Текст книги "Абсолютная Энциклопедия. Том 1"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

– Да, это верно, – медленно произнес Уолтер. – Ты сказал, Авдий, что все миры, кроме Дорсая, Экзотских и Квакерских миров, а также Земли, уже контролируются Иными. Но есть одно исключение. Планета, которая не может представлять для них интереса, потому Что там не существует подлинного общества, над которым они захотели бы властвовать. Это Коби.

– К шахтерам? – Хэл удивленно уставился на Уолтера. – Но ведь единственное, что я смогу там делать, – это работать в шахте.

– Да, – кивнул Уолтер.

Хэл продолжал с недоумением смотреть на наставника.

– Но... – Слова застряли у него в горле. Мара, Культис, Гармония и Ассоциация, а также Дорсай – вот те места, куда он жаждал отправиться. Любой из молодых миров был интересным, неизвестным местом. Но Коби...

– Это все равно что отправить меня в тюрьму! – наконец выдавил он из себя.

Малахия повернулся к экзоту.

– Я думаю, ты прав, Уолтер, – сказал он и перевел взгляд на Хэла. – Сколько тебе сейчас лет, мальчик? По-моему, примерно через, месяц должно исполниться семнадцать, так?

– Через две недели, – уточнил Хэл. Его голос дрогнул от внезапно нахлынувших воспоминаний о том, как отмечались его дни рождения в прежние годы.

– Семнадцать... – задумчиво протянул Малахия, глядя на Уолтера и Авдия. – Три года в шахте, и ему будет почти двадцать...

– Три года! – В голосе Хэла прозвучало отчаяние.

– Да, три года, – мягко сказал Уолтер. – Там, среди безымянных и потерянных людей, ты сможешь сам стать безымянным и затеряться лучше, чем в любом другом мире. За три года о тебе совершенно забудут.

– И выйдешь оттуда другим человеком, – прибавил Авдий.

– Но я не хочу становиться другим!

– Ты должен им стать, – заявил Малахия категорическим тоном. – Если, конечно, намереваешься уцелеть.

– Но три года! – снова повторил Хэл. – Это же почти одна пятая всей прожитой мной жизни. Это вечность.

– Да, – подтвердил Уолтер, и Хэл отчаянно посмотрел на него. Уолтер, будучи самым добрым из его троих воспитателей, отличался тем, что никогда не менял однажды принятого решения. – И именно потому, Хэл, что пребывание в шахте покажется вечностью, оно пойдет тебе исключительно на пользу. При всем том, что мы старались делать для тебя, ты рос в уединении, изолированно от обычных людей. У нас не было выбора, но тем не менее это нанесло тебе определенный вред. Сейчас ты как тепличное растение, которое может погибнуть, если внезапно окажется под открытым небом.

– Тепличное растение? – Хэл вопрошающе смотрел на Малахию и Авдия. – И это все, что я собой представляю? Малахия, ведь ты же говорил, что по своей подготовке я ни в чем не уступаю обычному дорсайцу моего возраста. А ты, Авдий, говорил, что...

– Да хранит тебя Бог, мой мальчик, – прервал его Авдий. – То, что мы старались из тебя сделать, и то, что ты сейчас собой представляешь, делает честь всем нам. Но реальная жизнь миров – это одна из тех сфер бытия, с которыми ты не соприкасался. А именно в этой реальной жизни тебе предстоит жить и бороться, до тех пор пока Господь не приведет тебя наконец к завершению всех твоих предназначений и вечному покою. Ты не можешь больше жить в изоляции, вне контактов с окружающей тебя действительностью, и, учитывая это, я не должен был предлагать Ньютон. Отныне ты должен окунуться в среду обычных людей, мужчин и женщин, и учиться у них жизни.

– Но они не захотят учить меня, – сказал Хэл. – С какой стати им это делать?

– Не они должны учить тебя, а ты сам будешь учиться у них.

– Учиться! – воскликнул Хэл. – Вы постоянно твердили мне все трое: учи это! учись тому! Не пора ли мне заняться чем-то более важным, чем учение?

– На свете не существует ничего более важного, чем учение, – ответил ему Уолтер, и по его тону Хэл понял: сидящие перед ним три его воспитателя единодушно решили, что ему следует отправиться на Коби. И возражать было бесполезно. Итак, это решение о его дальнейшей судьбе не было принято другими людьми – ситуацию анализировал сам Хэл. При этом исследованию подверглись всевозможные варианты, и в результате он определил, что наиболее безопасно для него в ближайшие годы находиться на Коби.

Такой вывод чрезвычайно расстроил Хэла. Он был молод, и тринадцать других обитаемых миров, населенных «представителями человеческой расы, манили его к себе возможными перспективами, притягивали, словно сверкающие драгоценности. Работу же в шахте он совершенно искренне приравнивал к пребыванию в тюрьме, а установленный срок – три года – действительно казался ему вечностью.

Глава 3

Хэл не уловил момента, когда его воспитатели исчезли. Просто кресла опустели, а он снова остался в одиночестве. Но их присутствия уже не требовалось, и они удалились обратно в мир воспоминаний.

Но ему стало легче. Даже мрачная перспектива пребывания на Коби теперь не казалась столь ужасной. Он снова обрел цель, а воскресшие в памяти суждения погибших учителей придали ему новые силы. К тому же жизненная энергия юного организма способствовала бодрости духа независимо от его сознания и, возможно, даже вопреки желанию. Несмотря на тяжелую психологическую травму, молодость не позволяла Хэлу пребывать в бездействии и лишь оплакивать свою горькую утрату.

Он оделся, ознакомившись с пультом управления, заказал себе еду и как раз приступил к ней, когда зазвенел сигнал вызова.

Он включил экран, находящийся на столике рядом с кроватью, и на нем появилась веселая, жизнерадостная физиономия уже знакомой ему молодой «женщины.

– Хэл Мэйн? – сказала она. – Я Аджела, помощник Тама Олина.

Прошла доля секунды, прежде чем второе названное ею имя отозвалось в памяти. Там Олин руководит? Энциклопедией вот уже более восьмидесяти лет. Прежде он был одним из лучших межпланетных журналистов, но потом вдруг оставил это занятие – подобно тому как человек, решив удалиться в монастырь, разом обрывает все нити, связывающие его с суетным светом. Там Олин олицетворял собой верховную власть Энциклопедии. Хэлу было известно все об этом человеке, но он никак не ожидал встретиться с кем-либо из его ближайших помощников.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, – произнес он дежурную фразу, глядя на экран.

– Могу я зайти к вам? – спросила Аджела. – Нам надо кое о чем поговорить.

В сознании Хэла автоматически сработал защитный рефлекс.

– Я здесь очень ненадолго, – сказал он. – Я улечу отсюда на один из молодых миров, как только приобрету билет.

– Ну разумеется. Но вы не против того, чтобы мы побеседовали? – Она сделала паузу.

– Нет, нет. Конечно же нет, – Он сознавал, что ведет себя неловко, и одновременно чувствовал, что его охватывает странное, тревожное возбуждение. – Приходите прямо сейчас, если хотите.

– Спасибо.

Изображение пропало, экран утратил глубину и цвет, снова стал жемчужно-серой плоскостью. Хэл торопливо закончил трапезу и опустил использованную посуду в щель приемника. Едва он успел сделать это, как сигнал вызова зазвенел снова.

– Можно войти? – прозвучал голос Аджелы с темного экрана.

– Конечно, входите. – Он направился к двери, но прежде чем дошел до нее, она открылась, и в комнате появилась Аджела.

На ней было свободное платье шафранового цвета, доходящее до колен и перехваченное в талии. Ее экзотское происхождение бросалось в глаза, так же как и присущая жителям Мары и Культиса способность создавать впечатление, что все относящееся к ним должно быть именно таким, какое оно есть, а не каким-либо иным. Так, едва разглядев ее, Хэл сразу же понял, что это шафрановое платье – единственная вещь, которую ей следует надевать. К тому же практически лишенный какого бы то ни было женского общества до сих пор, он внезапно оказался лицом к лицу с женщиной, ошеломившей его своей красотой. Возможно, он чувствовал бы себя рядом с ней еще более скованно, если бы ее открытое; с доброй улыбкой лицо и простая, без претенциозности, манера держать себя не рассеяли его юношескую робость и боязнь неверного движения или, невпопад сказанного слова.

– Ну как, теперь с тобой все в порядке? – поинтересовалась она.

– Да, все хорошо, – ответил он. – Я... Спасибо вам.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала Аджела. – Если бы мы могли тебя предупредить, мы непременно сделали бы это. Но с Точкой Перехода обычно получается так: предупредишь людей, и тогда не будешь уверен... Ничего, если я сяду?

– Ох, ну конечно! – Он сделал шаг в сторону, давая ей дорогу, и они уселись в кресла друг против друга.

– Так в чем не будешь уверен? – спросил он, настолько охваченный любопытством, что оно пересилило ощущение робости, и скованности.

– Не будешь уверен, что они действительно слышали то, о чем рассказывают, а не вообразили себе это.

Хэл покачал головой.

– Но я действительно слышал.

– Да, разумеется. – Она внимательно посмотрела на него. – Скажи, а что ты конкретно слышал?

Ответный взгляд Хэла был пристальным, настороженным. Теперь он почти полностью избавился от неуверенности в себе.

– Мне бы хотелось поподробнее узнать, в чем здесь дело, – сказал он.

– Разумеется, тебе бы хотелось, – ответила она с теплой улыбкой. – Ладно, я расскажу тебе. Дело в том, что давно, еще во время строительства Энциклопедии, случайно обнаружилось: человек, впервые ступивший на Точку Перехода, может услышать голоса. Но они не вступают с ним в разговор. – Она сделала паузу и снова очень внимательно посмотрела на него. – Голоса, которые он как бы подслушивает. Первым их услышал Марк Торре, будучи уже в преклонном возрасте. А вот Там Олин, появившись впервые на Энциклопедии, услышал их настолько ясно, что упал в обморок; Так же, как и ты.

Хэл выжидательно смотрел на нее. Все предыдущее воспитание внушило ему необходимость вести себя тем осторожнее, чем более незнакомой или необычной покажется ему ситуация, в которую он попадет. То, о чем рассказала ему сейчас Аджела, таило в себе столько неизвестного, что он счел небезопасным каким бы то ни было образом проявлять свою реакцию до тех пор, пока у него не появится время, чтобы в этом разобраться. Он ждал продолжения. Но Аджела молчала. В свою очередь, она ждала, когда заговорит он.

– Там Олин, – наконец произнес Хэл.

– Да.

– Только Там Олин и я? За все эти годы?

– За все эти годы, – подтвердила Аджела. В ее голосе появилась новая, едва уловимая интонация – отзвук печали, причину которой он не мог понять. Ему показалось, что она смотрит на него с каким-то странным сочувствием.

– Я полагаю, – продолжал он, тщательно подбирая слова, – вам следует рассказать мне все. А затем дать возможность обдумать это.

– Хорошо. – Она кивнула головой. – Идея Энциклопедии принадлежит землянину Марку Торре, тебе это известно.

Экзоты же поняли, насколько хорошо его идея согласуется с онтогенетикой и с другими нашими теориями, касающимися эволюции человеческой расы и исторического развития, и в итоге обеспечили финансирование строительства всего этого. – Взмахом руки она как бы обвела окружающее их пространство.

Хэл кивнул, ожидая продолжения.

– Как я уже говорила, Марк Торре впервые услышал голоса в Точке Перехода уже в преклонном возрасте. – Она бросила на него серьезный, почти суровый взгляд. – И выдвинул следующее предположение: услышанное им – это первое свидетельство первого, весьма скромного результата использования человеческой личностью потенциала Энциклопедии. Он уподобил это случаю, когда человек, не знающий толком, на что именно ему надо настроиться, включил прием сразу всего радиоизлучения Вселенной. Торре считал: чтобы извлечь полезную информацию из услышанного им хаоса голосов, необходимо овладеть определенными навыками.

Аджела снова умолкла, хмуро, почти сердито глядя на него. Хэл опять кивнул, показывая, что сознает важность всего сказанного ею.

– Я понимаю.

– Следовательно, использование Энциклопедии как нового инструмента для изучения человеческого сознания, о чем мечтал Марк Торре, требует наличия особых способностей, таких, которые еще не удалось обнаружить ни у одного представителя человеческой расы. Торре умер, так и не осознав смысла того, что он услышал. Однако он был убежден, что кто-нибудь когда-нибудь сумеет в этом разобраться. После него руководителем стал Там, но за все годы пребывания на Энциклопедии он так и не сумел извлечь из услышанного ничего полезного.

– Совсем ничего? – прервал ее Хэл, не в силах удержаться.

– Совсем ничего, – твердо ответила Аджела. – Но подобно Марку Торре, – продолжала она, – Там убежден, что рано или поздно объявится человек, способный сделать это, и, когда такое произойдет, Энциклопедию начнут наконец использовать с той целью, ради которой она и была построена, – как инструмент познания внутреннего мира человека, того внутреннего мира, который остается темной и пугающей тайной с тех самых пор, как люди осознали, что они способны мыслить.

Хэл сидел неподвижно, не спуская с нее глаз.

– Значит, – произнес он, – вы... вы с Тамом Олином считаете, что я, возможно, и есть тот самый человек?

Она нахмурилась.

– Почему ты так насторожен, так... испуган? – спросила она.

Он не мог ей ответить: ему показалось, что в вопросе прозвучал скрытый упрек в трусости, и он инстинктивно ощетинился.

– Я не испуган, – резко парировал он. – Я просто осмотрителен. Меня всегда учили быть именно таким.

Ее реакция была мгновенной.

– Прости меня, – сказала она с неожиданной теплотой в голосе, и под ее взглядом он почувствовал себя неловко за свой столь несправедливый вывод. – Поверь мне, ни я, ни Там не пытаемся вовлечь тебя во что-либо силой. Если ты поразмыслишь об этом, то поймешь, что результат, о котором мечтали Марк Торре и Там, никем и ни при каких обстоятельствах не может быть получен по принуждению. Его невозможно добиться насильно, так же как невозможно обязать кого-либо создать шедевр в области искусства. Событие, которого мы ожидаем и на которое надеемся, по своему величию и новизне не уступает такому шедевру, и никто не в силах заставить его состояться. Оно может произойти лишь по доброй воле человека, готового посвятить этому свою жизнь.

Последние слова произвели на Хэла особо сильное впечатление. В глубине души он еще никак не мог почувствовать себя взрослым в житейском смысле слова, хотя уже был выше ростом большинства мужчин и в свои шестнадцать овладел большей суммой знаний, чем обычный человек вдвое старше его. Внутренне же ему никак не удавалось убедить себя, что он вырос. Отчасти причина такого затянувшегося «внутреннего детства» заключалась и в огромном интеллектуальном превосходстве его учителей, на фоне которых Хэл ощущал себя просто младенцем.

И только теперь, беседуя с Аджелой, он впервые начал осознавать свою самостоятельность и внутреннюю силу, чего прежде с ним никогда не происходило. Он обнаружил, что воспринимает Аджелу, думает о ней и обо всех остальных на этой Энциклопедии, за исключением, пожалуй, Тама Олина, как о своих потенциальных партнерах, равных, а не стоящих выше него. И размышляя об этом, он вдруг ощутил, почти подсознательно, не вполне отдавая себе в этом отчета, что влюбляется в Аджелу.

– Я ведь говорил вам, что скоро улетаю. – Хэл нарушил затянувшееся молчание. – Поэтому не имеет значения, слышал я что-нибудь или нет.

Аджела долго сидела не говоря ни слова, пристально глядя ему в лицо.

– Ну что ж, по крайней мере, у тебя, наверное, найдется время поговорить с Тамом Олином, – наконец произнесла она. – У вас с ним есть одна общая, очень редкая особенность.

Этот ее ход получился не только очень сильным, но и лестным для него. Он понимал, что в ее намерения входило добиться именно такого эффекта, но все равно не мог не откликнуться на это предложение. Имя Тама Олина было овеяно легендами. Одно лишь упоминание рядом с этим именем имени Хэла Мэйна можно было считать началом становления его личности. В этот момент он забыл о своей душевной боли и пережитой утрате, осознавая лишь одно: его пригласили на личную встречу с Тамом Олином.

– Ну конечно. Большая честь для меня – возможность побеседовать с ним, – сказал он.

– Отлично. – Аджела встала с кресла. Хэл изучающе посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду – прямо сейчас?

– Ты возражаешь?

– Нет, разумеется, не возражаю. Для этого нет никаких причин. – Он тут же поспешно вскочил со своего кресла.

– Он очень хочет поговорить с тобой, – добавила Аджела. Она повернулась, но направилась не к двери, а к столику рядом с кроватью, на котором находился пульт управления. Ее пальцы пробежались по клавишам.

– Мы идем прямо сейчас, – сообщила она. Он не почувствовал какого-либо перемещения комнаты, но когда Аджела, немного подождав, направилась к двери и открыла ее, то вместо коридора, который он ожидал увидеть, перед ним оказалась другая комната, гораздо более просторная. Скорее даже, другая территория, поскольку она походила на лесную поляну. Ручей, начинавшийся от небольшого водопада в дальнем ее конце, с тихим журчанием скрывался между стволами сосен, растущих у самых дверей. А то, что раскинулось над головой, совершенно не отличалось от летнего полуденного неба, Единственный человек, находившийся здесь, сидел за письменным столом неподалеку от водопада. Когда Хэл и Аджела приблизились, он отодвинул в сторону разложенные на столе пожелтевшие от времени, хрупкие на вид бумаги, которые он до этого внимательно просматривал, и поднял на них глаза. Вопреки ожиданию и к большому удивлению Хэла, внешне Там Олин совершенно не напоминал одряхлевшего столетнего человека. Несомненно, ему было много лет, но выглядел он скорее как находящийся в прекрасной форме мужчина лет восьмидесяти, а не старец, проживший на свете больше века. И только когда они подошли к нему ближе, Хэл впервые увидел глаза руководителя Абсолютной Энциклопедии и почувствовал все величие его возраста. Эти утонувшие в глубоких морщинках темно-серые глаза светились такой мудростью, которая простиралась дальше любого жизненного срока, доступного воображению Хэла.

– Садитесь, – велел Там по-старчески глуховатым, но сильным голосом.

Хэл шагнул вперед и занял кресло напротив Тама Олина. Аджела прошла дальше вперед и, повернувшись, встала так, что оказалась сзади и несколько сбоку от кресла, на мягкой подушке которого сидел Там. Одной рукой она оперлась на спинку кресла, другую опустила вниз, так чтобы кончики ее пальцев легко, почти невесомо, касались плеча Тама. Глядя на Хэла поверх головы своего шефа, она сообщила:

– Там, это Хэл Мэйн.

В тоне ее голоса Хэл уловил незнакомый оттенок, и на мгновение его вдруг охватило странное чувство, в котором соединились ревность и сильное влечение.

– Хорошо, – сказал Там, продолжая смотреть прямо в глаза Хэлу.

– Когда я впервые встретился с Марком Торре, после того как услышал голоса, он захотел прикоснуться к моей руке, – медленно произнес Там. – Дай мне твою руку, Хэл Мэйн.

Хэл поднялся и протянул руку через стол. Он почувствовал прикосновение легких сухих пальцев, которые обхватили его ладонь, подержали секунду и отпустили.

– Садись, – сказал Там, откидываясь на спинку кресла. Хэл снова сел.

– Прикоснувшись ко мне, Марк Торре не почувствовал ничего, – заговорил словно про себя Там. – Ничего не ощутил и я. Это не передается... Только теперь я знаю, почему Марк надеялся почувствовать что-нибудь, прикоснувшись ко мне. Со временем и у меня появилась такая надежда.

Он тяжело вздохнул.

– Ну что же, – продолжал он рассуждать вслух, – значит, так. Ощутить это нельзя. Но ты слышал голоса?

– Да, – ответил Хэл.

Его охватил какой-то благоговейный трепет. И причиной тому послужило не только удивительное долголетие Тама Олина. Длительность и величие пройденного жизненного пути, неизменная приверженность своей цели возвышали его в глазах Хэла настолько, что он вдруг почувствовал себя маленьким человечком, стоящим у подножия высоченной горы.

– Ты слышал, я не сомневаюсь, – сказал Там. – Просто мне было приятно узнать об этом от тебя самого. Говорила тебе Аджела, насколько редким качеством ты обладаешь?

– Она сообщила мне, что вы и Марк Торре – единственные, кто до сих пор слышал голоса, – ответил Хэл.

– Это так, – подтвердил Там Олин. – Ты один из трех. Марк, я... и вот теперь ты.

– Я... – Хэл запнулся, растерявшись, как в свое время при разговоре с Аджелой. – Для меня это большая честь.

– Честь? – В его глазах, глубоко сидящих под нависшими над ними тяжелыми бровями, мелькнула темная вспышка раздражения. – Слово «честь» в данном случае совершенно неуместно. Я знаю, о чем говорю, поверь мне. В свое время я зарабатывал на жизнь тем, что умел правильно употреблять слова.

Пальцы Аджелы, едва касавшиеся плеча Тама, слегка сжались. Темная вспышка погасла и пропала.

– Но ты, конечно, не понимаешь, – продолжал Там уже не так резко. – Ты уверен, что понимаешь, но это не так. Подумай о моей жизни и о жизни Марка Торре. Подумай о том, что понадобилось больше столетия, чтобы построить вот это, все, что нас сейчас окружает. Направь свою мысль глубже. Подумай о жизненном пути человека, пройденном им с того момента, когда он стал передвигаться на двух ногах и научился мечтать о том, что ему хотелось бы иметь. И вот тогда ты, возможно, начнешь понимать, какое значение для человеческой расы имеет то, что в Точке Перехода ты слышал голоса.

В то время как Хэл выслушивал адресованную ему достаточно резкую тираду, в его сознании возник неожиданный отзвук, подействовавший на него удивительно успокаивающе. Ему вдруг показалось, что в голосе Тама Олина он уловил нотки другого, грубоватого и резкого, но любимого им голоса, который принадлежал Авдию. Хэл пристально посмотрел на Тама. Насколько он знал, тот был коренным землянином. Однако сказанное им полностью соответствовало основным принципам мировоззрения квакеров: чистая вера, самопожертвование и бескомпромиссность. Как мог руководитель Абсолютной Энциклопедии перенять образ мыслей Хранителя Веры?

– Наверное, я просто не могу оценить это в полной мере, – сказал Хэл. – И понимаю, что мне недоступна вся грандиозность такого великого свершения.

– Да. Хорошо. – Там кивнул, – Хорошо.

Он подался вперед, наклонившись над своим столом.

– По словам Аджелы, ты запрашивал разрешение посетить Энциклопедию транзитом. Мы бы хотели, чтобы ты здесь остался.

– Я не могу, – не задумываясь ответил Хэл. – Я должен лететь дальше, как только найду подходящий корабль.

– И куда же? – Властный тон, проницательный взгляд мудрых глаз требовали прямого ответа. Хэл заколебался. Но в конце концов, с кем еще он мог быть откровенным, если не с Тамом Олином?

– На Коби.

– На Коби? А что же ты собираешься делать там, на Коби?

– Работать, – пояснил Хэл. – В шахте. Некоторое время.

– Некоторое время?

– Несколько лет.

Там продолжал внимательно смотреть на него.

– Ты понимаешь, что вместо этого мог бы находиться здесь? Услышанные тобой голоса – это выдающееся событие, которое, возможно, приведет тебя к величайшим открытиям. Ты осознаешь это?

– Ла.

– Но тем не менее ты отправляешься на Коби, чтобы стать шахтером?

– Да, – повторил Хэл дрогнувшим голосом.

– Ты можешь объяснить мне почему?

– Нет. – Хэл почувствовал, как им вновь овладевает вырабатывавшийся годами инстинкт самосохранения. – Я... не могу.

Снова воцарилось длительное молчание. Там все так же внимательно смотрел в глаза Хэлу.

– Я надеюсь, – прервал молчание Там, – ты понял все, что я тебе сказал. Ты слышал голоса, и теперь ты знаешь, насколько это важно. Аджеле и мне, благодаря хранящимся здесь данным, наверное, известно о тебе больше, чем любому другому живому человеку, кроме, пожалуй, трех твоих учителей. Я полагаю, они одобряют твое намерение отправиться на Коби?

– Да. Они... – Хэл запнулся. – Это была их идея, их решение.

– Понимаю. – Снова долгая пауза. – Я также полагаю, что существуют причины, побуждающие тебя, во имя собственного блага, стремиться туда. И именно об этих причинах ты не имеешь возможности мне сообщить.

– Мне очень жаль, – сказал Хэл, – но это так. Я действительно не могу.

Снова в его памяти возникли образы учителей. Какая-то сила сдавила ему грудь, так что он едва не задохнулся. Это был гнев, гнев против тех, кто убил дорогих ему людей. Теперь ему нигде не будет покоя до тех пор, пока он не отыщет того высокорослого человека и его приспешников, ставших причиной смерти Уолтера, Малахии и Авдия. Что-то очень древнее, жестокое и холодное пробудила в нем их гибель. Он отправлялся на Коби лишь для того, чтобы стать сильным, чтобы в конце концов покарать того высокорослого и всех остальных.

До его сознания не сразу дошло, что Там заговорил снова.

– ...Ну что ж, ладно. Я с уважением отношусь к твоему намерению. Но, в свою очередь, попрошу тебя об одном: помни. Помни о том, как ты нужен нам здесь. Это, – он обвел рукой все вокруг, – самое дорогое из того, что когда-либо создавало человечество. Но этим нужно управлять. Сначала это делал Марк Торре. Теперь я. Но я стал старым, слишком старым. Разумеется, сейчас я не предлагаю тебе руководства. Его ты сможешь принять позже, после того как поработаешь достаточно долго, приобретешь необходимый опыт и, разумеется, если проявишь к этому способности. Но на это место, кроме тебя, нет другой кандидатуры и, по всем признакам, за то время, что мне осталось прожить, не будет.

Там умолк. Хэл, не зная, что сказать, тоже молчал.

– У тебя есть какое-нибудь представление о том, что значит иметь под рукой такой рабочий инструмент, как Энциклопедия? – вдруг спросил Там. – Ты наверняка знаешь, ученые используют ее в качестве справочного пособия, и большинство людей считает, что ничего другого она из себя и не представляет. Просто большая библиотека. Но использовать так Энциклопедию – это все равно что сделать из человека вьючное животное, тогда как он мог бы стать врачом, ученым или художником! Энциклопедия существует не для того, чтобы сделать доступным уже известное. Она была построена ценой такого огромного количества средств и труда для решения других, гораздо более важных и грандиозных задач.

Там помолчал, его пристальный взгляд не отпускал Хэла, резкие черты лица стали еще резче от охватившего его волнения, причиной которого могли стать как гнев, так и душевная боль.

– Подлинное предназначение Энциклопедии, единственная цель, – продолжал он, – состоит в исследовании непознанного. Достижение этой цели возможно лишь при одном условии: руководить здесь должен человек, понимающий ее сущность и постоянно помнящий о ней. Ты в состоянии справиться с этим. А без тебя вся потенциальная ценность Энциклопедии для человечества может быть утрачена.

У Хэла не было намерений возражать, однако сработали врожденные и сформированные воспитанием инстинкты, и его вопрос прозвучал как бы сам собой.

– Если это настолько важно, то что мешает ждать и дальше, сколько бы времени для этого ни потребовалось? Внутри силовых панелей Энциклопедия неуязвима. Так почему же просто не дождаться, пока появится еще кто-то, способный услышать эти голоса и свободный в своих действиях?

– Точных значений понятий в действительности не существует, мы оперируем лишь их приблизительным смыслом, – резко ответил Там. Повелительный взгляд его потемневших глаз почти физически вдавил Хэла в кресло. – С незапамятных времен люди стали давать словам произвольное толкование. На основе такого толкования они выстраивали логические конструкции, полагая, что подобным образом им удается что-то доказывать применительно к условиям реально существующего мира. Так вот, физическая защищенность не тождественна защищенности абсолютной. Существуют нематериальные способы разрушительного воздействия на Энциклопедию, противостоять которым она бессильна, и один из них – это атака на сознание тех, кто управляет ею. Каким бы чудом она ни была, это всего лишь инструмент, который способен функционировать только под управлением человеческого интеллекта. Убери его – и инструмент станет бесполезным.

– Но это невозможно, – возразил Хэл.

– Не может? – Тон Тама стал еще более резким. – Оглянись вокруг. Что происходит на всех четырнадцати мирах? Ты знаком со старинными преданиями скандинавов, тебе известно значение слова «Рагнарек»[4]4
  Рагнарек – в скандинавской мифологии гибель богов всего мира, следующая за последней битвой богов и вышедших из-под земли чудовищ. Инеистые Великаны (хримтурсы) – вырвавшиеся из преисподней чудовища, одни из участников последней битвы с богами. Фимбульвинтер (Фимбульветер) – трехгодичная «великанская зима», предшествующая Рагнареку.


[Закрыть]? Оно означает конец света. Гибель богов и людей.

– Да, я знаю, – ответил Хэл. – Сначала пришли Инеистые Великаны и настал Фимбульвинтер, а затем Рагнарек – последняя великая битва между богами и великанами.

– Верно, – кивнул Там, – Но ты ведь не знаешь, что Рагнарек, или Армагеддон[5]5
  Армагеддон – согласно Библии, место сбора сил сатаны для решающего сражения с Богом, в более широком теологическом смысле – символ последней битвы добра и зла.


[Закрыть] – подлинный Армагеддон, если тебе больше по душе это слово – грядет уже сейчас?

– Нет, – сказал Хэл. Слова, произнесенные хрипловатым старческим голосом, поразили его; он почувствовал, как в груди сильнее забилось сердце.

– Тогда поверь мне на слово. Это так. Сотни тысяч, миллионы лет понадобились нам, чтобы пройти путь от животного уровня развития до состояния, которое позволяло нам осваивать межзвездное пространство. Безграничное пространство. Пространство, где нашлось бы место каждому. Пространство, дающее любому индивидууму возможность осесть там, где ему захочется, обзавестись домом, растить и воспитывать себе подобных. И мы совершили это. Так возникло несколько Осколочных Культур, таких как экзоты, дорсайцы, квакеры. Но до сих пор нас ни разу не подвергали испытанию как расу в целом, расу, населяющую многие миры. Единственными врагами, с которыми мы сталкивались, были природные силы и мы сами, поэтому нам удалось обустроить наши миры и создать вот эту Энциклопедию.

Там вдруг замолчал и откашлялся. А когда заговорил снова, его голос окреп, обрел чистоту и звонкость, словно помолодел. Но ненадолго. Вскоре он опять стал глухим и хриплым, и Тама одолел новый приступ кашля. Аджела массировала ему шею кончиками пальцев обеих рук, пока приступ не прекратился. Обессилевший, Там полулежал, откинувшись на спинку кресла, и тяжело дышал.

– И вот теперь, – после длительной паузы медленно заговорил он снова каким-то гортанным голосом, – проделанная в течение всех этих веков работа принесла свои плоды – как раз перед самым наступлением мороза. Мы установили, что Осколочные Культуры не смогут выжить сами по себе. Выжить сможет лишь целиком вся человеческая раса. Наиболее обособленные из Осколочных Культур уже погибают. Начался общий социальный распад, который закончится полным крахом. Там, где нас не смогли одолеть физические законы Вселенной, мы сами пришли им на помощь. Образ жизни стал неэффективным и порочным, среди нас начал распространяться новый вирус. Бичом для всей нашей расы являются Иные, они пытаются превратить механизм смешанных браков в инструмент собственного выживания.

Закончив свой монолог, Там со свирепым лицом несколько секунд молча сверлил взглядом Хэла.