Текст книги "Штурм Зимнего"

Автор книги: Грег Иган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

«Аврора» идет к Николаевскому мосту

Центр города был уже в руках восставших. Теперь нужно было выполнить последнее указание Ленина: захватить Зимний дворец и арестовать Временное правительство во главе с Керенским.

Военно-революционный комитет решил прежде всего перерезать главный путь, ведущий к Дворцовой площади: Невский проспект. Сюда были посланы сильные революционные отряды. Здесь, у Казанского собора, были выставлены ночью патрули, они никого дальше не пропускали.

Ночью же революционные солдаты перерезали другой путь к Зимнему – Миллионную улицу. Они устроили тут заставу и стали задерживать все автомобили, ехавшие к Зимнему или из Зимнего. Так им удалось, например, захватить грузовик, который вез к Зимнему гранаты.

Постепенно прибывали все новые и новые революционные отряды. Они располагались по набережным Мойки и Зимней Канавки. Вокруг Зимнего вырастало живое кольцо революционных войск. Но, чтобы оцепить Зимний со всех сторон, нужно было непременно овладеть Николаевским и Дворцовым мостами. Мосты эти были еще в руках неприятеля: там стояли сильные юнкерские отряды; выбить их оттуда было очень трудно.

Военно-революционный комитет отдал такой приказ: крейсеру «Аврора» подойти к самому Николаевскому мосту, навести на юнкеров свои пушки и, высадив на берег десант, прогнать юнкеров и свести мост.

Но командир крейсера отказался вести корабль к мосту.

– Крейсер сидит глубоко в воде, – сказал он комиссару Военно-революционного комитета, – а на пути мели. Мы только поломаем винты. К мосту нам никак не пройти.

Комиссар задумчиво прошелся по палубе. Затем он остановился и приказал вызвать к себе матроса-сигнальщика.

Комиссар сказал сигнальщику всего несколько слов.

– Так точно, – отвечал сигнальщик, – будет исполнено.

И он побежал вниз.

– Помни, – крикнул ему вслед комиссар, – если попадетесь на глаза юнкерам, они вас перестреляют…

Через несколько минут с крейсера спустили на воду шлюпку. В нее сели восемь матросов и сигнальщик. Послышался взмах весел, и лодка ушла в темноту…

Была глубокая ночь. Совсем темно было вокруг лодки, темно и тихо, только слышно было, как плещет под веслами вода. Легкий туман стелился над Невой, так что прибрежные огни были еле видны. Матросы молча гребли, а сигнальщик измерял в это время лотом глубину реки.

Он все ждал, когда же он нащупает лотом мель. Но ее все еще не было.

И вдруг он увидел: совсем уже недалеко впереди – Николаевский мост. А около моста на берегу – юнкера.

Юнкера ясно видны с лодки: они были на свету. Лодка же, к счастью, не видна: она сливалась с темнотой.

Но вот мелькнул где-то невдалеке прожектор, чуть не задел лодку своим лучом. Терять времени было нельзя, надо было поскорее возвращаться назад.

На обратном пути измерять глубину было уже не нужно. Матросы гребли изо всех сил. Лодка мчалась в темноте, как ночная птица, – вниз по течению легко грести. Только видно, как весла, точно крылья, взлетают в воздух, только слышно, как всплескивает вода…

Когда лодка причалила к крейсеру, сигнальщик первый взобрался на палубу и доложил: мели нет, корабль может итти к мосту!

Раздался отрывистый звонок корабельного телеграфа, загрохотали тяжелые якорные цепи– крейсер двинулся.

В половине четвертого утра матросы завладели Николаевским мостом. В семь часов утра совместными усилиями моряков и красногвардейцев захвачен был последний мост – Дворцовый.

И по обоим мостам хлынули с Васильевского острова рабочие-красногвардейцы к Зимнему.

В Зимнем

В ту ночь в Зимнем никто не спал, там тоже шли приготовления к бою.

Под покровом темноты сюда успели в начале ночи подойти несколько отрядов юнкеров. Юнкера располагались в самом дворце, в его широких коридорах и на мраморных лестницах. Затем, оставив винтовки в помещении, прислонив их к перилам лестницы, юнкера выходили на площадь. И тут они принимались за работу. Они выносили со двора длинные тяжелые бревна и складывали их рядами на площади, шагах в двадцати от дворца. Бревно наваливалось на бревно, перед Зимним вырастала толстая деревянная стена. Она опоясывала Зимний, прикрывала все входы во дворец.

В разных местах бревенчатой стены оставлены были маленькие окошки – дыры. Из дыр торчали дула пулеметов. Окошечки были расположены так, что из них можно было обстреливать и площадь и прилегающие к дворцу улицы.

Юнкера спешили превратить Зимний в неприступную крепость.

Пока юнкера возводили укрепления, во дворце шло непрерывное заседание министров под председательством Керенского.

Говорил сам Керенский, говорил без передышки. Чего только не было в его речи: и угрозы большевикам, и хвастливые уверения, и рассуждения о том, что он будет делать после подавления восстания. Длинная бестолковая речь человека, который растерялся перед опасностью, но ни за что не хочет в этом сознаться!

Наконец Керенский замолчал. Он встал, оперся спиной о колонну и, скрестив руки на груди, гордо огляделся вокруг.

И тогда заговорил заместитель Керенского – министр промышленности Коновалов, фабрикант тканей, один из самых богатых людей в России.

Этот человек не тратил лишних слов. Он знал, чего хотел. Он хотел, чтобы фабриканты сохранили свои фабрики и заводы, помещики – свои земли. Он требовал, чтобы большевиков перестреляли всех до единого, чтобы рабочим устроили такую кровавую баню, которую они запомнили бы навеки.

Но для всего этого нужно было войско, много войска. А войска, – он видел это, – у Временного правительства почти не было. И вот, с трудом скрывая свое бешенство, Коновалов спрашивал Керенского напрямик: на какие вооруженные силы может опереться Временное правительство, какие полки придут ему на помощь?

Тот же вопрос задал и сахарозаводчик Терещенко, министр иностранных дел во Временном правительстве. Керенский не мог дать на это ясного ответа.

Заседание продолжалось. А Керенский пошел в свои комнаты. Комнаты эти помещались тут же, в Зимнем дворце, в них прежде жил царь. Окна их выходили на Неву.

Керенский стал у окна. Было семь часов утра, светало. И при смутном свете Керенский вдруг увидел: Дворцовый мост, который недавно еще был разведен, теперь уже сведен. По мосту двигаются к Зимнему красногвардейские и матросские отряды.

Этого Керенский не ожидал. Ему все казалось, что восставшие далеко, что у него еще есть время обдумать, что делать. А они, оказывается, совсем уже близко, рядом с дворцом…

Страх напал на него. Теперь ему придется ответить за все, что он сделал в последние месяцы, за все свои преступления перед народом. Надо сейчас же бежать. Но куда бежать, как спастись? Ведь дворец уже, наверное, окружен со всех сторон, восставшие узнают и не выпустят.

Тут ему пришло в голову, что можно воспользоваться чужим флагом, например американским. Он заметался по дворцу, засуетился, раздобыл автомобиль из американского посольства. И так, в закрытом автомобиле под чужим флагом, скрылся он из дворца.

Последнее прибежище

Настал день 25 октября.

Почти весь город был в руках восставших, только Зимним дворцом и площадью перед ним владел неприятель.

Во дворце, в последнем своем прибежище, спряталось Временное правительство вместе со всеми своими войсками, со всеми своими вооруженными силами.

Во что бы то ни стало нужно было его выбить отсюда, захватить Зимний дворец.

Но взять Зимний было необычайно трудно.

С севера дворец окружен водой: Невой и Зимней Канавкой. Отсюда на него нельзя было напасть. Оставалась, значит, южная сторона. Но тут перед дворцом – огромная площадь. Восставшим негде укрыться, спрятаться от пуль. А из дворца обстреливать площадь было очень удобно.

К тому же, юнкера успели возвести бревенчатые укрепления перед дворцом. Стоило восставшим двинуться в атаку, как они сразу попали бы под пулеметный огонь. А юнкера оставались бы в это время за прикрытием, почти в безопасности.

К этому присоединилось еще одно преимущество неприятеля: пользуясь переходами внутри дворца, враг мог быстро и незаметно сосредотачивать силы то в одном, то в другом месте, делать неожиданные вылазки.

Все это знало Временное правительство. И поэтому оно считало: в Зимнем можно продержаться до прибытия подкреплений – не только несколько дней, а, если понадобится, даже несколько недель; ведь патронов у юнкеров вполне достаточно.

В Зимнем одних только лестниц – сто семнадцать, а комнат и зал – больше тысячи. Тут хватало места и для размещения войск, и для складов оружия, и для запасов продовольствия. Стены Зимнего толсты и прочны, они могли выдержать долговременную осаду.

Да, Зимний был почти неприступен!

И все же большевики решили взять Зимний в тот же день, 25 октября: вечером или, в крайнем случае, к ночи.

Перед штурмом

В продолжение всего дня Военно-революционный комитет посылал к Зимнему всё новые отряды революционных солдат и рабочих.

В середине дня на помощь красногвардейцам и солдатам прибыли матросы.

Тысячи матросов с винтовками за плечами, с пулеметными лентами, перекрещивающими грудь, высадились с пароходов на берег и стали тут строиться в колонны…

В это же время шли последние приготовления к бою в Петропавловской крепости.

Комиссар крепости вместе со своим помощником пошли в крепостной арсенал. В огромном полутемном зале стояли пушки – всего около двухсот. Комиссар шел между рядами пушек и тщательно осматривал их. Но все пушки, как назло, оказались негодными. Точно кто-то заранее постарался испортить орудия, сделать их непригодными к бою.

Так оно и было на самом деле: еще две недели назад Временное правительство, опасаясь восстания, распорядилось о том, чтобы снять с пушек необходимые для стрельбы приспособления и тайком вывезти из крепости.

И вот теперь комиссар и его помощник тщетно искали хоть одну пригодную пушку среди этого кладбища артиллерийских орудий.

Наконец выбрали несколько полевых трехдюймовых орудий, как будто исправных на вид. Комиссар распорядился вынести из арсенала эти пушки, поставить их на отмели перед крепостной стеной и направить на Зимний.

Революционные моряки прибыли в Петроград.

Ультиматум

Настал вечер. Зимний дворец был окружен со всех сторон! От Адмиралтейства до Марсова поля все улицы были заняты восставшими.

Темнота сгущалась. Становилось все холоднее. То тут, то там в темноте стали вспыхивать огненные точки: восставшие разводили костры.

Вскоре все Марсово поле осветилось неровным светом костров. Солдаты и рабочие располагались тесными кучками у костров, грели руки, сушили отсыревшие от дождя и мокрого снега шинели. Некоторые прохаживались быстрым шагом, чтобы не застыть на холодном ветру. Другие, опершись о винтовки, смотрели задумчиво в огонь. Они знали, что скоро начнется бой и для некоторых из них этот час окажется последним в жизни.

Ветер налетал порывами, то вздымая пламя вверх, то пригибая его к самой земле. И от этого тени людей меняли свои очертания: то сжимались, то вдруг, вытягиваясь по земле, страшно вырастали.

– Товарищи! – звонким голосом говорил у одного из костров молодой солдат. – Знаете ли вы, чего мы хотим, на что мы сегодня идем?

– Знаем! – отвечали ему из темноты голоса солдат.

– А если знаете, – продолжал солдат, – то вам всем понятно, что этой ночью решается наша судьба: или жить свободными гражданами, или умереть. Да здравствует Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов! Да здравствует Ленин! Ура!

– Ура! – закричали в ответ солдаты и, схватив винтовки, двинулись уже было по направлению к Зимнему дворцу.

Но начальник отряда удержал их.

– Ждать распоряжения Военно-революционного комитета, – сказал он.

И солдаты вернулись на свои прежние места.

Такие же разговоры происходили по всему огромному пространству от Летнего сада до Адмиралтейства. Всюду красногвардейцы, матросы, солдаты, устав ждать, стремились поскорее начать бои. И всюду они продолжали терпеливо ждать приказа Военно-революционного комитета.

А Военно-революционный комитет еще не давал сигнала к бою. Военно-революционный комитет послал в Зимний свой ультиматум: последнее решительное требование – предложение сдаться без боя.

Военно-революционный комитет дал противнику двадцать минут на размышление. Пока эти двадцать минут не истекли, боя начинать было нельзя.

Но вот наконец прошло двадцать минут. И в последнюю, двадцатую минуту пришел ответ противника. Что же он решил?

Оказывается, он еще ничего не решил. Он просит еще десять минут на обдумывание ответа.

Военно-революционный комитет дает еще десять минут. Медленно тянутся минуты одна за другой. Но вот и они прошли. Что же ответит теперь враг?

Он ничего не отвечает, он молчит.

Становится ясно, что враг все это время хитрил. Временное правительство обманывает восставших: оно просто затягивает дело, старается выиграть время. Оно все еще надеется, что с часу на час должны притти на помощь ему войска с фронта.

Тогда Военно-революционный комитет решает начать штурм.

Сигнал к началу боя известен всем начальникам революционных отрядов: над Петропавловской крепостью загорится красный фонарик; после этого крепость начнет стрелять по дворцу из пушек.

Вот высоко на шпиле Петропавловской крепости вспыхивает красный фонарик. Вот, увидев этот сигнал, дает холостой выстрел крейсер «Аврора».

Теперь Петропавловская крепость должна начать стрельбу боевыми снарядами.

Уже в Зимнем погасили разом во всех окнах огни. Площадь перед дворцом и прилегающие улицы стали темными, черными. Уже рабочие, солдаты, матросы подняли свои винтовки. Уже за бревенчатым укрытием юнкера прильнули к пулеметам.

Но пушки Петропавловской крепости почему-то не стреляют. Мерцает красный фонарик высоко над крепостью, но сама крепость молчит, оттуда не доносится ни звука.

Никто не знает, отчего гарнизон крепости не сдержал своего обещания. Наверное, там произошло что-то неожиданное. В такой решительный момент пушки Петропавловской крепости не помогают восставшим…

Несмотря на это, красногвардейцы, матросы и солдаты начинают бой.

Бой у Зимнего

Бой начался одновременно в трех разных концах площади: у Морской, у Александровского сада и у Миллионной.

Крики людей перемешивались с пулеметным треском и тонким свистом пуль. Воздух над площадью, казалось, мерцал от вспышек непрерывных выстрелов. Красногвардейцы то залегали, стараясь укрыться за выступами домов, то вскакивали и бежали вперед, чтобы спустя несколько мгновений снова прижаться к земле.

Так, короткими перебежками, понемногу продвигались они вперед.

В это время неприятель послал к Морской улице свой броневой автомобиль.

Броневик не спеша двинулся навстречу восставшим. Толстая стальная броня покрывала его со всех сторон, защищала сидевших в нем юнкеров. Напрасно стреляли в него восставшие: пули не могли пробить броню.

Медленно вращая свою башню, броневик направлял свои пулеметы то влево, то вправо, осыпая пулями красногвардейцев. Казалось, нет спасения от этой тяжеловесной, спокойно и беспощадно работающей машины.

Тогда на помощь красногвардейцам бросились матросы. Они знали, что на войне по броневикам стреляют обычно из пушек. Но если пушек нет, остается еще другой способ борьбы – способ, правда, очень опасный, требующий необычайной ловкости и полного хладнокровия: надо связать вместе несколько ручных гранат и, подобравшись как можно ближе к броневику, бросить всю связку ему под колеса – тут самое уязвимое место броневика.

Скинув шинели, стали матросы подкрадываться к броневику с разных сторон.

Это напоминало охоту на огромного страшно опасного зверя. Броневик полз, поворачивая во все стороны свою круглую башню, точно стальную голову. Некоторые матросы падали раненные, остальные продолжали подкрадываться к нему. Вот одному из матросов удалось подойти к броневику довольно близко. Размахнувшись, изо всей силы метнул он связку гранат и попал прямо под колеса. Раздался взрыв. Броневик замер на месте, поврежденный, искалеченный, неспособный больше к бою…

Между тем у Миллионной и у Александровского сада шла упорная борьба. Революционные отряды решились напрячь разам все свои силы, перебежать находящуюся под обстрелом площадь и проникнуть во дворец.

Но так силен был обстрел, что только немногим удалось пересечь площадь, прорваться через укрепления, возведенные юнкерами, и ворваться в ворота дворца.

Всего пятьдесят красногвардейцев и солдат, пятьдесят героев, проникли в ворота.

Оглянувшись, они увидели, что остальные не поспели за ними, остались по ту сторону бревен. Они поняли, что сейчас юнкера сомкнутся и они – прорвавшиеся – окажутся отрезанными от своих.

И все же эти пятьдесят не побежали назад, не попытались спастись. Они продолжали двигаться вперед и, отогнав от дверей юнкеров, попали в Темный подвал. Они бросились наверх по лестнице, надеясь прорваться в ту комнату, где спряталось Временное правительство.

Но тут их ждала засада. Неожиданно спереди и сзади выскочили юнкера и окружили их со всех сторон. Сопротивляться было невозможно: они попали в ловушку.

Ни один из этих пятидесяти не вырвался из подвала, не вернулся к своим…

Так кончилась неудачей первая атака.

Бой продолжался, но выстрелы теперь звучали реже. Юнкерам не удалось отогнать восставших от площади, но и восставшим не удалось захватить дворец.

В это время в Зимнем дворце…

В этот вечер министры Временного правительства заседали в огромном, пышно отделанном Малахитовом зале Зимнего дворца. Когда раздались первые выстрелы, все они бросились прочь из зала: окна выходили на улицу, и министры боялись, что пули могут пробить стекло и залететь в зал.

Придерживая руками свои портфели, они пошли искать безопасного места.

Наконец они нашли такое место: одну из внутренних комнат дворца, с окнами во двор.

Тут они расположились за длинным столом и стали продолжать заседание.

Время от времени заседание прерывалось. В комнату входили представители юнкеров и спрашивали: скоро ли прибудут войска с фронта?

Министры и сами этого не знали: уже прошло много времени, а войска до сих пор не пришли; наверное, они совсем не придут.

Но сказать это юнкерам министры не решались. Они обнадеживали юнкеров, уверяя их, что войска уже двинулись к Петрограду, их надо ждать совсем скоро, с часу на час.

Представители юнкеров шли назад, на площадь. Через полчаса или час они снова возвращались в комнату и спрашивали опять: ну, что же, скоро ли придут войска?

Все нетерпеливее становились юнкера. Наконец один из юнкерских отрядов заявил, что он не хочет больше ждать. В полном составе отряд покинул поле боя, ушел с площади назад, в свое училище.

Заседание продолжалось.

Потом оно снова прервалось на минуту: неожиданно зазвонил так долго молчавший телефон.

Министры переглянулись друг с другом, и один из них подошел к телефону.

– Откуда говорят? Зимний? – раздался голос в трубке.

– Да, да! – закивал головой министр. – В чем дело?

– Опрашивают из Литовского полка, – продолжал неизвестный голос. – Что, товарищ, Зимний уже взят, буржуазные министры уже арестованы?

– Нет, – хмуро отвечал министр, – мы еще не арестованы.

– Еще нет? – удивился тот, кто говорил из казарм Литовского полка. – А мы-то думали… Ну, ладно, все равно вас скоро арестуют. Прощайте!

Больше телефон не звонил. Очевидно, на телефонной станции сразу же заметили ошибку и поспешили выключить Зимний из сети.

В это время в Смольном…

В тот вечер в Смольном собрался II Всероссийский Съезд советов.

Большой, весь белый зал Смольного был переполнен народом. Съехавшиеся со всей страны делегаты – рабочие, крестьяне, солдаты, матросы – сидели на скамьях, на стульях, на подоконниках, стояли между колоннами. Зал был нетоплен. Делегаты не снимали с себя шинелей, овчин, кожаных тужурок.

Всего приехало на съезд шестьсот пятьдесят делегатов. Из них большевиков было почти четыреста. Меньшевиков и эсеров было всего около полутораста. Но довольно много было таких делегатов, которые хотя и сочувствовали большевикам, но не решались итти за ними, считали, что у рабочих и крестьян вряд ли хватит сил и умения захватить власть и сохранить ее за собой.

На этих-то делегатов и рассчитывали меньшевики и эсеры. Они старались запугать колеблющихся, перетянуть их на свою сторону, на сторону буржуазии.

Съезд открылся в 10 часов 45 минут, в то самое время, когда на площади перед Зимним дворцом шел бой.

Первым взял слово меньшевик – офицер с козлиной бородкой.

Тряся бородкой и напрягая изо всех сил голос, он стал грозить большевикам.

– От имени армейских комитетов Второй, Третьей, Четвертой, Пятой, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятой, Десятой, Одиннадцатой, Двенадцатой, Особой и Кавказской армии, – кричал он, все повышая голос, так что лицо его наконец побагровело, – от имени их я говорю вам: мы, армия, придем сюда и будем с вами бороться уже не словами, а оружием!

В зале на минуту настала тишина. И в это время какой-то солдат в длинной, забрызганной грязью шинели крикнул:

– Товарищи, не верьте ему! Я сам только что с фронта: армия ждет только сигнала, чтобы двинуться на помощь революции, на бой с буржуазией! Жители окопов требуют свержения Временного правительства и с нетерпением ждут передачи власти Советам!

Тогда снова выступил представитель меньшевиков. Он заявил, что восстание все равно, не сейчас, так позднее, будет подавлено. И чтобы все знали, что меньшевики стояли в стороне и не принимали в нем никакого участия, они, меньшевики, решили сейчас же уйти с заседания съезда.

Стрелка часов перешла уже за одиннадцать, когда кучка меньшевиков и эсеров стала пробираться через зал.

Путаясь между рядами скамей, спешили они к выходу.

А весь зал кругом грохотал, свистел, топал, кричал.

– Дезертиры! Предатели! – неслось из одного угла.

– Скатертью дорога! – неслось из другого.

– Торопитесь, торопитесь, а то мы сами вас выгоним!

Но скоро меньшевики и эсеры вернулись, чтобы прокричать новые угрозы. После этого они ушли во второй раз.

И только успели они уйти вновь, как вдруг послышались глубокие, низкие звуки, точно подземные удары. Задрожали стекла в окнах, зазвенела тяжелая хрустальная люстра под потолком. Все поняли: это стреляли пушки.

И все разом повернулись к большим темным, покрытым изморозью окнам, стали смотреть туда, где находился невидимый за домами Зимний; где шел сейчас бой.

И в эту минуту в зал снова вошли меньшевики и эсеры. С искаженными от злобы и ужаса лицами они вопили:

– Прекратить стрельбу! Распорядитесь, чтобы сейчас же перестали стрелять!

Увидев, что никто им не отвечает, они опять, в третий раз, пошли к выходу.

Остановившись перед дверью, они сказали торжественно:

– Знайте: мы уходим!

Никто не топал, не свистел на этот раз – все смеялись.

– Сколько раз вы еще будете уходить? – крикнул кто-то вдогонку, – Уходили бы уж разом!

Теперь в зале остались только большевики и сочувствующие им. Равномерно, один за другим доносились всё новые гулкие выстрелы пушек.

Съезд советов продолжал свою работу.