Текст книги "Корабль-призрак"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Это был жуткий момент. Пэтч продолжал стоять у штурвала и вглядываться в даль, а суставы его пальцев побелели от силы, с которой он сжимал ручки. В рулевой рубке ничего не изменилось, и, взглянув в окно, я увидел, что на полностью погруженном в море носу продолжают бушевать волны. Палуба у меня под ногами продолжала пульсировать жизнью. Все осталось по-прежнему, не считая того, что теперь корабль стоял на месте.

Я поднял руки и обеими ладонями вытер со лба холодный пот, пытаясь унять дрожь, сотрясающую все мое тело. Теперь мы сидели на мели на рифах Минкерс, и изменить это не представлялось возможным. Я обернулся и посмотрел на него. На его мертвенно бледном лице застыло изумленное выражение, а его темные глаза продолжали смотреть на штормовое море.

– Я сделал все, что мог, – выдохнул он и повторил еще раз, чуть громче: – Бог мне свидетель, я сделал все, что мог.

В том, как он это произнес, не было богохульства. Это были слова человека, раздираемого мучительными сомнениями. Наконец он выпустил штурвал, и его руки безвольно скользнули вниз. Этим жестом он как будто отрекся от управления судном. Пэтч повернулся и медленными осторожными шагами сомнамбулы направился в штурманскую рубку.

Сделав над собой усилие, я взял себя в руки и последовал за ним.

Он уже склонился над картой и даже не поднял головы. Волна ударилась о борт корабля, на мгновение залив окно рубки и заслонив от нас дневной свет. Когда она откатилась назад, он пододвинул к себе судовой журнал и, взяв карандаш, начал писать. Закончив, он захлопнул журнал и выпрямился, как будто подводя черту под этой частью своей жизни. Он медленно обвел глазами рубку и встретился взглядом со мной.

– Прости, – произнес он. – Мне следовало сразу объяснить тебе, что я намереваюсь сделать. – Он походил на очнувшегося от глубокого сна человека, к которому внезапно вернулся здравый смысл. – Проблема заключалась в том, чтобы встретиться с отливом в нужный момент.

– Но мы должны были идти к Сен-Мало, – произнес я, еще не до конца успокоившись и чувствуя себя очень глупо, потому что я по-прежнему не понимал, что произошло.

– Через два часа, если бы мы не затонули раньше, начался бы прилив. Он отнес бы нас к северу, прямо на скалы. – Он через стол подтолкнул ко мне карту. – Смотри сам. – Мы могли спастись, только сев на мель здесь.

Кончиком карандаша он коснулся карты в том месте, где теперь находился наш корабль.

Мы сидели на мели чуть южнее основных скал. На карте была указана глубина этого места во время отлива – две с четвертью сажени [4]4
  Морская сажень – 1,83 м. ( Примеч. пер.).


[Закрыть].

– Вон та скала чуть левее называется Грюн-а-Крок. – На карте было отмечено, что во время отлива ее высота составляет тридцать шесть футов. – А по правому борту ты, возможно, сумеешь разглядеть Метресс-Иль. – На мгновение его карандаш задержался на клочке суши к востоку от рифов. – Думаю, во время отлива здесь будет достаточно тихо. – Он бросил карандаш и выпрямился, потягиваясь, а затем потирая глаза. – Вот и все. – По голосу было ясно, что он смирился с постигшей нас катастрофой. – Мне нужно поспать.

Не произнося больше ни слова, он прошел мимо меня, пересек рулевую рубку, и спустя мгновение я услышал его шаги на трапе, ведущем на нижнюю палубу. Я ничего не сказал и даже не попытался его остановить. Я слишком устал, чтобы задавать ему какие-то вопросы. Моя голова раскалывалась от боли, и одного упоминания о сне оказалось достаточно, чтобы меня охватило жгучее желание закрыть глаза и погрузиться в забытье.

Выходя из рулевой рубки, я остановился и окинул взглядом серый безрадостный пейзаж, состоящий из бушующих волн и торчащих среди них угрюмых скал. Было странно стоять здесь, ощущая под ногами вибрацию от все еще работающих двигателей и зная, что мы прочно сидим на самых ужасных рифах Ла-Манша. Рулевая рубка выглядела так привычно и обыденно. И только когда я посмотрел в окно и увидел торчащие из пены скалы, а также смутные очертания носа судна под бурлящими волнами, мне удалось окончательно осознать, что все-таки произошло.

По крайней мере, до того как прилив снова отдаст нас на милость бушующего моря, нам ничто не угрожало. Это означало, что на протяжении ближайших шести часов беспокоиться нам не о чем. Я повернулся и начал спускаться по трапу, медленно, как будто во сне, переступая по ступеням. Окружающий мир казался смутным и далеким, и я слегка покачивался, продолжая балансировать в такт качке, хотя теперь корабль был неподвижен, как скала. Входя в каюту, я услышал, как замедлился ритм двигателей, после чего наступила тишина. Либо мы выработали весь пар, либо Пэтч спустился в машинное отделение и сам остановил машины. В любом случае это уже не имело значения. Я понимал, что ни двигатели, ни насосы нам больше не понадобятся. Ничто не имело значения, кроме отчаянной потребности во сне.

Вам может показаться невероятным, что в подобных обстоятельствах я вообще мог думать о сне. Но ведь я успел счесть его сумасшедшим, а затем обнаружил, что он не только находится в здравом уме, но еще и является исключительно искусным моряком. Я полностью доверился его утверждению, что во время отлива нам ничто не угрожает. В любом случае от меня уже ничего не зависело. У нас не было ни шлюпок, ни малейшей надежды на помощь. Со всех сторон нас окружали рифы и бушующее море.

Я проснулся в полной темноте от журчания воды, темной рекой протекающей по коридору за дверью моей каюты. Ее захлестывало через разбитые иллюминаторы кают-компании и, наверное, других помещений корабля. Волны продолжали атаковать корпус судна, и время от времени им удавалось немного сдвинуть его с места, отчего раздавался громкий скрежещущий звук – это металлическое днище ерзало по гальке. Я встал и поднялся в каюту Пэтча. Он лежал на своей койке полностью одетый и не пошевелился даже после того, как я посветил фонарем ему в лицо, хотя и спал уже больше двенадцати часов. Я дважды спустился в камбуз за едой, водой и примусом. Во время второй вылазки я заметил белый картонный прямоугольник, приколотый к красному дереву двери рядом с капитанской каютой. Это оказалась визитная карточка: Дж. К. Б. Деллимар, – значилось на ней. И пониже: – Судоходная и торговая компания, ООО. Сент-Мэри Экс, Лондон.Я подергал дверь, но она была заперта.

Когда я снова проснулся, было уже светло. Ветер стих, и море перестало штурмовать корпус корабля. Сквозь облепленный солью иллюминатор в каюту просочился белесый солнечный луч. Пэтч все еще спал, но он снял ботинки и часть одежды и завернулся в одеяло. Трап, ведущий в кают-компанию и на нижнюю палубу, представлял собой черный колодец с неподвижной водой, в которой плавали различные предметы. Наверху, на мостике, моему взгляду предстало весьма печальное зрелище. Отлив обнажил серые зазубренные скалы с темным от водорослей основанием, которые окружили нас подобно сгнившим зубам великана. Сила ветра не превышала шести баллов, и, хотя вдалеке виднелись скалы, над которыми белыми каскадами взлетала морская пена, море вокруг нашего островка было относительно спокойным. Казалось, что, преодолев преграду из рифов, волны выбивались из сил и разглаживались.

Я долго стоял на мостике, наблюдая за тем, как ветер пытается обрывками тонких серых облаков заслонить солнце, глядя на окружающий нас каменный хаос и разбивающиеся о дальние рифы волны. Меня охватила неописуемая радость оттого, что я все еще жив и могу смотреть на солнечные блики на воде, на голубое небо в обрывках туч и ощущать на своем лице ветер. Но на обоих бортах судна вздымали железные руки пустые шлюпбалки, а шлюпка, недавно болтавшаяся на одной из талей, превратилась в пучок растрескавшихся досок, плавающий в море и все еще соединенный с кораблем посредством измочаленного каната.

Пэтч поднялся наверх и присоединился ко мне. Он не смотрел ни на море, ни на небо, ни на окружающие скалы. Несколько мгновений он стоял, уставившись на нос, наконец-то оказавшийся выше уровня моря, на черное зияющее отверстие люка, в котором стояла вода. Затем он подошел к левому борту судна, принявшему на себя весь удар стихии, и остановился, глядя назад, вдоль борта. Он умылся, и в неярких лучах мартовского солнца его лицо казалось бледным и совершенно изможденным. Он так стиснул зубы, что на щеках выступили желваки, а его руки крепко сжимали красное дерево поручня.

Я чувствовал себя обязанным что-то сказать, заверить его в том, что ему просто не повезло, что он может гордиться тем, как искусно он посадил судно на этот скалистый клочок суши. Но когда я посмотрел на его осунувшееся лицо, слова застряли у меня в горле. В конце концов я спустился вниз, оставив его одного на капитанском мостике.

Он пробыл там очень долго, а когда спустился, сказал лишь:

– Ты бы что-нибудь поел. Мы пробудем здесь еще час или два, не больше.

Я не стал спрашивать, как он собирается покинуть корабль, если шлюпки у нас нет. Было ясно, что он не расположен разговаривать. Он сидел на койке, ссутулившись и перебирая свои вещи. Казалось, он погрузился в некое подобие транса и полностью ушел в свои мысли.

Я разжег примус и поставил чайник, а он ходил по каюте, открывал ящики стола, запихивая документы в желтую непромокаемую сумку. Немного поколебавшись, он забрал и фотографию девушки. Когда он окончил сборы, чай был готов, и я открыл банку консервов. Мы позавтракали в полном молчании, хотя у меня вертелся на языке вопрос, что мы будем делать и как соорудим лодку.

– Можно и не надеяться на то, что нас отсюда снимут, – наконец не выдержал я. – Здесь «Мэри Дир» никогда не найдут.

Он посмотрел на меня так, как будто его изумил человеческий голос, раздавшийся в мертвой тишине корабля.

– Да, здесь нас найдут нескоро. – Он медленно кивнул головой, не в силах расстаться со своими мыслями.

– Нам придется соорудить какую-нибудь лодку.

– Лодку? – снова удивился он. – У нас есть лодка.

– Где?

– В соседней каюте. Резиновая надувная лодка.

– Резиновая лодка в каюте Деллимара?

Он кивнул.

– Именно. Странно, не правда ли? Он держал у себя в каюте лодку. Так, на всякий случай. – Пэтч тихонько рассмеялся. – А теперь мы ею воспользуемся.

Владелец судна утонул, и я не видел ничего смешного в том, что он не может воспользоваться своей лодкой.

– Вам это кажется забавным? – возмущенно поинтересовался я.

Он не ответил. Вместо этого он подошел к столу, достал из ящика ключи и вышел. Через мгновение я услышал звук отворяющейся по соседству двери. Раздался скрежет передвигаемых ящиков, и я пошел ему помочь. Когда я вошел в каюту Деллимара, мне показалось, что здесь орудовал какой-то сумасшедший. Ящики были выдвинуты, замки с чемоданов сорваны, а сами чемоданы распахнуты, и их содержимое усеивало пол. Повсюду валялась одежда вперемешку с документами. Этот хаос не затронул только постель, которая была аккуратно застелена. На подушке темнели пятна от масла для волос.

У Пэтча были ключи. Видимо, это он обыскивал эту каюту.

– Что вы здесь искали? – спросил я.

Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Затем он обернулся к большому сундуку, облепленному яркими ярлыками – Токио, Йокогама, Сингапур, Рангун, – и убрал его с дороги, с грохотом опрокинув на бок.

– Помоги.

Он держал один угол большого коричневого брезентового узла, который мы вытащили сначала в коридор, а затем на открытую палубу. Потом он вернулся, и я услышал, как снова щелкнул замок каюты Деллимара. Когда он вернулся, он держал в руке нож. Мы разрезали брезент, извлекли из мешка желтую резиновую лодку и накачали ее.

Длина лодки достигала двенадцати футов, а ширина – пяти. Она была снабжена веслами, рулем, трубчатой телескопической мачтой с нейлоновым такелажем и маленьким нейлоновым парусом. Тут были даже рыболовные снасти.

– Наверное, он был очень трусливым человеком? – поинтересовался я.

Мне тоже показалось странным то, что судовладелец держал надувную лодку на борту одного из собственных кораблей. Это наводило на мысль о том, что его мучили предчувствия относительно того, что рано или поздно его поглотит море.

– Нам пора в путь, – только и произнес в ответ Пэтч.

Я смотрел на него, изумляясь тому, что он предпочитает утлую резиновую лодку относительной надежности железного парохода.

– Море за рифами еще довольно беспокойное, – напомнил ему я. – Может, лучше подождать, пока ветер немного уляжется?

– Нам нужен ветер. – Он повернулся, лицом ловя направление ветра. – Он уже сменил направление на румб или два. Если нам повезет, скоро он задует с северо-запада. – Он взглянул на часы. – Пошли. У нас еще есть четыре часа прилива.

Я попытался сообщить ему, что было бы разумнее подождать следующего прилива и использовать все шесть часов, но он ничего не хотел слышать.

– К этому времени будет уже темно, – отрезал он. – Да и ветер может перемениться. В таком суденышке ты против ветра не пойдешь. Кроме того, – добавил он, – может начаться новый шторм. В этом случае хорошего здесь будет мало. Кто знает, что может случиться, когда поднимется вода. Буря может смести всю верхнюю палубу вместе с мостиком.

Разумеется, он был прав, и мы поспешно собрали все, что нам могло пригодиться, – еду, карты, ручной компас, всю одежду, которую мы сумели натянуть на себя. У нас были зюйдвестки и резиновые сапоги, но штормовок мы не нашли и сняли плащи с дверей капитанской каюты.

Было без четверти десять, когда мы спустили лодку на воду с носовой части колодезной палубы. Налегая на весла, мы отплыли от парохода и подняли парус. К этому времени солнце исчезло и все окружающее затянула серая пелена дождя. Дальние скалы напоминали какие-то оборонительные сооружения, многие из них уже снова начала покрывать вода. Мы взяли курс на Ле-Соваж, и вскоре из мрака вынырнул яркий бакен, обозначающий границу рифов. К этому времени «Мэри Дир» представляла собой лишь лежащее на воде мутное пятно. Очень скоро мы окончательно потеряли ее из виду.

Море действительно все еще было бурным, и, выйдя из-под прикрытия рифов, мы столкнулись с сильным волнением. Волны шли за нами непрерывной чередой, и каждая напоминала огромную стену и норовила опрокинуться на нас всей своей многотонной массой. Этот холодный серый день показался мне бесконечным.

Больше четырех часов нас, зажатых между толстыми желтыми валиками бортов лодки, швыряло и носило по этим волнам, лишь изредка позволяющим увидеть нашу путеводную звезду – мыс Фреель. Мы промокли до нитки и промерзли, но вскоре после полудня нас подобрал пакетбот. Судно, идущее из Англии во Францию, недавно вышло из Питер-Порта, и его команде поручили осматривать окрестности в поисках потерпевших крушение и оказавшихся в открытом море людей. В противном случае нас ни за что не заметили бы, поскольку пакетбот проходил в доброй полумиле к западу от нашей лодки. Но внезапно они сменили курс и направились к нам так стремительно, что нос судна почти полностью скрылся за веером брызг от рассекаемых им волн. Пакетбот лег в дрейф с наветренной стороны от нас. Ветер начал сносить тяжело раскачивающееся на волнах судно в нашу сторону, а команда уже перебросила через борт веревочные лестницы, и несколько человек спустились по ним, чтобы помочь нам подняться наверх. Нас тихо окликнули по-английски, успокаивая и подбадривая, и к нам потянулись руки, буквально втащившие нас на борт.

На палубе нас окружили люди – пассажиры и члены экипажа. Нас засыпали вопросами и совали нам в руки сигареты и шоколад. Потом один из офицеров отвел нас в свою каюту, а пакетбот снова вернулся на прежний курс. Прислушиваясь к ровному гулу двигателей и вслед за офицером спускаясь на нижнюю палубу, я заметил нашу лодку – желтое пятно на белом фоне кильватера, взлетевшее на крутой гребень очередной волны.

Глава четвертая

После того как мы вымылись под горячим душем и переоделись в сухую одежду, нас провели в офицерскую кают-компанию, где вокруг нас засуетился стюард, наливая нам чай, расставляя перед нами тарелки с жареным беконом и яичницей. Все было так рутинно и обыденно, что в это трудно было поверить! Мне казалось, что я проснулся после какого-то бесконечного кошмара. «Мэри Дир», шторм и зубчатые скалы Минкерс, казалось, остались в прошлой жизни, не имеющей ни малейшего отношения к настоящему. А потом в каюту вошел капитан.

– Значит, это вы спаслись с «Мэри Дир». Среди вас, случайно, нет владельца яхты «Морская Ведьма»?

– Да, – кивнул я. – Это я. Меня зовут Джон Сэндс.

– Отлично. Я капитан Фрейзер. Я поручу радисту немедленно отослать в Питер-Порт радиограмму. Яхту привел в порт некий полковник Лоуден. Он очень о вас беспокоился. Он и Дункан вчера целый день провели у нас на борту, слушая по радио отчеты о поисковой операции. Вас искали даже с самолетов. – Он обернулся к Пэтчу. – Насколько я понимаю, вы один из офицеров с борта «Мэри Дир»?

В его голосе зазвучали жесткие нотки, стал отчетливо слышен шотландский акцент.

Пэтч встал со стула.

– Да, я капитан «Мэри Дир». Капитан Пэтч. – Он протянул Фрейзеру руку. – Чрезвычайно признателен вам за то, что вы нас подобрали.

– Благодарите моего первого помощника. Это он вас заметил. – Его маленькие голубые глазки, казалось, вот-вот пробуравят Пэтча насквозь. Складки на обветренном лице Фрейзера стали еще глубже. – Так вы говорите, вас зовут Пэтч?

– Да.

– И вы капитан «Мэри Дир»?

– Да.

Серо-стального цвета брови едва заметно приподнялись, а затем сдвинулись на переносице.

– Но насколько я понял, капитаном «Мэри Дир» был некий Таггарт.

– Верно. Но он умер.

– Когда это случилось?

Этот вопрос прозвучал очень резко.

– Сразу после того, как мы вышли из Порт-Саида, в начале этого месяца.

– Понятно. – Фрейзер с каменным лицом смотрел на него. Затем он сделал над собой усилие и расслабился. – Что ж, не буду вас больше отвлекать от еды. Вы, должно быть, очень проголодались. Садитесь, садитесь, прошу вас. – Он взглянул на часы и окликнул стюарда, чтобы тот принес еще одну чашку. – У меня есть немного времени перед тем, как мы войдем в Сен-Мало. – Он сел и оперся на стол локтями, продолжая сверлить нас голубыми глазами и с трудом сдерживая любопытство. – Так что же все-таки случилось, капитан Пэтч? Последние сутки эфир буквально кишит сообщениями о «Мэри Дир». – Он немного помолчал и, не дождавшись ответа, добавил: – Вам будет приятно узнать, что вчера днем на берег Иль-де-Бреа вынесло шлюпку с людьми с вашего парохода. – Пэтч продолжал хранить молчание. – Да ну, бросьте, не собираетесь же вы испытывать мое любопытство. – Его голос звучал вполне дружелюбно. – Экипаж сообщил, что на судне начался пожар и вы приказали всем покинуть корабль. Это случилось в четверг вечером, но Лоуден сказал…

– Я приказал им покинуть корабль? – Пэтч смотрел на него, широко открыв глаза. – Они так сказали?

– Если верить французам, то да. Экипаж покинул судно вскоре после двадцати двух тридцати. И все же на следующий день, в девять тридцать утра, Лоуден видел «Мэри Дир»… – Он замолчал, смущенный жестким гневным взглядом Пэтча. Вдруг запас его терпения иссяк. – Черт возьми, дружище! – внезапно воскликнул он. – Что случилось? «Мэри Дир» цела, затонула или что с ней стряслось?

Пэтч молчал. Казалось, он обдумывает свой ответ. Наконец он произнес:

– Я подготовлю отчет, который будет передан в надлежащие инстанции. А до тех пор… – Он продолжал в упор смотреть на Фрейзера. – Прошу меня извинить, но до тех пор я предпочел бы ничего не рассказывать.

Фрейзер в нерешительности смотрел на него. Было ясно, что ему хочется хоть что-то выведать. Затем он посмотрел на часы, допил чай и поднялся из-за стола.

– Вы абсолютно правы, капитан. – Теперь его голос звучал официально и немного раздраженно. – А сейчас мне пора. Мы подходим к Сен-Мало. Будьте у меня на судне как дома. Стюард предоставит вам все, о чем вы попросите. – Уже выходя, он остановился в дверях. – Наверное, мне следует сообщить вам, капитан, что среди наших пассажиров есть юная леди по имени мисс Таггарт. Это дочь капитана Таггарта. Она вчера прилетела в Питер-Порт и теперь направляется во Францию, узнав, что на французское побережье высадились члены экипажа «Мэри Дир». – Он замолчал, а потом вернулся, сделав несколько шагов в каюту. – Она не знает, что ее отец мертв. Она надеется, что он среди тех, кто спасся. – Еще немного поколебавшись, Фрейзер добавил: – Я полагаю, вы поставили судовладельцев в известность?

– Разумеется.

– Понятно. Что ж, очень жаль, что они не сочли нужным уведомить об этом его ближайших родственников. – В его голосе зазвучал гнев. – Я попрошу своего стюарда привести ее к вам. – Гораздо более мягким тоном он добавил: – Постарайтесь быть с ней помягче, дружище. Это очень милая девочка и, вне всякого сомнения, она обожала своего отца.

Он вышел, и в кают-компании воцарилась тишина. Пэтч ел с сосредоточенным видом человека, заправляющего свой организм недостающей ему энергией. Он был очень напряжен.

– И все-таки, от чего он умер? – поинтересовался я.

– Кто?

Пэтч, нахмурившись, покосился на меня.

– Таггарт.

– А, Таггарт. Он умер от пьянки.

Он продолжил заправляться едой, как будто выбросив эту тему из головы.

– О господи! – воскликнул я. – Вы же ей это не скажете.

– Ну конечно нет, – раздраженно отозвался он. – Я скажу ей, что он умер от сердечной недостаточности. Скорее всего, именно таким и был бы медицинский диагноз.

– Она захочет узнать подробности.

– Я не смогу их ей сообщить.

Его поведение показалось мне бессердечным. Я встал и подошел к иллюминатору. Двигатели работали на самых малых оборотах. Мы входили в бухту. Туристические отели Динара карабкались вверх по холму от самой набережной. Под серым мартовским дождем они казались одинокими и заброшенными.

– Он метался по кораблю, – снова заговорил Пэтч, – и кричал, как будто его душу пожирали языки адского пламени. – Он оттолкнул от себя тарелку. – Мне пришлось запереть его в каюте, а утром он уже был мертв. – Он вытащил из кармана пачку подаренных ему сигарет и открыл ее нервными движениями дрожащих пальцев.

Он чиркнул спичкой, огонек которой осветил его мертвенно бледное лицо.

– Белая горячка? – спросил я.

– Нет, не белая горячка. Я узнал об этом позже… – Он затянулся сигаретой, запустив пальцы глубоко в волосы. – А впрочем, теперь это уже не имеет значения. – Он поднялся на ноги. – Мы уже почти на месте, верно?

Судно продвигалось очень медленно. Мимо скользнули ворота шлюза. По палубе над головой застучали ботинки, заработал вспомогательный двигатель.

– Кажется, мы входим в бухту, – заметил я.

– Хорошо тебе, – вздохнул он. – История с «Мэри Дир» тебя больше не касается. – Он начал нервно мерять шагами каюту. – Господи! Лучше бы я пошел на дно вместе с судном.

Я изумленно смотрел на него.

– Так значит, это правда… Вы действительно приказали экипажу сесть в шлюпки и покинуть судно. Этот рассказ о том, как вас ударили…

Он обернулся ко мне, побагровев от ярости.

– Разумеется, я ничего подобного им не приказывал. Но если они будут стоять на своем… – Он подошел ко второму иллюминатору и уставился на хмурый день и серое море.

– Но зачем им это нужно? – спросил я. – Если это неправда…

– При чем тут правда? – Он рассерженно посмотрел на меня. – Эти ублюдки запаниковали. А теперь они утверждают, что это я приказал им покинуть судно, чтобы хоть как-то прикрыть собственные задницы. Это просто толпа трусов, но они будут держаться друг за друга. Вот посмотришь. Когда дело дойдет до официального расследования… – Он едва заметно пожал плечами. – Я через все это уже проходил. – Он произнес это медленно, как будто разговаривал сам с собой. Повернув голову, он смотрел на пустырь с ржавыми железнодорожными вагонетками. Он пробормотал еще что-то о чудовищном совпадении, но тут где-то хлопнула дверь и раздались голоса. До нас доносились отдельные фразы разговора между людьми, говорившими по-английски и по-французски. Пэтч резко развернулся, не сводя взгляда с двери, и добавил: – Ты, разумеется, ограничишься заявлением о причинах своего присутствия на борту «Мэри Дир». – Он говорил быстро и возбужденно. – Ты находился там на положении пассажира, и любые комментарии…

Дверь открылась. Пэтч смотрел на вошедших людей, обернувшись к ним вполоборота. Их было трое – капитан Фрейзер и два французских чиновника. Улыбки, поклоны, поток французской речи. Затем тот, который был пониже, перешел на английский.

– Мне очень жаль, monsieur le Capitaine, у меня для вас плохие новости. Полчаса назад я услышал по радио, что на берег Лезье выбросило тела и обломки шлюпок.

– С «Мэри Дир»? – уточнил Пэтч.

– Mais oui [5]5
  Ну да ( фр.).


[Закрыть]. – Он пожал плечами. – Дежурные на маяке Лезье их не опознали, но ваш пароход – единственное судно, потерпевшее крушение у наших берегов.

– Лезье – это остров, расположенный к северу от Иль-де-Бреа, – вмешался Фрейзер. – Это миль сорок к западу отсюда.

– Я это знаю. – Пэтч сделал шаг к чиновнику. – Среди тех, кто добрался до берега, был человек по фамилии Хиггинс?

Офицер пожал плечами.

– Я не знаю. Официального списка тех, кто спасся, еще нет. – Он заколебался. – Monsieur le Capitaine, если бы вы прошли со мной в Бюро, это мне очень помогло бы. И так было бы проще. Сами понимаете, формальности…

Он произнес это извиняющимся тоном, но было ясно, что он уже принял решение.

– Конечно, – ответил Пэтч, хотя я видел, что это ему не понравилось.

Он быстро перевел взгляд с одного француза на другого, а затем пересек комнату и, пройдя между ними, остановился у двери.

Чиновник повернулся, чтобы идти за ним, но тут же остановился и повернулся ко мне.

– Monsieur Сэндс? – спросил он.

Я кивнул.

– Насколько я понял, ваше судно ожидает вас в Питер-Порте. Если вы ответите на вопросы моего друга и дадите ему свой английский адрес, то не думаю, что вы нам еще понадобитесь. – Он тепло и дружески улыбнулся. – Bon voyage, mon ami [6]6
  Счастливого пути, мой друг ( фр.).


[Закрыть].

– Au revoir, monsieur, – ответил я. – Et merci, mille fois [7]7
  До свидания, месье. Премного вам благодарен ( фр.).


[Закрыть].

Его помощник записал мои данные, задал несколько вопросов и тоже ушел, оставив меня одного. Я сидел на стуле в состоянии, близком к коме. Мне казалась далекой и нереальной суета спускающихся на пристань пассажиров. Должно быть, я задремал, потому что уже в следующее мгновение меня затряс за плечо стюард.

– Прошу прощения, сэр. Мне жаль вас будить, но я привел мисс Таггарт. Приказ капитана, сэр.

У самой двери стояла невысокая миниатюрная девушка. Проникающий в иллюминатор свет играл на ее волосах, так же, как и на снимке.

– Вы, наверное, мистер Сэндс?

Я кивнул и встал со стула.

– Вам нужен капитан Пэтч.

Я начал объяснять, что он сошел на берег, но она меня перебила.

– Прошу вас, скажите, что случилось с моим отцом?

Я не знал, что ей ответить. На этот вопрос должен был отвечать Пэтч, а не я.

– Капитан Пэтч скоро вернется, – пробормотал я.

– Был ли мой отец на борту «Мэри Дир», когда вы туда попали?

Она стояла передо мной, такая похожая на мальчика, держа спину очень прямо и явно вознамерившись добиться своего.

– Нет, – ответил я.

Она медленно переваривала мой ответ, пристально глядя мне в глаза. Взгляд ее больших серых глаз, в которых мелькали зеленоватые искры, казался удивленным.

– Судном командовал капитан Пэтч?

Я кивнул. Она долго смотрела на меня, и ее нижняя губа подрагивала.

– Мой отец ни за что не покинул бы судно. – Она произнесла это очень тихо, и я понял, что она уже все поняла и собирается с духом, чтобы услышать правду. – Он умер? – наконец спросила она.

– Да, – ответил я.

Она приняла это спокойно, с сухими глазами и вздернутым подбородком.

– Какова причина смерти?

Она пыталась держаться официально и безлично, но, когда я промедлил с ответом, она вдруг порывисто и очень по-женски подошла ко мне.

– Прошу вас, я должна знать, что случилось. Как он умер? Он заболел?

– Кажется, он умер от сердечного приступа, – произнес я и добавил: – Вы должны понять, мисс Таггарт, что меня там не было. Я говорю вам только то, что слышал от капитана Пэтча.

– Когда это произошло?

– В начале этого месяца.

– А откуда взялся капитан Пэтч?

– Он был первым помощником.

Она нахмурилась.

– Отец о нем не говорил. Он писал мне из Сингапура и Рангуна, и единственными офицерами, которых он упоминал, были Райс и Адамс, и еще один человек по фамилии Хиггинс.

– Пэтч взошел на борт в Адене.

– В Адене? – Она покачала головой, кутаясь в пальто, как будто ей было холодно. – Отец всегда писал мне из каждого порта, в который заходил. Я получала письма из всех портов мира. – Она помолчала и добавила: – Но я не получила письма из Адена. – На ее глаза навернулись слезы, и она отвернулась в поисках стула. Я не сдвинулся с места, и спустя мгновение она произнесла: – Простите. Это от шока. – Она подняла на меня глаза, даже не вытерев слезы. – Папа постоянно был в плавании. Я не понимаю, почему мне так больно. Я не видела его пять лет. – Но она тут же поспешила заверить: – Но он был таким замечательным человеком. Теперь я это знаю. Видите ли, моя мама умерла… – Она немного поколебалась, прежде чем продолжить. – Он все время собирался вернуться в Англию, чтобы повидаться со мной. Но все как-то не складывалось. На этот раз он пообещал. Вот почему мне так трудно с этим смириться. Он должен был вернуться. А теперь…

У нее перехватило дыхание, и она прикусила предательски задрожавшую губу.

– Может, выпьете чаю? – предложил я.

Она кивнула. Вытащив платок, она отвернулась в сторону. Я стоял, глядел на нее и не знал, что предпринять, но чувствовал, что должен что-то сделать. Так ничего и не придумав, я отправился к стюарду. Чтобы дать ей время взять себя в руки, я обождал, пока он заварит чай, и сам принес его девушке. Она уже успокоилась, и, хотя ее личико по-прежнему оставалось бледным и заострившимся, к ней вернулась часть той живости, которой она лучилась на фотографии. Она начала задавать мне вопросы, и, чтобы отвлечь ее от мыслей о смерти отца, я стал рассказывать ей о том, что произошло после того, как я поднялся на борт «Мэри Дир».

Тут вошел Пэтч. Вначале он ее не заметил.

– Я должен уехать, – произнес он. – Из моря выловили двенадцать тел, и мне предстоит их опознать. – В его суровом голосе явственно слышалась тревога, отражавшаяся и в его глазах. – Райс погиб. Он был единственным, на кого я мог положиться…

– Это мисс Таггарт, – произнес я.

Он замолчал, глядя на нее. Он не сразу ее узнал. Его мысли были заняты его собственными проблемами, и потребовалось несколько секунд, чтобы он понял, кто перед ним находится. Но его лицо тут же смягчилось, и он нерешительно и взволнованно подошел к ней.

– Ну конечно. Ваше лицо… – Он замолчал, как будто не зная, что сказать. – Ваше фото. Оно стояло там, на столе. Я его не убирал. – Он продолжал, как зачарованный, смотреть на нее. – Вы были рядом в самые трудные минуты, – пробормотал он так тихо, как будто обращался не к ней, а разговаривал сам с собой.