Текст книги "Эль-Дорадо"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Что же вы хотите делать, если не убьете меня?

– Решено и подписано, Малько, я не убью вас, но я приведу вас в состояние, в котором вы не будете иметь возможности мешать мне по крайней мере некоторое время, это справедливо, не правда ли?

Метис не отвечал, пена выступила у него на губах от бешенства, и он бился на земле, как змея.

– Побудьте хотя одну минутку спокойным, Малько, – кротко сказал ему капитан, – вы в самом деле несносны; если вы станете продолжать, я никогда не кончу связывать вас.

И, действительно, говоря это, он преспокойно связывал пленника своим лассо, несмотря на его чрезвычайные усилия освободиться.

– Вот и готово, – продолжал Диего, когда последний узел был затянут, – теперь мне остается только заткнуть вам рот.

– Заткнуть мне рот, – вскричал метис, – заткнуть мне рот, а зачем?

– Ну, мой друг, вы слишком наивны; позвольте мне сказать, – если я заткну вам рот, то наверно для того, чтобы помешать вам кричать и звать на помощь своих друзей, которые, без сомнения, недалеко отсюда…

Настало молчание: метис раздумывал, Диего мастерил клубок со старанием, которое поглощало все его внимание.

– Сколько времени нужно вам, чтобы быть в безопасном месте? – спросил метис.

– Зачем вы мне предлагаете этот вопрос? – отвечал капитао, становясь на колени и готовясь привязать к его рту затычку из травы.

– Вам ведь все равно? Отвечайте мне откровенно.

– Если это доставит вам удовольствие, тогда извольте, Малько: мне будет достаточно двух часов.

– Два часа? Ну что ж! Если я обещал бы вам оставаться спокойным и не кричать, заткнете вы мне рот?

– Гм! – промычал капитао, – обещания мало, когда дело идет о жизни и смерти, Малько.

– Правда; но если б я обещал?

Диего почесался со смущенным видом.

– Отвечайте же, – настаивал метис.

– Ну нет, я не мог бы принять обещания, – сказал Диего, – уверяю вас, это было бы слишком опасно для меня.

И он приготовился заткнуть рот метиса.

– Ну а если б я теперь вместо обещания, которое сделал вам, дал вам свое честное слово кавалера, что вы сделали бы тогда?

– Гм! – отвечал тот, – вы только говорите, на самом деле не дадите мне его.

– Отчего же?

– Потому что вы сдержали бы его, а вы ведь не хотите ничем обязываться мне.

– В таком случае вы верите моему слову? Так не затыкайте мне рта, Диего, я даю вам честное слово.

– Полно, вы шутите, не так ли?

– Нисколько, я даю вам честное слово, что останусь в неизменном положении не только два часа, но даже три, не двигаясь с места и ни разу не вскрикивая.

– О-о! – сказал капитао, смотря ему прямо в лицо, – так, значит, это серьезно?

– Совершенно серьезно. Итак, решено?

– Решено, – отвечал Диего и откинул клубок.

Подобная аномалия характера встречается преимущественно между бразильскими метисами весьма часто; для них слово свято, и ничто не может принудить их изменить честному слову. Малько Диас, хотя был отъявленный разбойник, повинующийся самым кровожадным наклонностям без всякого угрызения совести, почел бы себя обесчещенным, он, вор и убийца, если бы, раз давши слово, не исполнил его.

Диего отлично знал, что может вполне поверить этому слову, а потому и принял его, нисколько не колеблясь и не делая даже никакого возражения.

– Я оставляю вас, Малько, – сказал он, – не теряйте терпения. А, кстати, я захвачу с собой вашу лошадь, которая бесполезна вам в эту минуту и в которой я сильно нуждаюсь; но будьте покойны, вы ее найдете опять у подошвы холма. Я не желаю, чтобы вы лишились ее. Ну, прощайте.

– Убирайтесь к черту, но помните, что я обещался убить вас.

– Ба! ба! – отвечал тот с насмешливым добродушием, – вы говорите это, потому что взбесились; я понимаю, вы не имели успеха со мной сегодня, в другой раз будете посчастливее.

– Надеюсь, – процедил метис, заскрежетав зубами.

Диего, не обращая более внимания на него, легко поймал лошадь, которая недалеко ушла, и тотчас же уехал.

Прежде чем въехать в лагерь, капитао, как человек осторожный и вовсе не желая, чтоб его убили друзья, не узнавая его в новом наряде, направился к реке стороной.

Как только приехал к берегу, он покинул лошадь, вошел в воду и поплыл.

Хотя река буквально кишела кайманами, капитао не колебался войти в нее; он знал по опыту, что кайманы редко нападают на человека, и малейшего движения достаточно, чтобы испугать и удалить их.

Одной вещи он боялся: его могли заметить индейские часовые, которые, без сомнения, скрывались в окружающих кустах; взять свое платье он мог не иначе, как направляясь в ту сторону, где гуакуры поставили своих невидимых сторожей.

Но случай, который до сих пор покровительствовал капитао, и при этом последнем испытании не покинул его.

Приплыв на некоторое расстояние к кусту, в котором было зарыто платье, Диего нырнул. Впрочем, предосторожность эта была, поспешим сказать, почти бесполезна: гуакуры наблюдали не за рекой, на которой ему было нечего бояться, а только за холмом, где находились их враги.

Диего беспрепятственно уполз в кусты, открыл ямку, вырытую им для скрывания одежды, и вынул последнюю оттуда с чувством живейшей радости; но вместо того, чтобы одеться, он завернул в нее оружие и отправился с узлом в реку.

Ему казалось удобнее и безопаснее пробраться к холму по этому пути; к тому же он был не прочь смыть краску, которая еще оставалась на его теле.

Чтобы не привлечь на себя внимания, капитао завернул свой сверток в пальмовые листья и привязал к голове.

Так как он плыл под уровнем воды, то казалось, будто сверток, отделившись от берега, увлекался течением с берега; он представлялся кучею листьев и веток, и было совершенно невозможно даже самому проницательному глазу заметить голову пловца, спрятанную в траве.

Таким образом, капитао скоро достиг подошвы пригорка.

Там он был спасен, и видеть его могли только люди, которых случай привел бы на другой берег; но благодаря ширине реки и зная, что оружие индейцев не могло достигнуть его, он и не думал прятаться.

Измерив взглядом высоту берега, по которому приходилось взобраться и который поднимался отвесно над рекой, капитао взял в одну руку кинжал, в другую нож, доверенный ему Тару-Ниомом в знак благодарности, и начал взбираться с удивительною ловкостью и проворством по крутой стене, помещая по очереди в расщелины скал свое оружие и поднимаясь потом силою ручных мускулов.

После продолжительных и больших усилий капитао наконец поднялся до верха, подвергаясь не раз значительной опасности; повиснув между небом и землею, он иногда не мог ни подняться, ни спуститься; но, одаренный хладнокровием и мужеством, он, однако, не отчаивался: остановившись секунду, он заметил менее крутую отлогость, отклонился несколько в сторону, удвоил усилия и скоро уже был на платформе пригорка.

Тут он остановился на минуту, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями; его трудное предприятие, против ожидания, окончилось счастливо; сведения, собранные им, были немаловажны; все окончилось к лучшему, и он внутренне поздравлял себя не с тем, как он повел это опасное дело, но с радостью, которую принесет его возвращение товарищам, и в особенности маркизу.

Минуту спустя он поднялся и пошел таким вольным шагом, как будто совершил прогулку, нисколько не утомляющую, и не подвергался никакой опасности.

Солнце садилось, когда капитао ступил на вершину холма, а когда он вошел в лагерь, уже наступила ночь.

Как только возвращение его сделалось известно, все товарищи окружили его с радостным криком, который привлек маркиза.

Капитао тоже вскрикнул от изумления и страха при виде зрелища, которое ему представилось, когда он вошел в ограду лагеря.

Палатки и телеги были превращены в пепел; большую часть мулов и лошадей убили, восемь или десять трупов негров и охотников валялось по земле; деревья, наполовину сожженные, согнутые, друг на друга наваленные, придавали этому зрелищу еще более печальный вид.

Донна Лаура Антониа, укрывшись кое-как под enramada 1414
  Род навеса, покрытого ветками.


[Закрыть], незащищенной от ветра, приютилась перед потухающим огнем и готовила свой ужин с помощью невольницы Фебы.

Повсюду в лагере, который только вчера оставил капитао в хорошем состоянии, обнаруживались следы опустошения.

– Боже мой, что это значит? – вскричал он с печалью.

– Это значит, – сказал с горечью маркиз, – что вы не ошиблись, Диего, и что гуакуры сильные противники.

– Стало быть, во время моего отсутствия происходила битва?

– Нет, было только нечаянное нападение; но отойдемте, Диего, немного в сторону, я объясню вам, что случилось, а потом вы отдадите мне отчет в своих действиях.

Капитао пошел за ним.

Когда они скрылись из виду бразильцев, маркиз начал свой рассказ, рассказ очень короткий, но ужасный.

Два часа спустя после отъезда Диего туча пылающих стрел полетела в лагерь со всех сторон сразу и так внезапно, что бразильцы сначала не знали, куда бежать и как защищаться, а между тем часовые их не заметили ни одного врага; огонь почти сейчас же распространился с такою быстротою, что потушить его было невозможно; потом, к довершению несчастья, одна стрела попала в телегу с порохом, фуру взорвало – убило и ранило несколько человек.

Гуакуры воспользовались беспорядком, чтобы напасть на бразильцев еще раз, нападение было отражено после жестокой рукопашной битвы, во время которой истощились почти все боевые припасы.

Диего покачал печально головой при этом мрачном рассказе, потом по просьбе маркиза он передал свои приключения, которые были внимательно выслушаны доном Роком. Когда он кончил, все умолкло опять на несколько секунд.

– Что посоветуете вы мне? – спросил наконец маркиз.

– Положение наше почти безнадежно, – отвечал откровенно капитао. – Самое лучшее, по моему мнению, было бы попытаться выйти, пробиться через неприятелей и как можно скорее возвратиться в поселения.

– Да, – прошептал маркиз, – может быть, это было бы и лучше, но я хочу подождать еще; я отправил разведчиков, чтобы справиться о неприятеле; кто знает, что они скажут нам?

– Вы властны поступить, как вам угодно, – отвечал Диего, который его выслушал внимательно, – но каждая минута отнимает у нас несколько дней существования.

– Может быть! – вскричал маркиз с досадою, – но, vive Dieu! еще не все сказано; нет, я не могу подло отступать перед этими варварами; разве я не могу присоединиться к дону Иохиму Феррейре?

– Конечно можете, ваше превосходительство.

– Ну! – воскликнул маркиз с радостью.

– Ничего! Вы успеете в том, что нас еще скорее перережут, вот и все.

Сказав это, капитао повернулся спиной к маркизу и присоединился к своим товарищам, потому что не хотел вести более бесполезного разговора и спорить против такого упорного решения.

ГЛАВА X. Бедствие

Ночь прошла спокойно.

Бразильцы провели ее в глубоком сне; один Диего, железное сложение которого, казалось, не знало усталости, наблюдал за общей безопасностью.

Почти за два часа до восхода солнца разведчик, посланный маркизом, возвратился в лагерь.

Он принес странные известия: индейцы исчезли, не оставив следов.

Диего внимательно выслушал его донесения, потом, повернувшись к маркизу, который также провел ночь, не сомкнув глаз, спросил его:

– Ну что же?

– Мне кажется… – начал маркиз.

– Подождите, – перебил Диего. – Мой друг, – сказал он, обращаясь к разведчику, – пойдите отдохните, вам нужно освежиться.

Бразилец поклонился – тотчас же ушел.

– Ему незачем слышать, – продолжал Диего, – о чем мы будем говорить. Теперь мы одни, говорите, ваше превосходительство, я вас слушаю.

– Я полагаю, что если это известие справедливо, то мы можем только радоваться ему.

– Я, напротив того, нахожу его скверным.

– А!

– Поймите меня, ваше превосходительство, и поверьте, что я слишком хорошо знаю индейцев и их нравы, чтобы обмануться.

– Я убежден в этом, мой друг, говорите же, пожалуйста.

– Я считал бы себя недобросовестным, если б при тех обстоятельствах, в которых мы теперь находимся, не стал бы говорить вполне откровенно; для меня очевидно, что индейцы готовят вам засаду. Гуакуры честно предупредили вас, чтобы вы удалились; они предоставили вам в этом полную свободу – вы пренебрегли их советами и упорно пошли вперед. Я не разбираю вашего решения, заметьте это, ваше превосходительство, я только излагаю факт.

– Продолжайте, мой друг.

– Они в такой степени не намерены удалиться, что сами же отправили меня, не зная, с кем имеют дело, просить помощи у пейягов; потом они с ожесточением напали на вас не для того, чтобы завладеть вашим лагерем, – они наперед знали, что это не удастся им, – а чтобы привести вас в состояние, в котором теперь находитесь, то есть в критическое положение, в чем, вы сами согласитесь, они вполне успели.

– Далее, далее, – прервал маркиз с нетерпением.

– Вот мое заключение из этого, ваше превосходительство, – продолжал капитао с обыкновенным, свойственным ему добродушием: – Гуакуры скрылись, чтобы убедить вас, что они ушли, и чтобы выманить вас на равнину, где им легче завладеть вами, так как преимущество вашего огнестрельного оружия теряет значение при перевесе в числе воинов.

– Вы боитесь? – спросил его маркиз иронически.

– Конечно, ваше превосходительство, и даже очень.

– Вы?

– Извините, это требует объяснения. Я боюсь не смерти, – с того момента, когда вы сообщили мне ваше твердое намерение, я пожертвовал своею жизнью.

– Так что же вы говорите мне?

– Я говорю вашему сиятельству, что не страшусь смерти, но чрезвычайно боюсь, чтобы меня не зарезали, как собаку, что далеко не все равно. Здесь мне нужно поддержать свою репутацию, ваше превосходительство.

Несмотря на серьезность положения, маркиз расхохотался.

– Что вы! – сказал он, – я убежден, что дело кончится не так, как вы предполагаете.

– Желаю, но не надеюсь, ваше превосходительство.

– Посмотрим; в состоянии ли вы провести нас туда, где находится начальник павлистов?

– Указать дорогу весьма легко, ваше превосходительство, а провести вас до павлистской армии я не берусь.

– Отчего же?

– Ну оттого, что нас всех перебьют.

– Гм, Диего, вы начинаете надоедать однообразными ответами.

– Исход послужит моим оправданием, ваше превосходительство.

– Замолчите, наконец, предвестник несчастья! Далеко ли, по вашему мнению, до павлистов?

– О! Недалеко.

– А именно?

– Не более тридцати лье.

– Как не более тридцати лье? Полно, вы с ума сошли и напрасно тревожите нас вашими пустыми опасениями; невозможно, чтобы мы не добрались до них, даже если б на нашей дороге было десять тысяч дикарей.

– Увидите, ваше превосходительство, увидите, я более ничего не могу ответить вам.

– Ну хорошо, жребий брошен, я решаюсь во что бы то ни стало; на рассвете мы выступим.

– Если ваша милость позволит, – сказал Диего, – то я замечу, что если вы уж решились на отчаянный поступок, то было бы лучше совершить его в логическом порядке.

– Что это значит?..

– Что завтра будет уже слишком поздно.

– Так, по вашему мнению, нужно было бы?..

– Отправиться сейчас, ваше превосходительство.

– Ну хорошо, едем; вы видите, что я делаю все, что вы хотите.

– Да, когда мое мнение согласно с вашими идеями, – проворчал капитао и пошел отдать приказание к отъезду.

В этом случае, как и во всех других, Диего не пренебрег никакою предосторожностью для защиты отступления; на этот раз он даже высказал необыкновенную сметливость, осторожность и редкое присутствие духа.

Четверо из его солдат, люди испытанные и опытные, получили назначение наблюдать за дорогой и следить за индейцами.

При последнем нападении фуры и багаж были сожжены, большая часть вьючных мулов убита; таким образом, караван, не задержанный обозом, мог ускорить переход, что в настоящем положении было большой выгодой.

Диего велел обвязать копыта лошадей мешочками из бараньей шкуры, наполненными песком, чтобы уничтожить шум их топота; сверх того он приказал стянуть морду каждого животного посредством лассо, чтобы они не ржали.

Когда все уже были в седлах, он сказал:

– Товарищи, не должно быть слышно ни одного крика, ни одного вздоха, мы совершаем теперь предприятие, от которого зависит всеобщее спасение. Если нас откроют, мы погибли; будьте постоянно настороже и готовы ко всяким случайностям.

– Одно слово, Диего, – сказал ему маркиз, – зачем вы хотите, чтобы мы сейчас же выехали?

– Потому что, ваше превосходительство, непокоренные индейцы спят ночью без сторожей, вместо того чтобы наблюдать за врагами и пользоваться мраком для нападения.

– Благодарю; теперь едем.

– Подождите минуту, ваше превосходительство, – попросил капитао и обратился к авантюристам: – Я пойду вперед; вы последуете за мной по одному, держа своих лошадей под уздцы, чтобы они не спотыкались и не разбудили врагов; вы постараетесь ступать в мои шаги, чтобы оставить менее широкий след; теперь помните это: при крике аллигатора вы должны остановиться, тот же самый крик, повторенный два раза, будет означать садиться всем на лошадь, крик совы послужит знаком ехать в галоп; хорошо ли вы слышали меня и поняли ли?

– Да, – отвечали тихо бразильцы.

– Так в дорогу.

Начали спускаться.

Длинный ряд черных привидений представлял странное зрелище; они молча скользили во мраке и, казалось, ползли по склонам холма.

Нужно самому совершить подобное шествие, чтобы понять все впечатление, которое оно производит.

Шум ветки, колебаемой ветром, дрожание листка, неожиданный полет ночной птицы – все пугает, все заставляет вздрагивать; самый мужественный человек чувствует против воли, как кровь застывает у него в жилах, потому что он боится, – за каждым деревом, за каждым выступом скалы может скрываться смерть, каждую минуту может явиться перед ним кровожадный враг, который вонзит в него свое оружие, не дав времени отстранить удар. Спускались только медленно. Диего, который, казалось, видел в темноте так же хорошо, как и днем, выбирал старательно место и подвигался вперед только тогда, когда был уверен, что грунт, на который он ступает, крепок.

По временам останавливались на несколько секунд, тогда дрожь ужаса пробегала по всей линии, подобно электрической искре, и заставляла биться самое твердое сердце. Наконец, через час, каждая минута которого казалась бразильцам вечностью, достигли равнины.

Крик аллигатора, раздавшийся в безмолвии, дал знать бразильцам остановиться.

Спустя две минуты тот же самый крик, повторенный два раза, заставил их вскочить в седла, наконец, при крике совы они поскакали и пустились со скоростью, удвоенной инстинктивным страхом, который они испытывали, понимая всю опасность, угрожавшую им.

Маркиз велел донне Лауре сесть верхом на лошадь; молодая девушка равнодушно, не произнося ни одного слова, повиновалась и по приказанию дона Рока поместилась вместе со своей невольницей в середину линии всадников.

Маркиз требовал это, потому что здесь, казалось, женщины находились в некоторой безопасности, и ему было легче наблюдать за своей пленницей.

Целую ночь, пригнувшись к шее лошадей, бразильцы скакали за капитао.

К восходу солнца они сделали восемнадцать или девятнадцать лье, что было удивительно, но бедные кони их утомились и не могли более держаться.

На расстоянии одного лье перед собой беглецы увидели широкий поток.

Это был Пилькомейо, один из значительных притоков Парагвая.

Маркиз приблизился к капитао.

– Вы отлично сделали, Диего, – сказал он, – благодаря вашим дальновидным распоряжениям мы спасены.

– Погодите еще благодарить меня, ваше превосходительство, – отвечал индеец, насмешливо улыбаясь, – не все кончено.

– О-о! Мы опередили их настолько, что они не могут нас настигнуть.

– Гуакуров не опередишь, ваше превосходительство; единственным средством для нашего спасения было бы достигнуть реки и переехать через нее.

– Ну кто же нам мешает!

– Посмотрите на лошадей; прежде нежели мы проедем половину расстояния, которое отделяет нас от Пилькомейо, так называется река, которую вы видите там, неприятели атакуют нас.

– Это уж излишнее упрямство, посмотрите сами, равнина пустынна, никого на ней не видно.

– Вы думаете, ваше превосходительство?

– Конечно, напрасно я смотрел во все стороны, ничего не замечаю.

– Вы не привыкли к степи, вот и все. Смотрите, – прибавил он, указывая рукой на северо-восток, – замечаете ли вы колебание высокой травы?

– В самом деле, но что же в этом?

– Видите ли вы еще, – продолжал невозмутимый капитао, – стада nandus и seriemas, которые, испугавшись, бегут по всем направлениям, эти стаи guaros и kamichis, которые поднимаются мгновенно, испуская пронзительные крики?

– Да, да, я все вижу; далее?

– Что же далее, ваше превосходительство? – Колебание травы без видимой причины, так как нет ни малейшего ветерка, и испуганный полет гуаров и камихов, и отчаянная скачка нандов и сериемов показывают очень ясно, что гуакуры преследуют нас и менее чем через час они настигнут нас.

– Но через час мы уже переедем реку.

– С нашими лошадьми невозможно; они едва передвигают ноги: посмотрите, они спотыкаются на каждом шагу.

– Правда, – прошептал маркиз, – но в таком случае что же делать?

– Приготовиться к смерти.

– О! Вы говорите неправду, Диего!

– Через час никто из нас не будет жив, – отвечал холодно капитао.

– Но ведь мы не дадим убить себя, не защищаясь!

– Это другой вопрос, ваше превосходительство; хотите вы биться до последней капли крови?

– Конечно.

– Отлично; в таком случае предоставьте мне все сделать. Мы будем убиты, я очень хорошо знаю это, но победа обойдется дорого нашим врагам.

Не теряя ни минуты, капитао приступил к приготовлениям для битвы, они были так просты, как того требовали обстоятельства.

Бразильцы соскочили на землю, передушили своих лошадей и из трупов несчастных животных сделали круг, в котором они все могли поместиться.

Маркиз, занятый в эту минуту оживленным разговором с донной Лаурой, заметил эту бойню, но не успел остановить ее.

– Что вы делаете? – вскричал маркиз.

– Укрепление, – отвечал Диего равнодушно. – Из-за этих трупов мы будем стрелять до тех пор, пока не истощатся заряды.

– А каким же образом мы убежим после битвы?

Индеец разразился хриплым и громким хохотом.

– Мы не убежим, потому что все умрем!

Маркиз не нашел возражения; он понурил голову и возвратился к молодой девушке.

Донна Лаура упала на землю, предаваясь глубокому отчаянию; только ее лошадь не убили, она стояла около девушки с опущенной головой, дрожа от ужаса.

– Вы умрете, – сказал дон Рок молодой девушке.

– Надеюсь, – отвечала она тихим, замирающим голосом.

– Стало быть, вы очень ненавидите меня?

– Мое сердце не знает ненависти; я презираю вас.

Маркиз вспылил.

– Донна Лаура, – продолжал он, – еще есть время, откройте мне свои тайны.

– Зачем? – сказала она, смотря ему прямо в глаза, – ведь мы сейчас умрем.

Маркиз с бешенством топнул ногой.

– Это не женщина, а демон! – вскричал он с яростью.

Донна Лаура грустно улыбнулась.

– Так ничто не может убедить вас? К чему послужит вам теперь эта тайна?

– А вам? – отвечала она холодно.

– Откройте мне ее, откройте, и, клянусь вам, я спасу вас даже и тогда, если б мне пришлось для этого идти по колено в крови. О! Если б я знал эту драгоценную тайну, я чувствую, что успел бы ускользнуть от ужасной опасности, которая угрожает нам. Откройте мне ее, донна Лаура, умоляю вас.

– Нет! Я лучше умру, чем предоставлю вам спасти меня.

– Так умри и будь проклята! – вскричал он, выхватив пистолет из-за пояса.

Кто-то остановил его руку.

Он обернулся, мрачно взглянув на человека, который осмелился его тронуть.

– Извините, ваше превосходительство, – сказал ему Диего бесстрастно, – если я прерву ваш занимательный разговор с сеньоритой.

Донна Лаура не сделала ни одного движения, чтобы избегнуть смерти; глаза ее не опустились, щеки не побледнели; смерть была для нее освобождением.

– Что вам нужно еще от меня? – вскричал маркиз.

– Уведомить вас, ваше превосходительство, что настает минута, когда нужно будет выказать свою ловкость. Посмотрите.

Маркиз взглянул по указанному направлению.

– Несчастный! – вскричал он через минуту, – если вы не изменник, вы сильно ошиблись.

– Что прикажете, ваше превосходительство?

– Ей-Богу, это стадо диких лошадей! Вы приняли их за наших врагов.

– Ваше превосходительство, – отвечал капитан с презрительной улыбкой, – вы не имеете ни малейшей опытности в жизни пустыни и в образе ведения войны с гуакурами, вот что, вероятно в последний раз, я говорю вам; но все же лучше, чтобы вы знали это. Гуакуры первые хитрецы в свете. Они употребляют следующее, чтобы застать неприятеля врасплох: они пускают вперед табун диких лошадей, чтобы скрыть свою численность, потом, следуя за табуном, они держатся с боков своих лошадей, ухватившись левой рукой за гриву и опираясь правой ногой на стремя; таким образом, легко ошибиться и принять, как вы сами это сделали, что все лошади свободны; но вы скоро увидите, как всадники поднимутся, и услышите их военный клич.

Мы сказали, что все бразильцы, готовые стрелять при первом приказании, залегли за трупами лошадей.

Над ними коршуны и урубусы, привлеченные запахом крови, кружились, испуская пронзительные и хриплые звуки.

На пол-лье в равнине манада лошадей скакала с удивительной быстротой, поднимая густые столбы пыли.

Бразильцы были угрюмы и молчаливы; они чувствовали себя погибшими.

Только Диего сохранил свою спокойную физиономию и беззаботное выражение.

– Ребята! – крикнул он, – берегите свои заряды и стреляйте только наверняка; вы знаете, что у нас нет более пороха.

Вдруг дикие лошади, как громовой удар, появились на укреплении и, несмотря на смертоносный залп, сделанный почти в упор, перескочили его с неудержимой стремительностью.

Гуакурские воины поднялись на стременах с ужасным ревом, и резня – потому что это была не битва – началась с невероятной яростью.

В первом ряду, около Тару-Ниома, находился Малько Диас.

Глаза метиса метали искры, он бросался с необычайным бешенством в самые густые места схватки и делал неслыханные усилия, чтобы приблизиться к донне Лауре, около которой собрались бразильцы, побуждаемые более инстинктивным, чем сознательным желанием спасти ее.

Молодая девушка с жаром молилась на коленях, сложив руки и обратя глаза к небу.

Несчастная Феба, пронзенная стрелой, билась у ее ног в предсмертных судорогах.

В этом зрелище было в то же время нечто величественное: немногим более двадцати человек, прижавшись друг к другу, отчаянно и молча давали отпор многочисленному неприятелю, простившись уже с жизнью, но решившись биться до последней капли крови.

Диего и маркиз делали чудеса храбрости: индеец презирал смерть; белый был бешен от отчаяния.

– Гм! Ваше превосходительство, – сказал капитан насмешливо, – начинаете ли вы убеждаться в том, что мы останемся здесь?

Между тем ряды бразильцев мало-помалу редели, но солдаты не падали, не отомстив; гуакуры, встреченные пулями, тоже потеряли очень многих.

Вдруг Малько Диас бросился вперед, опрокинул маркиза, ударив в грудь его лошади, и, схватив донну Лауру за волосы, приподнял ее, перекинул на шею своего коня и понесся через равнину.

Молодая девушка закричала и потеряла сознание.

Диего услыхал этот крик, перепрыгнул через маркиза, который лежал без чувств, и, опрокидывая все на своей дороге, пустился в погоню за метисом.

Но что мог сделать пеший против всадника, который скакал во всю прыть?

Метис остановился, глаз его блеснул, он прицелился.

Диего предупредил его.

– Это последний заряд, – прошептал он, – он выпущен за нее.

И он спустил курок.

Малько Диас вдруг покачнулся, руки его судорожно вытянулись, и он покатился на землю, увлекая за собой молодую девушку.

Он был мертв.

Диего бросился к нему, но вдруг отскочил в сторону и, схватив ружье за дуло, приподнял его над головой: на него ехал индеец. Диего, переменив мгновенно место, прыгнул, как ягуар, сжал в своих мускулистых руках индейца, который не удержался, повалил его и сразу вскочил на лошадь. Совершив этот подвиг, он полетел на помощь к молодой девушке.

Едва успел он приподнять ее, чтобы положить на лошадь, которую он так искусно приобрел, как был уже окружен гуакурскими воинами.

Печально взглянув на молодую девушку, он опустил ее на землю и, выхватив из-за пояса свои пистолеты, единственное оружие, которое оставалось у него, прошептал:

– Бедное дитя! Я сделал, что мог; судьба была против меня!

Он равнодушно поднял курки на пистолетах.

– Прежде чем я умру, я убью двоих, – сказал он.

Вдруг воины расступились. Показался Тару-Ниом.

– Никто не смеет тронуть этого человека и этой женщины, – сказал он, – они принадлежат мне.

– Ну, отложим выстрелы на другой раз, – сказал капитао, затыкая опять свои пистолеты за пояс.

– Ты храбр, я люблю тебя, – продолжал Тару-Ниом. – Возьми это gni-maak (перо), оно послужит тебе охранительной грамотой. Останься здесь, покуда я не возвращусь, и охраняй etlatoum (женщину), которую ты так хорошо защищал.

Диего взял перо и печально уселся около донны Лауры.

Час спустя капитао и молодая девушка ехали с гуакурскими воинами, которые возвращались в свое селение.

Молодая девушка еще не очнулась и не знала подробностей нового несчастья, постигшего ее.

Диего вез ее на шее своего коня и осторожно поддерживал ее голову; честный капитан, казалось, совершенно успокоился и дружественно разговаривал с Тару-Ниомом, который ему оказывал много внимания.

Битва кончилась, как надо было ожидать, т. е. смертью всех бразильцев.

Один Диего и донна Лаура остались живы по непонятному чуду, которое заставило сжалиться грубое сердце гуакурского вождя.

О маркизе Кастельмельор никто ничего не знал; несмотря на старательные поиски, невозможно было найти его тело.

Умер ли он? Был ли он жив, успел ли, против всякого вероятия, убежать?

Судьба его оставалась покрыта непроницаемой тайной.

Скоро индейцы исчезли; равнина, где происходила эта ужасная драма, сделалась опять пустынна, и коршуны, наткнувшись на трупы, начали ужасный пир человеческим мясом.