Текст книги "Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943"

Автор книги: Хайнц Шрётер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

В назначенное приказом время был открыт ураганный огонь, штурмовые отряды, воспользовавшись данной огневой подготовкой, продвинулись вперед, а когда огонь был перенесен вперед на более отдаленный участок, большинство из них, преодолевая сопротивление, прорвались к намеченным целям наступления. Пехота же, шедшая вторым эшелоном, была слишком слаба, чтобы прочесать местность между двумя позициями. Ситуация складывалась следующая.

294-й саперный батальон достиг Волги и захватил территорию с остатками разрушенных топливных систем; 50-й саперный батальон – два фабричных здания и несколько жилых домов, но после этого залег перед аптекой и красным домом. Эти опорные пункты были оборудованы для обороны так, что взять их было невозможно.

336-й саперный батальон занял несколько больших жилых домов и по улице, проходившей перпендикулярно Волге, прорвался своими передовыми отрядами к границе дивизии. Но и здесь пехота, ведя бои с расположенными по обеим сторонам опорными пунктами, не смогла пройти вперед, поэтому передовые отряды 336-го саперного батальона вынуждены были оставить часть территории.

Может быть, такое краткое описание воспринимается довольно просто, но тот, кто был солдатом, знает, что скрывается за этими строками. Расположение и соотношения сил воюющих сторон нередко были такими, что в одном доме и немцы, и русские защищали свои позиции. Наступление 162-го и 389-го саперных батальонов продвинулось вперед, но остановилось перед так называемым белым домом. Дома, о которых шла речь, представляли собой груды мусора, но и за них велись бои.

Потери составляли двадцать процентов, а новая тактика наступления ударных отрядов, вопреки речи Адольфа Гитлера, не была применена.

Огнеметы и танки не были задействованы в районе «Пушечной фабрики», штурмовые орудия лишь иногда вводились в бой, так как они не могли поспевать за наступавшими ударными отрядами и поэтому вели огонь с задних флангов, чтобы обеспечить им огневое прикрытие.

Опыт первого дня наступления показал, что инженерные войска могли выполнить свою нелегкую задачу только при наличии пехоты, но истекавшие кровью полки не могли им оказать такую помощь.

10 ноября командир подразделений, выполнявших операцию особого назначения, стоял перед командующим 51-м армейским корпусом генералом фон Зейдлицем в продвинутом вперед командном пункте 305-й пехотной дивизии.

– Для того чтобы добиться быстрого успеха на данном участке, необходимо подтянуть сюда пехотный полк для усиления 305-й пехотной дивизии, господин генерал.

– Я знаю, что все дивизии на Волге ослаблены после проведенных боев и привязаны к своим позициям, но пехотный полк можно перебросить так же, как это было сделано с саперными батальонами, доставленными в Сталинград самолетами.

И генерал ответил ему:

– У нас нет свободной пехоты. По данным разведки, русские подводят крупные моторизованные соединения к участкам наших соседних армий слева и справа. Несколько танковых дивизий, которыми мы располагаем в этом районе, должны находиться позади румынских, итальянских и венгерских частей.

– Господин генерал, что касается саперных батальонов, используемых здесь, то речь идет о специальных частях. В сложившейся ситуации эти батальоны несут большие потери, весной, если вновь будут начаты широкомасштабные операции, нам будет не хватать этих специальных частей, и я хотел бы уже сейчас обратить внимание на данное обстоятельство.

– Мой дорогой Линден, сейчас дело заключается в том, чтобы закрепить и сохранить успех, который мы имеем здесь, на Волге, и мы должны всеми имеющимися у нас в данный момент силами выполнить эту задачу. А весной – посмотрим.

Вскоре был получен приказ о новом большом наступлении 10 ноября, которое имело лишь частичный успех. На правом фланге 305-й пехотной дивизии оставался 294-й саперный батальон, чтобы отражать наступления с юга, кроме того, на главном участке дивизии должны были также находиться 50-й и 305-й саперные батальоны. Для усиления между 336-м и 50-м саперными батальонами был введен 162-й саперный батальон 389-й пехотной дивизии. Таким образом, сил оказалось достаточно, чтобы 13 ноября в ожесточенном бою занять аптеку и красный дом, но, так как прорваться в эти здания через входы было невозможно, 50-й саперный батальон предпринял фронтальную атаку на стены зданий, которые были взорваны связками ручных гранат и кумулятивными снарядами.

162-й саперный батальон расколол плацдарм надвое и прорвался к Волге. Потери батальонов возросли до сорока процентов.

14 ноября остатки специальных частей предприняли новое наступление в восточном направлении, в то время как 162-й саперный батальон прорывался на север, чтобы захватить отдельные руины, которые из-за фланкирующего огня становились недостижимыми. Небольшая часть плацдарма еще находилась в руках русских, но последние ежедневно получали подкрепление как живой силой, так и материалами. На Волге местность спускалась к реке крутым склоном, в середине которого находились блиндажи противника, а сам он вел оборонительный бой, начиная от края обрыва. Оборона русских была поддержана с противоположного берега Волги эффективным огнем тяжелого оружия.

Блиндажи противника были соединены друг с другом штольнями, подступиться к которым удалось лишь путем минирования и взрывов.

В результате ежедневных атак батальоны были измотаны, и 15 ноября наступательные действия в районе «Пушечной фабрики» из-за больших потерь пришлось прекратить.

Тактика ударных частей, о которой говорил Гитлер, потерпела крах, и, как говорят русские, «Россия может быть побеждена, если только враг перейдет через Волгу». Эти слова себя полностью оправдали.

Сталинград расположен на Волге, и враг находился в центре города. У защитников сталинградских развалин был приказ, в однозначности которого ни у кого не оставалось никаких сомнений. «За Волгу отступать нельзя, есть только один путь – вперед. Сталинград будет вами спасен или погибнет вместе с вами». Тот, кто знал, с каким упорством русское командование осуществляло свои планы, должен был понять до конца значение этих слов.

Советские плацдармы: «Теннисная ракетка», Кременская, Бекетовка

17 ноября диктор великогерманского радио заявил: – Сталинград с севера и с юга за исключением двух кварталов и небольшого плацдарма занят немецкими войсками.

Это были лишь слова – в действительности все выглядело иначе.

На территории города 6-я Сибирская армия занимала только один участок, окруженный железнодорожными линиями и нещадно перепаханный многочисленными взрывами бомб и гранат, – это был плацдарм «Теннисная ракетка». Но, кроме этого, существовали еще два плацдарма, доставлявшие командованию армии большую головную боль.

Первым была излучина Дона в районе Кременской. В начале октября 11-й корпус отвел свои войска на хордовую позицию, так как оставаться на данном участке при наличии имевшихся сил было невозможно. Фронт, таким образом, переместился на участок, проходивший по линии Мело—Логовский—Ярковский.

18 октября группа армий «Б» отправила радиограмму командованию сухопутных войск, в которой, «…руководствуясь самыми неприятными размышлениями, обратила внимание на излучину Дона, считала безусловной необходимостью очистить русский плацдарм от находившихся там русских войск, для чего просила о подкреплении в виде двух дивизий». В октябре две дивизии были бы очень кстати, но их просто не было. То, насколько важно это было для будущих операций, покажут события после 19 ноября.

Кроме того, существовал еще второй плацдарм под Бекетовкой. «Колокол» Бекетовки был для 4-й танковой армии источником больших хлопот. Плацдарм, имея в глубину три километра, протянулся на юге Сталинграда вдоль берега Волги на двенадцать километров, охватывая промышленный район от Красноармейска—Сарепты до Бекетовки.

Выполняя поставленную задачу подойти к Сталинграду восточнее Дона, 4-я танковая армия в середине сентября прорвалась к центру города и тем самым достигла цели своего наступления. Командование боевыми действиями в городе в тот день было поручено одной 6-й армии, и линии стыка армий были перенесены соответственно на юг. Прохождение данной линии определялось территорией боевых действий и расчленением армий: первоначально она проходила рядом с р. Царицей, а 15 сентября – севернее железной дороги.

Уже в самом начале боев за Сталинград 4-я танковая армия получила приказ о подготовке операции «Серая цапля», что открытым текстом означало захват Астрахани силами моторизованных войск, а именно 14-й и 24-й танковых дивизиий и 29-й мотопехотной дивизии.

Подготовка операции «Серая цапля» застопорилась с самого начала, так как танковая армия в то время выполняла полученную ранее задачу – продвижение к Сталинграду; операция по захвату Астрахани требовала сил и средств, которые армия для этой цели не могла высвободить, а высшее командование не могло дать на это согласие.

После того как в середине сентября цель была достигнута, в танковой армии в течение недели все были заняты мыслью о захвате плацдарма Бекетовка; в необходимости данной операции ясно отдавали себе отчет как командующий группой армий, так и командующий 4-м корпусом генерал фон Шведтлер и командующий танковой армией генерал-полковник Гот.

4-й армейский корпус, ведя бои на южном фланге 6-й армии, не смог продвинуться дальше на восток.

«Если у нас нет стратегического Сталинграда, – писал командующий 4-м армейским корпусом командующему 4-й танковой армией, – с какой целью тогда захватывать эти развалины на Волге?» Он высказал то, о чем уже знали и тот, кому было адресовано послание, и другие командиры.

Приказ о занятии плацдарма был отдан командованием группы армий, операция получила название «Осенняя листва». Несколько позднее выяснилось, что «Осенняя листва» было ключевым словом для обозначения державшейся в тайне операции «Активная противохимическая защита», поэтому название «Осенняя листва» исчезло и через сутки появилось вновь как «Осеннее путешествие». Но и под этим названием операция не была проведена, так как после передачи частей 4-й танковой армии, воюющих на территории Сталинграда, 6-й армии танковая армия настолько ослабла, что осуществление операции «Осеннее путешествие» оказалось невозможным. Наступление на плацдарм должно было начаться только после того, как танковая армия вновь получит свои части. Командование группы армий «Б» согласилось с данным ходом боевых действий.

План операции в целом был следующим:

а) осуществление наступления до окончательного захвата Сталинграда;

б) проведение операции «Осеннее путешествие»;

в) проведение операции «Серая цапля».

17 сентября начальник Генерального штаба 4-й танковой армии генерал-майор Фангор записал в свой дневник: «Серая цапля» вновь отложена», а 16 октября – новую фразу: «От «Серой цапли» окончательно отказались».

Четыре дополнительные дивизии – таково было требование командующего войсками. Дивизии не подошли, так как их просто не было, вместо этого 18 октября прибыл «юнкерс», на котором генерал фон Шведтлер улетел на родину, заявив до этого, что он болен и опасается за свое здоровье. На аэродроме его провожал его преемник, командир 389-й пехотной дивизии генерал инженерных войск Эрвин Йенике. Оба долго смотрели в глаза друг другу, и их взгляды означали значительно большее, чем их рукопожатие.

Все оставалось на своих местах: «Колокол» взят не был, так как бои в Сталинграде с каждым днем становились все ожесточеннее и дивизии, участвовавшие в этих боях, не могли покинуть свои позиции.

На севере и юге по-прежнему сохранялась опасная ситуация: под защитой темных лесов в районе Кременской на севере и высоких волжских холмов на юге советские наступательные дивизии продвигались к своим исходным позициям.

Сталинградские хлопоты

В июне 1941 года генерал-фельдмаршал фон Браухич указал на необходимость снабжения Восточного фронта зимним обмундированием и распорядился включить всю имевшуюся на складах теплую одежду в список вещей, предназначенных для снабжения фронта. Административно-хозяйственное управление сухопутных войск и интендант при генеральном квартирмейстере в августе 1941 года также предлагали зимнюю одежду для фронта, однако, несмотря на неоднократные обращения, их предложение было отклонено, так как фюрер не допускал мысли о том, что дело дойдет до зимнего похода.

В начале октября шеф имперской прессы писал: «Русский молох уже повержен и больше никогда не поднимется».

Позднее из-за тяжелого положения с транспортом и частично из-за сильных холодов подвоз зимнего обмундирования на фронт уже был невозможен. И тут в качестве «ангела-спасителя» выступил рейхсминистр д-р Геббельс, чтобы исправить то, что якобы не смогло сделать командование сухопутных войск. Шерстяные вещи, пожертвованные и собранные для оказания помощи немецким войскам в зимний период, поступали на тыловые участки войск в течение 1942 года, поскольку даже д-р Геббельс не мог предоставить транспортные средства.

Одновременно с генерал-квартирмейстером в августе 1942 года фельдмаршал фон Браухич вновь потребовал подготовить специальную зимнюю одежду для Восточного фронта, однако Гитлер придерживался другого мнения:

– Для оккупационной армии, которая уже не участвует в боевых действиях, вполне достаточно иметь на территории России обычную зимнюю одежду.

Гитлер, правда, пообещал поторопить соответствующие инстанции с отгрузкой обычной зимней одежды, но эти обещания для солдата, ноги которого уже окоченели, значили меньше, чем полная кружка талого снега.

Жуткие холода быстро парализовали всю транспортную систему – доставка на фронт шерстяной одежды и предметов снаряжения слишком запоздала. Составы с зимними вещами, предназначавшимися для 6-й армии, стояли на железнодорожных путях: 76 вагонов в Ясиноватой, 19 – в Лемберге, 41 – в Киеве и 17 – в Харькове. Железная дорога была перегружена, пропускная способность в большинстве своем одноколейных путей была ограничена, решающее значение имело также снабжение локомотивов углем и очистными установками для воды, содержавшей большое количество извести.

Но дело было не только в угле и воде, сами железные дороги находились в таком состоянии, что движение любого вида железнодорожного транспорта по ним значительно замедлялось. То, что на фронт в первую очередь подвозили оружие и боеприпасы и только во вторую очередь – одежду и провиант, не было тайной для тех, кому пришлось преодолевать проблемы с транспортом.

Существовала также еще одна проблема: ширина колеи российских железных дорог не совпадала с шириной колеи немецких дорог; кроме того, машины, приезжавшие из Германии, не отвечали тем требованиям, которые предъявляла к ним русская зима, тем более что ежедневный груз, который предназначался только для одной 6-й армии, весил семьсот пятьдесят тонн. Железнодорожные пути были забиты военными эшелонами и составами порожняка до такой степени, что передвижение войск по железной дороге было почти исключено.

Предназначенные для армии посылки и почта транспортировались по железной дороге до Чира, затем транспортными колоннами перевозились в Калач, а оттуда через Карповку—Вороново по железной дороге доставлялись в тыловой район армии. Железнодорожный мост через Дон под Чиром был русскими взорван.

Вся зимняя одежда 10 октября находилась в распоряжении войск, отданный ранее особый приказ фюрера требовал представить по данному делу донесение об исполнении, которое должны были подписать все дивизионные командиры до 15 октября. Приказ был исполнен в течение трех недель, что было особой заслугой интендантства, и здесь не надо грешить против истины. В указанный срок были представлены все донесения без исключения. Установленным фактом было также и то, что зимней одежды, поступившей в войска до 20 ноября, не хватало, чтобы удовлетворить потребность в ней всех воинских частей.

Штатная зимняя одежда включала плащи, свитеры, гетры, подшлемники, перчатки и валенки. После подтверждения всех упомянутых выше донесений каждая воинская часть получила то, в чем она нуждалась, но в той или иной части обязательно чего-то не хватало.

Разумеется, каждая воинская часть должна была доложить о нехватке каких-либо вещей в служебном порядке: рота докладывала батальону, батальон – полку, полк – дивизии, и последняя, наконец, – корпусу.

Корпус собирал все поступившие донесения о нехватке одежды и докладывал об этом армии. Холод с каждым днем становился все более мучительным и невыносимым. В результате потерь в живой силе и прибытия нового пополнения реальная потребность в одежде менялась – это требовало подачи дополнительных донесений; на запросы необходимо было давать ответы, а время шло, холод усиливался, и случаи обморожения учащались. Несколько раз сроки выдачи одежды переносились, или вещи просто не поступали, а если все-таки, наконец, помощь приходила, то случалось, что войска в это время вели бои. Могло быть и такое, что машины находились в ремонте или какое-либо подразделение увязало в снежных сугробах. Иногда отсутствовало горючее, иной раз не хватало чьей-либо подписи, и случилось так, что армия в целом осталась без зимней одежды, причем генеральный интендант и три тысячи интендантов, начальники штабных финансовых служб, старшие казначеи, казначеи и инспекторы административно-хозяйственных служб не были виноваты в этом.

Прежде чем Сталинград превратился в крепость, вокруг него скопились склады, которых не хватало войскам в городе. У самой армии уже не оставалось ничего – все, что прибыло, уже было распределено между различными подразделениями. Один склад принадлежал люфтваффе, второй – рабочим службам, третий был зарезервирован для румын, четвертый находился в подчинении организации «Тодт», пятый склад был оставлен в качестве резерва, на шестом складе хранилось специальное обмундирование для танкистов, содержимое седьмого склада предназначалось для рождественских праздников, восьмой, девятый, десятый…

Только войска в Сталинграде оставались ни с чем, меховые пальто носили другие – те, кто находился на расстоянии сотни километров от переднего края.

В Миллерове штабелями лежали на складах сорок тысяч меховых пальто, шапок, меховых сапог и двенадцать с половиной тысяч центнеров порошка от моли.

На складах в Тормосине, Чире, Песковатке, Тацинской, Обливской и Черткове хранились 200 000 рубашек, 40 000 шапок, 102 000 пар валенок, 83 000 кальсон, 61 000 суконных брюк, 53 000 форменных кителей, 121 000 шинелей, шарфов, зимних касок, перчаток и чулок. И каждый склад имел начальника, заместителя начальника, а также бухгалтера, кладовщика и часовых.

«Все есть, но только не для нас», – ворчали солдаты в Сталинграде, и они были правы.

Недалеко от Песковатки и Камышевской хранились горы предметов различной одежды, которые могли бы доставить много радости целому цыганскому табору. Голубые, красные и зеленые шали в полоску и в клетку; светло-желтые пуловеры с длинными рукавами из ангорской шерсти; носки с узором колечками всех размеров, от 42-го до 45-го; меховые жилеты с вязаными узорами в виде корон, вязаные кофты, дамские пальто, муфты, перчатки, чепчики с лентами и без них, тапочки, домашние туфли из верблюжьей шерсти, грелки для кофейника, полусапожки для коньков, футболки. Кто проходил мимо, набирал себе вдоволь всего, что считал необходимым. Все пехотные подразделения, входившие в состав 100-й пехотной дивизии, уходили со склада в таком виде, словно им нужно было выступать в цирке, а не идти на передовую.

Подобные сцены, которые можно было здесь наблюдать, являлись теми редкими случаями, способными вызвать у солдат в Сталинграде смех.

Было и много других событий, о которых в то время говорили постоянно.

Об одной истории следует упомянуть.

Это была история с орденом за Сталинград.

Офицер разведки и безопасности армии в начале положил телеграмму в свой портфель, а позднее во время доклада начальнику Генерального штаба на его стол. Фюрер приказывал разработать проект ордена за Сталинград, который должен был быть готов к 25 ноября.

Уже существовали «орден за Крым», «орден за Нарвик», «орден за Холм», почему же не должна была быть учреждена награда для солдат, воевавших в Сталинграде? Это была точка зрения одной стороны. Противники такой награды придерживались другого мнения: «Сначала нужно захватить Сталинград и уж потом раздавать ордена».

Во второй половине дня с телеграммой ознакомился командующий.

– Крым и Нарвик принесли нам явный успех, Сталинград – это эксперимент, – сказал офицер разведки командующему.

Командующий, глядя в окно, ответил:

– Харьков тоже был экспериментом, а Фридрих II превратил опасную ситуацию в решающую победу.

– Мы имели дело с противником в открытом сражении, и противник был деморализован нашими победами. Тогда у нас были танковые клещи, а сегодня мы топчемся на месте.

Генерал обратил взор своих ясных глаз на командующего армией:

– Но это место уменьшается, господин генерал.

– Я считаю, что мы придаем слишком большое значение этому вопросу.

– Я тоже так считаю.

На том и порешили.

Приказ был передан в 637-ю агитационно-пропагандистскую роту.

Командование роты поручило командиру особого подразделения и военному художнику Эрнсту Айгенеру разработать проект ордена.

Айгенер был в войсках начиная с Польши, Франции и заканчивая Россией, а теперь Сталинградом. Его можно было встретить повсюду – в танке, в автомобиле, в дорожной грязи, но больше всего его тянуло к людям, пехоте и лошадям – войну он ненавидел. Его товарищи говорили о нем, что он не умел смеяться, но это была неправда, просто этого никто не видел.

Для Айгенера представляли интерес те вещи, на которые никто не обращал внимания; развалины, которые все проклинали, привлекали его как художника. То, что другим было в тягость или к чему люди просто были безразличны, его, наоборот, воодушевляло: артиллерийский огонь и облака, солнце и грязь, ясные ночи, туман над Волгой. У него не было врагов, а позднее он хотел остаться в России, ему должен был принадлежать дом на донской возвышенности – так он любил эту страну.

В центре ордена Эрнст Айгенер изобразил бункер с руинами волжского города, к которым было обращено лицо мертвого солдата. Каску солдата обвивала колючая проволока, а поперек всего проекта прямыми буквами было написано: «Сталинград».

Проект был отклонен ставкой фюрера.

«Слишком деморализующе», – было написано на краю проекта. На следующий день, который выдался очень солнечным, Айгенер в возрасте 37 лет погиб – это было 20 ноября 1942 года. Он остался там, где позднее хотел построить себе дом, – на дороге, проходившей через донскую возвышенность недалеко от Калача.

«Звезды вечны, но люди поступают так, будто завтра их здесь уже не будет».

Так писал Айгенер за три часа до своей смерти.

Положение в группах армий «А» и «Б».

Середина ноября

Наступило время рассказать об общей ситуации, сложившейся в группах армий «А» и «Б» в середине ноября.

Наступление группы армий «А» на северных оконечностях Кавказа в конце августа практически было приостановлено, поэтому цель командования сухопутных войск прорваться через Тбилиси к Баку не была достигнута – войскам противостоял все еще сильный противник. Этот факт заставлял серьезно задуматься. Поход на Кавказ, во время которого северным флангом планировалось добраться до Каспийского побережья под Грозным, требовал оперативного прикрытия в нижнем течении Волги, но на перешейке между Калачом и Сталинградом такое прикрытие отсутствовало. Чтобы обеспечить подобную защиту, в первую очередь необходимо было иметь в распоряжении силы, которые могли бы на участке Элиста—Котельниково отразить любое наступление противника в направлении нижнего течения Волги. Чем меньше думали при этом о промышленной метрополии Сталина, тем больше появлялось шансов для того, чтобы суметь сосредоточить и держать наготове собственные силы для оперативной обороны по обеим сторонам Калача и юго-восточнее нижнего течения Дона. Речь шла о том, чтобы парализовать Сталинград и весь участок вдоль Волги с помощью авиации и дальнобойной артиллерии и при этом держать наземные войска подальше от того места, которое наверняка станет центром боевых действий. Непонимание всех этих связей со стороны верховного немецкого главнокомандования стало причиной провала операции.

Прохождение линии фронта групп армий «А» и «Б» в начале ноября 1942 года.

Железнодорожная сеть за Южным фронтом

Здесь имела место также тактическая переоценка участка вдоль течения реки, иначе более серьезно была бы продумана возможность поддержки всей операции через устье Дона в районе между Мешковской и Цимлянском, как это было намечено командованием группы армий «Б» во время первого планирования операции. Но даже если бы была организована оборона по линии Калач—Серафимович без учета излучины Дона в районе Качалинской, то имевшиеся тогда в распоряжении боевые группы потеряли бы часть своих сил. В результате битвы за Сталинград пехотные части оказались в бесполезном кольце.

Командующий группой армий «Б» и его Генеральный штаб с большой тревогой смотрели на приближавшиеся события.

Группа армий «А» с 17-й и 1-й танковыми армиями располагалась между Черным и Каспийским морями и держала линию обороны шириной семьсот пятьдесят километров в южном и юго-восточном направлениях. Первоначально командование группы армий не ожидало фронтальной опасности, напротив, наиболее напряженным считался участок на глубоком открытом фланге между Тереком и Сталинградом.

Группа армий «Б» своим южным флангом, на котором находилась 4-я танковая армия, заняла район под Котельниковом. 16 сентября для 4-й танковой армии наступление на Сталинград было закончено: она вынуждена была перейти в оборону в калмыцкой степи севернее дороги Элиста– Астрахань и на Волге южнее Сталинграда.

На правом фланге 16-я мотопехотная дивизия на полосе шириной в четыреста километров обеспечивала оборону на дороге в Астрахань и тем самым поддержку внутренних флангов групп армий «А» и «Б». На данном участке предполагалось использовать 4-ю румынскую армию, которая была на подходе и своими передовыми частями находилась приблизительно в пятидесяти километрах восточнее.

16-я мотопехотная дивизия располагалась своими основными силами на участке Элиста—Хулхута вдоль дороги Элиста—Астрахань. Между дорогой Элиста—Астрахань, северо-западнее Элисты и района Тундутова, 7-й румынский армейский корпус силами 8-й и 5-й кавалерийских дивизий занял в степи позиции шириной сто шестьдесят километров. К нему примыкал 4-й румынский армейский корпус с четырьмя пехотными дивизиями (1, 2, 4 и 20-й), позиции которых растянулись на юго-запад от Красноармейска.

297-я и 371-я пехотные дивизии располагались южнее Воронова. Затем подошли 71, 295, 305, 100, 79, 389-я пехотные дивизии и части 16-й танковой дивизии. Дальше на севере находилась 94-я пехотная дивизия. Северный фланг держала 24-я танковая дивизия, с запада присоединялись 16-я танковая дивизия, 3-я мотопехотная дивизия, 60-я мотопехотная дивизия, 113-я и 76-я пехотные дивизии. Западнее Дона находились 397, 384, 44-я пехотные дивизии и 1-я румынская кавалерийская дивизия.

11-й корпус занимал позиции в Кислякове, 8-й – в Песковатке и 51-й – в Гумраке. 14-му танковому корпусу было приказано укрепиться в балке под Городищем.

В соответствии с этим фронт территориально проходил с южной части Сталинграда через город до возвышенности под рынком, затем от Волги на запад, ответвляясь в сторону Татарского вала до Дона. Далее линия фронта проходила по западному берегу реки до излучины Дона и заканчивалась под Кременской.

Положение в ставке Гитлера

В то время как дивизии групп армий «А» и «Б» вели бои день и ночь и каждый день и каждую ночь солдаты несли на своих плечах непомерную тяжесть этой беспощадной войны на Востоке, в ставке Гитлера также развернулась ожесточенная и безжалостная борьба, в ходе которой перевес сил был то на одной, то на другой стороне, в результате чего нервы Верховного немецкого главнокомандования были изрядно измотаны. Ставка переживала последние и мучительные дни совместной работы Гитлера и начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера. В некоторых случаях мнения у них совпадали, разговоры и словесная перебранка затягивались до поздней ночи, и трудно было сказать, в какой момент спор был особенно ожесточенным.

Гальдер настаивал на четких и ясных решениях вопросов – Гитлер уклонялся от них, Гальдер выступал против летнего наступления 1942 года – Гитлер обходил этот вопрос стороной, Гальдер был за концентрацию сил и организацию стратегической обороны – Гитлер был за нефть и Волгу. Гальдер ссылался на недостаток сил, необходимых для выполнения оперативной задачи, – Гитлер отклонял его сомнения. Гальдер предупреждал о силе русских – Гитлер считал, что только наивный простак мог поверить этим байкам. Когда же Гальдер положил перед Гитлером разведданные о противнике, в которых говорилось о прибытии все новых и новых дивизий, Гитлер назвал это неудачным трюком Сталина. Гальдер выступал за самостоятельность командования войсками – Гитлер отдавал команды вплоть до уровня полка и принимал решения по отдельным тактическим вопросам, дать оценку которым мог только командир того или иного подразделения на месте.

По небольшому количеству военнопленных, взятых в плен во время летней операции, немецкое командование могло судить о том, что советское командование планомерно уходило от определенного решения.

Абсолютное непонимание оперативной стороны вопроса, напротив, укрепило Адольфа Гитлера в его предвзятом мнении о том, что противник полностью измотан.

«Русским пришел конец, через четыре недели они обессилеют». Это была та основная позиция, которая определяла образ действий Верховного главнокомандующего сухопутными войсками (Гитлера). Данное мнение не изменилось и тогда, когда генерал-полковник Гальдер представил фюреру данные разведки о положении в частях противника, на что Гитлер ответил:

– Избавьте меня от этой идиотской стряпни.

До этого, однако, Гальдер докладывал о следующем:

– В районе Саратова русские сосредоточили свои войска силами до одного миллиона, восточнее Кавказа – полмиллиона. Командование Красной армии начнет наступление тогда, когда немецкие части будут стоять на Волге. Сталин предпримет в этом районе такое же наступление, как это было сделано против Деникина во время Гражданской войны.

Кроме того, он добавил:

– Русские ежемесячно производят полторы тысячи танков, которым немецкая промышленность может противопоставить лишь шестьсот танков. Я хочу предостеречь от краха, он непременно наступит.