырех минут восемь он затормозил у здания полиции в Истаде. Казалось, ветер ещё усилился, теперь он налетал порывами. Хотя, похоже, стало немного теплее.

Только бы не пошел снег, в который раз подумал он. Эбба была на месте. Он кивнул ей:

– Рюдберг пришел?

– Он у себя, – сказала Эбба. – Уже начали звонить. И телевидение, и радио, и газеты. И шеф полиции из Мальмё.

– Попридержи их еще чуть-чуть, – попросил Курт Валландер. – Я должен сначала поговорить с Рюдбергом.

Прежде чем идти к Рюдбергу, он зашел к себе и повесил куртку.

Кабинет Рюдберга был в том же коридоре, что и его. Он постучал в дверь и услышал в ответ невнятное бурчание.

Когда он вошел, Рюдберг стоял и смотрел в окно. Вид у него был невыспавшийся.

– Привет, – сказал Валландер. – Принести кофе?

– С удовольствием. Только без сахара. Я с этим завязал.

Валландер взял в столовой две пластмассовые кружки с кофе и направился к Рюдбергу.

Но у дверей он остановился.

Как же все-таки быть, подумал он. Что делать? Держать в секрете ее последние слова в так называемых интересах следствия? Или все открыть прессе? Как быть?

Не знаю я, как быть, подумал Валландер с раздражением и толкнул дверь ногой.

Рюдберг уже сидел за столом и расчесывал редкие волосы. Курт Валландер опустился в продавленное кресло для посетителей.

– Закажи новое кресло, – посоветовал он.

– Денег не дают, – коротко сказал Рюдберг и сунул расческу в ящик стола.

Курт Валландер поставил кофе на пол рядом с креслом.

– Я сегодня проснулся ни свет ни заря, – сказал он мрачно. – Поехал еще разок поговорить с Нюстрёмом. Старик сидел в засаде и встретил меня залпом из дробовика.

Рюдберг показал на щеку и вопросительно посмотрел на Курта.

– Нет, – сказал Курт, – это не дробь. Я бросился на землю. Где стоял, там и бросился. Говорит, у него есть лицензия, черт его знает.

– Что-нибудь новое сказали?

– Ничего. Ничего. Ни денег, ничего не было. Если они не врут, понятно.

– С чего бы им врать?

– И в самом деле, с чего бы?..

Рюдберг отхлебнул кофе и скривился:

– А знаешь, что у полицейских рак желудка бывает чаще, чем у других людей?

– Не знал.

– Так вот знай. Я думаю, это из-за бесчисленных чашек скверного кофе.

– Без кофе ничего не раскроешь. За чашкой кофе только и можно что-нибудь придумать.

– Как сейчас, например?

Валландер покачал головой.

– У нас что, есть с чего начать? Нет. Ничего нет.

– Ты слишком нетерпелив, Курт. – Рюдберг смотрел на него, потирая нос. – Ты меня прости, что я говорю, как старый ментор. Но в этом случае мы должны полагаться только на терпение.

Они еще раз обсудили ситуацию. Техники-криминалисты снимают отпечатки пальцев и пробивают по центральному дактилоскопическому регистру. Ханссон собирает информацию о всех раскрытых случаях подобных ограблений – где сейчас преступники, кого освободили за недостатком улик, кто сидит в тюрьме. Контакт с жителями Ленарпа надо продолжить, может быть, что-то даст разосланный опросник. И Рюдберг, и Валландер следовали традициям истадской полиции – вести дело настойчиво, методично и скрупулезно, рано или поздно что-нибудь да выплывет. Какой-то след, ниточка, зацепка. Только терпение. Методичная работа и терпение. Умение ждать.

– Мотив? – настаивал Валландер. – Если это, конечно, не деньги. Или слухи о деньгах. Что тогда? Удавка… Ты ведь думаешь то же, что и я. Это двойное убийство продиктовано ненавистью или местью или тем и другим.

– Давай подумаем. Представь себе двух грабителей, которым отчаянно нужны деньги. И они уверены, что у Лёвгренов есть кубышка. Представь, что деньги им нужны до зарезу, а уважения к человеческой жизни у них никакого. Тут недалеко и до пыток.

– Почему это – до зарезу? – удивился Валландер.

– Ты знаешь не хуже моего. Есть наркотики, вызывающие такую зависимость, что человек готов на все.

Да, это он знал, и не только знал, но и видел собственными глазами. Насилия в стране становилось все больше, и почти всегда за этим стояла наркоторговля или наркозависимость. Бог пока милует Истад – такие преступления случаются здесь достаточно редко, но Валландер не строил иллюзий насчет того, что их это не коснется.

Тихих уголков уже не осталось. И Ленарп тому доказательство.

Он сел поудобнее.

– Что будем делать?

– Это ты – начальник, – улыбнулся Рюдберг.

– Я хочу знать твое мнение.

Рюдберг поднялся, подошел к окну, пальцем пощупал землю в цветочном горшке. Земля была сухая.

– Если хочешь знать мое мнение, ты его узнаешь. Но ты должен понимать, что я далеко не на сто процентов уверен. Во-первых, с чего бы мы ни начали, все равно поднимется переполох. Но все же, я думаю, разумнее потянуть несколько дней. У нас куча такого, в чем надо разобраться.

– Например?

– Были у Лёвгренов знакомые иностранцы?

– Я спрашивал об этом сегодня. Возможно, некие датчане.

– Вот видишь.

– Вряд ли это они. Те просто ставили палатку на земле Лёвгренов, когда приезжали на праздник середины лета.

– А почему не они? Во всяком случае, это тоже надо проверить. И есть же еще люди, не только соседи. Насколько я понял, у Лёвгренов большая родня.

Курт Валландер подумал, что Рюдберг прав. И в самом деле есть причины, по которым лучше не спешить с разглашением предсмертных слов старушки Лёвгрен. Поиски убийц иностранного происхождения надо пока вести негласно – в интересах следствия.

– А что мы вообще знаем об иностранцах, совершивших преступления в Швеции? – спросил он. – Есть какой-нибудь реестр?

– Реестры есть на все, – кивнул Рюдберг. – Посади кого-нибудь за компьютер, пусть зайдет в центральную базу данных, может, что и найдем.

Курт Валландер поднялся. Рюдберг смотрел на него с удивлением.

– Ты ничего не спрашиваешь об удавке? – поинтересовался он.

– Прости, забыл.

– Так вот, в Лимхамне есть старый парусный мастер, который знает все об узлах. Я читал о нем в прошлом году в газете. Я думаю, стоит потратить время и найти его. Не обязательно это что-то нам даст. Но все-таки…

– Я хочу, чтобы ты был на совещании, – перебил его Валландер. – Потом можешь ехать в Лимхамн.

В десять часов все были в кабинете Курта Валландера.

Разговор был очень коротким. Валландер передал слова умирающей женщины и подчеркнул, что эти сведения пока не должны разглашаться. Никто не возражал.

Мартинссон уселся за компьютер искать преступников-иностранцев. Несколько полицейских поехали в Ленарп продолжать расспросы. Валландер попросил Сведберга присмотреться к польской семье, по-видимому, находившейся в Швеции нелегально. Он хотел узнать, почему они выбрали именно Ленарп. Без четверти одиннадцать Рюдберг уехал в Лимхамн искать парусного мастера.

Оставшись один, Валландер уставился на прикнопленную к стене карту. Откуда прибыли эти убийцы? И куда потом скрылись?

Потом он сел за стол и сообщил Эббе, что готов отвечать на звонки. Больше часа он разговаривал с журналистами. Но девушка с местного радио так и не позвонила. В четверть первого в дверь постучал Нурен.

– А ты разве не в Ленарпе? – удивился Курт.

– Был в Ленарпе. Но есть одна штука, которая не дает мне покоя. – Вымокший до нитки Нурен присел на краешек стула. Снаружи лил дождь – температура была уже плюсовая. – Может быть, это все не имеет никакого значения, – сказал Нурен. – Но я все время об этом думаю.

– Обычно почти все имеет значение, – сказал Валландер.

– Ты помнишь лошадь?

– Конечно, помню.

– Ты просил меня дать ей сена.

– И воды.

– Сена и воды. Но я этого не сделал.

Курт Валландер посмотрел на него с удивлением:

– Почему?

– Не надо было. У нее уже были и сено, и вода.

Курт Валландер помолчал немного.

– Продолжай, – сказал он. – У тебя, похоже, есть какие-то идеи.

Нурен пожал плечами.

– Когда я был мальчишкой, у нас была лошадь, – сказал он. – Когда ей давали сено, она съедала все подчистую. Я только хочу сказать, что кто-то уже дал ей сена. Самое большее за час до нашего приезда.

Валландер потянулся к телефону.

– Если ты собираешься звонить Нюстрёму, то незачем.

Рука Валландера повисла в воздухе.

– Я говорил с ним перед тем, как сюда ехать. Он не давал лошади корм.

– Мертвецы тоже не кормят лошадей, – сказал Курт Валландер. – Кто же мог это сделать?

Нурен поднялся со стула.

– Странно, – произнес он задумчиво. – Они пытают и забивают насмерть одного, душат другую, а потом идут на конюшню кормить лошадь. Что за логика?

– Логики никакой, – согласился Валландер.

– А может, это ничего и не значит.

– Или наоборот. Молодец, что пришел и рассказал.

Нурен попрощался и вышел.

Валландер задумался. Интуиция его не подвела – с лошадью и правда что-то было не так. Зазвонил телефон.

Еще какой-то журналист жаждал с ним поговорить.

Без четверти час он вышел из управления полиции. Он решил навестить старого друга, которого не видел уже много-много лет.