Текст книги "Великий и ужасный"

Автор книги: Григорий Аркатов

Григорий Аркатов
Великий и ужасный

Глава 1: Песнь обреченного

 
Кто я? Великий и Ужасный?
Возможно, я самый на свете прекрасный.
Зачем я родился? – хороший вопрос.
Вот взял бы его, да и Богу отнес.
Но где же найти мне его и себя?
Мой мир – это нечто сплошное «нельзя».
И если влетит вдруг большой метеор,
Любой поспешит срочно выслать укор
В мой адрес… А разве есть чей-то еще?
Не нужно стенаний… Все так хорошо.
Такой неожиданный мир-разворот
Не смог предсказать даже сам Геродот.
Движения к звездам хотели мы все,
Но все это было как будто во сне.
А спать можно долго… Где сумрачный час?
Но мир начинает вращенье сейчас.
И вот из забытых песков мирозданья
Полезли обычных людишек страданья.
Возможно, теперь не придётся всегда
Искать неизвестных иллюзий врата.
А как же в ушах ковырять кочергой?
Об этом мечтали мы только с тобой…
Нет, лучше быть трезвым и просто гнобить
Всех тех, кого так и не смог полюбить.
А вспышки на солнце – далекий мираж,
Мой мир в темноте – просто адский кураж.
Так было давно – миллионища лет,
И кто-то другой тоже ищет ответ.
Мой враг неизвестен, но яростно слеп,
И мне не найти потаенный тот склеп,
В котором он прячет свой гнилостный взор
И им удобряет проросший мукор…
Хотелось короче, но что за беда…
Короче не будет, прощайте друзья!
 

Глава 2: Звезды никуда не исчезли

Капитан Люциус Сфер смотрел в иллюминатор своей каюты. За окном пролетали звезды. Их беспросветная тьма на фоне ярчайшей белизны космоса появлялась и исчезала, как и все в этой жизни. Капитан наблюдал за этим бесконечным действом и думал о чем-то сокровенном. О чем именно не имело значения. Просто время от времени ему нравилось тратить секунды на созерцание бытия. Немного погодя его взгляд стал медленно перемещаться с одного объекта внутреннего убранства на другой, мысленно цепляясь за несущественные воспоминания, которые оставили в его душе отпечатки боли или радости. Но зачастую это было больше похоже на нечто нейтральное, не имеющие отношения к добру или злу. Он просто чувствовал связь с тем, что окружало его в данный момент, и наслаждался этим, утонченно смаковал каждую молекулу материи, упивался проникновением в ее суть и мысленно постигал природное существо.

Люциус мог бы заниматься этим вечно, и какая-то часть его действительно хотела именно такого положения вещей. Опьяняющая сладость созерцания позволяла существовать вне времени и пространства, позволяла забыть о делах насущных и никому ненужной ежедневной суете, а еще он мог без лишних усилий чувствовать себя целостным и по-настоящему живым. Как можно променять такое на нечто противоположное? Отсутствие ответа парализовало тело капитана откровенным нежеланием принять неизбежность возвращения к реальности. Однако мог ли он решать, чему быть, а чему суждено затеряться в лабиринте подсознания? Несомненно, Люциус мог вершить судьбы на космолайнере «Столкновение», но ниточки его собственного спектакля были в чьих-то чужих неведомых руках.

Звуковой сигнал резко и грубо прервал сокровенную медитацию капитана.

– Вы нужны на мостике, – сказал голос.

Кому он принадлежал, не имело значения. Да Люциус как-то особенно и не заморачивался по этому поводу. Единственным, о чем он думал в тот краткий миг между созерцанием Вселенной и шагом в направлении дверей, ведущих из каюты, было горькое сожаление о том, что ему в очередной раз не удалось закрепиться в мире неподдельных ощущений и чистой энергии жизни. Это мгновение капитан винил себя за то, что его тщедушный разум так и не смог взять верх над своим же хрупким телом, не смог подчинить себе рефлексы, которые в ответ на жалкий писк коммуникатора чинили козни против своего великого и ужасного властелина, разрушая столь желанную и столь неустойчивую связь с невыносимо далеким и в то же время крайне близким миром за гранью. Но шаг был сделан, и это чувство исчезло. И вслед за этим реальность обступила его со всех сторон.

Еще один шаг, потом второй, третий… Двери каюты открылись, испытав сенсорное предчувствие желания человека выйти за пределы каюты. Капитан посмотрел на ухоженную пустоту коридора и почему-то не захотел подумать о том, чего он хочет на самом деле. Вместо этого Люциус сделал следующий шаг, а затем еще. Позади раздался звук закрывающихся дверей. Он не обратил на него внимания. Да и что могло удивить его в этом бессмысленном шуме, рожденном на свет совершенно случайно в качестве побочного продукта мироздания, ставшим неким выхлопом усилий трения и гравитации. К тому же ему и раньше приходилось слышать все то же самое, так что не имело смысла заострять внимание именно сегодня и сейчас.

На своем пути к лифту Люциус не был предоставлен самому себе. Несколько раз его одиночество разбавлялось присутствием других людей. По большей части это были случайные и мимолетные встречи, в которых требовалось только соблюсти формальности и идти дальше. Но иногда случалось и нечто большее. Первыми в списке эдакой анормальности оказались два офицера службы безопасности, которых Правительство Трансгалактического Синцития по своим собственным причудам именовало геральдиерами. До встречи с капитаном они непримиримо спорили о чем-то, попеременно тыкая пальцами в цифровой планшет, который так же непримиримо гулял из рук в руки. Временами в процессе спора уголки их ртов гневно изгибались, а склеры глаз меняли желтый цвет на синий. Так на лицах геральдиеров обычно выражалось несогласие. Но как только они столкнулись с капитаном, вся мимика раздора мигом испарилась. Их лица обрели ту же самую фундаментальную непоколебимость, что неуклонно читается в каменных истуканах Пасхи – родной провинции геральдиеров на Терра Прайм.

– Да снизойдет на вас нерушимость Устава!

Эти слова срывались с их губ в пламенном патриотизме, в то время как ладонь правой руки была прижата к сердцу. В ответном действии капитан произвел священный жест и возвестил:

– Сегодня и во все века!

– Во все века! – поддержали геральдиеры.

Как только ритуал себя исчерпал, каждый пошел своей дорогой. И свернув за угол, Люциус был более чем уверен, что спор между геральдиерами вернулся в прежнюю колею. Но его это не могло беспокоить в виду неоспоримой банальности. Да и имел ли он право осуждать чужую природу, над которым корпело бытие? Определенно, нет. Не успел капитан дойти до конца секции, как с ним случилось новое событие. На этот раз не менее семи нумеронов, относящихся к рядовому составу экипажа космолайнера, шагали по коридору и непринужденно общались. Их в основном набирали из жителей, соседствующих с Терра Прайм планет. Впрочем, иногда в их числе все же могли оказаться уроженцы светоча Трансгалактического Синцития. Обычно это случалось с теми, кто очень сильно провинился или пал настолько низко, что Правительство не смогло очистить его имя перед согражданами никакими покаяниями и священными литургиями. Люциус сумел разглядеть в толпе парочку карпорианцев и одного баталда. Остальные нумероны остались для него загадкой. Что собственно и неудивительно, учитывая его тягу к далеким галактикам и пренебрежение к ближним мирам. К тому же необходимо учесть, что нумероны, как и сам предводитель космолайнера, спешили по своим делам, так что взаимное лицезрение было весьма кратким, короче, чем приветственные реплики.

– Капитан.

– Капитан.

В отличие от геральдиеров здесь все было намного проще. Правительство считало, что нумероны должны выполнять возложенные на них обязанности и обеспечивать бесперебойную работу космофлота. Всему этому, по их мнению, могли помешать претенциозные обряды этикета, уместные в офицерских кругах как дань уважения традициям и порядку.

– Капитан.

– (Царственное молчание).

От Люциуса не требовалось ничего в ответ, кроме как учтиво и величественно кивать головой и идти дальше. Странно, но в присутствии нумеронов он чувствовал себя еще более скованно, чем встретившись с геральдиерами и их уставными ритуалами. Иногда, задумываясь над этим, Люциус предполагал, что причина дискомфорта в знатности его происхождения или привилегированности служебного ранга, но на самом деле проблема состояла в скрытой зависти, которую он испытывал к этим людям из низов, имевшим то, чего у него не будет никогда и ни при каких обстоятельствах. Люциус видел, как они отдают ему дань уважения и идут дальше, не меняясь ни в лице, ни в мыслях. И как после этого он мог не завидовать их неподдельной простоте и искренности? Нет, это было выше его сил.

Когда нумероны исчезли из виду, Люциус наконец-то смог вздохнуть спокойно и перевести дух, а также наконец-то добраться до лифта. Десяток шагов, остававшихся до дверей лифта, был буквально окутан дымкой безмятежного одиночества, но, закончив этот путь, капитан знал, что на мостике его ждут другие люди, которые вновь разрушат его уединенность. Однако он не мог противиться естественному ходу событий. Указательный палец лег на кнопку вызова и заставил загореться красную лампочку. После этого оставалось только ждать. Циферблат медленно двигался к цифре 19, которой был отмечен уровень палубы местоположения капитана. Еще секунда и двери лифта распахнулись.

«Всего лишь капля одиночества», – думал Люциус, намереваясь войти внутрь, но внезапно его остановили окрики и топот ног.

– Капитан!

Оборачиваясь, Люциус предполагал увидеть нечто ужасающее вроде нумеронов, возвращающихся для повторного приветствия, но представшая перед ним картина была вполне невинна. Его нервный взгляд уперся в быстро приближающуюся фигуру. Сначала ему стало легче от ее количественной единичности, потом благодаря замеченным офицерским знакам отличия, ну а когда фигура стала зрительно различима, он просто порадовался, что это был никто другой как доктор Куна Лангас. Еще немного и она смогла объяснить свое отвратное поведение.

– Капитан Сфер.

– Доктор Лангас.

Взаимный обмен любезностями был только поводом для передышки. Ее волосы слегка спутались из-за пробежки, лоб покрылся испариной, а грудь колебалась от учащенных вдохов.

– Так что случилось? – спросил Люциус, окинув ее взглядом.

Женщина сделала еще несколько быстрых вдохов, дабы набраться сил для разговора. Это была простая физиологическая формальность несовершенной органики, но он не был против. Ему нравилось наблюдать простые и естественные вещи, тем более, когда они касались корабельного врача. Слишком часто Люциус ловил себя на мысли, что она ему не безразлична. Обычно это происходило сразу после того, как Лангас оборачивалась от пристального внимания капитана и заставляла его краснеть. Вот и теперь все то же самое, и в тоже время нечто другое. Ее рука поправила прядь, спавшую ей на глаза, открыв тем самым капитану взгляд полный боязни за пока непознанную им провинность.

– У нас проблемы.

«Проблемы?!» – подумал капитан, – «Да вся жизнь сплошная проблема».

Конечно, вслух он ничего такого не выдал, ведь совершенно не подобает старшему офицеру сомневаться в принципах нерушимости. Слова Лангас заставили его в очередной раз посмеяться над собой, и видимо он слегка перестарался, так как на ее лице внезапно разродился вопрос.

– Капитан?

Скорее всего, Люциус выдал свой скептицизм каким-нибудь едва заметным движением мышцы смеха, но теперь это уже не имело значения. Это случилось, и в этом проявилась несомненная оплошность, которую он был обязан не допустить. А ведь именно этому его учили в Гильдии военного искусства. Точнее это звучало несколько иначе – твои мысли сугубо твои – но смысл тот же. И в результате отныне для нее занавес приоткрыт, но с этим он разберется позже. А сейчас куда важнее сосредоточиться, выслушать и в качестве капитана решить терзающую других проблему.

– Так что там? – спросил он.

Этой репликой Люциус смог оторвать доктора Лангас от ее мимолетной привязанности к его мимолетной слабости и вернуть к вещам насущным. Знак вопроса исчез, как только растворились мимические складки недоумения, и на смену ему вернулось беспокойство, пугливая боязнь и нечто еще, чего он еще не успел идентифицировать. Впрочем, вскоре и эта несуразность была разрешена, сразу после того, как доктор разразилась текстом.

– Кажется, наш груз проявляет активность.

– Груз?

Капитан мысленно освежил в памяти список перевозимого в данной экспедиции, но так и не смог припомнить ничего живого, или даже полуживого, или хотя бы чуть теплого.

– О чем именно вы говорите?

– Ящики с берутием.

Получив некое подобие ответа, Люциус забеспокоился не на шутку. И это при том, что он так и не понял сути происходящего. Но ему было ясно другое, что, если «Столкновение» не доставит груз берутия в колонию Гвалда в сроки, указанные в контракте, ему и всему остальному экипажу весьма не поздоровится. Гвалданский коммерческий союз славился своей непреклонной позицией в отношении торговых простоев и боролся с ними исключительно каленым железом. Однажды, будучи в краткосрочном отпуске в галактике развлечений Хонтрае, Люциус подцепил в одном из баров на планете Корску одну девицу, которая ранее являлась одним из ведущих юристов этой корпорации. Позднее, находясь с ней в одной постели, он сумел насчитать на ее теле не менее пятнадцати клейменых знаков союза, и все они находились в наиболее болезненных местах. Со слов бывшей сотрудницы капитан узнал, что такова была плата за проигранные судебные процессы.

И все же, несмотря на все эти страшилки, здесь и сейчас Люциус не мог позволить панике взять верх. Если что-то угрожало грузу, нужно было реагировать молниеносно, что собственно капитан и сделал. Конечно, как всегда в нем было слишком много усердия, но иногда важно создавать видимость процесса, чтобы не думать о последствиях. В любом случае, начал Люциус с предположения худшего:

– Он что собирается взорваться или что?

Доктор Лангас ответила коротко и по делу:

– Непохоже.

Других вариантов в мозгу капитана не нашлось, и он спросил напрямую:

– Тогда что с ним творится?

– По всем признакам берутий собирается выползти из ящиков.

Ответ оказался более чем фантастичен, и на мгновение Люциус мысленно поинтересовался сам у себя на счет действующей даты и не совпадает ли она случайно с Празднествами Лоботряса, в которые всем гражданам Трансгалактического Синцития предписано изображать из себя дураков и нести непростительный бред.

– Выползти? Вы в своем уме?

Но ответ был также трезв и краток, как и прежде.

– Несомненно.

Оставалось только промямлить что-то в ответ.

– Но это просто куски металла… Они не живые…

Ситуацию спас голос в ближайшем коммуникаторе.

– Капитан, говорит трансгалактический советник Скрот. Ситуация пять-три-икс. Срочно явитесь на мостик!

На этот раз его не просили. В тембре голоса советника отчетливо прослеживались недовольство и нетерпение. К тому же нужно отметить, что представитель Правительства Синцития на корабле редко опускался до голосовых сообщений. Его высокопоставленной персоне куда более соответствовали прогулки с гордо поднятой головой и шикарные обеды с послами из отдаленных миров, а еще он очень любил давать ценные указания каждому встречному нумерону. Но сегодня мир чиновника перевернулся с ног на голову, и он лично требовал от капитана незамедлительной явки на мостик. Люциус посмотрел в сторону переливающейся цветными огоньками панели коммуникатора, потом перекинул взгляд на доктора Лангас и попытался сообразить, что в этой жизни важнее. В решении этой непростой дилеммы ему помог очередной взрыв нетерпения со стороны Скрота:

– Я повторяю… срочно!

Во избежание многократных релизов одного и того же Люциус поспешил достать из кармана мобильный коммуникатор и дать ответ настойчивости советника:

– Буду через минуту.

Так капитану пришлось отбросить последние потуги промедления и вынести четкую командную директиву, которой жаждали не только его подчиненные, но и само бытие.

– Усильте заградительное поле вокруг груза. Я буду на мостике.

– Но…

Доктор Лангас не успела внести в диалог реплику несогласия. Разговор был окончен, и на то имелись веские причины. В противовес этому в потайных коморках ее существа зародилось желание остановить капитана, не дать ему войти в лифт и покинуть ее, взвалив тем самым весь груз берутия на ее хрупкие женские плечи, но ее внутренний остов, с детских лет приученный выполнять приказы мужчин, не позволил ей такой вольности. Так что ей оставалось только наблюдать, как капитан заходит в лифт и исчезает за ее дверьми. С мгновение Куна Лангас помечтала о мире, где к ее мнению будут прислушиваться, а потом развернулась и ушла прочь.

Тем временем Люциус мчался на лифте вверх прямо к капитанскому мостику.

– Что за черт? – думал он по пути.

В лифтовой кабинке ответа не нашлось, только все те же многоцветные коммуникационные панели играли переливами. Люциус смотрел на них, сквозь них и чем ближе он становился к мостику, тем громаднее становилось его волнение. Причиной тому являлось то, чего он не понимал и пока что не мог контролировать. Не сказать, что его пугали надвигающиеся события, скорее он нутром чуял их дурной запашок. При всей своей неординарности капитан не любил сюрпризы, не любил приключения, и при этом с ума сходил в отсутствии поездок в отдаленные уголки Вселенной. Любой из его биографов удивился бы, узнав, что все его знаменитые экспедиции в опасные зоны всегда предварительно планировались и оценивались на симуляторах. Но на этот раз компьютер в чем-то просчитался, и теперь его владельцу предстояло отдуваться за всех. Но главным, о чем беспокоился Люциус, было подозрение, что раз такое случилось единожды, не может ли это повториться вновь. Впрочем, оказавшись на месте, капитан вмиг позабыл обо всей этой ерунде и занялся делом.

– Что у нас?! – спросил он, как только двери лифта отворились.

Команда мостика, до этого момента находившаяся в творческом беспорядке, тотчас подтянулась и устремилась коллективным взором на своего лидера. Такие моменты всегда воодушевляли капитана. И не только потому, что иногда ему очень хотелось подчеркнуть свою значимость лично для себя, но и ввиду своей непомерной любви к педантичности и порядку. Расстояние от лифта до капитанского кресла составляло около десяти шагов, и Люциус прошел их достойно в полном самосозерцание и осознании личного превосходства. А когда он уселся на свое законное место и огляделся по сторонам, мир закрутился вокруг него и его желаний.

Советник Скрот, до сего момента стоявший в позе школьного учителя рядом с рулевым Кромбле и отдававший ему требовательные наставления по пилотажу, незамедлительно сориентировался на новую цель, и тут же последовал его приказ к научному адъютанту, представлявшему собой мальчика лет пятнадцати с явными признаками страфтийских кровей.

– На экран!

– Так точно.

Мальчик стукнул пальцем по поверхности нескольких клавиш, и в ответ на центральном мониторе появилось изображение сине-зеленой планеты.

– Что это? – спросил капитан, вдоволь налюбовавшись картинкой.

– Планета Искандарион систему Эстуриум, – пояснил советник, – Вот уже более пятнадцати минут мы получаем сигнал SOS с ее поверхности. Мы пока не связывались с колонией. Ждали вас…

Люциус посмотрел на Скрота так, словно внезапно узрел в нем неисправимого идиота, а после добавил гневных слов:

– И что в этом такого срочного?!

Слова капитана были пропитаны нотками резкости, грубости и надменности, но именно таких качеств добивался Люциус от своего вопроса, адресованного советнику, который, как казалось ему на тот момент, призвал его на мостик по своей личной прихоти. Капитану всегда хотелось поставить на место правительственного засланца, указать этому чертову задаваке его настоящее место, но эффект от сказанного оказался пуст как старый дырявый мешок из-под тиркальских корнеплодов. Скрот был невозмутим и сдержан как никогда, словно и не было сделано никаких акцентов в вопросе капитана. А главное, он совершенно спокойно продолжал выполнять свои обязанности и даже отчитался в действиях, проделанных по личной инициативе.

– В ваше отсутствие я приказал скорректировать курс с целью войти в систему Эстуриум, но, как только нам удалось это сделать, поступило новое сообщение.

Капитан лениво провел взглядом по изображению планеты на экране и глубоко вздохнул. Люциус знал о ее существовании не более трех минут, но она уже успела его утомить. В его обязанности не входило выслушивать нытье местных аборигенов, а тем более вникать в их нужды. Однако именно этим идейным хламом был неисправимо прошит мозг Скрота. Спасать попавшие в беду миры – это то, чему его учили, то, к чему готовили. А Люциуса учили считаться с мнением советника в случае гуманитарной катастрофы или чего-то подобного и следовать пути исполнения принципов трансгалактических советников.

– И о чем там гутарят жители Искандариона? – спросил капитан, мысленно смирившись с необходимостью потратить время и средства на решение чужих проблем, но получил в ответ нечто неожиданное.

– Вообще-то это передача другого рода, – сказал Скрот капитану, а затем обратился к адъютанту, – Запустите сообщение.

Незначительные манипуляции мальчика с клавиатурой заставили исчезнуть с экрана изображение сине-зеленой планеты и позволили занять недолго пустовавшее место короткому видеоряду. Несмотря на множественные помехи в картинке все же можно было разглядеть седовласого мужчину в черной полевой спецодежде, а мысленно избавившись от перебоев в звукопередаче можно было даже уловить кое-что из его требований:

– Мы… не нужно… запрещаем… Искандарион… не ваше дело…

Когда сообщение себя исчерпало, случилась секунда бессловесности, а потом Люциус выдал новый вопрос:

– И кто это был?

– Не уверен, но передача велась на закодированной частоте аванпоста.

Капитан вмиг выпрямил слегка расхлябанную осанку, огляделся по сторонам и, пристально взирая на советника, спросил:

– Они где-то рядом?

– Возможно, – ответил Скрот, – Вы же знаете, аванпосты – это такая вещь… никто не знает, сколько их и где…

Пришлось серьезно задуматься. С одной стороны, и так было ясно, что даже при самом благоприятном раскладе в запасе осталась всего лишь одна секунда молчания, а потом советник потребует немедленно экспедировать себя на чертову сине-зеленую планету для ревизии гуманитарных проблем вселенского масштаба. И, конечно же, ему будет совершенно начхать на тот неоспоримый факт, что где-то рядом находиться тайный аванпост секретной межгалактической полиции.

– И что делать? – спросил Люциус, так и не придумав решения.

Вопрос был обращен ни к кому-то определенному. В данный момент решалась судьба всего экипажа, так что задуматься предстояло каждому. Только вот все молчали. Капитан обвел взглядом каждого из тех немногих, кто непреднамеренно присутствовал на мостике, но их лица не давали подсказки или ответа. Они просто смотрели на него замершими тенями и ждали от него проявления непоколебимой самостоятельности.

«Печально, печально…», – мысленно констатировал Люциус.

Но разве мог он злиться на мальчика, стучащего по клавиатуре, на нескольких техников, латающих контакты под пультом, на рулевого Кромбле, неустанно следующего по заданному маршруту, а также еще нескольких персон, предназначение которых всегда оставалось приемлемой загадкой. Но что было абсолютно неприемлемо, так это продолжать выжидать с моря погоды и не делать ничего, что хоть как-то можно было бы обозначить как невозмутимое капитанское решение. И именно такое мнение читалось на суровом лице советника Скрота, что собственно и поставило крест на едва заметном замешательстве капитана.

– Готовьте команду к высадке! – приказал Люциус, словно и не было никаких сомнений во все эти предшествовавшие миличастицы мгновения.

– Вас понял, капитан, – рапортовал советник, а после обернулся к своему адъютанту и выдал целую пачку распоряжений со словами, – Давай побыстрее…

А парнишка был с толком. Звали его Джус. Он ответил:

– Сейчас будет сделано.

Вот так все и завертелось на капитанском мостике космолайнера «Столкновение» с целью подготовки миссии по спасению планеты Искандарион. И возможно все прошло бы как по маслу, если бы кое-кто не воскликнул:

– Вы не можете этого сделать!

– Не можем?!

Пока Люциус экстатически самовозбуждался на тяжелом поприще управления людьми и космолайнером, на капитанском мостике появился еще один персонаж. И все бы ничего, однако далее следовало слишком много «но». Ведь даже если бы при оценке его качеств не приходилось учитывать очень быструю и очень раздражающую смену цвета глаз с желтого на синий, то этот новый персонаж все равно давал бы фору любому из присутствовавших в плане какой-то странной, экстравагантной и в то же время отталкивающей гротескности. А проявлялось это в первую очередь совсем даже не в мохнатых бровях и вздернутом от гордости за себя любимого подбородке, и даже не в торчащих в разные стороны волосах на голове, а ведь их пряди были выкрашены во всякие разные цвета, многим из которых Люциус затруднялся дать название. Нет, страннее всего было видеть, что старший офицер геральдиеров дополнил свой строгий фиолетовый мундир с причитающимися вставками из серого и желтого совершенно неуместным и неуклюжим головным убором из толстой алюминиевой фольги. И к тому же в первую же секунду своего появления он сумел выплеснуть на всех присутствующих такой неистовый гнев и раздражение, какие только способен в себе скопить человеческий разум. А еще этот самый персонаж был как-то жутко, но приветливо холоден.

– Вы не можете этого сделать! – повторил он для тех, кто не понял с первого раза.

Тем временем капитан успел оправиться от неожиданного визита на мостик того, кому он толком даже не успел придумать подобающей должности или титула. Однако Люциусу не нужно было долго думать или гадать над категорической необходимостью поставить на место того, кто нарочито заплыл за буйки.

– Может вам зайти позже?

– Что?!

Голос капитана был вполне дружелюбен, но это только сильнее раздражало тех, кто собирался гнуть свою неискоренимую линию.

– Да как вы смеете?

Именно эта фраза сорвалась с языка так неожиданно появившегося на мостике геральдиера, когда его мило, но незамысловато послали куда подальше. При этом глаза его стали красными. Люциус не знал, что конкретно могло это значить, но знал, что точно не глубокое и безграничное удовлетворение. Впрочем, капитан был неохоч до чужих амбиций и поэтому продолжил заниматься тем, чем привык заниматься в подобных и любых других трансгалактических экспедициях.

– Как подготовка? – спросил он у Скрота.

– Почти, – отвечал советник, и этого было достаточно для того, чтобы знать о том, что гайки и шурупы вертятся как надо.

Только вот это никак не устраивало негативно настроенные элементы.

– Я требую!.. – продолжал наглый тип, не намереваясь сдаваться.

В принципе у него быстро появились для этого весьма веские основания, как только вновь заработали двери лифта, и на мостик забежала дополнительная порция геральдиеров. И надо сказать, что на этот раз они были вооружены не словом, а самыми настоящими бластерами, которые стреляли не негодованием и упреками, а очень болезненными импульсными зарядами с разрывным эффектом.

«Вот мы и приплыли», – подумал Люциус, увидев всю эту феерию у себя на мостике.

Конечно, ему следовало быть готовым к таким неожиданным исходам, когда правительственный комитет по исполнению новых нововведений и резолюций потребовал от него принять на борт команду геральдиеров с целью повышения безопасности транспорта грузов и повышения качества трансгалактических сообщений.

«Фигня все это», – думал он тогда, а данная ситуация только эмпирически подкрепила его ранее необоснованные суждения.

– Что это значит?! – воскликнул Люциус, медленно поднявшись с кресла.

Его тяжелый взгляд был отрезвляюще прикован к глазам красного цвета.

– Пора бы объясниться, – добавил капитан.

– А вам пора бы подчиниться требованиям секретной полиции!

После такого оставалось лишь усмехнуться. Несомненно, тактическое, боевое и прочие преимущества были на оппонирующей стороне. Да и как иначе, если Люциус строжайшими запретами искоренил ношение личного оружия среди членов экипажа. Лишь когда миссия требовала более весомых аргументов на пути обеспечения конструктивных результатов, могло возникнуть соответствующее и необходимое распоряжение, и только тогда кто-то избранный получал хорошо запрятанное оружие. Но понятное дело, что этот канон никоим образом не распространялся на подразделение геральдиеров, в последний момент приписанных к экипажу космолайнера «Столкновение». И потому случайно подобранное название постепенно стало себя оправдывать.

Впрочем, причины происходящего были до сих пор не ясны.

– А причем тут секретная полиция?

– Молчать!

На этот раз цвет глаз переменился на черный. И из-за этого постепенно начинало складываться пугающее ощущение, что капитан вскоре может стать дипломированным экспертом по цветовым метаморфозам у геральдиеров. Но еще больше его удивил шокирующий добавочный ответ оппонента:

– И вообще это уже давно не ваше дело!

«Позвольте, любезный», – мелькнула въедливая мысль в голове капитана.

И в диалоге она проявилась как следующая реплика:

– А вы не забываетесь, командор Ло?!

Цвет глаз остался прежним. Но возникла непродолжительная пауза, которая позволила Люциусу еще раз взглянуть на присутствующих членов экипажа. Он был совершенно не уверен в характеристиках последующих событий, но искренне надеялся, что высшие силы все-таки позволят ему узнать имена до сих пор безымянных техников и всех прочих еще более загадочных сотрудников капитанского мостика. Правда сколько Люциус не старался, ему все же пришлось поддаться искушенному любопытству и совсем чуть-чуть поглазеть на угрожающе дымящиеся от напряжения стволы бластеров излишне возбужденных геральдиеров. И ведь возможно уже тогда из них могли начать вырываться убийственные импульсы, если бы все заранее сложилось немного иначе, а также если бы Джус, более известный как парнишка-адъютант советника Скрота, не снизил градус враждебности своим внезапным заявлением:

– Поступило еще одно сообщение!..

Услышав это, Люциус тотчас переместил стержень своего внимания с нацеленных на него бластеров на экран главного монитора, после чего коротко и ясно приказал:

– Покажите!

Никто не посмел ему возразить, и лишь пара-тройка техников воспользовались нужным моментом и позволили себе подкрутить несколько расхлябанных гаек. А в остальном все только молча ждали появления чуда на экране. Только вот никакого чуда не случилось, и монитор вновь воспроизвел будоражащий воображение белый шум и седовласого мужчину в черной полевой спецодежде, который появлялся в редких эпизодах и старательно пытался сообщить нечто дельное: