Текст книги "Дорожное происшествие"

Автор книги: Хайнер Ранк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– Господин лейтенант! – Николаи хлопнул ладонью по столу. – Да поймите же наконец: я всю ночь не пользовался машиной. Я был в клинике.

– Тогда еще один вопрос: кто, кроме вас, ездит на вашей машине?

– Никто. У меня не ахти как много времени для всяких там развлечений, но на машине я езжу с большим удовольствием. Она ухожена и обихожена, и я никого к ней не подпускаю, кроме механика, конечно.

– Вы женаты?

– Да. У моей жены тяжелое нервное заболевание, она частично парализована, боится людей и вот уже много лет практически не выходит из своей спальни, не говоря уже о том, чтобы разъезжать на машине.

– Дети взрослые у вас есть?

– Есть, сын. Но у него, во-первых, свой мотоцикл, а во-вторых, нет водительских прав.

– Тогда, может быть, стоит подумать о знакомых и сослуживцах?

– Отпадает. Я не выпускаю ключи от машины из рук. А запасные лежат в шкатулке дома. – Он выдвинул ящик письменного стола, достал шкатулку, открыл. Ключи оказались на месте.

– Ладно, – сказал Крейцер. – А как вам удалось так быстро починить машину?

Николаи пожал плечами.

– Я ведь уже говорил, что очень берегу свою машину. Когда вчера утром я обнаружил повреждение, меня это, конечно, очень раздосадовало. Я тут же позвонил одному знакомому, который очень искусен в такого рода делах и осуществляет у меня весь мелкий ремонт машины, а также некоторые работы по дому. Он явился сразу же и быстро привел все в порядок. При случае он еще раз покроет это место лаком в мастерской: лак для подкрашивания недолговечен.

– А почему вы не заявили о происшествии в полицию?

– Я ведь считал, что меня кто-то стукнул, когда парковался, и не видел возможности найти виновника, а коли так, зачем мне лишние разговоры в полиции? Потому и не заявил.

– Машина застрахована?

– Конечно.

– А в страхагентство вы уже заявили?

– Нет еще. Собирался, но пока не успел. Да и все это обошлось марок в сто пятьдесят, не больше того.

– Гм, гм, – сказал Крейцер, – а как зовут того благодетеля, который так скоро оказался под рукой?

– Кривиц. Он живет в Штансдорфе и приходится шурином хозяину той мастерской, в которую я всегда обращаюсь.

– Адрес его вы не могли бы мне дать?

– Зигбертштрассе, а вот номера не знаю, мастерская Гехта.

Крейцер достал блокнот и все это записал. Потом он спросил:

– А Кривиц состоит на службе у своего зятя?

– Нет, насколько мне известно.

– Где же он работает?

– Он на пенсии, по болезни. Он сердечник. Кстати, если вы хотите с ним сегодня наговорить, он, мне кажется, работает в саду у моего соседа. Во всяком случае, я его там видел.

– Благодарю вас, к сожалению, мы должны будем временно изъять у вас машину. Очень вас прошу, поймите нас правильно. И не будете ли вы так любезны приготовить документы и ключ зажигания? Машину заберут сегодня же.

– Какая наглость! – вскипел Николаи, потом вдруг вздохнул, налил себе коньяку, выпил и тяжело опустил подбородок в ладони. – А надолго?

– Думаю, до завтра, – сказал Крейцер.

– Выпить не хотите? – Николаи указал на графинчик. – Коньяк отборный, высшей марки.

– Нет, спасибо. Я не пью. Разве что пиво.

Николаи насмешливо поглядел на него.

– Достойно похвалы. Вы небось считаете, что я виноват?

Лицо Крейцера приобрело уклончивое выражение.

– Ну, раз вы владелец машины, значит, подозрение в первую очередь падает на вас. Но доказательств у нас пока нет.

– Пока нет, – ехидно повторил Николаи. – Пока нет, но скоро будут.

Крейцер постарался пропустить насмешку мимо ушей.

– Несчастный случай произошел возле Филиппсталя, – сказал он спокойным голосом. – У вас в этих краях нет друзей или знакомых?

– Филиппсталь? – Николаи задумался, выпятив нижнюю губу. – Это ведь деревушка за Гютерфельде? Нет, я не знаю никого, к кому можно доехать по этой дороге.

7

Вальдемар Кривиц был человеком худощавым, с узкой длинной головой и смуглым лицом, которое избороздили глубокие морщины. Пепельные, а на висках седые волосы были уложены волнами и тщательно расчесаны. Свинцово-серые глаза сидели слишком близко к длинному носу, резко выступавшему вперед от переносицы. Кривиц был одет в белую спортивную рубашку, защитного цвета бриджи и черные ладные сапоги. На шее висела тонкая золотая цепочка с крохотным, искусно вырезанным из слоновой кости Буддой.

Крейцер прямо через газон направился к живой изгороди из жасмина, отыскал просвет между кустами и подошел к низкому забору, отделявшему сад Николаи от соседнего участка. Наклонясь через забор, Крейцер спросил:

– Господин Кривиц, не могу ли я с вами поговорить? Кривиц воткнул лопату в землю, взял пачку сигарет, лежавшую на камне возле пивной бутылки, и подошел поближе, вопросительно глядя на Крейцера. Тот показал ему свое удостоверение. Кривиц пробежал его глазами, поднял брови и протянул: «Ах так!» – после чего вынул сигарету из пачки и раскурил ее от зажигалки, которую достал из брючного кармашка для часов.

– Доктор Николаи сказал мне, – так начал Крейцер, – что вчера вы приводили в порядок его машину. Я хотел бы услышать, как это все было.

– А что-нибудь случилось, господин лейтенант? – спросил Кривиц. Голос у него был вежливый, не без приятности, с чуть заметной северной интонацией.

– Да, – ответил Крейцер, – несчастный случай.

– Господи! А мне-то доктор сказал, что его стукнули на стоянке. – Он задумчиво покачал головой. – Ну значит, так: вчера утром, часов около девяти, доктор позвонил мне, чтобы я пришел к нему как можно скорей и подремонтировал машину. Я поехал к нему, это было в десять – половине одиннадцатого, поглядел на вмятину и сделал что надо. Управился часам к пяти.

– Доктор Николаи не объяснял вам, где его так стукнули и когда?

– Само собой, объяснял. Он сказал, что машина простояла всю ночь на стоянке перед больницей. Должно быть, какой-то болван налетел на нее в темноте, а потом смылся.

– А вы ничего такого не заметили, что противоречило бы его рассказу?

Кривиц сделал удивленное лицо и затянулся до того глубоко, что у него даже щеки запали.

– Ничего. А разве что не совпадает?

– Вмятина возникла при дорожном происшествии недалеко от Филиппсталя.

Тут лицо у Кривица стало растерянным. Он даже вынул изо рта сигарету и присвистнул. Потом он сказал:

– Вот уж не ожидал от доктора Николаи. Скажи мне это кто другой…

Крейцер перебил его:

– А кто, кроме доктора, ездит на этой машине?

Кривиц потянул себя за кончик носа.

– Ума не приложу. Он ведь никого к ней не подпускает. Он бережет ее как зеницу ока. Может, тут ошибка? Я и мысли не допускаю, чтоб он разрешил постороннему человеку ездить на своей машине.

– Зачем же обязательно посторонним? Может, кто из членов семьи или близкий друг?

– Вот уж не скажу. – Кривиц выплюнул сигарету и затолкал ее носком сапога в рыхлую землю.

– Жена у него тяжелобольная, одна она и по лестнице не сойдет, а вот сын… – Кривиц задумался, пробежал рассеянным взглядом по кустам, передвигая вверх и вниз золотой браслет часов. – Нет, ей-богу, не знаю: у Дитера права есть только на вождение мотоцикла, он хотел бы получить права и на вождение машины, но отец против и потому не дает ему денег на автошколу. Они вечно из-за этого ссорятся.

– А что собой представляет его сын? Он разве сам не зарабатывает?

– Он учится в каком-то институте в Потсдаме, а живет пока у родителей.

– Так, так. Следовательно, вы не знаете, кроме доктора, никого, кто бы хоть раз ездил на этой машине.

Кривиц осклабился, обнажив два ряда желтых неровных зубов.

– Ну, не надо понимать меня так буквально, господин лейтенант. Я просто хотел сказать, что доктор трясется над своим автомобилем. Но я, к примеру, тоже наездил на нем несколько метров. Когда испытывал машину после починки. И то доктор торчал где-нибудь под боком и каждую минуту напоминал, чтоб я был поосторожнее.

Крейцер был очень недоволен, но надеялся, что Кривиц этого не заметит.

– А вы не обнаружили при починке ничего подозрительного? – спросил он.

Вальдемар Кривиц рассмеялся и раскурил свежую сигарету.

– Подозрительного? Да ни вот столечко. Побывай в машине кто-нибудь чужой, доктор бы обнаружил это еще до меня. Он всякую царапину видит. Нет и еще раз нет. А где, вы сказали, произошло столкновение?

– Около Филиппсталя. На трассе Гютерфельде – Саармунд.

– А, знаю, знаю. Это ведь… – Он не договорил и покосился на дорогу, где серая «победа» с мигалкой красного цвета на крыше свернула на участок доктора Николаи и остановилась перед его домом. Из дома вышел доктор Николаи. Через руку у него был перекинут желтый плащ. На лице читалось явное неудовольствие. Шофер распахнул дверцу, и Николаи сел рядом с ним на переднее сиденье. Машина развернулась – сцепление издало высокий колокольный звон – и выехала со двора.

Кривиц одобрительно кивнул.

– И очень разумно. Кто имеет возможность, должен ездить на служебной машине или брать такси. По вечерам человек может выпить, а у кого хватит духу оставить машину перед пивной и топать домой пешком? Лично я таких людей не встречал. А то еще человек хочет произвести впечатление на свою приятельницу – выпил и гонит, при таких обстоятельствах легче легкого совершить наезд.

Крейцер взглянул на широкую полосу вскопанной Кривицем земли. Работа была сделана чисто. Края словно проведены по линейке, ни травинки, ни камешка – все выбрано и сложено в тачку, стоящую рядом. Затем он спросил:

– Не пойму, господин Кривиц, это только предположения или вы что-то знаете?

– Ну что вы. – Кривиц даже руками замахал. – Я вообще говорю, к слову. Ведь есть же у человека какие-то мысли. Правда, доктор и в самом деле не дурак выпить…

Он потер тыльную сторону ладони, проводил глазами тонкую струйку дыма, которая вырвалась у него из уголка рта и колечками поднялась в воздух. Крейцеру показалось, что Кривиц чего-то не договаривает.

– Может, и у доктора есть такая приятельница? – вслух предположил Крейцер.

Кривиц перестал потирать руку. Он приоткрыл рот и с глуповатым видом уставился на Крейцера.

– Вы разве знаете?..

– Я-то ничего не знаю, зато вы, по-моему, знаете. Хватит играть со мной в прятки, выкладывайте все как есть. Значит, у доктора есть приятельница, так?

Этот прямой вопрос пришелся Кривицу не по вкусу. Он выпятил губы, затем поджал их, так что желваки на скулах дрогнули.

– Мне не хотелось бы, чтобы господин доктор подумал… Но если вы пообещаете не говорить ему, откуда вам это известно… – Он замялся.

Крейцер невольно улыбнулся.

– По желанию заявителя полиция не открывает источник информации, вы же сами знаете.

– Ну уж ладно, – вздохнул Кривиц, – так и быть, расскажу. Тем более что никакой пользы вы из этого не извлечете. Ну да, господин доктор всю ночь провел в клинике. Но ведь преступление такое гнусное, тут уж не до дружбы и не до деликатности.

Крейцер вооружился терпением. Он уже привык к тому, что свидетели любят начинать с рассуждений на моральные темы. Кривиц продолжал:

– Сказать по совести, мне как-то не по себе, но ведь все равно вы рано или поздно сами до этого докопаетесь. Итак, к делу: да, вы правы, у доктора Николаи есть связь на стороне.

– А как ее зовут, эту даму?

– Вот тут я вам, к сожалению, не помощник. – Кривиц огорченно развел руками. – А вообще прехорошенькая блондинка лет примерно двадцати пяти.

– Вы-то откуда об этом знаете?

– По чистой случайности, как оно обычно бывает. Несколько месяцев назад я ездил по делу в Вильгельмсхорст. Зять у меня разводит кроликов, а я должен был привезти ему оттуда самца шиншиллы. Гляжу, в боковой улочке стоит машина доктора. А минут пятнадцать спустя он меня обогнал на шоссе. И блондиночка сидела рядом с ним.

– Ну, это еще ничего не значит.

– Да как вам сказать, мне, например, все стало ясно с первого взгляда. Она его обняла и положила голову ему на плечо.

Крейцер на мгновенье закрыл глаза. У него мелькнула любопытная мысль.

– Где, вы говорите, стояла машина?

– В Вильгельмсхорсте.

– А из Клейнмахнова нет дороги на Вильгельмсхорст через Филиппсталь?

– Как это нет? Именно через Филиппсталь и есть.

8

Крейцер подошел к темно-серому «EMW» и открыл дверцу. Арнольд уже сидел рядом с шофером.

– Вы уже здесь? Превосходно. Арнольд кивнул.

– Вскоре после вашего звонка я позвонил в отдел – узнать, нет ли чего нового, и мне сообщили приятное известие. Тут я вскочил на первый же автобус и приехал к вам.

Крейцер забрался на заднее сиденье и рассказал про свою беседу с Николаи и Кривицем. Потом он спросил:

– А с Руди Ноаком вы говорили?

– Да. Насчет Карин и ребенка все правда. Ноак утверждает, что Лабc – отец. И еще он признался, что действительно разрезал покрышку и вынул свечу зажигания. И что сделал он это со злости, раз Лабc такой скот и бросил его сестру в таком положении. На время происшествия у него есть алиби. С двадцати до двадцати трех он играл в карты с дружками, которые могут это подтвердить, а кроме того, он не умеет водить машину.

– Ладно, значит, эта версия отпадает. А теперь у меня для вас другое поручение. Поезжайте, пожалуйста, в клинику и постарайтесь найти двух-трех свидетелей, которые подтвердят, что в ту ночь доктор Николаи не выходил из больницы. Разумеется, для нас всего важнее время от двадцати до двадцати двух. А может, вы попутно узнаете что-нибудь и насчет приятельницы доктора. Я знаю, сестры и нянечки любят посудачить на такие темы. Только будьте предельно тактичны. Вот, собственно, и все. А я тем временем побеседую с госпожой Николаи. Когда управитесь, возвращайтесь сюда. – Они кивнули друг другу, после чего «EMW» с Арнольдом отъехала.

Когда он ступил на крыльцо, дверь сама отворилась, прежде чем он успел позвонить. Домоправительница выглянула в приоткрытую дверь и злобно сверкнула на него глазами.

– Что вам здесь опять понадобилось?

– Если позволите, я хотел бы поговорить с госпожой Николаи.

Ответом ему было язвительное покашливание. Не сказав больше ни слова, она проплыла по коридору через холл и поднялась на несколько ступенек, но вдруг остановилась, поглядела на Крейцера сверху вниз и сказала резким, пронзительным голосом:

– Госпожа Николаи совсем беспомощна. У нее не осталось ничего, кроме любви к мужу. Ради бога, помните об этом и проявите хоть немного великодушия, если, конечно, сумеете. А то вы так разговаривали с господином Николаи…

– Вы никак подслушивали?

– В этом доме я отвечаю за все, – сказала она, нимало не смутясь, – и, следовательно, должна знать, что здесь происходит.

Она повернулась к нему спиной и продолжала подниматься. В конце устланного ковром коридора она остановилась.

– Подождите, – буркнула она через плечо и исчезла за дверью. Спустя минуту она появилась вновь, знаками приглашая Крейцера войти, сама же вышла и закрыла за ним дверь.

Крейцер оказался в большой светлой комнате, которая служила одновременно спальней и гостиной. У стены стояла просторная супружеская кровать кремового цвета, застланная голубым стеганым покрывалом. По правую и по левую стороны кровати располагались многочисленные встроенные шкафчики с дверцами зеркального стекла. Изящный туалетный столик рококо возле дверей был сплошь уставлен флакончиками духов, пудреницами, тюбиками крема, серебряными расческами, щетками, флакончиками лака всех цветов, тушью для ресниц, пилочками и маникюрными ножницами.

У противоположной стены был уголок для сидения – софа и кресла, обтянутые желтым шелком и усыпанные фисташковыми подушками. На столике – ваза для фруктов и ваза для цветов с двумя розовыми антуриями. На низком книжном шкафчике между окном и балконной дверью тускло поблескивал экран телевизора. Дверь была распахнута, и занавески чуть заметно покачивались на сквозняке.

Никого не увидев, Крейцер остановился в нерешительности.

– Проходите, пожалуйста, – раздался высокий девичий голос. – Я на балконе.

Он прошел через комнату и выглянул на балкон. Деревянный балкон, затянутый со всех сторон парусиной, напоминал верхнюю палубу корабля. В шезлонге под зонтиком полулежала женщина, укрытая до пояса тонким шерстяным пледом. Она была изящная и маленькая, с шелковистыми каштановыми волосами и очень белой, почти прозрачной кожей. Нежные руки с темно-красными ногтями держали книгу. На вид ей можно было дать лет тридцать. Большие зеленые глаза миндалевидной формы сверкали живым блеском.

– Садитесь, господин Крейцер, – произнесла она, указывая на стул возле ее шезлонга. – Чем могу быть полезна?

– Несколько вопросов, госпожа Николаи. Я не хотел бы злоупотреблять вашей любезностью. Вы, вероятно, знаете уже, о чем речь.

– Да, Карла мне рассказала о вашем разговоре с моим мужем. Иногда она позволяет себе лишнее, но вы не должны за это на нее сердиться. Она так нам преданна, так преданна. Без нее мы бы пропали. – Она умолкла, положила закладку в книгу, а книгу засунула в плетеную подставку между журналами. При этом ярко вспыхнули аквамарины на ее золотом браслете. – А кроме того, не думайте, что вы злоупотребляете моим временем, – продолжала она. – Я очень много бываю одна и радуюсь каждому гостю, даже если он пришел по делам службы.

– Спасибо большое, вы очень любезны, – пробормотал смущенный, словно мальчишка, Крейцер.

Госпожа Николаи ошеломила его. Она выглядела совсем не так, как он ожидал, она напоминала Грету Гарбо в лучшие годы и говорила приятным голосом, в котором не было ни тени уныния или жалости к самой себе. Только если очень присмотреться, можно было увидеть две тонкие прочерченные болью линии от крыльев носа до уголков рта.

– Сигарету? – предложила она.

– Нет, спасибо, видите ли…

– Но уж стакан апельсинового сока вы, верно, не откажетесь выпить? – улыбнулась она.

– Не откажусь, – сказал Крейцер.

Она подтянула столик на колесиках и наполнила из термоса два стакана. Он взял предложенный ему стакан и отхлебнул глоток ледяной жидкости.

– Простите, господин Крейцер, но для начала я хотела бы сама задать вам вопрос. Нет ли в законах такого параграфа, который разрешал бы одному из супругов отказаться от дачи свидетельских показаний, если он опасается, что его показания могут повредить другому?

Крейцер совсем растерялся. Хотя он более чем когда-либо был уверен, что напал на верный след, ему стало как-то не по себе. Глубоко вздохнув, он ответил:

– Да, такой параграф существует: например, для того случая, когда вы предстаете перед судом в качестве свидетеля. Но неужели вы всерьез думаете, госпожа Николаи, будто можете повредить своему мужу?

– Нет, нет! – Она энергично замотала головой. – Совсем напротив, я убеждена, что мой муж вообще не способен на такую низость, как бросить беспомощного, раненого человека. Мой вопрос не имеет к этому происшествию ни малейшего отношения. Но есть такие… – она нахмурила брови и, мгновение помолчав, продолжала, – такие глубоко личные моменты, о которых я не желаю говорить ни при каких обстоятельствах. – С улыбкой, несколько вымученной, она докончила: – Видите ли, вот уже три года, как я превратилась в своего рода украшение витрины, в манекен. И тем не менее муж мой проявляет такую трогательную заботливость, не проходит и дня, чтобы он не подумал обо мне: книги, цветы и другие знаки внимания. Он окружает меня такой самоотверженной любовью, что я почти забываю про свою болезнь и чувствую себя счастливой.

Впервые Крейцер уловил легкое дрожание в ее голосе. Но не успел он придумать ответ потактичнее, как она овладела собой и заговорила вполне спокойно:

– Хочу быть откровенной до конца. Муж заходил ко мне и рассказал, какое против него существует подозрение. И он просил меня вообще не отвечать на вопросы, никак не ввязываться в это дело и отказаться от каких бы то ни было разговоров в полиции, ссылаясь на свою болезнь. Но, поскольку я сознаю, что это только укрепит уже существующие подозрения, я решила тем не менее поговорить с вами. Итак, если вас интересует мое личное мнение: да, я считаю вполне возможным, что он среди ночи незаметно покидал клинику. Он же решительным образом это отрицает. А раз он говорит, что не покидал, значит, вы должны ему верить, как верю я.

Крейцер помолчал и только поглядел задумчиво на носки своих ботинок.

– А вы не знаете никого из ближайшего окружения доктора, кто мог бы воспользоваться его машиной? – спросил он наконец.

Она наклонила голову, протянула не глядя руку к эмалевой шкатулке на столе, достала оттуда сигарету и сунула себе в рот. Крейцер привстал, вытащил из кармана спички и дал ей огня. Она кивком поблагодарила его и сказала:

– Да нет, никого не знаю. Но ведь кто-то наверняка ею пользовался. Во всяком случае, не мой муж. Он врач, и он ни за что не оставит раненого без помощи. Я скорее предположила бы другое: какие-то подростки угнали машину и совершили наезд. Ведь сплошь и рядом приходится слышать о таких случаях.

– Вы правы, – согласился Крейцер, – но мне ни разу не приходилось слышать, чтобы подобные личности вернули машину туда, откуда угнали. Это и рискованно и вообще затруднительно. А в нашем случае создается впечатление, будто преступник хотел по возможности скрыть происшествие. Из чего можно сделать вывод, что он принадлежит к тому кругу лиц, который имеет отношение к доктору. В противном случае ему было бы совершенно безразлично, где и когда найдут машину.

– Очень тонкое наблюдение, – сказала она, проталкивая между губами струйку дыма. – Надеюсь, вы добьетесь успеха с этой теорией.

Крейцер отпил глоток сока.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – сказал он. – Да, кстати, известно ли вам, что несчастный случай произошел возле Филиппсталя, другими словами, на том шоссе, которое ведет к Вильгельмсхорсту?

– Не знала! – Она испуганно поглядела на него и медленно откинула голову на высоко поднятую спинку шезлонга. Рука ее непроизвольно стиснула отвороты блузки. Потом, опустив длинные ресницы, она сказала шепотом: – Не понимаю, что вы хотите этим сказать?

Крейцер упорно смотрел на мореные половицы между своими ботинками. Ах так, значит, об этом Николаи не сказал ей ни слова. И хорошо сделал, едва ли его жена до сих пор пребывает в счастливом неведении…

– Разве для вас что-нибудь связано с названием Вильгельмсхорст? – осторожно начал он.

Она выпрямилась и взглянула на него.

– Извините, ради бога, – сказала она по-прежнему ровным голосом. – Мне вдруг стало дурно. Со мной это бывает, виновата моя болезнь. А теперь к вашему вопросу: – Нет, Вильгельмсхорст не вызывает у меня никаких ассоциаций.

Она загасила недокуренную сигарету и допила сок.

Крейцер чувствовал, что она не совсем откровенна, однако решил примириться с этим и не терзать ее мучительными и унизительными расспросами. А имя приятельницы доктора он может узнать и от него самого.

– Да это, собственно, и не играет особой роли, – сказал он после недолгого молчания и поднялся со своего места.

Она улыбнулась признательно, явно прочитав его мысли.

Перед домом остановилась машина, хлопнули дверцы, донесся голос чем-то возмущенного Николаи, по лестница загромыхали шаги, потом они раздались в коридоре, дверь рывком распахнули, и в комнату ворвался сам доктор. У него было багровое лицо, глаза из-под кустистых бровей так и сверкали от злости. Разъяренным быком кинулся он на Крейцера.

– Зарубите себе на носу, – заревел он, – что я не потерплю вашего наглого вынюхивания! Хотите что-то узнать – обращайтесь ко мне, а клинику и мою жену оставьте в покое.

За спиной у Николаи возникло сконфуженное лицо Арнольда, тот смущенно пожимал плечами. Николаи повернулся к нему.

– Этот мальчишка вступает в разговоры с моим персоналом и подкапывается под мой авторитет. А когда я требую объяснений, он нагло заявляет, что собирался, видите ли, проверить мое алиби.

Крейцер резко перебил его:

– Этот «мальчишка» – младший лейтенант полиции Арнольд, и он действовал по моему заданию. За последние несколько часов мы пришли к выводу, что не можем до конца снять подозрение с вас, и поэтому приняли решение начать официальное расследование.

– Чихал я на ваши расследования! – кричал Николаи. – У себя в клинике я хозяин и… – Он не докончил, потому что взгляд его упал на жену, которая с мольбой смотрела на него и едва заметно качала головой. Он сглотнул раз, другой, ослабил узел галстука и продолжал уже более спокойно: – Давайте лучше перейдем ко мне. Я хотел бы, чтобы по меньшей мере моя жена была бы избавлена от этой глупости. – Он повернулся и вышел.

Крейцер за руку попрощался с госпожой Николаи. Умоляюще глядя на него, она шепнула:

– Ради бога, не сердитесь, он вовсе так не думает, просто он совершенно измучен.

Кабинет доктора оказался небольшой, скупо обставленной комнатой в нижнем этаже: письменный стол перед окном, кресло, белый металлический шкаф со стеклянными дверцами, в шкафу книги по медицине и многотомный словарь Майера, обтянутая клеенкой кушетка и три белых деревянных стула. Больше в комнате ничего не было, только над письменным столом висел еще иллюстрированный календарь, а над стульями – три цветные гравюры времен Питера Растрепы, изображавшие, как лукавый доктор исцеляет симулянта, который приходит к нему на костылях, но, завидев зубодерные щипцы, удирает со всех ног.

Доктор пропустил вперед Арнольда и Крейцера, захлопнул за собой дверь, подошел к столу и так грузно плюхнулся в свое кресло, что оно заскрипело. Некоторое время он молча и злобно созерцал письменный прибор из полированного гранита, потом вдруг взревел:

– Я жду извинений! Или вы думаете, что я потерплю такую наглость?

– Для допроса мы можем пригласить вас к себе, – спокойно ответил Крейцер.

Николаи даже задохнулся.

– Но я… мне… права гражданина, – прохрипел он, в бессильной злобе сжимая кулаки.

Крейцер холодно улыбнулся.

– Без сомнения, наш долг – защищать права граждан. Однако из этого не следует, что любой гражданин может нас оскорблять и водить за нос. Уважение должно быть взаимным.

Николаи подпер голову кулаком.

– Какого черта вы вынюхиваете что-то у меня за спиной? Это непорядочно с вашей стороны.

– А обманывать нас порядочно? – парировал Крейцер.

Николаи покраснел, приподнялся и со вздохом сел снова.

– Я не знаю за собой никакой вины, – устало сказал он.

– У вас есть приятельница в Вильгельмсхорсте?

Николаи снова взвился.

– Откуда вы это раскопали? Неужели моя жена…

Крейцер отрицательно помотал головой.

– Ваша жена ничего мне не говорила.

– Ну слава богу! Только я не понимаю, как вы так быстро до этого добрались. Никто ничего не знает…

– Как зовут вашу знакомую?

– Вас не касается. Это мое личное дело.

– Заблуждаетесь. Мы спрашиваем не из пустого любопытства. Дорога из Клейнмахнова на Вильгельмсхорст про ходит как раз через Филиппсталь, и вы это знаете. Не по тому ли вы и умолчали об этом знакомстве?

– Нет, черт подери. Я умолчал потому, что не имею никакого отношения к вашему случаю, и потому, что хоте избавить как мою семью, так и эту девушку от ненужных разговоров.

– И совершенно напрасно. У нас не принято предавать огласке сведения, сообщенные нам в конфиденциальном порядке. Но если вы не говорите правды, мы вынуждены отыскивать другие источники информации, а это для вас чревато известными неприятностями. В общем, попробуйте подойти к делу разумно и трезво. Совершено преступление, и мы должны его раскрыть. Подозрение падает на вас. Поскольку вы утверждаете, что невиновны, было бы всего лучше, если бы вы оказали нам поддержку, чтобы как можно скорее разоблачить преступника и снять подозрение с вас. Поймите же наконец, что это в ваших интересах.

– Конечно, конечно… я не идиот, но…

– Тогда назовите имя своей знакомой.

– Я не могу, она так же не имеет никакого отношения к происшествию, как и я, мне не хотелось бы ее компрометировать.

– Она что, замужем?

Николаи мрачно молчал.

– Ну ладно, -сказал Крейцер. – Товарищ Арнольд, доложите, пожалуйста, что вам удалось выяснить в больнице.

– Я выяснил, что с двадцати часов до двадцати двух никто не видел доктора Николаи. А в двадцать два пятнадцать его видели в хирургическом отделении.

– Смешно слушать, -буркнул Николаи, – я все это время просидел у себя в кабинете за книгой. Читал детектив, если вас интересуют подробности.

– Что-нибудь еще, товарищ Арнольд?

– Да. Мне сказали, что несколько недель назад во время дежурства доктор Николаи часа на два – на три уходил из клиники. Свидетелей можно найти множество, только я с ними пока еще не говорил.

Крейцер покосился на Николаи, но тот глядел в окно, упрямо стиснув губы. Ни продолжать разговор, ни оправдываться он, судя по всему, не собирался. Крейцер кивнул Арнольду, оба встали.

– Тогда пошли в клинику. Разрешите откланяться, господин доктор.

Николаи шумно засопел.

– Ну ладно, скажу вам имя. Но повторяю еще раз: я в тот вечер у нее не был. Кто-то неизвестный без моего ведома воспользовался машиной – вот единственно возможное объяснение. Почему вы не хотите мне верить?

– Потому что ваше поведение этому мешает. Однако мы тщательно исследуем каждую версию, в том числе и версию о неизвестном.

Николаи отодвинул кресло, стал спиной к окну, глубоко засунул руки в карманы и пробормотал тихо и неохотно:

– Ее зовут Бригитта Альвердес.