Текст книги "Убийство в Лудском экспрессе (СИ)"
Автор книги: Ханна Хаимович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Механизм? – Уинстон протянул руку, и Джим вернул ему металлическую вещицу. – Пожалуй, вы правы… Я тоже впервые вижу подобное. И что это?
– Внутри – конструкция с крошечным насосом. Насколько я понял, он срабатывает от перепада температур. В резервуар заливают некую субстанцию… возможно, те же мятно-валериановые капли… охлаждают все устройство и герметически закрывают. Если оно окажется в тепле, то через час-два воздух нагреется настолько, что сработает пульверизатор и вытолкнет содержимое наружу. Но до сих пор я ни разу не видел ничего подобного.
– Я тоже, – вмешался Джим. – Понятия не имею, есть ли название у такого устройства.
– Гм, – крякнул Уинстон. – Не исключено, что эту штуку сделали специально. Для одной-единственной цели. Простите, Джим, но я знаю человека, который разбирается в этом лучше вас.
Этого человека знал не только Уинстон. Правда, обращаться к нему по служебной надобности еще не приходилось.
В прошлом году муж сестры отмечал юбилей. Мэделайн долго трясла Уинстона, выспрашивая, что лучше подарить, но отвергала совет за советом. В конце концов она оставила его в покое и нашла мастера, у которого заказала забавную вещицу – машинку для набивки папирос. Туда требовалось только вставлять бумагу да засыпать табак. Муж Мэделайн хохотал до упаду, но с подарком с тех пор не расставался.
Тогда Уинстон и узнал имя Антонио Климетти.
* * *
Мехмастер жил в центральном районе Луда, но вдали от главных магистралей: в одном из тех заулков, что всегда лепятся к обратной стороне любого блестящего столичного пейзажа. Небольшие старые домишки, узкие улочки, два-три фонаря и деревянные тротуары. Изредка здесь проезжал паромобиль-другой. Городской гул доносился чуть приглушенно, гасимый зданиями и расстоянием.
Уинстон поднялся на крыльцо, невольно залюбовавшись бронзовой ковкой металлических кружев, украшавших перила и козырек, и дернул за цепочку звонка.
Открыли не сразу. Из дома доносились неясные голоса. Наконец кто-то сказал: «Ох, все это не наше дело!», и дверь распахнулась. На пороге стоял паренек лет шестнадцати.
– Вы позволите войти? – Уинстон сдернул берет и шагнул в полутемное помещение, пропахшее тавотом. – Мне нужно поговорить с мастером Климетти.
– О, – промямлил парень. – Видите ли… э-э…
Негромко пыхнул газ, и рожок на стене вмиг разгорелся ярче. Из боковой комнаты появился еще один юноша в широком фартуке поверх плотного костюма.
– Видите ли, мастер Климетти мертвецки пьян, – сообщил он. – Но если вы все равно хотите с ним говорить, я проведу вас.
Брови Уинстона поползли вверх, но он лишь сдержанно кивнул.
Стоило войти в квартиру на втором этаже, как в нос ударили сивушные пары. Знаменитый мехмастер лежал в одежде на постели и не двигался. Окно было закрыто, у кровати стояли и валялись темные винные бутылки, на столе горела газовая лампа. Пить мастер Климетти начал явно не сегодня.
– Пожалуйста, – сухо бросил подмастерье-провожатый. – Когда наговоритесь, кликните меня, я закрою дверь.
И он вышел.
Уинстон пододвинул себе стул, задумчиво покатал в кармане наконечник от оконной ручки и потряс мехмастера за плечо.
– Что? – простонали из-под спутанных волос, спадающих на глаза. – Дайте мне спокойно умереть…
– Почему вы собрались умирать, мистер Климетти? – невозмутимо поинтересовался Уинстон.
Тот завозился и сел, тряся головой. Осмотрелся, уставился на Уинстона. Взгляд постепенно делался все более осмысленным. Вот глаза Климетти чуть заметно блеснули – он заметил сыщицкую звездочку на лацкане пальто Уинстона.
– Чем могу быть полезен?
Речь звучала чуть замедленно, растерянно, но голос казался трезвым. Видно, подмастерье погорячился, говоря «мертвецки пьян».
– Скажите, вам не знаком этот предмет?
И Уинстон извлек из кармана наконечник. Он хотел попросить мехмастера подойти к лампе или включить ночник – в комнате было довольно темно. Но освещение не понадобилось. Климетти жадно схватил устройство, глядя на него так, словно встретился с призраком.
– Да… Да, знаком! Откуда это у вас? Откуда?!
Он вскинул горящие черные глаза. Взгляд стал совершенно безумным. Уинстон осторожно отодвинулся.
– Идет следствие, – сказал он. – Мы изучаем вещественное доказательство. Так, значит, вы видели эту вещь раньше? Кто изготовил ее? С какой целью?
Мехмастер долго молчал, опустив голову и опершись локтями о колени.
– Ее изготовил я, – наконец произнес он. – Выходит, маркиз де Лакруа использовал ее для какого-то преступления? Я чувствовал! Мадонна, я чувствовал!..
– Маркиз де Лакруа? – изумился Уинстон. Встал, подошел к окну и распахнул его, впуская пропахший влагой и дымом воздух. Дышать алкогольными парами становилось решительно невозможно. – Рассказывайте по порядку, сударь.
Часть 4
Предчувствие… Никогда не стоит пренебрегать ими. Но никогда и не угадаешь, чем может обернуться невинное, обыденное действие! Маркиз де Лакруа! Что ж, предчувствие оказалось просто завуалированным воспоминанием. Ведь Антонио слышал о злодеяниях этого человека! Должен был догадаться, должен был понять…
– А что случилось? – спросил он. – Что совершил маркиз де Лакруа?
Сыщик помедлил с ответом, будто сомневаясь, говорить или нет.
– Он использовал это устройство, чтобы убить мистера Бенедикта Минтона. Впрыснул в воздух лекарство, на которое у Минтона аллергия.
У Антонио зашумело в ушах. Все вокруг померкло, и без того темная комната потонула во мраке. Лишь несколько мгновений спустя он понял, что это черные мушки перед глазами.
А затем нахлынула всепоглощающая вина. Убийство. Он – пособник убийцы. И, как злая насмешка судьбы, – убийцы Бенедикта Минтона. Он своими руками уничтожил собственное будущее.
Наверное, если бы в комнате не сидел сыщик, Антонио бросился бы в мастерскую и отпилил себе руки ножовкой для металла. Он опустил голову, посмотрел на них – на свои ненавистные, преступные руки, – и прошептал:
– Это я его убил. Я убил моего благодетеля…
– Что? – Мистер Сэйджхэм вдруг чрезвычайно заинтересовался. – Почему вы называете Минтона благодетелем?
– Он хотел делать механические протезы… То есть чтобы я делал… Хотел открыть дело… – пробормотал Антонио, с трудом понимая, о чем его спрашивают. Но настырный сыщик не спешил оставить его в покое:
– Дело? Любопытно. Насколько масштабное?
– Я не знаю. Он обещал телефонировать мне… Найдите маркиза де Лакруа! Я сказал Джону… рассказал, где его можно подстеречь, он должен прийти!
– Джон – это тот друг из экспертного отдела, с которым вы советовались? Кто и когда собирался подстеречь маркиза?
Морщинистое лицо сыщика выражало бесконечное терпение, но небольшие выцветшие глаза смотрели требовательно. Антонио потряс головой, будто мысли могли от этого выстроиться в правильную цепочку.
– Я не знаю. Я только сказал Джону, а потом напомнил Роуз… Спросите у него! Вы ведь тоже работаете в Мор… то есть в сыскном управлении! Скорее! Маркиз – хитрый и ловкий человек! Вам нужен телефон?
– Назовите хотя бы фамилию Джона, – темные с проседью брови чуть нахмурились. – И еще одно. Будьте добры, откажитесь от вина хотя бы на время расследования. Нам понадобится ваша помощь.
* * *
Наверное, только эта просьба всю следующую неделю не давала Антонио сорваться в пропасть. В пропасть вожделенного забвения, утешения и обманчивых винных грез.
Он хотел найти успокоение в работе, но клиентов было мало… Любящий отец, заказавший для сына заводную игрушку, да старик, которому понадобилось автоматическое кресло-качалка. Антонио корпел над каждым заказом с утра до вечера. Он превзошел сам себя, трудясь над мельчайшими деталями, от миниатюрного угольного двигателя и крошечной фигурки шофера в паромобиле до резьбы на металлических полозьях качалки. Но однажды работа закончилась, а новые клиенты так и не появились на пороге.
Отпустив подмастерьев, Антонио достал свои наброски, металлические обрезки и принялся делать первый механический протез. Вещь, которой было уже не суждено стать кому-нибудь нужной.
Он глушил желание выпить кружками крепкого дорогого кофе. И, то ли из-за кофейной горечи, то ли из-за того, что Антонио основательно отвык от трезвости, преследовало его странное чувство – тревожное ожидание непоправимого.
Непонятно, с чего бы.
Ведь все непоправимое уже случилось.
За металлической рукой последовала искусственная нога. Антонио экспериментировал с шарнирами, формой, креплениями, собирался пойти в госпиталь, чтобы предложить желающим бесплатно опробовать изделие, и так увлекся, что едва не пропустил звонок в дверь одним промозглым и болезненно теплым вечером. Колокольчик надрывался. С той стороны за цепочку дергали с раздраженным нетерпением. Но ни одного подмастерья не оставалось в доме, чтобы открыть.
На пороге стоял Джон. Он тщетно пытался стряхнуть с пальто мгновенно впитывающиеся капли мороси, и на лице его было написано бесконечное отвращение к лудской осени.
– Спишь? – Он сощурился, вглядываясь в прихожую. – Фу, ну и неделька… Впустишь меня?
Антонио забрал у него пальто, подбросил угля в большую плавильную печь в мастерской, и пристроил ворох мокрого сукна на дверце. Джон осматривался, разглядывая верстаки, прессы, резцы и молотки, чеканы и рулетки, кусочки металла, склад старых деталей в углу и среди всего этого – потертый диван.
– Не нальешь эля? – наконец спросил он. – Нет ничего лучше после такого собачьего денька…
– Есть кофе, – сказал Антонио, прежде чем понял, что говорит не то. Раньше он сразу же вспоминал о винном погребе.
Джон разочарованно отмахнулся и придвинул стул поближе к печи.
– Твой маркиз де Лакруа. Не он это.
– Что?
– Не он, – повторил Джон и поморщился. – Флакон для духов с механизмом заказывал у тебя не он.
– Как?!
Пол на миг ушел у Антонио из-под ног. Он бы пошатнулся, если бы уже не сидел на диване.
– Мы взяли его. Ко мне пришел Уинстон Сэйджхэм, оказалось, что этот флакон использовали для убийства… да ты же сам беседовал с Сэйджхэмом. Одним словом, маркиза подстерегли и задержали, когда он шел на вечеринку. Как ты и предупреждал. Допросили. Перепроверили его слова. Тот человек, который в свете зовется маркизом де Лакруа, ни в чем не виноват.
– Как это возможно? – к Антонио наконец вернулся дар речи. – Он же приходил ко мне…
– Это был не он. Настоящий маркиз… я теперь понимаю, почему его не поймали раньше. Мы гонялись за призраками! Мы бежали проверять каждый слух! Каждое дело, к которому, как нам казалось, он причастен! А на самом деле он не причастен и к половине безобразий. Обычный галл. Чуть с придурью. Любитель женщин, светских развлечений и опиума. И почти нищий, черт возьми! Его владения не могли найти, потому что их нет! Одна нищета, фамильное имя да репутация.
Джон сделал паузу, потряс головой и как-то неожиданно выдохся. Злость в его словах была чисто профессиональной – возмущение и стыд за провалы системы, частью которой он себя ощущал.
– Тогда кто, – тихо спросил Антонио, – заказал у меня флакон и убил Минтона?
– Хотел бы я знать, – фыркнул Джон. – Наш маркиз стал прикрытием. Под него подделываются. Нацепил маску и перчатки – готово, ты маркиз де Лакруа! И пусть кто-то докажет, что нет!
– Но ведь доказали? – еще тише уточнил Антонио. – Как вы узнали, что он не виноват?
– Нашли свидетелей и отследили, чем он занимался, – Джон скривился, будто ленясь вдаваться в детали. – В тот вечер, когда у тебя заказали флакон, настоящий маркиз лежал у себя дома, накуренный опиумом. Он все время был на виду. Только соседи не знали, что этот тип и есть знаменитость из лудского света… потому что его репутация – это репутация фантома.
Он встал и сдернул с дверцы печи пальто.
– Спасибо, просохло. Пойду.
И он удалился, ворча и ругательски ругая «собачий денек» и «проклятую недельку». Антонио невесело подумал, что даже друзья не задерживаются в доме прокаженного, который убил собственного благодетеля. Потом в задумчивости спустился в подвал, постоял у почти пустых винных полок… и вернулся в мастерскую.
Работа впервые за долгое время показалась интереснее вина.
* * *
Злосчастного маркиза де Лакруа с неделю продержали в камере. Потом отпустили – когда уже не оставалось сомнений в его невиновности. Уинстон продолжил собирать сведения о делах, знакомствах и конфликтах Минтона и лишь изредка, отвлекаясь и возвращаясь мыслями к де Лакруа, хмыкал себе под нос: каковы плуты! Нашли удобное прикрытие – имя, объяснявшее любые странности. И ведь еще долго могли бы водить всех за нос. Каковы ловкачи!..
Впрочем, к этому примешивалась изрядная доля досады. Никого из «ловкачей» так и не нашли.
Мехмастер же, которого они обвели вокруг пальца, дал пищу для размышлений.
И чем дольше копились показания родственников, поверенного и деловых партнеров Минтона, тем интереснее Уинстону было проверить свои догадки.
Оставалось только получить разрешение на визит в Императорское казначейство.
– Итак, леди Эдельберг и Чарльз Минтон не получают ничего, Пайнсону достается доля в трубном заводе… примерно пять процентов от всего капитала, – он листал подшитые к папке свидетельства по делу. – Земли… его арендаторы сплошь крупные фермеры, но им-то земли как раз и не достанутся, закон есть закон…
По закону земли могли перейти только прямым наследникам по завещанию. Если же таких наследников не было или покойный не желал, чтобы они получили земли, то все отходило государству. Уинстон подозревал, что отчасти из-за того, что распоряжение землями не регулировалось и владелец мог отписать их кому угодно, империя и оказалась в таком плачевном положении. Целые графства, когда-то пожалованные тому или иному аристократу, теперь приносили совсем мало прибыли. В парламенте годами говорили, что нужно навести порядок, что землей должен владеть или род того, кому ее пожаловали, или государство; в конце концов издали закон… И теперь, думал Уинстон, сыск лишился еще одной версии. А было бы так соблазнительно и многообещающе – разорившийся арендатор, возможность получить землю на двадцать лет, на тех условиях, что другие предприятия получали капитал Минтона…
Но – вряд ли. О законе знали все. Да и не было у Минтона разорившихся арендаторов. Это уже выяснил Натан, расспрашивая поверенного о врагах покойного.
– Основной капитал Минтона вложен в Пульскую верфь и Имперскую Воздухоплавательную компанию. На верфь, согласно завещанию, назначается управляющий, а доходы Минтон распорядился пустить на благотворительность. А вот та часть капитала, что в обороте Воздухоплавательной компании… Я попробую выяснить, кому именно она достанется, – Уинстон закрыл папку и задумчиво поскреб ногтем выпуклый тисненый герб на обложке.
– Компания государственная, – заметил Натан.
– Именно так. Компания – государственная, – многозначительно подтвердил Уинстон. Натан непонимающе сдвинул брови… и вдруг уставился на него.
– Ты в любом случае ничего не докажешь, – выдавил он наконец.
– Неважно. Главное – что я буду сам знать правду.
Уинстон покачал головой, точно сомневаясь в собственных словах. Хотя он и сомневался. В том, что такую правду стоит знать.
– И как ты собираешься добиться ответов от Ржавой Башни? Вряд ли тебе позволят копаться в имперских финансовых документах даже ради такого расследования, – Натан скептически топырил нижнюю губу.
Уинстон невесело усмехнулся.
– Достаточно будет услышать, что именно мне не позволят.
* * *
Ржавая Башня – строение из красивого золотистого камня – высилось на одной из центральных улиц неподалеку от сыскного управления. Копоть, сырость и грязь, казалось, отскакивали от рельефных кирпичей, не оставляя следа. Ничто не могло замарать их или испортить их безупречный теплый блеск. Ничто, кроме, пожалуй, злых языков, стараниями которых к Имперскому казначейству накрепко приклеилось мрачное прозвище Ржавая Башня. Почти так же крепко, как к сыскному управлению – Морный Двор…
Уинстон отправил туда запрос, подписанный Криминальным отделом сыскного управления. Ответа пришлось ждать почти неделю.
И только этим утром массивный телефонный аппарат в кабинете звякнул и застучал клавишами, принимая телефонограмму. Уинстон сдвинул пенсне и вгляделся в темные строчки.
Ему было дозволено явиться с девяти утра до полудня для разговора с главным имперским казначеем.
– Любопытно, – пробормотал Уинстон себе под нос, покосившись на Натана, который склонился над протоколом допроса. – Очень любопытно…
Просил об аудиенции с кем-нибудь из ответственных секретарей, только чтобы просмотреть некоторые документы, касающиеся распоряжения капиталами, – а получил приглашение к самому лорду-казначею. Что тот собирался ему сказать? Или, наоборот, не собирался?
Солнечные лучи напоминали яблочный мармелад – такие же прозрачно-желтые, не по-осеннему яркие. Щурясь, Уинстон потянул за ручку массивной двери. Трость зацепилась за что-то, напоминая о себе, и он вдруг понял, что нога не болит уже третий день.
Сэр Томас Тенипер, лорд-казначей Альбийской империи, воззрился на него сквозь толстые очки.
– Приветствую вас, мистер… Сэйджхэм? – он оперся о стол, вертя в сухощавых холеных пальцах лорнет, и явно не собирался подавать Уинстону руку. – Я в курсе, зачем вы пришли, не трудитесь объяснять. У меня мало времени.
Если такая встреча была призвана сбить с толку, то сэр Тенипер почти преуспел. Уинстон замялся, заготовленное пояснение застряло в горле. Не дожидаясь приглашения, он отодвинул стул, сел и помолчал, рассматривая золотистый узор обоев и картины на стенах.
Затем перевел взгляд на Тенипера. На лице у того было написано аристократически сдержанное нетерпение.
– Хорошо, – сказал Уинстон. – Мне нужны данные о бюджете Имперской Воздухоплавательной компании. Я не требую никаких секретных деталей! – он поднял руку в предупреждающем жесте, видя, как насупился Тенипер. – Во-первых, кто туда вкладывается. Особенно интересует доля покойного Бенедикта Минтона и доля государственных средств. Во-вторых, кто принимает решения о новых разработках и о том, куда вкладывать деньги? Насколько я знаю, сэр Вайлетс – лицо скорее представительское…
Тенипер выслушал это безучастно, как каменное изваяние. Вяло кивнул в ответ на слова о Вайлетсе… Сэр Генри Вайлетс, глава Имперской Воздухоплавательной компании, действительно мало что смыслил в ее работе, и об этом знали все. Потомок знаменитого конструктора дирижаблей Роберта Вайлетса, он некогда вложил туда все полученное наследство. Никто не удивился, что ему пожаловали пост главы компании. Уже после выяснилось, что Вайлетс не унаследовал ни деловую, ни техническую жилку своего знаменитого предка. Однако годы сменяли друг друга, а он оставался на посту. Оставалось лишь гадать, по какой причине. Хотя представительские обязанности он, несомненно, выполнял блестяще.
Теперь Уинстон начинал понимать, в чем дело.
– Решения, мистер Сэйджхэм, – сухо ответствовал Тенипер, – принимает группа специалистов по обороне и воздушно-паровой механике. Их имена вам ни о чем не скажут.
– Хорошо, – покладисто кивнул Уинстон. – Тогда задам вопрос попроще. Насколько значительную долю в бюджете компании занимали деньги Бенедикта Минтона?
Тенипер взглянул на него поверх очков.
– Весьма значительную.
– Больше пятидесяти процентов?
– Эту информацию, – и без того прямой как палка, лорд-казначей выпрямился еще больше, – я вам предоставить не могу.
– Почему?
…Расспросы на этом можно было прекращать. Но Уинстон решил выжать из ситуации максимум. Да, уже стало ясно, что Тенипер не проговорится. Но чем дальше зайдет разговор, тем спокойнее можно будет быть потом. И не придется, маясь бессонницей, сокрушенно размышлять, а не произошла ли ошибка.
– Видите ли, мистер Сэйджхэм, я не имею права это разглашать. Особенно теперь, когда идет война. Мы не можем допустить, чтобы просочились любые сведения…
– В Сыскном управлении знают, что такое секретные сведения и как с ними работать, – мягко, но настойчиво перебил Уинстон.
– Я и не подозреваю вас в недобросовестности. Но есть много способов похитить нужную информацию. Я не имею права так рисковать.
Он уже второй раз говорит «я не имею права», отметил Уинстон. Это что-то значит или Тенипер просто так остро ощущает личную ответственность?
– Тогда последний вопрос, сэр Тенипер. Имперская Воздухоплавательная компания принадлежит к числу тех, которые находятся на личном контроле у Его Могущества Императора Альбийского?
Тенипер не шевельнулся. Цепкие подозрительные глаза точно подернулись ледком отчуждения.
– Об этом, полагаю, знает лишь Его Могущество и его Особая служба.
«И ты знаешь, – подумал Уинстон. – Знаешь, старый лис. Может быть, ты сам не до конца понимаешь, почему тебе приказали молчать. Но тебя это наверняка не удивило. Действительно ведь война идет».
– То есть вы отказываетесь помогать в расследовании убийства мистера Минтона?
– Я бы с удовольствием вам помог, – вздохнул Тенипер, – но, к сожалению, разглашать сведения, о которых вы просите, нельзя ни при каких условиях. И потом… Разве мистер Минтон умер не от сердечного приступа?
– От острой сердечно-сосудистой недостаточности, – без выражения поправил Уинстон. – Что ж, благодарю за разъяснение, сэр Тенипер. Всего хорошего.
Он вышел, не опираясь на трость и не оглядываясь.
* * *
Формальностей было еще много. Даже чересчур много. Уинстон тщательно выполнил их все. Вместе с Натаном они опросили каждого, кто имел хотя бы малейшее отношение к последним дня Минтона. Нашли и пассажиров вагона, в котором он ехал, и работников пульского вокзала, дежуривших в тот день…
Усилия оказались напрасными. Мужчина, подменивший оконную ручку смертельным для Минтона устройством, исчез, точно призрак.
А бесчисленные слуги, носильщики, знакомые и деловые партнеры искренне пытались быть полезными, но их слова не проливали на личность убийцы ни капли света.
В конце концов пришлось совершить то, чего Уинстон так отчаянно не хотел. Прекратить дело.
Вскоре после этого в тихий, чуть старомодный кабинет двух пожилых сыщиков вихрем ворвался посетитель.
– Это правда? Почему я узнаю обо всем из газет? – гневно возопил Чарльз Минтон, потрясая сложенным вчетверо листком. Он швырнул его на стол. На тонкой сероватой бумаге чернели чуть смазанные буквы: «Дело Минтона закрыто! Знаменитый миллионер скончался от сердечного приступа».
– Вы ведь были уверены, что он убит, – тихо и как-то жалобно произнес Чарльз. – Почему вы оставили убийцу на свободе?
Вздохнув, Уинстон посмотрел на Натана. Потом перевел взгляд на приоткрытую дверь. Из коридора доносился гул голосов. Рев клаксонов и шум моторов паромобилей проникал даже сквозь закрытые окна.
– Нам лучше поговорить в другом месте, – решился Уинстон. Может быть, когда я закончу работу…
– В моей городской квартире, – быстро сказал Чарльз. – Я приглашаю вас на чай. Или на эль, или на что угодно. Мне нужно знать правду
– Ты собираешься все ему рассказать? – скептически поинтересовался Натан, когда Минтон-младший удалился.
– Собираюсь, – невозмутимо кивнул Уинстон. – Его стоит предостеречь. И потом, я считаю, что ему можно доверять. К слову, советую тебе тоже воспользоваться приглашением на чай или эль. И то и другое у него наверняка первосортное.
– Старый ты корыстный сухарь, – покачал головой Натан, но на лице его играла улыбка.
* * *
В просторном, скромно обставленном жилище Чарльза Минтона чувствовалась сдержанность, богатство, которое не выставляли напоказ. Неброские тонкие ковры явно были сотканы аравийскими мастерами, а темные деревянные детали отделки – изготовлены из качественных и долговечных пород. Пахло здесь тоже древесиной – легким, едва уловимым липовым духом. Уинстон привычно окинул гостиную внимательным взглядом. Да, поверенный был прав. Бенедикт Минтон воспитал племянника кем угодно, но не бездельником, кичащимся деньгами.
– Чай? Кофе? Эль? Может быть, вино? – бледно улыбнулся Чарльз, кивком предлагая Уинстону и Натану садиться. Кресла тоже оказались добротными и удобными. Мягкая кожа обивки чуть пружинила.
– Чай, если можно, – сказал Натан. – Нам, старикам, не стоит распивать эль. Бьет в голову…
Слуга в мгновение ока вернулся с подносом и тут же исчез. Воцарилась глухая тишина.
– Итак, – произнес Чарльз, – я правильно понимаю, вы знаете, кто убил моего дядю?
– Имени преступника – не знаю, – вздохнул Уинстон. – Но у меня есть подозрение, переходящее в уверенность. И оно касается тех, кто это убийство организовал… Скажите, мистер Минтон, почему вы отлучались из Луда в разгар расследования?
– Вы пришли сюда, чтобы заявить, будто я… – глаза юноши возмущенно расширились.
– О нет. Я просто задал вопрос.
– У меня обострилось фамильное заболевание, – неохотно ответил Чарльз. – Это астма, которая просыпается время от времени из-за сильной аллергии. Мне нельзя и на десять футов приближаться к валериане. Я обхожу стороной аптеки и запретил всем слугам принимать капли и все тому подобное. Не знаю, почему болезнь вдруг проявилась. Но я заказал отдельный домик и уехал, чтобы не запускать. На побережье очень целебный воздух, даже зимой.
– Вы поэтому кашляли тогда в купе? – уточнил Уинстон, отпивая чай. Крепковат… Он потянулся за сахарницей.
Чарльз, казалось, был возмущен подобной черствостью.
– Я не знаю. Может быть, в поезде кто-то пил мятно-валериановые капли, это популярное средство…
– Нет. Мятно-валериановые капли распылили в купе, где ехал ваш дядя, – Уинстон отставил чашку и извлек из кармана тот самый наконечник от оконной ручки.
Чарльз уставился на вещицу так, словно увидел ядовитую змею.
– Да, – кивнул Уинстон. – Все было спланировано очень точно. Преступников подвела одна крошечная случайность. Без нее мы бы даже не заподозрили, что приступ у мистера Минтона-старшего случился из-за капель. Кто-то заказал устройство, которое при нагревании распыляет в воздухе эти капли… или любую другую жидкость. Ядов много, но все они оставляют следы, а аллергия мистера Минтона не была секретом. Поездка длится несколько часов. За это время воздух в устройстве должен был нагреться и вытолкнуть смертельное для вашего дяди лекарство. После чего в запасе оставалось много времени, чтобы запах выветрился и никто ничего не заподозрил. Потом…
Глаза у Чарльза напоминали блюдца. Уинстон отхлебнул еще чая.
– Что было потом, я могу только догадываться. Оконная ручка, под которую замаскировали устройство, держалась слабо, а окно мы нашли приоткрытым… Видимо, мистеру Минтону стало жарко в купе, и он решил открыть окно. Дернул за ручку, и та отлетела, потому что ее прикрепили неправильно. Капли выплеснулись на одежду мистера Минтона. Начался приступ… И ведь запах успел выветриться! Я бы ни о чем не догадался, если бы ручка держалась чуть крепче, а от обшлагов не пахло пролитыми каплями.
– Кому нужна была его смерть? – прошептал Чарльз. – У него ведь даже не было конкурентов. Я бы понял, если бы его убили, когда он только создавал верфь, например… Но война всех потрепала, стало не до травли конкурентов…
– О, – Уинстон вздохнул, не зная, как объяснить свои догадки. И стоило ли их объяснять? Как ни крути, они оставались лишь догадками. – Поверенный сказал, что мистер Минтон всерьез собирался вложиться в выпуск протезов. Мехмастер Антонио Климетти – знаете такого? Талантливый человек, поистине талантливый… – Уинстон рассеянно покатал в пальцах оконную ручку. – Он должен был проектировать протезы. Затея, как я понимаю, сулила большую прибыль. Мистер Минтон отдал распоряжения поверенному – и через несколько дней был мертв.
– И что, это связано? – нахмурился Чарльз.
– Доказательств у меня нет. А откуда мистер Минтон собирался вывести деньги, чтобы начать новое дело? Вы в курсе?
– Уже да. Он хотел забрать свою долю из Имперской Воздухоплавательной компании… – На лице Чарльза вдруг отразилась сложная гамма чувств. Ужас, неверие, протест, разочарование и наконец – глубочайшее возмущение. – Вы хотите сказать… Это же государственная компания! Его Могущество?..
– Я не могу ответить ни «да», ни «нет», – нейтральным тоном произнес Уинстон.– Но позвольте дать вам один совет, мистер Минтон.
Чарльз вопросительно вздернул густые брови.
– Не вкладывайте деньги в государственные компании. А если вкладываете – то хотя бы не на таких условиях, как ваш дядя. Отчаянные времена могут потребовать сколь угодно отчаянных мер.
– И ничего нельзя сделать?
– А как по-вашему? – ответил Уинстон вопросом на вопрос. – Что вы можете противопоставить?
Чарльз задумался, раскрыл рот, собираясь что-то сказать… и промолчал. Зло выдохнул и мотнул головой.
Остывший чай безнадежно горчил, несмотря на то, что в нем растворили не меньше трех ложек сахара.
* * *
Антонио долго одевался перед зеркалом, чувствуя себя вздорным светским щеголем. Но его дело требовало особой тщательности в выборе одежды. Нужно было выглядеть респектабельно, но не старомодно, нужно было вызывать доверие одним своим видом. Он собирался отправиться в госпиталь и предложить раненым с ампутированными конечностями бесплатно испробовать новые протезы. А еще поговорить с врачами, посоветоваться по поводу креплений, убедить, объяснить, пообещать…
Да, Минтон умер. Но идея осталась! И, может быть, Антонио сумел бы справиться своими силами!
Внизу звякнул колокольчик. Антонио покосился на неровный узел шейного платка, махнул рукой и побежал по лестнице в прихожую.
На пороге стоял молодой человек. Черты его нервного лица неуловимо напоминали кого-то. Впрочем, Антонио не пришлось долго гадать кого.
– Доброе утро. Меня зовут Чарльз Минтон, – представился гость. – Уделите мне полчаса? У меня есть к вам очень выгодное предложение…
Конец
