Текст книги "Трудный рейс Алибалы"
Автор книги: Гусейн Аббасзаде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Вы разбираете почерк? – спросил Явуз. – Хотите, я прочту?
– Не надо, разбираю. – Алибала смотрел в список, и удивление все больше охватывало его. В длинном перечне значились названия вещей, а рядом – их стоимость. В чемодане, который он должен назвать своим, были джинсовые брюки, мужские рубашки, женское платье, французские духи. В конце листка крупными буквами было написано, что все товары – импортные.
Ознакомившись со списком, Алибала еще раз просмотрел стоимость товаров. Попытался в уме приблизительно подбить сумму. По этому примерному подсчету выходило, что товаров в чемодане было тысячи на полторы. Сколько же отдал Дадаш за все, что в двух других чемоданах и трех корзинах? Да сколько переплатил? Можно сказать, Дадаш вез с собой целый магазин, – пожалуй, побогаче раймага… Ну и ну…
Алибала положил список на стол и снял очки. Явуз спросил:
– Прочли?
– Да.
– Хотя и трудно, вы все же должны запомнить названия и стоимость всех этих вещей, потому что, если спросят – а вас обязательно спросят, – что у вас в чемодане, вы должны перечислить все и сказать, за что и сколько уплачено…
– Это трудная задача, сынок; памятью я не был обделен, но ведь годы… Память слабеет… Забываю даже, что куда положил, вещь иногда на виду, а я хожу ищу ее битый час. Знаешь, есть такая болезнь… как ее, не могу вспомнить…
– Склероз.
– Исклироз? Вот у меня эта самая гадость давно началась. Доктор советует побольше кушать сладкого, а я как раз сладкое не люблю.
Явуз решил, что Алибала колеблется, умышленно жалуется на слабую память, он просто не хочет открыто и прямо сказать, чтобы его не впутывали в эту историю. Слепому видно, что дело нечистое и он не хочет ехать в Кубу. Явуз поспешил еще раз подкрепить свою просьбу:
– Тут не так уж и много вещей, Алибала-ами. Стоит вам прочесть два-три раза, и все запомните. Что тут трудного?
Алибала еще раз просмотрел список.
– Что делать, придется зубрить.
– Вы уж потрудитесь, Алибала-ами. Алибала положил листок перед собой, разгладил его на сгибах, спросил:
– Я должен ехать с тобой в Кубу?
– Да.
– Когда мы должны быть там?
– К десяти часам утра. Я приехал за вами на своей машине. Когда вы скажете, я готов отправиться, машина стоит внизу.
– Сейчас уже поздно. К тому же я еще не вызубрил этого списка. Отправимся на рассвете. Ты ложись спать Водитель не должен сонным выезжать на дорогу. Он повернулся в сторону кухни: – Ай, Хырда!
– Иду! – откликнулась жена. Явуз поднялся.
– Алибала-ами, у меня есть где остановиться в городе. Пусть тетушка Хырдаханум не беспокоится. Моя сестра живет в соседнем с вами микрорайоне, я сообщил ей о своем приезде в Баку, пойду к ним, они ждут; если не пойду, будут беспокоиться. Давайте договоримся так: ровно в семь утра я буду у вашего подъезда.
– Зачем тебе тащиться к сестре? У нас места хватит, постель есть, спи тут, а утром отправимся.
Войдя в комнату и увидев гостя на ногах, Хырдаханум удивилась:
– А-а-а… уходишь? А я для тебя чай приготовила. Куда же ты в такую пору?
– Спасибо, тетушка, меня ждут у сестры. Как ни уговаривали старики Явуза, он не остался. Когда Алибала проводил гостя и вернулся в комнату, Хырдаханум спросила:
– Али, зачем приходил этот парень? Куда это вы собираетесь ни свет ни заря?
Алибала подробно рассказал жене, с какой просьбой и по какому делу приходил Явуз. Показал список, лежавший на столе.
– До утра я должен вызубрить все, что здесь написано.
Было уже около двух часов ночи. Хырдаханум поднесла список к глазам и молча прочла его.
– Что это за список? Тут столько вещей записано… На что они Дадашу? Неужели у него такая большая семья? Бог знает, что он купил и сложил в другие чемоданы… – Хырдаханум отшвырнула листок словно жабу. – Ай киши, говори мне что хочешь, но этот твой Дадаш не тот человек, ради которого можно подставлять под удар свою грудь. Тут какая-то нехорошая, нечистая история. Теперь он жмет на фронтовую дружбу и впутывает в грязное дело тебя, чтобы самому избавиться от беды. Верно говорят: идущих в ад ищет попутчика. Сиди на месте, что тебе делать в Кубе? Хочешь, чтобы и тебя посадили вместе с ним? Ведь если ты скажешь, что эти вещи твои, в милиции тебе не поверят. А если поверят, то будут считать, что и ты спекулянт. Будут допрашивать, писать и переписывать протоколы и показания, запутают, затаскают – жизни будешь не рад! Не вмешивайся в это дело, послушай меня. Ты честно зарабатываешь свой хлеб, и мы спокойно едим его. Ничего чужого нам не нужно, пусть им останется и хорошее, и плохое, пусть они сами расхлебывают свою кашу.
– Я тоже, Хырда, сердцем чувствую, что тут что-то неладно и что эта история мне повредит. Дадаш накупил столько вещей, что всякому ясно: не для себя… Но если, слава богу, он пока только потратился, а сам никого не обманул и зовет меня на помощь, как я могу не поехать? Что это по сравнению с тем, что он сделал? Алибала взял список и прошел в спальню. Жена последовала за ним. Алибала перенес торшер, стоявший в углу комнаты, к самой кровати.
– Ты что, спать не собираешься?
– Пока нет.
– Будешь зубрить этот список, как дети зубрят стихи?
– А что мне остается делать?
– Ай киши, как что делать? Порви и выброси эту поганую бумажку! Если этот парень придет, ты даже к дверям не подходи. Я выйду и скажу, что ты ушел, не поверит – прямо скажу: прошу не впутывать нас в эту историю.
– Нет, Хырда, Дадаш обидится, уклониться от помощи я не могу.
– Пусть обижается. Выпьет стакан воды, обида пройдет. А вот что ты будешь делать, когда сунешь голову в петлю вместо него? Можно выручать честного человека; если его в чем-то несправедливо обвиняют – тогда иди защищай, и я с тобой пойду.
Алибала не стал слушать жену; еще раз просматривая список при свете торшера, сказал:
– Оставь меня в покое, иди спи.
– Али, – взмолилась Хырда, – я что тебе, чужая? Столько лет мы кладем головы на одну подушку! Разве я когда плохое тебе советовала? Всякий раз, когда ты меня не слушал, потом горько жалел. Так и на этот раз будет, поверь. Запомни: поедешь и пожалеешь потом, ох пожалеешь!
Алибала оторвался от списка, поднял голову:
– Хырда, я понимаю, что берусь за опасное дело. Но и ты меня пойми: если я не сделаю этого, Дадаш скажет, что у Алибалы хлеб лежит не на столе, а на коленях, – один раз всего я обратился к нему в трудную минуту, и он повернулся ко мне спиной…
– Ты не прав, Али. Там, где надо, ты помогал. Ты думаешь, все остались такими, какими были там, на фронте? Ты же видишь, чем человек занят… Да имей он сто родственников в своей Кубе, кто поверит, что каждому он везет штаны и каждой тамошней даме – духи? Спекулянт он, и уже не вчерашний. Этим, наверное, живет. Вспомнил он о тебе когда-нибудь? А вот попался и добреньких дураков ищет. Ты только подумай, о чем он просит! Сделаешь это – накличешь на нас беду. – Хырда передохнула. – Хорошо, ты ему на пути попался… А если б не встретился с тобой, если бы его еще в Москве застукали? Что он делал бы? Пусть считает, что тебя нет, что он с другим проводником приехал из Москвы. Пусть выкручивается как может. Ради аллаха, пусть он оставит нас в покое!
– Не знаю, что он стал бы делать… Но в эту минуту вся его надежда на меня, он послал за мной человека… Как же я прогоню его от своих дверей?
Хырдаханум села на кровать, стоявшую родом с кроватью Алибалы.
– Я поверну его от дверей, ты и знать нe будешь. Дадаш. Не друг он тебе; окажись ты в его положении, он выручать не стал бы. Так что иной раз вовремя остановиться – значит выиграть.
– Но я уже сказал, что поеду… А ты меня знаешь: если я дал слово должен его сдержать. Польза или добро от этого будет – неважно, но я должен ехать в Кубу и помочь Дадашу. Не будем больше говорить об этом. Ложись и спи, не мешай мне зубрить список. Если свет мешает тебе, я пойду на кухню.
Хырдаханум рассердилась:
– Да, мешает! Гаси торшер и иди зубри на кухне этот поганый список. Очень хочу, чтобы тебе как следует досталось в этой истории, – только тогда ты образумишься. А достанется! Упрямство до добра не доводит.
Алибала знал, что жена говорит так сгоряча, на самом деле она не допустит, чтобы с головы мужа хоть волос упал. Не ответив жене – нечего было ответить! – он ушел на кухню.
Хырдаханум лишилась сна. Некоторое время она лежала в постели, возмущенная тем, что муж не желает ее слушать, но, вновь и вновь возвращаясь к мысля о том, что может последовать, если Алибала поедет в Кубу и сделает то, о чем просят Дадаш и Явуз, она решила не отступаться. Алибала, конечно, думает только о себе. Для друга готов пожертвовать добрым именем. Но ведь если случится что-то недоброе, удар обрушится не на него одного. Удар придется и по ней. «Не приведи аллах, если его запутают и за пособничество спекулянтам посадят, что я буду делать? Нет, я не допущу, чтобы он ехал в Кубу!»
Хырдаханум откинула одеяло и пошла на кухню. Алибала, отложив бумагу, в уме повторял мудреные названия вещей. Услышав шаги жены, поднял голову:
– Не спишь?
– Как можно спать? Пришла поговорить с тобой.
– О чем?
Хырдаханум кивнула на листок бумаги:
– Об этом.
– Разве мы не все обговорили?
– Мы недоговорили. Давай подумаем, как быть. Я против того, чтобы ты ехал. Что для тебя дороже: моя просьба или просьба Дадаша?
В глазах Хырдаханум блеснули слезы. Растроганный Алибала поднялся, прижал седую голову жены к своей груди.
– Хоть ты уже бабушка, а все еще как ребенок. Что случилось, почему льешь слезы?
Хырдаханум спрятала лицо на груди Алибалы. Потом, подняв голову и хлюпая носом, прошептала:
– Али, ради Вагифа, перестань упрямиться, не езди в Кубу. Я боюсь, очень боюсь. Это дело причинит тебе вред.
Алибала, гладя ее седые волосы, мягко сказал:
– Если б я знал, что ты так расстроишься из-за того, что я принимаю участие в судьбе Дадаша, я бы не дал согласия ехать в Кубу.
– А если бы я знала, что парень пришел звать тебя в Кубу, я не пустила бы его на порог, сказала бы: иди, сынок, иди, откуда пришел, пусть твой дядя ищет выручателей в другом месте. – Она огорченно покачала головой. – Погнал за чаем… Пока я возилась на кухне, он, оказывается, у тебя, простака, согласие вырвал…
Хырдаханум не привыкла, подобно другим женщинам, плакать по пустякам. Алибала понял, что ее слезы не зряшные.
– Не узнаю я тебя сегодня. О чем плачешь раньше времени? Не приведи аллах, не на смерть ведь меня провожаешь. Клянусь сыном, поеду туда, разберусь во всем и, если увижу, что это опасно и Дадаш влип не случайно, ни во что не буду вмешиваться, повернусь, и только меня и видели.
– Но ведь этот Дадаш уже сказал в милиции, что один из трех чемоданов твой, это записано в протокол; теперь сколько ни говори, что он не твой, кто тебе поверит?
– Мало ли что сказал Дадаш! Это же сказал он, а не я. Если я не признаюсь, они не смогут мне ничего навязать и ничего не докажут.
– Захотят, так докажут. Чем ты оправдаешься?
– Оправдаюсь, Хырда, у меня есть свидетели. Хотя бы Садых. Он все знает.
– Скажешь тоже!.. Ему могут не поверить. Скажут, это твой напарник, он поддерживает тебя. Вместе обделываете делишки…
– Ну, пусть будет по-твоему, пусть не поверят Садыху. У меня есть еще один свидетель, уважаемый, известный человек. Я рассказывал ему о том, что вместе с Дадашем сражался на фронте, что мы случайно встретились с ним в дороге. А когда возвращались из Москвы, он видел, как перед Худатом Дадаш вынес свои чемоданы в коридор. Уж этому-то человеку поверят!
Алибала имел в виду Мовсума Велизаде. Он уже рассказывал о нем жене. И, услышав имя Мовсума, Хырдаханум немного успокоилась. Тем более что знала: Мовсум Велизаде дал мужу свой адрес и номер телефона. Значит, в случае нужды к нему можно обратиться.
IX
Перед поселком Хырдалан шоссе разветвляется: один рукав ныряет под мост и идет в сторону Ростова, другой сворачивает направо и выводит на Тбилиси.
Темно-фиолетовые «Жигули», нырнув под мост, стремительно полетели на север. Вел машину молодой парень в желтой рубашке. На заднем сиденье с закрытыми глазами сидел пожилой мужчина – со стороны могло показаться, что он спит. Как и договорились, они выехали из Баку ровно в семь часов утра. Хотя Алибала и лег поздно, проснулся он, как всегда, ровно в шесть; побрился, оделся, выпил стакан чаю… Явуз не поднимался наверх, просигналил снизу. Когда Алибала спустился вниз, Хырдаханум плеснула ему вслед чашку воды. «Помни, Али, как договорились, так и поступай». – «Хорошо, Хырда», – успокоил ее Алибала.
В течение часа Алибала и водитель ехали молча. Явуз был сосредоточен; он вел машину на большой скорости, не хотел отвлекаться. Алибала, хотя и с трудом, наизусть знал товары, которые он должен назвать, чтобы один из чемоданов Дадаша сочли принадлежавшим Алибале. Время от времени он повторял про себя названия вещей. Повторял просто механически, но мысли его были заняты другим: ехать-то в Кубу он ехал, но как ему там поступать, чтобы Дадашу помочь и себе не причинить вреда, он решить окончательно не мог. Если дело осложнится и Алибалу начнут обвинять, отказаться от чемодана будет не так уж трудно. Но тогда Дадашу не выпутаться. Алибала вспомнил разговор с Хырдаханум после первой встречи с Дадашем. Тогда они советовались, как и когда пригласить Дадаша и как достойно его принять, чтобы всего было вдоволь и чтобы гостям все понравилось. А теперь все перевернулось, и приходится думать, как помочь Дадашу и не влипнуть самому.
– Ах, подлец, разве так водят?
Алибалу тряхнуло, а когда он пришел в себя, увидел, что машина стоит в канаве. Подумалось: хорошо, хоть канава неглубокая, а то перевернулись бы. Но что, что произошло?
Явуз сидел бледный от страха. Он не сразу открыл Дверцу и вышел из машины.
Огромный «КамАЗ» невозмутимо пылил вдалеке.
– Еще немного, и он раздавил бы нас в лепешку. Хорошо, что я успел заметить, что прет прямо на меня… Столкнулись бы…
Алибала посмотрел вслед удалявшейся машине, загруженной фруктовыми ящиками, – она спускалась со склона вниз.
«Да, такая махина стукнула бы – мокрое место от пас осталось бы», подумал он и поежился от запоздалого страха.
– Вот такие лихачи калечат людей на дорогах. Сколько их ни задерживают, сколько ни отнимают права, они продолжают хулиганить, – продолжал возмущаться Явуз.
«Жигули» стояли передними колесами в желтой глине канавы, среди вороха жухлых листьев. Явуз обошел машину – ничего, только крыло немного поцарапано об откос канавы.
– Хорошо отделались, Алибала-ами.
– Да, лишь бы всегда так обходилось. Пусть железо ломается, лишь бы людям не было вреда.
Канава была неглубокой; вдвоем они выкатили машину на дорогу.
– Ну что, Алибала-ами? Едем дальше?
– А что еще делать? Ты мне понравился; хоть и быстро едешь, но, вижу, человек осторожный, следишь за дорогой.
– Вообще-то, Алибала-ами, я не люблю быструю езду. Сегодня мы спешим, поэтому и гоню. А так я всегда еду со скоростью шестьдесят – семьдесят километров в час. Сегодня надо поспеть в Кубу к началу рабочего дня – так дядя просил.
Алибала посмотрел на часы.
– Время еще есть, успеем.
– Конечно, успеем. Дорога хорошая, машина исправная. Если бы не лихачи, езжай себе спокойно, одно удовольствие…
Встречных машин больше не было. Явуз обернулся через плечо и спросил:
– Алибала-ами, вы ознакомились со списком?
– Все выучил, помню. Если не собьюсь на допросе; отвечу.
– Дай бог, чтоб не сбились. Листок у вас?
– У меня. А что?
– Если он вам больше не нужен, отдайте его мне. Алибала спросил:
– А что будет, если он останется у меня?
– Да вы не подумайте чего плохого, Алибала-ами, я потому хочу забрать его у вас, что написан-то он рукой дяди. Вдруг милиция вас вздумает обыскать и найдут эту бумажку – тогда все! А старшие говорят, что осторожность украшает героя. Лучше заранее все обдумать и предусмотреть, чтобы не попасть впросак. Ведь дядя писал объяснение… Стоит сличить его и этот перечень вещей – и готово дело, они поймут, откуда он у вас. А зачем допускать, чтобы в их руки попал такой документ?
– Это мне не приходило на ум. – Алибала вытащил из кармана список и положил его на переднее сиденье рядом с Явузом. – Я гляжу, хоть ты и молод, но опыт у тебя уже есть… Да, такой поворот дела не приходил мне на ум…
Явуз взял листок, сунул его в задний карман брюк и вытащил оттуда два ключика на тоненькой бечевке.
– Возьмите ключи от чемодана, пусть они будут при вас. Если станут обыскивать и найдут их или вы сами их достанете, чтобы отпереть его, это будет как раз то, что надо.
– Понял.
Алибала взял ключи.
И опять оба замолчали. Алибалу со вчерашнего дня беспокоил один вопрос, и он думал: задать его Явузу или нет?
Молчание Алибалы, взявшего ключи, насторожило Явуза, он решил, что старик испугался.
– О чем задумались, Алибала-ами? Не бойтесь, вам никакого вреда не будет. Между нами, я могу открыть вам один секрет. В Баку у нас есть один уважаемый родственник, мы уже сообщили ему, – если он позвонит кому следует и потребует соблюсти формальности, но особенно к дяде не придираться, они поймут и закроют дело.
– Я ничего не боюсь, сынок. Если бы боялся, не поехал бы с тобой. Я еду, чтобы помочь моему фронтовому другу. Смогу я это сделать или нет, не знаю, дело покажет, но в меру своих сил я должен помочь Дадашу.
– Дай вам бог здоровья, Алибала-ами, я очень вам благодарен.
– Я сказал, что сделаю все, что в моих силах, можешь быть спокоен.
По лицу Явуза было видно, что каждое слово Алибалы приятно ему и что он очень любит своего дядю.
– Да, Алибала-ами, вы верный друг. Что скрывать, когда дядя велел мне ехать за вами, я не хотел ехать, не верил, что вы поедете со мной в Кубу, ввяжетесь в эту историю. На это не каждый решится. Дядя, видимо, хорошо вас знает, верит, что вы не откажетесь помочь.
– Ты мне понравился, сынок. Говоришь откровенно, не хитришь. Вот я и хочу спросить тебя кое о чем, только, прошу, говори, как до этого, одну правду.
Явуз немного убавил скорость и обиженно покачал головой:
– Что вы, Алибала-ами! Чем хотите могу поклясться, что скажу правду. Я частенько страдаю из-за того, что ее говорю… Дядя внушает мне, что так нельзя. У тебя, говорит, все тайное на языке, нет ни хитрости, ни политики. Надо, мол, быть похитрее. Но если все станут хитрыми, кого же тогда будут обманывать хитрецы? Лучше я буду говорить обо всем откровенно, чтобы отличаться от других.
– Хорошо поступаешь, сынок, что говоришь правду. Правдивость – признак мужества. – Алибала похлопал Явуза по плечу. – Я хотел спросить тебя: Дадаш тебе действительно дядя? Или ты по обычаю называешь его дядей, как и меня?
Навстречу шли грузовые машины, и Явуз придусмотрительно сбавил скорость и свернул к обочине. Когда Алибала сказал, что хочет спросить его кое о чем и просит сказать правду, Явуз догадался, что старик задаст именно этот вопрос.
– Извините, Алибала-ами, но, честно говоря, ваш вопрос кажется мне странным. Почему вы думаете, что Дадаш мне не дядя?
– Не обижайся, сынок. У меня есть основание так думать.
– Какое же, если не секрет?
– Знаешь, билет у Дадаша был до Хачмаса. В пути он сказал, что звонил домой и сойдет в Худате, там его будет встречать племянник. В Худате он хотя и повидался с тобой, но не сошел. Вернулся в вагон обеспокоенный, сказал, что племянник почему-то не приехал встречать, поэтому он решил ехать до Хачмаса. В Хачмасе тоже передумал сходить, хотя опять же видел тебя там. Решил ехать до Баку. По Дадашу выходит, что ты ему не племянник, а ты говоришь, что он твой дядя. Кому же верить?
– Конечно, мне.
– Тогда почему же Дадаш не сошел в Худате?
– Теперь я понял, откуда ваши сомнения, Алибала-ами. Сейчас я вам все растолкую. Я приехал в Худат встречать дядю. И он в самом деле хотел сойти там, но я же и отсоветовал, потому что на станции дежурили работники милиции, и я боялся, что его заподозрят: на этот раз он вез так много вещей, что их с трудом можно было впихнуть в «Жигули». Это не укрылось бы не только от работников милиции, но и от обыкновенных людей. Поэтому я сказал дяде: «Раз у вас билет до Хачмаса, то езжайте туда». И погнал машину со скоростью сто двадцать километров, чтобы успеть в Хачмас до прихода поезда. А там оказалось еще опаснее, чем в Худате. Там есть капитан милиции, который давно не ладит с дядей, – и как раз он-то и торчал на станции. И я подумал, что дяде лучше всего сойти в Баку. Там все сразу выходят, на перроне образуется толпа, и никому нет дела до того, кто что везет, вези хоть десять чемоданов. Я ему просигналил, и он уехал с вами… Ну, а из Баку мы преспокойно приехали в Кубу. И никто в дороге нас не остановил. Не будь у дяди завистливых соседей, не пришлось бы нам вас тревожить…
Только теперь Алибала понял, почему Дадаш соврал, что его в Худате не встретили, и выдал племянника за знакомого. Он уже тогда почувствовал что-то неладное и подумал, что ссылка на забывчивость племянника – простая уловка. Ну, не приехал племянник, так есть ведь другие люди с машинами, можно нанять любую другую машину.
Явуз снова снизил скорость. Алибала внимательно смотрел вперед и не мог понять, почему Явуз это сделал.
Наконец впереди показалась машина, нагруженная ящиками. Часть ящиков валялась на дороге, и двое мужчин кусками фанеры сгребали с дороги рассыпавшиеся фрукты.
Подъехав к грузовику, Явуз притормозил «Жигули».
– Давай сойдем и поможем им, чтобы они скорее закончили, освободили дорогу, – сказал Алибала и, не дожидаясь ответа, вышел из машины, спросил одного из мужчин: – Куда вы собираетесь складывать эти фрукты? 'У вас же много ящиков разбито…
Проворный лысый мужчина ответил:
– Сперва приберем их с дороги, а там найдем куда сложить.
Алибала аккуратно сгребал груши с дороги доской от разбитого ящика, а Явуз подталкивал их носком ботинка; часть груш укатилась в придорожную канаву.
– Сынок, – рассердился лысый, – такой помощи нам не надо, не создавай нам лишней работы. Сами соберем. Потерпи немного, сейчас расчистим дорогу, и поедешь.
Алибале тоже не понравилось, что Явуз сгребал груши ногами, как падалицу. Еще люди решат, что это его сын. Ему стало неловко за Явуза, и он сказал:
– Сядь в машину, я им помогу, дела тут немного. Но Явуз в машину не сел. Он ходил около машины, накручивая на палец цепочку от золотистого брелока старался успокоиться: замечание лысого задело его, и, не будь рядом Алибалы, он ответил бы как следует.
Алибала продолжал собирать груши, как свое собственное добро, сгребая их к задней части грузовика. Хорошие груши. Точно такой сорт, каким в вагоне угощал Дадаш, – правда, те были сочные, прозрачные как янтарь, а эти еще не дошли, но сорт – тот же…
– Эти груши совхозные? – не удержавшись, спросил Алибала лысого.
– Совхозные, а что?
– То-то, я смотрю… В своих садах так рано не срывают, ждут по крайней мере еще неделю, пока они нальются соком, а уж потом выносят на базар.
Давно замечено: фрукты, выращенные в личных садах, значительно вкусней и красивее тех, которые выращены в совхозных и колхозных садах. Земля, казалось бы, та же, деревья те же, зачастую за ними ухаживали одни и те же люди; да вдобавок ко всему – в совхозах и колхозах сады обрабатываются химикатами, вносится немало удобрений; там сидят ученые агрономы, многие работы выполняются машинами, а продукция всегда хуже, порой просто несравнима по качеству с дарами приусадебных садов. Яблоки и груши – как камень, виноград кислый, а в вишне больше сору, чем ягод. Значит, по-разному работают, по-разному ухаживают за деревьями. Где – с любовью, а где – лишь бы сказать «сделано»… А если колхоз или совхоз везет в город хороший товар, продавцы его сортируют, и отборные фрукты идут на базар, продаются по повышенной цене, как продукция личных хозяйств, а остальное выбрасывают на прилавки. Выбрасывают! Какое старое, уже ставшее привычным точное слово!
– Братец, мы здорово вас задержали… Большое спасибо за помощь, остальное мы сами сделаем, вы не задерживайтесь, поезжайте, – сказал лысый.
– Ну как не помочь, много ли тут осталось?
– Эх, о чем говорить! До вас по этой дороге столько машин проскочило, мало того, что никто не остановился, не помог, – даже не стали ждать, пока мы очистим дорогу, прямо по фруктам ехали. Смотрите, подавили сколько!
– Несознательность.
Лысый отобрал несколько спелых груш.
– Возьмите, покушаете в дороге.
– Нет, нет, спасибо, – сказал Алибала. – Что мы, дети?
– Фрукты нужны всем – п детям, и взрослым. Алибала, видя, что от лысого не отвяжешься, чтобы уважить его просьбу, взял две груши.
– Спасибо.
Они распрощались.
Явуз сел за руль.
– Поехали!
Они задержались на пятнадцать минут. Явуз решил нагнать время. От груши, которую подал ему Алибала, он отмахнулся. Алибала перочинным ножичком очистил одну, попробовал.
– Да, хороший сорт. Жаль, рано сорвали. Когда мы ехали в Москву, Дадаш угощал нас такими грушами. До сих пор помню вкус. Посмотри, эти какие… – Он отрезал дольку. Долго жевал. – Нет, не то. Даже сравнивать нельзя.
– Я знаю, какими грушами угощал вас дядя, – сказал Явуз, не оборачиваясь. Вы верно заметили, сорт тот же самый, только выращены в личном саду.
«Значит, Дадаш хороший садовод», – подумал Алибала.
– А много таких деревьев у Дадаша?
– У дяди садик небольшой. Всего пять-шесть деревьев: две яблони, айва и черешня, а груш нет.
– Груш нет, говоришь?
– Нет, груши он не выращивает.
Явуз не обратил внимания на то, почему Алибала интересуется, есть ли и много ли деревьев в саду Дадаша, и почему он вроде удивился, что груш у Дадаша в саду вовсе нет.
Но Алибала помнил, как Дадаш угощал их грушами и говорил при этом, что это груши «из нашего сада». «Наверное, хотел похвастать. Но вез три огромных корзины груш. Сам не выращивает… Откуда же взял? Не на базаре же купил… Ну, а если купил, то не столько же… Там ведь в каждой корзине пуда по три-четыре…»
– Сколько такие груши могут стоить на базаре?
– Дорого, Алибала-ами. Но если проехать по селам, то на месте можно купить за бесценок. Когда дядя собирался в Москву, мы поехали в Нугяды и там купили.
– Дадаш показался мне очень уж щедрым, расточительным человеком, – сказал Алибала, помолчав.
– Почему, Алибала-ами?
– Разве можно для одного человека везти столько добра? Разве конец света? Как бы ни были хороши эти груши, а сколько их можно съесть? Килограммов пять повез бы – и хватит.
– Нет, Алибала-ами, дядя человек расчетливый, свою выгоду соблюдает. Кто вам сказал, что он повез три корзины груш в подарок кому-то? Он вез эти три корзины фруктов, чтобы продать их на базаре и оправдать дорожные расходы. Он всегда так поступает.
– Он сам сказал мне, что в Москве у него есть близкий товарищ, и он везет ему этот царский подарок… Явуз усмехнулся:
– Что вы, Алибала-ами? Нет у дяди в Москве такого уважаемого друга… Неужели вы не догадались? Если пет, то скажу вам правду, что тут скрывать? Каждые два-три месяца дядя едет в Москву или другой большой город, везет туда ранние овощи, фрукты, продает там по бешеной цене, накупает редких ходовых товаров, которых здесь не бывает, особенно импортных, и продает их по известным ценам. За каждую поездку выручает не меньше тысячи рублей.
– Не меньше тысячи?
Удивление в голосе Алибалы Явуз истолковал не так – ему показалось, что Алибала считает такой заработок не ахти каким.
– Тысяча рублей – деньги немалые.
– Я тоже думаю, что это не пустяк, – сказал Алибала. – Не знаю, как для других, но для меня это очень большие деньги. Это моя годовая зарплата.
Чем больше узнавал Алибала о Дадаше, тем больше начинал сожалеть о том, что поехал с Явузом в Кубу, Стоило ли волноваться из-за такого человека, хоть он и фронтовой товарищ? «Погляди только, как он сорит деньгами! А почему? Потому что деньги даются ему легко, не приходится с таким трудом зарабатывать их, как другим людям, как мне…»
На одном из поворотов дороги навстречу им выехала свадебная процессия: впереди – белая «Волга», украшенная цветами и красными лентами, за ней – три машины «Жигули».
Почти одновременно Алибала и Явуз подумали об одном и том же. Алибала сказал:
– Дай им бог счастья!
– Свадебная процессия – это хорошая примета, – сказал Явуз. – Я в такие приметы верю. Сколько раз проверял – точно: раз свадьба – все бывает хорошо.
Чем больше удалялись от Баку и чем ближе подъезжали к Кубе, тем становилось прохладнее и пасмурнее; облака, обложившие небо, словно вступили в спор с солнцем: они его закрывали, солнце их разрывало, и небо то прояснялось, то вновь темнело, чтобы опять проясниться.
– Ты женат? – спросил Алибала Явуза.
– Нет еще. Но обручен.
– А чего же со свадьбой медлишь?
– Да я бы хоть сейчас, – смутился Явуз. – Но сразу всего не сделаешь, вот и отложили свадьбу до будущего новруз-байрама. Много чего надо купить – как подсчитывать начнешь, так за голову хватаешься. Кое-что дядя на этот раз привез из Москвы, костюм, кстати, купил мне на свадьбу, платье для невесты…
– Они тоже среди описанных милицией вещей?
– Нет, это выдали – я пошел к начальнику, написал заявление, проверили, сказали: возьми.
– Ну, так за чем же остановка?
– Сейчас за дядей Дадашем. Он самый старший в нашем роду мужчина. Моя мать и обе тетки относятся к нему как к отцу. Он их вырастил, поднял на ноги. И мать говорит, что моей свадьбой должен руководить дядя. Я тоже так думаю, он мне тоже как отец… Так что если его посадят – свадьбе долго не бывать. Мать ни за что не согласится играть свадьбу, пока брат сидит в тюрьме, не позволит привести в дом невесту. – Явуз, обернувшись, грустно улыбнулся. – Так что вы не только дяде поможете, но и мне.
– Понимаю.
Искренность и откровенность Явуза нравились Али-бале и как бы сближали их, и оставшуюся часть пути они беседовали как люди, давно знающие друг друга.
– Куда ты? – Дадаш взял за локоть Алибалу. – К нам, к нам, и никаких разговоров!
– Нет, Дадаш, извини, я в гостиницу. Время позднее, а то я сегодня же выехал бы в Баку. Хырдаханум беспокоится, надет.
Дадаш стоял па своем:
– Что за проблема? Идем к нам, оттуда закажем Баку, переговоришь с Хырдаханум, а утром я пошлю за ней Явуза, привезет ее в Кубу. Да обрушится дом завистника, я ведь хотел, чтобы все было по-иному. Вынужден был срочно вызвать тебя… Это твой первый приезд в наш город, твоя первая встреча с моей семьей, мне надо было барана зарезать у твоих ног, а дело, видишь, приняло какой оборот. Все обошлось, спасибо, однако приходится быть начеку. Если сейчас закатить пир, боюсь, это расценят не так, как надо. Тот, кто накапал, все еще наблюдает за мной. Один раз у него получилась осечка, но нет гарантии, что он снова не пойдет с доносом. Скажет, что я вызвал товарища из Баку, тот за меня заступился, вот теперь, мол, в благодарность за это Дадаш режет барана, закатил угощение.
