Текст книги "Я - кот и мореплаватель"

Автор книги: Хайме Мандиола

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Франсис и его песни

Когда выдавался тихий вечер и ветер и море едва шевелили «Таити Нуи», команда доставала гитары, и начинались наши прекрасные таитянские песни. Наверное, все вспоминали своих близких, оставшихся на Таити. А я вспоминал мою Татауэ… Когда же мы снова вернёмся домой?

Как я объелся

В один несчастный день поймали огромную рыбу, и я съел больше, чем нужно. Полчаса спустя мне стало тошно, заболел живот и зашумело в голове. Я весь дрожал и валился с ног. Ой, я чуть не умер! И главное, никто даже не заметил, каково мне.

Около двух часов я маялся, забившись в уголок на кухне, в эти минуты самый роскошный обед на свете был мне – тьфу! Потом я ползком добрался до палубы и там, на свежем воздухе, потихонечку отдышался.

Тысяча и один раз проклинал я свою несчастную склонность к обжорству и поклялся себе впредь не жадничать…

Начинается шторм

Как пошёл шестой месяц плавания, погода переменилась. Ласковый ветерок сменился сильными ветрами. Теперь мы редко видели солнце, – очень, очень плохо для кошек. Люди тут же переоделись – сняли яркие лёгкие костюмы и натянули толстые надёжные куртки, прикрыли головы капюшонами.

«Таити Нуи» шёл теперь полным ходом. Паруса наполнились ветром. Нас сильно качало. Люди с трудом держались на ногах; я сам видел, как они все, да и капитан, то и дело хватались за что попало, чтобы устоять.

На сто восемьдесят пятый день пути пришлось нам хуже нельзя.

Грозные тучи как хищные звери гнались по небу, сшибаясь, налетая друг на друга… Между ними испуганно металась луна… Потом всё слилось в одно чёрное чудовище, оно проглотило луну и закрыло небо… Ветер словно обрадовался темноте и пошёл швырять нас со всей силой, Океан встал на дыбы, проливной дождь заплясал у него по спине, замолотил по нашей каюте и всё норовил зацепить по глазам ледяными когтями…

Скоро на нас хлынули целые потоки. Было ясно, что Океану ничего не стоит проглотить «Таити Нуи» со всеми нами. Море ревело, завывал ветер. Сквозь вой ветра прорывался и наводящий ужас странный свист – наверно, чтобы напугать нас, бедных котов…

Команда орудовала топорами, ножами и верёвками, стараясь поправить хотя бы часть повреждений, которые наносила буря.

Волны свободно гуляли по палубе, выламывали бамбук и пускали его в море. Мачты жалобно склонялись и тоже грозили в любую минуту оторваться от плота и отправиться вслед за ветром. Волны добрались и до каюты. Вода захватила власть на нашем судне…

Мыс Гальито забрались на самую верхнюю койку в мокрой каюте и ждали смерти.

Капитан де Бишоп и все остальные столпились у передатчика. Я сверху видел, как капитан с встревоженным лицом старался по мокрым картам определить местонахождение «Таити Нуи» в Океане. Судя по всему, мы находились в пятидесяти милях от острова под названием Хуан Фернандес.

Одни во всем мире

Мишель, радист, пытался починить радио, чтобы сообщить о нашем бедствии миру. Но радио не слушалось его. Тогда он достал инструмент, который все называли «морзянкой», и продолжал звать на помощь: та-та-та-та! Никто не отзывался. Никто нас не слышал, мы были одни посреди Тихого океана – пятеро людей, две кошки и одна хрюшка,– одни во всём свете… Клянусь, моей знаменитой бабушке наверняка не приходилось переживать ничего подобного!

Шли часы, а мир всё молчал. Шторм не прекращался. В этом ужасном Тихом океане царили шум, ветер и вода. Всё больше бамбуковых стволов отрывалось от плота и на наших глазах покидало «Таити Нуи».

Вдруг Мишель просиял: кто-то откликнулся, кто-то нас услышал! Быстро наладив связь, он стал передавать то, что диктовал ему капитан.

Между тем шторм и не думал утихать. Нам с Гальито никак не удавалось усидеть на верхней койке, то и дело нас швыряло на пол; только взберёшься наверх и отдышишься – хлоп!-опять на полу. А со всех сторон молнии и гром, ослепляет и оглушает, и это ещё называется Тихий океан!

Вся команда молча стояла у аппарата Морзе и ловила его «та-та-та-та». Лица людей немного прояснились. Может быть, в это самое время кто-нибудь издалека уже спешил нам на помощь… Правда, мы с Гальито слышали, как капитан сказал, что ни за что на свете не пошлёт в эфир SOS – это значит «Спасите наши души!», то есть сигнал смертельной опасности, услышав который каждый обязан бросить всё и идти на помощь. Стало быть, он послал простой сигнал: мол, нуждаемся в помощи, и только. И теперь, может быть, кто-нибудь придёт, а может, и нет… Такой уж он человек, наш капитан!

Где же наш спаситель?

Шторм не отставал от нас, и команда, предоставив Мишелю продолжать его «та-та-та-та», опять бросилась на палубу.

Похоже было, что «Таити Нуи» разваливается у нас на глазах.

Я устал смотреть на тёмный взъерошенный горизонт, ожидая, что вот-вот там появится наш спаситель. Мне глаза разъело от солёной воды, и я продрог до самых костей.

Прошла ночь, рассвело. А земля была так же далека, как прежде, и не было видно никаких признаков нашего спасителя…

Так прошёл день, снова спустились сумерки, и наступила ещё одна ночь; ничем не лучше прошедшей. Не знаю, может быть, откуда-нибудь и спешили нам на помощь, но они что-то очень медленно спешили…

Вижу «Бакедано»!

Вдруг на горизонте что-то блеснуло. Это не могла быть молния, потому что свет не пропал, а, напротив, через короткое время превратился в яркий сноп, ударивший прямо в нас, он становился всё ярче и, наконец, затопил весь наш несчастный плот. Помощь пришла!

Вслед за чудесным светом показался стальной гигант, он приближался к нам с большой скоростью, без труда рассекая те самые волны, которые чуть было не проглотили нас, и, наконец, стал к нам бортом. Это был военный фрегат, на его носу можно было прочесть название «Бакедано», а ниже – «Чили». На его мачте трепетал на ветру флаг: белая и красная горизонтальные полосы с синим квадратом и белой звездой в верхнем левом углу – национальный флаг Республики Чили. Впервые в жизни такой флаг я видел в доме дона Карлоса. Потом чилийский флаг был поднят над «Таити Нуи», рядом с французским. Наш славный поход мы совершили под двумя флагами: национальным флагом Франции, потому что капитан де Бишоп был француз и наша экспедиция считалась французской, и национальным флагом Чили, потому что мы шли в Чили.

С фрегата спустили бот, скоро на палубу «Таити Нуи» поднялся морской офицер с «Бакедано», первый гость «Таити Нуи» после семи месяцев одиночества в Океане. Офицер сердечно приветствовал команду, угостил всех сигаретами и пригласил перебраться к ним на корабль.

Тут я замяукал, Гальито тоже: сейчас, конечно, поднимется суматоха и нас обязательно забудут. Но офицер взял нас на руки и погладил. Урр! Мысленно я был уже там, на фрегате, где тепло и безопасно. И вдруг услышал, как капитан говорит:

– Наш экипаж отказывается покинуть плот!

Что ж… Слово капитана – закон. Никто из нас не покинул нашего судна. Капитан де Бишоп поднялся на фрегат, чтобы поблагодарить за спасение, и тут же вернулся на наш маленький, но гордый «Таити Нуи».

С фрегата нам бросили толстый конец, таким образом мы были взяты на буксир. Подошла ещё одна шлюпка с «Бакедано», привезла нам поесть. Ах, как это было кстати! К борту «Таити Нуи» прикрепили барабаны-поплавки из жести, которые должны были помочь нам держаться на плаву, и фрегат двинулся вперёд. Трос натянулся, дёрнул, и все мы так и покатились по плоту. А «Бакедано» всё прибавлял ход. Через несколько минут «Таити Нуи» зарылся носом в воду больше чем на метр. Всё, что было на плоту,– карты, книги, метеорологические инструменты, вся команда и мы с ней поехали вниз, как по горке. Опять вода, опять холод, опять этот проклятый Тихий океан!..

Пришлось просигналить фрегату, чтобы сбавили скорость. Теперь мы шли тихим ходом за судном-спасителем и, подняв глаза, видели на его корме вахтенного, специально поставленного там, чтобы в случае чего нам помочь.

Какая холодина, господи! Доколе будет продолжаться это путешествие или оно так никогда и не кончится? Океан ведь тоже может устать оттого, что мы торчим тут без конца.

Время от времени буксир встряхивал нас, хотя и не так сильно, как тогда, но всё равно наш измученный плот каждый раз жалобно трещал всеми своими бамбуками. И каждый раз я думал: теперь конец! Но нет, мы ещё дышали и даже двигались вперёд…

Вдруг нас встряхнуло как следует, и плот встал. Что такое?

Лопнул трос

Лопнул трос, который соединял нас с «Бакедано», но с фрегата уже спешили на помощь. Несколько часов тяжкого труда для моряков, и мы снова в пути.

В суматохе никто, конечно, не вспомнил о Панчите, но я всё-таки заглянул к ней в загончик, и что вы думаете: она спала. Спала спокойно, как будто не было на свете никакого шторма. Тут Хуанито принёс ей поесть, она мигом почуяла запах и очнулась.

Весь следующий день мы мирно шли, держась за «Бакедано», и вдруг хорошая погода снова сменилась штормом. Обессиленный «Таити Нуи» опять то хлебал воду, то судорожно вскидывался на волнах. Любо-дорого было смотреть, как встретил шторм наш военный товарищ. Он шёл, неторопливо переваливаясь с борта на борт, накреняясь так низко, что можно было подумать, он уже не встанет, но он неизменно выпрямлялся и шёл дальше, непреклонно и даже величаво рассекая бунтующий Океан.

Неожиданно снова оборвался трос и умчался от нас вместе с огромной деревянной фигурой полинезийского божества, которое украшало наш плот и называлось «Тики».

Капитан и весь экипаж бросились к месту происшествия и увидели, что оставаться на «Таити Нуи» больше нельзя.

Капитан принимает решение

«Таити Нуи» расползался у нас на глазах. Уже много-много бамбуковых стволов, выскользнув из своих креплений, пустились по Тихому океану. Что оставалось? Оставалось покинуть плот. В голубых глазах капитана я уже читал это решение. Нам угрожала опасность не только со стороны Океана, но ещё большая – от огромного винта под кормой у «Бакедано». Если бы «Таити Нуи» бросило в эту ужасную мельницу, от нас остались бы осколочки.

«Бакедано» пришвартовался к нашему борту, и матросы бросили крюки, которые впились в наш бамбук. Теперь стальной корабль крепко держал нас. Началась переброска с плота людей и всего, что там было.

Капитан командовал сборами. Алан, Мишель, Франсис и Хуанито снимали метеорологические приборы; прятали их в металлические ящики, связывали спальные мешки и собирали всякую мелочь… Я себя спрашивал: а мы?

Мы с Гальито сели на самое видное место: на чемоданы и узлы. Чемоданы уносили, а нас сгоняли… Конечно, что стоим мы по сравнению с чемоданами? Конечно, нас можно и забыть, двух несчастных котов. А за что? Мы же не просили, чтобы нас брали с собой… Но не было времени даже, чтобы додумать всё это, надо было срочно спасать свою мокрую шкуру.

Наконец-то! Наконец-то я увидел, что Хуанито идёт к нам, идёт, идёт наш Хуанито. «Пробил наш час!»-подумал я. И совершенно напрасно. Он, видите ли, шёл не за нами, а за Панчитой. Он протянул к ней руки, а… А она не захотела! Захрюкала, затопала ногами и упёрлась. Она не хотела бросать свой загон. Вот, пожалуйста – свинья и есть свинья! Ах, и люди не лучше.

Хуанито вынес из кухни бутылку вина и сунул её в рот хрюшке. Через минуту она была пьяна-пьянёшенька и такая тихая, что можно было делать с ней что угодно.

Хуанито и Алан обвязали её верёвкой, а потом надели – да, да, представьте себе! – спасательный пояс вокруг её грязного – тьфу! – пуза…

А потом её стали поднимать тросом на борт «Бакедано». Фрегат качнуло, и она плюхнулась в воду. Что вы хотите от свиньи? Но у неё, как вы помните, был спасательный пояс.› Её вынули из воды и доставили на фрегат живую и здоровую. Ну разве это не смешно – столько хлопот из-за какой-

то безобразной, грязной и скверного нрава свиньи? Смешно и унизительно! А два котёнка – конечно, мокрых, но всё-таки чистых – погибай, и всё, да?

Наконец-то!

Последними, кого подняли на борт «Бакедано», были мы с Гальито. Хуанито наконец-то подошёл к нам и взял нас на руки. И сунул в парусиновый мешок. Трос с «Бакедано» пропустили через кольцо на мешке и начали подъём. У меня засосало под ложечкой и закружилась голова-

И вдруг нам стало холодно и мокро: опять, как в тот раз с Панчитой, нас качнуло, и мы с Гальито сидели по уши в воде – что за безобразие!

Спохватившись, нас вытянули наверх, и мы снова очутились в тёплых и сухих руках. Ах, мы были на фрегате моей мечты!

И капитан был здесь, и наши отважные ребята тоже.

Прощай, «Таити Нуи»!

Глазами, полными слёз, мы все провожали наш дорогой плот. А он делался всё меньше и меньше, и только флаги ещё трепетали на ветру – французский и чилийский. Я взглянул на капитана де Бишопа, ему, наверное, было очень горько… И мы с Гальито впервые за нашу кошачью жизнь разразились слезами.

Конечно, много тяжёлого пришлось нам хлебнуть на этой связке бамбука, но всё-таки это был наш дом, и не малое время .– больше чем полгода…

Все плакали.

Только Панчита смотрела тупо и ничего не понимала. Вот порода!

На борту «Бакедано»

Когда «Таити Нуи» наконец затерялся в океане, весь наш экипаж спустился в кают-компанию, и мы следом за ним. Там нас сразу заметили, отвели в маленькую тёплую кухню и выложили перед каждым мяса – по аппетиту. Урр!

Наше путешествие окончилось. Всё тяжёлое осталось позади. Здесь, на фрегате, было сытно и тепло. А «Таити Нуи» так бесследно и исчез в океане… Но мы-то, люди и кошки, мы всё равно оставались командой нашего бесстрашного и бессмертного «Таити Нуи»! Пять человек, два кота и одна хрюшка семь месяцев на бамбуковом плоту, наедине с Великим Тихим океаном – это не каждый может! Что говорить, теперь среди самых славных моряков мира мы были не хуже других.

Фрегат взял курс на Кумберленд – один из портов острова Хуан Фернандес. А оттуда наш путь лежал к месту назначения «Таити Нуи»– в Вальпарайсо.

Всех наших пригласил к себе на осмотр судовой врач. Я сунул нос в его кабинет и не узнал их, так они были бледны. Лишения, борьба со стихией, постоянное напряжение оставили свои следы. И всё-таки… Всё-таки эти люди были сделаны из металла особой закалки, клянусь! Это такие люди… Всех моих кошачьих слов не хватит, чтобы передать вам это!

С первых же минут на чилийском фрегате мы с Гальито сделались баловнями матросов и офицеров. Все нас ласкали и угощали самыми лакомыми кусочками. Панчиту тоже не забыли, ей отвели уголок, и она принялась за своё любимое дело: жевать не переставая.

Наши ребята понемногу пришли в себя, повеселели и целыми днями рассказывали команде фрегата о приключениях «Таити Нуи». Капитаны – наш капитан Эрик де Бишоп и капитан «Бакедано» Суарес Вильянуэва – тоже подолгу беседовали.

Я тоже мог бы порассказать кое о чём! Теперь я уже был не тот заброшенный и никому не интересный сухопутный кот, как до плавания. По возвращении на Таити, я полагаю, меня встретят как героя. Вот когда я развернусь! А если мне не поверят, есть ещё Гальито, чтобы подтвердить мои слова. Да и Панчита тоже не даст соврать, хотя… Ой, нет, она же по-кошачьи – ни слова!

Между тем корабль продолжал свой путь, и скоро мы увидели берега острова Хуан Фернандес. Задержавшись ненадолго в Кумберленде, мы направились полным ходом в Вальпараисо.

Нашествие репортёров

Ещё через два дня впереди по курсу показался берег в высоких холмах, к воде ярусами спускались дома, в бухте стояли большие суда, даже больше, чем «Бакедано». Это был Вальпараисо, чилийский порт на побережье Тихого океана,– долгожданная цель нашего путешествия. Загремела цепь: «Бакедано» бросил якорь.

На набережной толпился народ, очень много народу, и все смотрели на нас. Неужели слава о «Таити Нуи» уже долетела до чилийских берегов и сейчас будет торжественная встреча героев? Нет, пока что-то непохоже. Капитан Эрик де Бишоп, простясь с капитаном «Бакедано», спустился в шлюпку и уехал, наверное, по своим делам.

Зато – вот так штука! – к «Бакедано» приближался баркас, весь белый, с маленьким чилийским флажком на мачте, а в нём, улыбаясь во весь рот, стоял дон Карлос. Мы замяукали от радости. Подумать только, дон Карлос, наш дорогой консул, был последним, кто простился с нами на Таити, и теперь первым встретил нас в Чили. Он быстро поднялся на палубу «Бакедано», а за ним молодой человек, – я думаю, его секретарь, потому что он нёс неизменную кинокамеру дона Карлоса. А другую свою кинокамеру дон Карлос, как известно, подарил капитану де Бишопу перед отплытием с Таити для нужд экспедиции. Помните Дон Карлос обнимал всех по очереди – Франсиса, Алана, Мишеля, Хуанито; они обнимали его. Мы с Гальито мяукали.

Вдруг к «Бакедано» подошла ещё одна лодка с целой толпой людей, увешанных фотоаппаратами,-это были репортёры. Как только они ступили на палубу, они тут же бросились к нашим ребятам, забегали вокруг них и защёлкали фотоаппаратами. Мы с Гальито поскорее спрятались под шлюпки, которые были укреплены на палубе фрегата. Оттуда мы смотрели, что делали эти странные люди.

Они хотели, чтобы Алан, Франсис, Мишель и Хуанито рассказали подробно обо всём, что произошло с нами в Тихом океане. Попробуй-ка расскажи такое сразу! Ребятам пришлось туго. А хуже всех – Хуанито, ведь он был чилиец,– они не давали ему вздохнуть. Я думаю, в эту минуту он с удовольствием сбежал бы в свою кухню на наш родной «Таити Нуи»… Но тут на «Бакедано» вернулся капитан де Бишоп, и репортёры ринулись к нему – задавать вопросы, подносить ко рту микрофоны, щёлкать фотоаппаратами, ослеплять вспышками. Но наш капитан – он, оказывается, и это умел – сразу отвечал на все вопросы, говорил во все микрофоны и при этом успевал улыбаться очень любезно.

А затем гости и хозяева спустились в кают-компанию, и мы с Гальито тоже. Что за дьявольская жара стояла там! Ещё бы, полным-полно репортёров… И тут-то они заметили нас с Гальито: «А, кошки!» И бросились на нас. Нас снимали во всех видах: отдельно каждого, вдвоём, всех вместе с капитаном, с командой. Мы совсем ослепли, и убежать было некуда… Наше счастье, что мы не говорили на человечьем языке, а то натерпелись бы ещё больше.

Потом они пошли на палубу и там увидели Панчиту. Досталось и ей. Им хотелось снять её в фас, а она норовила показать спину, тогда её ловили и поворачивали как надо, мордой к камере…

Наконец репортёры убрались с судна. А капитан де Бишоп, дон Карлос и вся команда сели в баркас и уехали на берег.

О нас с Гальито никто и не вспомнил, а ведь ещё недавно мы делили последнюю макаронину… Пришлось забраться на корму и оттуда смотреть вслед баркасу… Но то, что мы увидели на берегу, было так прекрасно, что мы забыли все наши кошачьи обиды.

Встреча героев

Едва пятеро наших с «Таити Нуи» ступили на набережную, грянула музыка, прекрасней которой я не слышал ничего на свете,-«Марсельеза». Капитан, Алан, Мишель, Франсис и Хуанито стали военным строем, и – я готов по-клясться – в этот момент слёзы должны были показаться в голубых глазах капитана де Бишопа, ведь он был француз. По крайней мере, у меня они катились градом. Вслед за «Марсельезой» заиграли национальный гимн Чили, и я подумал о Хуанито: как ему должно быть сейчас хорошо.

Гимны смолкли, и в огромной толпе на набережной уже было не разобрать, где наши и где не наши. На плечах чилийцев вынырнул Хуанито, они несли его по улицам торжественно, как знамя, и внесли наконец в большое красивое здание, над которым развевался чилийский флаг. В дверях этого дома через некоторое время исчезли седая голова капитана де Бишопа, дон Карлос и остальные из команды «Таити Нуи».

Но толпа у дома шумела, все хотели видеть их ещё раз. Они вышли на балкон, и капитан де Бишоп произнёс речь. Он сказал, что благодарит морской флот Республики Чили за помощь и всех чилийцев – за сердечную встречу. Ему долго аплодировали. А потом и Хуанито сказал несколько слов. Эх, и я бы тоже нашёл что сказать чилийцам, только вряд ли они понимают по-кошачьи…

Наши еле пробились к машине и уехали, я думаю, в отель, они же очень устали, бедняжки.

В тот день мы их больше не видели. Даром просидели на корме, ждали – вот-вот они покажутся, но взглянули на площадь – она была полна весёлой шумной толпой – и поняли: нет, сегодня они не вернутся к нам. Так мы и легли спать, очень грустные.

Утром стремглав бросились на корму: в порту сновало туда-сюда множество лодок, но ни капитана, ни команды не было видно.

Часов в одиннадцать утра на площадь, которая была как раз против нас, стал стекаться народ.

Посреди площади я видел белый мраморный монумент, на самом верху которого возвышалась бронзовая статуя моряка. Он стоял как будто готовый к атаке: в правой руке – шпага, в левой – знамя Чили. Моряк был изваянием Артуро Прата, прославленного чилийского флотоводца времён Тихоокеанской войны, а весь монумент посвящён морякам – героям сражения при Икике. Они умерли за родину, и теперь поставлены были тут навечно, чтобы каждый мог их видеть.

К половине двенадцатого площадь стала полным-полна. Вот и наши – капитан де Бишоп, Франсис, Мишель и дон Карлос, – у них в руках огромный венок из живых цветов, сейчас они положат его к памятнику героям Икике от имени «Таити Нуи»… А где же Хуанито? Где Алан? Ах, вот и они, еле пробираются в толпе, всему виной, конечно, Хуанито; со вчерашнего дня ему проходу не дают в Вальпараисо, каждый чилиец старается сказать ему что-нибудь, дотронуться до него – он же теперь тоже национальный герой… Скорее, скорее, капитан уже идёт к монументу… Успели!

Вот капитан положил венок к подножию монумента. В этот же миг военный оркестр заиграл «Марсельезу» и чилийский моряк начал поднимать на белой мачте французский флаг. Минуту спустя зазвучал гимн Чили и по мачте пополз вверх чилийский флаг…

Сердце моё забилось сильно, потому что, скажу вам откровенно, даже такой морской бродяга, как я, после того что произошло с нами, тоже чувствовал себя немного чилийцем… и поклялся никогда не забывать эту прекрасную землю и благородных людей, которые помогли нам в самые трагические минуты нашей жизни.

Кончилась музыка. Оба флага, французский и чилийский, трепетали на ветру рядом, по-братски. Отряд чилийских моряков, пройдя торжественным строем, отдал воинские почести команде «Таити Нуи».

Потом они спустились со ступенек монумента и тут же скрылись из глаз, и я их не видел до вечера следующего дня.