Текст книги "На шаг сзади"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

13

Когда стемнело и прожектора уже освещали поляну своим неестественно белым мертвенным светом, Валландер всех удивил. Он просто-напросто уехал. Единственным человеком, с кем он перед этим поговорил, была Анн-Бритт Хёглунд. Он отвел ее в сторону, на уже затоптанную и заезженную бесконечно подъезжающими и отъезжающими машинами тропу, и попросил ее одолжить ему автомобиль – его «пежо» так и остался стоять на Мариагатан. Впрочем, и ей он не сказал, куда направляется. Если найдете что-то важное, сказал он, звоните. Вы всегда можете найти меня по телефону. Анн-Бритт вернулась на поляну. Тел уже не было – сразу после четырех их увезли. Вскоре отсутствие Валландера заметил Мартинссон, потом Ханссон и Нюберг. Анн-Бритт сказала, как было – он попросил ее машину и уехал. И все.

Собственно, ничего странного в его поступке не было. Он уже не мог там оставаться. Несколько часов, проведенных возле этих жутких останков, отняли у него все силы. Чтобы увидеть всю картину, надо отойти на расстояние. Он знал, что вся ответственность за оба расследования лежит на нем, хотя уже был уверен, что это не два отдельных дела, а одно. Если в чем он и был уверен, так это в том, что все связано – убитые молодые люди, Сведберг, исчезнувший телескоп, – все. Когда увезли трупы, он уже едва соображал от усталости и душевной муки. Потом все-таки заставил себя еще раз попытаться представить ход событий. И понял, что ему надо уехать. И когда он просил ключи у Анн-Бритт, он уже точно знал, куда он поедет. Это вовсе не было бегством неведомо куда. Невзирая на усталость и подавленность, он все-таки сохранял контроль за своими действиями. Идя по тропинке к машине, он торопился. Ему важно кое на что взглянуть. На въезде в парк он увидел нескольких журналистов – до них уже дошли слухи, что в лесу что-то случилось.

Он отмахнулся от них – никаких вопросов. Вся информация для прессы завтра. Сейчас ему нечего сказать. Да, в интересах следствия, но еще и по иным причинам, которые он сейчас назвать не может. Последнее, конечно, чистая выдумка. Ну и ладно. Единственное, что важно, – это найти тех, кто убил этих ребят. И если окажется, что Сведберг каким-то образом замешан в эту историю… что ж тут поделаешь. Он обязан вести следствие по тому пути, куда указывают факты, Он обязан узнать правду. Как эта правда выглядит – вопрос второстепенный…

Добравшись до шоссе на Истад и Мальмё, он остановил машину и убедился, что никто из журналистов, парковавшихся на стоянке у парка, не едет за ним. Он поставил машину напротив дома Сведберга на Малой Норрегатан. Бетономешалка по-прежнему была на месте. Ключи от квартиры Сведберга он так и таскал в кармане с тех пор, как ему отдал их Нюберг.

На двери висело предупреждение: всем, кроме полиции, вход воспрещен. Замочная скважина заклеена скотчем. Валландер оторвал липкую полоску и отпер дверь. Точно так же, как и в первый раз, когда за спиной у него дышал Мартинссон, он остановился в прихожей и прислушался. Воздух в квартире был спертый. Он прошел в кухню и открыл окно, потом налил из-под крана стакан воды и выпил, вспомнив, что завтра ему на прием к доктору Йоранссону. Хотя он еще не решил, идти или нет. Лучше ему не стало, да и не могло стать – он питался так же неправильно и небрежно, как и раньше, и с моционом так же скверно. Ничего, в теперешней ситуации все может подождать, в том числе и его собственное здоровье.

С улицы в гостиную проникал свет. Валландер стоял неподвижно в сумерках. Он уехал из национального парка, чтобы взглянуть на все со стороны. С некоторого расстояния. Но у него была и еще одна мысль. Она пришла ему в голову еще утром, и он понял, что над этим стоит поразмышлять. Они все время говорили о некоем пересечении линий, о том, что Сведберг тоже как-то замешан в это преступление. Все гнали от себя мысль, что именно он и мог оказаться убийцей. Но вдруг Валландер сообразил, что они упустили совершенно иную возможность, о которой следовало подумать с самого начала. Сведберг начал самостоятельное расследование. Никому ничего не говоря. Многое свидетельствует о том, что он посвятил довольно значительную часть своего отпуска поискам пропавших ребят. Что, в свою очередь, может означать, что ему было что скрывать. Но с таким же успехом – а может, и с большим – его поведение можно истолковать и по-иному. Сведберг, видимо, напал на след. Он почему-то сразу заподозрил, что Буте, Норман и Хильстрём ни в какую Европу не уехали. Он не исключал, что произошло какое-то несчастье. И где-то, еще в самом начале расследования, он перешел дорогу неизвестному. После чего одним прекрасным вечером его убили. Все равно, разумеется, непонятно, почему Сведберг никому ничего не сказал. Но и на это могли быть причины, только пока мы их не знаем.

Стул, на котором сидел в момент убийства Сведберг, все еще валялся на полу. Валландер сел в уголок дивана, не зажигая света. Перед глазами мелькали картинки сегодняшнего дня. Почти сразу, не прошло и часа после чудовищной находки, Валландер понял, что ничего не сходится. Впервые он понял это, когда судебный медик из Лунда дал предварительную оценку – как давно наступила смерть. Сказать точно, сколько времени прошло после смертельных выстрелов, он не мог, но то, что это случилось пятьдесят дней назад, отверг с уверенностью. Значит, возможны две версии: либо ребята были убиты позже, либо тела хранились в таком месте, где процесс разложения идет так быстро, как на открытом воздухе. Нельзя было исключить, что место, где найдены трупы, вовсе не было местом преступления. Конечно, трудно представить, что кто-то, убив троих молодых людей, отнес трупы на хранение, чтобы через полтора месяца вернуть их назад. Ханссон даже выдвинул гипотезу, что ребята все-таки, возможно, уезжали в Европу, но вернулись раньше, чем рассчитывали, и никому об этом не сказали. Тут-то их и убили.

Что ж, подумал Валландер, и такой вариант нельзя исключить. Хотя, конечно, это маловероятно. Но исключить нельзя. Он осматривался, слушал, что говорят коллеги, и словно погружался в какой-то невозвратный туман.

Разгорался жаркий августовский день. Коллеги, не поддаваясь жаре и тягостному настроению, строго следовали правилам осмотра места преступления. Глядя на них, он думал, что сегодня ему, как никогда, хотелось бы быть кем угодно, только не полицейским. Коллеги то и дело устраивали перерывы и покидали злосчастную поляну. На тропинке стояло несколько походных столов и стульчиков. Они молча пили из термосов кофе, становившийся с каждым часом все холодней, но за этот долгий день он ни разу не видел, чтобы кто-то поел.

Больше всего Валландера поражала выносливость Нюберга. С бычьим упорством копался он в полуразложившихся, зловонных остатках пищи, командовал фотографом и парнем с видеокамерой, паковал находки в пластиковые пакеты и отмечал места, где их обнаружили, на комплексной карте места происшествия. Валландер знал, как Нюберг ненавидит того, кто все это устроил и по чьей милости он теперь во всем этом копается. При том что никто не сделает эту работу тщательнее, чем Нюберг. В какой-то миг он заметил, что Мартинссон еле держится на ногах. Валландер отвел его в сторону и предложил ехать домой. Или по крайней мере передохнуть полчаса, поспать в одной из машин. Мартинссон молча покачал головой и вернулся к своему делу – он осматривал прилегающие к скатерти участки грунта. Из Истада приехали проводники собак, среди них был Эдмундссон со своим Каллем. Собаки пытались взять след, но, кроме кучки человеческих испражнений, нескольких пустых пивных банок и бумажных упаковок, ничего не нашли. Все это собрали и отметили места находок на карте Нюберга. Чуть поодаль, под деревом, Калль сделал стойку, но Эдмундссон там ничего не нашел. Валландер в течение дня несколько раз подходил к этому дереву – он понял, что отсюда можно наблюдать за всем происходящим на поляне, не будучи обнаруженным. Холодок пробежал у Валландера по спине. Неужели на этом самом месте стоял убийца? И что же он видел?…

В начале первого Нюберг попросил Валландера осмотреть магнитолу, валявшуюся на скатерти. В одной из корзин лежало несколько неподписанных кассет. Когда Валландер нажал кнопку воспроизведения, все затаили дыхание. Они услышали низкий мужской голос. Эту песню знали все. Фред Окерстрём пел одно из «Писем Фредмана». Валландер посмотрел на Анн-Бритт Хёглунд.

Она была права. Костюмы были эпохи Бельмана…

По улице проехала машина. Где-то, по-видимому, в нижней квартире, говорил телевизор. Валландер вышел в кухню, выпил еще стакан воды и присел за стол. Света он так и не зажигал.

Во второй половине дня он долго говорил с Лизой Хольгерссон. Как только тела увезут в Лунд, надо сообщить родителям. Он предложил свои услуги, но она сказала, что поедет сама. Лиза полагала, что это именно ее обязанность, и он не стал ее отговаривать, правда, решительно возразил против участия больничного персонала и полицейского священника.

– Это будет кошмар, – сказал он на прощанье, – ты даже представить себе не можешь, какой это будет кошмар.

Он поднялся и прошел в кабинет Сведберга. Немного постоял, огляделся и сел за письменный стол. Он вспомнил фотографии в деле. Три открытки, сразу вызвавшие сомнения Евы Хильстрём. Они тогда ей не поверили – ни Валландер, ни остальные. Кому придет в голову подделывать текст на почтовой карточке? А теперь Астрид мертва. Открытки написаны кем-то другим. Кто-то ездил по европейским городам и посылал открытки – из Гамбурга, Парижа, Вены. Запутывал следы. А зачем? Даже если их убили не на Иванов день, а позже, все равно это произошло до того, как посылались открытки. Зачем этот ложный след?

Он уставился во мрак. Я боюсь, подумал он. Боюсь зла, в которое никогда не верил. Ведь никто не рождается злодеем – с жестокостью, закодированной уже в генах. Нет, жестокими бывают обстоятельства. Зла не существует. А здесь, сдается мне, действовал человек с помраченным рассудком.

Он подумал о Сведберге. Неужели Сведберг мог метаться по Европе, посылая открытки Еве Хильстрём и другим родителям? Как ни дико, исключить такое нельзя. У него был отпуск. Надо расписать все дни и выяснить, когда он точно был в Швеции. А сколько времени нужно, чтобы слетать в Париж? Или в Вену? Невероятное иногда случается… К тому же Сведберг был превосходным стрелком.

Вопрос только, был ли он сумасшедшим.

Он открыл настольный календарь-ежедневник Сведберга и еще раз перелистал его. Повторяющиеся записи. Фамилия Адамссон. Может быть, это фамилия женщины на найденном им снимке? Луиза Адамссон. Он поднялся, вышел в кухню и нашел телефонный справочник. Никакой Луизы Адамссон он там не обнаружил, – что ж, она могла выйти замуж, и искать ее надо под фамилией мужа. Вот, к примеру, Бенгт Адамссон. А кто его жена? Он решил проверить, что делал Сведберг в те дни, когда в его ежедневнике фигурирует фамилия Адамссон, и вернулся в кабинет.

Снова сел за стол и откинулся на спинку кресла. Очень удобно. Гораздо удобнее тех конторских стульев, что стоят у них в полиции… Он резко поднялся. Не хватало еще здесь задремать. Пошел в спальню, включил свет, порылся в платяном шкафу и не нашел ничего примечательного.

Погасил свет и вернулся в гостиную. Здесь, на этом самом месте, стоял некто с охотничьим ружьем в руке, чтобы разрядить его в голову Сведберга. Оставил оружие и ушел. Валландер попытался представить себе, что это было – начало или конец в цепи событий? Будет ли продолжение?

Нет, это просто в голове не укладывается. Неужели и правда кто-то прячется там, в темноте, и ждет удобного момента, чтобы снова начать убивать.

Кто знает… Ему не на что опереться, все ускользает из рук. Представил себе Сведберга, сидящего на стуле. Или встающего со стула. За окном грохочет бетономешалка. Два выстрела. Сведберг падает и умирает, не успев коснуться пола. Он пытался представить себе какой-то разговор, ссору, но не мог. Только выстрелы из ружья. Он подошел к опрокинутому стулу. К тебе пришел кто-то из знакомых. Ты его впустил, у тебя нет причин его бояться. Или может быть, у него был свой ключ. Может быть, отмычка. Но не фомка – замок не взломан. У него в руке ружье… если, конечно, это мужчина. Не исключено, что это твое ружье, что ты держал дома – без лицензии. Заряженное ружье. И тот, кого ты впустил… или кто вошел сам, об этом знает… Сплошные вопросы. Но, в конце концов, все вопросы сводятся к одному: кто и почему? Хорошо, к двум: первый вопрос – кто, а второй – почему.

Он опять пошел в кухню, сел за стол и набрал номер больницы. Ему повезло – трубку взял тот самый врач, с кем он уже говорил раньше.

– Иса Эденгрен чувствует себя хорошо. Завтра или послезавтра мы ее выпишем.

– Что она говорит?

– Почти ничего. Но думаю, что она рада, что ты ее нашел.

– Она знает, что это был я?

– А почему надо было это скрывать?

– Как она отреагировала?

– Я не уверен, что понял ваш вопрос.

– Как она отреагировала, что ее случайно нашел полицейский, пришедший, чтобы ее допросить?

– Не могу сказать.

– Мне надо срочно с ней поговорить.

– Пожалуйста. Завтра с утра.

– Лучше бы сегодня. Мне и с вами надо поговорить.

– Что – спешно?

– Очень.

– Я уже собрался уходить. Я бы предложил подождать до завтра.

– А я бы предложил прекратить пустой разговор, – сказал Валландер. – Я прошу вас задержаться и дождаться меня. Через десять минут я приеду.

– Что-то случилось?

– Да. Вы даже не можете себе представить, что случилось.

Валландер выпил еще стакан воды, спустился по лестнице и поехал в больницу. На улице было по-прежнему тепло и почти безветренно.

Врач ждал его, стоя в коридоре. Они прошли в пустую канцелярию. Валландер закрыл за собой дверь. Он решил ничего не утаивать. Рассказал о находке в национальном парке – убиты трое молодых людей, а Иса Эденгрен по чистой случайности избежала этой участи. Единственное, о чем он промолчал, – о маскараде. Врач покачал головой.

– Когда-то я хотел стать судебным медиком, – сказал он, когда Валландер закончил, – слава богу, что не стал.

– Да, – сказал Валландер. – Жуткое зрелище.

Врач поднялся с места:

– Хотите поговорить с ней прямо сейчас?

– Надеюсь, то, что я вам сейчас рассказал, останется в тайне.

– Врачи фактически дают обет молчании.

– Полицейские тоже. И все равно – просачивается на удивление много.

Врач остановился перед дверью палаты:

– Я только посмотрю, не спит ли она.

Валландер остался один. Он терпеть не мог больниц и хотел как можно скорее отсюда уйти.

Вдруг ему пришла в голову идея. Он вспомнил, как Йоранссон говорил что-то о простых методах измерения сахара крови. Врач вышел из палаты.

– Она не спит.

– Кстати, – сказал Валландер, – вы не сделаете мне анализ крови? На сахар?

Врач посмотрел на него с удивлением:

– Зачем?

– Мне завтра на прием к врачу, там должны взять анализ. Но я не успеваю.

– Вы диабетик?

– Нет. Но у меня повышено содержание сахара в крови.

– Значит, диабетик.

– Я спрашиваю только, нельзя ли померить сахар. Больничной карточки у меня с собой нет, но, может быть, в порядке исключения…

Врач остановил проходящую мимо медсестру.

– У тебя глюкометр тут есть?

– Конечно.

Валландер прочитал у нее на значке фамилию: Брундин.

– Измерь, пожалуйста, сахар крови у Валландера. А потом ему надо поговорить с Эденгрен.

Она кивнула, уколола его в палец и поместила каплю крови на тест-полоску в приборе, больше всего напоминающего плейер.

– Пятнадцать с половиной, – сказала она. – Высокий.

– Ужас какой высокий, – огорчился Валландер. – Спасибо, это все, что я хотел узнать.

Она поглядела на него оценивающе, вполне, впрочем, дружелюбно:

– У вас лишний вес.

Он кивнул и вошел в палату. Ему вдруг стало стыдно, словно нашалившему ребенку.

Он почему-то ожидал, что Иса лежит в постели. Но девушка сидела на стуле, натянув одеяло до самого подбородка. В комнате горел только ночник на тумбочке, и в сумерках Валландер почти не различал черты ее лица. Он подошел поближе, чтобы видеть ее глаза. Как ему показалось, в них мелькнул ужас. Он протянул руку, представился и присел на стоящую рядом с ней табуретку.

Она еще ничего не знает, подумал он. Она не знает, что лишилась сразу троих друзей. Или каким-то образом догадывается? Может быть, она ждала этого? Была почти уверена и не выдержала – попыталась покончить с собой?

Он придвинул табуретку. Она следила за всеми его действиями, не отрывая глаз. Когда он вошел в комнату, она чем-то напомнила ему Линду. Та тоже пыталась покончить жизнь самоубийством, когда ей было пятнадцать. Сейчас, по прошествии времени, Валландер считал, что именно этот случай и послужил причиной их с Моной развода. К тому же он так никогда и не понял, что толкнуло дочь на этот шаг, хотя в последнее время они не раз об этом говорили. А эта девушка перед ним? Сможет ли он понять, почему она приняла решение расстаться с жизнью?

– Это я тебя нашел, – сказал он, – но тебе уже сказали. Правда, ты не знаешь, зачем я вообще приехал в Скорбю. Не знаешь, почему я не уехал сразу, увидев, что никого дома нет, почему начал ходить вокруг дома, почему заглянул в павильон. – Он прервался – ему показалось, что она хочет что-то сказать, но она молча смотрела на него. – Ты собиралась встречать Иванов день с друзьями, – продолжил он. – С Мартином, Астрид и Леной. Но заболела. У тебя болел живот. Так и было?

Она не реагировала. Валландер вдруг почувствовал, что не знает, что говорить дальше. Как рассказать ей о случившемся? С другой стороны, завтра же все будет в газетах. Шок неизбежен, что бы он ни делал. Надо было взять с собой Анн-Бритт, подумал он.

– Мама Астрид получала открытки, подписанные либо всеми троими, либо только Астрид. Из Гамбурга, Парижа и Вены. Вы не собирались уехать куда-нибудь? Я имею в виду – уехать. Никому ничего не говоря, сразу после празднования?

Наконец она ответила, но так тихо, что Валландер еле расслышал.

– Нет, – прошептала она, – никаких определенных планов не было.

У Валландера перехватило дыхание. Она говорила таким голосом, что казалось, вот-вот зарыдает. А что с ней будет, когда она узнает, что болезнь спасла ей жизнь?

Лучше всего позвонить врачу и спросить, как следует поступить. Как ей сказать? Вместо этого он продолжал ходить вокруг да около.

– Расскажи мне про ваш праздник, – попросил он.

– Зачем это?

Его поразила решимость, вдруг прозвучавшая в ее слабеньком голосе. Но не враждебность. Теперь ответ целиком зависит от того, как он будет задавать вопросы.

– Затем, что мне интересно. И мама Астрид очень волнуется.

– Обычный праздник.

– Но вы собирались устроить маскарад. Нарядиться в костюмы эпохи Бельмана.

Она не могла знать, откуда у него эти сведения. Ставя вопрос так, он рисковал – она могла замкнуться. Но если он скажет ей сейчас, что случилось с ее друзьями, на этом разговор окончится.

– Мы иногда так делали. Наряжались.

– Зачем?

– Так интереснее.

– Покинуть свое время? Представить, что ты живешь в другую эпоху?

– Да.

– И это всегда были костюмы восемнадцатого века?

– Мы никогда не повторялись, – сказала она, и он уловил в ее голосе плохо скрытую гордость.

– А почему?

На этот вопрос она не ответила. Валландер подумал, что здесь может скрываться что-то важное, и решил попробовать с другого конца:

– А что, известно, как люди одевались, к примеру, в двенадцатом веке?

– Да. Но мы так далеко не забирались.

– А как вы выбирали эпоху?

Она снова промолчала. Валландер начал понимать, на какие именно вопросы она не хочет отвечать.

– Расскажи, что случилось на Иванов день.

– Я заболела.

– Внезапно?

– Заболеваешь всегда внезапно.

– И как было дело?

– Мартин заехал за мной, а я сказала, что не могу.

– И что он сказал?

– То, что и должен был сказать.

Валландер не понял:

– Что ты имеешь в виду?

– Спросил, правда ли это. Или нет. Если говоришь неправду, тебя оттолкнут.

Он задумался. Сначала она не ответила на вопрос, почему они никогда не повторяют свои маскарады. Потом про то, как они выбирают эпоху. А теперь вдруг это. Если говоришь неправду, тебя оттолкнут. Кто оттолкнет? Откуда?

– То есть вы очень серьезно относились к вашей дружбе? Никакого вранья. Если врешь, тебя оттолкнут?

На ее лице читалось искреннее удивление.

– А иначе разве это дружба?

Он кивнул:

– Конечно. Дружба держится на доверии.

– А на чем же еще?

– Не знаю. Может быть, на любви.

Она снова подтянула одеяло к подбородку.

– Что ты подумала, когда поняла, что они уехали в Европу? И ни слова тебе не сказали?

Она посмотрела на него долгим взглядом:

– Я уже отвечала на этот вопрос.

Валландер не сразу понял, когда и где она могла отвечать на этот вопрос, но потом сообразил.

– Ты имеешь в виду того полицейского, который приходил летом?

– А кого же еще?

– А ты помнишь, когда он приходил?

– Первого или второго июля.

– А что он еще спрашивал?

Она резко придвинулась к нему, так что он даже отшатнулся.

– Я знаю, что его убили. Того, по имени Сведберг. Вы это хотели мне сообщить?

– Не совсем, – сказал Валландер. – Но я хотел бы знать, о чем он тебя спрашивал.

– Ни о чем.

Он нахмурился:

– Но ведь о чем-то спрашивал?

– Больше ни о чем. У меня есть кассета.

Он ошарашенно посмотрел на Ису:

– Ты записала на магнитофон разговор со Сведбергом?

– Потихоньку, разумеется. Я иногда так делаю. На диктофон.

– И Сведберга тоже записала?

– Да.

– А где запись?

– В павильоне. Где вы меня нашли. С голубым ангелом на этикетке.

– С голубым ангелом?

– Я сама делаю этикетки.

Он кивнул:

– Ты не против, если мы позаимствуем эту запись?

– Почему я должна быть против?

Валландер позвонил в полицию и велел дежурному послать людей за кассетой. И плейером – он вспомнил, что около кровати лежал плейер.

– С голубым ангелом? – недоверчиво спросил дежурный.

– На этикетке голубой ангел. Это срочно.

Ровно через двадцать девять минут привезли кассету. Девушка тем временем ушла в туалет и не появлялась минут пятнадцать. Когда она вышла оттуда, Валландер, к своему удивлению, заметил, что она вымыла голову. Он вдруг подумал, что надо быть настороже – как бы ей вновь не пришла мысль покончить с собой.

И тут, постучав, вошел полицейский с плейером и кассетой. Она кивнула – именно эта кассета, все правильно. Она надела наушники и нашла нужное место.

– Вот, – сказала она и протянула ему наушники.

Услышав громкий голос Сведберга, он вздрогнул, как от удара. Сведберг прокашлялся и задал свой вопрос. Ответ ее был слышен плохо – видимо, она сидела далеко от микрофона. Он перемотал пленку назад и послушал еще раз.

Нет, он не ошибся.

Она была права. Сведберг действительно задал тот же вопрос, что и он. Но не совсем. Разница в формулировках была решающей.

Вот какой вопрос задал Исе он сам:

– Что ты подумала, когда поняла, что они уехали в Европу? И ни слова тебе не сказали?

Сведберг спросил, в общем, то же самое, но смысл был иным.

Валландер еще раз послушал знакомый, тысячу раз слышанный голос.

– Ты и в самом деле считаешь, что они уехали в Европу?

Он опять перемотал пленку. Иса не ответила на вопрос Сведберга. Он снял наушники.

Сведберг знал, подумал он.

Он знал уже первого или второго июля.

Сведберг знал, что они никуда не уехали.