Текст книги "1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!"
Автор книги: Гровер Ферр
Соавторы: Владимир Бобров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
По словам Сталина, указанные обстоятельства тоже произвели на него сильное впечатление: «Очная ставка отличается тем, что обвиняемые, когда приходят на очную ставку, то у них у всех появляется чувство: вот пришли члены Политбюро, и я могу здесь рассказать все в свое оправдание. Вот та психологическая атмосфера, которая создается в головах арестованных при очной ставке». [15]15
Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 33.
[Закрыть]
«На очной ставке в помещении Оргбюро, где вы (Бухарин и Рыков. – Т.Ф., В.Б.) присутствовали, были мы – члены Политбюро, Астров был там и другие из арестованных: там Пятаков был, Радек, Сосновский, Куликов и т. д. Причем когда к каждому из арестованных я или кто-нибудь обращался: «По-честному скажите, добровольно вы даете показания или на вас надавили?», Радек даже расплакался по поводу этого вопроса – «Как надавили? Добровольно, совершенно добровольно». [16]16
Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 32.
[Закрыть]
Соответствие свидетельств
В Москве, Ленинграде, Саратове, Иванове, Свердловске и некоторых других городах Советского Союза различными следователями были допрошены десятки лиц, которые в разное время и в разных местах дали очень схожие показания. Примерно в том же только позднее сознался и Бухарин. Последний, по словам допрошенных, стоял во главе «блока «правых» и троцкистов» и сотрудничал с зиновьевцами. Бухарин участвовал также в разработке плана государственного переворота, требовал убить Сталина. Заговорщиков объединяла общая политическая программа – «рютинская платформа». Входившие в блок троцкисты поддерживали прямые контакты с Троцким. Радек утверждал, что Бухарину было известно и о переговорах Троцкого с эмиссарами Германии, и о его договоренностях пойти им на уступки в обмен на поддержку заговорщиков после совершения госпереворота. Те же самые факты содержатся как в бухаринских показаниях от 2 июня 1937 года на предварительном следствии, так и на открытом процессе 1938 года.
Астров, его показания и их опровержения
Свидетельские показания Валентина Астрова, в прошлом – одного из бухаринских учеников, заслуживают особого внимания. В дальнейшем Астрову пришлось несколько раз описывать свою роль в деле Бухарина. Часть из написанного Астровым теперь предана огласке. В годы хрущевской «оттепели», а затем при Горбачеве и Ельцине Астров отрекся от антибухаринских обвинений, но сделал это тонко и крайне любопытно. Последнее из его сообщений датировано 1993 годом, когда самому Астрову исполнилось почти 95 лет.
В настоящее время известны: показания Астрова от 11 января 1937 года, [17]17
Помимо них Астров давал показания по крайней мере еще раз. Этот следует из стенограммы очной ставки с Бухариным, где есть ссылки на допрос, на котором Астров говорил о вещах, отсутствующих в его показаниях от 11 января 1937 года.
[Закрыть]расшифровка его очной ставки с Бухариным от 13 января 1937 года, тексты двух его писем-статей, опубликованных в 1989 и 1993 годах, и отдельные фрагменты из более ранних и тоже связанных с делом Бухарина документов. Поскольку в центре нашего внимания вопрос о бухаринской вине или невиновности, далее мы рассмотрим только отречения Астрова от своих обвинений, ссылаясь, где необходимо, на другие источники.
В самом пространном из своих писем (1993) Астров утверждает, что «наряду с объективными свидетельствами вынужден был прибегнуть к фальсификации». Но, как явствует из более ранней статьи Астрова (1989), никакие «силовые» методы против него не использовались. А единственная и подтвержденная им самим «фальсификация» заключалась в следующем: «Полностью требований «рассказать о террористической деятельности «правых» я все-таки не выполнил, но «признал», что «мы, правые» (не исключая самого себя), и «наши лидеры» якобы признали в принципе допустимыми террористические методы в борьбе против партийного руководства в будущем при обострении политической ситуации в стране. Никаких ужасных злодейств вроде шпионажа, причастности Бухарина к убийству Кирова, к посягательствам на жизнь Ленина в 1918 году, к планам расчленения Советского Союза и тому подобным преступлениям, обвинения в которых фигурировали потом на процессе «правотроцкистского блока», я не измышлял» (выделено нами. – Г.Ф., В.Б.). [18]18
Астров В. С меня следователи требовали показания. // Известия. 1993, 27 февраля.
[Закрыть]
Гораздо подробнее о методах ведения следствия Астров рассказал в другой своей статье: «Меня не били, не пытали, даже на «ты» меня никто не называл… но от меня настойчиво изо дня в день, из ночи в ночь требовали «рассказать о террористической деятельности «правых», упорно не желая слушать, что ничего я об этом не знаю!..
Настойчивых требований следователей рассказать им о «террористической деятельности «правых»» я полностью не выполнил, но все же показал, что мы, «правые», не исключая лидеров, потерпев поражение внутри партии, признали якобы в принципе допустимыми террористические методы в борьбе против партийного руководства в будущем…
В 1957 году, будучи вызван в Президиум ЦК в связи с моим ходатайством о восстановлении в партии… я заявил, что никогда не слышал от Н.И. Бухарина никаких «террористических высказываний» (выделено нами. – Г.Ф., В.Б.).
Астрову ничего не стоило сказать, что его пытали, запугивали или принуждали дать ложные показания. Но вместо этого он, наоборот, твердо заявил, что вообще не подвергался никакому насилию.
О самой «фальсификации» Астров пишет довольно расплывчато. Он нигде не указывает прямо, хотя, как очевидно, стремится представить дело так, что «правые», и в том числе Бухарин, открыто не признавали убийство как метод борьбы со Сталиным и другими партийными руководителями; именно тут, как следует думать, Астрову пришлось солгать.
Обе прижизненные публикации Астрова появились в периодической печати за несколько лет до того, как исследователям стали известны текст его признательных показаний на допросе 11 января 1937 года (2004) [19]19
«Спеццонесение Н.И. Ежова И.В. Сталину с приложением протокола допроса В.Н. Астрова» от 11 января 1937 года в: Лубянка-2. С. 19–39. По некоторым сведениям Астров умер 15 июля 1993 года, см.: http: //admin.smolensk.ru/history/encyclop/a/text/astrov.htm. Родился он в 1898 году.
[Закрыть]и стенограмма его очной ставки с Бухариным (2001), [20]20
«…Ни разу не говорилось относительно террора». Стенограмма очной ставки Н.И. Бухарина с В.Н. Астровым в Политбюро ЦК ВКП(б) 13 января 1937 года. // Источник. 2001. № 2. С. 89–110.
[Закрыть]которая состоялась двумя днями позднее. В ходе последней Астров заявил, что зимой 1930 года слышал, как Бухарин говорил о необходимости «устранить» Сталина. [21]21
Там же, с. 94.
[Закрыть]И сразу вслед за тем Астров припомнил, что другой бывший ученик Бухарина В.В. Кузьмин выступил с призывом совершить «дворцовый переворот», арестовать Сталина и преданное ему партийное руководство, [22]22
Там же.
[Закрыть]что, кстати, в иных обстоятельствах предлагали другие «правые» (например, Слепков). Как утверждал Астров, «рютинская платформа» написана не М.Н. Рютиным, а коллективом авторов, входивших в «центр «правых», – Рыковым, Бухариным, Томским и Углановым. [23]23
Там же, с. 92.
[Закрыть]
Астров также сообщил, как в 1930 году в его присутствии Бухарин стал говорить об убийстве Сталина как о «законном желании», но предупредил: на эту тему не следует высказываться там, где присутствует много людей, поскольку о том «может узнать ГПУ». [24]24
«…Ни разу не говорилось относительно террора». Стенограмма очной ставки Н.И. Бухарина с В.Н. Астровым в Политбюро ЦК ВКП(б) 13 января 1937 года. // Источник. 2001. № 2. С. 94.
[Закрыть]По словам Астрова, хотя в своем кругу «правые» довольно часто обсуждали вопрос об убийствах (т. е о терроре), ему довелось лишь один раз – во время охоты под Звенигородом летом 1931 или 1932 года – услышать лично от Бухарина, как тот прямо и недвусмысленно «заявил о необходимости убить Сталина». [25]25
Там же, с. 91.
[Закрыть]Последнее утверждение и есть та самая фальсификация, о которой Астров писал в 1989 и 1993 годах.
Важно поэтому не только то, от чего Астров отрекся в последующие годы, но и то, от чего он не отказывался никогда и ни при каких обстоятельствах. К числу таких признаний относятся его утверждения, что «рютинская платформа» написана Бухариным и другими лидерами «правых» и что «правые» вошли в сговор с троцкистами. Астров не отказался от обвинений Бухарина в двурушничестве и призывал к нему других «правых» поддерживать на словах линию партии и оставаться в ее рядах, но на деле вести работу по сколачиванию оппозиции. И сам Бухарин признавал, что поступал таким образом. [26]26
Там же, с. 91.
[Закрыть]
Кроме того, Астров не отрицал как то, что «правые», в том числе бывшие слушатели бухаринских лекций в Институте красной профессуры, считали убийства допустимым методом политической борьбы, так и то, что Бухарин использовал всевозможные иносказания, лишь бы не произносить слов «убийство» или «террор». И лишь от одного-единственного утверждения Астров отрекся многие годы спустя – от обвинений Бухарина в том, что тот говорил о необходимости убить Сталина. [27]27
«…Ни разу не говорилось относительно террора». Стенограмма очной ставки Н.И. Бухарина с В.Н. Астровым в Политбюро ЦК ВКП(б) 13 января 1937 года. // Источник. 2001, № 2. С. 92.
[Закрыть]
На очной ставке Астров поправил свои показания, данные на допросе, уточнив, что в разговоре о Сталине Бухарин употребил слово «убрать», а не «убить». Дело, однако, в том, что «убрать» – известное словечко, пущенное когда-то в оборот Троцким. Поначалу оно террористического акта не подразумевало, но со временем стало синонимом слова «убить», поскольку все оппозиционеры пришли к пониманию того, что бороться, а тем более победить Сталина «нормальными» партийными методами невозможно. Поэтому, строго говоря, Астров на очной ставке не утверждал, что Бухарин открыто выступал за убийство Сталина, но для описания бухаринских взглядов воспользовался не чем иным, как известным эвфемизмом Троцкого.
Однако очная ставка интересна рядом других особенностей. Из них здесь стоит упомянуть о настойчивых заверениях Астрова в правдивости своих слов и о вопросах, интересовавших лично Сталина.
Так, на очной ставке между присутствовавшими произошел такой обмен репликами:
«СТАЛИН. Я сегодня Радека спросил, добровольно ли он давал показания. Как допросить – от этого многое зависит. Хочу Астрова спросить об этом же.
АСТРОВ. Абсолютно добровольно. Я подал заявление с просьбой разрешить мне дать свои показания. Мне это разрешение было дано…
ЕЖОВ. Сапожников добровольно написал заявление, Астров сам написал, Цейтлин, не дождавшись следователя, сам написал. На воле все были». [28]28
«…Ни разу не говорилось относительно террора». Стенограмма очной ставки Н.И. Бухарина с В.Н. Астровым в Политбюро ЦК ВКП(б) 13 января 1937 года. // Источник. 2001, № 2. С. 101–102.
[Закрыть]
В 1943 году Астров вернулся к своим обвинениям и подтвердил их правдивость:
«Позже, в декабре 1943 года, в личном письме Л.П. Берии (оно хранится в деле) В.Н. Астров ставил свое поведение в особую заслугу, подчеркивал, что он способствовал «разоблачению» не только Н.И. Бухарина, но и А.И. Рыкова, других «правых», и на этом основании просил своего могущественного адресата оказать содействие в восстановлении его в партии». [29]29
Известия ЦК КПСС. 1989, № 5. С. 84.
[Закрыть]
Подведем итог: ни в 1989-м, ни даже в 1993 году, когда Советского Союза уже не существовало, Астров не отказался от большей части своих обвинений, выдвинутых против Бухарина и других «правых». Астров настаивал: свои показания он давал не по принуждению, хотя ни в 1989-м, ни в 1993 годах слова о пытках и запугивании ни у кого не вызвали бы желания усомниться в их правдивости.
В. Признательные показания Бухарина, его письма и ходатайства
Как представляется, показания Бухарина на судебных слушаниях по делу правотроцкистского блока в марте 1938 года тоже нуждаются в рассмотрении. Но одно из наших предварительных условий состоит в том, что показаниям на этом процессе, дескать, нельзя верить, а следовательно, все признания подсудимых на процессе надлежит исключить из научного анализа. Таким образом, заявления Бухарина в суде, подтверждающие наличие заговора, возымеют силу исторически значимых свидетельств, если только наличие самого заговора будет установлено из других источников. Вот почему бухаринские показания на процессе здесь не рассматриваются.
До процесса Бухарин несколько раз давал признательные показания. Но ни советские, ни (с 1992 года) российские власти не стали предавать их гласности или разрешать историкам изучать их и комментировать. К счастью, в нашем распоряжении оказались самые первые признательные показания Бухарина, датированные 2 июня 1937 года. [30]30
Сами показания и их подробный анализ см.: Ферр Г., Бобров В. Первые признания Н.И. Бухарина на Лубянке. // Клио. 2007. № 1. С. 41–52.
[Закрыть]И это тем более замечательно, что до недавнего времени последние были недоступны российским исследователям, хотя очень-очень много лет известно об их существовании. [31]31
Starkov В. Narkom Ezhov // Stalinist Terror: New Perspectives. (Cambridge: Cambridge University Press, 1993), P. 35 and n. 41; J. Arch Getty, Oleg V. Naumov. The Road to Terror: Stalin and Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939. (New Haven: Yale University Press, 1999), P. 446–447 and n. 37. P. 447. В своем последнем слове на процессе Бухарин заявил, что «около 3 месяцев запирался». Вместе с Рыковым он был взят под стражу в конце февраля 1937 года, так что это утверждение достаточно точно указывает на его первые признания 2 июня.
[Закрыть]
Можно только догадываться, почему после трех месяцев, проведенных в камере следственного изолятора, Бухарин вдруг решил так подробно рассказать о содеянном. До первых показаний он непоколебимо стоял на том, что всегда будет отстаивать свою невиновность. По мнению С. Коэна, на Лубянке Бухарин не подвергался ни пыткам, ни плохому обращению, ни угрозам расправиться с членами его семьи. Дж. Гетти и С. Коэн полагают, что Бухарин начал давать показания после того, как ему стало известно об аресте и показаниях, полученных от маршала М.Н. Тухачевского и от других близких к нему военачальников. Впечатление такое, что, осознав тщетность надежд на удачный переворот, Бухарин переменил тактику отрицания всего и вся и стал сотрудничать со следствием в надежде на какую-то «сделку» с ним. [32]32
Маршал Тухачевский был арестован 22 мая 1937 года и 24-го начал давать показания. Армейский комиссар 1 ранга Я.Б. Гамарник покончил жизнь самоубийством 31 мая – за день до ареста, запланированного НКВД. Гетти и Наумов (Getty, Naumov. P. 446–447) цитируют воспоминания вдовы Бухарина Анны Лариной «Незабываемое»; Коэн С. «Бухарин на Лубянке». С. 90.
[Закрыть]
Бухарин, вероятно, также принял во внимание, что четырех подсудимых второго московского процесса (январь 1937 года) приговорили не к смертной казни, а к тюремному заключению. Двое самых видных деятелей из четверки – Радек и Сокольников – старались показать на суде, что ничего не скрывают, и с готовностью отвечали на все вопросы. Бухарин, конечно, знал – и гораздо подробнее, чем мы сегодня, – что тот и другой вели себя столь же откровенно и до процесса. Благодаря новой тактике сотрудничества со следствием он, по всей видимости, сделал ставку на смягчение приговора и получение тюремного срока или даже ссылки вместо высшей меры наказания – расстрела.
Известно о существовании как минимум еще трех признательных показаний Бухарина: одно из них датировано 14 июня 1937 года и упомянуто в справке комиссии под председательством Шверника (1964), [33]33
См.: РКЭБ-2. С. 697.
[Закрыть]два других – от 1 и 25 декабря 1937 года – названы Вышинским на процессе по делу правотроцкистского блока. Но тексты этих трех признаний для историков до сих пор не рассекречены и недоступны исследователям.
Но уже в первых своих признательных показаниях на предварительном следствии от 2 июня 1937 года Бухарин подтверждает главные из выдвинутых против него обвинений, в том числе о блоке с Зиновьевым и Каменевым и связях с Троцким при посредничестве Пятакова; о принадлежности к оппозиции после 1929 года, несмотря на многие свои горячие уверения в лояльности партии, о сговоре с Ягодой и Енукидзе и т. д.
Еще Бухарин признался, что принимал участие в написании «рютинской платформы», хотя не видел окончательного варианта. Конференция «правых», упомянутая Астровым и другими ее участниками, действительно состоялась летом 1932 года, и именно на ней было решено взять курс на «дворцовый переворот», подготовку террористических актов и создание блока с троцкистами и зиновьевцами. План государственного переворота, за разработку которого взялся Енукидзе, предполагал участие на стороне заговорщиков правительственной охраны и коменданта Кремля Р.А. Петерсона.
Слова «террористический акт», «террор» подразумевают убийства. Таким образом, бухаринские признания от 2 июня 1937 года совпадают с заявлениями Астрова от 11 января 1937 года, где говорилось, что для борьбы со сталинским руководством Бухарин предлагал использовать акты террора.
Пятаков посвятил Бухарина в свои контакты с Троцким через его сына Седова. А те, в свою очередь, находились в тесной связи с группой военных во главе с Тухачевским и с другими заговорщиками. Несмотря на разногласия с Троцким по поводу поистине огромных уступок, которые тот готов был предложить Германии и Японии после их нападения и поражения СССР в войне, Бухарин признал, что против сговора с враждебными державами принципиальных возражений у него не было.
Бухаринские ходатайства
Известны тексты двух прошений Бухарина о помиловании, оба датированы 13 марта 1938 года – последним днем процесса. И если считать, что Бухарин вынужденно дал ложные показания, о чем им открыто сказано в письме к Сталину от 10 декабря 1937 года [34]34
«Прости меня, Коба…». Неизвестное письмо Н. Бухарина. // Источник. 1993, № 0. С. 23.
[Закрыть]и плюс к тому в более чем проблематичном послании к «будущему поколению руководителей партии», тогда в обоих или хотя бы в одном из ходатайств должны найтись следы или намеки на столь серьезное обстоятельство.
Но вместо отречения от «фальшивых» признаний Бухарин, наоборот, в резких выражениях осуждает себя за совершенные тяжкие преступления. Вот несколько характерных пассажей:
«У меня в душе нет ни единого слова протеста [против смертного приговора]. За мои преступления меня нужно было бы расстрелять десять раз… Преступления, совершенные мною, настолько чудовищны, настолько велики, что я не смогу искупить этой вины, что бы я ни сделал в остаток своей жизни… Моего преступного прошлого, к которому я сам отношусь с негодованием и презрением… Я рад, что власть пролетариата разгромила все то преступное, что видело во мне своего лидера и лидером чего я в действительности был». [35]35
Рассказ о десяти расстрелянных. // Известия. 1992, 2 сентября. Фотокопия подлинника бухаринского ходатайства по содержанию идентична напечатанному тексту. См.: «Архив Волкогонова», контейнер 21 («В Президиум Верховного Совета СССР приговоренного к смерти Н. Бухарина. Прошение»).
[Закрыть]
Остается заметить: содержание прошений о помиловании полностью совпадает с тем, что сказано Бухариным в признательных показаниях от 2 июня 1937 года и в марте 1938-го на процессе по делу правотроцкистского блока. И в то же время нет никаких свидетельств, что ему пришлось дать ложные признания в надежде сохранить себе жизнь или попытаться оградить от преследования членов своей семьи.
Г. Свидетельства невиновности Бухарина
Не считаясь со свидетельствами, подтверждающими совершение Бухариным тяжких государственных преступлений, почти все историки продолжают считать его невинной «жертвой сталинизма». В подтверждение этой точки зрения обычно ссылаются на какие-то из следующих документов: письмо Бухарина Сталину от 10 декабря 1937 года и якобы заученный наизусть A.M. Лариной-Бухариной текст послания «Будущему поколению руководителей партии». Далее нами будет рассмотрен каждый из документов. К числу таких документов относится и решение о «реабилитации» Бухарина, принятое постановлением Пленума Верховного суда СССР от 4 февраля 1988 года. Но разбору содержащихся там подлогов посвящена отдельная глава книги, поэтому здесь мы остановим внимание на других свидетельствах.
Письмо Бухарина Сталину от 10 декабря 1937 года
10 декабря 1937 года Бухарин обратился к Сталину со строго конфиденциальным посланием, в котором поставил под сомнение все свои предшествующие признания, решительно настаивая на ложности выдвинутых против него обвинений. Пообещав, что в дальнейшем не собирается – по меньшей мере публично – отказываться от своих слов, Бухарин далее заявил:
«Стоя на краю пропасти, из которой нет возврата, я даю тебе предсмертное честное слово, что я невиновен в тех преступлениях, которые я подтвердил на следствии».
Поделившись мыслью, что «есть какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки», Бухарин затем призвал Сталина не верить, что может быть виновным «во всех ужасах» (т. е. в преступлениях, в которых еще недавно сам признавался), и вслед за тем обратился с мольбой либо дать ему яду, чтобы умереть до суда, либо отправить его для культурной работы в Сибирь или в Америку, чтобы вести «смертельную борьбу против Троцкого», если, конечно, смертный приговор не будет вынесен. В конце письма Бухарин просит прощения у Сталина и пишет, что его он наконец научился по-умному «ценить и любить».
В том же письме Бухарин заявляет, что «на [февральско-мартовском (1937)] Пленуме… говорил сущую правду». [36]36
«Прости меня, Коба…». Неизвестное письмо Н. Бухарина. // Источник. 1993, № 0. С. 23.
[Закрыть]Но, как справедливо подметил Гегги, это утверждение противоречит остальному содержанию письма:
«В своем заявлении… Бухарин признал чуть больше, чем на февральском (1937) Пленуме Центрального Комитета. Там он отрицал, что располагает сведениями о заговорщической или какой-то иной деятельности своих бывших приверженцев после 1930 года. Но в письме он сознался, что не позднее 1932 года те затеяли что-то недоброе и что из жалости к ним или в надежде на их перевоспитание он не стал сообщать о них Сталину: «Когда-то я от кого-то слыхал о выкрике… Мне бегло на улице… сказал Айхенвальд (ребята собирались, делали доклад) – или что-то в таком роде, и я это скрыл, пожалев «ребят»… В 1932 году я двурушничал и по отношению к «ученикам», искренне думая, что я их приведу целиком к партии…»
Трудно понять, как такое признание могло привести к чему-то иному, кроме как подорвать, возможно, еще сохранявшееся доверие к Бухарину. Вместе с показаниями на двух последних пленумах, где он присутствовал, его признание представляло собой очередную частичную уступку, каждая из которых становилась пагубнее предыдущей. Таким образом, у Сталина мог возникнуть законный вопрос, когда же Бухарин говорил (или скажет) всю правду о своих собственных связях и о том, что ему известно о деятельности других лиц». [37]37
Getty, Naumov.P. 563.
[Закрыть]
До сих пор никто, кажется, не заметил еще одну характерную особенность письма: если все сказанное там считать правдой, тогда его следует признать исчерпывающим доказательством, что признания Бухарина не могли появиться вследствие физического насилия или угроз, адресованных семье или ему самому, или в результате ужасающих условий тюремного содержания.
Хотя письмо Бухарина противоречит некоторым его прежним уверениям в невиновности, у сторонников бухаринской невиновности оно тем не менее считается безусловно «правдивым» документом. Между тем в 1971 году один из близких бухаринских соратников – швейцарский коммунист и член Исполкома Коминтерна Жюль Эмбер-Дро опубликовал мемуары, где среди прочего поведал:
«Еще Бухарин сказал мне, что они решили использовать индивидуальный террор, чтобы избавиться от Сталина».
Среди всех обвинений Бухарина самое, пожалуй, серьезное связано с его участием в заговоре с целью убийства Сталина. По словам Эмбер-Дро, уже в 1929 году Бухарин говорил, что для отстранения от власти Сталина он и его сообщники приняли решение прибегнуть к террору (т. е. к убийству). Хотя о последнем довольно много сказано в показаниях от 2 июня 1937 года и на процессе 1938 года, тем не менее в письме Сталину от 10 декабря 1937 года и на всех известных нам очных ставках обвинения в терроре Бухарин категорически отвергал.
Но утверждение Эмбер-Дро доказывает, что Бухарин лгал Сталину в личном послании от 10 декабря 1937 года. [38]38
Кроме того, это письмо представляет собой пример отвратительного раздувания сталинского культа: «Я… научился по-умному тебя ценить и любить». Славословия такого сорта вряд ли были способны посеять доверие ко всему написанному в письме. Неужели Бухарин полагал, что Сталин настолько глуп и будет верить этой сентиментальной болтовне?
[Закрыть]Что касается самого Эмбер-Дро, то он считался другом Бухарина и ненавидел Сталина. Кроме того, мемуарист проживал за пределами СССР, а потому не может быть и речи о его принуждении к «нужным» заявлениям.
И уж если в 1929-м Бухарин признавал террор допустимым методом политической борьбы, нельзя исключать, что он придерживался того же мнения годы спустя. Остается только сказать: когда в 1971 году вышли в свет мемуары Эмбер-Дро, историки, пишущие о Бухарине, рассказ швейцарца о планах убить Сталина сопроводили гробовым молчанием…
Письмо Бухарина «будущему поколению руководителей партии»
«Будущему поколению руководителей партии» – так называется документ, публикация которого состоялась со слов вдовы Бухарина Анны Лариной на страницах еженедельника «Московские новости». Дата выхода в свет – 3 декабря 1987 года – указывает, что письмо было напечатано в рамках кампании в пользу формальной реабилитации Бухарина, действительно состоявшейся всего несколько недель спустя. По словам Лариной, Бухарин подготовил свое письмо-обращение во время февральско-мартовского (1937) Пленума Центрального Комитета и просил выучить свое послание наизусть. [39]39
Пленум начался 23 февраля 1937 года с вечерней сессии, а решение об аресте Бухарина и Рыкова было вынесено 27 февраля.
[Закрыть]
Ларина утверждает, что по памяти воспроизвела письмо на бумаге, лишь когда узнала о выступлении Хрущева с «закрытым» докладом на XX съезде КПСС (1956), т. е. через 19 лет после предполагаемой даты написания; оно с тех пор хранилось у нее в записанном виде. Если Ларина и сказала чистую правду, особенности человеческой памяти таковы, что по прошествии без малого двух десятилетий любой текст мог претерпеть существенные метаморфозы. Но проблемы с письмом вмиг исчезают, если допустить, что в действительности оно было не записано, а составлено после XX съезда, возможно, даже годы спустя. В самом документе, адресованном «поколению руководителей» далекого будущего, Бухарин якобы просит о своем «оправдании и восстановлении в партии», что произошло в считаные недели и дни после публикации письма, но к тому времени обросло множеством слухов, начавших распространяться еще в годы хрущевских реабилитаций и особенно после XXII партсъезда (1961). Что, как представляется, и есть наиболее вероятное время написания этого «послания».
В глаза бросается и несоответствие взглядов автора письма и реального Бухарина времен февральско-мартовского Пленума 1937 года. Так, обращаясь к будущим руководителям партии, автор пишет немало горьких слов о Сталине. Между тем в подлинных документах, составленных Бухариным незадолго до и после ареста, – в большом письме в Центральный Комитет, в репликах и в выступлениях на Пленуме и, наконец, в письмах от 15 апреля, 29 сентября и, разумеется, в письме-опровержении от 10 декабря 1937 года, которое разбиралось чуть выше, – о Сталине говорится только уважительно, а кое-где встречаются даже признания в любви… [40]40
В дополнение к обсуждавшемуся выше письму от 10 декабря 1937 года известны еще два послания Бухарина Сталину: письмо от 15 апреля 1937 года (см.: Источник. 2000. № 3. С. 46–58) и неопубликованное письмо от 29 сентября 1937 года («Архив Волкогонова», контейнер 27, дело 6). По словам Стивена Коэна, существует еще одно короткое письмо, датированное 14 ноября 1937 года, с которым авторам пока не удалось познакомиться (С. Коэн – Г. Ферру, личное послание от 23 октября 2003 года).
[Закрыть]
Резко отрицательное отношение в ларинском письме высказано и к НКВД – эдакой «адской машине, которая, пользуясь, вероятно, методами Средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно». Так мог бы написать человек, проведший не один месяц в следственном изоляторе на Лубянке, но не Бухарин накануне своего ареста. В конце концов Бухарин просидел почти год, находясь под следствием, но созданные ему условия пребывания в тюремной камере мало напоминали средневековое узилище.
Его истинное отношение к НКВД ярко характеризуют слова, сказанные в связи с казнью Зиновьева и Каменева. В письме к Сталину от 27 августа 1936 года Бухарин пишет: «Что мерзавцев расстреляли – отлично: воздух сразу очистился». А всего через несколько дней, обращаясь на сей раз к Ворошилову, Бухарин называет Каменева «циником-убийцей», «омерзительнейшим из людей, падалью человеческой», и вновь добавляет: «Что расстреляли собак – страшно рад». [41]41
«Всюду и везде я буду настаивать на своей полной и абсолютной невиновности…» (Письма Н.И. Бухарина последних лет). Август – декабрь 1936 года. // Источник. 1993. № 2. С. 11 и 15; цитируется в: Василий Сойма. Запрещенный Сталин. М.: OЛMA-Пресс, 2005, гл. 5; см. также: http://perpetrator2004.narod.ru/documents/Buk– harin/Bukharin Letters.doc.
[Закрыть]
Ужасные слова! Нет ни одного свидетельства, в котором есть хоть что-то подобное со стороны Сталина! И ясно почему: такие ругательства характерны для человека, который вообще много болтает, кто «слишком щедр на уверения» (Гамлет. Акт 3, сцена 2). Конечно же, столь «изысканные» выражения потребовались Бухарину, чтобы убедить Сталина, Ворошилова и других в том, сколь лживы обвинения, выдвинутые против него Зиновьевым и Каменевым на первом открытом процессе. Вот так поступал настоящий Бухарин, а не автор воображаемого письма-обращения, которое представлено Лариной как послание ее мужа к «будущим поколениям руководителей партии».
Ларинский документ с подчеркнутой настойчивостью говорит о трогательной любви его предполагаемого автора к В.И. Ленину. Очевидно, что такой сюжетный поворот связан с обвинениями, выдвинутыми против Бухарина незадолго до мартовского процесса 1938 года, согласно которым в 1918 году он совместно с «левыми» эсерами выступал за арест и физическое уничтожение Ленина. Трудно понять, зачем настоящему Бухарину понадобилось писать о своей сердечной привязанности к вождю мирового пролетариата в феврале 1937 года? Здесь же он клятвенно заверяет, будто «ничего не затевал против Ст[алина]», что, как известно, по крайней мере от Эмбер-Дро, не соответствует истине.
Если считать ларинское письмо правдивым и подлинным, тогда придется признать: в последние годы жизни Бухарин лгал во всех своих выступлениях и письмах; но если последнее неверно, тогда послание «будущему поколению руководителей партии» представляет собой какое-то скопище бухаринских неправд, либо – фальшивка, сработанная или доработанная самой Лариной и, не исключено, не только ею одной.
Недоступные свидетельства
По заявлению членов реабилитационной Комиссии Политбюро ЦК КПСС 1988 года, архивное дело Бухарина и всей его группы состоит из 276 томов. [42]42
РКЭБ-3. С. 33.
[Закрыть]Но лишь ничтожно малая часть следственных материалов предана гласности или доступна исследователям.
Известно о существовании еще трех признательных показаний Бухарина дополнительно к уже имеющимся у историков. Нет сомнений, что стенограммы допросов и признаний других арестованных НКВД лиц содержат материалы, изобличающие Бухарина. Именно о них, по-видимому, идет речь в реабилитационной справке 1989 года:
«После указанных очных ставок последовали новые многочисленные аресты бывших «правых» и других оппозиционеров, от которых были получены «нужные» показания на Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Протоколы допросов этих лиц направлялись Н.И. Бухарину на квартиру. Лишь за один день – 16 февраля 1937 года Н.И. Бухариным было получено 20 таких показаний». [43]43
Известия ЦК КПСС. 1989, № 5. С. 76–77. Бухарин сам упомянул этот факт, выступая на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б), см.: Вопросы истории. 1992. № 2–3. С. 30.
[Закрыть]
В нашем распоряжении есть стенограмма допроса Рыкова от 4 января 1938 года и его же собственноручные показания, датированные пятью днями позже, где Бухарин упоминается как один из ключевых участников заговора. [44]44
«Архив Волкогонова», контейнер 4, дело 5.
[Закрыть]Известно как минимум о трех очных ставках Рыкова с его обвинителями. Но все, чем мы располагаем, ограничено несколькими взятыми из них отрывочными фразами. [45]45
Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 77.
[Закрыть]Не исключено, что многие улики против Рыкова будут и подтверждением бухаринской вины, ибо как признанные лидеры «правых» они всегда действовали рука об руку. [46]46
Рыков никогда не был теоретиком, но был близким соратником Ленина и давним членом Политбюро, стоял во главе СССР, занимая пост Председателя Совета народных комиссаров, затем стал наркомом связи.
[Закрыть]
Из всех известных сегодня источников следует, что заговоры 1930-х годов так или иначе переплетались друг с другом. Как в случае с архивным делом Бухарина, следственные материалы и здесь насчитывают сотни томов: 58 – по делу Пятакова, около 300 – по делу Тухачевского и т. д. Историкам же доступна мизерная часть этих документов.
За истекшие с начала хрущевских «реабилитаций» десятилетия разнообразнейшие комиссии прошерстили все следственные материалы в надежде найти в них следы фабрикации обвинений и свидетельства принуждения подследственных к лживым признаниям. Утверждения о наличии таких фальсификаций есть и в реабилитационных документах по делу Бухарина, однако никакими доказательствами они никогда не подтверждаются. Такие факты, конечно, не замалчивались бы, если, разумеется, их действительно удалось бы выявить в архивных хранилищах. Хорошо теперь известны стенограммы заседаний реабилитационной комиссии Политбюро ЦК КПСС, рассматривавшей дело Бухарина. Но сведений, доказывающих его невиновность, члены комиссии представить не смогли.
СООТВЕТСТВИЕ ДРУГИМ СВИДЕТЕЛЬСТВАМ И ИССЛЕДОВАНИЯМ
После распада СССР преданы гласности многие другие документы, которые имеют отношение к делу Бухарина. В работах ряда историков показано: существовавшее с хрущевских времен единодушное признание всех подсудимых московских процессов невинными жертвами сталинского правосудия необоснованно и подлежит пересмотру.
Енукидзе и «кремлевское дело»
Авель Енукидзе стал центральной фигурой того, что впоследствии стало известно как «кремлевское дело». В 1935 году нарком НКВД Ягода проинформировал руководство страны о раскрытии заговора с участием работников партийно-хозяйственных учреждений на территории Московского Кремля. Все лица, осужденные по этому делу, реабилитированы комиссией при ЦК КПСС в 1989 году. Авель Енукидзе, чье дело, как сообщалось в стенограмме «бухаринского» процесса, выделено в отдельное производство, реабилитирован в 1960 году. Сам Енукидзе на допросе 27 апреля 1937 года связал «кремлевское дело» с заговором «правых», в котором участвовал Бухарин, хотя по имени назвал тогда только Томского. [47]47
Самая первая из публикаций показаний Енукидзе (от 30 мая 1937 года) появилась в сборнике «Генрих Ягода» (док. № 166, с. 508–517). В этой стенограмме следователь НКВД ссылается на допрос Енукидзе от 25 апреля 1937 года, который в 2005-м был опубликован в: Лубянка-2. Док. № 60. С. 144–156). Сборник из серии «Лубянка», опубликованный фондом А.Н. Яковлева «Демократия», носит полуофициальный статус, поэтому документ с признаниями Енукидзе подтверждает подлинность ранее опубликованных материалов той же серии.
[Закрыть]Признания Енукидзе во всех принципиально важных аспектах совпадают с показаниями Ягоды, которые тот дал 19 апреля 1937 года и где сообщается, что кроме Бухарина в том же заговоре участвовали вооруженные формирования правительственной охраны Кремля. И Енукидзе, и Ягода отметили исключительно важную роль коменданта Кремля Петерсона, который в свое время был начальником поезда Троцкого.
