Текст книги "Или все, или..."

Автор книги: Хелен Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В течение следующих недель Джоанна работала в еще более напряженном ритме, чем до визита Хока. Она приезжала в издательство задолго до сотрудников и оставалась на несколько часов после того, как они растворялись в зимних сумерках; часто она уходила уже после девяти, когда на улицах было совсем темно, холодно, а на небе ярко сияла луна.

Она радовалась утомительной работе, это был необходимый ей наркотик, способный облегчить душевные муки, которые она испытывала всякий раз, когда позволяла себе вспоминать о Хоке.

В тот воскресный вечер, когда Хок привез ее домой, он так и не позволил себе ничего более рискованного, чем долгий томительный поцелуй, от которого у Джоанны заныло сердце и запылали щеки.

На следующее утро в издательстве он держал себя холодно и отчужденно.

И все – в том числе Джоанна – вздохнули с облегчением, когда он тем же вечером улетел в Англию, но на следующий день рабочие комнаты показались ей пустыми и скучными, а время тянулось бесконечно долго. Теперь его телефонные звонки стали нерегулярными, манера говорить – сухой и немногословной, и за несколько дней до Рождества сердце Джоанны наконец признало то, о чем ей давно твердил рассудок: их целомудренные выходные убедили Хока оставить ее. Но вместо облегчения она почувствовала глубокую тоску, которая лишила ее сил и аппетита. Но она во что бы то ни стало должна с этим справиться…

За три дня до Рождества Джоанна ехала домой на такси и, глядя на свое отражение в мутном оконном стекле, тяжело вздыхала. Чем глубже она погружалась в дела издательства, тем больше убеждалась, что Пьер Бержик был отъявленным мошенником. Большая часть сделок, заключенных издательством, носила явно сомнительный характер.

Джоанна горько раскаивалась, что приехала во Францию, что взяла на себя труд по вызволению «Бержика и сына» из болота, но больше всего жалела, что встретила Хока Маллена!

Она расплатилась с шофером и, понурившись, вошла в подъезд, витая мыслями за много миль отсюда, налетела на какого-то человека и хотела извиниться, но тут встретилась взглядом с теми самыми сапфировыми глазами, которые уже много недель преследовали ее.

– А ты знаешь, который сейчас час? – спросил Хок сердито, и, пережив мгновенный всплеск безумной радости, Джоанна погрузилась в беспросветное отчаяние, оттого что значила для него так мало, тогда как он для нее – слишком много.

– Сейчас около десяти. А что?

– А то, что уже поздно, вот что. – Он гневно посмотрел на нее холодными сапфировыми глазами. – Как будто мне больше делать нечего, только сидеть здесь и ждать тебя, пока ты бегаешь по свиданиям.

– По свиданиям! – Джоанна успела машинально отметить, что он выглядит великолепно, сногсшибательно, но рука у нее так и зачесалась отвесить ему полноценную пощечину. – О чем это вы?

– Я говорю – по какой такой причине ты так поздно являешься домой? – заявил он ледяным тоном. – Твой рабочий день продолжается с девяти до четырех сорока пяти, а сейчас…

– Я знаю, сколько сейчас! – свирепо прошипела она, жалея, что не может прикрикнуть на него, но в этом случае мадам Лемуан вылетит из своей норы, как пуля из ружья. – И хотя это вас не касается, я работала. Работала я и все предыдущие вечера с тех пор, как живу в этой дурацкой стране. Разве бы я добилась того, чего добилась, если бы отсиживала только положенное время, скажите? Или вы считаете меня одной из тех женщин, что весь день болтают по телефону да делают себе педикюр?..

– Наверное, ты хотела сказать – маникюр, – поправил он ее с подозрительной кротостью.

– Педикюр, маникюр – какая разница? – огрызнулась она. – У вас нет никаких прав предъявлять мне претензии. Вы не предупреждали, что собираетесь во Францию.

– Сегодня утром я отправил факс.

– Ну, а я его не получала, – отрезала Джоанна, – а если бы даже и получила, но заранее условилась о какой-нибудь встрече, я бы ее не отменила. Вам принадлежит только мое рабочее время, Хок, а не я сама. Надеюсь, это понятно?

– Вполне понятно. Ты ужинала?

– Ужинала? – Такая резкая перемена в настроении и разговоре обескуражила Джоанну.

– Потому что если нет, то предлагаю тебе побыстрее сделать это и пораньше лечь спать. Завтра мы летим в Штаты, и вставать придется чуть свет…

Она на мгновение застыла, но потом глубоко вздохнула и произнесла с невозмутимостью, заставившей ее гордиться собой:

– Я не намерена лететь утром в Америку, как не намерена позволять вам указывать, когда мне ложиться спать. Не знаю, зачем вы здесь и в чем дело, но я не позволю вам командовать мною, как всеми прочими, Хок.

– Дедушке стало хуже. – Синие глаза, не дрогнув, выдержали взгляд медово-карих, которые в ответ на его слова широко раскрылись от неожиданности и сочувствия. – Он выразил желание повидать тебя.

– Меня? – Она изумленно уставилась на него.

– От тебя теперь зависит судьба любимого детища его старого друга, Джоанна. Мне кажется вполне естественным, что он захотел увидеться с тобой.

– Да, понимаю… – На самом деле она ничего не понимала. Какой смысл вызывать ее в Америку, если Джед Маллен может благодаря современной технике за несколько минут получить все факты и цифры, касающиеся ее работы? – Но завтра я никак не смогу уехать, мне очень жаль, но это правда. У меня есть неотложные дела, меня ждут люди…

– Кажется, ты сказала, что ни с кем здесь не встречаешься, – произнес он негромко, и от его голоса снова повеяло холодом.

– Я имела в виду деловые встречи, Хок! – Она возмущенно сверкнула на него глазами, но тут же вспомнила, что он обеспокоен состоянием дедушки, и продолжала более мягким тоном: – Прежде всего предстоит разобраться с делом «Нетта Продакшн». Завтра я встречаюсь с сыном бывшего директора, он уверен, что его отца намеренно довели до банкротства…

– Перепоручи это кому-нибудь другому.

Если его целью было разозлить ее, он действовал вполне успешно. Джоанна усилием воли сдержала раздражение. Перепоручить другому!

– Все не так просто, вы сами знаете, – ответила она терпеливо. – Ваш дедушка, безусловно, поймет, если я увижусь с ним в конце месяца.

– А чем ты займешься на Рождество – тоже работой? – спросил он странно невыразительным тоном. – Так-то ты справляешься со своими призраками, Джоанна, – делаешь вид, что они не существуют! Извини, но мы все-таки летим завтра. Обратный билет заказан на двадцать девятое декабря.

– Хотите сказать, что мне придется провести Рождество с вами? – пробормотала она.

– Совершенно верно. «Бержик и сын» не развалится, если ты на время оставишь штурвал. Если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что незаменимых людей нет, как бы ни было приятно воображать себя таковыми.

– Я вовсе не воображаю ничего подобного.

– Зато я это делаю. – Его глаза внезапно вспыхнули синим огнем, страстным и чувственным. – Ты не поверишь, чего я только не воображаю… – Внезапно он с силой сжал ее в объятиях. – Ты засела в моей голове, знаешь ты это? Ты там вся с твоими длинными ножками и кремовой кожей. Ты доводишь меня до помешательства…

Он наклонился и с такой жадностью припал к ее губам, что всю ее немедленно охватил огонь. Джоанна не хотела отвечать на поцелуй – это нечестно с его стороны вот так врываться в ее жизнь и уходить из нее, но с тем же успехом она могла бы остановить морской прилив.

– Я думаю о тебе каждый миг, – шептал он, – скромная прекрасная Джоанна… Что в тебе есть такое, отчего я не могу выбросить тебя из головы?

Она открыла было рот, чтобы заявить, что ему не удастся одурманить ее сладкими речами, но в следующий миг он уже пылко целовал ее, прижимая к себе все крепче.

– Скажи, что полетишь со мной, Джоанна! Я хочу показать тебе свой дом, познакомить с друзьями. Скажи «да». Ну же? – Голос его был глухим и хриплым. – Ты скажешь «да»?

– А разве что-то изменится, если я отвечу «нет»? – сказала она дрожащим голосом, инстинктивно уклоняясь от полной капитуляции. – Разве ты обратишь на это внимание?

– Нет, конечно. – Он слегка улыбнулся. – Но твое согласие очень польстило бы моему самолюбию.

– Твое самолюбие нуждается в лести? – недоверчиво спросила она, немного отодвигаясь назад, чтобы внимательнее взглянуть ему в лицо.

– С твоей стороны – да. – Но она ничего не смогла прочесть на его бесстрастном лице; маска, которой он так умело пользовался, снова была водружена на свое место. – Впрочем, я уже большой мальчик и способен перенести многое, – добавил он с шутливой покорностью, повернулся и, не снимая руки с ее талии, повел ее вверх по лестнице. – Я провожу тебя до дверей.

– Не стоит. – Джоанна не могла справиться с дрожью. Здесь, в холле, где могли в любое мгновенье появиться мадам Лемуан или нижние жильцы, у нее оставалась надежда на какую-то защиту, но наверху…

– Джоанна, я ждал тебя больше четырех часов. Я устал, хочу есть и замерз… то есть замерзал, пока не обнял тебя, – поправился он, усмехнувшись. – Я только провожу тебя, а потом оставлю наедине с твоей девичьей кроваткой.

Она только кивнула. Услышав, что могущественный Хок Маллен четыре часа дожидался в прихожей маленького французского коттеджа, чтобы увидеть ее, она лишилась дара речи.

– Спокойной ночи, Олененок. – Джоанна остановилась у своей двери, и он осторожно обхватил ладонями ее лицо и заглянул в глаза. – До чего ты прелестна…

На этот раз поцелуй был неистовым и жгучим. Его руки скользнули под ее расстегнутое пальто, затем под мягкий шерстяной свитер, и она ощутила их обжигающий жар на своей груди. Она чувствовала, что он весь дрожит, его сердце бьется о грудную клетку, как кузнечный молот.

Любовь, подогреваемая желанием, которое он не в силах был скрыть, воспламенила Джоанну. Она поняла, что отвечает на его поцелуи все более страстно и шепчет его имя, голова ее кружилась, она бессознательно прижималась к его сильному телу.

– Черт возьми, Джоанна, еще минута – и я за себя не отвечаю, – проговорил он сдавленно и снял ее руки со своих плеч. Джоанна видела, что он едва владеет собой. – Тогда я запятнаю свою репутацию, – заявил он с мрачным юмором. – Может быть, ты сейчас и не против, но я вижу в твоих глазах сомнение, а это значит, что ты мне все еще не доверяешь.

– А разве это так важно, чтобы я тебе доверяла? – проговорила она дрожащим голосом. Доверять ему? Да она отдала бы жизнь за него!

– Как ни странно – да. Ложись спать, мы увидимся утром. – Его голос внезапно стал холодным и отчужденным, он круто повернулся и, не дождавшись от нее ответа, побежал вниз по лестнице.

Лос-Анджелес превзошел все ожидания Джоанны, и даже более того. Но потрясение, вызванное внезапным появлением Хока, долгий перелет и не отпускавшее ее нервное напряжение сделали ее глухой и слепой, когда они прибыли на западное побережье. Ее органы чувств отметили, что здесь приятная погода – после ледяной измороси, которую они оставили в Париже, теплый мягкий воздух напомнил ей погожую английскую весну. Но переезд из аэропорта до дома Хока на Беверли-Хиллз она помнила смутно – давала знать о себе физическая и умственная усталость, накопившаяся за последние недели.

Хок заботился о ней в своей обычной манере – спокойно, твердо и властно, так что Джоанне оставалось только покорно следовать за ним.

Когда они подъезжали к особняку Хока, Джоанне бросились в глаза окружавшие его высокие стены. Затем они вышли из машины и направились к распахнутой двери, у которой поджидала хорошенькая горничная, и следующим впечатлением Джоанны было обилие огней, красок и жизни.

В необъятном холле царила самая огромная елка из всех, которые ей доводилось видеть, вся красно-золотая, украшенная большими золотыми шарами, звездами и ленточками, на крошечных красных свечах трепетали язычки пламени, на ветках плюща блестели золотые ягодки. Все это чудесно гармонировало с темно-красными диванчиками, стоявшими по периметру огромного ковра, устилавшего пол. Под елкой стопочками были сложены подарки, завернутые в блестящую золотую фольгу и перевязанные зелеными и фисташковыми лентами.

– Как красиво, – еле слышно выдохнула Джоанна, но Хок услышал и различил отрешенную нотку, свидетельствовавшую о близости обморока.

– Завтра она тоже будет здесь, – сказал он спокойно, – как и все прочее. А теперь тебе пора в постель.

Даже изнемогая от усталости, она услышала слово «постель», произнесенное Хоком Малленом. Она еще не успела собраться с духом, чтобы спросить, как разместят ее на ночь. Но это не имело значения – он, как всегда, прочитал ее мысли.

– Мне жаль, Джоанна, но сегодня ночью тебе до меня не удастся добраться, – сказал он иронически, не обращая внимания на стоявшую рядом горничную, отчего краска стыда залила все бледное лицо Джоанны. – Пока ты у меня в гостях, у тебя будет отдельная комната, и прошу тебя не бегать ночью ко мне по коридору…

– Хок, это не смешно!

– Ты страдаешь от резкой смены часовых поясов и хронического переутомления, – продолжал он, словно не услышав ее слов. – Завтра не спеши вставать, хорошо? А сегодня после того, как ты примешь ванну и ляжешь, Кончита принесет тебе ужин.

– Я не ребенок, – быстро возразила Джоанна.

– Можешь мне об этом не напоминать. – Он с наигранной плотоядностью посмотрел на нее, но его глаза смеялись, и Джоанна, сама того не желая, улыбнулась. Он просто невозможен, а она любила его так сильно, что ей делалось страшно.

Апартаменты, отведенные ей, Джоанна видела только в голливудских фильмах.

– Кончита приготовит тебе ванну. – Хок сделал знак горничной, которая немедленно скрылась в отделанной голубым мрамором ванной комнате; помещавшаяся в ней ванна запросто вместила бы команду регбистов. – А пока ты будешь там нежиться, она распакует твои вещи. Когда будешь готова ужинать, подергай за шнурок – он висит над кроватью.

– Хорошо… спасибо. – Она была слишком измучена, чтобы маскировать свою растерянность, и сейчас, стоя посередине роскошной голубой гостиной, очень напоминала утомленного ребенка.

– Иди сюда, – позвал Хок тихо и поманил ее к себе. – Утро вечера мудренее, Джоанна. Хотя бы в этом поверь мне. – Он обнял ее почти по-братски, и ей стало хорошо и спокойно. А когда он поцеловал ее – очень сдержанно, словно младшую сестру или незамужнюю тетушку, – и вышел, она замерла как вкопанная посреди комнаты, не решаясь сделать хотя бы шаг – боялась, что подведут ноги.

Оставшись одна в ванной, она расплакалась.

Разве могла она состязаться с красивыми и искушенными женщинами, к которым он так привык? – спрашивала себя Джоанна жалобно, лежа в теплой ароматной воде с закрытыми глазами, и горячие слезы катились по ее щекам. Даже самые тяжелые времена в детском доме не могли сравниться с отчаянием, захлестнувшим ее.

Даже нельзя было сказать, что это Хок пригласил ее в свой дом. Его дед пожелал с ней встретиться, и вот ее доставили сюда, как сверток, посылку, думала Джоанна, мучительно страдая. Вот и все, чем она для него является – не лишенной пользы вещью, предметом обстановки, преданной подчиненной… Ох, остановись, довольно! Даже охваченная терзаниями, она поняла, что зашла слишком далеко. Она нравится ему, она привлекает его физически – в этом Джоанна была уверена, несмотря на свою неопытность. Он с удовольствием сделал бы ее своей любовницей, он сам дал ей это понять. Да, он, несомненно, испытывает к ней влечение – беда лишь в том, что это влечение недостаточно сильное, чтобы перейти в любовь.

Но она-то любила его по-настоящему, и потому вся ситуация была тупиковой. Ни один из них не мог выйти из нее победителем.

Джоанна сидела в ванне до тех пор, пока вода в ней не остыла. Она вымыла голову и вылезла из воды, удивляясь, что ноги словно налились свинцом. Потом надела ночную рубашку и забралась в постель; позвонив, стала ждать Кончиту с обещанным ужином. Хотя есть совсем не хотелось…

Вот только вслед за вежливым стуком в дверь на пороге появилась вовсе не горничная…

– Хок! – Она в замешательстве замерла, сознавая, что рубашка ее мало что скрывает, лицо не накрашено, волосы разлохмачены. – Что ты делаешь?

– Несу тебе ужин, что же еще? – Он приблизился к кровати с небрежной грацией хищного зверя. В черных джинсах и шелковой рубашке цвета слоновой кости он выглядел еще более сногсшибательно, чем обычно. – Садись и поешь, пока все теплое, – добавил он как ни в чем не бывало.

– Я… ты… поставь поднос на кровать.

– Джоанна, это скучно, в конце концов, – сказал он раздраженно, и Джоанна не могла винить его за это. Он считает, что она ведет себя как наивная школьница, а не взрослая женщина. Конечно, другие его женщины были бы только рады продемонстрировать товар лицом, но они ни за что не позволили бы застать себя врасплох. Но разве могла она предположить, что ему вздумается самому принести ей еду?

– Здесь два бокала, я подумал, что мы могли бы отметить наступление Рождества, распив бутылочку шампанского, – заявил он, наблюдая, как она усаживается на широчайшей кровати, старательно завертываясь с головой в простыню. – Ты замерзла? – спросил он вкрадчиво.

– Нет… да… все нормально. – С каждой секундой она испытывала все большую неловкость.

– Я вовсе не собираюсь на тебя набрасываться. Расслабься, Джоанна, ты нас обоих заставляешь нервничать. – В его спокойном голосе послышались стальные нотки, и Джоанна залилась краской. Хорошо ему говорить, подумала она раздраженно, он-то в порядке, хладнокровен, самоуверен, полностью владеет собой, тогда как она…

– Я ужасно выгляжу, – вырвалось у нее прежде, чем она успела обдумать свои слова. – Я не ждала, что ты придешь.

– Так в этом все дело? – спросил он, и его удивленный голос подсказал Джоанне, что данную причину ее волнения он не учел. – Джоанна, Джоанна! – Он сел на край кровати, аккуратно опустил поднос у нее в ногах и обхватил ее лицо ладонями. – Неужели ты не знаешь, какая ты красивая! Когда ты не накрашена, тебе не дашь больше шестнадцати.

Хок положил поднос ей на колени и снял крышку с тарелки, на которой оказался пышный омлет с ветчиной, салат и молодой картофель.

– Вот. – Он вложил ей в руку бокал и откупорил бутылку шампанского с веселым хлопком, абсолютно не соответствовавшим ее внутреннему состоянию. – Ешь, пей, веселись, – сказал он, насмешливо вглядываясь в ее удрученное лицо. – Ты привязана ко мне всего на несколько дней, это еще не конец света.

– Мне… мне здесь очень нравится.

– Это заметно, – сказал он мрачно, даже зловеще, наливая в ее бокал искрящуюся жидкость, и поднялся.

– А ты разве не будешь пить? – быстро спросила она.

– Джоанна, я знаю, ты считаешь меня подлецом и сексуальным маньяком, но всему есть предел, – произнес он ровно, сохраняя на лице нейтральное выражение. – Будем считать этот вечер неудавшимся, а завтра попытаемся начать сначала, хорошо?

– Хок…

– И не нужно извинений, сейчас я не в состоянии выслушивать их.

И он ушел, не дав ей сказать больше ни слова.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Значит, вы и есть та самая Джоанна Кроуфорд, о которой я столько наслышан?

Джоанна вовсе не ожидала такого вступления и несколько секунд в растерянности смотрела на Джеда Маллена, прежде чем овладела собой и пожала протянутую ей руку.

– Добрый день, мистер Маллен, – вежливо поздоровалась она с сильно бьющимся сердцем, что, к счастью, не могло быть замечено ярко-синими глазами, точно такими же, как у внука, которые смотрели пристально и напряженно, словно хотели проникнуть в ее мысли. – Я очень рада с вами познакомиться.

– Взаимно. Садитесь же, юная леди, не церемоньтесь.

– Спасибо. – Джоанна повиновалась, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Она не знала, чего ожидать от встречи с дедушкой Хока, и предполагала увидеть человека, измученного долгой болезнью, но Джед Маллен держался прямо и выглядел вполне бодро. Его лицо под шапкой густых белых волос можно было даже назвать красивым, несмотря на глубокие тени, окружавшие ясные живые глаза. Теперь она видела, что такому человеку под силу было пробить себе дорогу, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Хок определенно пошел в своего деда.

– Здесь не слишком жарко? – Джед Маллен указал на огонь, вовсю полыхавший в камине. – Боюсь, что лечение, которое я сейчас прохожу, делает меня чувствительным к холоду.

– Нет, мне вовсе не жарко, мистер Маллен, наверное, я из тех людей, которым никогда не бывает жарко, – быстро ответила Джоанна.

– Гм. И я понимаю, почему. – Пронзительные глаза окинули ее быстрым взглядом. – Слишком вы худенькая – или стройная, как говорят в наши дни. Вы, надеюсь, не сидите на одной морковке? – язвительно добавил он.

– Нет, ничего подобного, – мгновенно ощетинившись, ответила Джоанна, забыв о церемонности, о которой он упоминал, и лицо ее приняло непроницаемое выражение.

– И, разумеется, это вовсе не мое дело, – закончил он за нее с кривой улыбкой, которая напомнила ей Хока. – А знаете, я думаю, мы с вами прекрасно поладим, мисс… можно мне называть вас просто Джоанна? – неожиданно спросил он.

– Да, конечно, – ответила она несколько растерянно.

– Спасибо. – Он откинулся назад в своем глубоком кожаном кресле. – Хок не приехал с вами, не так ли?

– Утром он вылетел в Сан-Франциско по срочному делу на своем самолете…

– Знаю, я сам это организовал. Вы недовольны? Не бойтесь, он вернется сегодня же. Он хороший пилот и не впервые совершает такие перелеты. Я хотел, чтобы наше знакомство состоялось в его отсутствие. Вы хорошо долетели? – Он словно неожиданно вспомнил о правилах гостеприимства, а Джоанна ответила, пряча улыбку:

– Очень хорошо, спасибо.

– Вам нравится мой внук, Джоанна?

– Что? – Она мгновенно забыла, что перед ней глава обширной империи, мультимиллионер, человек влиятельный, беспощадный и даже жестокий, если половина историй, которые она о нем слышала, были правдивы, и встрепенулась на своем стуле, словно ужаленная. Какая разница – нравится или не нравится ей Хок? Ведь она здесь как руководитель издательства «Бержик и сын», разве нет? А если он сомневается в ее способности выполнять эту работу, если полагает, что она спала с его внуком, чтобы заполучить это место…

– Я только спросил, нравится ли вам мой внук. – Тон его был ровным и бесстрастным. – Не надо так пугаться. Достаточно ответить – да или нет.

Несколько мгновений она смотрела в его суровое благородное лицо. Потрескивание поленьев, приглушенное освещение и абсолютная тишина, царившая в огромной комнате, усиливали ощущение нереальности.

– Да, мистер Маллен, мне нравится ваш внук, – ответила она так же бесстрастно и ровно. – Он очень талантливый предприниматель.

Пронзительные глаза всматривались в нее в течение минуты, и все это время Джоанна сохраняла гордое достоинство, затем он улыбнулся и кивнул в ответ на свои мысли.

– Да, теперь я вижу. Вы – другая.

– Другая? – Этот странный разговор становился все более загадочным. – Простите, мистер Маллен, но я не понимаю…

– Зовите меня просто Джед, дорогая. – Он шевельнулся в кресле, и она увидела, как его лицо на миг исказила судорога боли. Перед ней дедушка Хока, он умирает, не следовало ей так раздражаться. – Вы выпьете со мной чаю, Джоанна? – спросил он спокойно, прервав поток ее мыслей и ни словом, ни жестом не выдав, что прочитал их. Итак, ей свойственны сострадание и чувствительность, она также обладает независимым характером, красотой и умом, но, разумеется, он должен был заранее догадаться об этом.

– Спасибо, с удовольствием. – Сострадание смягчило ее тон. – Хотите, я покажу вам документы, которые привезла с собой? – Она кивнула на стоявший у ее ног портфель. – У меня есть несколько соображений…

– В этом нет необходимости. – Он отмахнулся хорошо знакомым ей нетерпеливым жестом. – Теперь, встретившись с вами, я только счастлив оставить все это в ваших умелых ручках.

– Но я думала…

– Выпейте со мной чаю, детка. – На этот раз он улыбался настоящей улыбкой, до того напомнившей ей обворожительную улыбку Хока, которой тот так редко пользовался, что Джоанна затаила дыхание. – И мы просто поболтаем с вами, как старые друзья, если вы не против? У меня сейчас так мало времени для дружеских бесед, Джоанна, а хочется побольше. Вы не сочтете это капризом?

– Нет, – улыбнулась Джоанна. Старик умел пользоваться фамильным малленовским обаянием, когда хотел. Он даже больше походил на своего внука, чем ей показалось вначале.

– Вы считаете меня хитрецом? – Седая голова медленно наклонилась. – Не трудитесь отрицать, у вас очень выразительное лицо. Кстати, вы правы. И я достаточно тщеславен, чтобы считать эту черту характера скорее достоинством, чем недостатком. – Теперь улыбка превратилась в плутовскую ухмылку, и Джоанна громко рассмеялась – настолько не соответствовало это озорное выражение его представительной внешности. Она неожиданно для самой себя почувствовала симпатию к этому гордому вспыльчивому человеку, приводящему в трепет многих своих современников.

Уже вечерело, когда после неторопливой прогулки по громадному дому и чая в элегантно обставленной гостиной он опять заговорил о Хоке.

– Мой внук богат и влиятелен, и часто его преследуют женщины определенного склада, вы знаете это, Джоанна? – спросил он мягко после оживленного обсуждения его коллекции антиквариата. – Некоторые из них по-своему неглупы, другие – пустоголовые куколки, но одно их объединяет – желание переспать с Хоком Малленом. Но вы не такая. Вы знаете, что Хока влечет к вам?

Джоанна потупилась и смущенно кивнула.

– Но вы к нему влечения не чувствуете? – Он говорил очень дружелюбно, но Джоанне все-таки, прежде чем ответить, пришлось сделать глубокий вдох.

– Я считаю, что одного только влечения мало… если нет…

– Да? – Он подался вперед в кресле и, твердо глядя на нее, произнес спокойно: – Вы можете быть со мной откровенны, дорогая, и не сомневайтесь, что наш разговор не выйдет за пределы этих стен. Я не обману вашего доверия. Итак, что же еще требуется, кроме влечения?

– Любовь… – негромко проговорила Джоанна, которую от смущения бросило в жар.

– Любовь. Коротенькое слово с большим содержанием. – Он снова откинулся назад и вздохнул. – Я в своей жизни любил только двух людей, Джоанна. Наверное, вам с трудом в это верится.

– Нет. – Она подняла на него ласковые медово-карие глаза, и он кивнул:

– Ну, разумеется, нет, ведь вам тоже приходилось страдать. – Джоанна, не зная, что ответить, ждала, и минуту спустя он произнес: – Мое детство не было счастливым, Джоанна. Я не стану обременять вас подробностями, достаточно будет сказать, что я не любил своих родителей. Когда я встретил мою будущую жену, я был – ничто, а она – высокородная барышня, но мы оба мгновенно поняли, что предназначены друг для друга. Ее родители были категорически против, но… – В его голосе не было горечи, он констатировал факт. – Она дождалась меня, в чем я не сомневался. Наш брак ознаменовало рождение сына, отца Хока, и это отняло у нее жизнь. Я часто спрашивал себя – не сказалось ли на моем отношении к сыну отчаяние, которое я испытал вследствие этой безвременной утраты, но все же, по-видимому, дело было в другом. Мне не нравился его характер, он весьма напоминал моего отца своей холодностью, мелочностью, эгоизмом. Но мать Хока была доброй женщиной, даже излишне доброй. Она позволяла моему сыну слишком многое. – Он помолчал, несколько изменил позу и начал снова: – Я люблю своего внука, Джоанна, очень люблю и не считаю это чувство признаком слабости.

– А Хок считает! – У нее вырвалось это неожиданно для нее самой, вся ее боль выразилась в этих двух словах. Джед несколько мгновений молча смотрел на нее, затем с трудом поднялся с кресла и, повернувшись к ней спиной, принялся смотреть на пляшущие в камине язычки пламени.

– Я собираюсь поведать вам одну сказку, – произнес он тихо, – довольно мрачную сказку, а вы сами решайте, как с ней поступить.

Джоанна промолчала, чувствуя, что этот разговор ведется неспроста.

– Однажды в богатой семье родился мальчик. Он был единственным ребенком, и когда родители погибают вследствие несчастного случая – а мальчик к тому времени уже вырос, – никто не может разделить с ним его горе. А горе его велико: он узнал о родителях некоторые вещи – темные, сокровенные, – которые изменили его отношение к жизни. Их смерть сделала его еще богаче и… привлекательнее для алчных женщин. Но он вовсе не глуп, он жил в богатстве всю жизнь и знает о его притягательной силе. Но вот на его горизонте появляется одна особа, которая оказывается поумнее прочих – во всяком случае, похитрее. Вы следите за моим рассказом?

– Да. – Сердце Джоанны билось так сильно, что она чувствовала его удары в горле.

– Он влюбляется в нее по уши, как говорили в старину. В то время ему необходим кто-то родной и близкий, чтобы преодолеть боль и сомнения, которые не оставляли его со времени смерти родителей и последующих открытий. Ей это прекрасно известно, она пользуется этим и обводит его вокруг пальца с ловкостью виртуоза – в искусстве обольщения она и впрямь была виртуозом. Он делает ей предложение, и она мило принимает его. Уже разосланы приглашения на свадьбу, начали поступать подарки. И вот он как-то днем заходит к своему шаферу уточнить кое-какие детали свадебного банкета – они знакомы с детства и все равно что братья – и застает его со своей невестой в весьма пикантный момент, в самый момент их близости.

Джед обернулся и посмотрел на нее, и она увидела, что сапфировые глаза, которые он передал своему внуку, пылают непримиримым гневом, несмотря на то, что все случилось так давно.

– Банальный треугольник. Возможно, это было бы смешно, если бы не было так трагично. Но худшее ожидало впереди. Когда о разорванной помолвке стало известно – а подобные вещи быстро делаются достоянием гласности в светских кругах, к которым принадлежал наш молодой человек, – некоторые из его друзей решаются открыть ему то, что боялись сказать раньше: что эта леди не впервые замешана в скандалах подобного рода. Она встречалась с женатыми мужчинами, имела нескольких любовников и до, и после того, как познакомилась со своим бывшим женихом. Подобные вещи вряд ли приятно выслушивать самолюбивому молодому человеку в двадцать лет.

– И… как же он поступил? – спросила пораженная Джоанна.

– Думаю, вы знаете, – ответил Джед спокойно. – Он лишается иллюзий и становится циником. Он берет мир за горло и ведет игру по собственным правилам, со временем все больше ожесточается и делается похожим на… своего деда, – мягко закончил он. – Но в сокровенном уголке его сердца, так глубоко, куда никто не может заглянуть, сохраняется потребность любить и быть любимым.

– Вы так считаете? – спросила Джоанна с болезненной прямотой.

– А вы?

– Я… я думала, что Хока влечет ко мне потому, что я для него недоступна. – Джоанна беспокойно шевельнулась на своем стуле. – Вы сами сказали, что за ним охотятся самые блестящие красавицы – богатые удачливые женщины, которые разделяют его образ жизни и наслаждаются им. Может быть, для разнообразия он решил однажды взять на себя роль охотника?