Текст книги "Псы и убийцы"
Автор книги: Григорий Панченко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
2
О Создатель этого мира! О Великий!
Каково прегрешение человека, заставляющего страдать молодую собаку от недостатка пищи?
И сказал Ахура Мазда: «Столь же великое, как если бы он заставил страдать от голода деревенского ребенка, находящегося у него в услужении».
Я сижу, значит, реву как малыш, Группа скулит вокруг… совсем размокли. Но делать что-то надо. Встаю, промокаю морду, псов успокоил кроме Лакхи, тот все воет. Малый прямо лебезит – не может простить себе, что меня бросил. А Нюхачу все это до пятки, как прошлогоднее мясо. Мерзкая все-таки порода. Огрел бы его раз, да не поймет, за что.
Вообще-то нам положено в качестве доказательства правое ухо брать, но тут я засомневался. Во-первых, они все далеко друг от друга, самому ходить – до вечера не управлюсь, а собакам это не поручишь. А во-вторых… Даже сказать неловко. У одного-то из них я ухо точно не отсеку.
С одной стороны, конечно, они наших не жалеют. Это-то я знаю не из Бесед. Но все-таки…. А главное – время, время! Двое суток гнал, значит, и обратно – столько же. А у меня еще две собаки ранены.
Так ничего придумать и не могу. В конце-концов икнул я на это дело и заставил Группу вырыть яму (лопаты не было, а мечом копать – опять же время). Похоронил обоих вместе. Как – кого? – Морни и Верного, конечно. Знаю, у них это не принято, но не мог же я погребальный костер сварганить – это ведь воз сухого дерева. Потом, на ларские обычаи я икать хотел, я его – как никанца. Чего скалишься? Он бы знаешь, каким собаководом был, если бы Всемогущий иначе распорядился! Уложил, как нужно – в позе спящего, рядом дорожная сумка… Хватит.
Уши не стал брать. Скажу – пятнадцать – пусть поверят или проверят, если смогут. Небось, поверят – я все-таки пока на хорошем счету. А у того, которого считаю Сыном, беру всю голову и медальон нагрудный. Гнусное оно дело – головы рубить, но война спишет. Не мы начали… Сдам в Управление, пусть разбираются.
Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи, две головы (да, я не сказал, вторая – того старикашки, что чуть не упокоил меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется. Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель. В общем, мы ночуем чуть ли не на том же месте, где их вечерняя стоянка была. Там как раз родник есть поблизости, но они, дурачье, его не нашли. Впрочем, так бы их и подпустил к воде…
Наутро Седьмой окончательно расхромался. Гружу его Лакхи на спину. А что – Лакхи раза в два тяжелее меня, а он, наоборот, вдвое легче. Вот и считай. Почти как на лошади получается. А Пятый – в порядке, как не было ничего.
Одним словом, к своим мы добираемся лишь следующим вечером. Нас, конечно, уже похоронили, Ребята виснут на мне всем скопом, так что я живо оказываюсь на земле. Даже заплечный мешок снять не дали. Очень трогательная сцена, чуть второй раз не разнюнился. Особенно меня достал Массажист – я месяца три назад у него занимался, когда курс кончал, и время от времени кого-нибудь из псов приводил, если помощь требовалась, но особой дружбы у нас не было (какая дружба – он мне в деды годится). А он, оказывается, больше суток не спал, когда все, кроме нас, вернулись, не ел и молился. Всемогущему.
Головы и отчет, конечно, отнес в Управление – это сразу, в тот же вечер. Потом меня наши в бассейн потащили и драили меня там до темноты: я, как выяснилось, до того устал, что сам даже мочалку держать не могу. Я думал уже завалиться, но Гети и Вигр не ушли, и мы с ними едва ли не всю ночь протрепались. Гети тоже пса потерял, своего Восьмого из средних. Это его первая потеря, а он нас всех моложе на столько же, на сколько я был младше Морни (хватит!) – совсем еще пушистый. Какой там сон! Все нам Восьмого расписывал. Почти до утра утешали мальчика. Я вообще зеленый стал, как листик: третью ночь не сплю. Почему третью – ну, позавчера караулил, а вчера не мог из-за… (хватит, я тебе говорю!)
Нас на этот раз в каком-то роскошном доме поместили. Летняя вилла, наверно, – со внутренним двориком, бассейном, паровой баней и прочими красотами. Выхожу утром и вдруг – топот, лай… Пленных ведут.
Ой, много их, оказывается. Я-то думал, что на этот раз в плен не брали. А конвоируют их курсанты Школы Внутренней Службы. Это они себя так называют, мы их – проще: «стража». Все черные: и стражники-люди, и стражники-псы, только псы еще с рыжими подпалинами. Не люблю я их – ни тех, ни других. Одинаковые они. Сильные они и цепкие они, но все же волчья это работа, не собачья и не человеческая. Соответственно, и мозги у них с вывихом – иных в эту Школу и не берут. Меня раз арестовали, жабы. Ни с того ни с сего – вдруг пес ихний сзади подлетел, сбил с ног, поранил даже. И эти двое тут как тут, руки закручивают. Ну, тут Группа налетела, я ее едва удержал, и то уже после того, как эта троица вдоволь земли наелась. Стоят передо мной бледные-бледные (даже пес, кажется, побледнел). Подозрительным я, видите ли, показался. Испугались, спрашиваешь? Не то слово, там аж запахло кое-чем.
А пленные все идут и идут. Ну, я ничего, я их теперь уже спокойно видеть могу. Не то что сразу после того похода. Когда мы у них повторно Нику отбили, я первым делом сбегал к себе домой, а потом ворвался в лагерь, куда ларских колонистов поместили (из их новой колонии), и резал, резал, пока не полегчало немного. Спасибо Наставнику – прикрыл меня, а то бы недолго и под трибунал. Официальная гуманность, чтоб ее об стенку… Пленных, значит, не положено… Что? Да человек десять в тот раз! Были ли среди них женщины? Были. И из малышни тоже кто-то под руку попал. Нет, тогда я ни о чем таком не думал. У меня вообще в тот день одна мысль была, одно воспоминание: «мама! отец! братики!..»
Ладно. Чего уж теперь бредить. Не я один такой.
Рабство Ближайший Друг отменил сразу после того, как стал Ближайшим Другом, но суть этой отмены, по-моему, никто, включая меня, не понял. Правда, выбор у пленных (а из своих – у осужденных преступников) все-таки сейчас будет: либо строительные работы (чем не рабство?), либо Испытания. Причем средний пленный, если за ним других дел не числится, на строительстве должен пахать пятнадцать лет, а на Испытаниях – пять. Если доживет, в чем сомневаюсь. Но все равно многие согласны, рвутся даже! А что – кормят лучше, издевательств поменьше. Официально их вообще нет, но мало ли чего нет официально… Если, упаси Всемогущий, я бы под трибунал попал, то и сам бы это выбрал.
Ну, дальше все идет как ожидалось. Рассредоточили нас на границе Западного округа (это Оремон, значит, Западным округом сейчас называется… Впрочем, сами виноваты: что ни говори, а Лару они продались). Несем охранную службу, но ночами – стычки с оремонскими бандами, редкие и успешные. Время от времени нас повзводно отзывают и дочитывают курс лекций.
Сейчас как раз практические занятия по тактике – Испытания. Стрелковые, без Групп. Оказывается, специально для Ведущих разработали новый лук-баллисту, легкий и складной, с двойным стременем вместо ворота. Не очень-то дальнобойный, но за триста шагов пробивает щит ларского образца и солдатскую кожаную куртку вместе с ее содержимым. Как всегда, в этом мы удостоверились на добровольцах из пленных.
Рубеж перехода в атаку был тридцать шагов, а не шестьдесят, как обычно, но это нормально: он скорострельней, чем общевойсковой с воротом. Их задача была дойти до этой метки двумя отрядами: глубокой колонной и в рассыпном строю. Ну, оба раза они и не дошли, хотя в рассыпном целиться труднее. Отличное устройство – будь у меня такой, я бы их в первый же день без всякой погони перещелкал. Правда, это опытные образцы…
А между прочим, – вот усовершенствуют лук-баллисту, или ручные огнестрелки появятся, или развалится Империя Лар (ну, это навряд ли), – и что же? Мы все сразу ненужными станем?
Вигр в последнее время странным стал. Нет, это в нем не власть переваривается – он ведь давно сержант и лучшего сержанта я, по правде, не желаю. Это от ума, наверное, – он умный, из образованной семьи, а в Школу попал, как и я. Но много он на себя берет, я его сейчас уже обрывать начал: «Не смей! Не желаю слушать!» Ох, нарвется… А ведь он все-таки мой самый близкий друг, единственный, кому я могу довериться полностью, вплоть до головы. Неужели взрослеем, и пути расходятся? Но цель-то у нас одна? Или нет? Он теперь со здешней молодежью связался, благо в Оремоне «общий» знают (а у нас уже начали забывать, по-никански говорим). Сам я не видел, но ребята рассказывают, что один из них – хиленький такой, головастик, даже к нам сюда приходил. Гети по этому поводу гнусно хихикнул, за что получил от меня в ухо. Я эти намеки отметаю сразу: Вигр не такой человек. А вот как бы он ненароком не сболтнул лишнего… Если кто-нибудь стукнет, могут привлечь по делу «о разглашении»..
Впрочем чушь. Вигру я верю, как себе… больше, чем себе. И думать о друге, «а не выдаст ли он военную тайну» – подло. Иначе это не друг.
Да, я забыл – меня к награде представили, наверное, на днях выдадут. За что, спрашиваешь? Ну, нам не объявят, но должно быть определили, кто эти двое. Могли бы и объявить, кстати, – по крайней мере, мне. Секретность, чтоб ее три раза об стенку…
3
И сказал Ахура Мазда: «Покуда собака способна лаять, ни воры, ни волки не унесут ничего со двора твоего». Но волков, этих зверей со слюнявой пастью, надлежит убивать, истреблять и уничтожать.
Когда они вернулись в укрепленный лагерь, стояли плоские сумерки. На сей раз не было ни бассейна, ни летней виллы – просто оборудованная высоко на склоне площадка, с которой можно было контролировать три смыкающихся ущелья. Сержант и еще четверо, взяв догов со вьючной сбруей, спустились в деревню за продуктами. Четверо – потому что лошади здесь не пройдут, а дог слушается только своего ведущего (исключение – в Строю). Да и небезопасно было одному в селении, даже при собачьем эскорте. Скадли сам не напрашивался, и Вигр его не пригласил.
Вернулись они не с учений, а с операции по обезвреживанию банды. Световым сигналом сообщили, что в двенадцати полетах ниже по центральному ущелью через реку переправилось несколько вооруженных мужчин. Застигнутые общевойсковым отрядом, они успели укрыться в ближайшем селе и отстреливались оттуда. Восемь Групп собаководов прибыли через час после начала событий (пришлось бежать) и сразу вступили в дело. Очень быстро и профессионально они рассыпались вокруг и взяли на прицел верхний край опоясывающего деревню глинобитного забора. Оружие их было более мощным, прицельную стрельбу они могли вести дальше, чем осажденные, и вскоре подстрелили кое-кого из них (а остальные больше не решались высовываться). Потом все Группы, без ведущих, управляемые мысленными командами и неслышным для человеческого уха звуком специальных свистков, подобрались к невысокой стене и одновременно перемахнули ее в четырех местах. Еще через час в селенье можно было входить, так как из-за недостатка дерева и отсутствия воров в здешних краях нет прочных дощатых дверей – лишь тростниковые занавеси. Среди убитых, конечно, оказались и бандиты, но кто именно, удалось определить только предположительно, потому что не было известно даже их точное число. В Школе обошлось без потерь, идиоты общевойсковики подставили двух своих под стрелы.
Там-то Вигр рядом со Скадли был… А сейчас – позвать не соизволил.
Курсанты любили бывать в населенных пунктах, причем даже не с целью подкормиться или зацепить девочек. Просто это оставалось единственным разнообразием в их теперешней жизни.
Уже много дней они с Вигром все хуже понимали друг друга. Трое суток назад он не выдержал и сказал сержанту все, что думает о нем и о его контактах с местными. Это был их последний откровенный разговор, да и едва ли не последний разговор за это время.
Вигр тогда даже совсем не разозлился, он вообще выглядел скорее сонным.
– Понимаешь, – медленно протянул он, – иногда надо сказать своей стране: «Права не ты, прав твой враг».
Сказал – как огрел доской по макушке. Скадли уже считал их спор законченным, он даже успел отойти на несколько шагов, прежде чем осмыслил эту фразу. Тогда они сорвались, наорали один на другого – собственно, орал-то Скадли, а Вигр все пытался ему что-то втолковать.
Нет, не ларов он, оказывается, имел в виду, хотя с ларами тоже не все так просто (тут Скадли вспомнил свое и временно заткнулся). Но то, что они сами сейчас творят, делало их, по его логике, едва ли лучше ларов.
Что? Ну, вспомни вчерашнее дело. Или позавчерашнее. Забыл, память отшибло?
(Интересно, что бы он сказал о сегодняшнем побоище. Кстати, он сам в нем участвовал, да и в тех «вчерашних-позавчерашних» тоже. Но все эти три дня они не то чтобы не встречались, не говорили совсем – а куда денешься но стыдились смотреть друг другу в глаза.)
Уж не будешь ли ты спорить, что Оремон заключил с Ларом сделку за наш счет? Не буду, я вообще с тобой на этот счет спорить не собираюсь. Скажешь, неправда? Это наша версия, что во-первых, а во-вторых, к моим словам она не имеет ни прямого, ни косвенного отношения. Потом, извини, ты их что, упрекаешь, что они лизали ларскую задницу, а не нашу? Дескать, вот злодеи, не ту задницу выбрали? Ишь, грамотно заговорил, сынок учительский… Ты моих родителей не трожь, ты понял, птенчик?! Они там же, где твои! Ну ладно, прости, я виноват, можешь мне в морду заехать. Но скажи, – значит, по-твоему, оремонцы более правы чем мы? Ну, менее неправы, если тебе так спокойней. Ты сказанул, однако!!! Вот послать бы тебя одного в дальнее село, – одного, без Группы, – висел бы ты на дереве с ободранной шкурой! Ну, я их не оправдываю. Они темные, жестокие люди, но здесь все так перемешалось, что нельзя и не нужно определять, кто первый сказал «гав». Вот ты содранную кожу вспомнил – а что такое «двуструйка», знаешь? Приходилось видать?
Скадли вздрогнул. «Двуструйку», или «двуструйный огнемет», он видел лишь однажды (когда общевойсковое соединение взяло кого-то из бандитов живым) и не горел желанием наблюдать это зрелище снова. Страшная это вещь: человека фиксируют в позе «на четвереньках» и накачивают ему зажигательную смесь для огнемета – в глотку и… в другое место, а потом…
Умом-то Скадли понимал его доводы. Хуже всего, что они имели под собой реальную почву. Но как он, ради Всемогущего, сам не понимает, что невозможно, кощунственно даже думать так, когда в опасности Родина? Выбор-то каков? Пусть нас лучше за-воюют? Вырежут, обратят в рабство, да?!
– Не знаю… – Это Вигр сказал тихо-тихо, словно самому себе. – Может быть, лучше для нас будет именно это. Ведь мы-то не темные и не жестокие… не были такими. Но сейчас… Понимаешь, то, что спасает себя таким способом, не имеет права на существование.
Раз! И снова – будто доской по темени.
– Ах ты па-адаль, – прошептал Скадли и хлестко ударил его в челюсть.
Заметил безмерное удивление в черных глазах и, превозмогая дурноту, ударил второй раз. Мгновение спустя они уже дрались, сцепившись, как дикие коты, не вспоминая ни о боевых приемах, ни о коротких мечах на поясах, чтобы ничего не могло встать между ними и их ненавистью.
Где-то на краю сознания мелькали растерянные голоса – Гети, Кель, Биаци… Но все-таки даже сейчас они оставались щупачами, поэтому когда волна собачьей ярости опалила их, они с неуловимой быстротой развернулись спина к спине и в одно горло крикнули: «Стой!»
Вовремя. Еще миг – и полетело бы мясо с костей: в такой ситуации собак одним мысленным посылом не остановить. Скадли даже сорвал голос.
Вигр кинулся успокаивать свою Группу; Скадли, сипя и кашляя, – свою, и так они разошлись в разные стороны.
Вообще-то Скадли не умел долго хранить ненависть, и потому он одно время пытался поймать взгляд Вигра: вдруг тот подмигнет, тогда они рассмеются и обо всем забудут; или хотя бы не опустит глаза, тогда Скадли сам подмигнет… Вигр и не опускал, но глядел как бы сквозь него.
И вот теперь он не возвращается, хотя сумерки уже перешли в ночь. Не случилось ли чего?
Внезапно Нюхач из его Группы рявкнул басом, другие собаки отозвались, и несколько четвероногих теней сразу исчезло в темноте.
Но это не ребята возвращаются: тогда псы лаяли бы иначе. Враг!
Когда Скадли и остальные подоспели, Нюхач стоял передними лапами на распростертой фигуре и улыбался во всю пасть. Молодец – доказал свою профессиональную пригодность.
Звеня длинными ножнами по земле, прибежал дежурный офицер. Задержанного подняли. Обыкновенный оремонский мальчик, недоросток лет пятнадцати. И – абсолютно безоружен, хотя здесь в таком виде из деревни не выходят. Да и вообще, в одиночку здесь бродить, даже местному… Босые ноги сбиты в кровь – издалека добирался.
– Что тебе здесь нужно?
Парнишка, мешая оремонскую речь с «общим», испуганно затараторил. Скадли наморщил лоб, пытаясь разобраться. Кто-то ему был нужен… младший начальник какой-то…
– Старший начальник здесь я! – Дежурный офицер возвышался над ним, как дог над Малым.
Нет. Зачем-то ему был нужен именно младший.
– Из начальников у нас младшие – вожаки, – куражливо выкрикнул один из курсантов. – Может, он к моему вожаку пришел, а? Мяса ему принес. Своего!
Вокруг загалдели:
– Мяса! Жратиньки хочу-уу!
– Да врет он все, парни, слушай больше!
– Вынюхивал что-то, гаденыш.
Зычно взревел один из вожаков, сунувшись клыкастой пастью прямо к лицу мальчишки, – тот с воплем осел на землю. Он уже не сдерживал слез, все еще пытаясь что-то объяснить.
«Они совсем паренька сейчас задавят, – с неудовольствием подумал Скадли, косясь на дежурного. – Ну что за разведчик из такой сопли? Даровую игрушку себе отыскали».
– А ну встань, крыса!
Но тот еще больше скорчился у ног курсантов, и тогда кто-то из них, выслуживаясь перед офицером, схватил его за грудки и рванул так, что распустил одежду до пояса, а парень вскрикнул и подскочил как ошпаренный…
Да… такого не ожидал, никто.
Не вскрикнул, а вскрикнула. И не парень вовсе.
И воцарилось молчание. В задних рядах один заржал блудливо, но его пихнули, и он умолк.
Первым опомнился дежурный.
– Так. Дело представляется ясным. Шпионаж!
– Потому и переоделась, – ошеломленно брякнул кто-то.
Скадли внутренне согласился было, но тут же сообразил, что для целей разведки, может, и стоит переодеть девицу в мужское, но нет смысла именно девицу и посылать: настоящий мальчишка сработает уж никак не хуже. Да и что здесь вынюхивать? Боевые псы – о них и так весь Оремон… весь Западный округ знает, разве скроешь… Только пусть попробуют до Лара эту весть донести через патрули.
– Сколько ты наших ребят заманила, гнида, сука?! – зазвенел яростью ломающийся юношеский голос.
Тут же подскочили остальные, готовые разорвать пленницу не хуже, чем их псы. Они словно забыли, что перед ними всего лишь девчонка – враг перед врагом.
– Тихо! – Офицер вдруг как-то по-волчьи вгляделся в ночь:
– Что там еще?! Боевая тревога!
Оказалось, ничего страшного. Просто вернулись посланные за пищей.
У них тоже было не все ладно. На обратном пути их закидали камнями. Насколько можно было разобраться в темноте, камни летели издалека и не очень прицельно: возможно, пращники действовали.
– А ты что делал, миротворец?
Вигр обиделся:
– А что я мог? Они же под вьюками. Подал команду «Голос!», доги рявкнули, и все стихло. Наверное, до сих пор чешут без оглядки.
– Понятно. Все – одна компания.
– Что?
– Ничего. Сейчас ты другую команду отдашь. Сержант Вигр!
Вигр нехотя принял строевую стойку, тут же шевельнулся, расслабляясь, но увидел девушку и закаменел окончательно.
– Друг-сержант, тебе поручается важное задание. Взять Группу, отвести задержанную в сторону, потом вернешься один. Приказ ясен?
Вигр сглотнул:
– Я… Я не…
– Это приказ, друг-сержант, – повторил дежурный, с любопытством приглядываясь к нему. – Ты что, отказываешься?
– Нет, друг-дежурный.
– Подальше отведи!
Они ушли. Скадли слышал, как взревели во тьме собаки.
Когда Группа вернулась, псы вылизывали окровавленные морды. По-хорошему, ведущий должен был их помыть, но Вигр сразу же молча опустился у костра рядом со Скадли, свернулся клубком, укрыв лицо в коленях, и замер. Поразмыслив, Скадли протянул руку и потряс его за плечо. Он будто не заметил этого – или в самом деле не заметил?
Подумаешь, велико горе! Неприятно, о чем говорить, но ведь не первый раз он подал собакам команду на растерзание. И не последний, если завтра не убьют.
Утром их отозвали на занятия. Снова без Групп: предстоял зачет по скалолазанью.
…Все уже сидели на гребне, утирая пот и перешучиваясь, а дежурный офицер (он еще не сменился) стоял в стороне и посматривал вниз. Что он там выискивает? Вдруг над краем обрыва показалась рука, затем вторая, – и осторожно подтягивавшийся человек стал виден по грудь.
– Друг-сержант! – ахнул Гети.
Остальные замолкли.
Скадли не сразу осознал причину их удивления. Потом до него дошло, что Вигр всегда был лучшим скалолазом, он даже тренировал младшекурсников. Не то что последним, он и вторым ни разу не оказывался.
Офицер двинулся к нему мягким кошачьим шагом, и Скадли вдруг понял, что сейчас произойдет страшное. Но ничего как будто не произошло.
– Подними рукав, – спокойно сказал офицер.
Вигр вздернул брови, помедлил и закатил левый рукав, на который указывал дежурный.
– Выше, выше. До плеча.
Он неохотно повиновался. Бинт… У самой подмышки рука была перевязана чистой тряпицей, в одном месте пропитавшейся кровью.
– Ну и что? – довольно громко сказал кто-то из сидящих.
– Ну и что, друг-дежурный? – повторил Вигр, пристально глядя ему в глаза.
– От чего это?
Вигр пожал плечами:
– Камнем вчера попало.
Дежурный вдруг рванул повязку так, что Вигр вскрикнул от боли.
Перед глазами у Скадли словно лопнул кровавый пузырь, а когда краснота немного рассеялась, выяснилось, что он сидит на лежащем ничком офицере, прижимая его к камням. Вокруг стоит угрожающе-растерянный гомон, некоторые, столь же угрожающе-растерянно (непонятно – в чей адрес угроза), держатся за рукояти мечей.
Дежурный не обращал на это внимания. Он легко поднялся, как пыль стряхнув Скадли со своей спины и даже не оглянувшись на него, взялся за руку Вигра над запястьем и мгновенно (тот даже не успел напрячь мышцы) поднял ее вверх:
– Это – камень?
Да. Офицер вел себя, как последняя мразь, и пусть он только попробует написать рапорт насчет неповиновения – на него тут же весь курс другой рапорт отправит. Но!
Но эта рана явно была не от камня – уж настолько-то они разбирались. Скорее, такой след мог оставить меч-кинжал при колющем ударе.
– Сказать тебе, что ты сделал, друг-сержант? Я к тебе давно присматриваюсь… Вчера ты отвел эту дрянь в горы – подальше отвел, как и приказывали, – и отпустил. А затем опять скомандовал: «Голос!», проткнул себе руку («Неужели?!» – молоточками стукнуло в голове у Скадли) и вымазал своих псов для пущего правдоподобия. Так, друг-сержант?
– Да брось, друг-дежурный! – Вигр не был растерян или испуган, он скорее разозлился. – Брось! На том месте наверняка что-то осталось, даже если стервятники за ночь поработали. Вот сейчас прямо и проверим. Пошли успеем до темноты. Ну, кто со мной?
Дежурный офицер, видимо порастеряв свою уверенность, не решился сдержать курсантов. Шумной толпой, споря и крича, они примерно за час добрались к началу подъема в лагерь. И только тут обнаружили, что Вигра с ними нет.
Его поймали. Рассыпались по горам с нюхачами и поймали в тот же вечер. Их отделение как раз стояло на посту, когда двое из соседней роты привели бывшего сержанта, окружив его собаками. Привели и тут же с облегчением удалились, забрав псов.
Никто не решался смотреть на него, никто с ним не заговорил. И он тоже не сказал ни слова. Потом одновременно явились сразу двое дежурных: Старший и тот самый офицер, которого так и не сменили из-за чрезвычайных обстоятельств.
– Ну, друг-сержант, что мы будем с тобой делать? – сходу спросил он.
Все знали, что будет дальше и невольно расступились. Офицер тут же потащил из ножен меч, и Скадли был единственным, кто не опустил глаза. Кроме Вигра, конечно. Поэтому он единственный из всех (опять-таки кроме Вигра) видел, как Старший решительным жестом остановил офицера, и удивился этому.
– Надо отвести в Штаб, – прозвучал негромкий, с хрипотцой голос Старшего. – Кто?
– Я… Я, – отозвалось сразу несколько.
В их голосах не было ненависти, скорее даже, сочувствие: здесь, во всяком случае, бывшему сержанту оставаться опасней.
– Нет, – взгляд Старшего маятником прошел туда-сюда по лицам и вдруг словно выхватил Скадли:
– Ты!
Скадли снова удивился тому, насколько информирован Старший. Как он узнал об их драке?!
Вигр никак не отреагировал на все это. Он продолжал стоять, словно происходящее его не касалось. У Скадли мелькнуло какое-то смутное воспоминание – мелькнуло и исчезло.
Дежурный поиграл желваками:
– Иди… друг-сержант.
– А! Сержант я вам, сержант, да?! Нате, подавитесь! – Вигр зашелся в крике, скинул с плеч зеленый плащ-сетку, пояс с ножнами (обезоружили его раньше, еще при задержании), далеко отшвырнул форменную обувь. Значок сержанта – кольцо узорчатого металла в ушной раковине – он не стал разъединять, а вырвал, изуродовав себе лицо.
Тут до курсантов дошло, что он в истерике, – и бросились разом, и скрутили. Сперва Вигр бился так, что швыряло выросшую над ним человеческую груду, потом затих.
– Отпустите, – холодно приказал Скадли.
Его послушались. Он уже перешел в какое-то новое качество, имел право распоряжаться.
– А вдруг… – начал кто-то.
– «Вдруг» не будет. Лакхи! – Дог встал и потянулся. Внушительное зрелище. – Идем.
…Они уже спустились на дорогу и прошли половину расстояния до города, когда Скадли нарушил молчание:
– Это она раньше приходила?
– Куда?
– Не куда, а к кому. К тебе.
– Откуда знаешь?
– Рассказывали. Ты что, в наших условиях тайну хотел сохранить?
Бывший сержант помедлил:
– Да, она. И что из этого?
– Ничего. Меня просто интересует, кто она – шпионка, шлюха? Ты ей что-то выболтал? Языком с ней работал или… другой частью тела? А, «младший начальник»?
Вигр напрягся – казалось, сейчас бросится. Лакхаараа предусмотрительно выдвинулся вперед.
– Слушай… Ты знаешь такое слово – «любовь»? Или до восемнадцати лет дожил и ни разу слышать не приходилось?
– Мне восемнадцать с половиной.
– Ценное добавление. И вообще, давай договоримся: если ты мне друг то друг, конвойный – значит конвойный. Ты ведешь меня? Ну веди.
– Если я тебе друг, то не ори на меня, – Скадли усмехнулся. – А если конвойный – тем более. Я ведь не просто так спрашиваю… Мы с тобой не один год на соседних циновках спали.
– Неужели отпустишь? – Сказано было с издевкой, но в глазах темным пламенем колыхнулась надежда.
– Обожди. Я хочу знать: ты что, действительно…
– Да. Мы – муж и жена, понял? – сказал Вигр, глядя на него в упор и ничуть не стыдясь сказанного. А в самом деле – чего стыдиться? И до стыда ли ему теперь?
Вигр сам продолжил разговор:
– Она родом из того села, понял? Которое мы вчера… – он скрипнул зубами, – и ведь я даже не знал!.. Мы всегда в другом месте встречались!
Скадли споткнулся:
– А как же…
– Мать ее в горы услала – сразу же, как только общевойсковики подошли, понял?
– Ясно. И где она теперь?
– «Где»! – насмешливо повторил Вигр.
Они помолчали. И снова именно Вигр прервал тишину:
– Зачем она меня искала, соображаешь?
– Нет.
И тут сержант впервые замялся:
– Ну, в общем, она сказала, что у нас будет… будет…
– Ребенок? – тихо ахнул Скадли, догадавшись.
Вигр не ответил, но это, собственно, и был ответ.
– Л-ладно. – Скадли подавил дрожь в губах. – У меня к тебе предложение.
– Какое?
И снова в глазах темное пламя надежды.
– Нет, ты не думай… Я тебя не отпускаю. Точнее, не совсем. Сейчас ты уходишь и сам являешься в штаб. И сам все рассказываешь. Как ее зовут, Виг?
Тот молчал.
– Ну ладно, не хочешь – не надо. Так она где сейчас?
– Я же сказал – «где»! Я ее к дяде отправил… – он прикусил язык.
– Объяснишь все. Там люди знающие и зря не карают.
– Сам, не сам… Какая разница?
– Для тебя – большая. Одно дело, если я тебя доставлю под конвоем, и совсем другое – если ты явишься добровольно после того, как мог бежать. Особенно если ты расскажешь им как девушку найти и она подтвердит…
Вигр дернулся.
– Я же сказал: не хочешь – не надо. Но я тебе это, так сказать, настоятельно рекомендую.
– А ты как же? Как ты меня упустил, тебя же самого…
– Это уж не твоя забота. Отягчающих обстоятельств не будет – ведь ты же с повинной придешь. Наш отряд возьмет тебя на поруки, а тогда уж и целитель… – Он осторожно прикоснулся к располосованному уху и услышал, как Вигр затаил дыхание. – Ты еще завидным женихом будешь. Ну ладно, ладно, не сердись.
Вигр вдруг как-то непонятно глянул на него:
– А ты, часом, не задумал… Тогда стреляй в грудь, я не побегу.
– Что?!
– Что слышал. Валяй, действуй, будущий друг-сержант. Заодно и Старшего порадуешь – думаешь, он случайно именно тебя отправил? Или вы вообще заранее договорились?! Ну, давай – «три при»: «при исполнении», «при неповиновении» и «при попытке к бегству».
Скадли понял. Во время их беседы он так подчеркнуто сдвинул лук-баллисту за спину, настолько старательно не прикасался к нему, что Вигр именно по этой причине ждал стрелы в спину.
– Ты, сука, семь раз об стенку!.. – и он с такой яростью швырнул оружие, что загудела лопнувшая тетива.
Рука его метнулась вперед, Вигр отбил удар и в следующее мгновенье уже лежал, распластавшись на камнях. Дог, стоя лапами у него на груди, издавал утробное рычание.
– Лакхи, назад! Назад, падаль! Назад, хорошая собака, хорошая. Хорошая, отлично службу знаешь…
Все еще не поднимаясь, Вигр в первый раз улыбнулся:
– И все-таки – как я от тебя уйду?
Скадли улыбнулся в ответ:
– Ты же наш лучший скалолаз, несмотря на руку. Видишь, обрыв крутой, скала – вон, видишь? Проходя мимо, ты бросил в меня камнем и вспрыгнул во-он туда. Дог не достал.
– Смотри, орденоносец… рискуешь.
– Ладно, ладно – уж рискнуть я для тебя могу. Пошел! – и он пихнул однокурсника между лопаток. – Пошел, я тебе говорю! Не оглядывайся!
Вигр все же оглянулся. Скадли махнул ему рукой: уходи! Темнота ответила легким шорохом, звук осыпи – все. Вигр исчез.
Некоторое время Скадли стоял, успокаивая дыхание. Потом выбрал подходящий камень и с рассчитанной силой, чтобы не убить и не искалечить, ударил себя в лицо…
Лакхаараа вопросительно смотрел на него. При ударе он взвизгнул, словно от боли, и подскочил к своему ведущему.
…Когда курсант с огромной шишкой на лбу явился в Штаб и рассказал в высшей степени неправдоподобную историю, его не арестовали сразу – это было невозможно в присутствии дога. Ночью никто не стал посылать в боевое охранение, чтобы оттуда пришли за псом, и Скадли до утра просидел на каких-то досках напротив входа. Было холодно. Он прижался к Лакхаараа и время от времени задремывал.