Текст книги "Дом призрачных лиц"

Автор книги: Хелен Вестон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава восьмая

На следующий день молчаливая печальная процессия вышла из дома и медленно двинулась к кладбищу, где суждено было отныне покоиться праху Мирабел. Отпевание, на котором, помимо домашних, были лишь Сара с Эдвином, получилось недолгим. Сара принесла ранние цветы; Тео привез несколько букетов из Нового Орлеана, чтобы хоть похороны не выглядели убого.

Бесс то и дело подносила к глазам мокрый от слез платок, и казалось, вот-вот упадет в обморок. Алвина выглядела опустошенной и безучастной ко всему происходящему, но, как и в тот день, когда они с Тео ходили на могилу Айды, я невольно отметила, что траур идет ее скорбным чертам. От лица Карлы исходил пронизывающий холод, словно не стылые воды моря, а присутствие этой женщины рождало резкий, порывистый ветер, проносившийся над поместьем. Старый Мэртсон остался дома – вчерашние странствия с ружьем обернулись для него простудой.

…Когда последний слой цемента вокруг надгробия был разглажен, все, один за другим, двинулись в обратный путь. Мы с Тео ушли последними. Я давно не видела Тео в таком настроении – он был одновременно мрачен, потрясен и растерян…

Каким-то странным образом случилось так, что именно на следующий день после похорон все вдруг стали спешно готовиться к Марди-грас. Для меня это было началом самого хлопотного периода в моей жизни. Прежде всего, мне необходимо было новое праздничное платье. Когда Сара спросила меня, желаю ли я, чтобы пошивом бального наряда занялась она, я готова была ее расцеловать. Ее мастерство и вкус не подлежали сомнению: Сара в противоположность Алвине и Бесс любила принарядиться и все платья шила себе сама. Теперь у меня была подруга, готовая помочь и, кроме того, посвятить во все тайны Марди-грас. И я тут же позабыла все свои страхи, думая только о том, что меня ждет день, полный незабываемых впечатлений.

Вспоминая эти дни, я понимаю, что, окунувшись в пучину предпраздничных хлопот, я пыталась отвлечься от воспоминаний о страшном несчастье, постигшем Мирабел. Мне некому было даже сообщить о том, где она похоронена: Мирабел как-то рассказывала мне, что ее тетушка, у которой она жила последние годы, не так давно скончалась, и теперь у нее совсем не осталось родни. «Впрочем, – говорила Мирабел, – на сегодняшний день я вполне устроена; а о будущем стану думать, когда узнаю все о судьбе своей сестры». Бедняжка, она так и осталась в неведении.

Я чувствовала себя виноватой перед девушкой за то, что стремилась не думать о ней, но иначе мне грозило помутнение рассудка, подобное тому, какое – как мне казалось – постигло Бесс. Она уединилась в своей комнате, и даже строгая Алвина не могла убедить ее выйти хоть на несколько минут. Часто, проходя по коридору, я слышала, как Бесс приглушенно рыдает; когда я стучала к ней, в ответ раздавалось лишь сдавленное: «Подите прочь!»

На Алвину гибель Мирабел подействовала совершенно иным образом. Она стала несколько суше и холоднее; о случившемся почти никогда не говорила, если и упоминала, то вскользь и только затем, чтобы посетовать: отныне у местных сплетников есть пища для новых домыслов. В разговоре с ней я как-то предположила, что Мирабел повторила судьбу своей сестры, но Алвине, похоже, претила сама мысль об этом – столь бурной была ее реакция на мои слова.

Как ни гнала я все мысли, связанные с гибелью Мирабел, мне это удавалось далеко не всегда. Я не могла забыть, что, когда мы с Тео встретили в тот вечер старого Мэртсона, его одежда была насквозь промокшей. А еще я то и дело вспоминала попону коня Сары Ситон, пропитанную речной водой. В то же время, несмотря на вздорный характер старика и явное неравнодушие Сары к моему супругу, я не могла всерьез предположить, что кто-нибудь из них способен на ужасное злодеяние.

Говорить или не говорить об этом с Тео, было вопросом совести, но сообщить обо всем шерифу я была обязана; однако и тут меня одолевали сомнения: Тео, я точно знала, ничего ему не сказал. С другой стороны, Тео в тот вечер просто не подходил к загону, в котором стоял конь Сары, и сейчас ни о чем не подозревал… А если, он все видел, но скрывает, что это значит? Омут безответных мыслей затягивал меня все глубже, и я ухватилась за предстоящий бал, как за спасительную соломинку.

В первую же нашу поездку в Новый Орлеан Сара отвела меня в мастерскую белошвейки, где с меня сняли мерку. С тех пор мы часто бывали в городе, присматривая материал для платьев и множество необходимых мелочей для отделки. Что касается предложения Карлы, я не нашла возможным им воспользоваться – ее недружелюбное, хоть и не враждебное отношение ко мне делало ситуацию двусмысленной. Я не исключала, что придет день, когда Карла переменится ко мне, но пока этот день не наступил.

Если ужас той ночи, когда погибла Мирабел, все меньше угнетал меня, то я должна благодарить за это Сару. Она представила меня в лучших домах Нового Орлеана, и везде я была принята с благосклонностью. Как-то раз нас пригласили посмотреть, как изготавливают комические фигуры и платформы для карнавала. Я нашла огромных кукол и рисунки на платформах презабавными, хотя некоторые из них, несомненно, предназначались для того, чтобы вогнать в краску кое-кого из наших генералов. Впрочем, они показались мне настолько безобидно-смешными, что генералы, у которых все еще не иссякло великодушие победителей, не должны были серьезно оскорбиться.

Так шли дни. Тео по-прежнему с утра до вечера был занят обустройством плантаций. Жизнь выбрала для своего течения прямое, пологое русло; и хотя воспоминания о страшном конце Мирабел были по-прежнему со мной, боль, которую они причиняли, с каждым днем становилась все менее острой. Теперь я больше думала о том, как ближе сойтись с Алвиной и Бесс. Мои старания, судя по всему, приносили плоды: Бесс, неожиданно для всех, стряхнула с себя оцепенение, и ее затворничество кончилось так же внезапно, как и началось. Даже Карла, похоже, сменила гнев на милость. В усадьбу Мэртсонов стал часто наведываться Эдвин и однажды сделал-таки попытку за мной поухаживать, но мой отпор вмиг охладил его пыл. Что до его сестры, то благодаря ее бескорыстной помощи в подготовке к балу мы сделались лучшими подругами, и я больше не вспоминала о том, что видела у нее на конюшне злосчастным вечером.

Не слышала я также ни намека о претензиях Ситонов на собственность соседей. Очевидно, старый Мэртсон все выдумал или, по меньшей мере, изрядно преувеличил. У Ситонов едва хватало сил и времени, чтобы управиться с собственной плантацией.

И вот за четыре дня до Марди-грас мое платье было готово. Сара приехала завершить отделку, и, когда работа была закончена, мы позвали Алвину, Бесс и Карлу.

Алвина была в восхищении. Бесс отчего-то расплакалась, но потом, успокоившись, объявила, что это были слезы радости за меня. Она стала еще более непредсказуема, чем раньше: взрывы бурной радости поминутно чередовались с приступами глубочайшего уныния. Карла оценила работу взглядом опытного мастера и одобрительно кивнула; на ее губах промелькнула улыбка истинного удовлетворения. Она ничего не сказала, но ее молчание было дороже восхищенных слов Алвины. Неразговорчивость вообще шла экономке больше, чем многозначительные слова, претендующие стать пророческими. Она больше не говорила со мной о якобы грозящей мне смертельной опасности. То ли она отчаялась убедить меня, то ли сама поняла: после гибели Мирабел все ее теории по поводу проклятия рода Мэртсонов рассыпались в прах. Более того – ее расположение духа в последнее время переменилось к лучшему.

Бальное платье совершенно покорило меня своей невероятной красотой. Белый цвет всегда был мне к лицу, но впервые в жизни мой наряд был столь красив и столь дорог.

С радостным замиранием сердца, таким естественным для молодой женщины, я рассматривала это чудо портняжного искусства: белоснежное платье из легкого шелка и тюля, с необычайно изысканной отделкой, которая очень красила декольте. Я решила, что особенно мудрствовать ни к чему – пусть волосы свободно ниспадают на спину, а наряд дополнит тиара. Увидев себя в зеркале, я от души рассмеялась: очень уж разительный был контраст между моим новым туалетом и халатом санитарки – тоже белым, – который я проносила всю войну.

В последнее время с легкой руки Алвины семья стала собираться за столом незадолго перед тем, как отойти ко сну. В это время подавали кофе (разумеется, с цикорием: я успела так привыкнуть к нему, что даже полюбила его специфический вкус) и несколько небольших сандвичей. Однако в пятницу, проведя целый день на ногах – пришлось то в десятый раз прохаживаться, демонстрируя, как хорошо сидит платье, то терпеливо стоять, дожидаясь, пока Сара поправит отделку, – я почувствовала себя настолько разбитой, что чуть не заснула прямо за столом.

В тот вечер мне предстояло отправиться спать одной. Тео занимал высокий пост в комитете, отвечавшем за подготовку к празднику, и теперь, когда до Марди-грас оставались считанные дни, он должен был находиться в Новом Орлеане почти постоянно. Часто ему приходилось оставаться там допоздна и ночевать в гостинице. Поначалу тьма и одиночество вызывали во мне воспоминания о гибели Мирабел, но вскоре я привыкла спать одна, и ночные духи ушли – теперь, казалось, навсегда.

У меня только и хватило сил, чтобы добраться до постели. Едва коснувшись мягкой подушки, я забылась крепким сном без сновидений.

Среди ночи мне вдруг стало холодно, и я, нехотя освобождаясь из цепких объятий сна, сделала движение, чтобы натянуть одеяло повыше. Но мои руки не нащупали его. Более того они не слушались меня – все тело было словно сковано параличом. Единственное ощущение, которое я испытывала, было странное покачивание, подобное тому, к какому мне так трудно было привыкнуть во время путешествия по Миссисипи. Меж тем холод становился невыносимым. Даже постель показалась мне не теплее – да и не мягче – камня.

Я не в силах была издать даже крика, когда осознала, что на этот раз нечто непостижимо страшное, чего я с таким страхом ждала, все-таки случилось. Самые ужасные моменты моей жизни померкли перед тем, что мне пришлось испытать в эту минуту.

Сделав нечеловеческое усилие, я сумела подняться и открыть глаза – но ничего не увидела, кроме непроницаемой темноты. Однако постепенно стали различимы странной формы тени, окружившие меня. Я потянулась за свечой – но вместо прикроватного столика мои пальцы нащупали лишь воздух. Я обернулась, и это резкое движение окончательно развеяло туман, окутавший мое сознание. Только сейчас я поняла, что нахожусь не в своей комнате и даже не в доме. Я лежала на голой холодной земле. Пытаясь подняться, я протянула руку в поисках опоры и нашла ладонью неровную цементную поверхность. Присмотревшись, я чуть вновь не рухнула наземь от поразившего меня ужаса. Так вот что за странные тени обступили меня! Каким-то непостижимым образом я оказалась на фамильном кладбище Мэртсонов в окружении десятков мрачных надгробий.

Сама ли я пришла сюда во сне или кто-то перенес меня сюда – этот вопрос я задала себе гораздо позже. Сейчас же, пораженная случившимся, я, казалось, потеряла способность мыслить и понимать.

Вскоре зрение настолько привыкло к темноте, что я смогла рассмотреть букет цветов – тот самый, который я накануне положила у изголовья могилы Мирабел…

И вдруг мой взгляд остановился на узкой яме прямо передо мной. Это была совсем свежая могила, готовая принять тело, – вчера ее еще не было здесь.

Я попятилась и наткнулась спиной на другое надгробие. Резко обернувшись, я увидела надпись на камне: «Айда Мэртсон». «Значит, свежая могила предназначена для меня», – подумала я, и дикий вопль вырвался из моей груди.

Я попыталась бежать – и тут же заблудилась среди темных надгробий. Приступ непреодолимого страха вновь сковал мои члены, и теперь я стояла посреди кладбища, отчаянно дрожа от ночного холода, для которого тонкая материя рубашки не могла послужить даже ничтожной преградой.

Но стоять было нельзя – неведомые злодеи, расправившиеся с Айдой, Роуз и Мирабел, теперь занялись мною. Меня принесли сюда, чтобы похоронить заживо, и, если я буду медлить, они придут и довершат начатое. Разбивая голые ступни о камни, я снова бросилась вперед и вдруг каким-то чудом оказалась у железной ограды кладбища и сумела быстро перелезть через нее. Теперь нужно было взять себя в руки и определить, с какой стороны находится дом. Когда это удалось, я вновь побежала что было сил, поминутно оборачиваясь: казалось, что кто-то преследует меня. Страх оживлял каждый куст, каждую тень.

Громада дома была погружена во мрак, но вскоре в одном из окон блеснул огонек – кто-то, разбуженный моими криками, зажег свечу.

Когда я подбежала к крыльцу, на пороге появилась Алвина. Заботливо обняв за плечи, она повела меня в дом, где я, оказавшись под защитой стен, смогла наконец перевести дух.

– Что случилось, Нэнси? – испуганно спросила Алвина. – В такой поздний час – в одной ночной рубашке… Господи, да она же изодрана в клочья! Ты вся заледенела, бедняжка…

– Я не знаю, как объяснить то, что произошло, – проговорила я заплетающимся языком. – Я заснула у себя в комнате, а проснулась среди могил на кладбище. Непонятно, как я туда попала, но это было ужасно… Там была открытая могильная яма… по-моему, ее приготовили для меня. Что же мне делать? Я этого не вынесу!

– Успокойся, – сказала Алвина, – все спят, и это даже к лучшему. Давай-ка для начала попытаемся разобраться, что случилось, прежде чем расскажем об этом остальным. А пока пойдем в комнату – наденешь что-нибудь: у тебя руки холодные как лед.

Мы поднялись наверх, где Алвина сначала набросила на мои плечи теплый плащ, а затем, когда я села в кресло, тщательно закутала меня в покрывало. Она зажгла все свечи, и вскоре уютный свет и шерстяное покрывало вернули мне некоторую степень покоя. Я осмотрелась и с удивлением заметила, что моя постель аккуратно заправлена. Неужели я сама сделала это во сне, прежде чем выйти навстречу жуткому ночному приключению?

Внезапно Алвина остановилась посреди комнаты и потянула носом воздух. Постепенно и я начала чувствовать, что комната наполнена странным сладковато-дурманящим запахом.

– Пахнет так, словно здесь раскуривали фимиам. С чего бы это? – спросила Алвина.

– Не знаю. Я никогда не пользовалась ничем подобным.

– Значит, кто-то побывал здесь и курил фимиам – или что-нибудь другое с похожим запахом. Ты чувствуешь запах, Нэнси?

– Да, чувствую, но даже не представляю, что это может быть.

– И я не вижу ничего, что могло бы издавать такой запах… Нэнси, неужели ты совсем не помнишь, как попала на кладбище?

– Совершенно! Я очнулась от глубокого сна и почувствовала страшный холод. Потом обнаружила, что лежу на земле, увидела вокруг множество могил и поняла, что нахожусь на кладбище. Алвина, во имя всего святого, что творится в этом доме?

– Не знаю. Мне кажется, кто-то жег здесь некое благовоние, возможно восточное, или… Постой! Ведь у нас в Луизиане множество колдовских сект! При совершении своих варварских ритуалов они сжигают смесь из трав и специй. Неужели… Нет, я не могу обвинить человека, основываясь на одних лишь догадках.

– Ты имеешь в виду Карлу, не так ли?

– Колдовство очень распространено на ее родине, но ведь Карла живет здесь уже много лет, и я ни разу не замечала, чтобы она посещала сборища сектантов или молилась одному из их идолов – или как они называются? Не могу поверить, чтобы Карла способна была совершить над тобой такое…

– Но кто-то ведь сделал это, – возразила я. – Оставил меня лежать на земле, надеясь, что я умру от холода или от ужаса, если вдруг проснусь. Они почти не ошиблись. На несколько мгновений я действительно лишилась рассудка. Сама удивляюсь, как у меня не разорвалось сердце.

– Я останусь с тобой до возвращения Тео, – сказала Алвина. – Не только потому, что мне не хотелось бы оставлять тебя одну, – я сама напугана не меньше. Признаюсь, с того самого дня, как погибла Айда, я не могу избавиться от ощущения, что наш дом проклят. За шесть лет – столько жертв: Айда, Роуз (боюсь, она так и не будет найдена), трое моих братьев – Роберт, Джефф и Эймс, наконец, наш отец… Ты можешь возразить, что мужчины погибли на войне, – но со многих ли семейств война собрала такую дань? Нет, Нэнси, это все неспроста. Здесь чувствуется действие необычайно злой воли – настолько сильной, что она не может исходить от человека.

Испуганный шепот Алвины становился все громче, и теперь уже мне пришлось ее успокаивать. Но она все же не выдержала и залилась горькими слезами, оплакивая погибших родных.

Воистину, утешая другого, утешаешься сам. Ко мне настолько вернулось самообладание, что я решила подняться и осмотреть комнату. Но странный запах выветрился раньше, чем я успела найти его источник.

По здравом размышлении я порадовалась тому, что не разбудила криком весь дом. После гибели Мирабел часть прислуги немедленно рассчиталась, оставшаяся же пребывала в таком страхе, что любое тревожное событие могло бы заставить их бежать без оглядки. Остаться без прислуги накануне Марди-грас, будучи приглашенными на множество званых вечеров, означало катастрофу.

Наконец Алвина взяла себя в руки и тут же стала настаивать, что мне нужно хорошенько выспаться после пережитых волнений. В присутствии Алвины мне нечего было бояться, и я с радостью последовала ее совету.

Когда я проснулась утром, она уже ушла. Я оделась и спустилась в гостиную. Там за столом сидел Тео – небритый, с глазами, налитыми кровью от усталости, в измятом и пыльном дорожном костюме.

– Доброе утро, – буркнул он раздраженно, будто ему было неприятно, что я подошла.

– А я не знала, что ты уже вернулся, – сказала я, сделав вид, что не заметила его тона.

– Только что приехал, устал как собака. До самой ночи возился с этими проклятыми платформами. Те, кто их соорудил, зашли слишком далеко в своем желании высмеять генерала Батлера. Я решил воспрепятствовать этому, и они согласились внести в роспись изменения, если я стану заниматься этим сам… Ты прекрасно выглядишь, дорогая.

– Я ужасно выгляжу, – покачала я головой. – Как я могу прекрасно выглядеть после того, что случилось ночью? Я заснула в постели, а проснулась на кладбище. Если бы я полежала еще немного в ночной рубашке на голой земле, не миновать бы мне воспаления легких.

– На кладбище?! – воскликнул он, изумленно воззрившись на меня. – Как это могло случиться?

– Не знаю… Точнее, догадываюсь, но я не уверена. Понимаешь, Алвина почувствовала, что в нашей комнате кто-то курил благовония, и она предположила, что это было частью колдовского ритуала.

– Я вижу, в своих безумных подозрениях Алвина уже превзошла Бесс и Карлу, вместе взятых, – с усмешкой заметил Тео. – Я знаю, ты подозреваешь Карлу, но…

– Я никого не обвиняю. Это предположение Алвины, а не мое.

– Ну да, она, конечно, знает, что к чему, – протянул Тео многозначительно. – Пойми, Нэнси, все, что с тобой происходит, – результат постоянного напряжения, в котором ты пребываешь с момента гибели Мирабел. Несколько ночей ты спала очень беспокойно, и вот к чему это привело – ты начала ходить во сне.

– Я не понимаю, как…

– Подумай сама – кто мог тебя туда затащить? И зачем? Если тебя хотели убить, то почему этого не сделали? Выходит, убийцы смилостивились над тобой. К чему нести на кладбище, если можно тихо убить в постели? Это куда проще.

Я растерянно покачала головой, пораженная его резкостью, и сначала даже не нашлась что ответить.

– Все было так, как я рассказала. За мной никогда не замечали склонности к лунатизму. Дело не в этом, Тео, а в том, что кому-то необходимо выдворить меня из усадьбы Мэртсонов. Попытки становятся все настойчивее.

Он аккуратно поставил свою чашку на стол и многозначительно изрек:

– Наверное, было ошибкой привозить тебя сюда. Быть может, это ошибка с начала до конца – наша женитьба и все остальное.

– Видит Бог, не я виновата в том, что теперь кажется ошибкой, – дрожащим голосом проговорила я.

– Послушай, давай поговорим спокойно. Я не собираюсь утверждать, что женился не по любви. Но в последнее время жалею, что привез тебя в этот дом. Потому что… Наверное, ты права, и тебе в самом деле угрожает смертельная опасность. Лучше тебе и вправду уехать и подождать, пока все уляжется.

– Но ведь послезавтра Марди-грас! Мое бальное платье уже готово. Я так ждала этого дня!

– Не беспокойся – сотни молодых девушек будут счастливы занять твое место. Наверняка одной из них платье придется впору.

Я была буквально взбешена его словами.

– Не так-то просто меня запугать! – воскликнула я с вызовом. – Никуда я не уеду и никто – слышишь? – никто другой не наденет мое платье!

Тео смял салфетку и швырнул ее на стол.

– Поступай, как знаешь! – бросил он. – Сегодня вечером меня не жди, я буду спать в каретном сарае.

Он поднялся и вышел, хлопнув дверью, не удосужась даже сменить дорожную одежду.

Мое потрясение было столь велико, что я не нашла в себе сил подняться… В последнее время Тео переменился ко мне до неузнаваемости. Он утверждал, что по-прежнему любит меня, и вместе с тем гневался за то, что я не желала уезжать!

Через мгновение после того, как ушел Тео, в столовой появилась Карла и принялась не спеша убирать посуду. Конечно, она, как всегда, подслушивала. Видя, что она не делает тайны из своей бесцеремонности, я тоже решила не раздумывать долго над формой, в которую облеку свой вопрос.

– Карла, вам что-нибудь известно о колдовских ритуалах? – спросила я без обиняков.

– Не больше, чем вам, мэм. Мои родители были ревностными католиками, я воспитана в лоне церкви, и люди, верящие в колдовство, равно как и их обряды, мне совершенно чужды.

– Благодарю вас, – сказала я, не зная, верить ли ее словам.

– Простите, а почему у вас возник такой странный вопрос? – осведомилась она с подчеркнутой вежливостью.

– Видите ли, мне показалось, что я испытала на себе действие какого-то странного вещества, которое, испаряясь, вызывает галлюцинации.

– Я слышала, что подобное вещество действительно существует, – подтвердила она, поднимая стопку тарелок. – Если вы пожелаете, я могла бы узнать…

– Не стоит беспокоиться, мне достаточно того, что вы уже рассказали.

Она удалилась на кухню.

Оставшись одна, я вновь попыталась сосредоточиться на своем любимом кофе, но минуту спустя в столовую ворвалась Бесс. Она была не похожа на себя – в халате, небрежно наброшенном на ночную рубашку, со всклокоченными волосами. Бесс уселась за стол и принялась уписывать пирожные, не дожидаясь кофе и обычного в это время горячего блюда.

– Мне теперь все равно, – заявила она, не переставая жевать.

– Что ты имеешь в виду, Бесс?

– Мне все равно, как я выгляжу. Какая разница? Все равно меня не пригласили. Я уже стара для того, чтобы надевать белое бальное платье.

Она впервые поделилась со мной горькой обидой в ее жизни. Чем я могла ее утешить?

– Если бы не война, ты попала бы на бал одной из первых. Ты достойна этой чести, но тебе просто не повезло, – сказала я.

– Какая разница, в чем причина! – отмахнулась она, жуя огромный кусок бисквита, намазанного маслом. – Главное – теперь незачем рядиться в модные одежды, следить за фигурой… Кстати, не больно-то радуйся, что получила приглашение, – ничего хорошего это тебе не сулит.

– Бесс, о чем ты? О Боже, если ты в обиде на меня, я откажусь…

– Никто не вправе отказываться, если ему приказали явиться на бал. В конце концов, какое мне дело! Возможно, тебе этот праздник принесет счастье. Только не давай своим мечтам вознести себя слишком высоко. Ты очень милая девушка, Нэнси, и я желаю тебе только добра, а потому запомни мой совет.

Меня вновь начал не на шутку беспокоить ее тон.

– Я не могу понять, о чем ты говоришь, – пожала я плечами. – Скажи прямо.

Ее большие голубые глаза посмотрели на меня ласково-снисходительно.

– Если ты не догадываешься сама, то лучше я промолчу. Оставайся в блаженном неведении.

Я подбежала к ней и стала трясти за плечи – мне показалось, что к ней возвращается помешательство.

– Ты хочешь сказать, что мое замужество было ошибкой? – вскричала я.

– О Боже, как ты наивна! – усмехнулась она, освобождаясь из моих рук. – А я думала, хитрые янки всегда быстро разбираются, что к чему. Мы, южанки, несколько глуповаты, в том повинен наш образ жизни, но ведь ты северянка…

– Намекаешь на то, что Тео встречается с Сарой? Скажи, не мучай меня!

– Ты совсем выжила из ума, милочка! – возмутилась Бесс. – Как ты могла предположить, что я способна сочинять сплетни о собственном брате?

Я поднялась и быстро вышла прочь. Слова Бесс привели меня в смятение. Тео сам сказал мне недавно, что снял на месяц комнату в одной из гостиниц Нового Орлеана на случай, если подготовка к Марди-грас не позволит ему отлучиться из города. Тогда я не увидела в этом ничего подозрительного, но сейчас этот факт предстал для меня в новом свете. Как холоден и зол был он сегодня утром! Неужели причиной тому – тайные свидания с Сарой? Я гнала от себя эту мучительную, безумную мысль – но тщетно. Прежде подобное просто не пришло бы мне в голову – я никогда не подвергала сомнению верность Тео, и он, в свою очередь, не сомневался в том, что я верна ему, а теперь…

Весь день меня бросало то в жар, то в холод. Так не могло долго продолжаться. Необходимо было выяснить, правда это, или ложь. Если вдруг откроется, что Тео проводил ночи в Новом Орлеане с Сарой или с кем-нибудь еще, я не задержусь в усадьбе Мэртсонов ни на секунду. Я не могла бы жить с человеком, который меня не любит. И самое ужасное состояло в том, что возможная измена Тео могла сразу объяснить все происшедшее: Мирабел каким-то образом узнала, что мой муж мне не верен, и он избрал единственный, вполне надежный способ заставить ее замолчать. А затем он начал вновь запугивать меня, мечтая о том, когда я наконец уберусь из его дома.

Я исполнилась решимости узнать обо всем как можно скорее, еще до Марди-грас, а лучше – сегодня же.