Текст книги "Виражи любви"

Автор книги: Глория Беннетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

За домом Розы гремела музыка – у ее дяди была в гостях девица. Они плавали в бассейне, а музыкальный центр стоял прямо возле шезлонгов. Розина бабушка неодобрительно смотрела из окна кухни на плескавшуюся молодежь, но, увидев Дженнифер, засуетилась и стала предлагать питье и еду.

– Ба, не надо, мы тоже пойдем купаться, хочешь, Дженни?

– Я купальник не взяла. У тебя есть лишний?

– Конечно. У меня даже два ненадеванных есть, с неоторванной этикеткой. Я тут прикупила на сейле целых три.

– Уступи мне один. Я отдам тебе деньги завтра.

– Да ладно, возьми так. Я твоя должница.

– Почему?

– Отбила твоего парня.

– Не поняла?

– Ну, этот, Принц Чарли… Ты мне ничего про него не говорила. Наверно, у вас что-то было?

– Ты чего? Чокнулась?! Ты же все про меня знаешь! Мне этот зануда сто лет не нужен. Я его вообще пригласила для Мериел – замкнуть их друг на друге для фона. И что, ты хочешь сказать, что с ним у тебя что-то замутилось?

– Не что-то, а очень серьезно. Мы целовались и сегодня идем в кино. И договорились о дружбе. Короче, он хочет, чтобы я была его герл-френд!

– И ты согласилась? А как же наши планы прощания с невинностью в объятиях крутых парней?

– Я потеряю невинность с Чарли после помолвки. Думаю, так будет лучше. Или мы будем дружить, пока он не кончит университет, и жить вместе. У него серьезные планы на меня.

– Да это… не знаю, что и сказать. И когда вы успели все это обсудить?

– Пока ты грелась на пляже с Мишелем. И даже не сказала мне ничего. Я все узнала от Леона. Тебя поздравить? Ты уже не девушка?

– Поздравь мою маму. Мишель в нее влюбился, и они, наверно, будут жить вместе. А я съеду в общежитие, чтобы не мешать им. Вообще-то у нас большие перемены. Отец делит имущество. Но думаю, что мы не обеднеем. И вообще. Я люблю одного человека, но это безнадежный вариант…

– Bay! Это круче, чем у меня! Твоя мама и Мишель! Но она же старая! Извини, наверно, не очень старая. А кого ты любишь? Ну, рассказывай же скорее!

– Послушай, я надеюсь, что я рассказываю тебе, а не Чарлзу Моргану? В мои планы не входит с ним делиться.

– Да Чарли все это неинтересно! Он вообще не любит говорить о житейском или сплетничать. Мне это и нравится в нем.

Пока девочки дошли до бассейна, Дженнифер рассказала Розе все перипетии их путешествия на Колониальный пляж, включая драку Мишеля с пьяным мужиком и бегство от торнадо. К влюбленности в профессора Олдена Роза отнеслась скептически.

– Bo-первых, он старый. Во-вторых, он твой преподаватель и побоится рисковать работой. А в-третьих, у него точно кто-то есть. Это только в кино мужики хранят верность. Потому что так надо. Мы же все-таки христианская страна и надо соблюдать мораль хотя бы внешне. Мне все объяснил Чарли. Ты вот замечала, что в кино, если герой изменяет жене, значит, он плохой и его обязательно шарахнет чем-нибудь по голове. И еще сразу можно понять, кто убил: он обязательно курит или пьет. Всякие есть штампы. А если дождь показывают, значит, произошло какое-то очищение и герои поняли, что были не правы. Все пары мирятся в дождь, ты заметила?

– Да, а занимаются любовью в воде. Я это давно заметила. Даже в хороших фильмах это есть. Только водоемы меняются – от горной реки и океана до бассейна и душа.

– Как же нам всем лапшу на уши вешают! А как ты думаешь, у твоей мамы серьезно?

– Подождем до следующего дождя. Если верить кино. Кстати, роман у них начался в торнадо, значит, дело серьезное.

– А когда меня Чарли провожал, тоже дождик накрапывал. Все сходится. А можно Леону рассказать? О Мишеле?

– Да пускай он сам рассказывает ему. А где наша Мериел?

– Мне кажется, они теперь живут вместе.

– О боже! Откуда ты знаешь?

– Я позвонила Леону. А она сняла трубку.

– Ты уверена, что это она?

– Она меня узнала и поздоровалась.

– Хорошо мы повеселились тогда, правда?

Поплавать не удалось. Только подруги нырнули в воду, как Розу позвали к телефону. Она долго не возвращалась, а потом стала махать рукой из окна. Выяснилось, что Роза должна уходить, потому что Чарли пригласил ее на бейсбол. Но самое главное было не в этом: оказывается, в бейсбол играет его младший брат и болеть за него придут все родственники Чарли.

Дженнифер печально возвращалась домой. Итак, Роза была навсегда потеряна. Даже эта уродина Мериел устроила свою личную жизнь, даже мама сразу после развода нашла себе парня. А бедная Дженнифер опять одна. Звонить Мэтью было неудобно. Может, заехать в «Тайсен-корнер» и побродить по моллу среди красивых вещей и кафешек. Кстати, там и кино есть. Но смотреть одной кино все равно что пить в одиночку. Когда же это кончится? И как так случилось, что ее все бросили одновременно?

Дженнифер приехала в большой торговый центрпод названием«Тайсен-корнер». Прошла через «Блуминдейл», заглянула в магазинчик всякойвсячины —красивых и бесполезных вещичек под старину, роскошных письменных принадлежностей, элегантной посуды в одном экземпляре, элитных чаев и специй в дорогих баночках. Она вяло рассматривала витрины, но кто-то схватил ее за плечо. От неожиданности Дженнифер чуть не выронила крошечную арабскую шкатулку.

– Привет, а что ты здесь делаешь? – Рядом стоял Лайл.

– Дурак, ты меня напугал! А ты что делаешь в девчачьем магазине?

– Почему девчачьем? Здесь же не лифчики продают? Я ищу подарок сестре на день рождения. Поможешь выбрать?

– Сколько ей лет?

– Ну, как тебе.

– Вы что, близнецы?

– Она моя двоюродная сестра. Ну что бы ты себе выбрала?

– Сколько денег?

– Двадцать долларов.

– Мне нравится это зеркальце и блокнот. Или вот смотри, какая смешная обезьянка. Обожаю обезьянок. А она что любит?

– Давай я ее куплю. Двадцать один доллар. Отлично. Еще пятнадцать осталось нам на мороженое, хочешь?

– Ну хорошо. У меня только пять долларов с собой, так что можешь меня угостить.

– И что ты здесь делаешь с пятью долларами? Или у тебя есть кредитка?

– Есть студенческая, но на ней ничего нет. Разве нельзя просто погулять, меня это успокаивает.

Они пошли по галерее второго этажа и завернули в кафе-мороженое. Вообще-то Дженнифер не очень удивилась, увидев Лайла, и даже обрадовалась, что теперь гуляет не одна. Когда они начали лакомиться мороженым, Лайл покраснел и поставил на стол пакет с латунной обезьянкой.

– Вообще-то я тебе купил. Возьми.

– Ты что, обалдел? Зачем мне эта мартышка?

– Ты сказала, что любишь обезьянок.

– Если бы ты сказал, что хочешь сделать мне подарок, я бы другое выбрала.

– Давай ее поменяем.

– Ну ладно, оставь. Дай посмотреть… Ой какая клеевая… Мордочка, как у живой. И зачем ты мне плел про сестру?

– Так просто, в голову пришло. Я увидел твою машину на дороге и поехал за тобой.

– Ты следил за мной? Почему? Просто так. Давай дружить!

– Мы дружим.

– Нет, ты не поняла. Давай дружить. Как взрослые. Я буду твой парень. Мы будем целоваться, ходить вместе на вечеринки, ездить на пляж…

– Очень весело будет. Я тебя знаю сто лет. Это так неромантично. Но я подумаю о твоем предложении. Спасибо за мороженое. Мне пора.

Домой Дженнифер возвращалась уже не в таком подавленном настроении. Все-таки у нее есть какой-то резерв в лице Лайла Маклайна. А это всегда приятно, даже если парень тебе абсолютно безразличен.

На другой день Рейчел вела долгую беседу со своей подзащитной. Мэри Роджерс была красивой и избалованной дочерью богатых родителей. Ее отец сделал свой первый миллион, когда она уже родилась. На крошку сразу обрушилось изобилие обезумевшей от денег матери. А с ним и пьянящее чувство вседозволенности. Больше всего Сэнди Роджерс, мать Мэри, боялась, что к ней относятся не с тем уважением, с каким бы отнеслись к дочери Рокфеллера. Прислуга увольнялась по одному капризному писку маленькой наследницы, а деньги на благотворительность тратились щедро, так же как и на приобретение недвижимости, картин и ювелирных украшений. Иногда на хозяйку находили приступы жадности, и она садилась на диету. Когда Мэри исполнилось четырнадцать, она из очаровательной куколки с локонами до плеч превратилась в долговязого подростка с невыносимым характером. Вместо того чтобы восполнить пробелы в образовании своих родителей и довести до блеска свои манеры, она стала совершать поступки, которые даже не могли прийти в голову ее матери, выросшей в скромной пуританской семье среднего достатка. С десяти лет она курила, с одиннадцати перепробовала все алкогольные напитки из бара родителей и их коллекционных подвалов. В двенадцать она стала женщиной. А в тринадцать подсела на наркотики. В пятнадцать лет ее отправили в клинику, а в шестнадцать она заявила родителям, что убьет их, если они не выделят ей отдельный капитал. В семнадцать она влюбилась в школьного учителя и засела за учебники. С его помощью она сдала экзамены за школьный курс и усовершенствовала оральный секс, потому что ее наставник, подобно президенту Клинтону, побоялся пойти дальше. Когда он неожиданно уехал в Европу, положив себе в карман щедрый гонорар от ничего не подозревающего папаши Роджерса, Мэри перерезала себе вены. Ее снова отправили в клинику. Вернувшись оттуда, она опять пообещала родителям большие неприятности и потребовала денег. Отец стоял как скала. Он поставил условием ее финансовой независимости высшее образование и приличное замужество. Несмотря на миллионы, желающих соединиться с Мэри среди молодых людей ее круга не находилось, а голоштанников и альфонсов папа не признавал. Мэри поступила учиться в Университет Дж. Вашингтона. Папе надо было очень постараться, чтобы дочку туда приняли. Мэри притихла, но скандалы с родителями время от времени сотрясали стены дома, так как по совету врачей ей пока не позволяли жить отдельно. В то злополучное июньское утро Мэри молча сидела за завтраком в столовой. На вопрос мамы о ее планах она ответила, что это не их дело, но она собирается посетить две лекции. Это со слов прислуги. Мама сообщила дочери, что папа хочет посмотреть новый охотничий домик за Ричмондом и приглашает поехать с ним. Мэри что-то произнесла сквозь зубы… Прислуга настаивала, что это было что-то вроде: «Да чтоб вы там провалились!». А может быть, «…взорвались». Мнения дворецкого и официантки расходились. Затем Мэри ушла из дома в неизвестном направлении. На лекции ее не было. Домой она вернулась только под вечер и сразу ушла к себе в комнату. Охотничий домик, куда поехали родители, взлетел на воздух в два тридцать пять. Свидетелей не было, так как Роджерсы поехали туда одни и без охраны. Зачем они туда сорвались, никто не знал. Странно было то, что этот домик вообще был куплен, так как охотой Ник Роджерс никогда не увлекался. Да и охотиться в тех краях было особенно не на кого.

Главными козырями обвинения против Мэри Роджерс были: ее нежелание членораздельно объяснить свое местопребывание в течение целого дня, постоянные скандалы с родителями с проклятьями в их адрес при свидетелях и то обстоятельство, что наследница нефтяного магната училась на химическом факультете и незадолго до прискорбного события интересовалась у своего преподавателя, можно ли приготовить взрывоопасную смесь в домашних условиях.

Сидя напротив своей подзащитной, Рейчел испытывала странное чувство. Помимо всего прочего, Мэри обладала очень нелегким для защиты качеством – она не вызывала симпатию своим видом и поведением. Ей была свойственна надменность богатой выскочки во втором поколении, невоспитанность и полная уверенность в своей неуязвимости. Все эти качества были написаны у нее на лице, частично потерявшем свою первоначальную красоту. Мэри была худой, белобрысой и белобровой. Для таких лиц единственным спасением могла быть ухоженность и хорошая косметика, но безрассудное отрочество и пребывание под стражей не способствовало приобретению таких возможностей.

– Итак, Мэри… Что за разговор ты завела на лабораторной работе о взрывчатке?

– Я не помню. Он сам говорил о разных способах, ну я и спросила. Это просто совпадение, черт возьми! Эта сволочь уже доложил прокурору? Гнида! Папа выделил им бабки для исследований, а они хотят меня угробить. Я все культурные дотации упраздню, как только освобожусь! Слушай, я же отвалю тебе кучу денег, всех присяжных можно купить на корню! Что за дела?

– Я не занимаюсь подкупом присяжных. Кроме того, никто не знает о составе жюри. И, кстати, твои счета заморожены, так что не будем пока о деньгах… Итак, какие у тебя отношения с Сэмом по кличке Грант?

– Дерьмо! Еще не хватало! Я планирую через год выйти замуж за одного приличного типа. Мне это не нужно, слышишь? Забудь про Гранта, придумай что-нибудь другое.

– Послушай, Мэри. Твои дела очень плохи. Твои финансы заморожены, твоя биография уже описана во всех журналах, и связь с черным парнем в твоем моральном облике ничего не изменит. А может быть, даже наоборот. Любовь всегда подкупает присяжных.

– Какая любовь? Я не знаю, что это такое. У него был член с руку, и он мог трахаться по три часа. Кончал и дальше продолжал, не вынимая. Я и это должна рассказывать на суде?

– Твоя сакраментальная фраза для присяжных переводится так: «У меня было к Сэму сильное сексуальное влечение, и он идеально подходил мне в интимном плане». Он сказал, что ты даже обещала устроить его на работу через папу. Это правда?

– Чего не пообещаешь после оргазма… Я и не собиралась ничего говорить предкам. Они меня и так задолбали, а если бы всплыл Грант, то вообще… – Мэри задумалась и всхлипнула. – Теперь-то моим уже все равно, с кем я гребусь.

Вытащи меня отсюда, Рейчел. Я тебе скажу одну вещь. У папашки была запланирована встреча с какой-то бабой из Госдепа. Секретный заказ. А мать думала, что она его любовница, и устроила ему скандал. Вот он маму и взял с собой, чтобы показать, что это не измена. Наверно, за ними давно следили или спецслужбы, или террористы. Докажи это на суде.

– Послушай, если твоих родителей убрали из-за какого-то правительственного сговора или тайного левого заказа, то меня тоже уберут, если я в это влезу. Давай лучше все-таки отработаем твое алиби с Грантом. И не забудь сказать на суде, что ты планировала помириться с папой ради устройства Гранта на работу. Это будет мило и убедительно.

– И опять я буду вся в дерьме.

– Ты уже в дерьме по шею. Ну будешь еще по уши… Не страшно. Освободишься и начнешь новую жизнь.

– Да я тогда всех урою на хрен!

– Только этого на суде говорить не надо! Рейчел возвращалась домой довольная, что ее дело наконец-то стало на рельсы и выходит из туннеля неопределенности к свету истины. Как только она села в машину и отъехала от тюрьмы по направлению к дому, она тут же заставила себя забыть о работе и подумать о чем-то приятном. Например, о Мишеле и их безумном сексе. Слова Мэри о ее черном любовнике ее очень рассмешили и напомнили собственные сильные ощущения. Но тут же она вспомнила о его предложении переехать к нему жить. Эта мысль ввергла ее в некоторое смятение. Она живо представила себе все в красках. Сбор вещей и гараж-сейл лишнего барахла и мебели дело утомительное, но это не так уж страшно и вполне осуществимо. Особенно при помощи Мишеля. Но как она будет жить у него? На каких условиях? И не поздновато ли ей в ее годы трансформироваться в юную герлфренд молодого рокера. И как все это она объяснит своим друзьям, коллегам, родителям, наконец?! Она машинально включила приемник. Фрэнк Синатра пел свой знаменитый хит «Странники в ночи». Эта песня вдруг напомнила ей их поездку по ночной автостраде из Колониального пляжа в Виргинию, ресторанчик в незнакомом городе, маленький отель, их первую ночь… Она прослезилась и стала напевать эту знакомую и никогда не надоедающею ей мелодию. Ей опять пришли на ум слова юной Мэри Роджерс о своем парне. Господи! Да чем я отличаюсь от этой стервозной соплюшки? Ведь Рейчел не пылала любовью к своей подзащитной, хотя и жалела ее. И каждый раз, отъезжая от здания тюрьмы, она невольно сравнивала ее со своей дочерью и облегченно вздыхала. Слава богу, что моя Дженни не такая. Но сейчас Рейчел вдруг сказала себе: ты не просто снобка, ты такая же, как эта девочка, которую ты презирала час назад за эту дешевую смесь распутства и обывательского представления о приличиях. Тебе нравится трахаться с этим парнем, но ты боишься признаться в этом, боишься, как бы чего не сказали. Короче, использовать его ты можешь, а жить открыто тебе неловко. Перед кем? Твои подруги, кто они? Одинокие дамы и матери семейств, уже лет десять не живущие со своими старыми мужьями. Все они умрут от зависти. А значит, мы их вычеркиваем! А тот, кто порадуется за тебя, останется твоим настоящим другом. Твоим коллегам по большому счету наплевать на тебя. Родители? Они ненавидели Карла, считали, что он тебя недостоин, но никогда не говорили тебе об этом. Промолчат и сейчас. А если ты будешь счастлива, то и они успокоятся. А дочка тебя во всем поддерживает, и Мишель ей в качестве твоего друга, кажется, нравится. Как это здорово – начать новую жизнь с новым мужчиной, который влюблен в тебя! А главное, всегда можно уйти. С такими мыслями Рейчел вернулась домой.

С переездом решили не тянуть. Дом оценили и выставили на продажу. Необходимо было сделать небольшой косметический ремонт, но дом был новый и на ремонт больших затрат не требовалось. Из люстр Рейчел решила забрать только свою любимую – из разноцветного стекла. Кухонный гарнитур она оставляла покупателям. Как и все оборудование ванных комнат, подвала плюс занавески. Она дала в газету объявление о гараж-сейле с перечислением мебели и наиболее дорогих вещей. Заодно можно продать и кое-что из гардероба, детских игрушек, посуды. Мишель в это время благоустраивал свою квартиру. Он аннулировал мастерскую, вернее снял под нее отдельное помещение. Оклеил новыми обоями спальню, убрав оттуда телевизор и неприличные видеокассеты. Приехавший к нему Леон выбрал себе из них кое-что на память и как-то странно помалкивал, помогая Мишелю двигать мебель и клеить обои.

Потом он все-таки спросил:

– Слушай, а как она вообще?

– Не понял? Кто она и что значит «вообще»?

– Ну ладно, мы же знаем друг друга сто лет. Ты отлично знаешь, о ком я говорю. У вас так серьезно?

– Как видишь. Стал бы я обои клеить просто так. Только не называй ее «она», меня это коробит. Говори, Рейчел, или леди Бевис, или твоя подруга на худой конец. В этом «она» есть что-то враждебное, тебе не кажется?

– Такие тонкости. Я об этом даже не думал. Ну у тебя точно башню снесло. Я тебя поздравляю. А как Дженнифер? Что она? Ее-то можно называть так?

– Она в порядке! Будет жить в общежитии и приходить к нам на праздники. Теперь я, как отец семейства, выхожу на постоянную работу. Мастерскую отдаю тебе, если и буду шить, то по выходным.

– Вот это новость! На какую работу? Ты ничего мне не говорил!

– Теперь я работаю в банке, вернее в одной финансовой корпорации под началом своего бывшего сокурсника. Как-никак я экономист по образованию и, кажется, окончил Гарвард.

– Блин! А кто мне пел, что свобода превыше всего? Кто презирал этих яппи в желтых галстуках? Кто клялся мне, что умрет в седле!

– Да умереть в седле всегда можно! Свобода – это такая штука! Понимаешь, Маркс считал, что свобода – это осознанная необходимость. И хотя я не марксист, но тут я с ним согласен. Свобода у нас в голове. Я принял решение. Меня никто не принуждал. Я хочу жить с любимой женщиной и обеспечить ей комфортабельную жизнь. Для этого нужны бабки. Так как она имеет отношение к юриспруденции, то мне лучше идти в легальный бизнес, а не торговать наркотиками или грабить банки. Я решил жить в привычных для нее рамках – ходить на службу, приходить домой с работы, проводить уик-энды с ней и ее дочерью. Да что ты так переживаешь? Нашей дружбе ничто не грозит. Всегда сможем оторваться с тобой раз в неделю, у нее ведь тоже есть свои подружки. А кстати, как твоя новая подружка? Сам-то не больно откровенничаешь со мной!

– Что сказать на все это! Раз в неделю! Эх, прежние времена уже не вернутся! А как же твои мечты о своем доме моделей для рокеров и молодежи? Твоя гитара? Вот так уходит молодость! Она тебя подомнет под себя, ты хоть сходи в суд один раз и послушай, как она ломает присяжных. Это же львица, а не женщина!

– Мне нравится укрощать! Это круто – когда она со всеми львица, а со мной кошечка. Это заводит. Но ты уклоняешься от вопроса. Или твой львеночек тебя уже покусал больно-больно?

– Не издевайся. Она кусачая, но я поклонник садо-мазо. Я ей уже подарил черный кожаный лифчик. Шутка.

– Да нет, это твое прайвеси, лишь бы вам хорошо было.

– Понимаешь, какая штука… Она, то есть Мериел, не такая, как другие. Ее так просто не пошлешь, когда тебе нужно. Очень напрягает она. А с другой стороны, она такая секси. И ноги у нее от ушей растут. И потом, она не глупая, юморная, даже слишком, я бы сказал. И, только между нами, я у нее первый. И она такая обучаемая! Говорит, читала много. Короче, я запутался. Не пойму, как мне? Хорошо или плохо с ней…

– Короче, ты влюбился.

– Короче, не знаю. И иногда она меня выставляет идиотом.

– Скажи ей, что тебе это неприятно. А что ей неприятно?

– Когда я вспоминаю прежних. Или если какая-то девка начинает со мной заигрывать при ней.

– Зачем тебе этот геморрой? Не води ее туда, где подобная публика. Предложи ей баш на баш. Она тебя не опускает, а ты не даешь ей повода для ревности.

– Если бы все было так просто… В том-то и дело, что я не пойму, из-за чего она ревнует, а она не чувствует, когда меня опускает.

– Да, это тяжелый случай. Но не смертельный. Надо над собой работать, ребята. Жизнь – это компромисс.

Дженнифер без всяких трудностей переехала в общежитие, Ее соседкой по комнате стала милая и кроткая Сюзи Кауфман. Единственной общей сложностью в их сосуществовании было наличие котенка, спасенного Сюзи из-под колес собственного автомобиля. Держать животных в общежитии не разрешалось. Сюзи собиралась отвезти его домой в каникулы. Но до каникул котенка приходилось прятать в комнате. Песок из-под него выносили ночью. Дженнифер решила обучить Чаки – так назвали котенка – пользоваться унитазом, но он пару раз свалился туда, его чуть не смыло, и теперь он панически боялся воды. Даже когда девочки умывались или наливали в чайник воду, он с писком прятался под кроватью.

Другая проблема, занимавшая ум и сердце Дженнифер, заключалась в профессоре Мэтью Олдене. Она ходила на все его лекции и семинары. Старалась задавать больше вопросов, привлекая к себе внимание. Знала наизусть его расписание и всегда встречалась с ним в коридорах университета. Но профессор неизменно радостно здоровался с ней, расспрашивал о ее работе, с готовностью отвечал на все ее вопросы, поставил автоматом ей зачет. И все. И бедная Дженнифер не знала, как ей действовать дальше. На помощь Дженнифер пришла долговязая Мериел. Правда, теперь назвать ее долговязой уродиной никому бы в голову не пришло. Она поменяла очки на линзы, выстригла косую челку, покрасила волосы в медно-рыжий цвет с золотыми перьями и распустила их за спиной. Стала носить модные маечки и стильную обувь, еще больше подчеркивавшую ее стройные, красивые ноги. То есть если раньше она считалась некрасивой, то теперь стала стильной. Из долговязой превратилась в длинноногую. Из зануды и зубрилы – в крутую интеллектуалку. А из старой девы – в секси-герл при потрясном бойфренде, встречавшем ее на «харлее» возле университета. Оказавшись рядом в очереди за ланчем в столовой, девушки радостно заверещали и сели за один столик. Мериел извинилась, что давно не звонила, и с опозданием поблагодарила за вечеринку, так резко поменявшую ее жизнь.

– Надо бы встретиться, устроить девичник. Вообще, люди должны общаться. Это дает энергию. А что у тебя? Мне сказал Леон, вы продаете дом? Я ничего не спрашиваю. Но, если хочешь, можешь мне рассказать. Я умею хранить секреты.

– Если ты так часто видишься с Леоном, то и без меня все знаешь о моей маме.

– Мне до твоей мамы нет дела. Я о тебе спрашиваю. Уже все замечают, что ты сохнешь от несчастной любви. Если это тот, о ком я думаю, то я знаю, как его расколоть.

Дженнифер покраснела.

– Это так заметно? Ужас!

– Ну, заметно не всем. Просто ты ни с кем не встречаешься, не ходишь на тусовки. Раньше ты была другой. Все думают, что у тебя роман на стороне. Я просто умная, догадалась раньше других. Это Олден?

Дженнифер кивнула.

– Ну и что такого? Многие студентки влюбляются в преподавателей. Но я тебе скажу, где его можно еще увидеть – совершенно невинно. Он каждое воскресенье ходит в Национальную галерею на концерты классической музыки. Его там видела моя мама, и они даже пообщались немного. Знаешь, в нашей деревне под названием Вашингтон не так много мест, где можно послушать хорошую музыку. Олден – меломан и не пропускает нигде ни одного концерта. В Галерее концерты начинаются в четыре часа. Попасть туда просто. Это в зимнем саду, там еще испанская живопись рядом и выставочный зал новых экспозиций, представляешь это? Да все служащие знают. Спросишь, где концерт? Ну а там уж действуй по обстановке. Во всяком случае, вы не в университете и можно расслабиться.

Дженнифер была счастлива. Это уже что-то! Это уже начало. И тут все зависит только от нее. Сегодня пятница. Завтра у них дома гараж-сейл, вернее мувинг-сейл, то есть распродажа вещей перед отъездом. Надо будет помочь маме и подежурить на распродаже. И тогда уж в воскресенье Дженнифер может со спокойной душой смотаться на все четыре стороны. Разумеется, если она скажет маме, что пошла на концерт классической музыки, та не будет возражать. Мама даже будет в восторге. Но где гарантия, что она не захочет пойти вместе с ней? А если и Мишель увяжется, то придется поставить крест на своей личной жизни. К тому же кто знает, а вдруг Мэтью захочет ее пригласить куда-нибудь?.. Нет, пускай мама думает, что я иду на студенческую вечеринку. Так спокойнее. Дженнифер пригласила Мериел и Леона на субботнюю распродажу – заодно можно и пообщаться. Кстати, Роза и Чарлз тоже обещали прийти помочь. Они будут предлагать покупателям лимонад и печенье.

– Отлично, – согласилась Мериел. – А мы принесем орешки и чипсы. Может, вообще организовать барбекю?

– Только после сейла. Он закончится в час дня.

– Тогда мы приедем в двенадцать и начнем подготовку к пикнику. Надо отметить ваш отъезд. Расставаться с прошлым надо весело.

– Я решила, что все надо делать весело. И встречаться с будущим – тоже.

На субботний мувинг-сейл обещала приехать подруга Рейчел Эмма. Она хотела прихватить с собой своего бойфренда Джима, но тот отказался, сославшись на дела. Впрочем, Рейчел и не рассчитывала увидеть его у себя дома. А если честно, то и не очень хотела. Роман ее подруги Эммы длился уже шесть лет. И Эмма с маниакальным упорством ждала, когда же Джим сделает ей предложение и они сыграют свадьбу, начнут жить вместе и, может быть, заведут детей. Уже всем знакомым и родственникам Эммы было ясно, что этого никогда не произойдет. Джим был женат два раза. От обоих браков у него были дети. Первая его жена умерла. Это случилось очень давно. Сын от первого брака уже вырос и жил в Европе. Каждый год летом Джим ездил в отпуск навещать сына. Каждый год они ругались с Эммой, которая хотела поехать с ним вместе. Каждый год они мирились, когда он возвращался. На Рождество Джим уезжал к своей второй жене, которая ушла от него к его другу. Но, несмотря на это, все они продолжали дружить и вместе проводили Рождество. Тем более что от второго брака у Джима было двое детей-подростков. У его жены от второго брака родились близнецы. И накануне Рождества Эмма ходила с Джимом выбирать подарки всем этим детям. Разумеется, о совместной поездке туда на Рождество речи быть не могло. Да Эмма и не претендовала на это. Она была не до такой степени современна, чтобы праздновать Рождество в таком составе.

Жили они раздельно, так как Джим заявил, что совместный быт разрушает романтику отношений, которые он хотел бы сохранить с Эммой как можно дольше. Иногда они выбирались куда-то на несколько дней – и это были самые счастливые дни за весь год в жизни Эммы. Но при условии, если она не заводила разговора об их будущем. Потому что подобные разговоры заканчивались скандалом, а в последние три года – даже битьем посуды. Отношения все больше разлаживались. Это стало заметно посторонним, так как Джим перестал ходить с Эммой в гости к ее друзьям. Он перешел на другую работу, вернее в другую газету, более престижную, и теперь горел на работе. Иногда приходилось работать по выходным или ночами. Эмма делала вид, что верит ему. Не доводить же отношения до разрыва? Хотя она была измучена этим романом, но совершенно не представляла своей жизни без Джима. В отличие от Рейчел Эмма считалась романтичной и немного экзальтированной. Она преподавала игру на фортепьяно в Ливайн-скул, одной из лучших музыкальных школ не только Вашингтона, но и всего Восточного побережья. Ее часто приглашали как аккомпаниаторшу. Иногда она давала концерты, но не на больших аудиториях. Кстати, она иногда выступала и в Национальной галерее, но это были бесплатные концерты, и, кроме собственного удовольствия, ничего ей не приносили – ни денег, ни славы. Ей было тридцать девять лет, и она хотела во что бы то ни стало выйти замуж, так как понимала, будучи сама педагогом, что великой артисткой ей не стать, да Эмма и не ставила перед собой такую задачу. У нее была внешность хрупкой блондинки, что-то вроде Мишель Пфайфер, но без этакой чертовщинки в глазах. А такие хрупкие блондинки очень долго кажутся юными. Пока в один прекрасный день не превращаются в фарфоровых или пергаментных старушек. И Эмма уже начала бояться неминуемого возрастного рубежа, после которого она не только не сможет выйти замуж, но и просто кому-то на секунду понравиться. Рейчел старалась всячески отвлечь внимание подруги и от ее скорбных мыслей по поводу быстротечности времени, и от напрасных ожиданий предложения руки и сердца неуловимого Джима.

Подъехав к девяти утра к дому Рейчел, Эмма, расстроенная очередной выходкой Джима, не сразу осознала грандиозные перемены в жизни Рейчел. И лишь увидев во дворе за домом выставленную мебель, а на большом столе разложенные посуду и безделушки, стоячие вешалки с одеждой на рлечиках и круглый пластмассовый стол из сада с кофеваркой и батареей напитков для покупателей, она оценила весь размах происходящего и ужаснулась этому.

– Рейчел! Неужели все так серьезно?! Зачем ты продаешь китайские столики?! Мы их вместе покупали! Господи! Я такая свинья, тебе было плохо, а я только приехала. Прости меня!

– Эмма! Забудь про это! Мне совсем не плохо! Кстати, познакомься, это мой новый друг, Мишель. Представляешь, все было вынесено им одним. И объявление в газету он тоже дал. Только почему-то никто не едет. Я так волнуюсь. Неужели еще одну субботу устраивать распродажу…