Текст книги "Возможности. Пьеса в десяти сценах"
Автор книги: Говард Баркер
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Только немногие смогут выдержать груз познаний
Действующие лица
Продавец книг
Мужчина
Женщина
На сцене появляется пожилой человек с ручной тележкой. Тележка заполнена книгами. Это – Продавец книг.
Продавец. Ветер на набережной. Обычный злой ветер. (Пауза.) Обычный птичий помет на книгах. Обычные злые птицы. (Пауза. Вытирает книги.) Раньше меня возмущали птицы. Возмущал ветер. Но тогда я был молод. А теперь я говорю им: пожалуйста, испражняйтесь. Пожалуйста – дуй. Обычные выхлопные газы автомобилей. Все возрастающий поток автомобилей. Наши артерии забиты тревогой. Наши легкие повреждены выхлопными газами. Чистый заговор! И никто не знает об этом, кроме меня. Все вышло из-под контроля – настолько мы неподконтрольны! (Перебирает книги.) Вчера я продал книгу. Вернее сказать, я взял деньги и отдал книгу. Это именно то, что обычно означает продать. К сожалению или, напротив, к счастью, – поскольку едва ли не каждый поступок может оказаться промахом по зрелом размышлении, – не успел покупатель уйти, как по какой-то неведомой мне причине он вдруг вернулся, отдал книгу и попросил назад деньги. «Вы нарочно хотите помучить меня», – сказал я ему. Но, обдумывая свои слова уже ночью, я пришел к выводу, что этот странный поступок, в сущности, был для меня благодеянием: ведь книга осталась у меня, и, следовательно, знания, которые она содержит, по-прежнему хранятся в надежных руках. Считаю, что миссия продавца книг – быть осмотрительным с теми, кто завладевает книгами. (Пауза. Хлопочет над книгами.) Ясное дело, это не может долго так продолжаться. Этому не будет позволено длиться долго. Того гляди, они начнут действовать. Я и мои книги, мы будем уничтожены. Многие годы я живу с этим убеждением. И всегда интуитивно чувствовал, что такое время непременно наступит. Будут сожжены книги, и их продавцы – тоже. Вы думаете, костры имели место только в Средние века? Нет. И книги станут моим костром, а я – их костром. О, опять они испражнились на книги. (Вынимает грязную тряпку и вытирает одну из книг.) Мы не в силах ничего предвидеть! Совершенно не в силах.
Входит Мужчина. Пристально смотрит на Продавца. Тот чувствует этот взгляд.
Вот и полиция. (Продолжает вытирать книгу.) Я веду себя как подобает бродяге и таким образом не привлекаю внимания полиции и преступников. А тележка моя не выглядит как хранилище истины, способной перевернуть мир, – в ней бродяга всего-навсего хранит свой хлам.
Мужчина (с опаской). Ничего, если я…
Продавец. Пролистаете ее? Конечно, пролистайте.
Мужчина роется в книгах.
Меня окружают. И даже не стараются скрывать свои намерения. Если принюхаться, то можно почувствовать запах горелой бумаги и сжигаемой плоти. Но хотя меня ожидает уничтожение – вот косится на меня кривоглазое, – я не сдаюсь.
Мужчина (держа в руках книгу). Я повсюду искал ее.
Продавец. Что?
Мужчина. Повсюду.
Продавец. Смотрите – она самая и есть.
Мужчина. Действительно, самая что ни на есть та самая.
Продавец. О да! Та самая.
Мужчина. Сколько она стоит? На ней нет цены.
Продавец. Нет есть.
Мужчина (переворачивая книгу). Где? Вот это ее цена? Вы это серьезно?
Продавец. Совершенно серьезно: это ее цена. А что?
Мужчина (в изумлении). Но это ведь…
Продавец. Вы серьезно хотите, чтобы каждый ее прочел?
Мужчина. Но…
Продавец. Ее цена – это, прежде всего, выражение ее власти.
Мужчина. Возможно и так, но…
Продавец. В любом случае я не собираюсь ее отдавать.
Мужчина. Вы хотите сказать, что она не продается?
Продавец. Да.
Мужчина. Но она лежит на прилавке. И на ней есть цена.
Продавец. Вы полагаете, это значит, что я хочу ее продать? Нет, это ничего не значит. Ведь если я когда-нибудь пожалею о том, что продал ее, мне придется разыскивать вас. А куда вы к тому времени скроетесь, одному Богу известно. И потом, откуда мне знать, что вы способны понять ее смысл? Может, он за пределами вашего понимания. И тогда книга пропадет ни за что, все окажется напрасным: и старания автора, и того, кто ее печатал, и того, кто издавал. Все пойдет прахом. Преступно пропадет ни за что. Нет, я должен быть заранее уверен.
Мужчина. Но я нигде не мог найти эту книгу. Она мне нужна. Даже несмотря на то, что цена…
Продавец. …отнюдь не абсурдна.
Мужчина. Возможно, не абсурдна.
Продавец. А если принять во внимание фактическое отсутствие этой книги в продаже и мое нежелание продавать ее, то это до странности дешево.
Мужчина. Принимая во внимание, что вы не хотите ее продавать…
Продавец. Просто невероятно дешево, смехотворно дешево. А вы из полиции?
Пауза.
Мужчина. Я? Из полиции?
Продавец. Ну да. И тогда это объясняет ваше стремление ее приобрести. Ведь только полиция проявляет такую настойчивость в том, чтобы выслеживать литературу.
Мужчина. Уверяю вас, что я не…
Продавец. Не надо меня ни в чем уверять.
Мужчина. Мне просто нужна эта книга.
Продавец. Чтобы сжечь ее. А потом, поздно ночью, вы вернетесь, чтобы сжечь и меня. Но меня здесь уже не будет. Я буду далеко, но где – не скажу. А те, кому дорога истина, скажут: «Его здесь нет. Он далеко. На улицах другого города. Возможно, в Цюрихе…»
Мужчина. Послушайте, я порядочный человек, и мне нужны знания, которые, как я полагаю, может содержать эта книга. Я…
Продавец, «...или во Франкфурте. Да, во Франкфурте» – скажут они.
Мужчина качает головой и отходит.
Будьте прокляты, угнетатели!
Мужчина уходит.
Ненавижу сквернословить, но, чтобы избавиться от подобных типов, позволительно иногда и выругаться. Дерьмо! Вот, и голубь ненавидит мою торговлю, мое дело. (Вытирает прилавок грязной тряпкой.) Что ж, вполне понятно. Поглядите-ка, как их тут много и какие они все наглые, эти голуби! Чем больше гадят, тем больше во мне уверенности, что я – последний распространитель знаний. Сомнений нет: угнетатель возвратился к себе в участок, чтобы собрать людей. Скоро они будут здесь и изобьют меня до смерти, прямо на набережной, и никто не обратит на это внимания. Как убедительно он притворялся, что ему нужна эта книга! Она у меня уже двадцать лет. Раз пять я спасал ее от недостойных покупателей. Что за жуткая участь – не продавать книги! Лишь бы не продавать. Как я устал! Честно говоря, мне кажется, он заплатил бы в три раза больше указанной цены. Что лишний раз доказывает, как он не щепетилен. Насколько ещё меня хватит?! Как долго продлится эта одинокая жизнь? Если принюхаться, можно даже почувствовать запах горелых страниц.
Входит Женщина.
Продавец. Я закрываюсь. И так уже переработал сегодня. (Закрывает тележку куском ткани.)
Женщина. Вы продавец книг?
Продавец. Нет.
Женщина. Тогда почему…
Продавец. Это – свекла.
Женщина. Почему же у вас руки не покраснели?
Продавец. Вы все знаете. Почему вы меня преследуете? Я старый человек. Все эти годы они хотели уничтожить меня. Одному Богу известно, как я от них ускользал.
Женщина. Я вам помогу.
Продавец. Поможете?
Женщина. Да.
Продавец. Как именно поможете? Мне не нужна ваша помощь. Вы убийца. Обычно убийцы всегда сначала предлагают помочь. Но у меня есть свисток. И я буду свистеть до последнего вздоха, свистеть до конца, хотя это, конечно, мне не поможет: они не выйдут из машины и будут наблюдать оттуда.
Женщина. Ваша одинокая борьба…
Продавец. Я был женат, благодарю вас.
Женщина. А ваша неизбежная смерть…
Продавец. Что такое вы говорите? Смерть вообще неизбежна. Она была неизбежна уже тогда, когда я еще лежал в пеленках и кричал. Вы кто, философ? Не очень хороший философ. Спасибо, благодарю вас, я был женат.
Женщина. Правда?
Продавец. Что вы знаете о правде?
Женщина. В вашей тележке…
Продавец. Мне нужно идти. Я должен встретиться с одним человеком. Он владелец театра.
Женщина. А что вы сделали для простого человека?
Продавец. Я ни разу его не видел. А если вы будете так…
Женщина. Я накладываю арест на ваши книги. И забираю их. Я – мисс Лишман из Министерства образования.
Продавец. Такового не существует.
Женщина. Отпустите ручки тележки. Я официально опечатываю ваши книги. (Достает из сумки катушку липкой ленты.)
Продавец. Я ждал вас. Все эти годы я вас ждал.
Женщина. Ставлю печать. (Обматывает тележку лентой.)
Продавец. Моя речь с костра…
Женщина. Позже вам передадут инвентарный список.
Продавец. Машины едут мимо. Правда опечатана, а машины едут мимо.
Женщина. И голуби испражняются.
Продавец. Конечно. И дальше будут испражнятся. Ничто не заткнет эту клоаку. Однажды я видел, как они гадили прямо на бродяжку, когда она рожала. Даже падение Бастилии не изменило их привычек.
Женщина. Ну вот и опечатано.
Продавец. Чтобы больше никогда не увидеть света.
Женщина. Политика меняется. То, что вчера шокировало, завтра будет восприниматься как самый заурядный текст.
Продавец. Опять философствуете. Где вас этому обучали?
Женщина. Вы не имеете права взламывать печать.
Продавец. Я устал. И мечтаю о костре.
Женщина. Скоро подъедет грузовик. (Уходит.)
Продавец. И они за рулем. Они выследили нас. Но у них было такое человеческое выражение на лицах… Поневоле теряешь бдительность, когда у агрессора такое человеческое выражение лица.
Входит Мужчина.
Мужчина. Из-за вашей грубости я почти раздумал покупать книгу. Уже ушел за четыре улицы отсюда, но подумал, что обязан получить эти знания. С какой стати отказываться от них? Знания даются лишь тому, кто настойчив. И я позвонил в банк.
Продавец. Слишком поздно.
Мужчина. Вы продали ее?
Продавец. Не продал. Но слишком поздно.
Мужчина. Вы слишком туманно выражаетесь. Я куплю эту книгу, даже если мне придётся драться с вами. Снимайте очки.
Продавец. Мои книги опечатаны государством. Вот печать.
Пауза.
Мужчина. Идиот.
Продавец. Да, идиот. Всю мою жизнь я боролся. А борются только идиоты.
Мужчина. В таком случае, где автор?
Продавец. Автор? Умер. Или стал почтальоном. Я забыл. По крайней мере, он ничего не смог бы вам сказать.
Мужчина. Очень хорошо. Откройте коробку.
Продавец. Открыть?
Мужчина. Почему нет?
Продавец. Это тюрьма. А мне семьдесят лет.
Человек. Тюрьма. А мне двадцать.
Продавец. Скоро приедет фургон.
Мужчина. Взгляните, улицы забиты транспортом. Они застрянут. И мотор перегреется. У нас еще полно времени. Продавец. Что за безрассудная жажда руководит вами?
Мужчина. Она у вас в единственном экземпляре?
Продавец. А сколько вам нужно?
Мужчина. Я взламываю печать.
Продавец. Вы собираетесь распространять ее. Я это понял, когда только увидел вас, и подумал: он либо полицейский, либо распространитель. Вы размножите ее на машинке и будете оставлять листовки по прачечным.
Мужчина. Да.
Продавец. Так я и знал. Что такое знание – как вы думаете? Шербет.
Мужчина вспарывает ножом печать.
Соблазнитель. Что вы собираетесь делать? Портить людям жизнь? Только немногие смогут выдержать груз познаний.
Мужчина (закрывая ему рукой рот). Еще слово – и ты умрешь.
Пауза, во время которой Мужчина отходит от Продавца к тележке, срезает печать, достаёт нужную книгу и прячет ее под одеждой. Продавец молча наблюдает, не двигаясь с места. Мужчина поворачивается, готовясь уйти.
Продавец. Цюрих.
Мужчина неловко оглядывается.
У реки.
Мужчина уходит.
Под деревом.
Восторг немой женщины
Действующие лица
Мучитель
Женщина
Юноша
Комната в доме. В ней сидит Женщина. Входит Мучитель с мешком.
Мучитель. Мне сказали, что у вас найдется для меня комната. У вас есть свободная комната?
Женщина молча смотрит на него.
Есть у вас комната? У вас есть комната, но вы не доверяете мне. Что ж, я вас понимаю – ведь я не местный, и акцент у меня странный. К тому же я грязен с дороги. Но я заплачу вперед. Вернее, поскольку денег сейчас у меня нет, я оставлю вам в залог свой мешок с инструментами. (Снимает мешок и ставит его на пол.) Мне сказали, что с вами следует расплачиваться по пятницам, верно? Я иностранец, и хотя с одной стороны не похож на вас, зато в других отношениях ничем не отличаюсь. От этого и будем танцевать.
Женщина не реагирует и продолжает молча смотреть на него.
Не знаю, что означает ваше молчание. Мне часто приходилось сталкиваться с молчальниками, но в конце концов они все начинали говорить. Кто знает, может и с вами будет так же… Я человек дела, но за завтраком ем мало. Кроме того, крепко сплю по ночам и никого к себе не вожу. Я не склонен ни к одиночеству, ни к чрезмерной общительности. Что вы на это скажете? Впрочем, упрашивать вас сдать мне комнату я не стану. Скорее буду валяться в канаве, чем умолять о чем бы то ни было. Я гордец, и это, скорее всего, мой единственный недостаток. (Пауза.) Ну что ж, похоже, я вас не устраиваю. (Собирается уходить. Останавливается.) А, вспомнил. Вы же глухонемая. В замке мне об этом говорили. Теперь понимаю, что поставил нас обоих в дурацкую ситуацию. (Смеется. Пауза.) Я Мучитель. Мучитель из Польши. Мне предложили работу в замке. Новый владелец сказал, что больше не будет никаких пыток – это против его совести. И уволил предыдущего Мучителя, который, как и я, отправился искать работу. Но через полгода необходимость в пытках стала всем очевидна. Что вполне естественно. И с казнями та же история: без них тоже долго не обойдешься. Мне повезло появиться перед воротами замка, как раз когда открылось это вакантное место: стало ясно, что без него не обойтись. У меня были соответствующие рекомендации от прежних работодателей. Все они с большой неохотой расставались со мной. Но я не могу долго находиться на одном месте, по натуре я бродяга. Люблю переходить с места на место, тем более что нужда в моем ремесле не отпадает. Ну, теперь могу я идти наверх, курва ты этакая? Смотреть на тебя противно. А говорить с тобой – и подавно. Что уставилась на меня, как баран на новые ворота? Сам знаю, что комнаты твои вонючие.
Берет мешок и поднимется наверх. Беззвучно входит Юноша.
Юноша. Ну что, он уже здесь? Снял комнату? Я подожду. (Пауза.) Слышишь, как он там бушует? Передвигает мебель, топает, как слон, – с потолка сыплется. (Пауза.) А теперь мечтает. Отнеси ему поесть. Поляки любят хорошо поесть.
Женщина выходит. Спускается Мучитель.
Мучитель. Вонючая дыра, а не комната.
Юноша. Такой человек, как вы, – и в таких жутких условиях?!
Мучитель. Сущая канава! Канализационная труба, а не комната! Я весь содрогаюсь при мысли, что придется там спать. Одна простыня чего стоит! Ее что, вымочили в блевотине мертвеца? Но, как бы то ни было, я остаюсь.
Юноша. Какой скандал – такой человек, как вы…
Мучитель. Да.
Юноша. …чье умение заслуживает… нет, чье искусство заслуживает высочайшего уважения и соответствующих условий…
Мучитель. Ты отлично умеешь льстить. Но мне не требуются подмастерья. Все, что необходимо, я делаю сам.
Юноша. Я восхищаюсь вами. Целеустремленный мастер, который оставляет за собой только…
Мучитель. Боль.
Юноша. Или правду. Как плотник, который, выполнив работу, уходит, унося инструменты и оставляя после себя отремонтированные двери и прочие мелкие образцы своего искусства. Так и вы…
Мучитель. Сплющенные и раздробленные пальцы, пустые глазницы, черные, как ночь.
Юноша. Вы такой доступный, понятный и открытый. Я вами восхищаюсь. Сам я не владею никаким ремеслом.
Мучитель. Ты блестяще умеешь льстить.
Юноша. Правда?
Мучитель. Это может помочь тебе при устройстве на работу.
Юноша. На должность льстеца?
Мучитель. Да. А ты никогда об этом не задумывался?
Юноша. Как о профессии? Нет.
Мучитель. Я вот тоже никогда не думал, что боль будет моей профессией. Тем не менее с ней мне не приходится страдать от отсутствия еды, жилья и женщин. Подобные открытия – как удар молнии: озаряют путь в будущее.
Юноша. Я подумаю над этим.
Входит Женщина с тарелкой еды. Мучитель садится и ест.
Мучитель. Что я презираю, так это когда плохо разбираются в собственном ремесле.
Юноша. О да, я понимаю.
Мучитель. Как льстец лучше достигает цели, если и сам хотя бы отчасти верит тому, что сочиняет, так и в моем ремесле необходимо сосредоточиться на одном: на признании. И не увлекаться болью ради нее самой. Иногда мне даже удавалось достичь цели, вообще не причиняя боли, а лишь описывая ее. Другое дело, когда исполняешь наказание. Об этом я никогда не думал как о пожизненной работе. Впрочем, другие, бывает, считают иначе. Не суп, а квинтэссенция помоев! Почему она немая? Из-за того, что родилась глухой?
Юноша. Ей отрезали язык. И порвали барабанные перепонки.
Мучитель. Вот как?
Юноша. Это – моя мать. Однако и ее материнство существует лишь в определенных пределах. Вы правы: она грязнуля. Бывает, я поколочу ее, но потом думаю: она же подарила мне жизнь.
Мучитель. Крысы тоже дарят жизнь своему мерзкому потомству.
Юноша. Конечно, глупое чувство. Ведь мы рождаемся в результате убогих совокуплений. О нас в те моменты не думают. Действительно, в этих ситуациях я никогда о потомстве не думал. В ваших рассуждениях вы выходите за пределы общедоступного.
Мучитель. Что ж, твои комплименты вполне к месту.
Юноша. Это от восхищения.
Мучитель. Ну вот, опять.
Юноша (со смехом). О да.
Мучитель. Не можешь остановиться.
Юноша. Вовсе нет. Но кто наймет на работу льстеца?
Мучитель. Ну, кто-нибудь из власть имущих, разумеется.
Юноша. Точно – власть имущие.
Мучитель. Или наоборот: какой-нибудь отшельник.
Юноша. Отшельник?
Мучитель. Да. Поскольку за свой отказ от власти он нуждается в восхвалении. И напрашивается на комплименты.
Юноша. Но мы все их любим.
Пауза.
Мучитель. Она глядит на меня, как побитая собака. Как дворняжка, которая, того и гляди, отдаст концы. Вот оно, истинное лицо той, которую ты называешь своей матерью.
Юноша. Не знаю, почему она недовольна жизнью. Ей живется не так уж и плохо. В замке ее не продержали и семи лет. А ведь бывает, что оттуда вообще не возвращаются. Так что ей повезло. Но она начисто лишена чувства благодарности.
Мучитель. За какое такое преступление она туда угодила?
Юноша. За эгоизм.
Мучитель. Разве это – преступление?
Юноша. О да. Она уверяла, что знает то, чего другие не знают. И говорила длинными предложениями.
Неожиданно Мучитель резко встает из-за стола, идет в угол и засовывает два пальца в рот. Его рвет.
Что с вами?
Мучитель отмахивается, вытирает рот рукой и возвращается на место.
Могу я…
Мучитель. Вот странно. Иногда, хотя очень редко, те, кто испытывают страдания, не обретают достоинства, которое приходит с опытом, а вместо этого стремятся к мелочному возмездию. Вполне возможно, что суп был отравлен. Впрочем, я не могу этого утверждать с уверенностью. Я лишь высказываю предположение. И по тому, как эта старая курица смотрит на меня, ясно, что она не исполнилась величием духа, которое приносит боль.
Пауза.
Юноша. Какой удивительный человек!
Мучитель. Нетрудно удивить, сказав правду. У меня мало врагов, хотя я проводил свои жертвы бесконечными коридорами боли.
Юноша. Ради обретения истины.
Мучитель. Истины? Нет. Меня не интересует истина, только – признание.
Юноша. Понятно.
Мучитель. Тебе понятно?
Юноша. Пытаюсь понять.
Мучитель. Признание, даже если оно несостоятельно, совершенствует душу. Сначала жертва принимает участие в акте, который приводит к ее аресту. И когда он осуществился, она – с одной стороны – обретает моральную силу, если совершила преступление во имя свободы, либо – с другой стороны – погружается в царство зла: если преступила закон, как говорится, со зла. Не бывает наказания без причины.
Юноша. Вы хотите сказать, что все мы…
Мучитель. Все заслужили боль. Я всегда думаю об этом, когда моя жертва в отчаянии выкрикивает: «Я не виновен!» Полагаю, что в муках болезни никому не приходит в голову вопить: «Я не виновен!» Ведь так?
Пауза.
Юноша. Выходит, пытка – та же болезнь.
Пауза. Мучитель встает.
Мучитель. Она когда-нибудь спит? У нее запавшие глаза, как у человека, страдающего бессонницей.
Юноша. Но в таком случае, и вас самого однажды смогут вздернуть на дыбе.
Мучитель (пристально смотрит на него). Я жду этого изо дня в день. Конечно, смотрю в оба – никто ведь добровольно не подставит самого себя болезни. К тому же я часто переезжаю с места на место.
Юноша. Для такого ремесла, как ваше, надо обладать истинной верой.
Мучитель. Мне повезло: сначала меня воспитывал верующий человек, а потом человек, порвавший с Богом. Оба они, однако, разделяли ту точку зрения, что жизнь и боль неразрывно связаны между собой. Тут есть трактир? Вечерами я основательно выпиваю.
Юноша. Боюсь, здешняя компания покажется вам скучной, к тому же от здешних жутко воняет. А вы так чистоплотны – и в мыслях, и телесно.
Мучитель. Запомни, когда начнешь карьеру, называй себя не льстецом, а правдолюбцем. Напирай на свою твердость и на резкость своих суждений. И уж затем действуй, как обычно. Тогда сможешь выбраться из этой дыры.
Встает и уходит. Женщина смотрит на Юношу.
Юноша. Да, знаю. И все сделаю. Сказал же, что сделаю, когда он вернется – пьяный или только подвыпивший, но я это сделаю. Отправляйся наверх и жди. Когда услышишь шум, быстро спускайся. Прихвати швабру и ведро.
Женщина поднимается наверх. Юноша нервно ходит взад-вперед. Вынимает перочинный нож, открывает его, протирает и снова складывает. Возвращается Мучитель.
Мучитель. Ты был прав. Там насквозь все провоняло.
Юноша. Быстро вы вернулись. Много выпили?
Мучитель. Много. В таких отвратных местах поят отличным пивом.
Юноша. Вы много выпили, но по вам этого не скажешь.
Мучитель. А тебе бы хотелось, чтобы я выглядел иначе?
Юноша. Нет. Просто обычно наши жильцы возвращаются назад на четвереньках.
Мучитель. Значит, им не надо наутро идти на работу.
Юноша. Да, большинству не надо.
Мучитель. А что, старая карга спит?
Юноша. Она поднялась наверх.
Мучитель. Ну и я пойду – под свое зассонное одеяло.
Юноша. Спокойной ночи.
Мучитель. Спокойной ночи.
Внезапно поворачивается, набрасывается на Юношу и начинает душить его. Юноша кричит. Борются.
Мучитель. Танцуй!
Юноша. Что? Я…
Мучитель. Танцуй!
Кружит его по комнате, имитируя танец. Танцуя, они задевают стул, он падает.
Юноша. Но я…
Мучитель. Танцуй! Потанцуем!
Юноша. Я задыхаюсь!
Мучитель. В этом дворце гостеприимства!
Юноша. Не могу!
Мучитель. Любовь! Любовь!
Юноша. О!
Мучитель (сжимая его в объятиях). Говори: «Любовь!» (Кружатся по сцене.) О, расскажи мне, что у тебя на сердце.
Спускается Женщина с шваброй и ведром. Мучитель прекращает танцевать, но по-прежнему держит Юношу в объятиях. Тот в полубессознательном состоянии еле держится на ногах.
Мучитель. Смотри, она пришла, как и я в конце тяжелого рабочего дня, – с шваброй и ведром, чтобы смыть пятна. Я тоже люблю жизнь.
Пауза. Женщина падает на колени и жестами умоляет его.
Молча! Как это прекрасно! Ее способ. Ее молчание: оно удивительно красноречиво.
Юноша пытается вырваться из его объятий.
Ш-ш-ш… (Мучитель сильнее сжимает его.) Это – пытка. Несмотря на всю свою ненависть ко мне, сейчас она должна меня умолять.
Юноша. Она меня любит.
Мучитель. Да. И предлагает себя: возьми меня, меня! Ведь тот, кто познал боль, знает куда больше. И все эти страдания – ради тебя. Это наподобие второго рождения.
Женщина жестами умоляет Мучителя отпустить Юношу, но он продолжает его душить. Наконец, тело Юноши соскальзывает на пол. Мучитель возвращается к столу и садится. Он тяжело дышит. Женщина неподвижна.
Мучитель. О мама! Верь мне, мама: теперь, когда тебе так страшно, я буду твоим сыном. И стану ухаживать за садом. Я остаюсь с тобой.
