Текст книги "Адольф Гитлер – основатель Израиля"

Автор книги: Хеннеке Кардель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 6
«Моя борьба» – произведение, написанное в тюрьме г. Ландсберга на реке Лех

После таких ужасных последствий решения стать политиком другой человек бросил бы эту профессию. Но не Гитлер, которого через несколько дней после неудавшегося путча схватили на вилле Ханфштенглей. При аресте он попросил ручку и бумагу и написал:

«Всем, всем, всем! Не падайте духом! Оставайтесь едиными! Верно и послушно следуйте за вождями и слушайте зов родины, а не ее погубителей. Адольф Гитлер. Написано в момент ареста».

Примерно в часе езды на автомобиле от Мюнхена на возвышенности близ Ландсберга на реке Лех находится крепость, куда полиция ночью доставила арестованного. «Устройте его хорошо», – попросили полицейские перед отъездом, и тюремщики разбудили хорошо устроенного графа Арко, который за четыре года до этого средь была дня застрелил главу Баварского Советского правительства Эйснера-Космановского: «Вставай! Фюрер пришел». Граф потер глаза, узнал Гитлера и радостно протянул ему руку. Гитлер отвернулся. Во-первых, все знали, что Арко – еврейского происхождения, а во-вторых, Гитлер решил остаться политиком, но отныне легальным.

Врач, старший медицинский советник д-р Бринштейнер констатировал перелом ключицы. Некоторое оцепенение левого плеча сохранялось, но Гитлер мог предстать перед судом. За право судить его боролись социал-демократическое правительство в Берлине и католическое консервативное правительство в Мюнхене. Баварцы перетянули канат. В начале 1924 г. процесс Гитлера начался в бывшей столовой Мюнхенской военной школы на Блютенбургштрассе. Гитлер и здесь остался «большой глоткой» и был главным героем спектакля. На заданный вопрос он часто отвечал часами, а зрители слушали и записывали. В их числе были корреспонденты газет из Франции, Англии и США. «Какой колоссальный парень этот Гитлер!» – удивился один из судей, как раз когда речь шла о «банде предателей в Берлине». Все шло гладко, и через три недели «господин обвиняемый» закончил свои речи. О предыдущих сделках с Каром, фон Лоссовом и Зейсером не было сказано ничего, они остались на свободе, а приговор Гитлеру с перспективой скорого досрочного освобождения был мягким. Людендорф, который в день путча был назначен новым главнокомандующим и уже начал отдавать приказы, был оправдан. Он негодовал:

«Я воспринимаю это оправдание как позор. Мой почетный мундир и мои ордена этого не заслужили».

В Ландсберге можно было с удобством проводить время, полеживая на левом боку. Тюремщики и заключенные питались одинаково. Гитлер располагался в двух камерах, одна из которых была спальней, и к нему был приставлен уборщик. Остальные осужденные получали с воли освежающие напитки. Гитлер получал книги. Его посещали друзья и сторонники, оставшиеся на свободе. Он говорил с ними по пять-шесть часов, и надзирателям трудно было прерывать эти разговоры.

Вождь национал-социалистических студентов Рудольф Гесс был осужден отдельно. Его поместили в тот же спокойный флигель крепости, где сидел Гитлер. Один или два раза в неделю приходил западный еврей, геополитик Хаусхофер, друг Гесса. Кроме идей, он принес с собой пишущую машинку, и можно было начать работать. Личный секретарь Гесс печатал то, что говорил Гитлер. А тот говорил перед Гессом, перед двумя-тремя сокамерниками и другими заключенными партийцами по вечерам, после долгих прогулок в тюремном дворе, где те играли в мяч или резались в карты. В такие вечера снаружи на лестничной площадке бесшумно собирались надзиратели и слушали. Другие толпились внизу, во дворе, и никто никогда не издал ни звука. Так рождалась «Моя борьба».

Речи, как думал Гитлер уже тогда, следует оценивать по их воздействию на народ, а не на университетских профессоров. Произведение, которое предопределило конечную победу Гитлера, представляет собой сборник антисемитских речей заключенного в тюрьму фюрера в этой «высшей школе за государственный счет».

В предметном указателе к «Моей борьбе» «евреи» упоминаются около ста раз, а Франция и Россия – раз по десять, и опять-таки в связи с евреями:

«Отравление негритянской кровью Рейна в сердце Европы столь же соответствует садистски-извращенной жажде мести этого шовинистического наследственного врага нашего народа, как и холодному расчету евреев начать этим путем метисацию европейского континента в его центре и лишить белую расу основ самодержавного существования, заразив ее кровью низших представителей человечества. То, что Франция, подстрекаемая своей жаждой мести, планомерно осуществляет сегодня в Европе под руководством евреев, – это грех против белого человечества, и однажды он навлечет на этот народ всех духов мести породы, познавшей в осквернении расы первородный грех человечества».

Или:

«Самый страшный пример являет собой Россия, где евреи воистину с фанатичной яростью убили, подвергнув нечеловеческим мукам, или уморили голодом 30 миллионов человек, чтобы обеспечить кучке еврейских литераторов и биржевых бандитов господство над великим народом».

Будущий фюрер и рейхсканцлер признался позже своему министру иностранных дел, что в этой книге, написанной в Ландсберге, ошибочней всего рассуждения о внешней политике.

Неверно говорить о «Моей борьбе» как о «расписании завоевания мира». Гитлер хотел завладеть пространством на востоке Европы:

«Наша задача, миссия национал-социалистического движения заключается в том, чтобы обеспечить такое политическое благоразумие нашего народа, чтобы он видел свою будущую цель не в опьяняющих мечтах о походах нового Александра, а в усердной работе немецкого плуга, которому меч только даст землю».

И далее следует вывод:

«В Европе у Германии в обозримом будущем могут быть лишь два союзника: Англия и Италия», так как «сегодня мы сражаемся не за мировое господство, а за сохранение нашей родины, за единство нашей нации, за хлеб для наших детей. Германия сегодня не мировая держава. Даже если наше временное военное бессилие будет преодолено, мы не будем больше претендовать на это звание».

«Расписание» было таково: Германии после изгнания всех евреев из германской сферы влияния должна принадлежать Восточная Европа. («Сама судьба дает нам знак. Отдав Россию в руки большевиков, она лишила русский народ того разума, который до сих пор обеспечивал прочность его государства».) Германской, родственной по крови Англии останется ее мировая империя, и пусть она расширяет ее, не давая никакой пощады колониальным народам. Гитлер писал:

«Столь же убоги надежды на мифическое восстание в Египте. Мысль о „джихаде“ вызывает приятную дрожь у наших немецких мечтателей. Как националист, который оценивает народы с расовой точки зрения, я не могу, зная о расовой неполноценности этих т.н. „угнетенных наций“, связывать с ними судьбу моего народа».

Почему руководимая им Германия не нашла общего языка с братским германским народом в Англии, Гитлер так и не понял до конца своих дней. Позже он спросил одного шведа:

«Г-н Далерус, скажите мне, почему я не могу прийти к соглашению с английским правительством? Вы хорошо знаете Англию, может быть, Вы сможете разрешить для меня эту загадку?»

Когда Англия через несколько дней после этого, в сентябре 1939 г. объявила войну Германии, «Гитлер сидел за своим письменным столом как окаменевший и смотрел перед собой невидящим взглядом. Он не бесновался. Он сидел совершенно спокойно и неподвижно в своем кресле. „Что теперь?“ – спросил он после паузы, которая показалась вечностью».[38]38  Paul Schmidt, «Statist auf diplomatischer Buhne», Bonn 1950, S. 463.


[Закрыть]

В 1924 года заключенным и надзирателям Ландсбергской тюрьмы все казалось очень простым: Германии – восток Европы, германской Англии – огромный мир. Союзная Италия могла сделать из Средиземного моря «mare nostrum». Америка далеко, а остальное принадлежит безбожникам.

Большинство слушателей составляли верующие католики, а они знали еще из посланий Павла:

«Евреи нелюбимы Богом и противны всем людям».

Поэтому Гитлер легко мог выдавать свою борьбу против евреев за «дело Господне».

В мозгах Гитлера совмещались с венских времен благодаря своему действительному или предполагаемому родству по линии антисемитизма учения Шенерера, Люэгера и Ланца фон Либенфельса. Чтение расовых теорий Дарвина, Менделя, Белыие, Гобино и Гюнтера дополнялось частыми визитами Хаусхофера и Розенберга, которые мечтали о захвате земель на Востоке, чему должно было предшествовать разделение на составные части Советской России, управляемой еврейскими народными комиссарами. Хаусхофер, при поддержке своего подручного, Рудольфа Гесса, заходил очень далеко и уже видел огромную Россию в тисках со всех сторон. А Розенберг, который родился в Эстонии и стал по документам гражданином Германии лишь несколько месяцев назад, мог наблюдать захват власти евреями в России вблизи, а именно в Москве. Унесенный потоком белых эмигрантов в Париж, Розенберг вскоре объявился в Мюнхене и стал объяснять, что происходит в СССР, в статьях под названиями «Русско-еврейская революция», «Еврейский вопрос», «Протоколы сионских мудрецов» и «Еврейская мировая политика» и т. п.

Розенберг знал о финансировании руководимой им газеты «ФБ» евреем Пинкелесом. Знал он и о том, что Гитлер догадывается о его отдаленных еврейских предках, от которых он унаследовал фамилию «Розенберг». Но после того как он рассказал своему фюреру, открыв на соответствующей странице словарь Мейера, как крещеный еврей Торквемада в 1492 году, будучи испанским великим инквизитором, изгнал почти всех испанских евреев, в том числе и крещеных, ничто не мешало больше Розенбергу стать представителем Гитлера на время заключения последнего. Оставшийся на свободе идеолог мог показывать другим письменный приказ фюрера: «Дорогой Розенберг! Отныне Вы руководите движением».

Перечислять все злодеяния евреев, которые они, согласно «Моей борьбе», совершили и еще могут совершить, было бы утомительно. Гитлер любил называть их туберкулезными или чумными бациллами. Поскольку кое-что в этой книге описано правильно, победители в 1945 году запретили ее в Германии. Этот запрет остается в силе, и уже два поколения немцев не могут составить о ней представление.

Правильным я мог бы назвать такой отрывок:

«Вряд ли у какого-либо народа мира инстинкт самосохранения развит сильней, чем у т.н. „богоизбранных“. Лучшим доказательством этого может служить сам факт существования этой расы».

А вот образец ложного утверждения:

«Если евреи победят народы мира с помощью своего марксистского вероисповедания, это станет венком на гроб человечества, и эта планета снова будет нестись через эфир, как и миллионы лет назад, без людей».

То, что Гитлер сулил евреям изгнание, а в случае войны – уничтожение, и, как реальный политик, рассчитывал сделать это в ходе войны, – нет сомнения:

«Если бы в начале войны, в 1914 году, или во время войны 12-15 тысяч еврейских предателей народа подвергли таким же газовым атакам, какие испытали на полях сражений сотни тысяч наших лучших немецких рабочих, то миллионные жертвы на фронте были бы не напрасны».

Убеждение Гитлера, будто он – посланец Всевышнего, из-за чего в ходе Второй мировой войны погибли миллионы жертв, стало складываться еще тогда, когда он писал «Мою борьбу»:

«Я верю, что действую сегодня согласно замыслу всемогущего Творца: защищаясь от евреев, я сражаюсь за дело Господне».

У двух томов Гитлера своя история. Высказывания его противников и сторонников, которые не читали книгу, неинтересны. Передовые статьи печатных органов той и другой стороны выискивали то, что им было выгодно. Радиокомментаторы ругались. В вечерних школах гитлерюгенд, СА и СС чтение этой книги стало правилом. Прокуроры и судьи после 1933 года давали определения жителей государства и граждан государства в точном соответствии с установками, данными в «Моей борьбе». Цитаты из этой книги содержались даже в букварях для малышей, чиновники ЗАГСа вручали ее молодым при вступлении в брак. Любимым изречением, которое звучало в понедельник по утрам в высших учебных заведениях из уст партайгеноссе директора, было:

«У каждого мужчины есть советники, но решение мужчина должен принимать сам».

Второй том не был закончен из-за досрочного освобождения Гитлера из тюрьмы. Но вскоре Гитлер снова получил утраченную возможность, так как после первой же публичной речи на свободе ему запретили выступать в течение двух лет. Фронтовой товарищ, управляющий делами партии фельдфебель Макс Аманн печатал на машинке то, что диктовал ему его работодатель в Оберзальцберге, и для обоих это было делом жизни. Тираж «Моей борьбы» в Германии достиг 10 миллионов, книга была переведена на все языки мира, включая русский и китайский. Автор получил за нее 15 миллионов марок, из которых до своей смерти израсходовал половину.[39]39  Показание директора издательства Амана на Нюрнбергском процессе.


[Закрыть]

Глава 7
Его борьба и история успеха в американском стиле

Тому, кто хотел бы понять причины второй мировой войны, мы советуем обратить внимание на пророческую карикатуру в «Дейли геральд» по случаю заключения мирного договора в Версале: мраморный дворец покидают Вильсон и Клемансо, два главных виновника, а за колонной плачет голое, новорожденное европейское дитя, над головой которого надпись: «Вступление в войну в 1940 году». Будущий президент ФРГ Теодор Хейс испытывал такое же ощущение, когда писал в 1932 г.:

«Место рождения национал-социалистического движения не Мюнхен, а Версаль».

Гитлер сидел в Ландсберге. Руководство движением в конечном счете взял на себя не теоретик Розенберг, а боец Людендорф. Его главной темой был «Позорный диктат Версаля» и за его Национал-социалистическое свободное движение проголосовали на выборах в рейхстаг в мае 1924 года почти два миллиона немцев. Под влиянием женщины, на которой он женился, врача-невропатолога, Людендорф переключился на другую тему, которую не оставлял до конца своих дней: Рим и борьба против ультрамонтанства. И это в католической Баварии! Конечно, все рассыпалось.

Первым многозначительным поступком Гитлера после освобождения из крепости Ландсберг был визит вежливости к председателю Совета министров Баварии Хельду в начале января 1925 года, и этот католический политик был рад услышать:

«Акция 9 ноября была ошибкой, Ваше Превосходительство, моей ошибкой. Отныне я буду помогать укреплять власть государства. Мы едины в борьбе против марксизма. А Людендорф борется против Церкви! Я категорически заявляю: с Людендорфом у меня нет ничего общего».

Хельд очень обрадовался: зверь был укрощен.

Вторым важным делом был последующий визит к Людендорфу. «Что говорят эти господа из Северной Германии? – допытывался Гитлер. – Ультрамонтанство более опасно, чем евреи? Кто эти невежи с Севера, этот Вулле и этот фон Грефе? Моему движению нужны и баварские католики, и прусские протестанты». Людендорф пытался возражать. «Не цепляйтесь за женскую юбку и за поповские рясы!» – бросил Гитлер, перестав сдерживаться, и пути двух путчистов 9 ноября разошлись.

Через две недели после этого объяснения Гитлер созвал своих верных приверженцев в «Бюргербройкеллер», откуда начался ноябрьский путч. Пришли 4000 человек.

«Я один руковожу движением! – гремел он в переполненном зале. – Никто не смеет ставить мне условия!»

После двухчасовой речи фюрера люди повскакивали на столы, стали обниматься и орали до хрипоты. Блудный сын народа вернулся.

«Bildnis des Führers» by Franz Triebsch, 1939

Укрощенному зверю сразу же после этого нового основания партии запретили выступать в Баварии, а также в большинстве немецких земель. В Пруссии этот запрет был отменен лишь в 1928 году.

Времена стали неблагоприятными для Гитлера, так как в Германии начался экономический подъем. В 1923 г. в стране было 3 миллиона безработных, теперь же, главным образом благодаря иностранным кредитам, 2,5 миллиона человек нашли работу. Гитлер не дал ввести себя в заблуждение, его инстинкт давал ему верные советы и он говорил своим ближним:

«Это кажущееся процветание, дорогие товарищи. Эксплуатация немцев пришлыми восточными евреями наряду с версальским диктатом, аннексией земель и гигантскими контрибуциями, несомненно, ввергнут самые широкие круги народа в экономическую нужду, и это неизбежно приведет нас к власти. Подождите».

Четырехлетний перерыв в деятельности он проводил главным образом в Берхтесгадене. А потом, когда ожидаемое великое бедствие внезапно началось в 1929 г. с «черной пятницы» на Уолл-стрит, Гитлер в головокружительном победном рывке стал через четыре года рейхсканцлером, подчинил себе рейхстаг, а вскоре после этого стал также президентом и главнокомандующим вермахта, сосредоточив в своих руках неограниченную власть.

Работу в Северной Германии Гитлер поручил Грегору Штрассеру из Ландсхута. Тот честно выполнял свои обязанности организационного руководителя партии и вскоре создал партию внутри партии, «Рабочее сообщество гауляйтеров НСДАП в Северо-Западной Германии». Особенно большой приток в партию новых членов наблюдался в Рурском бассейне, где политическое пробуждение наступило после вторжения французских войск в 1923 г. под тем предлогом, что в поставках по репарациям не хватило нескольких телеграфных столбов. Громче всех звучал там голос секретаря Штрассера, д-ра Иозефа Геббельса. Вскоре молодой партайгеноссе потребовал от благополучных мещан Южной Германии «исключить из НСДАП мелкого буржуа Адольфа Гитлера». Штрассер был доволен, а Гитлер легко усмирил эту бурю в стакане воды. Он созвал партийный съезд в Бамберге. У большинства представителей Северной Германии не было ни времени, ни средств, чтобы поехать туда, они и не поехали. Гитлер говорил перед своими, объяснял и убеждал. Почти все приехавшие южные немцы поддержали его, и Геббельс удрученно записывал в своем дневнике:

«О Боже, как нам далеко до этих свиней! Мне необходима передышка: от меня осталась половина».

Две недели спустя, после того как любезный Гитлер показал колеблющемуся товарищу кое-что в Мюнхене, Геббельс вновь обрел целостность, и это подтверждает запись в его дневнике:

«Я люблю его. Я склоняюсь перед этим великим политическим гением. Мы обедали вместе, и взаимный восторг опьянял нас».

Joesef Paul Goebbels (1897 – 1945)

«Reichsminister Dr. Josef Goebbels» by Wilhelm Pitthan, 1938

Грегор Штрассер никогда не простил Геббельсу его измену, а Гитлер, следуя римскому правилу «разделяй и властвуй», послал их обоих в Берлин, где они окончательно рассорились. Дело дошло до более или менее открытой расовой борьбы внутри НСДАП. Легко понять, почему главный антисемитский оратор Германии с его неясным происхождением привлекал к себе в первую очередь людей, которые так же, как и он, не могли доказать абсолютную чистоту своей арийской крови. Таким образом вождь обеспечивал себе необходимую безопасность и со стороны своих ближайших соратников, после того как пресса, находившаяся под властью евреев, давно уже перестала тыкать в эту рану, чтобы самой не порезаться. К тому же он просто считал еврейских полукровок более умными и услужливыми. Склоку начал Геббельс. Была разыграна карта еврейской бабушки Гиммлера из рода итальянских торговцев овощами, и на СС, организацию, создаваемую Гиммлером в противовес СА, была брошена тень. Тут – по плану – в игру вступил Розенберг и стал наезжать на Геббельса, говоря, что его предков следует искать среди осевших в Голландии испанских евреев и что его еще в школе дразнили «раввином». Партийный теоретик из Прибалтики побеседовал с еврейским профессором Гундольфингером, у которого Геббельс защищал диссертацию в Гейдельберге. И потом главный идеолог вдруг стал изъясняться более мирно:

«Характер геббельсовской пропаганды, конечно, совершенно левантийский. Но с помощью одного лишь расового вопроса трудно описать человеческое положение Геббельса, и я думаю, мы все должны с пониманием отнестись к его личному положению».

Бурю утихомирил юрисконсульт Гитлера, молодой мюнхенский адвокат Ганс Франк из партийного арбитражного суда, отец которого, еврей из Бамберга, перешел в католицизм. С конца 20-х годов в вопросах происхождения царила партийная дисциплина, и слова Люэгера: «Я сам определяю, кто еврей, а кто нет», обрели новый блеск. Было придумано звание «почетного арийца».

О поступательной тенденции пока не было речи. На выборах в рейхстаг 1928 года национал-социалисты получили менее миллиона из 40 миллионов голосов, т.е. вдвое меньше, чем партия Людендорфа четыре года назад.

Эти спокойные времена, когда можно было шпынять друг друга предками, прервал жарким летом 1929 г. своим планом некий мистер Юнг из «собственной страны Господа Бога», т.е. США. Бремя дани в 110 миллиардов марок, которую тогдашняя молодежь Германии должна была выплачивать в течение следующих 59 лет, показалось ему справедливым. То, что безработный немецкий отец семейства в те годы приносил домой с биржи труда 11 марок в неделю, мало трогало этого выдающегося ученого экономиста.

Молодые люди, которые не начинали мировую войну, но пережили ее, голодая или питаясь брюквой, толпами устремлялись в СА. Ничего не могло быть естественней, так как Гитлер громче всех бил в барабан «требований немецкого народа» вместе с вождем немецких националистов Гугенбергом. «Проект закона против порабощения немецкого народа» начинался с заявления: «Имперское правительство должно в торжественной форме немедленно объявить иностранным державам, что вынужденное признание вины за войну в Версальском договоре противоречит исторической истине».

Более четырех миллионов людей, над которыми тяготел этот груз, подписались под проектом, но в это время произошел крах на Нью-Йоркской бирже в знаменитую «черную пятницу» октября 1929 г. Сорок лет спустя Кэртис Б. Долл, который тогда был молодым биржевым маклером на Уолл-стрит, зять Рузвельта, признался, как это произошло:

«Крах произошел из-за жажды денег. Вся операция проводилась с беспощадной хитростью и энергией. Ущерб был огромным. В спекуляции на понижение самой по себе нет ничего незаконного, при том условии что при этом не применяется разбойничья тактика, а по моему мнению, применявшаяся тогда тактика была недалека от этого. До сих пор я так и не усвоил урока, что самую большую и самую быструю выгоду могущественные банкиры и кредитные спекулянты извлекают из продаж накануне устроенного ими же краха».[40]40  Curtis B. Dali, «Amerikas Kriegspolitik», Grabert Verlag Tubingen 1972, S. 177.


[Закрыть]

Через несколько дней немцы, сидевшие по уши в долгах, почувствовали, что произошло. Количество самоубийств резко увеличилось, внезапно появилась огромная армия безработных и людей, работающих неполный рабочий день. Эти четыре с половиной миллиона людей, занятых поисками работы, обсуждали события между собой и со своими коллегами и шли либо влево, к коммунистам, либо вправо, к национал-социалистам. Социал-демократическое правительство – «правительство исполнителей», как называл его Гитлер, – бесследно исчезло, и на политической сцене возник политик из католической партии Центра Брюнинг, который сразу же начал игру с «чрезвычайными постановлениями», но аплодисментов не стяжал...

Жертвами стычек между боевыми отрядами коммунистов и национал-социалистов становились ежегодно более 100 убитых и более 10000 раненых. В стране и в залах собраний шла гражданская война. Главным оружием были камни, кистени, стулья и пивные кружки. Ничто не принималось во внимание, кроме политических убеждений. Я вспоминаю, как однажды привел из школы домой своего нового друга. «А кто твой отец?» – спросила его моя всегда озабоченная мать. «Коммунист», – ответил шестилетний мальчик и гордо выпятил грудь.

Люди голодали. Очереди перед биржами труда росли. Конная полиция била по головам людей, кричавших: «Хлеба!»

Когда перед человеком стоит выбор между свободой и хлебом, он выбирает хлеб, по крайней мере если у него есть семья или он хочет ее создать. И в СА шли молодые, отчаявшиеся люди, которые хотели сохранить свое национальное лицо. К тому же у штурмовиков можно было получить тарелку супа, а в случае необходимости и жилище. Штурмовики устроили нечто вроде казарм. Геринг вернулся из Швеции, Рем – из Боливии. Рем возглавил СА и вскоре его команды слушали несколько сот тысяч человек. «Если Адольф прикажет завтра в шесть утра быть у Бранденбургских ворот, мы там будем», – угрожал он.

Но все это стоило денег. И они пришли, как сказал рейхсканцлер Брюнинг, «от людей, от которых этого меньше всего можно было ожидать».

Гитлеру в его борьбе против восточных евреев оказывали финансовую поддержку западные евреи из Нью-Йорка, которые и сегодня не позволяют хоронить на своем кладбище ни одного восточного еврея, даже если он живет в Нью-Йорке уже в третьем поколении.

«Я никогда не говорил об этом открыто, – писал Брюнинг своему другу д-ру Пехелю, – но в интересах Германии может стать необходимым сделать это и открыть, что те же самые банкиры осенью 1930 г. через американского посла Сакетта пытались повлиять на мое правительство в пользу нацистской партии».[41]41  «Дойче рундшау», издатель Р. Пехель, 70-й год издания, выпуск 7, июль 1947, штутгартское издание, стр. 22.


[Закрыть]

Брюнинг и позже никогда «не говорил об этом открыто», он стал профессором в одном американском университете.

В начале 20-х годов гамбургский банкир Варбург посоветовал президенту Эберту остановить наплыв восточных евреев. Когда один посланник Уолл-стрита, который должен был передать деньги Гитлеру, засомневался и спросил Варбурга о его мнении, тот со смехом ответил:

«Гитлер – сильный человек и он нужен Германии. Под евреями Гитлер понимает галицийских евреев, которые после войны стали чумой Германии. Евреев чисто немецкого происхождения он признает абсолютно единородными. Тон в социал-демократической и коммунистической партиях задают евреи. Им от него, конечно, достанется, но не потому что они евреи, а потому что они коммунисты или социал-демократы».

СА обходились в 1932 г. примерно в 180 миллионов марок. С прочими расходами на партийный аппарат, предвыборную борьбу, авиарейсы и т.д. получалось около 300 миллионов марок. Примерно одна шестая поступала от членских взносов и пожертвований членов партии. Что касается остальных сотен миллионов, то в конце 1933 г. одно очень солидное голландское издательство опубликовало отчет, составленный на основе изучения документов. В этой книге были названы имена, и вскоре после своего выхода она исчезла из продажи. Никто не подал жалобы. Все документы после оккупации Голландии были уничтожены, автор книги Схоуп погиб в гестапо.

В этом отчете зафиксированы один раз 10 млн. долларов и один раз 15 млн. долларов, поступившие через банк «Мендельсон & К°» в Амстердаме. Аналогичные суммы проходили через банки «Кун, Леб & К°», «Дж. Морган & К°» и «Сэмюэль & Сэмюэль» и тоже без привязки к определенному месту.[42]42  Severin Reinhard (Sonderegger), «Spanischer Sommer», Affoltern/Schern 1948.


[Закрыть] Швейцарец Рене Зондереггер (Северин Рейнгард) рассказывает в своей вышедшей в 1948 г. в Швейцарии книге «Испанское лето», кто был главным передатчиком этих денег:

«Человеком, которого банкиры посылали в Германию, чтобы изучить вопрос о немецкой революции, был молодой Варбург, человек умный, образованный и хорошо знавший немецкий язык, так как он несколько лет работал в банке своего дяди в Гамбурге. Наделенный самыми высокими рекомендациями, Варбург приехал в Германию. Вскоре после этого он встретился в Мюнхене с Гитлером, который охотно ударил по рукам с богатым американцем».

Знаменитый тогда во всем мире американский журналист Г. Р. Никербокер в своей вышедшей в 1932 г. книге «Германия: так или иначе?» точно предсказал:

«Американские инвестиции на европейском континенте вкладываются в поле битвы».

Особую пользу принес тогда выдвинутый фирмой «Ройял датч шелл» на первый план сэр Генри Детердинг, деньги которого поступали через лондонский банк «Сэмюэль & Сэмюэль». И после прихода Гитлера к власти этот нефтяной магнат продолжал жертвовать ему большие суммы. В газете «Гамбургер фремденблатт» от 15 февраля 1939 г. мы находим указание на то, что еще в 1937 году была передана сумма в 10 млн. гульденов. Сэр Генри за несколько дней до этого сообщения тихо скончался в Сент-Морице и был с почестями похоронен в Доббине (Мекленбург). Местный епископ Шульц, партайгеноссе из Шверина, восславил усопшего:

«С храбростью Наполеона, с духовной силой Кромвеля сражался он против духа разрушения и попрания всех прав человека, воплотившегося в мировом большевизме. Возрождение Германии было для него предпосылкой спасения мира от большевизма».

За сэром Генри Детердингом стоял основатель фирмы «Шелл» Маркус Сэмюэль, еврей, который собирал в Восточной Азии раковины и превращал их в Лондоне в деньги. Поэтому его нефтяная фирма и получила этот символ и это название (shell – англ, «раковина»). Благодаря нефтяному буму во время первой мировой войны Сэмюэль стал лордом Бирстедом, а в 1918 г. советская власть национализировала без компенсации собственность фирмы «Шелл» в Баку. В Третьем рейхе Гитлера права государственных русских нефтяных компаний в Германии были аннулированы и фирма «Шелл» претендовала на них, но это так, кстати.

Писатель Генрих Манн подчеркивал незадолго до окончания второй мировой войны в «Слове к Берлину»:

«Теперь вы можете знать, что это на самом деле было: насильственное предотвращение вашей революции. Они прекратили ваше социальное движение, потому что некоторые магнаты использовали его против других народов. Их порученец Гитлер также не был немцем, как и они».[43]43  «Вельтбюне», Берлин, номер 19, 11 мая 1948.


[Закрыть]

Генрих Манн прилетел из Нью-Йорка.

«Нойе цюрхер цайтунг» писала в № 758 от 2 мая 1946 г.:

«Когда Шахт на Нюрнбергском процессе снова заговорил о поведении иностранных держав по отношению к нацистскому правительству и о помощи, которую они ему оказывали, суд решил, что это не относится к делу и не подлежит обсуждению».

Деньги крупных еврейских банков получали либо сам Гитлер, либо организационный руководитель партии Грегор Штрассер. В курсе дела был начальник разведывательной службы рейхсвера генерал фон Бредов. В «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. и фон Бредов, и Грегор Штрассер лишились жизни. Знание не только сила, оно может быть и опасным.

Начальник прусской полиции с 1926 по 1932 год д-р Абегг бежал вместе с документами о финансировании Гитлера из-за рубежа в Швейцарию, создал в Цюрихе знаменитый архив Абегга и рассказал о столь же знаменитом фургоне для перевозки мебели:

«Связанные с этим тайным фондом документы находились в фургоне для перевозки мебели, который в 1929-1932 гг. постоянно курсировал между Берлином и Мюнхеном, чтобы ни прусская, ни баварская полиция не могли его обнаружить и конфисковать».

На выборах в рейхстаг в 1930 г. национал-социалисты получили во много раз больше голосов (если быть точным, 6.401.210 голосов). В рейхстаг прошли 107 депутатов этой партии вместо прежних двенадцати, и все они демонстративно красовались в коричневых рубашках СА. Власти республики решили провести новые выборы. Как демократы, они хотели узнать, что происходит, и узнали: в июне 1932 года почти 14 миллионов немцев проголосовали за Гитлера и его партия стала крупнейшей. Председателем германского рейхстага стал Герман Геринг.