Текст книги "Чем выше (СИ)"

Автор книги: Гуля Жан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Жан Гуля
чем выше

Чем выше ...

Птенец затерялся в высокой траве В.А. Моцарт

Капли дождя прибили пыль на дороге Концерт ╧ 17 соль минор

Когда обрету я свой дом для фортепиано.

Дождь. Единственное, что неизменно в этом мире. Вряд ли Ухо мог именно так выразить свои мысли. Но, что прикажешь думать, когда он почти и не помнит себя без этих то утихающих, то усиливающихся звуков бесконечного дождя. Крупные капли и пузырями встающие лужи на отчаявшейся проглотить хоть ещё один глоточек воды, земле. Или непрерывная стена хлещущего наотмашь, под сотрясающие нутро ужасные раскаты грома, ливня. Или лёгкий, как будто весёлый, но нескончаемый дождик. Такой, кстати, был очень редко. В основном, нудная серая морось из низкого устало бугристого неба. И постоянная промозглая сырость. Ни привыкнуть, ни приспособиться к ней невозможно. Ухо попытался поплотнее закутаться в ветхую шкуру. Делал он это с величайшей осторожностью – шкура расползалась под пальцами. Одно неосторожное движение, и он останется без одежды. Ухо и так повезло. Если бы не выгнали ту женщину ... Ухо постарался побыстрее отделаться от ненужных мыслей и, прикрыв глаза, прислушался. И тот час же пожалел об этом. За несколько домов от него плакала девочка. Она, даже, и не плакала. Тоненький, жалобный голосок тянул бесконечную ноту безысходного отчаяния. Её выгонят завтра. Ухо точно знал это. Знал не потому, что у девочки отобрали одежду, её у бедняжки с рождения не было. Он знал, потому, что слышал, как распоряжалась Старуха. Если мужчины не принесут сегодня еду – завтра девочку выгонят. Скорее всего, еды сегодня не будет. День кончается. Никто из охотников не вернулся. Ухо вслушивался «дальше». Кругом один дождь. Там, со стороны солнца, он немного слабее. Далеко, так далеко, что трудно расслышать, как ни пытайся, с хлюпаньем и треском пробивается через дождь кто-то большой. Хорошо бы охотники смогли его убить. И хоть бы часть добычи принести домой.

– Что ты слышишь?

Костлявые пальцы пребольно ухватили мальчишку за ухо.

– Ничего, ничего.

Извиваясь и пытаясь вырваться из цепких клешней, зачастил Ухо.

– Дождь. Что можно услышать?

– Смотри, не ври мне. Узнаю!

Почему он никогда не слышит, как подкрадывается Старуха?

Ухо до смерти боялся её всезнающую и всесильную. Хотя к нему Старуха относилась не так, как к другим. С ним она была доброй. Как он боялся этой доброты! Но если бы не она – не видать ему этой большой шкуры. Это Старуха, сама!, разняла дравшихся за "освободившуюся" шкуру женщин, и отдала её Ухо. Его детская шкурка совсем износилась. Да и вырос он. Ухо, не хотел думать ни о новой шкуре, ни о её хозяйке – той женщине, которую прогнали. Достав из ямки в большом камне острый осколок, Ухо, практически, вслепую начал выцарапывать символ. Его, одного из немногих, обучили специальными зарубками вести счёт времени и отличать мглистый день от ночи. Только Ухо и ещё несколько таких же мальчишек жили не со своими семьями, а рядом со Старухой в Общем доме. И только им, единственным из детей, полагалась доля еды, и какая – никакая одежда. Но главное, в то время, когда не у всех взрослых, живущих в маленьком, затерянном в дождях мирке, были имена, у каждого из них было своё имя. В непреходящей сырости и серости, когда вместо воздуха ты заглатываешь кусок сгустившейся влаги, а очертания людей и предметов размываются, струятся, сливаются в бесформенные, лишённые индивидуальности фигуры, и обоняние и зрение были плохими помощниками в попытках выжить и продолжить род. Только слух, тот совершенный, изощрённый слух, которым обладал отец Ухо, помогал его сородичам выжить. И, надо признаться, теперь то Ухо мог сравнить, жили они очень даже неплохо. Но в один ужасный день ни отец Ухо, ни ушедшие с ним на охоту мужчины, не вернулись. Что и как с ними случилось, никто и никогда не пытался выяснить. Влажная, чавкающая, незаметно переходящая в болото почва хранила множество тайн, укрывая в вязкой жути любые следы. Вот тогда – то Старуха, каким – то образом догадавшись, что он унаследовал необыкновенные способности отца, забрала его от убитой горем матери, дала имя. Ухо! Поначалу она просто поощряла мальчика слушать, прислушиваться, подслушивать, обо всём рассказывать ей. Нужен был Старухе тот, кто по малейшему шороху сможет угадать направление приближающейся опасности, тот, кто по малейшему шёпоту сможет распознать её врага. Потому и хвалила, выделяла его среди таких же, живших под её покровительством, мальчишек. Обрекла его на одиночество, на скрытое противостояние сверстникам. Ухо почти и не знал этих мальчиков. А подружиться, хотя бы сблизиться с кем-то из них ему не позволила дальновидная политика Старухи. Он все свои силы, всё время тратил на развитие, укрепление природного дара. А сверстники, ненавидели, завидовали любимчику Старухи. Что-то изменилось в монотонном, привычном "фоне" звуков. Дождь почти прекратился и ... он не слышит плач. Ухо внутренне подобрался, сосредоточился. Не обращая внимания на шум, вернее, отсутствие звуков где-то кончившегося дождя, прислушался к разговору Старухи с одним из её прислужников. Они разговаривали в укромной пещерке, о существовании которой не должны были и не догадывались члены семьи. Ухо не только развил доставшиеся в наследство от отца способности, он сумел пойти дальше, гораздо дальше в умении слушать и слышать. Он мог слышать и звуки прорастающей травинки, и трепет листьев в кроне далёкого дерева, и шёпот, приглушённые вздохи за стеной любого дома. При всей своей преданности и восхищении Старухой, Ухо, почему-то скрыл от неё эти свои необыкновенные способности. Он не смог бы объяснить себе, почему поступает именно так. Впрочем, и не задумывался об этом. Не говорил. И всё тут! И посему, не прилагая особых усилий и, почти против собственной воли, Ухо был в курсе всего, что происходило, о чём говорили его сородичи. Начал он слушать из любопытства. Хотелось проверить, на что ещё он способен. В какой-то момент Ухо понял, что эти знания даже мешают ему, ставят в ещё более обособленное положение, обрекают на большее, если оно возможно, одиночество. Ухо боялся случайно проговориться, боялся, что Старуха может узнать. Что будет, когда она узнает всю правду и о его способностях, и о его осведомлённости, об этом думать Ухо совершенно не хотелось. Но он уже так привык знать! Выделятся этим тайным знанием! Оно заставляло чаще биться сердце. Придавало ему в собственных глазах, в представлении о самом себе важность, значительность. Нет, не может, не откажется Ухо от тайного "слушания"! А, может, ничего и не случится. Старуха его похвалит, покормит...

Всё. Он успел услышать достаточно.

Звуки, и близкие, и почти стёртые расстоянием, говорили Ухо о том, что его сородичи собираются спать. Конечно, уснуть на голодный желудок непросто. Да и сон будет неспокойный, неглубокий. Не сон – тревожное забытьё. Тем осторожнее, осмотрительнее должен он быть. Вот, наконец, уснула и Старуха. Но, спала ли она? Люди, оглядываясь и понижая голос до шёпота, рассказывали о том, что Старуха никогда не спит и всё знает. И Ухо лучше всех знал, что так оно и есть. Почти так. С начала из любопытства, тренируя и оттачивая свой дар, он начал внимательно прислушиваться к тому, что происходит в Общем доме – доме Старухи даже ночью. С течением времени Ухо научился по еле уловимым изменениям в дыхании Старухи когда она бодрствует, а когда – "спит". Сон Старухи был неровным и прерывистым. Краткие промежутки глубокого забытья сменялись достаточно продолжительными отрезками бодрствования. Это в полной мере создавало иллюзию отсутствия сна. Как для окружающих, так, Ухо почти был в этом уверен, и для самой Старухи. Проверить свои предположения он не успел, а вот воспользоваться тем преимуществом, которое давало, казавшееся поначалу бесполезным, знание, собирался.

Стараясь не шуметь, Ухо поднялся. Для начала ему необходимо было попасть в маленькую пещерку в глубине Общего дома. Это – самая трудная часть его плана. Если она удастся, всё остальное, Ухо не сомневался, окажется гораздо проще. Для задуманного им нужна была удача. Плохо, беспокойно, но спали все. Только вот Старуха... Очень осторожно, даже воздух не должен был колыхнуться, Ухо начал двигаться мимо ложа Старухи. Он знал, не раз слышал, как "трётся" воздух о тело человека. Поэтому плавно, медленно, полностью замирая, когда глубина и темп дыхания Старухи менялись, Ухо добрался до заветной пещерки. Он быстро нашёл и взял то, что собирался. А вот обратный путь, с ношей оказался гораздо сложнее, а, значит и дольше. Ухо вздохнул с облегчением, когда, наконец, выбрался из дома Старухи. Показавшиеся вечностью время, проведённое там, совершенно вымотало его. Ухо перевёл дыхание, оттёр неожиданно выступивший пот, подождал, пока перестанут дрожать после огромного напряжения ноги, и, почти не прячась, побежал. Вечер, ночь, утро – непроглядная тьма ночи зарождалась в сгущающемся сумраке вечера и умирала в сереющих просветах рассвета – самое подходящее время для его плана. Так что, лучше поторопиться. В доме, куда осторожно вошёл Ухо, было темно и тихо. Но эта тишина отличалась от тишины других домов, мимо которых он пробежал. Там – спали. Это Ухо хорошо слышал. А здесь кто-то не спал. Слабые пальчики схватили его руку, едва он, боясь лишнего шума, закрыл ладонью маленький рот. Несколько быстрых, тихих слов успокоили, начавшего было сопротивляться, ребёнка и он вслед за Ухо выбрался из дома. Только, когда они отошли на достаточное, по мнению Ухо, расстояние от селения, он позволил себе и с трудом переставляющему ноги спутнику остановиться.

– Вот. Это тебе.

В немощном свете тяжело поднимающегося рассвета, маленький человечек – девочка, не веря себе, с удивлением и восторгом, боясь взять в руки, разглядывала шкуру.

– Бери. Не бойся.

– Где ты взял?

– Там же, где и это.

Ухо не в силах сдержаться, напустив на себя важный вид, несколько раз повернулся, давая девочке во всех подробностях рассмотреть плотную длинную шкуру, укрывавшую его почти до пят.

– Бери. Нам нужно торопиться.

Спохватился он. Девочка проворно закуталась в полностью скрывшую её шкуру.

– Дай руку. Будь осторожна.

Две пары голых ног, выглядывающие из-под старых потёртых шкур, начали свой путь. В начале шли они осторожно и медленно. Ухо вслушивался в одному ему уловимые и понятные шумы и звуки. Наконец он убедился, что никто их не преследует. Или ещё не проснулись, не хватились, или Старуха не рискует послать кого-то в погоню. Если она решила, что они не стоят того, чтобы рисковать немногими из оставшихся мужчин-добытчиков, тогда им бояться нечего. Он может сосредоточиться на том, что происходит рядом, что ждёт их впереди. Ведь что делать дальше и куда идти после побега, Ухо не знал. Он придумал только, как убежать, как спасти девочку. Хорошо бы, на всякий случай, уйти как можно дальше от селения. Но девочка совсем выбилась из сил. Удивительно, как она, вообще, смогла дойти так далеко.

– Садись.

Ухо подтолкнул девочку к груде полусгнивших веток. Даже под почти невесомым телом ветки чуть спружинили, погружаясь во всхлипнувшую под ними землю.

– Не двигайся! Дай руку!

Закричал, не успевший даже обругать себя, Ухо. Он изо всей силы упёрся ногами в плотный, неподвижный участок почвы и буквально сдёрнул девочку с предательских веток. Как ни мала и легка была девочка, но Ухо, ведь, тоже не был таким уж взрослым. Удержаться на ногах ему не удалось, и они кубарем покатились прямо к мощному стволу высокого дерева. Ничего страшного не случилось. Они сумели сохранить свои шкуры. А Ухо ещё и, благоразумно прихваченную в той же пещерке, флягу с водой. Так что, расстраиваться нечего. Здесь многое, почти всё, незнакомо, ново для них. На будущее, он должен быть осторожнее и внимательнее. Обидно пропасть, так и не начав новую жизнь.

– Всё хорошо.

Подбодрил Ухо девочку. Как ни как, он в ответе за неё.

– Пей.

Ухо протянул флягу.

– Это тебя подбодрит, пока мы не найдём еду.

Девочка благоговейно взяла в руки мешочек из плохо выделанной кожи.

– Сколько я могу выпить?

Спросили её огромные на почти прозрачном личике глаза.

– Немного – пару глотков. Думаю, ты давно не пила. Да и где здесь здоровая вода, я не знаю. Посиди спокойно. Осмотримся. Поищу еду.

Какую еду он собирался искать и где, Ухо плохо себе представлял. Они, конечно, привыкли голодать. Им не привыкать обходиться без пищи несколько дней. Но совсем без еды невозможно. Необходимо найти что-то съедобное. Иначе – зачем было убегать от Старухи. Возвращаясь с охоты, мужчины, обычно приносили каких ни будь мелких зверюшек, грибы, шишки, орехи, жёлуди. Ставить ловушки Ухо не умел. Да и времени ждать добычу, у них не было. Значит, надо искать что-то похожее на грибы, орехи, шишки, жёлуди. Есть незнакомую пищу, как и пить нездоровую воду, Ухо, пока, не собирался.

На их счастье, он почти сразу наткнулся на россыпь почти растрескавшихся жёлудей. Конечно, повезло. Ведь у них, да и нигде вокруг не было ни камушка. Не то, что в Общем доме. Там был огромный камень, на котором камнями поменьше разбивали принесённую мужчинами добычу. Старуха сама выбирала для этой работы женщин и следила, чтобы ни одна из них ничего не положила себе в рот. Унести, пронести что-то мимо неё, обмануть было невозможно. Когда добыча была подготовлена, Старуха выгоняла всех из дома и на том же камне сама делила еду. По очереди, она выкликивала имена, и мужчины заходили, пригнувшись в низком проходе. Старуха одаряла их. И не просто так – при всех она объясняла мужчинам, за что и почему каждый из них получает именно эту порцию еды. А вот те, у кого не было имени, или кого Старуха почему-то не позвала, оставались без еды. И хуже этого ничего себе нельзя было представить. Пока им везёт. Думал Ухо, тщательно пережёвывая уже превратившееся в кашицу, содержимое жёлудя.

Ещё немного, и жёлуди начнут гнить. Он ни за что – бы ни решился съесть "больную" еду. Рядом с Ухо тихонько, ровно дышала во сне девочка. Она не дождалась его возвращения. Усталость, голод, переживания сморили её. Ухо и самому смертельно хотелось спать. Он ещё не мог разобраться, понять какая сейчас часть дня – свет, очень яркий, необычный, непривычный для него свет и то, что нет дождя, путали его. Ухо попытался прикинуть, смогут ли их найти, если Старуха, всё -таки, решится на погоню. Может быть, стоит дать телу, такой необходимый ему отдых. Да и девочка, вряд ли сможет сейчас сделать хоть шаг. Он присел рядом с ней, прислонившись к стволу дерева, и закрыл глаза. Ухо не знал, как управляет своими необыкновенными способностями. Более того, он считал их такими естественными, что долго не мог поверить в то, что другие не чувствуют и не умеют того, что чувствует и умеет он. Для него это оказалось огромным с начала – разочарованием, даже стыдом, потом – предметом тайной гордости. Вот и сейчас, Ухо мысленно сказал себе, что будет спать и был уверен, что вовремя услышит малейший подозрительный шум.

Кто-то приближался к ним. Звуки были странные, незнакомые. Ухо мгновенно открыл глаза. Сколько он спал? Что сейчас? Вечер? День? Или, всё ещё утро? Проспал ли он целый день? Или всего несколько мгновений... Но, главное сейчас определить источник шума, понять, кто или что это, насколько опасно для них. Он тихонько тронул девочку, приложив палец к её губам. Она проснулась. Недоумённо, недоверчиво оглянулась по сторонам. Так всё это ей не приснилось!!! Безмолвный вопрос повис в воздухе. "Да" – кивнул Ухо. Девочка ещё не слышала опасность, но молчала, всецело доверяясь Ухо. Они ждали довольно долго, но вот и она услышала треск ломающихся веток и тяжёлые шаги. Ухо на какое-то мгновение сковал страх, когда прямо перед ними оказалось огромное, покрытое шерстью, существо. Зверь остановился, обдав их тяжёлым, горячим дыханием. Его маленькие злые глазки буравили застывшие в ужасе, вжавшихся в дерево, фигурки. Неожиданно, потеряв к ним всякий интерес, зверь развернулся, и также шумно, как и появился, исчез. Как-то сразу Ухо успокоился – опасность миновала. И безмерно удивился, поняв, что спас их именно лишивший возможности двигаться безмерный ужас! Зверь, попросту не рассмотрел их!!! О возможностях обоняния, о запах Ухо тогда не подумал. В том мире, где они жили, из-за постоянной влажности возможности обоняния были притуплены. Никого это не могло ни насторожить, ни удивить. Как можно сокрушаться о том, чего не знаешь! Но, эти рассуждения – потом. Сейчас же Ухо дал девочке несколько желудей. Заставил не торопиться, и медленно, тщательно, запивая малюсенькими глоточками воды жевать. Себе он тоже взял несколько желудей (поменьше). Пока он не мог позволить ни себе, ни девочке большего. Ухо был уверен, что хорошо подготовился к побегу. Да, у них была вода, одежда. Но, он не знал, куда и зачем идти дальше. А, самое главное, и это он понял только сейчас, ему теперь придётся заботиться не только о себе, о своей жизни. Ему придётся защищать и жизнь этой, смотрящей на него с надеждой, девочки. Стоил ли его порыв того, что ждёт их впереди? Готов ли он к такой ответственности? Испугают ли его риск, трудности? Так что – возвращаться? И как? И зачем?

Они ещё немного посидели, приходя в себя, ожидая чего-то. Сумерки постепенно сменились тьмой. Больше ничего не происходило. Ухо решил, что в темноте, пусть это будет ночь, они никуда не пойдут. Хватит с него вчерашнего приключения. Это болото, прикрытое безобидными ветками, он не забудет никогда. Осталось немного воды, еды. Они могут позволить себе то, что необходимо больше всего – отдых и сон. Даже для него всё происшедшее было на грани возможностей. И, как ни крепился Ухо, какие задания ни давал своему усталому мозгу, он уснул. Впервые с тех пор, как он начал развивать свои необыкновенные способности, Ухо спал! Спал по-настоящему! Полностью погрузившись в глубокий, исцеляющий сон. Этой ночью с ним могло случиться всё, что угодно. Но ничего не случилось. Ни плохого, ни хорошего. Только утром, когда странный яркий свет, тонкими лучиками проскользнув между листьями плотной кроны, заскользил по их лицам, они проснулись. И... растерялись. Ухо, когда-то, или ему об этом рассказывали, уже испытывал подобное. Для девочки это было впервые.

Что же это? Неужели? Как такое возможно? Яркий, но мягкий, ласковый свет! Для них, проведших свои коротенькие жизни в не проходящей влажной сырости, утренние лучи неяркого зимнего солнца оказались настоящим потрясением. Когда ни – будь, потом Ухо задумается, почему охотники мужчины никогда не рассказывали ни о чём подобном. Как могло случиться, что они никогда не доходили до этого изумительного места. Ведь это так близко! Но, вспомнив болото, в котором, чуть – было, не пропала девочка, он поймёт, что им, в очередной раз, повезло. Они оказались достаточно ловкими и проворными, и успели выбраться из болота-ловушки. А пока они, со смешанным с недоверием изумлением, рассматривали всё вокруг. Всё было необычно, завораживающие: чуть пожухшая, прихваченная инеем, трава, твёрдая, слоистая кора дерева, под которым провели ночь, нескончаемая стена, обступивших со всех сторон, деревьев. Оказалось, что это – "их" дерево стояло чуть особняком перед сплошной стеной похожих на него, но не таких больших и грозных деревьев. Привычные к замкнутым, тесным пространствам, дети пробежали неширокую полосу колючего кустарника, и оказались в лесу. Окружённые со всех сторон стволами, как будто иллюзией стен, они почувствовали себя гораздо увереннее и спокойнее.

Для девочки всё произошедшее и происходящее с ней было чередой нанизывающихся один на другой, потрясений. Обо всём этом, непонятном, удивительном ей очень хотелось спросить Ухо. Но она боялась. Он был старше и больше её. Он мог распоряжаться ею, её жизнью. И, хотя он дал ей одежду, имени у неё так и не было. А без имени – кто она? Как она может что-то спросить! Ухо гораздо быстрее пришёл в себя от потрясения светом. Теперь ему придётся хорошенько подумать, как им быть дальше.

Они шли ещё несколько дней. Еды совсем не осталось. Иногда им попадались какие-то грибы, корешки. Но ни Ухо, ни девочка не знали съедобно ли это. И, пока ( ох уж это "пока") превозмогая голод не притрагивались к незнакомой пище. По утрам они слизывали иней с травы – вода во фляжке тоже закончилась. Шли, вернее теперь, брели они в направлении, откуда поднимался свет. Так решил Ухо. Там теплее – подсказывало обессилившее, готовое сдаться, тело. Но, однажды утром девочка не смогла подняться. Пытаясь понять, что же им, ему делать, Ухо задумался и, впервые услышал голоса. Он давно уже ничего не слышал. Всё заслоняли собой звуки собственного тяжёлого прерывистого дыхания. И, как-то забыл, что мог слышать разные, далёкие и близкие, громкие и очень тихие звуки и шумы. И вдруг это, как тогда под деревом – из тьмы луч света, голоса! Это не Старуха, не его сверстники – товарищи, не охотники из его семьи! У них у всех тихие, бесцветные, как они сами, голоса. То же, что он слышит, полно жизни, красок. И он не понимает, о чём они говорят!!! Но голоса всё ближе. И им не успеть ни убежать, ни спрятаться! Ухо очень боялся, но заставил себя открыть глаза. Несомненно – это люди! Но, какие огромные! И где девочка? Что они с ней делают!!! Ухо нашёл в себе силы приподняться. Одна из фигур обернулась на шум в его сторону. Ухо был почти уверен, что это мужчина и он молод, и он что-то, сказал о нём, Ухо. И ещё один, похожий на первого, в ярких странных одеждах мужчина, отошёл от других людей, и вдвоём они подошли к Ухо. Несмотря на звон и укачивающую пустоту в голове, Ухо смог оценить ситуацию. Он слишком слаб. Ни убежать, ни противостоять этим здоровякам не сможет. Стало очень обидно. Сбежать от Старухи, скитаться, голодать. Слёзы навернулись на глаза. Ухо плакал второй, ну, может быть, третий раз в жизни. Но ничего страшного с Ухо не случилось. Несколько раз безрезультатно спросив его о чём-то, один из мужчин снял с пояса и протянул Ухо странную, выдолбленную из дерева флягу. Под одобрительными взглядами Ухо сделал несколько небольших, осторожных глотков. Что удивило его больше – то, что вместо привычного кожаного мешочка жидкость была налита в престранную вещь, или жидкость, от которой оживали алчущие язык, нёбо, губы? Необычный вкус, запах жидкости, к тому же, она была чуть гуще привычной для Ухо воды, могли бы насторожить, испугать его. Могли бы, но не сейчас. Если бы нас хотели уничтожить, то не стали бы поить. Значит, ничего плохого они не замышляют. Последнее, о чём успел подумать Ухо. Он ещё успел увидеть, как укладывают на привязанную к прутьям шкуру девочку, и... Проснулся в довольно просторной, но странной, как всё, что с ними случилось, пещере.

Нет, до этого он просыпался ещё несколько раз – всплыли смутные воспоминания. Один раз от неприятного толчка, почти удара. То, в чём его несли, неудачно опустили, почти бросили на землю. Ещё раз – он сквозь сон услышал угрожающие, пугающие звуки. И почти вскочил, почти проснулся. Но, затуманенное сознание вновь утащило его в тьму забытья. Был ещё один раз – что-то тёплое, нежное коснулось его лица. Забытые, сладкие воспоминания колыхнулись в глубине души. Как бы хотелось Ухо вновь вспомнить, испытать это ... Но, он проснулся окончательно. И засыпать вновь, терять сознание не собирался! Воспоминания, сны – они не должны мешать! Он чувствует себя сильным, отдохнувшим. Как такое могло случиться! Ведь был он очень слаб. Почти умирал. Что сделали с ним чужие люди? Вот, где опасность! Ухо резко поднялся. Почти подпрыгнул. Ему удалось унять дрожь в ногах и не упасть, сохранить равновесие, превозмогая мгновение неустойчивости – от резкого движения закружилась голова. Перестала вращаться и странная пещера – "комната". Она была не такой, как не таким было всё в этом странном сухом мире.

Ухо было непросто привыкнуть и к пище, и к одежде, и к тому, из чего делали жилища здешние люди. Удивляли их обычаи и взаимоотношения. Но самым неприятным оказался яркий свет и отсутствие постоянной влажности. У него болели и слезились глаза, трескалась и без того тонкая и сухая кожа. Ухо представить себе не мог, что такое возможно, что так можно жить, что люди живут в подобных условиях. Очень долго он не мог выходить из сложенного из толстых стволов деревьев помещения, которое называли здесь схороном. Но и когда глаза, как будто привыкли к яркости, блеску окружения, Ухо искал тенистые уголки, сумрачные помещения, всем сезонам предпочитая дождливую погоду. Тогда и дышалось ему легче, и чувствовал он себя гораздо бодрее. Всё то долгое время, пока он привыкал к новым непростым условиям, не давали Ухо покоя мысли о девочке. Где она? Что с ней? С того самого дня, как их нашли и разлучили, он не видел её и не мог не волноваться. Ухо, как мог, пытался расспросить о ней. Судя по всему, его понимали. Отвечали терпеливо, доброжелательно. Единственное, что Ухо, пока, понял из сопровождающей ответы пантомимы, что девочка жива. Они, наверное, уверены, что это может успокоить меня. Не раз думал Ухо. Но ему необходимо увидеть её, самому убедиться, что с ней всё в порядке. Внятно объяснить это он ещё не мог. Или его не хотели понять? Хозяева Ухо, как ещё можно назвать держащих его в одиночестве людей, не давали по какой-то причине им быть вместе. Совершенно неожиданно и очень быстро к Ухо начали возвращаться его удивительные способности. А, вместе с ними и понимание здешнего языка. Как-то раз среди, рвущихся к нему в голову звуков, он различил человеческие голоса! Более того, Ухо понял, о чём говорили люди! Обсуждались не совсем понятные ему условия делёжки чего-то между мужчинами – охотниками. Внезапность открытия «понимания» потрясла и обрадовала Ухо. Наконец– то он понимает чужой язык! Значит, сможет многое и многое понять. Конечно, он не собирался, пока, признаваться в том, что всё понимает. Он и сам, наверное, может говорить на здешнем языке. Но признаваться в этом, как и в том, что умеет «слышать», конечно, не будет. В конце концов, он признается, ему придётся это сделать, что понимает слова чужого языка. А вот о своём особом умении, он будет молчать. Ухо хорошо помнил, какие преимущества давало его умение в прошлой жизни. Здесь нет никого, кто мог бы его выдать. Девочка не в счёт. Вряд ли она догадывается, да и помнить не может. И помнить нечего – только одна Старуха могла догадываться. Но, где они, и где Старуха! Да, даже в этой новой, непонятной жизни всё, пока, складывается как нельзя лучше. Теперь, практически, не выходя из дома из дома – схорона, да он к этому и не очень стремился, Ухо узнавал многое, даже то, что они предпочли бы скрыть, о приютивших их людях. Он мог уже различать их по голосам. Знал имена, то, чем каждый из них занимается, кем кто друг другу приходится, их взаимоотношения, взаимные симпатии и нелюбовь. Не стремясь к этому, но, понимая, что в дальнейшем сможет использовать каким-то образом для своей пользы, Ухо знал теперь тайны, надежды – самое сокровенное об этих людях. В общем, он знал уже слишком много для того, что бы не боясь выдать себя, продолжать притворяться дальше. И однажды утром, запинаясь – ему и вправду было трудно произносить чужие звуки, выговаривать непривычные сочетания – Ухо поздоровался с приносящей ему еду женщиной. Она обрадовалась. По-своему выговаривая его имя, назвала Ухо молодцом и убежала. Неожиданно быстро, Ухо и не мог рассчитывать на такое внимание, женщина вернулась в сопровождении чем-то знакомого ему, мужчины. К Ухо пришёл один из тех, кого, и не без оснований, он считал одним из главных среди этих людей. Этот мужчина начал основательно и неторопливо расспрашивать Ухо. Спрашивал он и о самом Ухо, и о девочке. И о том, откуда они пришли, как и почему оказались так близко от жилищ Большеруких. «Большерукие» – так эти люди называли себя. Ухо отвечал очень осторожно, обдумывая, буквально, каждое слово. Благо, паузы в ответах можно было объяснить плохим знанием языка. Он не мог быть до конца откровенен с незнакомцами. Ухо понимал, что неправильно это, несправедливо по отношению к людям спасших их от смерти, давших кров и еду. Но ничего поделать с собой он не мог. Ухо не нравилась их одежда, еда, язык. Но, больше всего его расстроило, просто взбесило то, что они посмели деть девочке свою одежду и, мало того, имя! Они назвали её Молчуньей!!!! Не придавая этому никакого значения, упомянул об этом, спрашивавший Ухо, мужчина! И Ухо ничего не мог с этим поделать! Он, даже, постарался скрыть свои чувства. Никто не должен догадаться насколько имя и одежда, одежда и имя важны для людей их семьи. Мужчина не должен понять, насколько унижен и обозлён Ухо. Может быть, это было неправильно. Может быть, не стоило придавать такое значение тому, что у этого народа, Большеруких, ничего не значило. Превозмогая свой гнев, он постарался отвечать, как он это понимал, учтиво, не рассказывая того, о чём не хотел рассказать. Чему – чему, а этому Ухо прекрасно научился у Старухи. А здесь ему помогало и то, что язык он знал ещё плохо, не всё сразу понимал, не всегда мог найти нужные слова. Говорили они долго. За это время мужчину, звали его Большой Палец, несколько раз отвлекали от беседы с Ухо. То кто-то приходил просить разрешение на что-то, то Большому Пальцу необходимо было выйти, чтобы самому проследить за чем-то важным. Эти вынужденные перерывы давали Ухо возможность успокоиться и сосредоточиться. Расстались они довольные друг другом и беседой. Ухо постарался сделать всё, от него зависящее, чтобы у Большого Пальца осталось именно такое впечатление. Эти Большерукие не виноваты, что нарушили самые главные законы его Ухо семьи. Он должен добиться, должен получить возможность всё исправить! Такое решение принял Ухо к концу разговора.

Ещё через пару дней Ухо начал выходить и схорона и самостоятельно гулять по посёлку. Ему и до этого никто ничего не запрещал. Но Ухо сам не хотел покидать своё жилище. И, если бы не желание, обязанность, ведь он несёт за неё ответственность, найти девочку, проверить, как ей живётся, он предпочёл бы остаться дома. Яркий, даже по сравнению со светом в схороне, к которому он привык, свет здешнего дня очень мешал Ухо. Но он должен был всё выяснить! Просьбы привести её к нему ни к чему не приводили. Большой Палец умел не слышать того, чего не хотел. Не мог же Ухо приказать привести Молчунью! Звуки чужого языка, сплетаясь в это слово, вызывали отвращение! И вот Ухо впервые идёт один по посёлку! И не просто идёт – ищет схорон, где живёт Молчунья! Ничего не поделаешь! Придётся привыкать. Пока, придётся называть девочку так. Из некоторых схоронов выходили женщины, выбегали любопытные ребятишки. Женщины приветливо, стараясь чётко выговаривать слова, разговаривали с Ухо. Каждая из них хотела получше объяснить ему, где схорон Пятерни. В семье этого человека нашла приют Молчунья. Мальчишки же не могли скрыть своего пристального, не совсем доброжелательного интереса. Почти бесцветная, тонкая кожа, светлые, редкие волосы, водянистые с редкими ресничками на веках глаза. Щуплый парнишка с лицом старика! Таких они раньше не видели. Таких никогда не было в семье Большеруких. Такой не мог не вызвать удивления. Ухо чувствовал все взгляды, понимал, что могли о нём думать, особенно мальчишки. Его и самого удивлял, вызывал раздражение внешний вид здешних здоровяков. С яркими глазами, густыми волосами, тугой гладкой кожей они разительно отличались от народа Ухо. Когда у себя в схороне он виделся, разговаривал с Большим Пальцем, или обслуживавшей его женщиной, эти отличия не так бросались ему в глаза, не вызывали такого отвращения. Но сейчас, когда людей было много, все разные, но одинаково яркие и крупные, Ухо почувствовал себя ужасно. Как описать это чувство инакости и одиночества среди себе подобных!!! Они такие же люди, как моя семья! Успокаивал себя Ухо. Удивительно! Неужели к этому мне придётся привыкнуть. Ужасно! Невольно думал он, блуждая между неразличимых, на первый взгляд, схоронов. Когда Ухо во второй раз подошёл к одному и тому же, как-то запомнившемуся ему, схорону, он понял, что заблудился. Шустрый мальчишка вызвался проводить Ухо. Возможно, были они ровесниками. Но насколько старше, а главное, мудрее, опытнее чувствовал себя Ухо. Он задавал мальчику самые разные вопросы, спрашивал о том, о чём, по разным причинам не мог и не хотел спрашивать у Большого Пальца. С ним Ухо было гораздо проще. Возбуждённый и гордый тем, что показывает этому уродцу-чужаку дорогу, мальчишка тараторил без умолку. Ему очень хотелось показать Ухо весь свой посёлок. А Ухо было интересно узнать, как живут Большерукие, чем схороны их Главных людей отличаются от схоронов остальных. Поэтому, сделав петлю, и, пройдя через весь посёлок, они, наконец, подошли к третьему от жилища Ухо схорону.