Текст книги "Бензиновые короли (Русская мафия на Западе)"
Автор книги: Григорий Свирский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Деловой разговор начался еще до ресторана, в машине.
– Вижу, у вас серьезный бизнес, – признал Леня-Доктор. – А вам охрана не нужна? Профессиональная? У нас работают чемпионы по боксу, карате...
– Не откажемся, – Паша вздохнул, – райончик тут черный. Всякое бывает...
– Поделитесь излишками, будете жить не тужить... С кем делиться? ... А вот с ним... – Леня показал на Соломона, сидевшего рядом.
Соломон побагровел, мотнул головой: "Нет-нет!", но смолчал.
Однако когда проводили Пашу, сказал заплетающимся языком, но твердо:
– Леня, не впутывай меня в криминал, мне это не с руки!
– А почему бы тебе не стать миллионером, Соломон? От миллионеров жены не уходят...
– Н-не впутывай, говорю!
Вернувшись в Нью-Йорк, Леонид увидел в аэропорту знакомое лицо. После разговора с родичем остался неприятный осадок, а тут потеплело на душе. – О, француз, здорово!
– Я не француз, – ответил тот холодно.
– Как не француз?! – вскричал Леня-Доктор радостно
– Не у тебя ли вся французская революция в паспорте! Запамятовал, ты по имени Жорес, Марат или Дантон?
– Шарлотта Корде, -ответил тот, засмеявшись -Ну, Жорес, Жорес!
– А я что говорю! Куда летишь, Жорес.'
– Куда мне лететь? Родителей вызвал в Штаты. Вон они, -показал он на двух стариков у горы чемоданов.
– А чего не сразу взял? С собой...
– Решил, устроюсь, тогда уж...
– Ну, и как? Устроился?
Худющее измученное лицо Жореса потемнело, и Леонид больше ни о чем не спрашивал. Достал из портмоне свою нарядную, с виньетками визитную карочку.
– Жорес! Мы с тобой вместе рванули в Новый Свет. Значит, вроде как братья. Звони. Сука буду, если не помогу... Бывай, брат!
...Жорес отвез родителей в снятую для них квартиру, внес чемоданы, крикнул дочек, которые с визгом кинулись к бабушке. Пошел к дверям.
– Папаня, опаздываю на работу, – бросил он на ходу– Кем взяли?-поинтересовался папаня. экономистом?– И засмеялся: – Разрушили советскую экономику, теперь разрушите американскую?! Я привез тебе твой "рашен компьютер"-деревянные счеты. Говорят, здесь ценится "антик"...
– Будь здоров, старый иронист! – И бегом по замусоренной лестнице.
Пытается завести свой облезлый "стейшн-ваген". Рядом, на обтерханном сиденье, лежит книга на английском "WORDPERFEKT". В багажнике, за стеклом, ведро, малярная кисть. Сверху кабины лестница, укрепленная веревкой. Видно, никакой работой Жорес не пренебрегал.
Машина мчит сквозь зимний город, въезжает в железные ворота Нью-Иоркского порта.
Нью-Джерси. Терминал, в котором разгружаются танкеры со всего света.
– Сорри! – бросает он боссу, оглянувшемуся в его сторону. И садится за свой компьютер, работает споро, профессионально.
К нему подходит босс.
– Ты о кей, Жорес! Я тебе доверяю отчет для налогового управления. Вторичная проверка. Нужен свежий глаз.
Ночь. В доме все спят. В стекла барабанит дождь. Жорес сутулится за стареньким компьютером, листает учебники, постигает технику оформления грузов. Скрипят полы, Жорес, спрашивает, не оборачиваясь:
– Папаня, опять заскрипел?
– Гнилая весна в Нью-Йорке, ревматическая... Всего изломало... Достается, вижу, тебе, Жора. Вкалываешь, как на галерах.
– Это тебе, папаня, не социализм строить. На чужом горбу...
...Снова на терминале. Жорес заканчивает годовой отчет. Последние подсчеты. Выясняется: доход терминала за год – миллиард двести миллионов. Следовательно, налога придется заплатить шестьсот миллионов долларов. Жорес не верит самому себе, пересчитывает итоговые суммы снова. Откидывается на спинку стула.
– О, господи, шестьсот миллионов долларов! – У него такое цущение, будто его по голове бревном ударили. Открывает балконную дверь. Выходит на свежий океанский ветер. Вечереет.
С балкона весь порт как на ладони. Плещет вода с рыжими нефтяная пятнами. Гудки. Сирены. У одного из причалов швартуется гигантский танкер под флагом Арабских Эмиратов. У другого – идет перекачка горючего из танкера поменьше в бензовозы. Бензовозы один за другим исчезают в воротах. Зажигаются вечерние огни. Он смотрит, как завороженный, на эту картину, кажется, любуется ею. А губы его шепчут:
– Шестьсот миллионов?! Кошке под хвост?! За так! ..
Это же обсуждает группка приятелей Жореса, некогда встречавшая его в аэропорту. Они в русском клубе, в кафе. Жорес уединяется с ними, живо, отчаянно жестикулируя, спорит. До нас доносится стоном: – Шестьсот миллионов?!
Видно, ошеломила бывших советских людей эта немыслимая для них астрономическая цифра. Возникают различные предложения.
Вадя-"Интеллигент" страшноватый, с плоским дегенеративным лицом, повторяет:
– .Надо отломить от краюхи, положить на любой счет, до которого затем можно дотянуться.
Жорес восклицает:
– Ты что. Интеллигент?! Опять за свое? Ты же поклялся – "завязал"? За кого меня принимаешь?! Я за всю жизнь и чужой копейки не взял...
Старик Меир Гуревич, бывший подпольный "цеховик", произносит мечтательно-сладко, со стоном:
– О-ох, открыть бы собственную керосиновую фирму импорт-экспорт.
– Красота! – иронизирует Интеллигент. – Лайсенс, дающий право заниматься импортом бензина, стоит миллион долларов. Подаришь на бедность?
Бывший офицер Савелий Петров бросил угрюмо
...– Противен этот детский крик на лужайке. Вы все откуда явились? Из института благородных девиц? Мечтатели-дилетанты. "За кого меня принимаешь?" Тьфу! Вы прибыли в Новый Свет. Тут – либо живи, либо иди принимай касторку. Хотите знать мое мнение? Надо брать быка за рога. Искать пути к итальянцам. К их знаменитому Мазури. Так, мол, и так, хотим открыть свою фирму. Не пособите?
– К мафии?! – испуганно восклицает Жорес – К мафии -никогда! Нас утопят, как щенков... Да идите вы все к черту с вашими делишками!
– А без них мы как муха в стакане воды, – мрачно подытожил Вадя-Интеллигент. – Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Жорес Савицкий об этом и слышать не хочет до тех пор, пока... босс не сообщает ему об увольнении.
– Ты о'кей, Жорес. Но есть на это место кандидатура без тяжелого русского акцента. Не смог отстоять тебя, сорри!
Как назло, в тот день и "фордик" Жореса пострелял-пострелял своим "вечным" мотором, да и затих окончательно. Все к одному... Жорес вылез из кабины мертвого "фордика", отвернулся от сослуживцев. Долго так стоял, лицом к океану, чтоб никто не видел его слез...
Услышав, что Жорес отныне "безлошадный", немедля примчал "подпольщик" Меир Гуревич.
...-Ты что, своим детям враг? – уличает он Жореса. – Жить на жалованье? Как говорят в Одессе, хватит только на "кострУлю".
Утром он пригнал Жоресу свой старенький "фиат".
...-Тебе работу искать, Жорес. Без машины -труба. У меня две, не беспокойся.
Вечером Наталья, жена Жореса, встречает мужа радостным воск:лицaниeм::
– Меир привез акулу!
Кроме огромной замороженной севрюги, которую домашние Жореса приняли за акулу, старик Гуревич притащил полкило балыка в промасленной бумаге, куклу с закрывающимися глазами и пятьсот долларов.
Денег Жорес не взял. Заботливость старика насторожила его, показалась подозрительной.
– Что-то он от меня хочет, Сперматозоид чертов! Не дай Бог, вляпаешься в его очередную авантюру!
... В маленьком "фиате" рядом с ним Меир.
Жореса прорвало: – Что ты о нас так печешься? Ты нам кто... отец, брат?
– Я еврей и ты еврей.
...– Знаю я эти песни! Родные дедовские. Весь мир поделен на евреев и гоев...
Меир вздохнул тяжело: -Ничего ты не знаешь, парень. И знать не можешь. Не сидел...
Жорес от неожиданности даже затормозил:
– Так это тебя лагерь возвысил? Вывел аж в евреи. Нечто свежее в иудаизме. Ах ты, Змей-Гуревич! Новое светило! Рамбам! Гиллель!.. То-то ты кипы не снимаешь... Ну, не обижайся, пока, вон, красный светофор, открывай мне глаза. Меир вздохнул тяжко:
– Двое детей у человека, а в башке одни шуточки.
– Какие шуточки! Хочешь, специально на плазу заеду, на минуту-другую.
И действительно свернул на огромную стоянку, пытался затиснуться в автомобильный табун. Нет места. Ни одного.
– Америка чертова! – Жорес выругался. Помчал дальше. – Ну, если всерьез, то ладно... – смягчился Меир.
– Лежу, значит, на верхней полке в "Столыпине", прицепленном к скорому Москва-Куйбышев.
Их машина мчит в эту минуту по Бруклинскому мосту, разворачивается на многоэтажной американской развилке, вдали в дымке торчит, как угрожающий палец, небоскреб Торгового центра. – В Ярославле.. заскрипел вагон! пополнение. Старик с котомкой, несколько молодых урок. Слышу сквозь дрему: "Давай у этого еврея отнимем котомку, там, видно, есть что пожрать". Я молодой был, крепкий. Как шугану урок.
Жорес усмехнулся: – Нормальный физический закон. Чем сильней на пружину давят...
– Это ты так считаешь по молодости, что все происходит по физическим законам, – досадливо перебил Меир.– ан нет! Слушай! В норильском лагере вызывает меня начальник: "Ты, говорит, кто по национальности, еврей?.. Принимай магазин!" А тот магазин третий раз грабят сторожа убивают. Я канючу, мол, не торговый я работник. А он: "Еврей? По какой статье?.. Принимай магазин. А не то..." Некуда деваться, выдали мне пропуск. С чего начинать? И пошел я... по торговым евреям. От одного к другому. Добрался до Козленко Аркадия Иосифовича, самого-самого главного зава в Норильске. Не корчи рожи, чистюля! Козленко! Не ворюга какой-нибудь. Сын раввина, светлая душа. В войну был офицером на "Катюшах", а как победил, врезали ему десять лет за сокрытие анкетных данных... Хочешь, заедем к нему. Он давно здесь. Кантор в синагоге... С хлебом тут и без него как-то устроилось... – Меир показал на женщин, кативших магазинные тележки, доверху нагруженные продуктами... – Так вот, этот Аркадий Иосифович организовал помощь всем зэкам-евреям в норильских лагпунктах, понял?.. Мне сказал: "Дам тебе все. Только с одним условием: отвечаешь за жизнь каждого еврея в твоей пятой зоне... Вот так. Я открыл магазин первого мая 1951 года. Солдат прислали целый взвод, чтоб поддержать порядок... Ну, стал отыскивать евреев. Ухитрился сделать в бане "микву". Выжили, кому Бог и Козленко помогли.
– Любопытно, – Жорес даже головой покачал. – Кто бы другой рассказал, не поверил бы.-А за что ты сам-то попал в лагерь?Проворовался?
– Боже упаси! За поджог... Я сам из маленького городишка. Под Херсоном. Украина-мати. Срубили евреи в складчину большую хату-светлицу. Под синагогу. А партийная власть синагогу запретила. "Надо работать, а не молиться",-заявил главный. И конфисковали светлицу под гостиницу для чинов из области. Как такое стерпеть?!
Неожиданно для старика, Жорес остановил машину. Вылезая из нее, воскликнул разъяренно:
– Тогда ты сжег синагогу, а теперь ты хочешь меня сжечь?! Забирай свою машину, Сперматозоид, и кати к едрене-фене!
А дома Жореса встретил скандал. Отца, затосковавшего в последнее время, вдруг прорвало:
– Я же не хотел ехать! Из-за тебя все потерял. Персональную пенсию. Дачу. "Волгу". Вся жизнь в пыль! На хрена мне нужна Америка?! Для меня Америка – дыра! Вонючий радиоактивный Могилев. Хуже! Мусорный Старый Быхов!
– С его юдофобией! – едко заметил Жорес, который уже начал уставать от участившихся отцовских истерик.
– Хотя я работал в пятом отделе, но сажали у нас не по пятой графе, вдруг взвился отец. – При мне национальных проблем вообще не было. А здесь?! Все против всех!
Жорес с силой захлопнул дверь своей комнатушки, в которой стоит его "станок" – старенький компьютер. Сел за "станок". Рядом, на табуретке, реликвия – деревянные счеты. Цифры на экране компьютера вызывают у Жореса недоверие, и он тянется к реликвии, щелкнет раз-другой на ней. Жена за его спиной убирает комнату, бросила любопытный взгляд на экран компьютера. Жорес, не оборачиваясь, обнял ее за талию, сказал:
– Натуля, решил больше акулам не поддаваться. Организую свою компанию.
Жена расплакалась: -Посадят тебя, Жорик. Пропадем.
Жорес успокаивает ее:
– Натка, ты же меня знаешь. Я тихий совслужащий, который был без ума рад, когда его премировали аж десяткой в квартал, могу ли я быть другим?! Тут, чтоб преуспеть, надо родиться крокодилом, а я кто? Это обо мне Вика пела на школьном вечере: "Ты ж моя, ты ж моя перепелочка..." Кого я, перепелочка, могу взять за горло?..
– Жорик, так зачем тебе собственная фирма? Тут свои законы, свои неведомые порядки. Тебя съедят...
– Так что, по-твоему, опять сосать пустышку? В Тюмени целой команде дали Государственную премию. Пятерым вручили золотые медали, а я в списке был шестым. Ты что, забыла, что сказал босс? "Обойдется, Жорес -человек интеллигентный". Интеллигентный – значит, на него и пописать можно... Ну, нет, второй раз, Натка, я пустышку сосать не буду. Не одурачат...
Жена в рев:
...– Жорик, перепелочка не может стать крокодилом!
– В животном мире. А у хоми-сапиенс?! Зачем я в Бостон ездил, знаешь? Советовался с Панкратычем, который у нас читал политэкономию капитализма. Смеется Панкратыч, ободряет, а глаза отводит...
Не успокоила жену новость, уж и не знает Жорес, как высушить женины слезы.
– Хочешь, я к тому красавцу съезжу, Леониду? У него, видно, своя фирма. Ведет себя по-хозяйски... Не хочешь? Почему? Только звякни, сказал, пристрою, как брата. Сейчас и позвоню... – Отыскал его номер в своей измятой книжечке, набрал.
Телефон "брата" не ответил, и Жорес кинул трубку на рычажки с облегчением, почти с радостью.
Жена насторожилась, даже плакать перестала:
– Меира боишься, а золотозубому звонишь...Ну, не нравится он мне, хоть убейся! И без того спишь плохо.
Ночью Жорес проснулся от сильного кашля. Младшая дочка зашлась в кашле, ее тошнит. Тут же оказались возле ее кроватки и Жорес и Наташа, поддержали головку девочки. Подставили тазик.
– Вчера Гладкая заезжала, – сообщила жена. – Помнишь, наш педиатр из Минска. Здесь пока что унитазы моет. Советовала везти Машеньку на юг. Во Флориду. На солнце. Пока окрепнут бронхи...
Жорес не ответил. Потом сказал печально:
– В прошлом году в Ялту возили. Теперь бы не повез. Война там, деньги фантики... А здесь? На какие шиши?
...Богатый итальянский ресторан. Музыка, певица, танцы. В дальнем углу, за столиком, на котором стоит сиротливо бутылка с водой, ждут кого-то Жорес и его приятели, бывший "подпольщик" старик Меир Гуревич в новеньком "жениховском" костюме, плосколицый Вадик, бывший "скокарь", молодцеватый Савелий Петров, бывший лейтенант.
– Ну, бывшие, – весело говорит Меир, никогда и нигде не унывающий. Закажем кьянти? Пузатенькую бутылочку.
– Говна-пирога, – отзывается Савелий Петров. – Кто пьет эту кислятину?! Что мы, итальяшки, что ли?!
Сидят скучные, -на чужом празднике. Появляется Мазури, босс итальянской мафии в Нью-Йорке. Ему показывают на группу русских. Он издали приглядывается к ней, затем говорит – Приведите!
..Осень, слякоть. Сильный ветер. Итальянский ресторан "Рома". Идут наши знакомые навстречу сильному ветру. Теперь уж все одеты с иголочки. Жореса относит назад, но он идет...
Итальянец, который их ждал, выводит русских с другого хода, сажает в машину и везет к боссу итальянской мафии. Они движутся по проходным дворам. Сменяются провожатые. Наконец их проверяют на металл, усаживают в плетеные кресла. Это тоже ресторан, но пустой. Откуда-то появляется упитанный улыбающийся Мазури со своими людьми.
Их внимательно выслушивают. Похоже, они нравятся Мазури, эти русские. Образованные. Кончили университеты. Экономист работал с нефтью.
– Так где она находится, эта ваша золотая Тю-умень?.. Сибирия? повернувшись к Жоресу, интересуется Мазури. – И ваша контора там открыла газ для всей Европы?.. Вы тоже были в Сибирии, но вот здесь? – Мазури, взглянув на Меира Гуревича, складывает пальцы решеткой. Как-то он сразу понял, кто есть кто... Даже настороживший Мазури страшноватый монголоидный Вадя вызвал дружелюбную улыбку. Мазури спросил страшноватого: – А вы кто по профессии?
Вадя начал было заикаться, в досаде рубанул рукой воздух: "Ав-автомат мой зато не за-аика..."
Помолчал Мазури, казалось, все уразумел и тут вдруг спросил: -Вы не от Ельцина?
У старика Меира от хохота начался нервный тик.
...-Но в России полно работы, – продолжал свое Мазури. – Пошли бы к Ельцину... – Мазури достал из пиджака сигару, чиркнул бензиновой зажигалкой в виде статуи Свободы. – Вы хотите работать. Много работать. Он бы вас не понял?
– В России можно работать, – мягко пояснил Меир. – Но нельзя зарабатывать. Это государство велфера. Там даже со сцены поют: "Хочешь жни, а хочешь куй, все равно получишь... велфер".
– Все государство на велфере?.. Нет, это невозможно понять. как же становятся богатыми? В Италии русские скупают лучшие курорты...
– Воруют! – мрачно объяснил Вадя.
Мазури улыбнулся. И, вздохнув, перешел к делу: – Бензин? – задумчиво произнес он. – Прекрасная идея. Главное, оригинальная, – в голосе его чувствовалась ирония. – В Нью-Йорке жить нельзя от бензинового смрада... Ну, ладно, бензин. Но это большие деньги...А мы вас не знаем!
– Неужели, господин Мазури, мы такие дураки, – воскликнул Жорес с очевидной всем искренностью, – прийти к вам, взять деньги и скрыться. Вы бы нас и под землей нашли...
Итальянцы расхохотались.
Русаки вышли от итальянцев на улицу, пританцовывая, хотя еще не очень веря удаче. Расходиться по домам в такой час не хотелось.
– Двигаем в русскую сауну, – предложил Савелий Петров, щелкнув пальцем по своей шее. Все улыбнулись этому привычному знаку: где еще можно хорошо выпить-закусить, как не в русской сауне
У сауны их ждет разочарование. Написано торопливо:
"Санитарный день".
В санитарный день сауна закрыта. Но к ней движется группа возбужденных чем-то людей, они все знакомы друг с другом. Герои недоумевают. Среди пришедших Леонид, тот самый, самолетный. "Брат", как тот выразился... Он заметил Жореса, машет ему и его спутникам рукой: мол, привет!.. Задержался на мгновение: – Извините, сегодня здесь встреча друзей. – Поколебавшись секунду-другую: – Но вы же мой названый брат. Слово нe воробей. И, предполагаю,человек нетрепливый...
Небрежно бросает стражам: – Со мной .люди!
И они входят вместе с Леней-Доктором в раздевалку, потом и в парилку.
Большая, отделанная тесом сауна. Разворачиавается в ней невиданное зрелище. Вряд ли жители Нью-Йорка часто смотрят подобные "передвижные выставки", хотя она. строго говоря, на спинах, руках и плечах лишь нескольких купающихся. Все они не очень молоды. Лет этак от тридцати до сорока. На теле учасгников "санитарного дня" художественно вынолненные наколки, которые обычны у российских уголонников с тюремным стажем. У рябого гиганта но кличке Корзубый банальные: "Не забуду мать родную", "Раб КПСС'".
Бывший солдат Костя-Афганец, узкоглазый бурят, не терпит унылой банальности старых воров, лишенных выдумки: на его могуче-бугристых телесах целая политическая программа; на одной стороне груди искусно выколот тушью абрис Сталина, трубка, усы. на другой –абрис Ленина в кепочке, и под ними надпись славянской вязью: "Пусть арфа сломана, аккорд еще рыдает".
Костя принес ящик баночного пива, связку воблы на веревочке. Нее тут же потянулись к банкам, принялись вскрывать или прокалывать банки, рвать зубами воблу. Костя достал из своей противогазной сумки шматок сала и солдатскую кружку из жести, что вызвало чей-то восхищенный возглас; "Ну, жох! Сюда литровка войдет' Из такой только и дуть..."
Явно здесь "семейная встреча" каких-то криминальных "авторитетов". а также их помощников, допущенных на встречу главарей. Многочисленная. числом в армейский взвод, охрана из бывших спортсменов сидит кружком у пула, вспоминает прошлое, смеется. поздравляет худющего ушастого Исаака-Цаплю, которого только что освободили из тюрьмы, за большие деньги, до суда. С уважением произносят:
– Сто тысяч отдали? "Кешем "? До суда свободка или с концами?
Спрашивают почему-то не у Цапли, а у Лени-Доктора, затем одобрительно хлопают Исаака-Цаплю по костлявой спине, отчего тот вздрагивает всем своим длинным телом, как лошадь. Поглядывают на его черные, в краске, пальцы: -На рояле заставляли играть, да?
"Пылесос" в своих очках-бабочках и гигант Корзубый заинтересованно листают американский журнал "Тутти" – о татуировках. Журнал на глянцевой бумаге, вызывает разочарование. Корзубый не постигает, отчего ему так не нравится искусство американских наколок. Нервный, порывистый "Пылесос" сообразил:
– Унас наколки вместо погон. Сразу видно, кто ты шестерка или вор в законе. А здесь что? Фуфло! Картинки для матросов-блядей радовать.
Леню-Доктора плотно обступили дружки, ждущие новостей и деловых предложений.
– "Деньги – точка опоры ума", – сказал Бальзак, – роняет Леонид. В публичных прениях он всегда ссылался на авторитеты: -Так где же ваш ум? Зелененькие где? Воздух? Лежебоки. Что скажете в оправдание?..
– Здесь не как в России, – оправдывается гигант Корзубый. – В богатых домах домовые, "дормены" называются, в банках электрика...
– Кто же работает как при Ленине? – удивляется Леня-Доктор. – Хочешь выжить – меняй профиль. И привычки. Вы здесь не бандюги-"утюги", не "скокари" квартирные: американец в карманах и комодах больших сумм не держит... Не затем приехали. Мы кто? Мы– санитары леса. Чистим природу от недоумков, фраеров с толстыми портфелями. Российские банки ныне берут не "медвежатники", вроде нашего Пылесоса...
– Много ты знаешь, – обиженно встрял очкастый крепыш , по лагерной кликухе Пылесос, расписанный над пупком славянской вязью: "Хочешь жить уйди с дороги".
...Бывшую нашу Родину потрошат фраера. Дилетанты, – продолжал Леня, махнув рукой Пылесосу: мол, заткнись, не о тебе речь. – "Новые русские" кто? Наполовину бывшие коммуняки, вывозят миллиарды, не ведая нашего железного закона – "Отдай положенное!"
Пылесос вдруг взрывается язвительным хохотом. Смеется мстительно, неостановимо, наконец поясняет:
– Смотрю, Леня, на твою гладкую физию, а видится мне, какой она была, когда мы в лагерном БУРе подкоп вели к бабам. Ты рванулся к бабам первым, как закопершик. Оказалось, мы прорылись к лесбиянкам. Разукрасили они твою физию будь-будь!
Похохотали почти дружелюбно, и разговор, естественно, принял новое направление.
– Здесь к бабе не подойдешь, – пожаловался Костя-Афганец. – Положил ей ладонь на жопу – в суд тянут.
– А ты не клади, – продолжал язвить Пылесос. – Как сказано, лучше выпить водки литр, чем лизать соленый клитор...
– Плоды демократии,-басовито разъяснил Муса-Карабах.– Все мужики гомики, все бабы – лесбиянки. У нас такой демократии в лагерях навалом... Куда идет Америка?
Пока он философствовал, Пылесос вытащил у него из заднего кармашка джинсов кредитную карточку и, сдернув с него джинсы вместе с трусами, провел ею посреди его большой задницы. – Стольник списал с тебя! – обрадовал. Гони монету.
Хохот затмил все проблемы, не умерла лишь одна – самая для новоселов мучительная:
– А язык какой? – тяжко вздохнул Корзубый. – Как на английский перейдут, так только и слышишь: "фак" да "фак". Бедный язык! Ну как на нем выразить самое-самое? Леня, ты знаток. Скажи, могу ли я выразить на ихнем языке главные понятия своей жизни: "Я ухожу в глухую несознанку", "Мне западло на мусоров пахать"...
Нервно-подвижный Пылесос тут же вздымает руки как бы в молитвенном экстазе: -Корзубый американец, ужасти какие!
Корзубый сопит обиженно, Леня-Доктор вступается за товарища:
– Ты чего разгулялся, Никола? Забыл, что ты в Америке вообще не Пылесос, которого все боялись. Ты – "Вакуум-клинер" поместному. Пока нет в доме уборки, не жужжи...
Корзубый спрашивает благодарно:
– Как, Леня, при таком языке выжить?
Леня-Доктор вздохнул с притворным состраданием:
– Бедный Шекспир! Каково ему было...
Тут загоготали все. Начался веселый гомон, прерванный телефонным звонком. Исаак-Цапля достал трубку из своих трусов, крикнул Леню, держа в одной руке телефон, в другой веник.
Леня-Доктор послушал и, крякнув, подождал тишины. Затем сообщил тихо:
– Я пригласил попариться Федора Ивановича. Вчера прилетел из Москвы. Заодно на братву бросит взгляд. Звонок из машины. Подъезжают...
На лицах слушателей гамма чувств: изумление, восторг, усмешка.
– Тю! – роняет Пылесос в досаде. – Дальше-то бежать некуда, а тут, бля! начнутся та-акие дела...
Панорама уголовных физиономий славянского мира. Слышится уважительный шепоток-вопрос: – Федя-Барин – это кто из Норильска рванул с концами?
. ..И вот в дверях показался упитанный, вальяжный Федор Иванович. Остановился, в трусах и банных тапочках, воскликнул, вызвав общий хохот:
– Ну, здорово, господа американцы! – Взмахнул приветственно рукой. – И с усмешечкой:
– Ну, как вы тут без меня, орелики-соколики?! Вижу, место вы выбрали с толком. Ныне все главные вопросы войны и мира решаются в саунах да банях. Говорят, даже в Афганистан влезть Брежнева в сауне уломали...
В сторонке моют друг другу спины голые знакомцы из самодеятельной, еще не существующей керосиновой фирмы. Они выделяются своей худобой и белизной. Ни одной наколки нет на их телах. Федор Иванович замечает краем глаза эту необычную здесь группу, спрашивает миролюбиво: – А вы чьи, ребятки?
– Мы? – Жорес Савицкий растерялся. – Мы с терминала. Клерки.
Сауна опять взорвалась смехом.
– Клерков под нары! – весело кричит кто-то. Наконец все успокаиваются, на новичков больше никто не обращает внимания: чужаки! Фраера!
Федор Иванович оглядел молодежь, кивнул знакомому – Пылесосу, который гримасничает, веселит "братков", нацепив на нос женские очки. Очки в виде стрекозиных крыльев придавали тому вид особенно глуповатый. Федор Иванович хмыкнул:
– Все придуриваешься, Николка– Царь Всея Пьющей Руси?
– Что с дурака взять, Федор Иванович?! – Пылесос состроил уж такую рожу, что все покатились от смеха.
Регот здоровых молодых людей отвлек внимание от нового гостя, которого привел знакомый Лени-Доктора израильский делец по имени Шептун.
– Свои, – крикнул Леня охраннику, и опоздавших пропустили. Вместе с Шептуном появился какой-то длинный сухощавый незнакомец с модной косичкой на затылке, перехваченной узкой шелковой ленточкой. Шептун еще от дверей сделал знак рукой: мол, не беспокойтесь, ребята, чужих нет. Проходя мимо Лени, бросил вполголоса, что американец свой. Немец гедезровский, золотой мешок, из полезных идиотов, по-русски ни гугу. Леня не проводил бы немца взглядом, не будь на руках и плечах того синих наколок.
"Из наших?" – спросил взглядом у Шептуна. – В ГДР подводного флота нет, – ответил Шептун, – а подводники есть. Не беспокойся!
Леня-Доктор время от времени поглядывал на немца, что-то насторожило его, опытного лагерника. Заметил краем глаза: тот улыбнулся воровской шутке. "Вот тебе и ни гугу..." Но Шептун был своим человеком, блатным с детства, как сам рассказывал. "Легавого не приведет..." Понемногу успокоился Леня, спросил тихо Федю-Барина:
– Что провез, Федор Иванович? Федор Иванович не столь откровенен. Роняет вполголоса:
– Кое-что... – И торопливо: – Родителей я твоих видел. Чего не вызываешь? Тоскуют старики.
Леонид со смешком:
– Слышали анекдот, Федор Иванович? Какая разница между еврейской мамочкой и арабским террористом? От террориста можно сбежать или откупиться. А от еврейской мамочки?!..
– Отца твоего жалко. Рассказывал мне, как он в Москву ездил после твоей драки в спортшколе. Валялся в ногах у избитого. Выкупал твою свободку. Только еврейский папа на это способен. Сколько тогда тебе было, разбойнику?.. Четырнадцать? О-ох, добро надо помнить, Ленечка!
К беседующим неуверенно подходят голые граждане. Прикрываются стыдливо веничком. Просят рассудить по совести...
Российские молодцы, известно, в суд никогда не пойдут, тем более – в полицию. А споры, конфликты между компаньонами громоздятся. Доходы большие. Как делить? Кто над кем верх возьмет? Кутя-Китаец сует Лене-Доктору взятку. Тот гневно отвергает.
– Тут тебе что, народный суд?!
Взятка конфискуется... в пользу судьи.
– Чтоб по закону, Ленечка, – просит следующая пара голых истцов, пряча за спину и комкая деньги в мокрой руке.
– Шолохова читал? – вопрошает Леня. – Завещано им: судить интеллигентов надо не по закону, а по революционной совести...
Все понимающе смеются, поглядывая с надеждой на Федора Ивановича, который не даст Ленечке разгуляться.
Очередь истцов протянулась аж до раздевалки. Известно, Леня-Доктор судит по совести...
Наконец остались Леонид с Федором Ивановичем одни. Выпили пивка бутылочного. Из горлышка. Уединились.
– Леня, ты Николку Пылесоса давно знаешь?
– Кореши! В КПЗ вместе подкоп рыли...
– А потом?
– Тюряга развела... А что, Федор Иванович? Он языкат не в меру, но в деле... Мы с ним почти одногодки. Два сапога – пара.
– Да только с разных ног... Что он в Подмосковье творил слыхал?
– Говорят, отстреливал кой-кого...
– И что ты об этом думаешь?.. Ничего? А ты подумай... Сколько тебе было лет, когда Горбач начал свою перетряску? Тебя только от титьки оторвали, и вдруг... Вы с Пылесосом другим воздухом и не дышали... Продрали глазенки на дворе ни Сталина, ни Ленина, никакой управы на вас. Одно битое стекло под ногами хрустит. Я родителя твоего уважал, доктора от Бога, ну, и на сыночка глаз положил. Где пособлю тебе, где остерегу...
Пылесоса, Леня, никто никогда не остерегал, имей в виду. И твоих возможностей у него не было, -джинсы возить с мировых олимпиад, чеки в "Березке" менять. По заграницам не шемонался. Он в банк полез – едва ушел... Потом гнал "табуретовку", возил в Москву цистернами.
– А как бы он иначе поднялся, Федор Иванович? Только на горбачевские деньги. Отменил Горбач монопольку, целое стадо кинулось гнать "табуретовку". Не он один...
– Верно! Ты знаешь, как он в своем Подмосковье хозяйничал? Конкурентов выбил, ларьки, прилавки их сжег. Чумой пронесся... А вот слыхал ли, как он старика Расула додавил, который никак не смирялся? Дом у Расула был как дот. Взорвал он этот дот. А там, кроме Расула, сестры жены, гости из аула, восемь детишек мал мала меньше. Семнадцать невинных душ погубил, борзота вшивая, и не моргнул... Он, Леня, завсегда вначале делает, потом думает. Манера такая. Да и характерец... Пылесосы коммунякам как воздух! Когда у власти спички отсыревают – о таких спички зажигать...
– То в Московии, Федор Иванович. Бандит бандиту руку моет. А здесь... Леонид не удержался, хохотнул. – Он по английски вообще не Пылесос, а Вакуум-клинер. Без гарантий...
– Не придуривайся, Леня! Ты знаешь, о чем я говорю. Я так понимаю, народилось новое племя. Страшное. У сестры жил племяш. Во дворе его прозвали Огурец. У Огурца была мечта – сесть и тюрьму, к настоящим уголовникам, вернуться в деревню в наколках, с деньгами. Я как-то на рынок пришел, вижу, Огурец семечками торгует. Я ему: "Стаканом семечечек не угостишь?" Он вынул из-под прилавка молоток и на меня. Затем его убили, конечно... Я так скажу, Ленечка. Поднялось племя Огурцов, для которых нет закона. Никакого. Ни казенного, ни воровского. Оно и слов-то таких не слыхало, как сочувствие, сострадание, жалость. Пырнут ножом и не оглянутся. Это пострашнее Чернобыля... Я так скажу тебе, – мы брошенный, обманутый народ,Ленечка. Нас, русаков, весь мир боялся.А теперь?.. Вот чего я не понимаю, скажу тебе по совести. Запада не понимаю. Здесь же политиков в школах учат. Где они, ученые-верченые? Западу надо было беречь СССР как зеницу ока. Подновлять железный занавес, наваривать, где прохудился... А они... Какой радостный визг был, когда Берлинскую стену развалили! Черчилля на них нет, он бы дураков предостерег. А теперь хлынуло. Ну, мастера какие, наши физики-лирики доморощенные тут при деле. Хотя Запад и без них бы не погиб. А вот от Огурцов куда деваться? Едут пройда на пройде. Разве Западу справиться с этим оголтелым племенем?!
