Текст книги "Джинн"

Автор книги: Грэхем (Грэм) Мастертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Мисс Джонсон стала поворачиваться, как подъемный кран в порту. Она кадила своим дымящимся пучком, пока весь коридор не наполнился смердящими клубами. Все печати уже расплавились и стекли, изображения исчезли. Между мисс Джонсон и джинном оставался лишь огромный железный засов.

– Как она собирается его открыть? – шептал я.

Анна, прижимаясь ко мне, зашептала:

– Тс-с-с..

Мисс Джонсон тем временем завела какую-то длинную и скучную арабскую галиматью. Голос у нее был гортанный, она приплясывала и двигалась в такт куплетам. Наконец все вроде было закончено. Коснувшись острым концом сабли железного засова, она снова позвала Науву Непревзойденного.

Тяжелый железный засов рухнул. Клянусь, я видел это собственными глазами! Мисс Джонсон произнесла имя Наувы, и железо переломилось в центре, как карамельная палочка. Куски тяжело ударили об пол, и дверь в башню освободилась от замков.

– Ну, – сказал профессор Кволт, – теперь пошли.

Мисс Джонсон повернула ручку двери. Ей пришлось приналечь посильнее, еще и еще раз, и вот старая тяжелая сосновая дверь затрещала и со скрипом распахнулась. Я попытался посмотреть, что творится внутри башни, но благовония так густо заволокли коридор, что я ничего не увидел.

Мисс Джонсон с высоко поднятой головой торжественной поступью вошла в башню. На короткое время тучи отступили от луны, и яркий свет, падающий в башню из трех окон, осветил кувшин джинна. Я мог четко разобрать рисунок на древнем сосуде: синие маки и лошади без глаз. Я хорошо помнил этот кувшин с детства, но сейчас мне показалось, что он увеличился в размерах.

Но недолго я смотрел на него. Мисс Джонсон, войдя в башню, закрыла за собой дверь.

– Что же нам делать теперь? – растерянно спросила Анна.

Профессор Кволт в высшей степени осторожно под ступил к двери и приложил к ней ухо.

– Думаю, подождем, – проговорил он шепотом. – Если сейчас откроем дверь и ворвемся в башню, мы испортим все дело. Похоже, мисс Джонсон контролирует ситуацию.

Я оглянулся и осмотрел коридор.

– Остается только надеяться, что это ненадолго, – сказал я. – Мои нервы натянуты, как струны.

– Все уже началось. Теперь уже недолго, от силы минут пять…

– О боже! – чуть слышно произнесла Анна.

Поначалу я не слышал ни звука. Я напрягал слух, пытался что-то уловить, и вот… Снова эта жалобная арабская музыка, и казалось, ей подпевает тонкий-тонкий голос. Как муэдзин поет с минарета. Создавалось впечатление, что на такую музыку просто обязаны слететься все ночные привидения, духи и демоны. Возникло нечто новое – оно появилось незаметно, и я чувствовал, что это усиливается, все в деревянном Зимнем Порте как бы пульсирует и трясется в медленном, правильном ритме. Это скорее можно было почувствовать, чем услышать.

Музыка тем временем становилась все неистовей, и уже не один, а два или три голоса подпевали ей. Я слышал, как мисс Джонсон звала и заклинала духов высоким тоном, почти криком, а сквозь щель под дверью пробивались отблески яркого света.

Я был так напряжен, так захвачен всем происходящим, что забыл о необходимости следить за коридором сзади нас.

Музыка становилась все громче и громче, дом сотрясался от толчков, и все мое внимание как на сеансе гипноза, было приковано к жуткому мерцанию огня под дверью.

Музыка затихла, хотя дом продолжал вздрагивать. Было похоже, что мисс Джонсон завершила первую часть своей программы, и теперь из-за двери доносился лишь тихий – тихий шепот, почти беззвучный, как беседа святых духов.

Вглядевшись в полумрак коридора, я похолодел, в нашу сторону медленно двигалась высокая фигура в плате с капюшоном. Ее очертания расплывались в серебре ночи, а лицо, как и прежде, было недосягаемо для взора.

– Профессор, – тихо сказал я. – Он пришел.

Кволт отступил на шаг от двери и посмотрел назад. Казалось, его губы сразу же стали сухими, он облизал их и судорожно сглотнул. Фигура в капюшоне остановилась, безмолвная, с непроницаемым лицом, фантом, призрак из страшной ночи.

Кволт прохрипел:

– Кто вы? Что вы хотите?

Фигура не отвечала. Она продолжала стоять в лучах луны молча, не двигаясь. Мне подумалось, что это просто халат и капюшон, которые сами по себе разгуливают по ночам и распугивают людей.

Профессор сделал шаг навстречу призраку, но тот остался неподвижным.

– Профессор, – прошептала Анна. – Ради бога, вспомните, что случилось в гостиной.

Кволт ничего не ответил и сделал еще один шаг. Легкий ветерок распахнул полы халата у невидимых ног, и капюшон, казалось, качнулся.

Шаг за шагом профессор подошел к фигуре, остановившись в нескольких футах от нее. Затем сухо и отчетливо спросил:

– Так что же вам нужно?

Фигура начала было разворачиваться и уходить, но профессор Кволт сказал:

– Я знаю, кто вы, да будет вам известно.

Капюшон вздрогнул и остановился.

– Сосуд уже почти вскрыт, – продолжал профессор Квот. – Неужели вы в состоянии пропустить такой момент?

Фигура хранила молчание. Тогда профессор подошел вплотную и приблизил свое лицо к отверстию капюшона. И тут фигура заговорила! Голос звучал трескуче, натянуто, было видно, что говорящий сильно взволнован. Голос из преисподней, исполненный такой боли, печали и перенесенных страданий, какие не мог вынести простой смертный.

– Вы уже знаете? – просто сказал он. – Ну, раз знаете, тогда должны понять, что все это для меня значит.

– Хотите, чтобы я дал вам пройти? – спросил профессор Кволт. – Но вам известно не хуже меня, какой это кошмар.

Фигура склонила голову.

– Вы говорите мне о кошмарах? Что вызнаете о вековом зле и той силе, которую оно имеет? Да что вы вообще знаете?

Но профессора было нелегко разжалобить.

– Может, я чего-то и не знаю, – холодно сказал он. Но я знаю, кто вы такой и что хотите сделать.

Какое-то время фигура в капюшоне беззвучно стояла, не шевелясь. А внутри башни ясно ощущалось интенсивное превращение спящего духа в сильного, оживающего джинна. Даже сквозь толстые сосновые двери доносились и эхом отдавались в коридоре звуки голоса мисс Джонсон и другие, неописуемые и леденящие кровь звуки чего-то сверхъестественного. Осталось ждать недолго, и мы это знали.

– Вы слышите? – спросил профессор Кволт. – Через несколько минут джинн выйдет из кувшина. А мисс Джонсон даже не осознает сейчас, что происходит. Она не знает, что вы здесь. Что все может обернуться катастрофой. для всех людей.

– Вы хотите, чтобы я что-то сделал? – спросила фигура.

Профессор указал рукой на дверь башни.

– Я хочу, чтобы вы сделали то, что должны были сделать уже давно. Я хочу, чтобы вы победили этого джинна. Я хочу, чтобы вы обезвредили его на веки веков, отправили его в такое место, где он не сможет причинять зло людям, как он поступил с вами.

Фигура вновь заговорила трескучим шепотом, полным отчаяния:

– Вы что – неразумный, думаете, я не пытался? Думаете, не хотел избавиться от него? Но когда-то он оказался сильнее меня, и было слишком поздно что-то исправить! Я не мог с ним справиться, и – сейчас не могу. То, что джинн хочет, сейчас есть у нее, у мисс Джонсон.

После этих слов фигура подняла руки и сдвинула назад капюшон. В тусклом свете полумесяца я увидел чудовищное, исполосованное рубцами лицо своего крестного отца, Макса Грейвса. Подождав секунду-две, он снова надвинул капюшон на лицо, и оно скрылось в темноте тени.

– Макс, – спокойно сказал я. – Макс, что происходит?

Человек в капюшоне не отвечал, а стоял безмолвно и неподвижно, как монах, давший обет молчания.

Я отошел от Анны и поравнялся с профессором Кволтом.

Хотя я не видел ничего под тенью капюшона, в моей памяти все еще стояло лицо с чудовищными, изуродованными чертами.

– Макс, – спросил я, – ты узнаешь меня? Это я, Гарри!

Человек кивнул.

– Я знаю, – вымученно ответил Макс Грейвс замогильным голосом. – Я вижу, что это ты, Гарри.

– Макс, мы считали, что ты умер. Ведь мы были на твоих похоронах.

Макс вздохнул, издав носом звук, как охотничий пес.

– Таков был план. Вы должны были думать, что я умер, – мягко сказал он. – И чтобы так считали все окружающие, кроме тех, кто знал настоящую правду.

– Но зачем? – спросил профессор Кволт. – Во имя чего все это?

Звуки, доносившиеся со стороны башни, изменились, теперь они были похожи на странный шум, как если бы сотни людей начали одновременно шептать. Пульсирующее подергивание пола становилось все ощутимее, казалось, каждая дощечка и каждый камешек старого дома ожили. Я слышал, как на чердаке в панике бегали крысы.

Анна окликнула меня:

– Гарри, теперь уже недолго.

Макс решительно шагнул к нам.

– Вы должны пропустить меня. Что бы ни происходило, я не при этом!

Профессор не менее решительно загородил ему дорогу:

– Сначала вы расскажете нам все, что случилось. И если хотите успеть сделать то, что вы там надумали вместе с мисс Джонсон, поторопитесь!

Макс мотал головой в капюшоне из стороны в сторону. Видно, он был в отчаянии.

– Это слишком долгий рассказ, – сказал он умоляюще. – Вы обязаны меня пропустить. Ради всего святого!

– Макс, – сказал я, как обрубил, – все, что тебе остается, – рассказать нам обо всем.

– Но это долго! Господа! Да не могу я. Нет! Пусти, Гарри! Я же твой крестный отец! Я ведь давал клятву беречь и хранить тебя! Ну пожалуйста, Гарри!

Слыша этот голос, так не похожий на голос моего крестного, которого я знал, и вместе с тем такой знакомый, я в какой-то момент почувствовал желание пропустить его. Но профессор Кволт, видимо уловивший мой внутренний порыв, схватил меня за руку.

– Сначала мы выслушаем его, – охладил меня его спокойный голос. – Пусть все расскажет, иначе мы можем погибнуть.

Словно напомнив нам о погибели, за дверью колыхнулся вихрь шипящих звуков. «Сорок Разбойников», – подумал я про себя. Сорок способов убийства, один страшнее и изощреннее другого. И на фоне волшебного шепота зловеще звучали слова мисс Джонсон, произносящей в экстазе заклинания над кувшином джинна.

Макс еще ниже опустил голову и сказал:

– Ну ладно, раз это так необходимо, будь по-вашему. Судя по звукам, у нее есть немного времени. Но если я все расскажу, обещайте, что пустите меня в башню. ВЫ ДОЛЖНЫ.

– Давайте присядем, – бесстрастно проговорил профессор

Кволт, жестом приглашая человека в капюшоне в комнату, которая некогда была кабинетом Макса Грейвса.

Макс отошел в самый темный угол. Кволт расположился в большом деревянном кресле у стола, а я присел на угол этого стола. Анна осталась стоять у порога, настороженно поглядывая в конец коридора.

– Думаю, лучше всего будет, если вы попытаетесь рассказать нам все с самого начала, – сказал профессор Кволт. – Вы знали, что это за сосуд, когда покупали его, не так ли?

– Да, – прошептал Макс. – Знал. Черный торговец рассказал мне в Персии историю этого кувшина, когда я работал там на буровой станции. Поначалу я на это не обратил внимания. Белым богатеям, когда они охотятся за покупками, часто предлагают на базарах всякие восточные безделушки. Однако тогда у меня появилась мысль сходить в библиотеку Багдада, там я нашел книгу где излагалась легенда об Али Бабе и Сорока Разбойниках. Меня это совершенно потрясло. Я был весь захвачен идеей древнего волшебства. Разыскал того черного торговца и купил у него кувшин. Это – одна из прекраснейших вещей, которые у меня есть.

Профессор вежливо покашлял.

– Но вам был нужен джинн, а не просто кувшин, не так ли?

Человек в капюшоне умолк на несколько секунд. Затем тихо продолжил:

– В легенде говорилось, что Сорок Разбойников – самый верный и могущественный из всех джиннов. он может сделать человека богатым, осуществить его мечты, принести ему успех, красоту, привлекательность.

Я слушал и не верил своим ушам.

– Макс! И ты хотел всего этого? Ты хотел стать богатым и красивым и все такое? С помощью злого духа?!

Он повернулся ко мне.

– Гарри, – сказал он. – Тебе легко сейчас, рассуждать. Такого предложения мне не делал никто. Когда я понял, что это сокровище у меня в руках – жизнь, легкое богатство, здоровье, счастье, – я начал рассуждать по-другому. Может, я немного помешался. Но я хотел здоровья, я хотел успеха. Особенно после того, как мои дела в нефтяном бизнесе пошатнулись. Я думал, джинн осуществит мои самые потаенные желания…

Дом тем временем продолжал сотрясаться все сильнее и сильнее. Джинн просыпался. Шепчущие звуки становились все громче и не прерывались ни на миг. Ужас подступал к сердцу.

– Нам надо спешить, – заявил профессор. – Расскажите подробнее, мистер Грейвс. Когда вы решили выпустить джинна?

– Много лет назад я пытался, причем несколько раз, – говорил Макс. – Я применял все известные мне заклинания, окуривание благовониями, но ничего не получалось. Сосуд оставался куском керамики. Мне это надоело, и я бросил свои бесплодные попытки, оставил кувшин как украшение. Думаю, Гарри, ты помнишь, как он стоял в зале на полке?

– Помню, помню. В детстве меня забавлял рисунок с безглазыми лошадьми.

– И вот однажды, – продолжал Макс, – я прочитал о ночных часах. Это был шанс, ключ к решению проблемы. Джинну Али-Бабы пришлось уйти в забытье на миллионы лет и лишь мощнейшая сила звезд могла его разбудить. Много я потратил на то, чтобы найти такие часы. Наконец мне удалось купить их на черном рынке за 750 тысяч долларов. Вывезти такую вещь было практически невозможно, но вы представляете мое желание и страсть в тот момент? Словом, я нашел выход и привез их сюда.

– Продолжайте, – сказал профессор Кволт, прислушиваясь к трескучим звукам.

– Я разбудил джинна, – сказал Макс Грейвс. – Я установил ночные часы на пьедестале своих старых солнечных часов, приспособил их к местной широте и долготе и после нескольких попыток разбудил его. Однажды вечером я сидел и читал книгу, как вдруг услышал странный тихий звук. Я вышел из кабинета, думая, что это крыса скребется или кто-то пытается зайти. Но ничего не обнаружил. И только когда вернулся в кабинет, где стоял кувшин, я понял, в чем дело. Мои заклинания и могучая сила, направляемая ночными часами, подействовала. Джинн проснулся после многовековой спячки. Я всю ночь стоял и слушал звуки, не в силах отойти. Я был потрясен.

– Что произошло потом? – спросил я его. – Маджори говорила, ты очень ослаб и тебя стала мучить мигрень.

– Это был джинн, – прошептал Макс. – Он оказался намного сильней и непредсказуемей, чем я предполагал. Вскоре после его пробуждения меня стали преследовать кошмары. Во сне меня убивали, и каждый раз по-разному. Это было ужасно, я почти лишился сна. Головные боли не прекращались, я потерял аппетит. Каждую ночь из кувшина раздавались эти странные звуки. Джинн пел, и я знал, о чем. Эта песня – радость от предчувствия свободы.

Профессор спросил:

– А тогда вы не могли его уничтожить или избавиться от него? Пока он не вышел из кувшина?

– Я не хотел, – ответил Макс. – Я все еще верил, что смогу его поработить и держать в повиновении. Но поскольку мое состояние ухудшилось, я решил, что до тех пор, пока не разузнаю всех тонкостей и секретов, я не выпущу его. Иначе – я это понимал – мне грозит смерть. Вот почему я запер его в башне, опечатал дверь магическими знаками и весь дом очистил от портретов и фотографий, избавившись таким образом от всех лиц.

– От всех, – повторил я. – Кроме твоего собственного.

Человек в капюшоне вновь умолк. Своим молчанием он как бы приглашал нас проникнуться кошмаром той ужасной ночи, когда дьявольский джинн вынудил его изуродовать свое лицо. Мы представляли под тенью капюшона пустые глазницы, открытую полость носа и жуткие шрамы. Изуродовав себя, Макс спас человечество от джинна.

– После той ночи, – тихо заговорил Макс, – во имя спасения моей семьи и самого себя, я решил притвориться мертвым. Доктор Джарвис мне в этом помог, и все это время нам пришлось скрывать то, что я жив, и от Маджори, и от всех вас. Но когда Маджори дала вам разрешение войти в башню и посмотреть на кувшин, тут пришлось ей все открыть. Вот почему она так резко вас тогда отправила отсюда, Гарри. Ей было сказано: мне, чтобы вернуть свое лицо, надо заняться джинном самому.

– А мисс Джонсон? – спросил профессор Кволт. Полагаю, она в курсе всех дел?

Макс опустил голову:

– Мисс Джонсон? Я знал, кто она такая, едва только она появилась у нас. А вот Маджори не догадывалась, что такая нескладная леди может быть не просто компаньонкой. Но после той ночи, когда мне пришлось изрезать свое лицо, она предложила свою помощь. Я, естественно, был рад этому. И сейчас мне так больно и горько, что вы даже, не можете себе представить.

– Макс, – сказал я, – мисс Джонсон собирается уничтожить джинна. Тебе это известно?

Он посмотрел на меня. Отблеск лунного света лежал на его капюшоне.

– О нет! – запальчиво сказал он. – Это неправда! Мисс Джонсон уверяла, что джинн ей нужен для собственных целей. Она никогда его не уничтожит!

– Что? – спросил Кволт. – Что вы хотите этим сказать? Для каких таких целей?

– Я не знаю, – ответил Макс – У нас с ней был уговор, что мне нужно вернуть прежнее лицо, а я ей позволю изучить свои старинные арабские книги, пользоваться древними саблями и вообще поступать так, как она пожелает. У нее есть моя фотография, с ее помощью она надеется вернуть мне лицо. Вот и все дела. Так мы договорились.

Профессор Кволт встал. Его лицо побелело.

– То есть вы хотите сказать, что она собирается оставить джинна в живых?

– Конечно, – сказал Макс.

Кволт поднял голову и прислушался. Из-за двери в башню доносились шепчущие звуки кувшина и дикие завывания мисс Джонсон, которая продолжала свои странные заклинания. Дом трясся от стука, в воздухе почти физически ощущалось присутствие зла.

– Она всех обманула, – прошептал Кволт. – У нее вряд ли есть желание позаботься о вашем лице, мистер Грейвс. Она просто воспользовалась нашим доверием и хочет испробовать все свои знания, почерпнутые из книг. Она хочет вызволить джинна из сосуда и использовать его. О боже, неизвестно, что она только придумала!

Неожиданно из коридора донесся крик Анны:

– Скорее! Скорее, профессор! Что-то случилось!

Глава VIII

Казалось, башня вот-вот развалится от стуков, скрипов, свистов. Дом трясся с неистовой силой. Среди шума мы разобрали слова, произносимые на том же самом языке, на котором говорила Маджори перед смертью. Шепчущие голоса звучали, как хор демонов. Я так испугался, что едва двигал, руками и не мог вымолвить ни слова.

– Откройте дверь, – сказал Макс Грейвс, который стоял позади нас. – Что бы там ни было, надо открыть дверь!

– Открыть? – спросил профессор Квот. – Но что будет, если джинн уже вышел из кувшина?

– Откройте, – настойчиво и мрачно потребовал Макс Грейвс. – Это единственно возможный путь.

Профессор посмотрел на меня, нервно покусывая губы.

Затем подошел к двери, выставив перед собой руки, как будто в темноте шел через незнакомую комнату. Я тоже подошел к двери, и вот мы стояли вместе бок о бок перед тяжелой сосновой дверью, пытаясь убедить самих себя, что у нас хватит смелости столкнуться лицом к лицу с опасностью.

За дверью произнесли что-то громкое и торжественное, затем послышался высокий тонкий голос. Голос мисс Джонсон. Профессор Кволт сказал:

– Теперь пора, – с этими словами он поднял ногу, собираясь ударить ею в дверь.

Но не успел этого сделать. Раздался ужасающий шум, как от тысячи щелкающих ножниц, и в воздухе закрутился смерч, состоящий из невидимых летающих лезвий. Кволт кинулся назад в одну сторону, я в другую, прикрывая лицо руками, и облако призрачных ножей пролетело мимо нас и исчезло.

Макс кинулся на пол, увлекая за собой Анну.

– Что это было? – спросил Квот. – Что, черт побери, это могло быть?

Макс поднял замотанную голову.

– Как говорят в Судане – это ураган невидимых ножей. Маленькая выходка джинна, просто для устрашения, вот и все. Будем осторожнее.

Мы поднялись на ноги и вновь подошли к двери.

– Вы готовы? – спросил Квот, спокойно глядя мне в глаза.

Я не собирался показаться малодушным и изобразил на лице подобие улыбки, и вот тогда профессор протянул руку к дверной ручке.

Резким движением он толкнул дверь внутрь. Дверь послушно открылась, с такой легкостью, что могло показаться, будто кто-то внутри башни пригласил нас войти.

Первое, что поразило, – страшная жара. Она дохнула нам в лицо через открытую дверь, сухая и знойная, как ветер в пустыне. Подобное я испытывал лишь однажды: в Неваде, в полдень, когда топчешь ногами свою собственную тень. Здесь было не меньше ста десяти градусов.

Ho не жара повергла нас в ужас. Щуря глаза от духоты, мы увидели мисс Джонсон в ее серебряном парике и цветастом рыжем платье, стоящую в центре на широко расставленных ногах и с поднятыми руками. В одной руке тускло поблескивала старая сабля, в другой она держала дымящийся пучок травы. Комната была заполнена едким дымом. Ее воздетое кверху лицо имело волчье выражение. Напротив нее стоял распечатанный кувшин джинна. Теперь он был высокий, по пояс мне, и его картинки казались ярче тех что я помнил в детстве, они будто ожили. Из открытого горлышка на невозможно тонкой струйке дыма, как на стебельке, сидела голова Макса Грейвса, глядя на мисс Джонсон. Эта голова и издавала те шепчущие звуки.

– Господи Боже мой! – произнес профессор Кволт.

В тот момент мисс Джонсон поняла, что мы вошли в башню, хотя все еще находилась в глубоком гипнотическом трансе. Ее глаза сверкали гневным огнем, она указала саблей на нас и закричала:

– Пришельцы! Неверные! Пришельцы!

Я чувствовал, что сердце мое выскакивает из груди, когда голова Макса Грейвса повернулась на своей тонкой змеиной шее и посмотрела на нас. Глаза были яркими и блестящими, губы трепетали в подобии улыбки. Лицо было таким знакомым и вместе с тем столь чужим, что силы покинули меня и страх сковал мышцы.

Голова заговорила, и голос звучал глухо и натянуто. Тот жe самый странный диалект. Сказав несколько фраз, голова снова отвернулась.

– Что он сказал? – крикнул я профессору Кволту.

Кволт стоял на месте, напряженный и взволнованный.

– Он сказал что-то вроде того, что мы очень уж неожиданно нагрянули, но что мы слишком слабы, чтобы повредить ему, – перевел он, не поворачиваясь ко мне. Он приглашает нас в свидетели своего воскрешения и обещает отплатить нам, когда все закончится. Остального я не уловил.

– А это все, что там есть, только шея и голова?

Профессор покачал головой:

– Нет, все еще в кyвшине. Снаружи лишь маленькая его часть. Анна?

– Слушаю вас, профессор.

– Есть у тебя какая-нибудь идея?

Анна с бледным лицом и трясущимися руками чуть слышно произнесла:

– Сейчас мы ничего не сделаем. Он защищен силой ночных часов. До тех пор, пока джинн полностью не выйдет из кувшина, он абсолютно неуязвим.

– Это верно, – прошептал Макс Грейвс. – Только когда энергия звезд обеспечит полный цикл превращения джинна в форму хозяина, джинн выйдет из-под ее опеки. Но даже, тогда…

– Что даже тогда? – спросил я.

– Даже тогда нам предстоит столкнуться с самым сильным и могущественным джинном, какого когда-либо видел свет, пришельцем из мира древнего арабского волшебства.

– Я подойду, – сказал профессор Кволт. – Хочу посмотреть поближе.

– В таком случае, – еле выговорил я, так как во рту у меня пересохло, – Я пойду вместе с вами.

– Нет, нельзя, Гарри.

– И что же мне делать? – спросил я его. – Стоять у двери и смотреть, как вы суете голову в петлю?

Профессор обернулся и посмотрел на Анну.,

– Жди здесь, – сказал он Анне. – Если увидишь, что дела плохи, закрывай дверь и убегай что есть силы.

Заслонив лицо руками от жары, мы вошли в башню. Мы старались держаться подальше от кувшина и потому двигались вплотную к стене. Стояла страшная жара. Но кроме жары в воздухе ощущалось что-то еще.

Я чувствовал изнеможение во всем теле, возникло ощущение, что все вокруг – мираж. Это было жуткое, неестественное чувство. Когда я посмотрел на свои ноги, они показались мне не моими – маленькие, короткие и чужие, такое впечатление создается, когда опускаешь палочку в стакан с водой.

А мисс Джонсон, стоя сбоку от злосчастного кувшина, продолжала свои заклинания. Голова Макса Грейвса кивала и покачивалась в такт песням, время от времени обращая к нам приветственный взгляд своих неестественно ярких глаз.

Профессор закричал мне в ухо:

– Надо спеть сорок песен и произнести сорок заклинаний! Каждая из них соответствует одной из сорока ипостасей джинна. То, что она поет сейчас, – это Песня Испепеляющего Духa Пустыни.

– Господи, – только и смог я сказать.

– У меня есть идея, – сказал профессор Кволт. – Даже если это не сможет уничтожить джинна, то даст нам небольшой выигрыш по времени.

– То есть мы можем ускорить процесс? Разбить кувшин, например?

– Это к хорошему не приведет. Но почему бы нам не схватить мисс Джонсон? Если она не успеет спеть все сорок песен, джинн не сможет покинуть кувшин.

Я попытался похлопать веками, чтобы хоть немного смочить свои измученные глаза. Жара становилась все нестерпимее, Я расстегнул ворот рубашки шире и вытер лоб тыльной стороной ладони.

– А как насчет силы звезд? Ведь ночные часы все еще помогают джинну? Мне кажется, рано или поздно он все равно найдет способ выбраться из кувшина, скажем, при содействии своих помощников-привидений, и тогда он будет в два раза злее, чем сейчас. Надо придумать что-то сейчас, иначе будет поздно!

– Но у нас в конце концов появится время.

Я кашлянул.

– Хорошо, наверное, лучше вашей идеи нам сейчас не придумать. Если мы попробуем незаметно подкрасться к мисс Джонсон, то, если повезет, мы схватим ее до того, как она успеет взмахнуть своей саблей.

– О кей! – крикнул профессор Кволт. – Я готов!

За разговором мы абсолютно забыли о настоящем Максе Грейвсе. Прежде, чем мы успели что-то сделать, он вошел в башню в своем длинном халате. Макс снял капюшон и предстал перед нами во всем своем ужасном виде. Глаза угрюмо и мрачно сверкали среди рубцов истерзанной плоти. Носа не было, на его месте зияла черная дыра.

Подняв руки, он стал выкрикивать непонятные слова высоким, неестественным голосом, звучащим, как вопль апокалипсического чудовища, попавшего в трясину.

– Макс! – закричал я. – Макс, не подходи близко! Макс!

Он то ли не слышал, то ли не обратил на меня внимания, и продолжал медленно, приплясывая, приближаться к кувшину, остановившись лишь в двух шагах от него. Он смотрел на свое собственное злобно улыбающееся лицо, поднимающееся над кувшином на тонкой серпантинообразной шее, и от жуткого контраста его уродливые черты казались еще страшнее.

– Мое лицо, – сказал он. – Мое лицо!

Тут он снова вскинул руки вверх и закричал ужасным безносым голосом:

– Мое лицо! Ты обещала мне лицо! Отдай мне лицо!

Мы ничего не могли сделать. Мисс Джонсон с абсолютно белыми, ничего не видящими глазами направилась к Максу медленной, скользящей поступью танцовщицы. Я пытался кинуться к ним, но ноги мне отказали. Словно в замедленной съемке я видел, как она размахнулась тускло поблескивающей саблей. Сабля описала круг в дымном воздухе и глубоко вошла в шею Макса. Струя крови брызнула на пол, и, не вымолвив ни слова, Макс Грейвс замертво рухнул на пол.

Мы с профессором едва успели сделать шаг вперед, как взмах сабли мисс Джонсон, направленный в нашу сторону, дал понять, что теперь что-то делать бесполезно. Профессор схватил меня за руку и оттянул обратно к стене.

– Все, Гарри, идем. Шанс мы упустили.

Мисс Джонсон, видя наше отступление, откинула назад голову, с издевкой высунула из перекошенного рта длинный синий язык и засмеялась.

На клинке краснела кровь несчастного Макса, она поднесла его ко рту и облизала. Я с отвращением отвернулся.

Беспомощные, мы смотрели, как мисс Джонсон, покачивая саблей над кувшином, пела монотонную песню. Наконец она дошла до последней, сороковой песни, Песни Безымянного Ветра. Пропев ее, она начала ритуально пританцовывать и читать заклинания на древнем персидском языке.

Слова произносились с присвистом и рычанием, каждого звука было достаточно, чтобы повергнуть неискушенного в состояние благоговейного ужаса.

– Хатхока хатхна, фетмана сесферел. Джинхатна лесподай нен хатхока, джинхатха фетмана!

Сосуд с торчащей из горлышка головой начал подрагивать и позванивать. В комнате стоял крик, шум, звон. Казалось, даже доски потолка поскрипывали и бормотали, а жаркий воздух плясал вместе с мисс Джонсон, вид которой напоминал сумасшедшего, бьющегося в страшных конвульсиях. Мне начало казаться, что она вот-вот растает или рассыплется у меня на глазах.

Она выкрикнула свои заклинания, высовывая изо рта длинный язык и вращая им, как лесбиянка. Она взывала к джинну Али-Бабы – к великому и непобедимому духу «Сорока Грабителей Жизней», к терзателю и душителю человеческой плоти, к самому злому из древних духов. Она просила его восстать.

Я едва мог видеть сквозь пелену едкого дыма. Голова медленно поднималась над горлышком кувшина. То, что тянулось за ней, невозможно было когда-то представить по книгам и легендам. Оно было больше похоже на пучок трубок, стебельков и струек дыма. Это «что-то» поднималось все выше и выше, удлиняясь ярд за ярдом и скручиваясь все плотнее. От джинна исходил странный, неизвестный, сухой запах; все эти превращения в сочетании с жуткой жарой в помещении совершенно вывели меня из равновесия.

– О боже! – молился профессор Кволт. – Боже, помоги нам!

Мисс Джонсон, описав замысловатый узор острием заколдованного клинка, указала им на нас. Джинн послушно выгнулся; как парус яхты и начал двигаться в нашем направлении Я понял, что мисс Джонсон приговорила нас к смерти, одной из сорока, какую выберет джинн. Нас точно парализовало. Мы послушно стояли и смотрели на приближающегося джинна. Эти сплетенные нити и трубки, наверное, и были формой «хозяина», из которой он мог превратиться в любого из «Сорока Грабителей Жизней» и подвести нас к печальному концу.

Мисс Джонсон только начала что-то говорить, как произошло непредсказуемое. Джинн резко отпрянул от нас, как бы спасаясь от чего-то крайне опасного. Я едва повернул голову. У дверей стояла Анна. В руке она держала сверкающий серебряный полумесяц – чистый и священный знак ислама.

Мисс Джонсон опустила голову. Ее волосы, слипшиеся от жаркого пота в сосульки, свесились над лицом. Глаза медленно вращались сверху вниз, пока зрачки снова не очутились на месте. Она продолжала размахивать клинком сабли, но видно было, что ее, как и джинна, поверг в смятение вид святого полумесяца.

Анна торжественно и спокойно вошла в комнату и сказала низким уверенным голосом:

– Профессор! Гарри! Отойдите оттуда и встаньте точно позади меня.

Не отрывая взгляда от скорчившегося джинна, мы медленно вернулись к двери. Анна встала между нами и джинном, держа полумесяц на вытянутых руках, и медленно и тихо запела арабские песни…