Текст книги "Адольф Гитлер – основатель Израиля"

Автор книги: Хеннеке Кардель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 2
Венский бомж

Незадолго до того как Гитлеру пришлось ухаживать за своей умирающей матерью, он провалился в Вене на экзамене при попытке поступить во Всеобщую художественную школу. Его не приняли, и это подействовало на него как гром с ясного неба. Он покинул роскошное здание на Шиллерплац в полном отчаянии. В провинции он был лучшим художником в своем классе, а здесь Вена, двухмиллионный город. Большие надежды не сбылись. Целый день он боролся сам с собой: воспользоваться ли письмом, которое мать сунула ему при расставании под подушку? Наконец он решился: пусть он тоже будет евреем и с этой стороны ему должны помочь в великой нужде.

«Wien Opernhaus» by A. Hitler

Он пошел на еврейское кладбище Вены в поисках могилы, но нашел несколько надгробных камней с фамилией «Франкенбергер», а рядом другие, с фамилией «Гитлер». Потом он купил почтовую открытку с видом венской синагоги и нарисовал с нее акварель, которая хорошо получилась. На следующий день он приобрел лапсердак и направился через ухоженный сад к вилле Франкенбергера в венском пригороде Хитцинг. Ему открыла дверь девушка, которая провела его в салон. Ступая по большому ковру, он подошел к креслу в углу и положил на него пачку своих рисунков, акварель с изображением синагоги – сверху. На стене висели портреты предков. Он смотрел на них: такой же, несколько великоватый и слегка изогнутый нос, что и у него, а также у его сводного брата Алоиза и сводной сестры Анжелы, которые родились от другой матери. И тут вошел Франкенбергер, мужчина лет шестидесяти, ухоженный и упитанный. «У него такой же большой нос, – отметил про себя молодой Гитлер, – фамильный признак». Это придавало ему храбрости. Он представился и быстро изложил, что ему нужно:

«Ваша семья, Ваш уважаемый отец, Ваш дед так много сделали для моего старика, да смилостивится над ним Бог. Помогите мне, его сыну, которые теперь один во всем мире. Я не прошу денег. Помогите мне поступить в академию. Ведь Вы так могущественны».

Старый Франкенбергер отложил сигару и прошелся по комнате.

«Послушайте, юный друг, – начал он. – То, что мы платили за Вашего отца, это верно. Но никто не может сказать, что он происходит от нас. Говорят о моем отце. Но кто скажет, что это в самом деле был он? Разве что Ваша бабушка, но не будем говорить о ней».

Он помахал рукой в воздухе, а молодой Гитлер стоял с открытым ртом.

«Послушайте, – снова заговорил Франкенбергер. – Я не меценат, я в этом не разбираюсь. Но, знаете, у нас в Вене есть столовая для наших стариков. Не хотите ли там работать?»

Гитлер взял свою папку, кивнул головой и вышел, не сказав ни слова. Он выбежал на улицу, потом остановился, достал акварель с синагогой, разорвал ее и выбросил клочки за изгородь. Он побежал дальше, снова остановился, сорвал с себя черный лапсердак, вернулся и выбросил его вслед за клочками картины. Он повис на кусте, на котором цвели красные розы.

«Я вышлю их обратно в пустыню! – угрожающе прокричал он на нижнебаварском наречии и потряс кулаком. – Пусть уходят туда, откуда пришли. Я вышлю их в пустыню, всех!»

«Der Führer» by Heinrich Knirr, 1937

Двое прохожих остановились и удивленно взглянули на него. Юноша побежал дальше. Фалды его сюртука развевались по ветру. Он обойдется без чужой помощи. Он будет заниматься и следующей осенью сдаст экзамен. Но помощь все-таки требовалась, и она пришла от домовладелицы из Линца: ее мать знала в венской Школе художественных ремесел профессора Альфреда Роллера, а тот знал скульптора Панхольцера. Последний был готов помочь молодому дарованию подготовиться к экзаменам в 1908 году.

Гитлер хотел перетащить за собой в Вену своего друга Кубичека. Почему этот талант должен хиреть в Линце? Почему Густль не занимается музыкой? Впервые Гитлер испробовал свое ораторское искусство, свою силу убеждения на отце Кубичека, который надеялся, что его единственный сын унаследует его созданную с таким трудом обойную фабрику. Призвание музыканта, блестящая карьера дирижера или ранняя смерть от туберкулеза, профессиональной болезни обойщиков, – Гитлер использовал все аргументы, и в 1908 году он был в Вене уже не один: он провел своего приехавшего друга с вокзала на Штумпергассе и на заднем дворе дома № 29 разделил узкую комнатку, которую он снимал у чешки, вдовы Закрейс, с другом, который должен был изучать в Вене музыку. Комната и весь дом пахли керосином.

На следующее утро Кубичек пошел в консерваторию, когда Гитлер еще спал. В полдень он разбудил своего все еще спящего друга и сказал, что выдержал экзамен. Кубичек учился прилежно, с успехом и вскоре к тому же стал зарабатывать, давая уроки музыки девицам из богатых семейств.

Молодой Гитлер в то же время все более неохотно брал уроки у скульптора Панхольцера. Его грызли сомнения. Кем был его отец? А бабушка? Действительно ли она, когда ей было за сорок, отдалась девятнадцатилетнему сыну хозяина, этого Франкенбергера? Какой позор это «соблазнение сотен тысяч девушек кривоногими, отвратными еврейскими ублюдками».

Его продолжала привлекать опера, хотя денег хватало только на стоячие места. Он не пропускал ни одной оперы Вагнера после того, как прочел, что Вагнер однажды признался во время прогулки философу Ницше: его отчим, актер, еврей Людвиг Гейер – его настоящий отец.[11]11  Еврейское происхождение Вагнера доказывают Леон Штейн в книге «Расовое мышление Рихарда Вагнера», Нью-Йорк, 1950, Арнольд Цвейг в «Балансе немецкого еврейства», Кельн, 1961 и Дитрих Брондер «До того, как пришел Гитлер», изд. Ганс Пфейфер, Ганновер, 1964, с. 362: «его еврейское происхождение вряд ли можно далее оспаривать».


[Закрыть] Значит, и он, создатель нордического мифа! Как и Вагнер, Гитлер тоже будет бороться с еврейским началом в себе и преодолеет его. Могила Вагнера в Байрейт и позже оставались для Гитлера местом паломничества. А его будущий главный идеолог Розенберг, сын еврея, иммигрировавшего в Швецию,[12]12  «Оссерваторе романо», Рим, 15 сентября 1937.


[Закрыть] превратится в Прибалтике в арийца и будет торжественно вещать:

«Байрейт – это завершение арийской мистерии. Суть всего искусства Запада раскрылась у Рихарда Вагнера: нордическая красота, глубочайшее чувство природы, героическая честь и откровенность».

В этом направлении шли поиски повсюду потерпевшего крах и часто голодавшего юноши Адольфа Гитлера. И он теперь хотел «после героической жизни войти в Валгаллу» и над своей кроватью повесил красиво написанное им изречение: «Свободно, открыто и радостно мы смотрим на нашу немецкую Родину, не сводя с нее глаз. Хайль!»

Он стал заниматься больше еврейским вопросом, чем искусством. Студент-музыкант Кубичек часто засыпал под огнеметные рассуждения своего друга. Гитлер будил его:

«Ты мне друг или нет?» Кубичек покорно кивал. «Тогда слушай».

Часто Гитлер целыми днями питался только хлебом и молоком. Тогда Кубичек приглашал его в дешевую столовую и угощал его любимыми мучными блюдами. «Вкусно?» – спрашивал заботливый Кубичек, а Гитлер угрюмо отвечал:

«Не понимаю, как ты можешь есть рядом с этими людьми?»

«Эти люди» были евреи, тоже студенты-музыканты. Гитлер забивался в угол и поворачивался к ним спиной.

«Но ведь ты любишь слушать музыку Густава Малера и Мендельсона-Бартольди, а они тоже евреи», – допытывался Кубичек. «Пошли», – отвечал Гитлер, и Кубичек послушно следовал за ним. На общественный транспорт денег не было. Они шли в синагогу. Гитлер уже бывал там и знал, как надо себя вести. «Надень шляпу», – шептал он, и оба наблюдали за еврейским обрядом венчания.

Музыкант Кубичек питал надежду отвлечь своего друга от того, на чем тот помешался. Но Гитлер вдруг заявил ему: «Я сегодня вступил в Союз антисемитов и записал тебя тоже».

За несколько дней до этого Гитлер помог полиции как свидетель. На Мариахильферштрассе, перед магазином Герн-гросса попрошайничал «ханделе», т.е. одетый в лапсердак и обутый в сапоги восточный еврей, который предлагал шнурки и пуговицы. Попрошайничество было запрещено. Гитлер заявил, что еврей этим занимался, другие свидетели подтвердили то же самое, и все вместе поволокли напуганного еврея в ближайший участок, где полицейский извлек из кармана его лапсердака 3000 крон – для Гитлера это было тогда целое состояние.[13]13  August Kubizek, «Adolf Hitler, mein Jugendfreund», Leopold Stocker Graz 1953, S. 289.


[Закрыть]

Готовясь к приемным экзаменам, Гитлер одновременно занимался сочинительством. Кубичек знал по консерватории одного журналиста из «Тагблатт», и тот обещал ему напечатать одну новеллу Гитлера. С рассказом «Следующее утро» Кубичек и Гитлер пришли к этому журналисту. Гитлер быстро посмотрел на него, повернулся на каблуках и крикнул своему другу, который хотел ему помочь:

«Идиот, разве ты не видишь, что это жид?»

На повторном экзамене осенью 1908 года Гитлер опять провалился. В это же время Кубичек отбывал два месяца воинской службы, хотя Гитлер советовал ему от нее уклониться, поскольку это «совершенно пустой период» в жизни музыканта.

Вернувшись в Вену, Кубичек обнаружил, что его старый друг Адольф исчез. «И он ничего не оставил? – удивился Кубичек. – Даже привета не передал?» Старуха Закрейс с сожалением покачала головой.

В Шенбруннском парке стояла скамейка, на которой Гитлер располагался, когда ему требовались воздух и солнце, и читал. Однажды мимо проходил некто Грилль. Он посмотрел на лежащие рядом с незнакомцем антисемитские издания, большей частью номера журнала «Остара», и, немного помедлив, сел рядом с ним, вынул из кармана копию брошюры и сказал: «Посмотрите, это мое». Гитлер недовольно посмотрел на человека, который ему помешал, но тут его взгляд упал на название брошюры: «Против церковного чиновничьего аппарата». Выяснилось, что Грилль с помощью своих брошюр пытался основать религию настоящей и чистой любви к ближнему. Они стали обсуждать эту тему, и Гитлер заговорил о евреях, которые мешают этому благому намерению. Два молодых мечтателя нашли друг друга. С Гриллем можно было вести разговоры о политике, он не просто согласно кивал, как Кубичек. Грилль стал приходить почти каждый день. Он развивал свои религиозные идеи, и Гитлер соглашался с ним, но с одним ограничением: на евреев любовь к ближнему распространяться не должна.

В канцелярии венского общежития для одиноких на Вурлицергассе часто можно было встретить пробавлявшегося случайными заработками художника Адольфа Гитлера (в центре), обычно бездельничавшего.

Грилль был католический священник-расстрига, он провел юность в католическом монастыре и всегда возражал по этому пункту. Однажды, распалившись, Грилль вдруг признался:

«Я родился иудеем, мой отец был раввином».

Интерес Гитлера к этому человеку усилился, их связь растянулась на годы и в конце концов Гитлер перебрался к нему на Мельдеманштрассе, где Грилль с грехом пополам перебивался в комнатке тамошней ночлежки, надписывая для неграмотных адреса на письмах.

Гитлеру было чему поучиться у этого человека, отпавшего от иудейства и от католической церкви. Во время долгих прогулок по паркам они обменивались мнениями, и Грилль обучал своего нового друга языку идиш. Вместе они отправлялись в районы к северу от Дунайского канала, где евреи были особенно многочисленны, и вели наблюдения. Из почти двух миллионов жителей тогдашней Вены евреев было 200000, т.е. 10%. Вечера и ночи друзья проводили с раввинами, с которыми Грилль дружил, и они спорили до хрипоты. Гитлер учился у раввинов их диалектике:

«Сначала рассчитывайте на глупость противника. Если не получится, прикиньтесь сами дураком. Если и это не поможет, переключитесь на другую тему и говорите банальности».

Он хорошо усвоил эти правила.

Для Грилля все люди были равны и одинаково добры. «Есть зайцы с синими и зайцы с красными глазами. Все они хороши». – «Нет, – возражал Гитлер, – зайцы с красными глазами – плохой породы. И евреи – люди плохой расы».

Они пришли в Венский лес, в цистерцианский монастырь Святого Креста, чтобы узнать адрес Ланца, издателя журнала «Остара», глашатая новой расовой теории. Адольф Иозеф Ланц, брат Иорг, покинул этот монастырь в 1899 году. Он женился на еврейке Либенфельс и с тех пор стал величать себя д-р Георг Ланц фон Либенфельс. Своего отца Ланца, простого венского учителя, он возвел в бароны, а о своей матери, урожденной Хопфенрейх, отец которой был еврей, странным образом умолчал. С 1905 года он издавал журнал «Остара», тираж которого порой достигал 100000 экземпляров. Под Остарой понималась Дева Мария, и она была «прародительницей благородной, светловолосой, героической арийской расы». Иисус был объявлен арийцем, и Гитлер только сомневался, кто был земным отцом Спасителя: проезжий греческий художник или германский наемник? Ланц различал светловолосых сыновей героев (женщин он не принимал в расчет) и обезьянолюдей, и Гитлер писал позже с такой же религиозной маниакальностью в своем бестселлере: «Национальное государство в первую очередь должно низвести брак с уровня постоянного осквернения расы и освятить его как институт, призванный воссоздавать подобия героев, а не плодить ублюдков, нечто среднее между человеком и обезьяной».

На обложке журнала «Остара» стоял вопрос: «У Вас светлые волосы? Вы мужчина? Тогда читайте „Остару“, журнал для блондинов и мужчин!» Обычные антисемиты не любили евреев из зависти, из заносчивости или просто потому, что были так воспитаны. Против арабов они ничего не имели. Правильные антисемиты знали, что кроме евреев есть еще арабы и эфиопские семиты. Благодаря Ланцу Гитлер стал правильным антисемитом.

В монастыре Святого Креста два молодых человека действительно узнали венский адрес этого выдающегося сектанта, и в начале 1909 года оборванный Гитлер появился в его городской конторе. Ланц дал посетителю не только номера журнала, которых у того не было, но и две кроны на обратный путь, и Гитлер принял их с благодарностью. Позже, во время одной из бесед в кафе «Цур гольденен Кугель» Грилль заявил: «Этот парень – мистификатор!» и с тех пор стал отдаляться от Гитлера.

В номерах «Остары» за 1908-1909 годы содержались указания, как измерять части тела и установить у себя долю нордической крови. «У героического человека большой палец ноги отличается по длине и толщине от других». На рисунках изображались «формы седалища: А – у низшей, В – у высшей расы». Это был счастливый день в убогой жизни молодого Гитлера. После тщательных измерений он установил, что доля нордической крови у него преобладает. Ланц был его человеком.

Случай Ланца – чисто клинический, но его поклонниками были такие знаменитости, как шведский писатель Август Стриндберг и английский фельдмаршал лорд Герберт Китченер, который писал ему: «Тыл я оставляю расово чистым, а всех цветных безжалостно отправляю в огонь».

В Швейцарии Ланц встречался с Лениным. Тот думал иначе, но облекал свои мысли в тонкую иронию:

«Его идеи правильны. Но наши противоположные идеи станут действительностью раньше них».

Таким образом, Ланц знал обоих людей, которые больше всего повлияли на ход истории в первой половине XX века. А ядром его учения был тезис:

«Мы, контрреволюционеры, предоставим евреям право основать собственное государство в Палестине».

Ланц создал свой орден и покупал, поскольку деньги текли со всех сторон, орденские замки. Над замком Верфенштейн он поднял в 1907 г. знамя со свастикой. Гитлер создавал такие же замки для воспитания своей партийной элиты. Ланц даровал блондинам право оплодотворять нескольких женщин. Гитлер позже радовался в Берхтесгадене:

«В свое время я нашел в этой местности очень смешанное население. И заслуга моей личной охраны в том, что теперь здесь снова бегает много сильных и здоровых детей».

Ланц рекомендовал кастрацию и стерилизацию людей низшей расы. Нельзя утверждать, что Гитлер с этим не спешил.

Происхождение их обоих было таково, что им приходилось его скрывать. Так нашли друг друга два человека, из которых один дал идеи другому. Ланц писал 22 февраля 1932 г., т.е. за год до прихода Гитлера к власти, своему брату Эмилию:

«Знаешь ли ты, что Гитлер – один из первых наших учеников? Ты еще увидишь, как он победит, а вместе с ним и мы, и разовьется движение, которое потрясет мир».

Особое влияние на двадцатилетнего Гитлера оказали два выдающихся антисемита, Риттер фон Шенерер и его приверженец, адвокат д-р Люэгер, который стал обер-бургомистром Вены. Гитлер проглатывал то, что они писали и говорили, с такой же жадностью, как и содержание журналов «Остара».

Разница между Шенерером с его Пангерманским объединением и д-ром Люэгером, который, несмотря на оппозицию со стороны императора, был выбран обер-бургомистром Вены, с его Христианско-социальной партией, заключалась в том, что Шенерер утверждал: «Еврей всегда остается евреем», а Люэгер возражал: «Крещеный еврей – христианин». Гитлер распространял листовки Люэгера.

Но между обоими главными австрийскими антисемитами не было разницы в том, что их ближайшими сотрудниками были евреи или полукровки. У Шенерера это были в первую очередь галицийский писатель Карл Эмиль Францос, будущий социал-демократ Виктор Адлер и соавтор великогер-манской программы «Один народ, один рейх» Генрих Фри-дюнг из Моравии, тоже еврей. А вторым бургомистром при Люэгере был «полтинник» Порцер. Именно Люэгеру принадлежат слова, которые потом так часто повторяли: «Я сам решаю, кто еврей, а кто нет». В результате совместной работы этих двух деятелей за годы до основания в Мюнхене НСДАП в Судетской области появилась Немецкая национал-социалистическая рабочая партия, основателем которой был бывший депутат парламента от партии Шенерера Карл Вольф.

Шенерер мыслил категориями расы, а не социалистическими категориями. Люэгер был социалистом и поэтому антисемитом, но не расистом. Их пути разошлись. Гитлер же взял у одного понятие расы, а у другого – социализм.

Гитлер считал д-ра Люэгера «лучшим немецким бургомистром всех времен», и возродившиеся в 1945 г. венские социал-демократы тоже присвоили себе этого антисемита:

«Все, что было создано за это время, несет на себе личный отпечаток Люэгера, является следствием его инициативы или просто его распоряжений. Д-р Люэгер проложил путь коммунальному социализму, который достиг расцвета через десять лет после его смерти, в чем проявились творческие силы социалистического рабочего класса Вены».

С этим рабочим классом отношения у молодого Гитлера не сложились. Незадолго до возвращения Кубичека с военной службы он переселился на Фельберштрассе в XV округе. Поскольку он не явился на медосмотр призывников, он стал менять одно место жительства за другим. На это ушли деньги из жалкой сиротской пенсии и небольшого наследства. Проведя несколько ночей в кафе, Гитлер осел в рабочем квартале Мейдлинг в ночлежке для бездомных, построенной на еврейские средства. Чтобы не умереть с голоду, ему пришлось работать на стройке.

В обеденных перерывах подсобный рабочий Гитлер делился со старшими товарищами своими знаниями о том, как их эксплуатируют евреи-домовладельцы, которые живут в Хитцинге, и евреи-работодатели, которые пьянствуют в Гринцинге. Но рабочие верили евреям-редакторам своей прессы, которые сулили работу и хлеб, и не раз грозили сбросить молодого болтуна с лесов. Гитлер заглох, но усвоил урок. Он понял, какой приманкой могут быть работа и хлеб.

Начиналась зима. Снег падал на удрученного неудачника, который брел к монастырю на Гумпендорферштрассе, где по утрам бедняков кормили бесплатным супом. Днем можно было найти защиту от холода и съесть что-нибудь горячее в приюте еврея барона Кенигсвартера, а вечером в ночлежке съесть кусок конской колбасы и ломоть хлеба. А потом – долгая ночь на жестких пружинных нарах, под тонким одеялом и пиджаком, уложив ботинки и немногое ценное под голову.

На других нарах лежал Рейнгольд Ханиш, график из Судетской области, у которого были причины сменить в Вене имя на Фриц Вальтер. Ханиш заметил, что у Гитлера талант рисовальщика, и подал идею: «Ты будешь рисовать, а я буду продавать открытки. Рождество на носу, надо этим воспользоваться». Гитлер рисовал много и охотно. Ханиш обходил с нарисованными открытками кафе и пивные, и бизнес процветал. К Рождеству они оба кое-что наскребли и перебрались в дом, в котором жил Грилль, где за полкроны можно было снять комнатку на сутки. Разные неудачники, уволенные со службы офицеры, обнищавшие графы, обанкротившиеся купцы и начинающие художники жили здесь один или несколько дней, недели или месяцы. Гитлер четыре раза отмечал день рождения в этой «школе жизни».

«Lаndschaft» by A.Hitler

После почтовых открыток Гитлер стал рисовать картины, большей частью акварели, и Ханиш нашел благодарных покупателей среди торговцев мебелью и рамочников. Велик был спрос на картинки, которые вставляли в спинки диванов, и Ханиш подгонял своего друга, от прилежания которого зависел заработок. Продукция продавалась хорошо, но Гитлер рисовал лишь тогда, когда ему нужны были деньги на аренду комнаты, молоко и рис. Большую часть времени он сидел в библиотеке, читал газеты и делал политические доклады. Тема была одна и та же, а слушатели менялись. Вечером вернувшийся домой Ханиш кричал: «Работай же наконец!», а другие подхватывали: «Работайте, Гитлер, – начальник пришел!» Возражения, что художнику нужно вдохновение, Ханиш не принимал: «Художник? Да ты в лучшем случае художник с голодухи!»

Гитлер пробовал заняться и подделкой картин. Нарисованные им виды старой Вены он спрятал у своей старшей сестры, которая была замужем и жила в Вене. У нее они слишком долго хранились в сыром подвале, испортились и ни одну из них продать не удалось.[14]14  Jozef Greiner, «Das Ende des Hitler-Mythos», Amalthea Verlag Wien 1947, S. 39.


[Закрыть]

Гитлер ходил в похожем на лапсердак черном сюртуке, который ему подарил сосед по комнате, венгерский еврей Нейман, с обросшим подбородком и длинными волосами, так что новые жильцы часто принимали его за восточного еврея. Ханиш издевался:

«Похоже, твоего отца однажды не было дома. Да ты посмотри на свои ботинки марки „Скиталец пустыни“!»

Внешности в те времена молодой художник не придавал значения.

После года сотрудничества Ханиш не рассчитался за одну картину. Гитлер, поколебавшись, поскольку сам был в бегах, все же донес на него в полицию. Ханиш был осужден и исчез с горизонта.

«Der Führer und Oberste Befehlshaber der Wehrmacht» by Conrad Hommel, 1940

Новым продавцом картин стал вышеупомянутый Нейман. Покупателями были большей частью евреи – венгерский еврей инженер Речай, венский адвокат д-р Иозеф Фейнгольд и торговец рамами для картин Моргенштерн.

Другим соседом по комнате, долго жившим в том же доме, был Грейнер, молодой человек, который незадолго до того отказался от карьеры священника и жил рисованием. Он тоже был дружен с Гриллем, который продолжал жить там же, и часто все трое друзей вместе варили для себя молочную рисовую кашу, по очереди помешивая ее.

У Грейнера была моделью одна девица по имени Гретль, и Гитлер утверждал, что тоже был с ней весьма близко знаком. Когда мать расцветающей красотки обнаружила на ее теле царапины и укусы, оставленные Гитлером, с ее позированием в качестве модели было покончено. Ища утешения, Гретль внезапно обручилась с крещеным восточным евреем. Этот последний получил такое письмо от Гитлера:

«Немецкая девушка, которая отказывается от дружбы ради презренной мамоны, чтобы предложить себя вонючей, щетинистой, черной еврейской свинье, – это мерзость! Еврею положено жениться только на своей еврейской Ребекке или на толстой еврейской дуре. Вы еще узнаете чудеса немецкого героизма».[15]15  Jozef Greiner, «Das Ende des Hitler-Mythos», Amalthea Verlag Wien 1947, S. 63.


[Закрыть]

Для удовлетворения своих человеческих или мужских потребностей Гитлер иногда отправлялся вечерами в Леопольдштадт, район публичных домов. А кто стоял за всем этим? «Холодный как лед и бесстыдный в своем делячестве дирижер этой возмутительной индустрии порока» – еврей.

В венских кафе молодой Гитлер славился тем, что умел незаметно подсунуть рыбий пузырь, заполненный красной краской, под зад какой-нибудь толстой еврейке. Пузыри лопались и доставляли дамам большие неприятности.

Гитлер хорошо научился различать обычно культурных и образованных западных евреев и приезжающих с Востока лапсердачных еврейских торгашей. Он знал о старинной вражде между ними на протяжении столетий.[16]16  Те, кто читал переписку Маркса с Энгельсом, знают, с каким презрением западный еврей Маркс относился к своему восточному собрату Лассалю. (Прим. переводчика.)


[Закрыть] Когда после проигранной первой мировой войны польские евреи начали массами заселять Берлин, еврей Ратенау, министр иностранных дел Веймарской республики, заговорил об «азиатских ордах на песках Бранденбургской марки». Ратенау писал почти то же, что и Гитлер:

«Мы должны вступить на путь, на который вступила сама природа, – на путь „нордификации“. Грядет новая романтика – романтика расы. Она обеспечит господство чистой северной крови и создаст новые понятия добродетели и порока. Главное явление нашего времени – смешение рас, а вместе с ним – расплывчатость характера».[17]17  Walther Greiner, «Reflexionen», S. Hirzel Verlag Leipzig 1908.


[Закрыть]

И десять лет спустя после опыта общения с этими жалкими торговцами подтяжками в Вене, этом «городе феаков, воплощении позорного кровосмешения», Гитлер констатировал:

«В Линце они выглядели не так. На протяжении столетий их внешний вид европеизировался и стал человеческим».

В Линце он относился к евреям благожелательно, в Вене Гитлер стал врагом евреев и антисемитом.

Пробуждающийся сионизм вызывал у Гитлера интерес, так как он делал больше всего для «утверждения национального характера еврейства». Он только сомневался, что получится из Палестины -

«еврейское государство или прибежище для уличенных мерзавцев и высшая школа для начинающих мошенников».

Цель борьбы против евреев была для него ясной, но решение проблемы – смутным. Поэтому неверно то, что он говорил десять лет спустя:

«К тому, что я когда-то создал для себя, мне пришлось добавить лишь немногое, но изменять не пришлось ничего».

Судьба Грилля, еврея, воспитанного в католическом монастыре, неизвестна. Во всяком случае, никто ничего не слышал о новой религии, возникшей в Вене. Кубичек после первой мировой войны сменил профессию, стал чиновником городской управы и отцом семейства, а в 1942 г. – членом партии, хотя и не совсем твердым в вере. Ханиш, выйдя из тюрьмы, наговорил гору лжи, многие публицисты ему поверили, и в 1938 г. его схватило гестапо, а вскоре после этого охранники нашли его повешенным в камере. Грейнер в 1922 г. сидел с уже известным вождем партии Гитлером в пивной «Бреннессель» в Швабинге, и тот настоятельно просил его «никому, даже самым близким товарищам по партии не рассказывать ничего о моей молодости». Инженер Грейнер стал крупным фабрикантом, он не раз встречался с Муссолини, но полиция Гейдриха в 1938 г. еще раз предупредила его, что, если он нарушит обет молчания, ему выпишут путевку в концлагерь. В 1947 г. американцы собрали воспоминания Грейнера и уничтожили все экземпляры, какие смогли найти. И Ланцу фон Либенфельсу Розенберг запретил писать, когда тот начал молоть всякий вздор о племенных заводах для улучшения породы с помощью блондинок, так как «сама природа предназначила нам женщин в рабыни». Но, главное, он начал открыто проповедовать, что цель Гитлера – создание еврейского государства в Палестине, когда об этом нельзя было звонить во все колокола. Поэтому он и себя считал лицом, преследовавшимся при нацистском режиме. В 1954 г. он покинул этот неблагодарный мир и был похоронен с соблюдением всех обрядов католической церкви.

В этой «суровой школе», в общении с восточными евреями, утратившими связь с еврейством полукровками, религиозными сектантами, мелкими торговцами и ворами, на задних дворах, в столовых для бедных, кафе и ночлежках Вены обрел Адольф Гитлер основы дела своей жизни: выгнать евреев тем или иным способом сначала из Германии, а потом из всей Европы.