Текст книги "Я, Менгск (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Прежде чем снова заговорить, он сделал глубокий вдох.

– Слушай меня, сын. Твоя жизнь здесь – это тепличные условия. Но пришло время узнать, что там, в мире за этими стенами, жизнь жестока. И ты не готов к этому.

– Я справлюсь.

– Нет, – отрезал Ангус. – Не справишься. Я не буду скрывать, что впечатлен тем, что ты сделал вчера вечером. Но запомни, рано или поздно, подобные трюки заканчиваются смертью.

Арктур засмеялся.

– Ты уже переигрываешь.

– Нет. Нисколько. Это правда. Поэтому ты будешь наказан.

– Почему? – воскликнул Арктур. – Если бы не я, эти люди убили бы нас всех!

– Думаю, ты и сам понимаешь, что нас спасло только то, что тебя заметил Фелд.

– Это была шутка, – сказал Арктур. – И потом, разве теперь это имеет значение, после того, что случилось? Или следовать собственным поучениям тебе нет нужды?

Ангус поставил стакан и навис над столом, скрестив руки на груди.

– В тебе есть способности вести дебаты. Но ты все равно будешь наказан. Пустить молодежь на самотек, означает поощрять безрассудство и пренебрежение к существующему порядку вещей. Что является проклятием любого стабильного общества.

– Кто бы говорил, – возразил Арктур. – Ты протестуешь против существующего порядка постоянно. Все, что я регулярно слышу в разговорах студентов Академии, так это то, что ты только и делаешь, что накаляешь обстановку на Корхале. Своими речами о коррупции в Конфедерации, и как было бы лучше нам без нее. Почему-то это тебя не смущает!

Ангус откинулся на спинку стула, удивленный вспышкой Арктура. То, как сынишка представляет жизнь за пределами своего мирка, вызвало в нем гнев.

– Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь, – сказал Ангус. – То, что делает Конфедерация на Корхале, это преступление. Повсюду коррупция, откаты, взяточничество. Если у тебя есть деньги, закон становится не более чем шуткой. Практически каждая копейка, заработанная гражданами Корхала, идет в казну нескольких корпораций-марионеток Конфедерации. А это наша собственность! Независимые от Конфедерации предприятия чахнут и закрываются! Скажи мне, это по-твоему должный порядок вещей?!

– Я не знаю, – помолчав, ответил Арктур. – Все, что я хочу, это стать изыскателем.

– Изыскателем? Чтобы копаться в грязи и камнях, как какой-нибудь келморийский контрабандист? Вряд ли. Ты сын сенатора, Арктур! И твое предназначение заниматься более серьезными вещами, чем разведка недр!

– Я не хочу великих занятий. Я просто хочу делать то, что мне нравится, а не то, чем я, по твоему мнению, обязан заниматься.

– Ты слишком молод, чтобы действительно знать, чего хочешь, – сказал Ангус.

– Я знаю, что не хочу идти по твоим стопам, – огрызнулся Арктур. – Черт возьми, я могу даже записаться в армию!

– Не будь так уверен. Это в тебе говорит гнев, – сказал Ангус. – Ты далек от реалий жизни. Не знаешь, что сделала Конфедерация, и что еще сделает, если никто не остановит ее. После крушения суперносителей, Старые Семьи веками, с помощью силы, хитрости и коррупции, гребут все под себя. Скоро не останется ничего, что еще не попало под их контроль.

– Ну и что? Кто сказал, что это плохо?

Ангус подавил свой гнев, но все еще чувствовал раздражение, угасающее перед упрямством его сына. Неужели парень не понимает, насколько коррумпирована Конфедерация? Неужели он не видит ужасную судьбу, которая ожидает всех благомыслящих людей, в случае, если они не поддержат всеохватывающее влияние отдаленного, бездумного, жестокого правительства?

Глядя Арктуру в лицо, Ангус видел, что тот не понимает всего этого, и у него сжалось сердце.

Выступая с речью на Палатинском Форуме, Ангус Менгск склонял упрямых сенаторов на свою сторону, выигрывал безнадежные процессы благодаря своему красноречию, но он не мог убедить своего собственного сына в том, что Конфедерация – великое и ужасное зло, которое угрожало всему, что ценили свободные люди Корхала.

Ангус Менгск, сенатор-подстрекатель и сын Корхала, может спасти свою планету, но, при этом, может потерять сына.

Он понял всю иронию этой ситуацию.

На следующее утро, как только над горами взошло солнце, Арктур зевнул, услышав, как открылась дверь в его комнату. Он повернулся на другой бок и улыбнулся, так как в проеме двери стояла Дороти, сжимая в ручках ярко-голубую фигурку пони по имени Понтий.

– Что случилось, малышка Дот? – спросил он, приподнимаясь на кровати.

– Почему ты ругаешься с папой? – спросила Дороти.

Арктур засмеялся.

– Это серьезный вопрос для такой маленькой девочки.

– Но почему?

Арктур опустил ноги на пол и развел руки в стороны, после чего Дороти подбежала и запрыгнула к нему на колени.

– Ты с каждым днем становишься все больше, – сказал Арктур. – Ты толстеешь.

– Ничего я не толстею! – завизжала Дороти, тыча пальчиками ему в ребра.

– Ладно, ладно! Ты не толстая!

– Я же говорила, – сказала Дороти, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за ней в этом споре. Она посмотрела на Арктура. Юноша знал, что она отнюдь не забыла, что брат не ответил на вопрос.

– Я бы хотела, чтобы вы с папой не ругались, – сказала Дороти.

– Я бы тоже этого хотел.

– Так почему вы тогда ругаетесь?

– Это тяжело объяснить, Дот, – сказал он. – Мы с папой... ну, у нас с ним разные мнения по поводу многих вещей, и он слишком упрям, чтобы признать, что он не всегда прав.

– А ты что всегда прав?

– Нет, не всегда, но – …

– А как ты тогда можешь знать, что папа не прав?

Арктур открыл, было, рот, чтобы ответить на вопрос, основанный на детской логике сестры, но совершенно запутался, когда не смог придумать ответ, который удовлетворил бы их обоих.

– Полагаю, я не знаю. Но он хочет, чтобы я делал то, что я не хочу.

– Что, например?

– Например, не быть тем, кем я хочу быть, – сказал Арктур.

– А кем ты хочешь быть? Разве ты не хочешь быть как папа?

Арктур покачал головой.

– Нет.

– Почему?

Тихий стук избавил Арктура от необходимости отвечать, он поднял голову и увидел в дверном проеме свою маму. Кэтрин Менгск была одета в длинное платье кремового цвета с темно-синим лифом и выглядела очень бодрой, как будто она всю ночь отдыхала, а не пыталась спастись от вооруженных солдат.

– Дороти, пора завтракать, – сказала Кэтрин.

– Но я не голодна, – сказала Дороти.

– Не спорь со мной, юная леди, – предупредила мама. – Спускайся на кухню и скушай кашу, которую тебе приготовила Сеона. И не нужно воротить нос. Иди.

Дороти потянулась к Арктуру и чмокнула его в щеку, потом спрыгнула с его коленей и выбежала из комнаты, волоча за собой Понтия.

Как только Дороти ушла, Арктур встал и натянул рубашку и брюки, поправляя подтяжки на плечах.

– Ты так и не ответил на ее вопрос, – сказала мама.

– Какой вопрос?

– Почему ты не хочешь быть, как твой отец?

Арктур провел пальцами по своим темным волосам и налил стакан воды из стоящего у кровати серебряного кувшина.

– Потому что я хочу заняться чем-то своим в жизни.

Кэтрин прошла в комнату, – изящная, сильная, – и положила руку на плечо Арктура. В этом прикосновении чувствовалась материнская любовь и успокоение. Арктур пожалел, что к отцу он не настолько же близок, как к матери.

– Арктур, твой отец всего лишь желает тебе лучшего, – сказала его мама.

– Неужели? Иногда я думаю, он просто желает видеть во мне свою копию.

Кэтрин улыбнулась.

– На самом деле я вижу у вас много общего. Но все же в тебе слишком много моего, чтобы ты мог стать его копией.

– Это утешает, – сказал Арктур, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел в глазах матери боль.

– Прости, – сказал он. – Знаю, он хороший человек, но он просто не понимает меня.

– Думаешь, ты первый семнадцатилетний, который говорит так о своем отце?

– Полагаю, нет.

– Ты замечательный мальчик, Арктур: и ты можешь вершить великие дела, если позволишь себе. За что бы ты ни брался, ты овладеваешь этим в считанные дни. Твой отец просто хочет удостовериться, что ты правильно воспользуешься своими способностями.

– Помню, когда мне было столько, сколько Дот сейчас, ты говорила, что я буду великим руководителем,– сказал Арктур. – Но я уже давно вышел из этого возраста.

Мама взяла его за руки и посмотрела в глаза:

– Тогда это было так же верно, как и сейчас.

Грандиозные мечты матери о его будущем смущали Арктура, и он сменил тему:

– Мне действительно необходимо возвращаться в академию?

– Необходимо. Знаю, тебе там не нравится, но для меня очень важно, чтобы ты получил образование. Ты же действительно отменил отсылку письма с комм-вирусом на консоль директора Стигмана?

– Отменил, – ухмыльнулся Арктур, – хотя мое исключение стоило бы того, чтобы только взглянуть на выражение лица директора, когда вирус отсылал бы его личные файлы родителям всех студентов академии.

Мама гневно покачала головой, но он заметил, что ее забавляла мысль об унижении Стигмана.

– Даже не хочу думать о том, что могло быть в тех «личных файлах» этого отвратительного человечишки.

– А Айлин Пастер и его дочь собираются еще гостить у нас? – спросил Арктур, услышав движение в другой части дома.

Кэтрин почувствовала его заинтересованность и сузила глаза.

– Да, они еще погостят некоторое время. Твой отец считает, что для них будет разумнее оставаться с нами, пока он не вызовет еще нескольких охранников, чтобы они сопровождали всех нас обратно в Стирлинг.

– Звучит благоразумно, – кивнул Арктур, пытаясь не выдать свою заинтересованность, хотя, конечно же, его мама видела, что это намеренное безразличие, и улыбнулась.

– Она очень красива, – сказала мама. – Жюлиана.

– Да, красива, – согласился Арктур. – Я думаю, что нравлюсь ей.

Мама нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Да как же тебя не любить, мой красавчик? А теперь иди и позавтракай с сестрой; а то я уверена, что она будет упрашивать Сеону дать ей побольше сладостей, что чревато для нее бессонными ночами.

Арктур направился вниз, проходя по тому самому коридору, который предыдущей ночью был наполнен дымом от выстрелов и звуками битвы. Тел на полу, заливающих ковры кровью, уже не было, и прислуга вычищала оставшиеся пятна.

Ему все еще не верилось, что те люди пытались убить их прошлой ночью. Сама мысль о том, что люди готовы убить беспомощных мирных граждан всего лишь ради денег, казалась нелепой; если из прочитанной истории он вынес какой-нибудь урок, то именно такие понятия закрепились у него в душе. Казалось, убийство ради славы, известности, земли или свободы – более благородные идеалы, ради которых можно было убить или умереть; но Арктур Менгск в ближайшем времени не планировал ничего подобного.

Он поставил ногу на ступеньку; дерево скрипнуло. Перила были расщеплены шипами «карателя», кругом валялись вырванные куски дерева. На мраморных и гипсовых стенах остались многочисленные следы от попаданий шипов.

Спустившись, Арктур услышал голоса из столовой. Дверь была приоткрыта, и он остановился, узнав громовой голос отца и более сладкозвучные тона Айлина Пастера.

Арктуру было интересно, о чем они говорят, и он подкрался ближе к двери.

– …именно поэтому нам, как никогда, нужна твоя помощь, Айлин, – сказал отец. – Корхал не справится с этим в одиночку. Мы собираем силы, но без поддержки Умоджи Конфедерация уничтожит нас.

– Я понимаю, – ответил Пастер, – но ты также должен понять ненадежность нашего положения. Недопустимо, чтобы Умоджу уличили в открытой помощи тебе, Ангус. Нам приходится нелегко из-за отпора влиянию Конфедерации, а быть публично связанными с таким подстрекателем как ты, станет отличным поводом для усиления их давления. Совет Правления охотно предоставит твоим людям все необходимое, но о нашем участии никто не должен знать.

– Это данность, Айлин, но настал переломный момент. Нападение прошлой ночью только лишний раз доказывает, что они в безвыходном положении. У меня есть сторонники в Сенате и по всему Корхалу, которые могут поднять шум, и ты хорошо знаешь, что локальные восстания поднимаются по всему сектору. Для уничтожения старого порядка нужен всего один яркий пример того, что Конфедерацию можно побороть. И Корхал может быть таким примером, но только с вашей поддержкой.

– И ты ее получишь, но за такие речи... тебя будут называть террористом.

– Я предпочитаю термин "борец за свободу", – сказал Ангус.

– Это уже зависит от того, победишь ты или нет.

– В таком случае, мне необходимо удостовериться, что я буду победителем.

Арктур знал, что услышанные слова имели огромное значение, но он не улавливал их смысл. Что отец мог планировать такого, чтобы на него повесили ярлык террориста? Уже само определение было ярким, вызывающим образы мрачных мужчин, что таятся в укромных местах и планируют смерть невинных, преследуя какие-то свои дьявольские цели.

Мысль о том, что его отец может быть таким человеком, пугала Арктура; а его твердое представление об Ангусе Менгске как о – пусть влиятельном, обладающим могуществом, но все-таки – добром человеке, теперь казалось хрупким, как стекло.

Пока такие мысли мелькали в голове Арктура, он услышал шаги. Юноша слишком поздно осознал, что звук приближается к двери, у которой он стоял и подслушивал. Арктур хотел отойти, но не успел, – чья-то тяжелая рука схватила его за рубашку и втащила в столовую, где они уже встречались прошлой ночью.

– Ты что шпионишь за мной!? – вскричал Ангус. – Что ты слышал?

Арктур вырвался из рук отца.

– То, что ты террорист! – прокричал он.

Ангус развернул его и толкнул на один из стульев.

– Ты ничего не слышал, сын, – сказал Ангус. – Эти слова не предназначены для таких как ты.

Арктур посмотрел на Айлина Пастера. Мужчина явно был удивлен и обеспокоен тем, что Арктур подслушал разговор.

– Что ты собираешься делать? – спросил Арктур. – Ты собираешься убивать людей?

Отец уставился на Арктура. Холодный серый взгляд проник в самое сердце сына.

Арктур понял, что отец для себя принял какое-то решение.

Пастер также это заметил и сказал:

– Ангус... ты уверен?

– Да, ему ведь уже скоро восемнадцать. Пришло время вести себя как мужчина, поэтому я буду обращаться с ним как с мужчиной.

Арктур почувствовал нервную дрожь от слов отца.

Неужели сейчас с ним будут говорить по-взрослому, как он мечтал все эти годы.

– Ну что, мальчик, ты готов стать мужчиной?

Арктур подумал какую-то долю секунды и ответил:

– Готов.

– Хорошо, – сказал Ангус. – Я с уважением отнесусь к этому. Но ты должен понимать – то, о чем я тебе собираюсь рассказать, не должно покинуть эту комнату.

Ангус протянул Арктуру руку.

– Поклянись мне, и я все тебе расскажу.

– Клянусь, – сказал Арктур, пожимая руку отца.

– Очень хорошо, – сказал Ангус, присаживаясь рядом с Арктуром и закидывая ногу на ногу. – Ты, конечно же, в курсе, что я всеми фибрами души терпеть не могу коррупцию Конфедерации, но все намного сложнее. Старые Семьи все контролируют из своего столичного мира, Тарсониса, и весь аппарат Конфедерации ориентирован на поддержание их власти, эксплуатируя и разворовывая управляемые ими планеты. Ну, в общем, все.

– Ты собираешься бороться с Конфедерацией? – спросил Арктур. – Почему?

– Потому что кто-то должен, – сказал Ангус. – Их империя распространилась слишком далеко, нужно только толкнуть в определенном месте, чтобы она рассыпалась, как карточный домик. Людей тяготит ярмо Конфедерации, запах восстания витает в воздухе – его можно почувствовать.

– Ты собираешься объявить войну Конфедерации, – недоверчиво сказал Арктур.

– Не совсем войну, – ответил Ангус. – По крайней мере, пока.

– Терроризм, – сказал Арктур. – Так это называется?

– Не сомневаюсь, что некоторые так и будут это называть, но если ты хорошенько подумаешь, то поймешь: то, что делает Конфедерация, легко может быть истолковано как терроризм.

– Уверен, что это не одно и то же.

– Да неужели? – хмыкнул Ангус. – Разве цель терроризма не в том, чтобы убивать и калечить людей, неважно кого, лишь бы заставить их подчиняться приказам? А разве Конфедерация не проводит военные операции в качестве устрашения, чтобы заставить население плясать под свою дудку?

– Но в этом-то и разница, – сказал Арктур. – Это уже война.

Ангус покачал головой.

– Не совсем так. В конце концов, цель войны не в том, или, по крайней мере, не должна быть в том, чтобы убить всех до единого в армии противника. Однако при уничтожении достаточного количества живой силы, их лидеры начинают больше бояться продолжения войны, чем капитуляции.

– Тогда, исходя из твоих рассуждений, любые военные действия попадают под определение террористического акта, – принуждение через устрашение с применением насилия.

– Именно, – подытожил Ангус, довольный тем, что добился своего.

– Но ты же не собираешься убивать людей? – уточнил Арктур.

– На войне люди умирают. Это печально, но неизбежно, – ответил Ангус. – Я бы хотел, чтобы все было иначе, но Конфедерация принесла войну с собой. Однако, в отличие от них, мы не будем причинять вреда мирному населению. Нашими целями будут только военные объекты.

– И все равно это неправильно, – сказал Арктур. – Все равно будут умирать люди, и убивать их будешь ты.

Ангус откинулся на спинку стула. Его лицо выражало разочарование.

– Я думал, что ты достаточно взрослый, чтобы понять необходимость таких действий. Вижу, что был неправ. Ты все еще ребенок, и думаешь как ребенок. Ты еще не способен увидеть реальный мир за пределами своего эгоистичного внутреннего мирка.

Слова отца уязвили его до глубины души, и Арктур вспыхнул от обиды. Он поднялся и резко направился к двери.

– Ангус... – прошипел Айлин Пастер.

– Сын! – рявкнул Ангус. – Ты никогда и нигде не должен упоминать об этом разговоре! Ты понял? Никогда!

– Я понял, – огрызнулся Арктур.

ГЛАВА 3

Солнечный свет пробивался сквозь деревья и блеском отражался от несущихся по дороге в Стирлинг наземных машин^[11]. Их было шесть, в одной из которых находилась семья Менгск, в другой Айлин Пастер с дочерью, в остальных четырех ехали вооруженные люди.

Это были «Терра-кугуары» пятьдесят восьмого года^[12]. Старая модель наземных машин, любимая многими сенаторами Корхала за тяжелое армированное шасси и толстое бронепокрытие, предотвратившие не одно покушение.

На двух машинах были смонтированы станковые «каратели». На большой скорости конвой поехал по широкой полосе дороги. Впереди в полукилометре от него три ховербайка^[13] «Cтервятник» следили за редким движением транспорта на пути их следования.

Этим утром движение было незначительным. Тем не менее, Эктон Фелд решил не рисковать. Он приказал охране сначала стрелять и только потом задавать вопросы. Если кто-то вдруг выживет после гранатометного залпа "стервятников". Конфедерация уже как-то пыталась убить Ангуса Менгска, и Фелд ни секунды не сомневался, что она попробует это снова.

Арктур любовался мелькающим за окнами пейзажем, пышная зелень смешивалась с роскошной желтизной осенних тонов, как на картине, размытой дождем. Летняя усадьба семьи Менгск находилась в шестидесяти километрах к югу от Стирлинга, сельская местность по пути к городу была одной из самых зеленых и пышных на Корхале, хотя с каждым годом эта красота угасала, так как городской промышленный комплекс расширялся все больше и больше.

Его отец выбрал это место благодаря тому, что оно достаточно удалено от Стирлинга, чтобы можно было вырваться из беспрестанной суеты политики Сената и бизнеса, но в тоже время относительно близко, чтобы всегда находиться в курсе всех событий.

С каждым километром, по мере приближения к академии, настроение Арктура ухудшалось. Отец сидел напротив, с каменным лицом, улыбаясь каждый раз, когда на него смотрела жена. Дороти сидела у матери на коленях рядом с Арктуром. Девочка крепко сжимала Понтия, выглядывая из поляризованного, бронированного окна наземной машины.

Посмотрев на лицо сестры, озаряемое беспечной радостью, Арктур улыбнулся. Ему захотелось вернуться в те времена, когда жизнь была намного проще. Дороти волновал только Понтий, сладкие конфеты и присутствие папы рядом. Ей пока не нужно было следить за тем, чтобы не разочаровать кого-либо, или играть роль того, кем она не хочет быть.

Что бы она ни делала, Ангус души в ней не чаял, и это раздражало Арктура. Но это раздражение быстро проходило, так как он понимал, что глупо ревновать к четырехлетнему ребенку.

Несмотря на замечания матери о цвете листьев и красоте пейзажа; и энтузиазм Дороти по поводу поездки, атмосфера в машине веяла напряженностью. После грубого разговора прошлым утром в столовой, Арктур не обмолвился даже парой слов с отцом. И никакие примирительные слова матери не могли устранить эту возникшую пропасть, которая с каждой минутой тишины только росла.

Арктур не отрывал взгляда от пейзажа за окнами, пока машина проезжала мимо невысоких холмов, направляясь к южной части города. Несмотря на постоянный рост деловой сферы, Корхал оставался непокорным зеленым миром. Власти планеты оказались достаточно предусмотрительными и заложили в бюджет возобновляемые источники энергии и приняли закон о соблюдении чистоты атмосферы.

В результате, Корхал являлся одним из немногих миров Конфедерации, что сочетал в себе процветающий центр торговли и промышленности и славный край для проживания и туризма. Арктур еще не покидал планету, но его стремления лежали вдалеке от небес Корхала. Он хотел путешествовать в межзвездном пространстве и исследовать новые миры. Он хотел сколотить состояние собственными руками, а не просто унаследовать, как это сделал его отец.

Тот факт, что отец тоже неустанно работал, как только достиг совершеннолетия, Арктуру как-то не приходил в голову. Не то чтобы юноша был против наследования богатств, титулов и положения в обществе – традиции династий Корхала были четко расписаны – но он хотел стать известным, как человек, который достиг вершины всего, только за счет своих собственных способностей. Он хотел, чтобы люди смотрели на него и знали, – все чего он добился, он добился через пот, кровь и самопожертвование.

Его мысли о будущем прервались, когда просветы между деревьями превратились в мерцающее серебряное решето. Появлялись первые признаки цивилизации. Несмотря на плохое настроение, Арктур улыбнулся. В распадках между холмами он уже различал дразнящее мелькание Стирлинга.

Огромный город, Мекка возможностей для самореализации, представлял собой яркий пример того, чего могут достичь люди за два столетия от начала колонизации планеты. Арктур любил городскую атмосферу: изобилие, развлечения, суета, вездесущие пестрые толпы людей. Все, чего бы не пожелал человек, он мог найти в Стирлинге. И даже больше, если знать, где искать.

Машина перевалила через тянущуюся вдоль дороги гряду холмов, и город открылся взору Арктура целиком.

Несмотря на то, сколько раз он его уже видел, этот вид не переставал его поражать.

Стирлинг походил на застывший след упавшей в лужу капли ртути. Серебряные верхушки устремленных ввысь сооружений величественно возвышались в центре города, постепенно уменьшаясь в размере по мере приближения к его границам.

Невообразимая сеть эстакад окружала и пронизывала яркую столицу, как сотни темных шерстяных нитей, и город сиял ослепительными отражениями от неостали и стекла, из которых были построены почти все здания.

Архитектура Стирлинга не отличалась изысканностью. Большинство башен и шпилей принадлежали либо какой-нибудь мегакорпорации, либо какому-нибудь представителю Старых Семей. В связи с чем, каждый из владельцев старался превзойти соседей высотой и монументальностью сооружения. Грациозные закругленные стены когда-то ограничивали город, но с развитием торговли немалая часть инфраструктуры оказалась далеко за этими стенами.

Владения самых богатых семей Корхала находились за стенами Стирлинга, и семья Менгск не была исключением.

Небесный шпиль Менгск представлял собой мощное, похожее на крепость строение, которое возвышалось над ближайшими сооружениями: Континентал-билдинг^[14], Башней «ЛарсКорп» и филиалом «Сети Новостей Вселенной» на Корхале. Арктур ненавидел Небесный шпиль, – его угловатые черты в неоготическом стиле никак не сочетались с плавным и элегантным дизайном соседних зданий.

По мнению Арктура, это было архитектурное воплощение его отца: холодное, безжалостное и бескомпромиссное.

По мере приближения к городу движение становилось интенсивнее, «стервятники» вернулись и окружили машины, как квочки, защищающие цыплят. Арктур наблюдал за транспортным потоком, который, казалось, жил своей жизнью, двигался в своем ритме; и, вглядываясь в проносящиеся мимо лица, он думал о жизнях этих людей.

Каждый представлял собой автономный мир, вокруг которого вращалась вселенная, и Арктур тщетно пытался подобрать подходящие истории под каждое лицо – он пытался представить себе, что за судьбы у этих людей. Какие у них мечты и стремления? Что поднимает их с постелей каждый день и влечет на фабрики и в офисы Стирлинга?

Любовь? Амбиции? Желание? Жадность?

В наблюдении за торопящимися на работу людьми перед Арктуром проплывала вся человеческая жизнь – смех, ссоры, невозмутимая тишина и тысячи других вещей. Он видел, как беседуют мужчины и женщины, отцы и дети, любовники и коллеги, каждый маленький мир своих собственных надежд и грёз о будущем.

Молодая девушка с желтой лентой в волосах села на пассажирское сиденье в машину неподалеку от них. Она заметила, что Арктур на нее смотрит, и помахала в ответ. Он улыбнулся и тоже махнул рукой, чувствуя необъяснимую близость к этим людям Корхала, чувствуя, что в какой-то степени он свой среди своих. Он ощущал родство с окружающими, некую связь с теми, с кем он делил родной мир. Подобные чувства посетили его впервые.

Машина девушки съехала с автомагистрали и исчезла из виду. Арктур снова обратил внимание на город, в стеклянных и стальных каньонах которого утонул кортеж Менгск.

Напряженная тишина в салоне машины нарушилась, когда автомобиль приблизился к зданию нового Форума Ассамблеи Корхала.

Или что считалось новым Форумом Ассамблеи Корхала.

Башенные краны и громадные землеройные машины бездейственно стояли вокруг чудовищного недостроенного здания из бетона и атмосфероустойчивой стали; казалось, оно подверглось налету мародеров. Неподалеку располагались несколько сборных лачуг, но, казалось, ни людей, ни роботов, работающих тут, не было.

Арктур не был признанным эстетом, но даже для его нетренированного глаза это сооружение, казалось, являлось порождением ужаснейших кошмаров умалишенного архитектора.

– Посмотрите, – Ангус Менгск указал на недостроенное здание. – Я даже не знаю, что может быть более наглядным символом морального упадка и коррупции Конфедерации.

– Дорогой, пожалуйста, не начинай, – попросила Кэтрин.

Но Ангус не мог не высказать свое возмущение.

– Зачем, спрашивается, нам новое здание для Сената? Чем им не угодил Палатинский Форум? Да, он старый, но имеет свою изюминку и хранит традиции. Эта очередная неудача с постройкой подводит итог всему, что не так с Конфедерацией: деньги, выкачанные коррумпированными чиновниками, развращенные приоритеты и надменное безразличие к общественному мнению. Вы в курсе, что затраты увеличились до пятисот миллионов и более, и продолжают расти? А изначальная смета составляла шестьдесят три миллиона! И куда же делись эти деньги? На безрассудные затраты, типа регистрационного стола из дорогущего чау-сарского дерева или взяток городским чиновникам Конфедерации. Они «работают» над зданием уже шесть лет, и, кажется, не видать этому конца и края. Ну да, говорят, что закончат к концу этого года, но посмотрите… Неужели это соответствует действительности?

– Нет, дорогой, не соответствует, – покорно ответила Кэтрин.

– На самом деле, людям известно о Конфедерации лишь то, что за все надо платить в четыре раза дороже. А все из-за решающих любые дела взяток и дюжин новых «налогов», которые неожиданно применяются к какому-либо проекту, не предназначенному для набивания карманов Старых Семей.

– Тогда ты должен благодарить Конфедерацию за боеприпасы, – сказал Арктур.

– О, я и благодарю, сын, – сказал Ангус, забыв в пылу гнева о напряжении между ними самими. – Весь этот проект стал общественной катастрофой, о которой, слава Богу, даже СНВ не боится сообщать. И я твердо намерен этим воспользоваться.

И отец Арктура продолжил перечислять многочисленные дефекты в конструкции сооружения, а также ошибки в технологиях по которым его строят. Вернее, не строят.

Арктур перестал обращать внимания на слова отца, как только недостроенное здание пропало из вида.

В глубине города ощущение колоссальности небоскребов лишь усилилось. Кортеж летел в полумраке улиц. Арктур чувствовал, как пробегает по спине холодок, когда водитель ловко подрезал машины в потоке транспорта.

Улицы были заполнены элегантными и успешными людьми, но лишь некоторые из них обернулись на проносящийся мимо кортеж. Подобное зрелище было вполне естественным для Стирлинга, ввиду того, что многие сенаторы и промышленные магнаты предпочитали такой способ перемещения.

Ангус протянул руку и активировал коммуникатор на подлокотнике.

– Айлин, – сказал он. – Мы подъезжаем к Академии, где высадим Арктура. Поэтому мы чуть-чуть отстанем. Будем надеяться, что на этот раз он никуда не денется.

Последняя реплика предназначалась для ушей Арктура. Но юноша проигнорировал колкость отца. Кэтрин положила руку на плечо Ангуса и с неодобрением посмотрела на него.

– Хорошо, Ангус, – ответил Айлин Пастер. – Я буду ждать вас в Небесном шпиле.

Когда коммуникатор отключился, Арктур вздохнул. Машина проезжала мимо цветущего парка и игровых площадок Стирлингской академии. Здания поредели, утратили грубость форм и размеров, так как кортеж въехал в центр культуры и наследия. Где из перспективной молодежи лепили законопослушных граждан Конфедерации.

Арктур хорошо знал этот район, несмотря на то, что директор Стигман запрещал покидать огражденный стенами охраняемый кампус^[15] академии. Арктур решил, что на него такое незначительное правило не должно распространяться, и он – вместе с любителями приключений – частенько посещал экзотический, освещенный неоновыми огнями ночной город.

Разумеется, папа и мама не были в курсе таких «маневров», но чем меньше они знали о похождениях сына, тем лучше. По мнению Арктура, родители должны знать как можно меньше о делах своих отпрысков, потому что, если они хотя бы начнут догадываться обо всех проделках, то обязательно попытаются установить запреты.

Огромный часовой шпиль академии возвышался над безукоризненно ухоженным рядом деревьев. Арктур вздохнул, предвидя последующие шесть месяцев просиживания в стерильных классах, «смешки» знающих о политике и истории намного меньше него болванов, которые только и делали, что болтали о великой судьбе, ожидающей выпускников.