Текст книги "Эон"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

Глава 18

Лэньер встретился с Такахаси на втором этаже в комнате для переговоров. К Такахаси присоединилась Кэрролсон, не знавшая о планах Лэньера. Нет проблем, решил он; лучше сохранить нормальную атмосферу. Он попросил принести ленч в кабинет, и они спокойно перекусили, прежде чем он в общих чертах изложил новые распоряжения. Когда он закончил, Ленора покачала головой и вздохнула.

– Васкес хочет организовать новую экспедицию, на этот раз – ко второму кругу, – сказала она. – Я уверена, что ей не понравится запрет на доступ в библиотеки.

– Больше в библиотеки никто больше не войдет, – подчеркнул Гарри. – Доступ туда строго запрещен. И никакой второй экспедиции. Мы замораживаем все разработки на Камне. Я хочу, чтобы археологи вернулись обратно в комплексы. Исследования в скважинах тоже надо прекратить.

Такахаси сурово посмотрел на него.

– Что случилось с Хоффман? – спросил он.

Лэньер даже не взглянул на него; ленч был их последним совместным удовольствием. Час пробил. Как можно более любезно он попросил Кэрролсон оставить их вдвоем. Она озадаченно посмотрела на Лэньера, но он едва ли заметил, как она вышла за дверь. Все его внимание было сосредоточено на Такахаси.

– Я намерен разрядить весьма напряженную ситуацию, – сказал Лэньер, когда они остались вдоем. – Я хочу, чтобы вы помогли мне в этом и сообщили о моих намерениях своему руководству.

– Простите? – спросил Такахаси, рука которого чуть сильнее сжала стакан с апельсиновым соком.

– Я хочу, чтобы вы сообщили об этом своему начальству – так, как делали это раньше.

– Не понимаю.

– Я тоже. – Лэньер продолжал, не двигаясь с места: – Я не сообщаю об этом Герхардту, хотя инстинкт подсказывает мне, что я должен это сделать. Вы можете и далее свободно наблюдать, как мы сворачиваем программы, пока вопрос не будет решен путем переговоров. Вы можете лично убедиться и подтвердить, что мы не нашли в библиотеках никакой информации по вооружениям.

– Гарри, о чем вы?

– Мне известно, что вы – агент Советов.

Скулы Такахаси напряглись, и он исподлобья посмотрел на Лэньера.

– Вечером будут танцы, – продолжал тот. – Кэрролсон ждет нас всех. И мы придем. Там будет Герхардт. Он ничего не будет знать, поскольку тут же посадит вас под арест и в наручниках отправит на ближайшем ОТМ на Землю. Я этого не хочу.

– Из уважения ко мне? – заморгав, поинтересовался Такахаси.

– Нет, просто не хочу связываться с дерьмом. Вы проклятый изменник. Не знаю, где и как все это началось, но здесь оно кончается, и я хочу, чтобы все закончилось хорошо. Информация, которую вы передавали, едва не развязала войну. Сообщите своему руководству, что все сворачивается, что мы покидаем библиотеки и что в перспективе возможна полная эвакуация. Нужно разрядить обстановку, дабы можно было нормально договориться. Понятно?

Такахаси ничего не ответил.

– Вы знаете, что происходит на Земле? – спросил Лэньер.

– Не все, – мрачно сказал Такахаси. – Наверное, нам следует объясниться, чтобы разрядить обстановку, как вы говорили. Их ставка в игре столь же высока, как и наша.

– Наша?

– Я американец, Гарри. Я делал это и для того, чтобы защитить нас.

Лэньер почувствовал жжение в желудке. Он стиснул зубы и вместе со стулом отвернулся от Такахаси. Он боролся с желанием спросить Руперта, много ли денег задействовано в этой истории. Он не хотел этого знать.

– Ладно. Значит, дела обстоят так…

И он рассказал Такахаси о том, что узнал на Земле.

Он чертовски надеялся, что именно этого ждала от него Хоффман.

Вечером в лкционном зале комплекса социологическая группа представила очередной отчет. В аудитории было около двадцати человек – немногим больше, чем сидело на невысокой сцене за трибуной. Римская стоял в стороне, пока Уоллес Райнер представлял социологов.

Лэньер устроился в заднем ряду, тяжело откинувшись на спинку кресла. Через десять минут пришла Патриция и села рядом.

Первая выступающая кратко изложила гипотезу семейных группировок Камня. Она углубилась в некоторые детали семейных триад, распространенных, главным образом, среди надеритов.

Патриция посмотрела на Лэньера.

– Почему меня не пускают в библиотеки? – вполголоса спросила она.

– Сейчас не пускают никого, – сказал он.

– Да, но почему?

– Это очень сложный вопрос. Я объясню позже.

Патриция отвернулась и вздохнула.

– Ладно, – сказала она. – Буду делать все, что смогу без них. Это пока разрешено?

Он кивнул и ощутил внезапный прилив симпатии к молодой женщине.

Второй выступала Таня Смит – не имевшая никакого отношения к Роберту Смиту – с соображениями по ранее представленному докладу об эвакуации Камня.

Патриция слушала вполуха.

– Сейчас представляется очевидным, что комитет по переселению выдавал разрешения на миграцию в коридор и координировал транспортировку…

Патриция снова посмотрела на Лэньера. Их взгляды встретились.

Все это – безумие и не стоит гигантских усилий исследователей.

В самый критический момент человечество оказалось представленным командой ищущих вслепую самонадеянных интеллектуалов. При мысли о Такахаси и о том, насколько бесполезной оказалась вся система безопасности, Гарри снова почувствовал жжение в желудке.

План предполагал разрешить исследователям с низким уровнем допуска наилучшим образом выполнять свою работу под наблюдением старших ученых с почти неограниченным допуском. Затем находки должны были быть отфильтрованы, увязаны и объединены в окончательных заключениях, сверенных с соответствующими документами из библиотек. Все должно было обстоять именно так. При малом количестве людей, допущенных к работе в библиотеках, и учитывая время прохождения собранной информации, существенные результаты могли появиться через десятилетия.

В любом случае, это была разумная аргументация. Лэньер продолжал соглашаться с ней, поскольку в душе остался военным человеком, подчиняясь, если не безоговорочно доверяя руководству, включая Хоффман.

Но теперь это не имело значения.

Теперь это не имело ни малейшего значения, поскольку, так или иначе, все работы сворачивались. Они собирались упаковаться и отправиться домой, и Такахаси должен будет (если все пойдет хорошо) сообщить, что предприняты искренние усилия, чтобы умиротворить обеспокоенные Советы.

Но Советы все равно не будут допущены в библиотеки. Если только президент окончательно не сойдет с ума. В каждый отрезок времени в ящик Пандоры может быть опущена лишь одна рука.

Он видел некоторые материалы о технических достижениях камнежителей. Он познакомился с образовательной системой, использовавшейся в библиотеке. Он узнал кое-что о способах, с помощью которых камнежители вмешивались в биологию и психологию. (Вмешивались – не говорит ли это о предубеждении? Да. Кое-что потрясло его до глубины души и вызвало один из тяжелейших приступов «окаменения».) Он не был уверен в том, что стала бы делать его собственная любимая страна, обладай она такими возможностями, не говоря уже о Советах.

Патриция посидела еще несколько минут, потом ушла. Гарри пошел следом и догнал ее за углом женского бунгало.

– Одну минуту!

Она остановилась и повернулась вполоборота, глядя не на него, а на лимонное дерево в кадке, росшее в широком проеме между зданиями.

– Я вовсе не имел в виду, что вы должны прекратить работу. Вовсе нет.

– Я и не собираюсь.

– Я просто хотел, чтобы вы поняли.

– Я понимаю. – Теперь она смотрела прямо на Лэньера, засунув руки в карманы. – Вы не можете радоваться тому, что происходит.

Глаза его расширились, и он отдернул назад голову, чувствуя внезапную злость из-за ее глупого предположения – что бы она ни хотела выразить одной короткой фразой.

– Вы не можете быть счастливы, удерживая нас здесь и зная обо всем.

– Я вас здесь не держу.

– Вы никогда не разговаривали со мной. Ни с кем из нас. Вы сообщаете разные вещи, но не разговариваете.

Злость испарилась и оставила после себя столь же внезапное чувство пустоты и одиночества.

– Положение обязывает, – мягко объяснил Гарри.

– Я так не думаю. – Патриция искоса посмотрела на него. Она бросала ему вызов, провоцировала. – Что вы за человек? Вы кажетесь каким-то… твердым. Застывшим. Вы действительно такой, или к этому обязывает ваше положение?

Лэньер с угрюмой улыбкой погрозил ей пальцем.

– Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим.

– Вы по-прежнему не разговариваете со мной.

– Чего, черт возьми, вы хотите? – грубо вполголоса спросил он, подойдя ближе, выставив вперед плечи и почти прижав подбородок к груди; крайне напряженная и неудобная поза, подумала Патриция. Этот внезапный приступ ярости удивил ее.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, что я должна об этом думать, – сказала она.

– Что ж, я не могу этого сделать. – Плечи Лэньера выпрямились, челюсть встала на место. – Если мы все начнем думать…

– Ну да, работа, работа, – закончила Патриция, почти передразнивая его. – Господи, я делаю свою работу, Гарри. Я все время работаю. – В глазах у нее стояли слезы, и, что потрясло ее, она увидела слезы в его глазах.

Лэньер поднес было руку к лицу, но тут же убрал, и слеза скатилась по его щеке к уголку рта.

– Ладно. – Ему хотелось уйти, но он не мог. – Мы оба люди. Это вам хотелось знать?

– Я работаю, – проговорила Патриция, – но внутри я из плоти и крови. Может, в этом дело?

Лэньер быстро вытер глаза.

– Я тоже не железный, – защищаясь, бросил он. – И не стоит ожидать от меня большего, чем я могу дать. Вы это понимаете?

– Это действительно странно, – сказала Патриция, поднося руки к лицу, будто повторяя жест Лэньера. Она провела пальцами по горячим щекам. – Простите меня. Но вы пошли за мной.

– Я пошел за вами. Закончим на этом?

Патриция пристыженно кивнула.

– Я никогда не считала вас холоднокровным.

– Прекрасно.

Лэньер повернулся и быстро пошел к кафетерию.

В своей комнате она закрыла руками глаза – теперь сухие – и попыталась спеть песню, которую очень любила в детстве, но не могла вспомнить слова – или не была уверена, что помнит их правильно. «Но куда бы ни пошел ты, – всплывала в памяти мелодия, – что бы ты ни делал, я всегда буду видеть тебя…»

Глава 19

Патриция сидела в директорском кресле на крыше женского коттеджа. Она взглянула на дату на своих часах, пока все собирались на вечеринку. Война должна была начаться через семь дней.

Все сваливалось на нее слишком быстро. Она могла высказывать свои соображения, но не могла убедить себя в их истинности. Например, она могла сказать Лэньеру, что Камень не слишком сильно отдалился от своей родной Вселенной. История Камня и их нынешняя реальность не должны различаться очень существенно – не настолько, чтобы войны не было.

Возможно, то, что Советы узнают об угрозе войны, заставит их отступить, сделать шаг назад, предотвратить столкновение…

Возможно, Камень и явные технические преимущества, которые он дал странам Западного блока, все же удержат Советы на грани…

Возможно, Камень просто произвел эффект и тут же его ликвидировал, оставив лишь легкую рябь в ближайшем будущем Земли…

Появились Кэрролсон и Лэньер. Патриция наблюдала, как они здороваются с учеными, прибывшими из других камер.

Скребущее чувство тревоги прошло. Она не ощущала ни злости, ни сожаления. Она даже не чувствовала себя живой. Единственным, что доставляло ей теперь радость, было погружение в работу, купание в торжественном великолепии коридора.

Следовало, однако, появиться на людях. Она требовала этого от себя. Патриция всегда противилась тому, чтобы изображать гения-отшельника и избегать контактов с другими. Однако, вместе с тем, ей хотелось остаться одной, уйти к себе и поработать. Мысль о танцах под вечным плазменным светом (вечер проходил на открытом воздухе) и о легком флирте – в сущности, она оказалась в общественном списке, пусть даже на несколько часов – пугала ее. Она не была уверена, что сможет сохранить спокойствие и душевное равновесие, удерживающее ее от слез гнева и отчаяния.

Она спустилась по лестнице и вышла из здания, засунув руки в карманы и стараясь держать подбородок повыше – по мере того как приближалась к кружащейся толпе.

Два солдата, два биолога и два инженера соорудили из списанной электроники синтезатор и электрогитары. Уже нескольких недель ходили слухи, что ансамбль – вполне приемлемый, возможно, даже хороший. Это было их первое выступление перед публикой, и они выглядели хладнокровными профессионалами, настраивая инструменты и аппаратуру.

Громкоговорители своеобразной конструкции были предложены в качестве добровольного пожертвования археологами, работавшими в Александрии. Динамики были установлены по углам прямоугольной площадки, размером в акр, зарезервированной для будущих построек. К громкоговорителям не вели провода; музыка передавалась на специальной частоте с помощью маломощного передатчика. Исходивший из них звук имел слегка металлический оттенок, но был вполне терпимым. Хайнеман бросил взгляд на один из них и сказал:

– Я не уверен в том, что это такое. Это не громкоговоритель.

– Он ведь работает, верно? – сказала Кэрролсон, плотно прижимаясь к своему партнеру по танцам.

Хайнеман согласился, что он производит звук, создаваемый направленным сигналом, но дальше этого не пошел. Вопрос так и не был удовлетворительно поставлен.

Под неизменным светом плазменной трубки, сотрудники службы безопасности по очереди танцевали с учеными и техниками. Советская группа в полном составе стояла в стороне, подпирая стенку. К танцам с энтузиазмом присоединились Хуа Линь, Цзян и Фарли, хотя они уже знали о прекращении работ.

Музыканты переключились на более старую рок-музыку, но это не соответствовало общему настроению, и они нехотя вернулись к более современной музыке.

Патриция один раз танцевала с Лэньером, один из японских вальсов, ставших популярными в последние годы. В заключение, когда они вытянули руки и закружились друг вокруг друга, Лэньер таинственно кивнул и улыбнулся Патриции. Она почувствовала, что краска заливает ее лицо, начиная с шеи. В конце танца он привлек ее к себе и сказал:

– Это не ваша вина, Патриция. Вы прекрасно работали. Вы настоящий член команды.

Они разделились, и Патриция смущенно отошла в сторону, уже не испытывая чувства собственной ничтожности. Действительно ли она ждала или желала одобрения со стороны Лэньера? Вероятно, да; его слова были ей приятны.

Ву пригласил ее на танец и оказался способным партнером. Оставшуюся часть празднества она просидела в стороне. Лэньер присоединился к ней во время перерыва; он станцевал со многими партнерами, в том числе с Фарли и Цзян, и был довольно возбужден.

– Вам нравится? – спросил он.

Она кивнула, потом сказала:

– Нет, не совсем.

– Мне, честно говоря, тоже.

– Вы хорошо танцуете, – сказала Патриция.

Лэньер пожал плечами.

– Иногда следует перестать думать, верно?

Она не могла с этим согласиться. Времени было так мало.

– Мне надо с вами поговорить, – сказала она.

– Сейчас?

– Здесь подходящее место? – одновременно спросила она. Шум был достаточно громким, чтобы их не могли подслушать.

– Полагаю, столь же подходящее, как и любое другое, – сказал Лэньер. Он огляделся по сторонам в поисках Такахаси; тот находился на противоположной стороне площадки, русских поблизости не было.

Она кивнула, и ее глаза снова наполнились слезами. После того как он сказал ей что-то приятное, она теперь должна была открыться перед ним и поделиться с ним своими худшими опасениями, своими самыми мрачными мыслями.

– Я пыталась посчитать, насколько мощный толчок могло придать Камню создание коридора.

– И насколько мощный? – спросил Лэньер, наблюдая за теми, кто проходил достаточно близко, чтобы услышать.

– Не очень, – сказала она. – Это сложный вопрос. Но толчок совсем слабый.

– Значит?..

У нее сжалось горло.

– Возможно… именно для этого я на самом деле была нужна вам на Камне? Просто, чтобы сказать это?

Он покачал головой.

– Хоффман хотела, чтобы вы были здесь. Она сказала мне, что я отвечаю за вас. Я просто обеспечил вас работой. – Он достал из кармана конверт, открыл его и вынул два письма. – Я не мог передать вам это раньше. Нет, не так. Я просто забыл. Я привез их с собой на челноке.

Она взяла письма и посмотрела на них. Одно было от ее родителей, второе от Пола.

– Я могу написать ответ? – спросила она.

– Пишите, что хотите, – сказал он. – В пределах разумного.

Почтовые штемпели были недельной давности.

Прошла неделя. Миновал день, назначенный для Армагеддона.

Патриция не выходила из своего жилища, работая еще более напряженно, чем когда-либо, пользуясь теми ресурсами, которые оставались в ее распоряжении.

Она не могла изменить своего первоначального мнения.

И потому каждый день был победой реальности, доказывавшей, сколь неправа она может быть.

Глава 20

Лэньер вышел из лифта и, держась за канат, перебрался в тележку. Водитель – стройная женщина в голубом комбинезоне ВВС – увела тележку с ее обычного маршрута и направила ее в сторону владений Киршнера. Лэньер до сих пор был здесь лишь два раза, оба раза для того, чтобы встретиться с адмиралом. Крепко держась за поручни тележки, он пытался подготовить ответ на вопросы, которые, как он знал, наверняка будут заданы.

Хоффман намекнула во время их последнего разговора, что информация, которую она ему дала, в конце концов достигла Объединенного Комитета начальников штабов. Это означало, что Киршнер и Герхардт уже ею располагали.

Помощник Герхардта встретил его в коротком туннеле перед переоборудованной грузовой площадкой, где тренировалась команда Киршнера, работавшая в скважине. Он проводил Лэньера в кабинет со стенами из голого камня, уставленный временными картотечными ящиками. Одна широкая железо-никелевая прожилка была отполирована и очищена, служа в качестве проекционного экрана. Киршнер плавал в подвесной люльке, просматривая данные на экране блокнота, когда Лэньер вошел и представился. Герхардт пересек холл и вошел следом за ним.

Киршнер кивнул им обоим. Адмирал не выглядел довольным.

– Мистер Лэньер… кажется, капитан-лейтенант, верно? – бесцеремонно спросил Герхардт. Это был невысокий, аккуратный человек с жесткими черными волосами и широким расплющенным носом. Его одежда слегка отличалась от формы морских пехотинцев внутренней охраны: зеленая униформа, черные ботинки с мягкими резиновыми подошвами.

– Да, сэр, – Лэньер выдержал паузу.

– Вы не информировали нас о том, что Такахаси – советский агент, мистер Лэньер, – сказал Киршнер.

– Нет.

– Вы узнали об этом почти две недели назад и не сообщили об этом руководству вашей службы безопасности?

Лэньер ничего не сказал.

– У вас были свои причины, – предположил Киршнер.

– Да.

– Можем ли мы о них узнать? – спросил Герхардт, слегка натянутым голосом.

– Мы намеревались дать русским небольшую передышку, показав им, что мы уступаем. Мы не могли бы этого сделать, если бы Такахаси был арестован.

– Что я наверняка бы сделал, – сказал Герхардт.

Лэньер кивнул.

– Вы правы. Я бы так и поступил. Вы понимаете, что это могло поставить под угрозу всю нашу операцию? Такахаси мог видеть наши маневры, нашу подготовку к нападению…

– Нет, сэр. Он не покидает комплекса, только посылает сообщения. – Киршнер, как обычно невозмутимый, позволял Герхардту продолжать головомойку.

– И он посылал эти сообщения прямо над нашими головами, прямо вместе с нашими настроечными сигналами для стыковки ОТМ-ов. Чудесно. Сейчас я распоряжусь об его аресте. Я хочу, чтобы он немедленно был отправлен на Землю и отдан под суд за измену. Господи, Гарри, – Герхардт резко тряхнул головой, словно отгоняя насекомых. – Хоффман этого хотела?

– Она это подразумевала.

– Она сообщила вам имя. Никаких результатов? Я имею в виду, русские еще не решились на переговоры?

– Нет, я об этом не слышал.

– Черт возьми, вы правы – нет. Они знают, что у нас в руках. Вы ожидали, что они поверят, будто мы просто так отступим и поделимся с ними?

– Я думал, что нам нужна передышка. Возможность оценить ситуацию.

– Хоффман знала, какую информацию передавал Такахаси? – спросил Киршнер.

– Да. Материалы о библиотеках.

– Господи, Гарри, этот клоун имел доступ туда, куда не могли добраться Киршнер и я. Если хотите знать, вы великолепно развалили всю операцию. Должен ли я знать хоть что-нибудь из того, что знает он? Или того, что узнала ваша смазливая студенточка?

– Да, несомненно, – сказал Лэньер, сохраняя спокойствие и давая выйти пару. – И вы знаете, что я вам этого не скажу. Вам придется попросить свое начальство.

Герхардт улыбнулся.

– Да. Президент – между нами, Гарри! – Президент, который живет некоей довоенной мечтой о демократии, не может даже разговаривать о космосе, а тем более о нем думать; Сенат, состоящий из его марионеток и умственно отсталых республиканцев, вымучивающих законы о распределении бюджета между южными штатами… – Он взглянул на Киршнера, который с легкой улыбкой покачал головой и посмотрел в сторону, на каменную стену. – Никто не уделяет Камню и половины надлежащего внимания – или я неправ?

– Вы и правы и неправы. В данный момент я не думаю, что существует какая-либо более важная тема для правительств всего мира, чем Камень. Все ее обсуждают. Русские чертовски боятся, что мы далеко опередим их в технологии. Мы их уже опередили, но Камень делает исход предрешенным, не так ли?

– Что здесь делаем Киршнер и я, Гарри? Почему нас не информируют так же, как и вас? Ответственность за безопасность Камня лежит на капитане и мне, но эти ублюдки окружили нас завесой. Мы не можем попасть в библиотеки, не можем увидеть документы… Я не понимаю… некоторые самые странные вещи, о которых мне приходилось слышать. Это сводит меня с ума. Не пришло ли нам время сотрудничать друг с другом?

– На то есть свои причины, – сказал Лэньер.

– Я наблюдал за вами, Гарри. Весь последний год вы катитесь по наклонной плоскости. Ради Бога, я не хочу знать ваших секретов. Чего, черт возьми, мы добились?

Лэньер забрался во вторую люльку и ухватился за канат.

– Какие приказы вы получили с Земли, Оливер?

– Я должен подготовиться к надвигающемуся нападению на Камень и к возможной ядерной конфронтации на Земле.

– Могут ли русские захватить Камень?

– Если они бросят против нас все силы, которые есть у них в космосе, то да, – сказал Киршнер.

– Вы думаете, они это сделают?

– Да, – сказал Киршнер. – Каким образом, не знаю. Но мы думаем об этом днем и ночью. По нашему предположению, они воспользуются небольшими инцидентами – на море и в Европе – чтобы отвлечь внимание от Камня. Затем они нападут на нас и попытаются отобрать его у нас. Или сразу попробуют напасть. Я не знаю.

– Им может это удаться?

Герхардт поднял руку.

– Вы согласны со мной по поводу того, что нам угрожает, Гарри? И вы позволите мне арестовать этого ублюдка?

Такахаси, вероятно, уже сослужил свою службу.

– Да, – сказал Лэньер. – Отправьте его с Камня как можно скорее. Пусть Госдепартамент займется им, как только он окажется на Флориде.

– Вы допустите нас в библиотеки? – спросил Герхардт.

– Нет. Они закрыты. Я скажу вам все, что вам следует знать.

– Тогда я отвечу на ваш вопрос, – сказал Киршнер. – Русские могут добиться успеха. Они могут победить нас. Если они бросят на это все свои силы, мы реально не сможем остановить их от проникновения через скважину.

– Конечно, – сказал Лэньер. На этом заканчивались все сомнения в отношении русских.

– С вами хорошо говорить, Гарри, – резко сказал Герхардт. – Теперь займемся делом и уберем этих сукиных детей с Камня.

– Только Такахаси. Не трогайте русскую команду.

– Господи, нет, – сказал Герхардт. – Мы не сделаем этого, пока не станет слишком поздно.