355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хаджи-Мурат Мугуев » Рассказы разных лет » Текст книги (страница 8)
Рассказы разных лет
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 12:02

Текст книги "Рассказы разных лет"


Автор книги: Хаджи-Мурат Мугуев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

VII

– Товарищи! Чрезвычайное собрание Революционного комитета считаю открытым. Прошу еще раз пересчитать присутствующих, после чего товарищем Фроловым будет сделан доклад о текущем моменте и положении города.

Большинство собравшихся было одето в серые шинели и сапоги. Пестрели два-три женских платка. Настроение у собравшихся было возбужденное. Неровный гул голосов стоял в комнате.

Фролов поднялся и мерным, спокойным шагом прошел вперед, к кафедре.

– Товарищи! Доклад мой есть не что иное, как информационное сообщение о том, что происходит, в настоящее время вокруг нас, каковы планы врага и что в свою очередь предпринимаем мы для того, чтобы нанести ему контрудар. Товарищи, ни для кого из вас не является секретом, что мы окружены, почти совсем отрезаны от нашей губернской базы. Связь, которую мы еще имеем с центром, очень слаба и каждую минуту может прерваться. Силы наши невелики, в то самое время, когда силы банды атамана Стецуры значительно превышают наши и непрестанно растут, усиливаясь за счет дезертиров, уголовного элемента и волнующихся кулацких хуторов. Итак, дорогие товарищи, вы видите, что в смысле количественном банда значительно превосходит нас, к тому же инициатива нападения все время находится у них в руках. Все последнее время бандиты «Иисусова войска», как они себя называют…

При этих словах по залу пробежал легкий смешок.

– …беспрестанно тревожат наши жидкие заставы и охранения и настолько уверены в своей безнаказанности, что стали даже днем нападать на наших красноармейцев, доставляющих фураж и продовольствие для гарнизона из соседних хуторов. Никаких новых сил в ближайшее время получить из центра нам не удастся, и мы должны собственными силами, вот этими самыми руками, освободить себя и уезд от наседающей банды. И, товарищи, несмотря на то, что я вам сейчас докладывал, мы все же это можем сделать. У нас, друзья, есть то, чего нет и не может быть у наших врагов: партия, идея, рабочие, трудовое крестьянство. С таким капиталом мы сокрушим врага. Революционный комитет, вместе с ним и Чрезвычайная комиссия призывают вас беззаветно отдать себя революции.

Докладчик умолк. Громкие аплодисменты, горящие, возбужденные глаза и крики приветствовали его слова.

 
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов… —
 

негромко запел кто-то в углу, и сейчас же все поднялись с мест, и комната огласилась величавыми звуками «Интернационала». В полураскрытые окна смотрели голубые, начинавшие темнеть облака.

Когда все смолкло, худой рабочий-старик неловко встал и, бочком пробираясь вперед, подошел к застывшему у стола докладчику.

– Товарищ Фролов! Вот ты говоришь – идея. А как же насчет федюковской измены? – с болью в голосе спросил он.

Зал мгновенно стих. Глаза всех устремились на председателя ЧК, ожидая от него ответа.

Минута прошла в глухом молчании. Предчека гордо откинул голову назад и твердо, коротко сказал.:

– Товарищи, через неделю вы здесь, в этом зале, будете судить Федюкова.

VIII

Темная ночь. Спит Бугач, спят домишки. В глубоком сне молчат пустынные слободки.

На далеком вокзале суетливо бегают мерцающие огоньки и глухо, с надсадою стонет маневровый паровоз. У здания ревкома зацокали копыта. Чей-то тихий, приглушенный голос спросил:

– Эй… кто тут есть?

Из серой, непроглядной мглы так же тихо раздалось:

– Товарищ Глушков?

– Я. Готовы вы, что ли?

– Готовы, все в сборе.

– Ну, так сейчас к вокзалу. Только со стороны товарной, там на путях стоит поезд без огней. Живо занимать теплушки, чтобы без шума и не курить!

– Не бойсь, знаем, не маленькие, – ответили из тьмы голоса.

– Старшой кто? Ты, что ли, Саенко?

– Я, товарищ Глушков.

– Ну, вперед! – И конный растаял в темноте.

Было около двенадцати часов. На запасном пути заброшенной и почти не обслуживаемой товарной станции бесшумно мелькали люди, рассасывавшиеся по темным, неосвещенным теплушкам. В вагоны втаскивались пулеметы. Люди тихо рассаживались по нарам, коротко перебрасывались словами. Вскоре таинственный поезд без огней тронулся с места.

…Атаман Стецура совсем близко подошел к осажденному городу, и если бы не бронепоезд красных, то атаман вряд ли удержался бы от искушения атаковать врага. Разведка банды почти доходила до слободок Бугача, но, вовремя обнаруженная и обстрелянная красными, без потерь отошла назад. Красные были осведомлены о продвижении отряда и проводили ночи в караулах и охранении. Часть кавалерии Стецуры под командой Луценко и Кабанова была направлена в сторону слободок, чтобы ночью тревожить красных.

Черная, густая ночь стояла над степью, и хуторок, в котором расположился атаман, совсем потонул в непроглядной тьме. Развьюченные кони жевали овес и мягко шлепали в темноте своими ласковыми, отвислыми губами. Тихая ночь убаюкала людей, и дремавшие часовые широко позевывали, мечтая о скорой смене. Почти весь отряд, за исключением штаба, спал мертвым сном.

За столом сидели атаман, есаул, Федюков и Тоня. На кровати лицом к ним полулежала Агриппина, с любопытством и недоброжелательством разглядывавшая новую товарку. На столе шипел ярко начищенный самовар, чернели куски холодного мяса и стояли две четверти с розовым пенистым вином. Тоня, с переброшенным через плечо полотенцем, перетирала чашки.

– Ну, значит, Антонина у нас будет за хозяйку. Отставку тебе, Гриппа, от хозяйства объявляю, – засмеялся Стецура.

Он потянул Агриппину за руку, посадил рядом с собой на скамью.

– Ну, други дорогие, прошу к столу, поближе, потеснее. Чем богаты, тем и рады. Вот, бог даст, возьмем через денек-другой город, тоды уж покутим всласть. Так ли, Гриппа? – И он шлепнул по спине свою соседку.

Та глянула на атамана и молча кивнула головой.

– А ты, Тоня, хозяйничай. Режь, наливай, задабривай. Чтой-то мне сегодня выпить хочется, – продолжал Стецура.

– Видать, скоро в городе будем, – засмеялся Федюков.

– Надо думать, что к счастью, – поддержала его Тоня, накладывая на тарелку атамана холодное мясо.

– Ну, выпьем, – сказал атаман, протягивая руку чашке, доверху наполненной вином.

– Выпьем, – подтвердил Федюков.

И все пятеро высоко подняли свои чашки.

– За нашу удачу и за разгром красных! – проговорил есаул, чокаясь.

– Аминь, – спокойно и уверенно закончил Стецура.

Федюков поднял над головою свою чашку и громким и проникновенным голосом повторил:

– За нашу удачу и за разгром врага!

– Что же ты, Федюков, только с нею чокнулся? – обиделся Стецура, указывая на Тоню.

– Потому что вы, други, выпили первыми, не дожидаясь меня, – засмеялся Федюков и весело продолжал: – А чтоб не было обидно, давай выпьем и с тобой, атаман.

Чаще звенела посуда, и весело пенилось вино. Головы пьющих приятно хмелели, и сами собою начинали развязываться языки. Тоня раза два небрежно, как бы вскользь, взглянула на часы, висевшие на стене, и атаман, случайно приметивший этот взгляд, с пьяной фамильярностью и игривым смешком спросил ее:

– Ты что, красавица, на часы поглядываешь? Скучно тебе с нами, что ли?

– Да нет. Просто Сему жду. Сема скоро придет.

– А, Семка! Жених твой богоданный! Али уже муж, а? Ну-ну, не таись. Скажи нам, може, уже муж? – пьяно смеялся Стецура, хватая Тоню за полные локти и стараясь прижать к себе. – А то, если нет, мы тебя сами, без попа, обвенчаем. Вон выбирай – кого хочешь, бери любого. Хочешь есаула, хочешь Федюкова, хочешь меня… А?

– Вот последняя бутылка, а потом и спать, – улыбаясь, сказала Тоня и, взяв с окна бутылку, медленно разлила вино по чашкам. – Ну, все до дна за мое здоровье! – И, пригнувшись к самому лицу Стецуры, она задорно посмотрела на него.

– Все до дна! – повторил атаман и, не отрывая губ от чашки, выпил вино.

Есаул молча проделал то же самое.

– А ты чего не пьешь, Федюков? Пей за ее здоровье!

– А я маленько погожу, – с улыбкой ответил тот, отодвигая от себя чашку.

– Чего годить-то? Пей – и вся. А потом спать, – пьяно бормотал не замечавший пристального взгляда Федюкова Стецура.

Слегка покачиваясь, он прошел к постели и, грузно бухнувшись на подушки, хрипло сказал:

– Гриппа, ну-ка, скидай с меня сапоги. – Не дождавшись ответа, он сонно приподнял голову и, внезапно раздражаясь, повторил: – Кому говорят… скидавай!.. Два раза, что ль, просить?

Но адъютантша не слыхала бормотания рассерженного Стецуры. Разметав руки вдоль стола, она спала крепким, безмятежным сном. Ее голова свисла над краешком стола, и начинавшее терять равновесие тело медленно сползало со стула.

– Ну… – снова начал Стецура и сейчас же оборвал неоконченную фразу, видя, как есаул, поднявшийся было с места, тяжело рухнул на скамью. – Ишь… черт… на…ли…зался, – еле ворочая языком, пролепетал терявший сознание Стецура.

В каком-то колеблющемся тумане он близко от себя увидел широко раскрытые, устремленные на него зрачки Федюкова. Комната заходила ходуном. Огни лампы взметнулись к потолку, и черная, тяжелая пелена грузно легла на грудь атамана. В ушах трещали и лопались сухие и звонкие колокольчики. Потом наступила тишина.

– Сильное у тебя винцо, Тоня. Каких молодцов с ног посшибало! – не выпуская из рук голову Стецуры, негромко проговорил Федюков и, полуобернувшись к бледной Тоне, сказал: – Готов… А ну, взгляни, товарищ Попова, который теперь час!

– Около двух, – тихо, спокойно ответила девушка, и только вздрагивающие уголки губ да смертельная бледность лица говорили об охватившем ее волнении.

– Через час наши атакуют хутор. Укладывай по местам приятелей и давай уносить отсюда ноги. Через полчаса будет поздно.

Девушка кивнула и стала помогать Федюкову, аккуратно укладывавшему атамана в пышную, пуховую постель. Прикрутив лампу, оба спокойным шагом прошли мимо дремавших у штандарта часовых. Один из них приподнял было голову с брошенного на землю седла, но, увидя знакомую фигуру Федюкова, успокоился. Где-то вдали лаяли сторожевые псы. Маленький хуторок безмятежно спал.

IX

– Кто идет? – раздался из темноты оклик часового.

На черном гребне холма появились фигуры.

– Свои.

– Что пропуск? – спросил часовой.

– Пуля.

– Проходи. – Успокоенный ответом, часовой опустил винтовку, сделал несколько шагов навстречу идущим.

– Что, браток, своих не узнал? – весело спросил человек, подходя вплотную к часовому и ударяя его по плечу.

– А кто его знает… ночь-то, вишь, какая, – оправдывался часовой.

По степи потянуло предутренним ветерком, сырая прохлада поднималась от земли. Часовой зябко повел плечами и, отставив винтовку, спросил:

– А что, долго еще до рассвета?

– Да недалече… А что?

– Да смены жду. Надоело ночь-то стоять.

– А… так-так!.. Ну ладно. Мы тебя сейчас сменим. – И, не меняя спокойного тона, говоривший продолжал: – А ну, товарищи, забирай его!

Недовольный такою шуткой, часовой раскрыл было рот, чтобы ругнуть вновь прибывших, но прямо на него глядело дуло кольта. Несколько ловких рук в одну секунду связали часового и, забив кляпом рот, положили, словно тюк, в траву.

– Товарищи, дальше следует, второй пост. Мы с Федюковым подойдем к нему и точно так же снимем и его. А за ним начинается самый хутор и стоянка бандитов. Так что ли, Федюков?

– Правильно, товарищ Бутягин. Только надо взять чуточку вправо, по ложбинке, там у них коновязи. Когда заберем последний пост, на холме установим пулеметы – и айда по коням! Одни кони сотни две бандитов передавят.

– Молодец ты, Федюков. Ну, ребятки, вперед! А ты, товарищ Глушков, подожди артиллерию и передай: как только мы откроем из пулеметов огонь, пусть они кроют по бандитам картечью.

– Слушаюсь!

X

Наступление велось с трех сторон. Высадившийся верстах в четырех от хутора отряд взял направление на северо-восток, с тем чтобы занять у самого расположения бандитов позиции и затем по сигналу внезапно атаковать.

Чоновцы, которыми командовал Бутягин, подкрепленные караульной ротой ЧК, шли во фронт. Кавалерия заходила в тыл хуторку и, спешившись, заняла позиции, ожидая общего сигнала к наступлению. Два орудия были установлены против хутора. За буграми, на опушке леса, в густой тени деревьев, прятался бронепоезд, к которому в случае неудачи атаки должны были отходить красные войска. Хутор был окружен. По горизонту уже поползли серые тени, и темная ночь стала медленно уступать место осеннему рассвету.

Оглушительно рявкнули орудия, два гулких взрыва судорожно взметнули к небу полосы черного дыма. Звучное эхо едва успело откликнуться за холмами, как из мрака застучали десятки пулеметов и частые ружейные выстрелы. Казалось, бесчисленные шмели, жужжа, бороздили воздух. Кони сорвались с коновязей и, топча на пути бегущих людей, бешено носились по хутору.

Где-то за буграми грянуло «ура», и новые залпы прорезали темноту. Сотни пуль с воем неслись по степи, вонзаясь в глиняные дома, перелетая через низенькие плетни и заборы, за которыми пытались укрыться еще не пришедшие в себя «воины Иисуса Христа».

Мощное «ура» все росло. Атакующие сбили остатки еще державшихся бандитов и приблизились к самому селу. Сзади за хуторком, там, где дорога вела на станцию, загрохотали ружейные выстрелы, разрывы гранат и четкой дробью застучали пулеметы. Это спешенная кавалерия из засады открыла огонь по убегавшим к станции остаткам недавно грозного отряда «Иисусовых войск».

При первых же звуках разорвавшихся гранат Семка-гармонист, бывший в ту ночь дежурным по отряду, приказал выкатить вперед пулеметы и открыть по наступавшим огонь.

– Не робь… цель на вспышки! – командовал он. – Стрелки, в цепь!.. Кому говорю, в цепь! Куда бежишь, собачий сын! – Размахивая карабином, он бросился навстречу мечущимся в панике по двору людям. – Открыть огонь! Бей, ребяты, залпами. Это разведка красных. Сейчас подойдет батька атаман и в два счета опрокинет противника.

Загоревшийся от снаряда овин озарил канаву, в которой залегла кучка бандитов. В ту же секунду совсем близко грянуло дружное «ура», и ряд гулких взрывов опоясал грохотом и пламенем канаву.

– Обошли! Измена! Обошли! Где атаман? Спасайся!..

Десятки людей, бросая винтовки, перепрыгивая через плетни, кинулись врассыпную, оглашая стонами и криками взбудораженную ночь.

Семка рванулся с места и ловко, словно заяц, стремительными прыжками бросился во двор, туда, где был расположен штаб отряда и где еще развевался бандитский штандарт. Пули с воем проносились над ним. У самых дверей, раскинув руки и подогнув под себя ноги, лежал в луже крови один из часовых. Другого не было совсем. Конь атамана, вырвавшийся из конюшни, со звонким ржанием метался по двору. Штандарт реял над самой дверью, за которой царила мертвая тишина. Семка со всего размаху влетел через сени в горницу и хриплым, задыхающимся голосом закричал:

– Атаман здесь, что ли?

Из-за кустов и плетня, отстреливаясь, выбежали несколько бандитов. Один из них, перебегая двор, ахнул и, взмахнув руками, упал у самого штандарта. Возле него поднялся косматый дымный столб. Огонь, земля и свистящие осколки снаряда взлетели над убитым. Бегущие, огибая место разрыва, бросились низами, через задний двор, к дороге.

Один из них в страхе присел и, озираясь, жалобно закричал:

– Пропали наши головы, как есть кругом оцепили!

Отшвырнув от себя ружье, он поспешно вытащил из кармана красноармейскую звезду и, нацепив ее на фуражку, побежал, согнувшись, вдоль забора. Другой шмыгнул к стогу сена, стоявшему возле атаманской коновязи. Не получив ответа, Семка ринулся было обратно, но блеснувший из сеней огонек на секунду озарил часть горницы и широкую кровать, на которой безмятежно спал человек. Семен бросился к спящему и, дергая его за плечо, крикнул изо всех сил:

– Атаман, вставай, красные в селе!

Стецура качнулся от толчка, не издав ни малейшего звука.

– Да вы что здесь, подохли все, что ли? – заревел Семка.

За окном гремели выстрелы. Разлетелось вдребезги оконное стекло. Семен еще раз сильно встряхнул Стецуру и истошным голосом закричал:

– Ата-ма-ан! Вставай, очухайся, красные на селе! Батько, атаман, вставай, спасайся! Измена!

Под его кулаками Стецура приподнялся, уставясь на Семена мутным взглядом, что-то пробормотал и снова уронил голову вниз.

– Вставай!.. Ну ж, вставай, это я… Семка! – тормоша его, с отчаянием в голосе закричал гармонист и потащил к выходу тяжелое тело пьяного атамана.

Он с трудом выволок его за порог и, быстро оглядевшись, зашептал:

– Да очухайся ты, ну, приди ж в себя, батько. Еще не все потеряно. Бежим в степь… на хутора дальние. Ну! Ну ж, вставай! Спасайся, батько!

Стецура протер кулаками глаза и, широко зевая, проговорил:

– А-а! Се-емка!.. Вина да-а-ай! – и, звучно икнув, лег на землю.

– У-у! Гад!.. – закричал Семка.

Он пихнул ногой валявшегося у порога атамана и бросился к коновязи. Из стога ему навстречу выскочил притаившийся бандит.

– А ну, бросай винта!.. Стрелять буду! – грозно закричал, он, направив в упор на Семку дуло своего ружья.

– Да ты что, очумел, что ли? Это ж я, Семка! – озадаченно сказал гармонист. – Своих не узнаешь, дура!

– Я те дам дуру!.. Кому сказываю, бросай оружию, а то сейчас с винта вдарю! Ну-у! – угрожающе крикнул бандит.

И по его мрачному тону и лихорадочному блеску глаз Семка понял, что тот не шутит. Он тяжело вздохнул и выронил винтовку, поднимая вверх руки.

– Вот то и добре, що ты и есть самый Семка. Это мене вроде как бог помогает, – скручивая ему назад руки, пояснил бандит. – За таких сазанов, як ты да Стецура, большаки меня не то что не тронут, а, гляди, медалю дадут. Ну ты, контра собачья, ложись наземь, а то сейчас прикладом тюкну! – крикнул он, замахиваясь на потемневшего Семку.

Гармонист молча лег на землю. Бандит связал ему и ноги, после чего направился к Стецуре. Взяв спавшего атамана за ноги, он без всяких церемоний подволок его по земле к лежавшему Семке и, уложив рядом, прикрыл своей шинелью.

Выстрелы смолкли. Шум боя затихал. Кое-где еще слышались отдельные крики. Далеко за домами в последний раз застрочил пулемет, было уже совсем светло.

На улице, приближаясь, раздались голоса:

– Сюда, сюда, товарищи, здесь их штаб, только осторожней.

Бандит испуганно посмотрел в сторону и тревожно пробормотал:

– Подходют!

Он быстро закрестился, не сводя глаз с угла, откуда уже громче слышались голоса.

– Ой, да помогите ж мени, добрые люди! Ой, да скорейше идыть на подмогу, а то втекут, ей же боже, втекут бандюки, окаянные злыдни! – неистово завопил он, как только увидел показавшихся на улице вооруженных людей.

Впереди с маузером в руке шел Бутягин.

– Что за человек? Чего орешь? – остановился он возле бандита.

– Бандюков споймав. Самых наиглавнейших командиров, атамана Стецуру, хай ему бис, и Семку, шоб ему очи повылазыли. Они вот туточки, под шинелькою, ховаются.

– Стой, не тарахти, – остановил его Бутягин и, сдернув с лежавших шинель, с удивлением сказал: – Да неужто они?

По его лицу пробежала радость. Он нагнулся над лежавшими. Гармонист закрыл глаза и отвернулся, атаман сонно и блаженно похрапывал, что-то невнятно бормоча во сне. Из-за плетня подошел Глушков, еще пахнущий пороховым дымом, сияющий, возбужденный. Он тоже склонился над лежащими.

– Да ведь это же Семка-гармонист, можно сказать, главный их заводила и агитатор. Помнишь, Бутягин, я писал тебе о нем!

– Как же, помню. Разве можно забыть такого гуся! – сказал Бутягин.

Глушков поднял голову Стецуры и похлопал его по плечу:

– Эй ты, атаман божий, проснись, что ли! Ну!

Он сильно потряс за плечи Стецуру. Атаман закашлялся. Потом, не открывая глаз, ухмыльнулся и сказал:

– А ну, хлопнем еще по чарке!

– Уже хлопнули, – засмеялся Глушков, махнув рукой перед носом атамана.

– Заберите их, товарищи! – приказал красноармейцам Бутягин.

– Господин товарищ, это ж я их один усех опрокинул, – вытягиваясь перед Бутягиным, заговорил бандит, схвативший Семку.

– А ты кто? – оглядывая его с головы до ног, спросил Бутягин.

– Я есть незаможный крестьянин, мобилизованный циими бандюками с-под ружья. Як же воны знущалыся над нами, над хлиборобами, ой, боже ж мий, як знущалыся, яку шкоду наробыли нашему брату селянину! – хватаясь за голову, продолжал скороговоркой бандит.

– Взять и его. Там разберемся, – сказал Бутягин.

– Да за що ж мене? Ваше сиятельство, господин товарищ. Я ж самолично, не бояся смерти, споймал их, а вы ж мене в кутузку!.. – уже издали донесся визгливый голос уводимого красноармейцами «незаможного селянина».

– Ура!.. Ура, брат Бутягин! – выбегая из хаты, закричал Глушков. – Все тут, и есаул, и Агриппина! Никто не ушел.

– Чистая работа! Разве от таких молодцов, как наш Федюков и Попова, уйдут? Кстати, где они? – улыбаясь, осведомился Бутягин.

– В город только что отправились. Им теперь покой нужен, – сказал Глушков и, перебивая себя, крикнул красноармейцам, подбиравшим по двору раскиданное бандитами оружие: – Товарищи, сюда, в хату! Помогите вынести отсюда бандитов да, кстати, заберите эту бандитскую регалию, – указывая на все еще развевавшийся штандарт «войск Иисуса Христа», засмеялся он.

По хутору звонко разливался сигнал трубача, игравшего сбор.

Солнце поднялось над степью. Красноармейцы сгоняли пленных бандитов, собирали раскиданное по полю оружие.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю