Текст книги "Дом призрачных лиц"

Автор книги: Хелен Вестон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Глава вторая

На многие мили вдоль берега протянулись причалы. Все суда, какие только можно было себе вообразить, выстроились у пирсов. С широких и плоских барж сгружали скот – лошадей и мулов, привезенных из Кентукки и с верховьев Миссисипи. Иностранные флаги реяли на мачтах огромных роскошных пароходов. А рядом теснились речные баржи, тяжело груженные хлопком и табаком, готовые к долгому неспешному путешествию вверх по великой реке. На оправившемся от военного разорения Юге вновь оживала торговля.

Снова вернулись к своим мирным занятиям плантаторы, сменив военные мундиры на привычные щегольские наряды, а фуражки и кепи – на традиционные широкополые шляпы.

Наблюдателю, возможно, даже могло показаться, что война обошла этот край стороной, если бы его взгляд тут же не отмечал необычайное множество людей с Севера: солдаты и офицеры Союзной армии, толпы торговцев – в черных пальто, застегнутых на все пуговицы, и перчатках, несмотря на удушающую жару.

Мы вышли на широкую площадь. Она была окружена добротными домами из саманного и красного кирпича, выкрашенными в веселые цвета. Каждый из домов имел длинный балкон с коваными железными перилами и ворота, ведущие во внутренний дворик с садом. Между домами на цепях были подвешены фонари, освещавшие площадь в темное время суток.

Но более всего меня впечатлило столпотворение лошадей, телег, вагончиков и экипажей самых разных размеров. Площадь показалась мне самым оживленным местом на земле. А сколько здесь было людей! И каждый из них был достоин того, чтобы обратить на себя внимание – особенно стройные, бронзовокожие креолки.

Здешние аристократы были совсем не похожи на завсегдатаев лучших домов Филадельфии – они держались, не в пример чопорным северянам, весело и непринужденно. Складывалось впечатление, что каждый человек стремился буквально вырвать у жизни все, чем она богата, наслаждаясь различными ее проявлениями. Пока я наблюдала за толпой на площади, а Тео, в сопровождении трех носильщиков с багажом, был занят поисками экипажа, который мог бы отвезти нас к усадьбе, подошел Эдвин Ситон. Он приветствовал меня глубоким поклоном и, протянув руку Тео, сказал:

– Твоя очаровательная супруга сообщила мне, что мы с тобой плывем на одном пароходе, но я не стал тебя беспокоить, узнав, что ты себя неважно чувствуешь. Рад видеть тебя снова, а еще больше рад, что ты, похоже, выкарабкался – выглядишь таким же крепким, как и раньше.

– Спасибо, – несколько сухо ответил Тео.

– Сара, моя сестра, должна быть где-то здесь, мы договорились, что она будет ждать меня с экипажем. Я думаю, в нем вполне хватит места для вас и вашего багажа. Если вы согласитесь, почту за честь.

– Весьма любезно с твоей стороны, – улыбнулся Тео. – Ловлю тебя на слове. До войны здесь без труда можно было найти свободный экипаж, а сейчас это кажется совершенно невозможным.

– Ничего удивительного. Все лошади, как ты знаешь, были конфискованы, а новых пока прибыло мало. Но скоро, я думаю, все станет на свои места. А вот и Сара! Она будет счастлива видеть тебя, равно как, – он загадочно улыбнулся мне, – и миссис Мэртсон. Для моей сестры это будет бо-о-ольшим сюрпризом.

Подкатил экипаж, которым управляла молодая женщина лет двадцати четырех. Я заметила, что приветливая улыбка на ее лице, приготовленная для брата, при виде Тео зажглась истинной радостью. Прежде чем кто-либо из мужчин успел подбежать, чтобы помочь ей сойти, она легко спрыгнула с козел и бросилась навстречу Тео. Ничтоже сумняшеся, она заключила его в объятия и поцеловала в губы. Лицо Тео залилось краской смущения, но я не могла не заметить, что подобное горячее приветствие было ему приятно. Я не нашла в этом ничего удивительного – Сара Ситон была весьма хороша собой. Стройная и высокая, ростом почти с Тео, она была к тому же обладательницей темно-каштановых волос, разделенных на прямой пробор и ниспадавших на плечи изящными локонами. Я с трудом сдержала поднимающееся в груди чувство ревности – нетрудно было представить, как легко мужчине утонуть в этих бездонных карих глазах. Я прочла в них нечто большее, чем просто дружескую симпатию к Тео.

В то же время бурную радость Сары можно было вполне логично объяснить тем, что она не ожидала увидеть Тео так скоро. Тем не менее, для меня было большим облегчением заметить, что, когда Тео удалось наконец освободиться от объятий Сары, лицо его не выражало ничего, кроме радости встречи со старым другом.

Зато слова приветствия, последовавшие за этим, как и подобает истинному джентльмену с Юга, были произнесены с почти нарочитой церемонностью:

– Сара! Какое счастье вновь видеть тебя! Позволю себе заметить, ты все так же ослепительно красива.

– Фи, какая бесстыдная лесть! – лукаво усмехнулась она, склонив голову и кокетливо глядя на него из-под полуопущенных ресниц.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю совершенно искренне, – сказал Тео в ответ. – И так же хорошо знаешь, что сказанное мною – правда. Несмотря на все, что тебе пришлось пережить, ты не утратила ни малейшей доли своего очарования.

– И ты ничуть не изменился, – сказала она с шутливой усмешкой. – Передо мной все тот же суровый и неприступный Тео.

– Но кое-кому удалось-таки победить мою суровость, – ответил он с хитрой улыбкой. – Вот, познакомься: это Нэнси, моя жена.

Он нежно обнял меня за плечи, и я почувствовала тепло, которое излучал его любящий взгляд.

– Дорогая, это мисс Сара Ситон, – отрекомендовал он. – Надеюсь, вы станете лучшими подругами.

– Рада познакомиться, – сказала я, приветливо улыбнувшись.

Возглас удивления, вырвавшийся у нее; колючий взгляд, обращенный ко мне; жесткие складки в уголках рта, секунду назад улыбавшегося Тео, красноречивее всяких слов сказали мне о том, какое впечатление произвели на нее слова Тео. Однако Сара сумела быстро овладеть собой и протянула мне руку. Я была особенно рада этому рукопожатию – ведь после всего, что рассказали мне Тео и ее брат, я ожидала, что Сара встретит меня с нескрываемой враждебностью.

– Миссис Мэртсон, прошу вас простить мне мое удивление… – начала она.

– Полагаю, будущую подругу лучше называть по имени, – сказал Тео. – А ты, Нэнси, не обращай внимания – Сара сгоряча может наговорить что угодно, однако не следует воспринимать ее слишком серьезно.

– …Тео, паршивец ты этакий, – проговорила Сара, словно и не слыша его. – Признавайся, где тебе удалось найти это прелестное создание? А я-то думала, что по возвращении ты женишься на мне.

– И вовсе ты так не думала, – возразил Тео, хотя было видно, что он польщен словами Сары. – Как вообще можно было подобное предположить?

– Вот, Нэнси, полюбуйтесь, какие низкие и коварные существа эти мужчины, – с притворным ужасом воскликнула девушка. – Добро пожаловать в Новый Орлеан, дорогая! И Бога ради, не гневайтесь на меня за то, что я устроила Тео, может быть, слишком горячий прием. Я влюбилась в него, будучи совсем маленькой девочкой, и, боюсь, уже ничего не смогу с собой поделать.

– Как я вас понимаю, Сара, – кивнула я, нисколько не шокированная ее откровением. Трудно было сказать с уверенностью, пыталась ли девушка обескуражить или хотя бы поддразнить меня либо она привыкла всегда и везде быть самой собой, не делая тайн из своих чувств. Я решила повременить с какими-либо заключениями, пока не узнаю Сару получше.

– Янки – подумать только! Страшно представить, что скажет твой дед, когда об этом узнает. Вполне возможно, он тут же выставит тебя за дверь.

– Сомневаюсь, – без обиды усмехнулся Тео. – Сейчас он нуждается во мне как никогда.

– Конечно. После того, как твои отец и братья погибли на этой страшной войне…

– Сара, может быть, хватит? – с плохо скрываемым раздражением одернул сестру Эдвин. – Мы едем, наконец, или нет? Нэнси и Тео устали после долгого путешествия. И я, представь, тоже.

Она стрельнула глазами от меня к Тео:

– Позволь, дорогой Тео, подслушать из соседней комнаты, как ты будешь представлять свою возлюбленную Нэнси старому Мэртсону!

– Сара, если ты не прекратишь свою глупую трескотню и не посадишь нас в экипаж, подарка из Мемфиса тебе не видать! – сказал Эдвин, на этот раз со всей серьезностью. – А Нэнси ты пытаешься задеть совершенно напрасно, только зря тратишь время. Ты имеешь дело с современной, прекрасно образованной молодой женщиной. И уж поверь мне, на каждую твою колкость она, если захочет, может отплатить тебе сторицей.

– О, Нэнси, я вовсе не желала тебя оскорбить! – воскликнула Сара, расширив глаза, словно моля о прощении. – Это от потрясения: я не ожидала увидеть Тео, да еще и в сопровождении молодой жены. Садитесь, я отвезу вас домой.

Я заметила, что, когда Сара наконец повела нас к экипажу, мужчины облегченно вздохнули. Я и сама была рада, что Эдвину удалось-таки усмирить свою сестру. Она показалась мне чрезмерно говорливой – впрочем, возможно, это в самом деле объяснялось нашим неожиданным появлением и еще долгими днями, проведенными в одиночестве.

Тео и я сели на заднее сиденье, а Сара с братом – впереди. Эдвин взял в руки поводья, и экипаж тронулся в путь.

– Не принимай слов Сары близко к сердцу, – тихо сказал мне Тео. – Мой дед в первую очередь – настоящий джентльмен, тебе не стоит его бояться.

– Конечно, – ответила я с беззаботным видом, хотя при этом нервно потирала пальцы.

Тео склонился надо мной и взял в руку мою ладонь.

– Прошу тебя, не беспокойся. Мы пойдем к старику вместе. Возможно, поначалу он будет строг и неуступчив, но в конце концов мы сумеем добиться его расположения.

Я бросила на него благодарный взгляд и сказала:

– Я сделаю для этого все, что от меня зависит.

– По крайней, мере Алвина и Бесс вас примут, – проговорила Сара, обернувшись к нам. – Конечно, они будут поражены, что Тео взял в жены янки, но, когда свыкнутся с этой мыслью, все будет в порядке.

– Сара, послушай, расскажи-ка лучше, как идут дела на плантации, если они вообще идут, – попросил Тео.

– Жаль, что мы не встретились раньше, на пароходе: я сам мог рассказал о делах, и тебе не о чем было бы теперь беспокоиться, – заметил Эдвин.

– Но коль скоро сложилось по-другому, позволь это сделать мне, – остановила брата Сара. – Бог свидетель, в последнее время я была лишена возможности делиться с кем-нибудь даже местными сплетнями, не говоря уже о хороших новостях. А новости действительно хорошие, Тео.

– Это прекрасно. Рассказывай же, не томи нас! – воскликнул Тео, заинтересованно подавшись вперед.

– Сначала, Тео, янки намеревались сжечь плантации Мэртсонов, как они поступили с большинством других. Но пришел приказ ваши плантации сохранить. Откуда – не знаю, но, очевидно, от каких-то весьма высокопоставленных лиц, потому что солдаты не решились жечь даже наши угодья из боязни, что огонь может перекинуться на вашу территорию. Так что обе плантации уцелели.

– За это нужно благодарить Нэнси, – сказал Тео. – Я сам совсем недавно узнал об этом: она посылала письма самому президенту Линкольну с просьбами пощадить поместье Мэртсонов.

– В таком случае – слава Нэнси Мэртсон! – воскликнул Эдвин Ситон.

– Мы так благодарны вам, Нэнси, – сказала Сара. – Никто до сих пор не мог понять, как нашим усадьбам посчастливилось избежать печальной участи.

Я решила пояснить:

– Тео был офицером армии конфедератов. Однако его мужество спасло жизни многих солдат не только с вашей, но и с нашей стороны. Северяне считают его героем, и спасти его дом – долг, а не награда, которой он действительно заслуживает. Я счастлива, что и ваш дом уцелел, мистер Ситон.

– Однако не надейтесь, что старик Мэртсон смягчится, – предупредила Сара. – Он по-прежнему твердит, что это все – козни янки, и постарается даже тебя, Тео, в этом убедить. А меж тем все в действительности в отличном состоянии. Твой дед не занимался выращиванием хлопка, что заставило бы его держать рабов, а потому все, кто служил твоему деду, остались – зачем искать лучшей доли? Ты застанешь все таким, как прежде. Все так же река течет мимо соснового леса…

– Как я рад это слышать, – улыбнулся Тео. Он откинулся на спинку сиденья и пояснил мне:

– Усадьба Мэртсонов была построена в 1802 году одним из моих предков. Он решил поставить дом посреди дубравы. На мой вкус, в комнатах из-за этого слишком сумрачно, хотя, с другой стороны, кроны дубов дают прохладу в летний зной.

– Должно быть, усадьба выглядит весьма величественно.

– Ну, наверное, у вас на Севере строят не менее роскошные особняки, – заметила Сара. – В одном из которых, очевидно, выросли и вы.

– Вовсе нет, – сказала я. – До того, как мы с Тео поженились, мой дом состоял из одной маленькой комнаты, которая одновременно служила мне и кухней, и прачечной.

– Неужели? – воскликнула Сара недоверчиво.

– Это совсем не так ужасно, как может показаться, – усмехнулась я, забавляясь изумлением, которое было написано на ее лице.

– Я тоже так думаю, – согласилась она. – Особенно если принять во внимание, что в конце концов вы стали женой Теодора Мэртсона, чей трехэтажный дом состоит из двадцати трех комнат. Или двадцати четырех, Тео?

– Я сам не знаю точно, – ответил он. – Большинство из них всегда заперты, но, я думаю, Нэнси это не разочарует.

– Конечно, нет – так мне будет уютнее. Меньше шансов заблудиться.

– Так или иначе, вас ждет приятный сюрприз, – пообещала Сара. – Вы убедитесь в этом, когда мы будем еще только подъезжать к дому. Это действительно необычное зрелище. Эдвин, пожалуйста, придержи лошадей, когда покажется усадьба, это уже скоро… Да, кстати, Нэнси, вы уж простите мою забывчивость, я до сих пор не удосужилась пригласить вас к нам в гости. Янки вы или нет – мы всегда будем рады вас видеть. И уж позаботимся, чтобы сделать из вас настоящую южанку.

– Это тебе не составит труда, дорогая сестренка, но все же я предпочел бы, чтобы Нэнси оставалась такой, какая есть, – заметил Эдвин. – И я надеюсь, она удостоит меня чести называть по имени.

– О, благодарю вас, Эдвин, с большим удовольствием, – сказала я. Благодарность моя была совершенно искренней. Ведь Эдвин, насколько это было в его силах, оберегал меня от острого язычка Сары.

– Ну, так вы не откажетесь нас навестить? – настойчиво спросила Сара.

– Конечно, благодарю вас, я очень рада, что сразу нашла в вашем лице добрых друзей.

Когда колеса экипажа заскрипели на повороте, все замолчали. И вот моему взору предстала аллея, ведущая к усадьбе Мэртсонов. Это было и вправду удивительное зрелище. Могучие вековые дубы, поросшие мхом, сплетались кронами над дорогой, образуя тенистую и сумрачную аркаду, – казалось, мы въехали в туннель. В конце аллеи дорога, выложенная красным кирпичом, упиралась в здание усадьбы – в белоснежный фасад, увенчанный голубой крышей. На каждом этаже была крытая галерея, поддерживаемая дорическими колоннами и украшенная лепными карнизами. Темно-зеленые оконные ставни и изящные кованые перила дополняли картину. Дом был не только красив – он поражал своими поистине огромными размерами.

Казалось бы, от одной мысли, что мне отныне предстоит жить здесь и носить фамилию Мэртсон, должно было захватить дух, – но, к своему удивлению, я не обнаружила в себе даже признаков радости. Должно быть, боязнь предстоящей встречи со старым Мэртсоном была сильнее всех других чувств.

Экипаж, качнувшись на рессорах, остановился у широкого парадного крыльца. Дверь тут же распахнулась, и на порог вышла высокая красивая молодая женщина. Увидев Тео, спрыгнувшего с подножки экипажа, она издала радостный возглас и бросилась к нему, перепрыгивая через ступени и восторженно повторяя его имя. Казалось, она не помнила себя от радости, и это было так естественно – ведь она столько лет не видела своего брата. Она заключила Тео в объятия и осыпала его лицо поцелуями. Потом девушка обернулась в сторону дома и крикнула:

– Бесс! Бесс! Выходи скорее! Тео вернулся! Тео вернулся домой!

И вдруг слезы неудержимо хлынули из ее глаз. Тео обнял ее и, ласково похлопывая по плечу, сказал:

– Ну что ты! Все в порядке.

Я была глубоко тронута, увидев, как трепетно относятся друг к другу Алвина и Тео. Я и раньше чувствовала, что он очень любит своих сестер: всякий раз, когда он рассказывал о них, какая-то особенно ласковая нота возникала в его голосе. Теперь я увидела, что и сестры были к нему нежно привязаны – по крайней мере, об Алвине это можно было сказать с уверенностью. Радость жизни, озарявшая ее лицо, так похожее на лицо брата, после встречи с Тео превратилась в неудержимое ликование. Неудивительно, что для меня было большим облегчением отметить в Алвине ее жизнерадостность – это давало мне право надеяться, что мое происхождение не станет препятствием в отношениях между нами.

Сара и Эдвин, так же как и я, боясь шелохнуться, с благоговением наблюдали за сценой долгожданного воссоединения семьи – спустя годы ужаса и кровопролития, ненависти и горя.

Минутой позже на пороге возникло еще одно действующее лицо – молодая женщина остановилась в секундном замешательстве и бросилась к Тео; мне показалось, что над крыльцом и через двор пронесся вихрь, вызванный развевающимся розовым платьем и бесчисленным множеством нижних юбок.

Как мне и рассказывал Тео, Бесс ростом была пониже своей сестры и значительно полнее – казалось, рукава ее платья, туго обхватывающие ее руки, вот-вот лопнут. Однако ее угольно-черные волосы, слегка посеребренные на висках, были несомненно прекрасны и, будучи уложенными в прическу, выглядели бы еще красивее.

Ее встреча с Тео была исполнена столь же безудержной радости, но в отличие от Алвины Бесс тут же засыпала брата миллионом вопросов, задаваемых так быстро, что Тео при всем желании не смог бы на них ответить.

Когда Тео удалось наконец освободиться из ее крепких объятий, он вернулся к экипажу и подал мне руку. Шаг с подножки на землю я постаралась сделать со всем изяществом и достоинством, на которые была способна, чему никак не способствовала Сара Ситон, вполголоса напевавшая в это время «Янки дудль». Определенно, в ней сидел какой-то неугомонный шаловливый бесенок. Мне не верилось, что она способна была делать все это со зла.

– Алвина, Бесс, знакомьтесь: это Нэнси, моя жена, – сказал Тео.

Рука Бесс судорожным движением потянулась к горлу, словно силясь сдержать готовый вырваться крик. Алвина, судя по всему, лучше владела собой, хотя слова Тео, последовавшие почти сразу же за его появлением, способны были повергнуть в шок кого угодно. Алвина нашла в себе силы вежливо улыбнуться и протянула мне руку:

– Очень приятно. Как поживаете?

Я пожала ей руку и слегка поклонилась.

– Рада познакомиться с вами. И с вами, Бесс. Тео так много о вас рассказывал, что мне кажется, будто я знаю вас давным-давно.

Бесс лишь слегка коснулась моей руки, отступила, словно боясь обжечься, и пролепетала:

– Но мы не знали… мы даже не подозревали… Тео ничего нам не сообщил. Тео, ты поступил несправедливо по отношению к нам!

– Простите меня, сестрички, – проговорил Тео, – но я хотел, чтобы сначала вы увидели Нэнси. Ее душевные качества достойны ее красоты. Вот увидите, она станет вам близкой, как сестра.

– Янки, – промолвила Алвина, но в ее голосе я не уловила враждебности. Хотя я лишь успела представиться, отличие моего произношения от южного говора было сразу заметно, так что нетрудно было узнать во мне северянку.

Я ответила с улыбкой:

– Да, янки из Филадельфии, которая почитает за честь быть женой южанина. Я надеюсь, мое происхождение не станет преградой между нами…

– Ну что вы! Извините нас, ради Бога, что мы повели себя немного невежливо. Не буду отрицать, в первую секунду мы действительно были поражены, что Тео женился на янки, но вы такая красавица – как вас можно не полюбить!

– Конечно! – сказала Бесс довольно сухо. – Вы – жена Тео, и отныне это ваш дом, а мы – ваши сестры. Мы желаем вам счастья.

Возникла пауза, которую нарушил Эдвин, о присутствии которого я уже успела забыть.

– Позвольте нам откланяться. Мы ждем вас в гости, Тео!

– Непременно, – кивнул Тео, и мы помахали им на прощание.

Когда экипаж скрылся из виду, вызвали двух служанок и приказали им заняться нашей поклажей. Мой муж взял меня под руку, и я приготовилась войти в стены особняка, которому отныне суждено было стать моим родным домом. И вдруг мы, все четверо, остановились как вкопанные.

На пороге стоял огромного роста старик – не человек, а настоящая башня: шестифутовая фигура, увенчанная высокой копной седых волос. Старик опирался на массивную трость, покрытую резьбой так же густо, как его лицо – сетью глубоких морщин. Должно быть, в молодости он был очень красив, но годы взяли свое. Грозно взирая на нас с высоты своего роста, он стоял, словно скала, на пороге дома Мэртсонов с одной лишь целью – не дать войти ненавистной янки. Ослепительно белая рубашка с открытым воротником, кремовые брюки и начищенные до блеска черные ботинки – этот простой и строгий наряд придавал его виду еще большую внушительность. Постояв так некоторое время, старик повернулся к нам спиной и удалился в дом, не проронив ни слова.

– Это было приветствие деда, – прокомментировал Тео с горечью, и его лицо покраснело от гнева. – Он, должно быть, услышал произнесенное здесь слово «янки». Мне очень стыдно за него, Нэнси, но постарайся не обижаться. Помни о том, сколько ему пришлось пережить. Клянусь, узнав тебя поближе, он будет покорен твоими достоинствами.

– Несомненно, – подтвердила Бесс. – Это может произойти не сразу, но в конце концов вы уже стали женой Тео – одной из Мэртсонов: нам некуда торопиться.

– С вашим прибытием дом Мэртсонов оживет, – сказала Алвина. – Семье нужна свежая кровь, не правда ли, Тео?

– Воистину так, сестра, – улыбнувшись через силу, согласился Тео.

– Мы наконец снова сможем принимать гостей, – сказала Бесс. – Ведь столько лет…

– О, конечно, мы теперь разбудим весь Новый Орлеан! – перебила ее Алвина. – Пришло время забыть войну и лишения!

Я была настолько тронута искренним желанием этих милых женщин приободрить меня, что, не в силах вымолвить ни слова, едва сдерживала слезы благодарности – я не считала вправе расплакаться при Тео.

– Может быть, теперь снова будут праздновать Марди-грас, – сказала Бесс. – Я так мечтаю об этом дне!

– А я мечтаю, – произнес Тео, – чтобы этот день никогда больше не возвращался.

Возникло неловкое молчание. Тео взял меня за руку и, не говоря ни слова, повел в дом.

Миновав двери и войдя в холл, я сразу обратила внимание на обои с изображением сцен из жизни французского двора. Судя по богатству и насыщенности красок, они принадлежали к эпохе королевы Анны. По обе стороны двери стояли позолоченные консоли с мраморными верхушками, на которых помещались астральные лампы бристольского стекла. Но самой примечательной деталью интерьера была легкая изогнутая лестница красного дерева, ведущая на второй этаж. Я словно оказалась внутри дорогого ларца: яркий красный ковер на полу довершал это сходство, как, впрочем, и потолок, оклеенный зеленовато-лиловыми обоями.

Отсюда мы прошли в небольшую уютную гостиную с черным мраморным камином, отделанным золотом. В высоком зеркале отражалась роскошная люстра. Мебель орехового дерева была обита красным бархатом.

– Вы, конечно, устали с дороги, – сказала Алвина. – Не смеем вас задерживать. Проходите наверх. Твоя комната, Тео, готова принять тебя и твою супругу.

Мы поднялись на второй этаж, прошли по широкой галерее и вошли в большую комнату, залитую теплым солнечным светом, проникающим сквозь кружевные шторы. Невозможно было поверить, что здесь столько лет никто не жил: благодаря трогательной заботе Алвины и Бесс все сверкало чистотой.

Интерьер спальни был выдержан в готическом стиле: посредине стояло массивное ложе, а по обе стороны от его изголовья – резные столики. Полог и простыни были из тонкого золотистого сатина. Во всем чувствовалась женская рука, причем рука мастера с хорошим вкусом.

– Ну, вот мы и дома, – сказал Тео и привлек меня к себе.

– О Тео, я не могла даже мечтать о том, что когда-нибудь буду жить в такой роскоши! – восхищенно проговорила я.

– Теперь ты будешь здесь хозяйкой, – сказал он. – Я очень надеюсь, что для тебя это не будет обременительно.

– Нет, конечно, – заверила я его. – Хотя без помощи твоих сестер мне не обойтись.

– Они рады будут тебе помочь – ты успела завоевать их симпатию, – довольно улыбнулся Тео.

– Только бы это было правдой! Ведь тебе часто придется уезжать по разным делам, а скрасить долгие дни ожидания могут только добрые подруги.

– Одна у тебя уже есть – Сара.

– Знаешь, я не уверена, что она искренне хочет стать моей подругой. Она ведь влюблена в тебя…

– Чепуха, – отмахнулся он. – Просто она неисправимая кокетка, к тому же знает меня с раннего детства, и это, считает она, дает ей право на некоторые вольности.

– Надеюсь, что все так, как ты говоришь, – сказала я, глядя на него с шутливым упреком. – Предупреждаю: я тебя никому не отдам.

– А я и так ни к кому не уйду, – сказал он, снова обнимая меня.

– Тео, – укоризненно покачала я головой, – дверь открыта. Кто-нибудь будет проходить и увидит нас.

– Ну и пусть, – беззаботно ответил он и приник к моим губам в поцелуе. Но поцелуй Тео был недолгим – он не ощутил во мне прежнего радостного трепета.

– Что с тобой, Нэнси? – спросил он, с тревогой заглядывая мне в глаза. – Неужели тебя и вправду так смущает, что кто-нибудь увидит, как я тебя целую? Смею тебя уверить, что им неоднократно придется быть свидетелями подобных сцен.

– Дело не в том, душа моя, – вздохнула я. – Мне не дает покоя мысль о предстоящем разговоре с твоим дедом.

– Да, такая мысль может лишить покоя, – понимающе кивнул Тео. – И все-таки я продолжаю утверждать, что он будет очарован тобой, когда узнает получше. Пусть не сейчас, но со временем – непременно… И вот как мы сделаем. Когда ты отдохнешь с дороги, отправимся к деду вместе.

– Правда, Тео? – воскликнула я с облегчением. – С тобой мне будет не так страшно. В конце концов, он ведь не чудовище!

– Когда он в гневе, может показаться и им, – усмехнулся Тео.

– Что ж, мне надо приготовиться к этому визиту, – сказала я, вздохнув.

– Вот и прекрасно. А я займусь багажом.

Я открыла один из чемоданов и выбрала платье – зеленое, из набивного ситца, отделанное узкими бархатными лентами. Цвет этого наряда подходил к цвету моих глаз. Я аккуратно положила платье на кровать и отправилась в ванную комнату. Послышался грохот выдвигаемых полок – Тео раскладывал вещи.

– Тео, расскажи мне о доме, – крикнула я ему.

– А рассказывать особенно нечего, – ответил он. – Я уже говорил, что большинство комнат многие годы не открывали. С тех пор как на нашу семью посыпались беды, мы перестали принимать гостей. А ведь в задней части дома есть большой бальный зал, во всю длину здания. И в свое время мы давали здесь танцевальные вечера, а также званые обеды, на которые собиралось по сорок человек сразу. Война заставила забыть о веселых праздниках. Вернутся ли они когда-нибудь – не знаю.

– Я вижу, тебе по-прежнему тяжело вспоминать прошлое.

– За каких-нибудь несколько лет я и мой брат потеряли своих жен. Потом погибли отец и братья. Воспоминания о них ожили во мне, едва я ступил на порог родного дома. Айда… Я нежно любил ее, красивую, добрую и веселую, она была очень похожа на тебя. Я думаю, что, если Айда может видеть нас из мира мертвых, она одобряет мой выбор… Теперь ты все знаешь, я освободился от страшного груза и обещаю больше не возвращаться к былому. Не годится жить только воспоминаниями. Слишком много дел нужно еще сделать в этой жизни, слишком много хорошего ждет нас с тобой, чтобы позволить прошлому омрачать будущие радости.

Вернувшись в спальню, я надела новое платье, расчесала волосы и украсила их искусственным зеленым цветком. Тео уже закончил разбирать вещи и теперь сидел в кресле, с удовольствием рассматривая меня в новом наряде и попыхивая тонкой манильской сигарой. Наконец он потушил сигару и осведомился:

– Ты готова, дорогая?

– Да, я во всеоружии. Идем же к нему. И чем скорее, тем лучше. Все равно ни к чему хорошему это не приведет, так пусть хоть кончится, как можно быстрее.

– Я восхищен твоим самообладанием, – сказал Тео, поднимаясь.

Но все получилось совсем не так, как мы ожидали. У подножия лестницы нас ждали Алвина и Бесс, одетые целиком в черное, черными были даже вуали, отброшенные на шляпы. Прежде чем мы подошли к ним, Тео вполголоса объяснил:

– Они собираются на кладбище, что за домом у реки. Я должен идти с ними – посетить могилы жены и матери. Мне очень жаль покидать тебя, но надо соблюдать семейные традиции: мои сестры чтут их беспрекословно.

– Конечно, – сказала я.

Проводив взглядом три скорбные фигуры, я решила в отсутствие Тео познакомиться с моим новым домом. Сначала я зашла в бальный зал на первом этаже – просторную длинную комнату с большими люстрами. Вдоль стен выстроилось множество стульев – здесь и в самом деле можно было принять сорок гостей. Должно быть, когда давали званые обеды, те же стулья ставили к столам, которые перед танцами выносили.

Потом я перешла в столовую, столь же просторную и помпезно обставленную, как и остальные комнаты. Даже кухня, куда я мельком заглянула, оказалась необычайно велика – достаточно сказать, что кладовая была величиной с хорошую жилую комнату. Выскобленные до блеска кастрюли и сковородки висели над кухонным столом.

Затем я увидела закрытую дверь, которая, как я предполагала, вела из холла в цокольный этаж. Я распахнула ее и оказалась в рабочем кабинете старшего Мэртсона.

Я совершенно не ожидала увидеть почтенного джентльмена. Он сидел лицом к двери в кресле-качалке, опираясь на свою трость, поставив ее между колен, – казалось, что он только и ждал моего прихода. Встреча была настолько внезапна, что я лишилась дара речи.

– Если ты пришла сюда торжествовать, лучше уходи прочь, – пророкотал он.

Я вошла в комнату и затворила за собой дверь.

– О каком торжестве идет речь, позвольте спросить?

– Не стоит пререкаться со мной, девочка. Как только кончилась война, вы, янки, только и делаете, что празднуете победу.

– А если бы победила ваша сторона, сэр? – осведомилась я.

– Вот тогда у нас был бы повод для радости, – мрачно усмехнулся он.

– Мистер Мэртсон, война закончилась. Неужели воспоминания о ней должны преследовать нас всю оставшуюся жизнь?

– Все спорные вопросы можно было бы решить и без войны. Из-за нее я потерял сына и троих внуков. Ты хочешь, чтобы я это забыл?

– Поверьте мне, я искренне сочувствую вашему горю. Но война и меня не обошла стороной. Три года я работала медсестрой в военном госпитале в Филадельфии. К нам присылали раненых – как с той, так и с другой стороны, – и мы не делали между ними различия. Зачастую мы даже не знали, кого лечим – янки или конфедерата. Для нас эти люди были пациентами, и форма на них была одна и та же – больничные пижамы. И где бы я ни была, когда закончилась война, я никогда не ощущала победного торжества; единственное чувство, которое я испытывала, – величайшее облегчение. Поверьте, сэр, и нам не до ликования.