Текст книги "U-Boat 977. Воспоминания капитана немецкой субмарины, последнего убежища Адольфа Гитлера"

Автор книги: Хайнц Шаффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Но теперь мы должны принять окончательное решение. Я не хочу решать что-то, не посоветовавшись с вами. У нас выбор: или затопить подлодку и высадиться в неизвестность, или отправиться в Мар-дель-Плата. Я хочу объяснить, как это представляется мне.

Совсем не трудно затопить подлодку. Но что случится потом? Сразу, как только мы высадимся на берег, перед нами встанут вопросы, на которые нет ответа. Мы должны уничтожить шлюпки или нас будут преследовать с момента высадки. Но шлюпки не горят легко и быстро, они из резины. Что еще важнее, пламя можно увидеть издали. Да и будет ли у нас время жечь эти шлюпки? Ладно, предположим, все прошло хорошо. Мы прощаемся друг с другом и уходим в 32 разных направлениях, потому что едва ли правильно маршировать всем вместе. Лично я в более выгодном положении, чем вы: у меня есть друзья в столице. Но давайте подумаем о вас. Вы должны идти в немецкой форме, не зная языка и без гроша в кармане. У меня опять-таки преимущество: я знаю английский и французский. Рано или поздно кто-то из вас попадет в полицию, и тогда весь район оцепят и тщательно прочешут. Союзники предложат награду за нас, газеты и радио расскажут нашу историю. Сможете ли вы в таких условиях долго скрываться? Если даже кому-то удастся, его имя и приметы разошлют на все полицейские посты, и он не сможет вести нормальную жизнь или начать новую под вымышленным именем. Если кого-то схватят, кто знает, в чем нас будут подозревать? Но одно совершенно точно: нас всех обвинят в затоплении подлодки после окончания войны и припишут нам злой умысел. Только подумайте, какие обвинения выдвинут против нас, если подлодка затонет, и к каким последствиям это приведет. И это будет самое горькое окончание нашего замечательного приключения, потому что, если нас схватят, надежда на освобождение в ближайшем будущем рухнет. С другой стороны, предположим, мы входим в гавань, где с нами ничего не может случиться. Мы начинаем с чистого листа. Если нам не повезет и нас все-таки схватят, мы, во всяком случае, сможем оглянуться на тот факт, что три месяца мы жили свободно. Хотел бы кто-нибудь из вас отказаться от этого похода, несмотря на все трудности? Для большинства это станет самым важным воспоминанием всей жизни. Время не пропало для нас даром, ведь мы могли провести его как военнопленные в совершенно других условиях.

По моему мнению, у нас один выход. Мы должны войти в аргентинский порт. Подумайте над этим. Не воображайте, что я хочу давить на вас. Если вы отвергнете мое решение, я, очевидно, ничего не смогу сделать против 31 человека. Тогда пусть один из вас, кому доверит большинство, поместит меня под арест, а сам примет на себя ответственность как командир этой подлодки.

Через час я жду старшего помощника с сообщением о вашем решении.

Когда я закончил, большая часть команды перешла на мою сторону без особого шума. Я отдал специальный приказ, чтобы на борту ничего не повреждать и не разрушать.

17 августа 1945 года, в яркий солнечный день, мы впервые разглядели береговую линию Аргентины и маяк. Когда он стал хорошо виден, вся команда выстроилась на палубе. Никто не потерялся. Мы находились слишком далеко от берега, чтобы кто-нибудь мог тайком ускользнуть ночью. Если кто-нибудь смог бы уйти, это поломало бы весь наш план, и трудно было бы объяснить появление беглецов вместе с членами нашей команды. Между тем мой старший помощник, стоя на вахте в последний раз, следил за указателем оборотов, чтобы быть уверенным, что двигатели сохраняют нужную скорость. Над нами появился альбатрос. Сначала он летал над лодкой, потом сел на воду и позволил нам пройти мимо, может быть, в четырех футах от него. Он посмотрел на нас крошечными глазками, как если бы говорил: «С вашими бородами вы выглядите очень странно. Откуда вы взялись?» Мы открыли коробку сардин, и каждый раз, как птица пролетала над лодкой, бросали ей рыбку. Так она держалась поблизости довольно долго. Но когда мы попробовали дать хлебные крошки, альбатрос улетел. Находясь еще вне трехмильной зоны, мы подали по-английски сигнал «Немецкая подлодка» и заглушили двигатели. Несколько рыбацких лодочек подошли посмотреть на нас с любопытством, и, кажется, наши бороды произвели на них большое впечатление. Скоро приблизились аргентинский тральщик и две подлодки. С них информировали, что прибудет группа для встречи. Вскоре подошел моторный катер с офицером, несколькими старшинами и рядовыми. Дальше все пошло без задержек. В своей безупречной белой форме они производили приятное впечатление, а их отношение не оставляло желать ничего лучшего. Я принял аргентинского офицера на палубе и проводил в боевую рубку, в то время как ею подчиненные разошлись по лодке. Он сказал, что ему приказано проводить нас в гавань, и его обязанность предупредить затопление подлодки или ее повреждение тем или иным способом. Я объяснил, что у нас нет намерения делать что-либо подобное. Я так же предложил самому командовать во время входа в гавань, потому что команда понимает только по-немецки, а управлять подлодкой, не будучи знакомым с таким сложным оборудованием, трудно любому. Он согласился со мной, приняв слово чести. Так я отдал последние приказы как командир U-977.

Глава 15
«ВЫ СПРЯТАЛИ ГИТЛЕРА»

Серый утренний свет струился через порт моей каюты на борту крейсера «Белграно». Сигнал «Освободить палубу» пробудил меня от мечтаний и вернул к действительности. Я больше не был мальчиком, плававшим под парусами на озерах Бранденбурга, не походил на самонадеянного молодого энтузиаста, прибывшего на флот, чтобы стать «морским волком». И командиром U-977 я больше не был. Нет, я – просто военнопленный, попавший в руки аргентинского военно-морского флота. Я на борту старого крейсера, запертый в офицерской каюте. Снаружи пост. Часовые стерегут каждое мое движение, а где-то на борту мои товарищи. Наверное, они, как и я, заперты в каютах и томятся в неизвестности в такой важный день. Мне хотелось знать, хорошо ли они спали и проснулись посвежевшими или, как я, лежали без сна, обдумывая все, что произошло, и желая знать, что ждет их в ближайшем будущем. Моя команда до конца выполнила самую тяжелую работу, стоически перенесла огромное нервное напряжение этих 66 дней под водой. Где они теперь? Что с ними станется?

Рядовой, невысокий парнишка с черными волосами, одетый в белую форму, принес мне превосходный завтрак, Он, сгорая от любопытства, уставился на меня, словно на страшного зверя в зоопарке. Может быть, на него произвела впечатление моя борода, а может быть, он читал и слушал все страшные истории о секретных немецких субмаринах. Маленький кофейник с вкусным кофе, на-стоящим, с совершенно восхитительным ароматом, помог мне снять усталость. Это было прекрасно, потому что наступал момент, когда мне понадобятся все силы и души и тела. Тут как раз раздался стук в дверь и вошли два офицера, чтобы отвести меня для дальнейшего допроса к командующему базой, Один из офицеров говорил по-английски, и я спросил его о моих людях. Он ответил, что с ними все в порядке и «за ними хорошо присматривают».

В кают-компании меня снова приняли очень вежливо, и мы сразу приступили к допросу. Допрашивающий хотел узнать: во первых, о затоплении бразильского парохода «Бахия»; во-вторых, о моем прибытии через столько времени после капитуляции Германии; в-третьих, не находились ли в течение какого-то времени на моем борту важные политические фигуры. На множество второстепенных вопросов я отвечал достаточно ясно и определенно, постоянно ссылаясь на судовые документы. Скептическое выражение на лицах допрашивающих начало понемногу исчезать. Командующий сообщил мне, что все документы, которые я отдал ему, когда передавал подлодку, теперь переводят, чтобы отдать на проверку специалистам. Как только они получат эти документы, выяснить все станет гораздо проще.

Командир U-530, которая пришла раньше нас и раньше гибели «Бахии», вообще не предоставил никаких документов. Но U-530 была вне подозрений потому, что пришла раньше, чем наступила смерть Гитлера.

Я указал на тот факт, что мы пришли с полным комплектом торпед, и представленные нами навигационные данные тоже освобождают нас от подозрений. Ведь каждый человек на борту U-977 полностью осознавал, что агрессивные действия после победы союзников абсолютно бесцельны и могут повлечь за собой самые серьезные последствия. Командующий флотилией продолжал спрашивать, почему все-таки мы выбрали для сдачи именно Аргентину. Ответить на этот вопрос мне было совсем не трудно. Правила войны предусматривают, что все военное имущество, принадлежащее побежденной стороне, становится собственностью победителей. По этим правилам, СССР должен теперь владеть всеми нашими техническими достижениями. Чтобы этого не случилось, я, выполняя приказ адмирала Деница о сдаче (как только получил его подтверждение), постарался сделать так, чтобы это было выгодно нации, которая уже проявила рыцарство по отношению к немецкому военно-морскому флоту в деле с линкором «Граф Шпее». Я также думал и о благополучии моей команды. Не было другой страны, от которой мы могли бы ожидать хорошего обращения. Отношения между Германией и Аргентиной всегда оставались нормальными.

– Но я должен признать, герр капитан, – добавил я, – что взвесил и другие факторы. Я надеялся, что в течение долгих 66 дней, когда мы шли к вашим гостеприимным берегам, в области международной политики могут произойти коренные изменения. Но боюсь, что мои надежды напрасны.

Очевидно, мои слова произвели на него впечатление, однако он ничего не ответил.

Излишне давать подробный отчет обо всем, что произошло в последующие дни и недели. Аргентинские власти признали мои данные правильными. Но к сожалению, пока шло расследование, газета города Монтевидео, «Эль-Диа», опубликовала рассказ о том, что Гитлер отправился на борту моей подлодки сначала в Патагонию, а затем в Антарктиду. Легко понять, какой эффект это произвело во всем мире, особенно после полного провала попытки найти какой-нибудь след главы Третьего рейха под руинами рейхсканцелярии в Берлине. Слух, появившийся в Монтевидео, моментально подхватили. Газеты всего мира выходили со все более сенсационными историями. И все это время я, заключенный, вынужден был молчать. По правде сказать, я не знаю, что больше приводило меня в ярость: безответственные торговцы сенсациями или те сообщения, которые доходили до меня. В них подло описывалось, как когда-то гордые вооруженные силы Германии были рассеяны победителями.

Затем однажды я получил сюрприз – предстал перед англо-американской комиссией, состоявшей из очень упрямых офицеров высокого ранга, специально отправленных в Аргентину расследовать таинственный случай с U-977.

– Вы увезли Гитлера, – твердили они. – Говорите, где он?

Я не мог сказать им больше, чем уже говорил аргентинцам. Они стали очень нетерпеливыми, и неудивительно: ведь сведения о нашей подлодке все еще мелькали в заголовках газет. Ни одна газета не признавала мастерство и выносливость людей, совершивших первое столь продолжительное плавание под водой в таких ужасных условиях. Нет, каждая статья, каждый очерк и сообщение сворачивали на ту же старую избитую тему о Гейнце Шаффере, увезшем Гитлера. Так вот в разговоре с Гейнцем Шаффером, стоявшим перед ними во плоти, репортеры проявляли и характер и темперамент, чтобы получить информацию о фюрере, которого они стремились взять в плен живым, несмотря на то что его давно объявили мертвым.

Вскоре меня передали США и перевели в лагерь для важных военнопленных в Вашингтоне, где я нашел многих немецких офицеров высокого ранга. Мои команда и подлодка следовали за мной. Недели подряд, день за днем, американцы повторяли обвинение: «Вы увезли Гитлера». Недели подряд я пытался заставить их понять бессмысленность всего этого. Это просто заводило всех нас в тупик. Обвинение в затоплении «Бахии» было несколько иным. Здесь давили мягче. Правда, ни все наши навигационные данные, ни даже присутствие на борту всех десяти торпед никого не убеждало. Мы, по их словам, могли нести 14 торпед, все знают, что некоторые подлодки так и делали. Кроме того, нет никакой уверенности, что мы не подделывали записи в вахтенном журнале,

Но наконец случилось что-то, что прояснило истину. Бразильское морское министерство получило подробные сведения о погодных условиях в то время и в том месте, где находилась «Бахия». Их сравнили с метеорологическими наблюдениями, сделанными в тот же день на подлодке. Естественно, они не совпали, потому что мы были совсем в другом районе в это время. Никто не зашел настолько далеко, чтобы предположить, что мы подделали метеоотчет. Обвинение сняли.

Как раз перед тем как это случилось, я познакомился с типичным примером «сценария». Ко мне внезапно привели Отто Вермута, командира U-530, и оставили; нас одних. Раньше мы никогда не встречались, но сразу поняли, что за нашей встречей стоит. Они надеялись, что в первом порыве радости от встречи мы забудемся настолько, что начнем обсуждать внутреннюю историю «призрачного конвоя» перед их диктофонами Они, вероятно, были очень раздражены, не узнав из нашей беседы ничего нового, кроме подлинных фактов совершенно независимых путешествий двух подлодок.

Я провел несколько месяцев в плену в Англии, когда друг прислал мне вырезку из английской газеты. Фотография, напечатанная там, буквально разбила мне сердце. На ней изображался взрыв на море. Конечно, я видел много взрывов на море во время войны, когда морские волки показывали свои зубы. Я знал, как эти взрывы беспокоили лидеров Объединенных Наций в те дни, когда немецкое радио выпускало одну специальную передачу за другой, чтобы рассказать миру о замечательных успехах, достигнутых нашими подлодками. Но фотография в газете, лежавшая передо мной в то утро, имела заголовок «Конец подлодки U-977». Из текста выяснялось, что моя прекрасная лодка затонула. Ее расстреляли торпедой по приказу военного министерства США. Я утешал себя только мыслью о том, что она спасла наши жизни и безопасно пронесла через Атлантику, хотя могла бы стать для нас стальным гробом на дне моря. Мы собирались подарить нашу подлодку аргентинскому военно-морскому флоту, но не учли сложности международных соглашений.

Было очевидно, что все, касающееся U-977, вызывало крайний интерес союзников. Действительно, скоро их эксперты оценили, какое значение могли иметь наши технические усовершенствования. Например, Ванневар Буш, ведущий специалист США в возможностях современного оружия, сказал, что, если бы наши подлодки последнего класса появились вовремя, они бы так уравновесили силы, что ход войны стал бы совершенно другим.

Когда русские оккупировали Восточную Германию, они получили большинство подлодок, строившихся в Данциге, Штеттине и Кенигсберге. Можно также с уверенностью предположить, что они получили и двигатель Вальтера для новейших подлодок. Западные же державы получили некоторые запасные части, которые позже отправили в Лондон. Я не буду делать замечаний по поводу новой ситуации, созданной строительством большого советского флота подлодок, базирующегося на немецкой технологии. Говорят, их около тысячи. Я только хочу упомянуть предупреждение Ванневара Буша, что Запад в войне, требующей современных методов морских сражений, может оказаться в положении, когда все придется начинать сначала, чтобы найти способ борьбы против угрозы подлодок. Положение это крайне неблагоприятно для Запада.

Парадокс заключается в том, что именно благодаря радару субмарины стали тем грозным оружием, которое они сегодня представляют. До сих пор подлодки остаются единственным оружием, защищенным от всех методов обнаружения. Можно определить и нанести на карту положение самолетов и ракет, тем самым получив возможность принять необходимые контрмеры. Но подлодки последнего типа могут плавать под водой через целый океан и возможно, смогут применять атомное оружие, заходя во вражеские порты и промышленные центры. Современный опыт показывает, что возможности развития подводных асдиков дальнего действия сомнительны. Изменения солености, течений и температуры всегда будут приводить к значительным неточностям и помехам при передаче и отражении электроакустических волн.

Возможно, лучший способ защиты больших подводных субмарин состоит в создании маленьких, снабженных акустическими торпедами, подобными нашим собственным типа «Заункониг». Но удастся ли это? Угроза, исходящая от подлодок, означает конец больших надводных кораблей. Они перестали окупать стоимость их строительства (корабли типа «Бисмарк» или «Миссури» стоят столько же, сколько строительство города с населением 100 тысяч жителей) и для борьбы с современными подлодками окажутся просто устаревшими.

За эти открытия, которые теперь приносят пользу другим морским державам, Германия заплатила высокую цену. Потери в нашем подводном флоте катастрофичны. Вице-адмирал Ассман пишет в американском «Ревю форин аффэарс», что из 40 тысяч человек, служивших на подлодках, 30 тысяч погибли. Из 720 подлодок, имевшихся на море, 640 утонули. Однако я сомневаюсь, что даже такие цифры потерь удержат другие державы от попыток обеспечить себе господство на морях при помощи подлодок.

В Вашингтоне со мной обращались прилично во всех отношениях, хотя в других местах, где командование редко показывалось, все было по-другому. Наконец меня оправдали, и я пароходом отправился в Германию. К этому времени мою команду уже репатриировали. Во время путешествия никаких событий не происходило. Однако, поскольку немецкие гавани были переполнены судами союзников, мы высадились в Антверпене. Здесь «по техническим причинам» я снова стал заключенным, теперь уже у британцев. Они немедленно снова начали то же дело о вывозе Гитлера. Меня подвергли новым допросам. Англичане вели себя так, словно их американские «кузены» не сумели достаточно хорошо справиться со своей работой. Конечно, я не мог сказать ничего нового, но они явно находились под сильным влиянием легенды о U-977. Меня даже отправили вместо обычного лагеря для военнопленных в особый лагерь, где со мной обращались так, как будто я был видным деятелем Третьего рейха.

Однако, будучи способным все объяснить к их очевидному удовлетворению, я все-таки умудрился выжить и наконец нашел себя снова одетым в штатское и свободным – если можно говорить о свободе в оккупированной стране.

Теперь я прокладывал свой курс через целое море развалин, бедности, общей беды в послевоенной Германии. Это было таким же испытанием, как и прокладывать курс через Атлантику в Аргентину. Вот на этом этаже, как я уже объяснил, на улицах Дюссельдорфа я снова столкнулся с той же самой историей. Очевидно, автор книги был гораздо умнее, чем все офицеры союзных разведок, вместе взятые. Откровенные замечания сеньора Ладислава Жабо потрясли меня как совершенно смехотворные. Большинство новых сообщений содержали только разрозненные цитаты, зато в весьма сенсационном стиле. Несмотря на все это, я все-таки хотел прочитать эту книгу, и спустя некоторое время мой друг из Аргентины прислал мне ее. Она называлась «Гитлер жив».

Открыв ее, я был совершенно подавлен подзаголовком, типичным для всей книги в целом: «Новый Берхтесгаден в Антарктике». Затем шло посвящение английскому поэту Честертону. Потом следовало предисловие некоего Клементе Симорра, объявлявшего, что аргументы Жабо производят сильное впечатление и влекут справедливый вывод, что «птица с дурным знаком», Гитлер, теперь раскинула крылья над четырнадцатью миллионами километров антарктических снегов. Далее шло открытое письмо Маршаллу, Молотову, Бевину и Бидо, информировавшее их, что 16 июля 1945 года газета Буэнос-Айреса «Критика» опубликовала подробный расчет перелета Гитлера и точное расположение его укрытия. С тех пор история обрастала новыми подробностями. Наконец, Жабо призвал четыре державы преследовать немецкого диктатора до его логова, захватить его, чтобы предотвратить возрождение нацизма в Германии.

Открытое письмо, написанное в марте 1947 года, было составлено гораздо позже того, как закончились допросы Отто Вермута и меня. Однако первая глава называется «Тайна субмарины» и касается сдачи U-530 в порту Ла-Плата. Автор продолжает делать заключения, от которых, как можно вообразить, Эдгар Валласе позеленел бы от зависти.

Следующая глава связана с моим собственным кораблем, U-977, и, естественно, особенно меня заинтересовала. К сожалению, она много потеряла во впечатлении, производимом ею, потому что автор, очевидно, знает о подлодках столько же, сколько эскимос о Центральной Африке. Несколько выдержек покажут вам, что я имею в виду. Например, автор считает очень подозрительным тот факт, что на обеих подлодках был большой запас сигарет, хотя курение на подлодках строго запрещалось. Те, кто читал книгу, оценят этот факт. Дело в том, что курение запрещалось только при плавании под водой, а не в обычных условиях. Обе эти подлодки прошли под водой не только значительное расстояние, но и гораздо большее, чем кто-либо ожидал, поэтому, естественно, они во шли в гавань с большим запасом нетронутых сигарет. Наш «Шерлок Холмс» просчитался.

О численности команды Жабо пишет, что подлодки этого типа имеют команду максимум 16 – 18 человек. «Поэтому было также подозрительным, что мы прибыли в Аргентину с командой в 32 человека».

Остальное на том же уровне. Он пишет, что нам запрещалось пользоваться радио, чтобы не выдать своего расположения, и далее беспечно замечает, что именно по радио мы узнали о прибытии Вермута в Ла-Плату. Если первая часть книги сообщает, что или Вермут, или я везли Гитлера на борту своей подлодки, то уже во второй части звучит совсем другая нота. Теперь мы узнаем, что был, очевидно, «призрачный конвой», предположительно сопровождаемый нами, хотя мы и не осознавали задачу, которую должны выполнять. Жюль Верн просто бы восхищался таким поворотом.

Вся книга щедро иллюстрирована фотографиями Гитлера и Евы Браун, а также девушки, по-видимому дежурившей при двух мальчиках, очень похожих на Гитлера. Были снимки наших подлодок, людей, одетых в арктическую одежду, и руин рейхсканцелярии в Берлине с американскими солдатами, ищущими убежище фюрера. Имелись там и цитаты из речей Эдды Чиано, и разные другие газетные материалы, все хитро перемешанные вместе с удивительными тезисами о нашем плавании. Кроме того, там упоминалось и об экспедиции в Антарктику в 1938 году. Здесь автор достиг кульминации. «В 1938 году, – пишет он, – по приказу адмирала Деница Швабенланд заложил новый Берхтесгаден… где-то в Антарктике…» Именно туда отправился Гитлер с женой и детьми в 1945 году, а подлодки 530 и 977 должны были его сопровождать, но предпочли повернуть на север, в Аргентину. Наконец, женщина-репортер газеты из Буэнос-Айреса заявила, что брала интервью у Гитлера в Патагонии.

Гораздо серьезнее, чем эта книга, показалось мне мое открытие, что в самом Германии широко распространилось что-то вроде таинственного предчувствия, что однажды Гитлер вернется. Люди отказывались верить, что фюрер мертв, и тайком ждали, когда он вернется со своей неизвестной Эльбы. По-настоящему тревожной стороной всех этих сенсационных историй, появлявшихся из Буэнос-Айреса или Монтевидео, было то, что их авторы, пусть ненамеренно, хотели создать опасный миф, который послужил бы немцам предлогом, чтобы просто сидеть и ждать. Я не мог представить себе чего-либо более вредного для Германии, да и для всей Европы, чем подобные смутные размышления о желаемом. Бог помогает тем, кто сам себе помогает, а не тем, кто ждет, что призрак вернется из могилы, чтобы выполнить их работу.

Это основная причина, побудившая меня опубликовать правду о путешествии моего корабля, U-977. Есть и еще одна причина. Только несколько месяцев назад мы читали в мировой прессе, что субмарина «Пикерел» из США, снабженная немецким шноркелем, поставила абсолютный рекорд, находясь под водой в течение 21 дня. Если в этой связи говорить о рекордах, пусть не будет забыт подводный поход U-977, команде которой принадлежала честь выполнения одного из первых подводных путешествий на дальние расстояния в истории моря.

Что до меня, то с того самого дня, когда впервые встретился с аргентинцами, я решил, что лучше всего обосноваться в Аргентине и бежать от мира, который потерял всякое чувство порядочности. Ничто не ценится побежденным выше, чем уважительное отношение к нему победителя.

Теперь я живу в Аргентине. Под ее флагом я нашел мир и спокойствие, так нужные, чтобы написать книгу. Под южными звездами снова оживают мои воспоминания о службе на подлодках, обо всех тяжелых сражениях и о 66-дневном плавании под водой. И в Аргентину я взял с собой самое значительное, что оставила мне Вторая мировая война, – непоколебимую веру в немецкий народ.