Текст книги "В краю лесов и озер"

Автор книги: Григорий Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Ух!

Энергично работая руками, раскидывая головки телореза и ряску, рыбовод вынырнул, пробился на верх болота. Но ноги, как тяжелые гири, тянули его вниз, на плечи давили поднятые из пучины сплетения водных растений. Сердце тревожно забилось, охватил страх. «Засосет, погибну...» подумал он. От этой мысли по телу прокатилась дрожь и предательская волна слабости. Но вот совсем близко увидел ствол березы и встрепенулся. «Только бы ухватиться!» – с надеждой прошептал рыбовод. Напрягая все силы, отчаянно барахтаясь в болотной жиже, он потянулся к дереву. Вот еще усилие – и его дрожащие руки уцепились за березу, подтянули все тело!

Тяжело отдуваясь и отплевываясь, Надеждинский передохнул и, вскарабкавшись на березу, уселся на толстый сук. Вид у него был ужасный... Весь в черной грязи. Как зелеными чешуйками, облеплен ряской. Без кепки и одного сапога, которые остались в пучине.

Успокоившись, он огляделся. Кругом топь. Но через листву, совсем близко, виднелись заросли тростника, а дальше озерная гладь. «Как теперь выбираться буду? А сколько сейчас времени?»– подумал он и достал карманные часы – подарок отца. Но знаменитые «Павел Буре» – стояли.

– Испортились, захлебнулись часы! Ну и оказия; Придется мне теперь здесь куковать, – подумал он и закричал:

– Э-э-эй! Помоги-и-те! Э-эй!... Люди-и-и!

* * *

Мы подъехали на крик, откликнулись:

– Держи-ись, Коля!

Но пробиться в топь на лодке было не просто. Днище цеплялось за подводную растительность, весла застревали...

У Мухорина оказался топор. Он срубил длинную молодую березку, сделал крючок. Цепляясь им то за одно дерево, то за другое, мы подтягивали лодку все дальше вперед.

Вот и Надеждинский!

Когда мы увидали товарища и поняли, что он вне опасности, словно тяжесть отлегла от сердца. Посыпались вопросы...

Рыбовод перебрался с дерева в лодку. Из ряски выудили его кепку. Но еще задержались немало, разыскивая сапог. Наконец Мухорину удалось нащупать его и вытащить березовым крючком.

Чистюля Подлесный поглядывал на грязного, взъерошенного Надеждинского и, поглаживая до блеска выбритые щеки, сдерживал саркастические улыбочки... Он, вероятно, вспомнил свой ночной полет в яму под банный полок, наш гомерический хохот и чувствовал теперь «удовлетворение». Но мы с Мухориным были серьезны и далеки от мысли посмеяться над товарищем, который пострадал на работе, находился на грани гибели.

Не засмеялся и Подлесный... И хорошо, что сдержался, хорошо.

* * *

Через пару дней мы закончили работу. Предстояло переехать в восточный, необследованный участок озера у деревни Верхние Караси. Мухорин на своей лошади еще раньше отвез туда ящики с пробами и часть другого багажа. Проводить нас собралась вся семья лесника. Мухорин погладил бородку и пошутил:

– Весь мой выводок... Крохаль и крохалята!

Да, выводок внушительный. Только здесь налицо семь ребятишек! А трое уже выросли, разлетелись из родного гнезда. В сторонке стояла худощавая, тихая жена Мухорина – Авдотья. Она поджала руки на большом животе и участливо смотрела на наши сборы...

– Отец, – обратилась Авдотья к мужу, – ты бы отдал им рыбу, что Васька утром поймал. Приедут в Караси, сварят, вот и ужин.

– И правда, – спохватился Мухорин, – Вася, слетай на погребок, принеси.

– Не беспокойтесь, товарищ Мухорин, вы и так завалили нас разной рыбой. У нас еще нигде так хорошо не получалось. Мы собрали здесь богатый материал о рыбах озера. Очень благодарны вам!

– Вот зимой к нам приезжайте. Ерши крупные клюют!

– Кто-нибудь из нас приедет и зимой. У вас глубинных участках озера грунт попахивает сероводородом... Надо будет и зимой проверить водичку взять пробы, – сказала Женя.

– Вот и приезжайте! – приветливо зашумели Myхорины.

Женя подошла к Авдотье, поцеловала в щеку, вручила ей пакет.

– Это вам за хлопоты и заботы от всей экспедиции!

– Зачем это? Что тут? – вся зардевшись, растерянно спросила Авдотья.

* * *

Лодка отошла от берега. Надеждинский распустил косой парус, «швертбот» развернулся и вспенил воду острым носом... Женя прощально замахала платочком, со вздохом сказала:

– Какие хорошие люди!

– Да, что-то ждет нас на других водоемах, на озере Аргази, – ответил Надеждинский.

На берегу ребятишки Мухорина окружили мать и рассматривали подарок Жени – материал на платье и рубашки.

Нос лодки резал воду. За нами с криками кружили чайки. Белоснежные птицы напоминали клочья пены, сорванные с волны, бежавшей за кормой.

В ТРОСТНИКАХ

Несколько дней я пробыл на озере Большие Тишки Кунашакского района. Мне надо было выяснить результаты акклиматизации ондатры, подсчитать их норы и «хатки», определить возможность начала осеннего промысла пушного зверька.

В озере водились замечательные караси, которых ловили сетями и вентерями трое рыбаков-промысловиков. На западном берегу стояла их избушка. Здесь я и обосновался.

От пристани, через стены высоких тростников, уходила в озеро прокосная дорожка, по ней рыбаки выезжали на чистое плёсо для постановки и осмотра сетей. У одинокой избушки с вешалками для просушки сетей кипела обычная озерная жизнь. В зарослях кричали и плескались лысухи и утки. Выше бесшумно пролетали хищные болотные луни и неутомимые чайки. А иногда, вытянув шеи и ноги, деловито проплывали серые цапли или рыже-пестрая выпь...

Вечером я загляделся на прокосную дорожку, через которую, будоража заросли кубышки и телореза, часто сновали ондатры. Для постройки своих хаток на тростниковых зарослях и ломи, зверьки усердно волочили стебли водных растений, держа их в зубах. Трудолюбивые смышленые зверюшки!

– Опять заплавали! Стрелять их надо. Рыбу жрут, сети и вентеря рвут. Для чего только развели этих поганцев? – сердито сказал подошедший рыбак Василий.

– Неверно говоришь, товарищ! – заявил я в защиту ондатр. – Они ценные и чистоплотные зверьки. Рыбу не жрут, а питаются растениями и их корневищами. Ну, а если которая и попадет в ваши вентеря и сети, то чтобы спастись, оставит в них дыру, – жить-то каждому хочется! Зачем на это обижаться? У вас, рыбаков, здесь ценность – рыба, а у охотников – ондатра. Но и рыба и пушнина – всенародное богатство. Надо делать так, чтобы рыбное и охотничье хозяйства не воевали друг с другом, а жили дружно и приносили пользу стране и народу. Караси у вас большие ловятся на открытом плесе? Да?

– Там, в сети, – ответил рыбак.

– Ну вот, а на плесе ондатры бывают очень редко. Сам видишь, что они живут в зарослях и вашему главному промыслу не мешают.

– Да это так, конечно. Там вреда от них нет. В камышах мы кое-где вентеришки ставим, вот в них дыры и остаются, – согласился с моими доводами Василий.

Большую часть времени я находился в тростниках. Заглядывал в их самые сокровенные тайники. Подсчитывал хатки, наблюдал за жизнью ондатр. Зверькам недоставало здесь удобных мест-опор для постройки хаток. В одном участке, например, они устроили гнездовище на старом, заброшенном садке под рыбу, в другом – на забытых кольях от вентерей... «Придется порекомендовать расставить в зарослях коряги. Пусть на них и строятся», – решил я.

Проезжая по редникам, я замечал, как впереди и по сторонам от лодки тростники начинали вздрагивать, кивать головками... Это испуганные караси, разбегаясь от меня, натыкались на стебли, волновали зеленое море.

И вот пришла мне в голову мысль попробовать половить здесь карасей. Ведь многие часы провожу в зарослях, разве удочка помешает? Ловил же раньше эту вкусную рыбу в озерах Шаблишь и Большой Маян! Крепко ошибаются многие наши уральские рыболовы-спортсмены, считая, что караси вообще «не клюют». Просто люди не приспособились к этой порой капризной рыбе, которая водится в большинстве наших водоемов!

Удилище смастерил из хлыстика молодой березы. Тяжеловатое получилось, но что поделаешь? На безрыбье и рак рыба. Крючки и капроновая леска нашлись в дорожном рюкзаке.

В прохладное утро, до восхода солнца, заплыл в тростники. Среди редников тихо подобрался к чистинке. Проверил глубину. Ого, почти два метра! Решил начать ловлю от дна, а потом, если не будет клева, передвигать поплавок все ближе к грузику, чтобы установить слой воды, в котором держится рыба.

Насадил на крючок целого червя и забросил. Нет, не берет. Перевязал поплавок сантиметров на двадцать и снова закинул. Ох уж это ожидание! Но вот прошла минута, вторая, и поплавок начал «дробить». Затем пошел в сторону и уверенно погрузился в воду. Осторожно подсек и подвел сопротивляющегося карася к борту. Подхватил его самодельным подсачком из обрывка старого вентеря.

Хорош! Золотисто-темный, высокоспинный, упитанный крепыш граммов на двести.

Осторожно снова послал крючок в воду. Вскоре опять последовала своеобразная поклевка и второй бронзовый красавец оказался в лодке. Затем раз за разом двое карасей сорвались – слабые у них губы. Чрезмерно азартному, горячему рыболову, который делает сильные подсечки и быструю выводку, карасей взять трудно.

В это утро я выудил шесть рыб общим весом до килограмма. И всех на червей. Очень довольный такой удачей, ехал завтракать в избушку и думал: нет, клюют, наши озерные караси и можно их ловить! Правда, рыба капризная. Разных глубин держится и разные насадки требует. То клюет, то как отрежет! То на мотыля или червя берет, то хлебный мякиш или кусочек пшенной каши подавай. И сегодня мне подвезло, сразу червяком соблазнились и одной глубины держались! Мои рыбаки-промысловики удивились улову. И у них бытовало мнение, что карасей удочкой не ловят. А старый Лукич сказал:

– И охота тебе сидеть с удочкой да ждать у моря погоды? Вон взял бы у нас из садка, да и поджарил любого карася!

– Свой-то улов всегда вкуснее, Лукич. Сердцем чувствуешь каждую поклевку, а вытащишь и радуешься удаче! – сказал я.

МАЛЬКИ ПРИЛЕТЕЛИ

„Пацаны“ мечут икру

Как-то в первых числах июля 1950 года мне довелось быть в селе Большеникольское Октябрьского района. Отсюда рукой подать до колхоза имени Кирова. Ночевать ушел туда. Хотелось получить сведения о карпах, мальков которых я завозил в озеро на самолете еще в 1945 году.

Утром поднялся рано. Плохо спится на чужой постели, да и на озеро взглянуть не терпелось. Вышел из дома и направился по берегу озера, оставляя след на росистой траве. Солнце еще не взошло, но жиденькие туманы над водоемом уже румянились от разгоревшейся зари.

И вдруг на мелях у берега, среди зарослей озерной растительности, раздался всплеск. Большие круги разошлись по воде. Всплески повторились, и я увидел крупных карпов, которые переворачивались в траве, кружились, будоражили воду...

– Нерест! – прошептал я.

Со счастливой улыбкой присел на берегу и начал наблюдать за икрометом переселенцев из Сунгульского карпового питомника. Сзади послышался топот. На верховой лошади в поле проезжал председатель колхоза Алексей Петрович, с которым я уже встречался накануне. Призывно замахал ему рукой. Он спешился, тихо подошел и тоже опустился на траву.

– Смотрите, Алексей Петрович, карпы икру мечут, – сказал я.

– Да что вы? Никогда не видывал... А я поехал взглянуть на яровые посевы и заметил вас. Значит, это те самые пацаны, которые прилетели на самолете? – радостно спросил председатель.

– Они... Только эти «пацаны» весят сейчас более двух килограммов каждый!

– Да... А меня одолели соседние председатели. Просят продать карпов для развода в их озерах. Можно? Рыба приплод уже дала, – оживленно заговорил Алексей Петрович.

– Конечно, можно. Первый-то икромет у них был в прошлом году. Нынче осенью отловите молодых карпов и пусть везут в бочках с холодной водой. Для вашего района карповодство теперь не проблема – озеро будет питомником, – ответил я.

– Вот оно как! Значит, можно теперь попробовать ловить карпов и удочкой? Рыбак я.

– Можно и удочкой, – сказал я с улыбкой.

Мы тихо сидели и наблюдали нерест. Там, в прибрежных рдестах и осоках, на наших глазах зарождались сотни и тысячи новых карпят!

Когда председатель уехал, мне живо вспомнились те волнующие дни, когда карпы впервые транспортировались по воздуху, когда к приземлявшемуся самолету бежали колхозники и радостно кричали: «Мальки прилетели!»

В стране рыбы и озер

Посадочная площадка для самолета была найдена у старого кирпичного завода. Ее очистили от камней, заровняли ямки. Учитывая направление преобладающего ветра, выложили известкой большой посадочный знак «Т».

Накануне намеченной перевозки мальков карпа в аэропорт был направлен телеграфный вызов самолета, а в Бродокалмакский райземотдел – предупреждение о примерном времени прибытия карпят.

Вечером я уехал на рыбопитомник. Катер рыбзавода бежал по озеру. На водной глади то здесь, то там «плавилась» рыба. Справа, за островком, рыбаки тянули летний невод. Ребята на берегу энергично «выхаживали» невод воротками.

Белые чайки кружили над неводом. Они видели в нем скопление рыбы и надеялись поживиться потом мелочью, которая обычно остается на песке после вытонки.

Катер повернул в проток, проскочил под Киретинским мостом, вышел на простор озера Киреты.

– У вас страна рыбы и озер, – сказал я мотористу Николаю, вытиравшему тряпкой замасленные руки, чтобы закурить.

– Точно. Здесь народ тесно связан с водой. Да вон, посмотрите! – ответил моторист, показывая рукой на многочисленные лодки.

Действительно, одни у берегов ловили рыбу удочками. Другие быстро плыли, сидя на корме, ловко подгребаясь одним веслом. Они добывали щук дорожкой, держа шнур ее в зубах... А сколько встречалось лодок с подвесными моторчиками!

Снова проток. Катер, вызывая в скалистых берегах громкое эхо моторных хлопков, выбежал в следующее озеро. Скоро остановились на мыске, за которым и располагался карповый питомник. Катер был в пути час сорок минут.

На питомнике сразу же открыли щиток в водоспуске одного прудика, чтобы приспустить воду для вылова мальков. Вода из монаха[11]11
  Монах – система водоспуска в рыборазводных прудах.


[Закрыть] побежала в длинный деревянный желоб, перегороженный в конце заградительной металлической сеткой. Вскоре часть мальков уже начала уходить из прудка по водоспуску и задерживаться в желобе. Решили сегодня же просчитать карпят в контрольной кружке.

Заведующий питомником рыбовод Васильев принес эмалированный таз, кружку с сетчатым дном, марлевые сачки, весы, ведро...

Почерпнув в таз воды начали пересаживать в него мальков из желоба, отлавливая сачком. Скоро опытный глаз Васильева определил, что карпят достаточно. Тогда мальков из таза быстро выловили сачками и сложили в контрольную кружку. Через сетку вода из кружки вытекла, и мальки уложились в мерке вровень с краями.

– Довольно, ставьте на весы, – сказал Васильев. Кружку с мальками взвесили, записали чистый вес.

Потом карпят высыпали в ведро с водой и, отлавливая их оттуда понемногу сачками, начали просчитывать и отпускать обратно в проточный желоб.

– У кого сколько? – спросил Васильев, отловив последних рыбок. – У меня восемьдесят четыре!

– Девяносто шесть, – сказал я.

– Ровно пятьдесят, – отозвался старый сторож питомника Казаков, тоже принимавший участие в просчете.

– Ну вот, в контрольной кружке двести тридцать рыбок, которые весят триста сорок восемь граммов. Если мы отправим двадцать две кружки, то это и составит пять тысяч, – подсчитал Васильев.

– Та-а-к... Значит, будем перед полетом класть по пять с половиной кружек в бидон, или примерно по тысяче двести шестьдесят мальков, которые весят округленно тысячу девятьсот граммов, – начал подсчитывать я.

– А какая емкость бидона и сколько часов пути; до выпуска рыбы в водоем? – справился Васильев.

– Емкость двадцать пять литров. В пути пять часов, – охотно сообщил я.

Васильев прикинул карандашом в записной книжке.

– Обойдется примерно по одиннадцать литров охлажденной воды на килограмм рыбы. Расчет ваш правильный...

Первая воздушная тропа карпят

Поднялись все рано. Над питомником еще расплывались молочные туманы. Там изредка «плавились» карпы-производители.

Мальков пришлось долавливать в прудке марлевым бредешком. Вскоре с озера донеслись хлопки. Это пришел наш катер. Двадцать две кружки карпят мы отнесли в ведрах с водой и поместили на катере; в живорыбную бочку. Туда же опустили чистый битый лед, привезенный с рыбозавода. В холодной воде расход растворенного кислорода меньше, рыба чувствует себя бодрее.

– Это карпятам путевка в новую жизнь! – весело сказал Васильев, передавая мне два подписанных акта. – Да, чего только наш брат рыбовод не придумает, чтобы исправить упущения природы, развести новую рыбку!

Ровно восемь. Катер побежал по озеру. У моста мотор заглох. Моторист засуетился. Я нервно посматривал то на часы, то на южную часть неба. До прибытия самолета оставалось сорок пять минут.

– Ты, Николай, проверь свечи. Вечно они у тебя барахлят, – сказал Васильев мотористу.

После чистки свечей мотор сразу же завелся. Вот и пристань. Нас встретили директор рыбзавода, бухгалтер, рыбаки. Начали выгружать бочку с мальками на мостки.

И вдруг послышался гул мотора!

– Летит! Летит! – раздались крики.

Взглянул на часы. Без десяти минут десять...

– Какая точность! Быстро грузите бочку на машину! – сказал директор.

Все улыбались. У всех на лицах выражение какой-то торжественности. Ворота рыбзавода широко распахнулись.

...На посадочной площадке прохаживался пилот Роматовский. Рядом с самолетом уже стояли четыре моих бидона, которые я оставлял в аэропорту с наказом доставить их первым рейсом.

– Здравствуйте, Игорь Михайлович! – приветствовал я Роматовского.

– Привет! Привезли карпят? Покажите мне этих «небывалых» пассажиров, – ответил пилот, направляясь к бочке с мальками.

Карпята распределены по бидонам с водой. Туда же опустили марлевые мешочки со льдом. Живой груз поставлен в самолет.

– Все! Ждите нас здесь послезавтра. Привезите новую партию мальков в это же время, – сказал я Васильеву, пожимая руку.

Кабинка маленькая, ближние бидоны мешают коленям, но что же поделаешь?

Самолет помчался вперед, набирая скорость. Вот зеленая стрекоза оторвалась от земли, поднялась в воздух. Летим!

Самолет уже пересек тракт Челябинск-Свердловск. Внизу заискрилось изумрудное озеро Куяш, в голубой дымке горизонта обозначилось село Урукуль.

Мальки пока чувствовали себя хорошо. Решил проверить их реакцию на корм. Достал маленький кусочек хлеба, измельчил пальцами, бросил в бидон. Карпята резво бросились на пищу, ловили ее «на лету».

– Вот какие молодцы! – весело сказал я и уже в каждый бидон опустил по маленькой порции крошек.

Но к концу полета положение изменилось. Лед кончился, растаял. И хотя температура воды держалась еще около восьми градусов, часть мальков начала всплывать наверх и «чмокать» губами. Это означало, что рыбкам не хватало растворенного в воде кислорода, они задыхались. Необходима была срочная помощь. Через марлевую салфетку, чтобы не захватить карпят, я зачерпнул кружкой воды из бидона и, подняв ее вверх, тонкой струйкой вылил обратно. Вода от этого пузырилась, насыщалась кислородом воздуха. После такой операции мальки опустились в низ бидона и успокоились. Таким путем пришлось аэрировать воду по очереди во всех бидонах!

Но вот пилот обернулся и показал мне рукой расположенное впереди озеро и поселок.

Самолет снизился и полетел над словно вымершим селом. Только кое-где сидели у завалинок старики и старухи с ребятишками или, подняв хвост свечкой, убегал по улице испуганный теленок. «Почему никто не встречает самолет и не видно знака «Т»? Не получили телеграммы? Видимо, все колхозники на сенокосе», – раздумывал я, оглядывая окрестности села.

Роматовский выключил мотор и в наступившей тишине спросил:

– Никто не встречает, где будем садиться?

– Выбирайте место сами и садитесь ближе к озеру. Рыбу надо выпустить при любых обстоятельствах. Потом разберемся.

Мотор взревел, и самолет устремился к лугам у озера. Роматовский с воздуха начал выбирать площадку для посадки. Риск? Немного. Опытному пилоту такое задание по плечу.

Опасаясь, чтобы при посадке и толчках мальки не вылетели из бидона, я закрыл их крышками. Еще несколько залетов, и вот самолет уже бежит по душистому лугу, распугивая стайки молодых скворцов. Мы выбрались из кабинок, разминая ноги.

– Как рыба? – спросил Роматовский.

– Уже похватывает воздух. Придется выпускать без свидетелей.

Да, кругом безлюдье. В тростниках озера настороженно цокает лысуха. В траве заливаются кузнечики. Где-то в стороне, точно соревнуясь, отбивают перепелки: подь-полоть! Подь-полоть!

– Начнем? Поможете? – спросил я пилота.

Роматовский без дальнейших приглашений сбросил костюм и остался в трусах. Такой же вид принял и я. Мы вдвоем поднесли первый бидон к озеру и начали «уравнивать» температуру воды. Для этого через марлю отливали часть воды из бидона и на место ее кружкой добавляли озерной. Так несколько! Раз.

– Для чего такая махинация? – спросил Игорь Михайлович.

– Если не уравнять температуру, то мальки, выпущенные в теплую воду, умрут от расширения кровеносных сосудов, – объяснил я.

– Вот какие нежные ребятишки! – добродушно засмеялся пилот.

Карпят осторожно вылили в озеро. Дружной стайкой они поплыли по новому для них озеру. На поверхности воды осталось только десятка два мертвых мальков. Их собрали сачком, чтобы подсчитать процент «отхода».

– Удачная перевозка! – сказал я.

– Вот и порядок. Пошли за следующей партией!

Когда возвратились, у самолета стояли двое ребят, мужчина и женщина.

– Колхозники? – обрадованно спросил я. – Что же мальков не встречали?

– Это дело правленья, а мы что можем знать? – ответил за всех мужчина, набивая трубку самосадом.

– Ну, помогите нам выпустить карпят в озеро, а то вон какая туча надвигается, – сказал Роматовский, тревожно поглядывая на горизонт.

– Это можно, почему не помочь? Берись, ребята!

Колхозники положили на траву косы и грабли, взялись за бидоны. Всю рыбу сразу перенесли к озеру и начали уравнивать температуру воды.

– Маленькие какие, меньше гольянов! А говорили, что карпы шибко большие, – сказал один из ребят, заглядывая в бидон.

– Вот бестолковый, это же мальки. Вырастут еще! – сердито ответил другой мальчуган.

Всех карпят выпустили. Общий отход оказался семьдесят четыре штуки, или полтора процента. Так и записали в бланках актов. Колхозники, как свидетели, подписали документы. Один акт вручили для передачи правлению. Захватив бидоны, быстро пошли к самолету. Но мы уже запоздали. Начался сильный ветер. Он взъерошил траву на лугах, прижал кустарники, закружил в воздухе сорванные листья.

– Скорее в балаган! – закричала женщина. Все побежали в ближний лесок. Мы остались одни...

Налетел вихрь. Подбросил самолет. Нависла опасность, что машину опрокинет, сломает, а струбцинок у нас не было.

– Держите за крылья! – закричал Роматовский. Мы оба уцепились и повисли на крыльях. Пилот – на одном, я – на другом. У меня под голыми ногами оказалась крапива, которая крепко «нажгла» икры и колени.

Хлынул дождь. Яркие молнии чередовались с оглушительным громом. Но мы держали самолет до тех пор, пока не прошла эта напасть.

Наконец все затихло, успокоилось. Но надолго ли? На горизонте появилась новая туча, еще темнее первой.

– Немедленно летим! – решительно заявил Роматовский.

Оделись, поставили в кабину бидоны. Пилот показал мне, как заводят винт пропеллера и сел в свою кабину.

– К запуску!

Мотор сразу затрещал. Какой милый, безотказный молодец! Я забрался на свое место. Благополучно взлетели. Роматовский повел машину в обход тучи. Но атмосфера бесновалась на большом пространстве, и нас основательно потрепало.

От всего сердца это!

Через день первый утренний автобус от почтамта доставил меня в аэропорт. Жизнь здесь уже била ключом. Механики и техники кропотливо выверяли моторы, крепления плоскостей, рули управления. Специальная автомашина заправляла самолеты горючим. Пилоты сновали от конторы в столовую или к метеорологической станции, оформляли документы на полеты. На широком поле начали взлетать и садиться тяжелые и легкие самолеты.

В девять часов наш мотор был запущен, выверен. Его пламенное биение перешло на ровный пульс. Авиамоторист положил в мою кабину четыре струбцины. Роматовский развел руки, давая сигнал к выпуску машины.

Когда под крыльями раскинулось озеро, я увидел, что катер уже у пристани. Черные и пестрые фигурки людей копошились на берегу. Мы снизились и сделали над рыбзаводом круг. Из открытого окна конторы кто-то приветливо махал косынкой. Директор? Из ворот уже выезжала подвода с рыбой и льдом. Посадка, перегрузка мальков, оформление документов...

– Значит, сегодня в Октябрьский район? А как слетали? Отход большой? – засыпал вопросами Васильев.

– Слетали с приключениями. Расскажу потом. Отход полтора процента, но его нельзя отнести за счет недостатка кислорода. Это было механическое повреждение мальков во время их вылова, пересадки... При осмотре оказалось, что у одних карпят оторваны жаберные крышки, у других совсем нет головы или хвоста... – ответил я.

– Вот как? Та-а-а-к. Ваш опыт подсказывает и доказывает, что мы, рыбоводы, еще не научились осторожно и внимательно обращаться с нежной рыбой! Это нам минус! – с какой-то растерянностью, откровенно заявил старый рыбовод.

Я начал успокаивать его, говоря, что без отхода не обойдешься, ведь рыбки за время пути проходят через многие операции, не хватает аппаратуры, тех же марлевых сачков и мешочков, за (которые цепляются мальки.

– И не доказывайте, остаюсь при своем мнении! От рук рыбозавода зависит все, – убежденно ответил Васильев.

В этот рейс посадка рыбы в бидонах была сгущенной – восемь тысяч. Транспортировка – более длительной. Я опустил в бидоны побольше льда, приготовился к борьбе за хорошее самочувствие маленьких переселенцев.

– Счастливого пути вам! Приезжайте как-нибудь на питомник отдохнуть, в горах вишни посбирать! – кричит Васильев, размахивая кепкой.

Мы в воздухе. Опять внизу поплыли милые уральские пейзажи с высоты птичьего полета: водоемы и луга, перелески и поселки, поля и болота. Машина прошла несколько восточнее Челябинска, через Копейск на Селезян. Над Ектульским районом пришлось уже усердно аэрировать воду в бидонах.

Вот и огромное озеро Буташ – колхозное море, за ним Горькое... Еще издали заметили на северном берегу водоема белый посадочный знак и большую толпу людей.

Роматовский отлично посадил машину. К самолету хлынули колхозники, раздались возгласы:

– Мальки прилетели!

– Ура рыбоводам! Карпы приехали!

Кое-как навели порядок, и я с руководителями, колхоза пронес бидоны к озеру. Вопросов – сотни! Все тянулись, чтобы взглянуть на рыбок, оказать какую-то помощь. Когда температуру воды выравняли, произвели выпуск и карпята стайками заходили у поверхности водоема, буря восторгов вспыхнула с новой силой.

Председатель колхоза пригласил нас на обед.

– Специально приготовились, товарищи, пожалуйста!

Роматовский решительно отказался, так как погода начала портиться. Надо было немедленно вылетать в Челябинск.

– Уж извините, спасибо за теплую встречу! – сказал я.

Правленцы обиделись, но что же поделаешь? Пилот отвечал за машину, за меня, за успешное окончание рейса. Все собрались к самолету, начали грузить бидоны. В это время, расталкивая толпу, с большим ведром подошли два колхозных рыбака. Один пожилой, другой молодой. Пожилой погладил русую бородку и торжественно заявил:

– Вы, товарищи, привезли нам новую рыбу, о которой мы давно думали. Спасибо вам! Разрешите в благодарность преподнести вам наших карасей. Кушайте на здоровье!

Мы с Роматовским смущенно запротестовали, отказываясь от столь необычного и богатого подарка, но в толпе недовольно загудели:

– Обедать некогда, карасей не берут, что же теперь?

А старый рыбак откинул холстинку с ведра и под гул общего одобрения высыпал живых упитанных карасей в бидон.

– От всего сердца это! Отказываться не положено, – сказал и председатель колхоза. Бидон с подарком поставили в мою кабину.

– Ну что же, уж если так получилось. Большое спасибо вам, друзья. Сдадим в столовую аэропорта, – с благодарной улыбкой сказал Роматовский и крепко пожал рыбакам руки.

Взлет. Роматовский развернул машину и, сделав над толпой провожающих круг, приветливо покачал крыльями зеленой стрекозы.

Жердина с красным флагом

Прошло два года. Транспортировка карпят на самолете стала обычной. Все чаще и чаще подавалась команда пилотов «К запуску!» для машин с необычным живым грузом. Все чаще в отдаленных точках области люди встречали рыбовода и пилота восторженными криками: «Мальки прилетели!» Все чаще карпята шли воздушными тропами, чтобы освоить голубую целину!

Помнится такой случай. Летели в Варненский район. Пилотировал Яковлев – плотный, на вид медлительный, но опытный и решительный.

Подлетели к нужному поселку. Зарыбляемое озеро было небольшое. У деревни раскинулось несколько водоемов.

– Которое наше? – спросил меня Яковлев.

– Не знаю... Перепутать можно. Давайте сядем и спросим, – предложил я.

Сели... Как водится, сбежался народ. Подъехал на вороном жеребце и председатель колхоза. Он поздоровался и сказал:

– А мы вас с самого утра поджидаем!

– Спасибо, но где зарыбляемое озеро? Мы его не знаем и сели, чтобы спросить, – ответил я.

– В четырех километрах, во-о-н, как раз на солнце. Там вас тоже народ ждет и встречает председатель сельсовета.

– Да? Хорошо. Вы сейчас поскорее поезжайте туда на лошади, чтобы подписать акт выпуска рыбы, а мы поднимемся и перелетим, – предложил Яковлев.

В толпе раздался веселый смех, послышались шутки.

– Запарится твой воронко, Иван Васильевич, с самолетом тягаться трудно!

– Ничего, выдержит, – так же весело и дружелюбно ответил председатель, затем вскочил в тарантас и уехал.

Самолет взлетел. Когда делали круг и разворачивались на солнце, увидели сверху, как напористо шел вороной...

– А жеребчик бежит неплохо, – сказал я в трубку.

– Резвая лошадка, – ответил пилот.

Подлетая к озеру, заметили, что там действительно толпа колхозников, а в середине намеченной посадочной площадки стоит жердь с большим красным флагом. Площадка была маленькой, узкой, кругом окаймленной болотными кочками.

Яковлев снизился почти до земли и, пролетая мимо, громко крикнул:

– Уберите флаг!

Развернувшись обратно, увидали, что народ площадку освободил, а жердина с флагом стоит на том же месте и какой-то мужчина, широко расставив ноги, уцепился за нее руками...

Пилот еще дважды пролетал рядом, махал рукой и громко кричал, чтобы убрали препятствие, но бесполезно! Видя, что самолет крутится, выбирая место посадки, народ разбежался далеко по сторонам, а герой с флагом продолжал стоять в середине площадки, словно решив умереть, но не отступать.

– Ну что будем делать? Как убрать этого болвана? – возмущенно кричал в трубку Яковлев, снова разворачивая машину.