Текст книги "Виражи любви"
Автор книги: Глория Беннетт
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Глория Беннетт
Виражи любви
…«Есть такое выражение: „Его имя наводило ужас“. Слыхали? Так вот, это не про меня. Мое имя вызывает вздох благодарности по всем тюрьмам Восточного побережья. Меня зовут Рейчел Бевис. Я адвокат. Мне 43 года. Замужем. Дочь – студентка. Дочку зовут Дженнифер. Теперь выяснилось, что это одно из самых часто встречающихся в Америке имен, после Анны и Марии. Когда мы с мужем решили ее так назвать в честь героини книги Эрика Сигала „История любви“ и одноименного фильма, мы по молодости не могли предвидеть, что книгу читали очень многие, а фильм смотрели почти все. Теперь я научилась многое предвидеть. Но самое главное, конечно, всегда упускаю. В своей личной жизни, разумеется. Что до работы, то тут я профессионал. Из всех моих дел, а их больше сотни, я проиграла только три. Каждое из проигранных дел стоило мне пары лет жизни. Ведь даже десять побед не заглушат боли одного поражения. Да, я хочу рассказать о себе, это как бы блиц-анкета. Мои любимые писатели – Шекспир, Диккенс, Лев Толстой. Мне нравится одна фраза у Толстого про человека, наделенного жестокостью:«Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю».Я часто повторяю эту фразу, когда сталкиваюсь с самодовольной жестокостью. Нет, не преступников, а простых обывателей. Они сидят у телевизоров, жуют попкорн и жаждут крови. Они не убивают. Они хотят, чтобы кто-то другой убил, казнил, исполнил гражданский долг через электрический стул и сообщил им об этом по телику. Они тогда уснут спокойно в своих квин, кинг – и твин-кроватях и будут видеть ангелов во сне. Эти дети попкорна ругают журналистов и телепрограммы за показ криминальной хроники, ругают режиссеров боевиков, но их за уши не оттащишь от экрана. Они сидят на игле последних новостей или реалити-шоу, они мысленно переспали со всеми смазливыми телеведущими. Но никто из них никогда мысленно не представляет себя в камере смертника, да и просто в камере. Ни себя, ни своих детей. Но когда это случается… О, тогда-то они забывают о своей кровожадности, они требуют милосердия, и адвокат сразу же перестает быть продажным пособником криминала, а становится единственным спасителем и последней надеждой. Кажется, я села на своего конька. Хватит о работе.
Итак, я замужем. Мой муж… нет, о муже я скажу чуть позже. Это слишком важно для меня и в двух словах не скажешь.
Моя любимая еда – китайская и мексиканская. Еще я люблю креветки, темное пиво и розовое шампанское. Из крепких напитков я предпочитаю текилу (смотри выше про мексиканскую еду), но пью очень редко, последний раз пила на пятнадцатилетие нашей свадьбы. У меня ведь довольно напряженная работа, и если я начну снимать стресс выпивкой, то стану алкоголичкой. А женский алкоголизм лечится очень тяжело. Говорят даже, что его нельзя вылечить.
Но мой друг, врач и психолог Дэниел Глечек с этим не согласен. Он вылечивает всех. Но и он мне пить не советует. А я его всегда слушаюсь. Потому что он мой самый близкий друг, не считая Эммы. Уф, кажется, я обо всех рассказала. Теперь о муже.
Мой любимый и почти единственный мужчина (первые сексуальные опыты на младших курсах университета в счет не идут) – это Карл Сэмюэл Кристалл, самый красивый и самый талантливый мужчина на сегодняшний день в Соединенных Штатах. Разумеется, в своей возрастной категории. Он старше меня всего на два года. А умнее на все двадцать. На кого он похож? Ну, возьмите Аль Пачино, соедините с Марлоном Брандо и добавьте чуть-чуть Дастина Хофмана. А сверху посыпьте чем-нибудь французским – Жаном Маре, например. Но без его ориентации, разумеется. И этот роскошный букет мужского обаяния будет моим мужем. К тому же он остроумен, трогателен и слегка сентиментален, но при этом весьма ехиден. В меру вспыльчив и в меру отходчив. Впрочем, я настолько не злопамятна, что стараюсь сразу забывать наши ссоры. Это профессиональное. Дело окончено – забудьте.
То есть я все помню, но не держу это постоянно в голове. А задвигаю в дальний угол памяти и оставляю пылиться. Мы прожили с Карлом почти двадцать лет. И все эти годы я не просто любила, я была влюблена в него. Была ли это любовь с первого взгляда? И да и нет. Что я говорю… С первого взгляда он мне не понравился. Мне казалось, я не люблю красавчиков. Мой папа не был красавчиком – у него было мужественное волевое лицо. Он любил командовать, и дома все подстраивались под него. Еще бы – ведь он работал судьей. Мама не работала – растила троих детей. Да и быть женой – это тоже профессия. И, на мой взгляд, не самая легкая. Я в этой профессии не сильно преуспеваю. Готовить не умею, шить тоже, стирка вызывает у меня ужас, и я тяну время, тяну до тех пор, пока белье не начинает вываливаться из всех корзин нашей подсобки. К счастью, моя дочь Дженнифер одержима чистотой, как и ее бабушка. По-моему, эти две леди стирают даже чистое белье. Вообще-то я терпеть не могу болтать о бытовых проблемах, но раз это женский журнал…»
Рейчел на минуту остановилась. Какую чушь я пишу, это нельзя печатать… нет, пускай просто задают вопросы, а я буду отвечать. А то я могу писать бесконечно, какой-то поток сознания. Вместо того чтобы писать об убийстве Фрэнка Коллинза… О боже, мне через час надо быть в тюрьме!
– Дженнифер, если позвонят с телевидения, скажи, что я уехала в тюрьму. И пускай приезжают завтра до двенадцати – я дам интервью, а писать мне расхотелось. Какая-то белиберда получается. Папа не звонил? А почту ты проверяла? Мне должен прийти чек от Коллинзов. Нет, папа мне написал по имейл позавчера. А тебе он пишет что-нибудь? Не слышу…
– Мама, я же в ванной! Что ты там кричишь? Я ничего не поняла… – Дженнифер в белом махровом халате вышла из ванной, расчесывая мокрые волосы. Худая и длинноногая, с тонкими чертами лица, она чем-то напоминала юного олененка. Поэтому ее детская кличка была Бэмби или Беби-бэмби. Рейчел тоже была стройной и длинноногой, но не такой волоокой. Наоборот, ее серые глаза были острыми и внимательными, а губы не такими пухлыми. Выразительными, красивыми, но не пухлыми, как у дочери. И все-таки они были чем-то неуловимо похожи, хотя в их семье традиционно считалось, что дочка вылитый отец.
– Дженни, ты опять влезла в мой халат… Повторяю еще раз, специально для вундеркиндов: журналистам скажи, пускай приедут завтра утром, всем остальным – я на работе, в тюрьме. Если позвонит папа, попроси его позвонить позднее. Хотя он не будет звонить, он же у нас известный жадина. Все, целую, побежала. Пока.
– Пока, пока. Так и скажу: мама в тюрьме, папа неизвестно где… И всем меня станет жалко.
Дженнифер прыснула, довольная своей дежурной шуткой, а потом вздохнула с облегчением. Мамы не будет до самой ночи, можно расслабиться. Хотя странное дело, мама вроде бы ни о чем никогда не спрашивает, но все знает и замечает. Это у нее профессиональное. Спорить с ней невозможно. И еще, она никогда ничего не запрещает, но так может спросить, что пропадает всякое желание делать по-своему… Дженнифер взяла трубку и нажала на цифру три. Кому она звонит чаще всего? Любимой подружке Розе.
– Привет. Как дела? Я дома одна. Может, встретимся? Хочешь, приезжай ко мне. А с кем ты? Ну, приезжай с Мишелем. Он точно Мишель, а не Майк? Ах это прозвище? А он что, гей? Ну хоть тут повезло… Он даже не один. И ты молчишь? И если бы я тебе не позвонила, то вы пошли бы гулять без меня? Ах ты собиралась мне звонить! А еще кто с вами? Леон? Это брат… Чей? Твой кузен? Откуда они все взялись? Приехали на мотоциклах? Они что, рокеры? Какая крутизна! Когда вы будете? Мне нужно полчаса, я только что из душа… Жду!
Дженнифер заметалась по дому, засовывая в комоды свои трусики, а заодно и мамино белье и соображая при этом, что ей надеть. С тех пор как папа уехал жить в Лос-Анджелес, потому что ему предложили там написать сценарий, женщины в доме расслабились и перестали следить за порядком. Вообще-то за порядком особо никто никогда и не следил, но с отъездом папы все пошло в окончательный разнос. Еду вообще не готовили. Гватемалка Кармен приходила убираться раз в неделю. А не два, как раньше. Мама считала, что жить на два дома разорительно и надо экономить. Хотя бы на прислуге. Экономия была смехотворной. Каждый раз, получая гонорар, мама садилась и расписывала все расходы. Получалось, что после всего еще должна была остаться куча денег. Но вопреки всем подсчетам с деньгами происходило что-то странное. Они начинали таять, исчезать в никуда, и оказывалось, что едва хватало дожить до следующих поступлений. Зато у Дженнифер были самые модные шмотки. И ее проблема приодеться была исключительно проблемой выбора: что надеть из того, что есть, а не где взять? Вот и сейчас Дженнифер выкинула из комода несколько джинсов и полдюжины маечек и погрузилась в раздумья. Раз эти ребята рокеры, надо надеть что-то им под стать. Стиль маленькая принцесса или моя прекрасная леди отпадает. Кожаная юбочка и черная майка? Ну это уж слишком – как будто я под них подделываюсь. Так, джинсы со стразами и майку с аппликацией или, может, лучше эту серую с красным словом «Cool». Простенько и со вкусом. Кстати, она стоила после скидки пятьдесят баксов, мать расщедрилась по случаю удачного дела. Они тогда закупили три пакета всякой мелочи в «Блуминдейле» со скидкой и без. Рожу красить будем или нет? Только глаза и губы. Нечего сразу звездиться, может, это вообще придурки какие-нибудь.
Рейчел Бевис в это время летела по шоссе на своем новом «ниссане» и думала о деле Коллинза. Бедная Глэдис! Разумеется, она не убивала мужа, и Рейчел ее вытащит. Но эта милая интеллигентная женщина сейчас сидит в тюрьме, ее не выпустили под залог и она может сломаться, начав на себя наговаривать в состоянии нервного срыва. Надо поддержать ее. Собственно, Рейчел для этого и едет. Эти журналисты приедут как-то некстати. Она не любила давать интервью в начале дела. Хотя ребята и уверяли ее, что спрашивать будут только о личном. Да и о личном говорить пока не стоит. Что она скажет? Вот уже третий год она живет с мужем в разных городах. Видятся только по праздникам. И надо всем доказывать, что у них все замечательно, просто временно так сложились обстоятельства… Все дело в том, что муж Рейчел был писателем. Когда-то в юности он написал неплохую книгу, но она не стала бестселлером и о ней быстро забыли все, кроме самого Карла и его родственников. Правда, она есть во всех университетских библиотеках. А один из его рассказов был напечатан в «Нью-Йоркере», но с тех пор прошло десять лет. Карл нигде не работал, он что-то писал время от времени – делал наброски к новой книге. Работа шла медленно, и у него начались нервные срывы. А для сохранения популярности он постоянно должен был присутствовать на каких-то тусовках, заводить знакомства, которые ни к чему не приводили. И однажды он решил, что надо покорять Голливуд. Эта идея осенила его во время очередного выписывания чеков на ежемесячные расходы. Надо было решать – или ехать отдыхать всей семьей на океан, или отправить Дженнифер в Европу с классом для стажировки в немецком и французском. То есть выбрать что-то одно, так как два мероприятия совместить не удавалось.
– Черт, – сказала тогда Рейчел, – я получаю самые высокие гонорары в Вашингтоне, Виргинии и Мэриленде и почему-то не могу себе позволить жить так, как мне хочется! Это все инфляция виновата!
Карл насупился и сказал:
– Это не инфляция. Просто мы живем на одну зарплату. А надо жить на две. Я решил завязать с литературой и…
Честно говоря, Рейчел подумала, Карл скажет, что пойдет преподавать в университет, куда его давно приглашали. Она на секунду почувствовала прилив беспредельного счастья. В ее мозгах молнией сверкнули радужные перспективы: Карл преподает в Джорджтаунском университете, Дженнифер сможет учиться там бесплатно, а Рейчел, облегченно вздохнув, не будет хвататься за все, а начнет тихо и без суеты вести одно-два дела в год и свободное время посвящать семье и самообразованию, будет ходить на концерты с Дженнифер, поступит на курсы мексиканской кухни… Она всегда мечтала научиться хорошо готовить. А может быть, родить еще малыша? Но в тот момент, когда перед ее глазами уже предстала умилительная картина голубого одеяльца и розовой мордочки младенца, Карл закончил начатую фразу:
– …начну писать сценарии для Голливуда. Это действительно большие деньги. Я наконец-то смогу вас обеспечить. Я уже продумал план.
Что за план продумал Карл, Рейчел уже не слушала. Она только с улыбкой кивала, стараясь сдерживать слезы. Нельзя сказать, что Рейчел не верила в талант своего мужа или тяготилась ролью кормилицы семьи. Она просто устала постоянно жить в ожидании чего-то несбыточного. И в глубине души считала, что Карл не такой уж гений, чтобы позволять себе не ходить на работу. Бесспорно, он был очень одарен. Он обладал острой наблюдательностью и отточенным стилем. Каждая его фраза напоминала маленькую икебану из слов и рождала удивительные ассоциации. Но все, что он писал, было несколько легковесно и скучновато. Слишком изысканно и слишком неинтересно для большинства людей. Его герои были насмешливы и эгоистичны, слишком зациклены на себе и окружали себя туманом недосказанности, за которым ничего не чувствовалось. В общем, если бы Карл не был Карлом, ее любимым мужем, ее единственным мужчиной, она примерно бы так охарактеризовала его творчество. Но в случае с Карлом Рейчел говорила себе: я недостаточно подкована, чтобы профессионально рассуждать о литературе. Хотя ей на ум тут же приходили примеры более известных литераторов, которые легко совмещали писание книг с работой в университете, издательстве или на телевидении, содержали свою семью, да и не одну. И это никак не обесценивало их индивидуальности и таланта. Они спокойно выпускали в год по одной книге.
Однако, когда у них с Карлом было все хорошо, эти мысли и сравнения сходили на нет. Когда они с Карлом возвращались вдвоем с какой-нибудь вечеринки или из кинотеатра и медленно шли пешком до машины, а потом ехали по ночной дороге (обычно за рулем сидела трезвая Рейчел), то его возбуждение от проведенного вечера было заразительно острым. Карл всегда блистал в светской беседе, а Рейчел всегда ему соответствовала. Они одинаково воспринимали окружающих, любили одни и те же книги и фильмы. После такого приятного вечера у них был хороший секс. И утром перед работой Рейчел, с легкостью вскочив, готовила завтрак всей семье и напевала, выбирая костюм для работы. Грустные и критические мысли посещали Рейчел, когда у них были ссоры. К сожалению, ссоры случались довольно часто. Самое неприятное в Карле было его странное умение завести Рейчел перед ее ответственным выступлением или событием. Он начинал цепляться к ней, говорить гадости и дело кончалось скандалом и несколькими днями молчания. Поэтому было испорченно не только время подготовки к событию, но и триумф победителя. Каждый раз после блестящей победы в суде Рейчел ожидало напряженное молчание дома. И чем больше звонков с поздравлениями было на их автоответчике, тем дольше не наступало примирение.
– А тебе не кажется, что это элементарная зависть? – вдруг спросила Эмма у Рейчел, когда они за чашкой кофе обсуждали очередной семейный скандал.
– Не думаю… Что ему завидовать? Я же не пишу книги. У нас разные сферы влияния. Просто он так за меня волнуется. Ему кажется, что я недостаточно серьезно готовлюсь к выступлению в суде…
– Послушай, какого черта?! Ты всегда была отличница, энергия у тебя бешеная, за секунду ты можешь собраться с мыслями. Пускай он за себя волнуется, а тебя оставит в покое. Нет, какое счастье, что мы живем с Джимом раздельно! С моим характером быть замужем – значит добровольно обречь себя на пытку.
Рейчел молчала. Даже поссорившись с Карлом, она не могла представить себя одной. Излив душу подруге и вдруг поняв, что она любит мужа, Рейчел стремилась домой. Она подходила к Карлу и, обняв его, шептала:
– Ну хватит дуться, прости меня. Я тебя люблю…
Карл обиженно отвечал на ее поцелуй. Примирение было подписано. Но секса в эту же ночь не происходило. Карл милостиво допускал Рейчел до себя только на другой вечер. Была у него еще одна неприятная черта – он отказывался от секса, если ему чего-то хотелось получить от Рейчел. По разговорам коллег она знала, что так обычно ведут себя женщины. Будучи страстной и любвеобильной, Рейчел никогда добровольно не отказывалась от ночи любви. Если честно, ей хотелось заниматься любовью каждый день, а то и чаще. Так и было, когда они с Карлом поженились. Но после рождения дочери Карл начал капризничать и увиливать – вовсе не потому, что ему это было не нужно. Просто таким образом он диктовал Рейчел свои условия игры. Но влюбленность Рейчел и радость от близости сводила на нет неприятный осадок от подобных манипуляций супруга. А к его главному недостатку – скупости Рейчел и Дженнифер тоже приспособились и даже превратили это в предмет милого подтрунивания. Карлу деньги был нужны постоянно – для рекламы, собственного сайта в Интернете, аренды залов для выступлений и банкетов с возможными критиками и издателями. Он был членом разных элитных клубов, куда ежемесячно нужно было вносить немалую сумму. Но эти, как он говорил, вложения не считались расходами. Расходами считались деньги на отдых, покупку нарядов для жены и дочери, продукты из дорогого магазина, походы в ресторан всей семьей или с кем-то, кроме него. Он ругал Рейчел за то, что она не делает сбережений, но когда сбережения появились – а это были деньги на образование Дженнифер, – то настало время для новых обид и любой разговор начинался со слов: «Ты не могла бы заимообразно дать мне денег со счета Дженнифер, а потом мы доложим…»
При всей своей любви к мужу Рейчел начала тяготиться их денежными склоками, и, когда Карл заявил, что на время уезжает в Лос-Анджелес, она даже обрадовалась. Было решено отсылать Карлу чек на его месячные расходы, состоявший из половины заработков Рейчел. Главное, он будет там самозабвенно трудиться, а видеться они будут на праздники. И это будут настоящие праздники любви. А Дженнифер может поехать к папе на летние каникулы – это здорово, в Лос-Анджелесе роскошные пляжи. Но им удалось приехать только на одно лето. Карл снял маленькую студию, но в дорогом районе. Он считал, что встреча в местной зеленной лавке может быть судьбоносной: «Представь, я захожу, а там Спилберг…». Рейчел и Дженнифер остановились в отеле, а так как им вовсе не обязательно было встречаться со Спилбергом, то отельчик был более чем скромный. Пока Дженнифер сидела на пляже, Рейчел прибегала к Карлу и торопливо исполняла свои супружеские обязанности – собственно, это можно было назвать утолением жажды после странствий по пустыне. Но утоление было не счастливым смакованием, а лихорадочным заглатыванием, потому что Рейчел боялась за Дженнифер, сидевшую в одиночестве на берегу океана. После одного раза дневного секс-спринта Рейчел бежала на пляж, а спустя час туда неторопливо приходил Карл. Дженнифер к тому времени одна уже не сидела, а обрастала стайкой местных загорелых парней, что пугало Рейчел еще больше. Совместных трапез тоже не получалось, маленькая студия не была рассчитана на троих, а походы в рестораны раздражали Карла. Он время от времени зло смотрел на Рейчел и Дженнифер и говорил: «Вы такие тощие, а так много жрете. Может, у вас что-то не в порядке с обменом?». В последнее Рождество Карл не приехал. Обиделся. До этого у них был довольно неприятный разговор по телефону. По отдельным высказываниям мужа Рейчел догадывалась, что подобный разговор не за горами. В последнее время Карл писал ей о том, что пробиться в Голливуд ему сложно, но есть шансы. Он уже встречался кое с кем, но главное – надо найти хорошего агента. То есть заплатить за раскрутку. Зато, когда все получится и сценарий купят, он получит такие огромные деньги, что Рейчел может вообще не работать или работать только для своего удовольствия. Рейчел сразу поняла, что вторым туром переговоров будет выпрашивание денег. Но она не могла представить, на какие деньги Карл рассчитывает. Дженнифер первый семестр училась в Джорджтаунском университете. Это было очень престижное частное учебное заведение. Через год можно было рассчитывать на стипендию, но при условии, что Дженни сдаст все экзамены на отлично. Рейчел мечтала дать дочери не просто хорошее, а блестящие образование. Такое же, какое получила сама. Конечно, родители не обязаны платить за учебу детей, но отец Рейчел так не считал, когда она училась в Гарварде. После получения первого большого гонорара Рейчел захотела вернуть отцу хотя бы часть денег за свою учебу. Но судья Бевис покачал головой: «Я рад за тебя, дочка. Ты не посрамила нашей фамилии. Я боялся, что будут говорить: конечно, это ее папаша тянет. Поэтому мне не хотелось, чтобы ты становилась юристом, и я не помогал тебе с работой. Но ты всего добиваешься сама. И теперь я тобой горжусь. В нашей семье все женщины имеют прекрасное образование. Если ты дашь своей дочери такое же, значит, мы с тобой в расчете».
Из-за расходов на нужды мужа Рейчел не стала отсылать Дженни учиться далеко от дома. По крайней мере, не надо платить за дорогу и общежитие, хоть в чем-то экономия. Все расходы были расписаны до цента. Рейчел предполагала, что Карл попросит ее занять деньги у отца. Это было очень сложно. Отношения тестя с зятем были, мягко говоря, не самые теплые. Чтобы как-то смягчить удар, Рейчел уже несколько раз съездила в Филадельфию к родителям в гости. Карл действительно попросил денег. Но совсем из другого источника.
– Рейчел, а почему бы Дженнифер не взять на год академический отпуск и не поработать? Ей же всего семнадцать. Еще успеет отучиться. И потом, она такая инфантильная, типичная маменькина дочка. Все студенты учатся в других городах, а она живет с тобой и ходит в университет, как в школу. Так она никогда не станет взрослой…
– Подожди, я не понимаю, что значит взрослой? Научится пить, принимать наркотики и начнет жить половой жизнью? Ты это имеешь в виду? Об академическом отпуске не может быть и речи. Если она сдаст сессию, то на следующий год ей могут дать стипендию и мы будем меньше платить, а то и совсем не будем.
– Ну это еще неизвестно. Понимаешь, в данном случае надо принимать во внимание интересы всей семьи, а не завышенные амбиции твоего папы. Дженнифер звезд с неба не хватает, у нее довольно средние способности, а вот я могу упустить один шанс из тысячи и моя жизнь будет загублена… Понимаешь?
– Я не понимаю, при чем здесь наша дочь? И с чего ты взял, что у нее средние способности? Она училась в школе только на «отлично», ее сочинение признано лучшим за всю историю школы, а профессор английской литературы предложил ей публикацию в университетском сборнике. Сейчас она начала учить русский язык, ходит на семинар по русской литературе – хочет заниматься Набоковым. Ты много знаешь семнадцатилетних подростков, читающих Набокова?
– Тоже мне, Лолита… Ненавижу этот роман. Зачем ей Набоков и русский язык? Здесь полно русских иммигрантов, она все равно не будет так хорошо говорить, как они. Мы отвлекаемся… Я нашел агента, и мне нужны деньги. Хотя бы тысяч сорок…
– Подожди. У меня два дела об убийстве. Через несколько месяцев я получу нужную сумму. Это так срочно?
– Не плати сейчас за второй семестр.
– Это исключено.
– Ты это серьезно? Рейчел, это вопрос жизни и смерти. Я… у меня нет слов. Это предательство с твоей стороны, понимаешь…
– Карл, милый, приезжай на Рождество, мы все обсудим. Я попрошу денег у папы.
– Мне не нужны подачки от твоего отца. И, кстати, я у него уже просил, и мы окончательно поругались.
– Ты просил у папы? Зачем? Я бы все утрясла сама…
– Знаешь, свои адвокатские приемы продолжай оттачивать в суде, а не со мной. Или ты считаешь меня дебилом, не способным общаться с людьми?
– Но ты ведь ничего не добился, в результате…
– Только потому, что мне достались подлые родственники… – И Карл бросил трубку.
Рейчел затрясло после такого разговора. Карл просто сошел с ума. Покусился на самое святое. Рейчел очень любила Карла, но дочка… это совсем другое. Когда Дженни родилась, Рейчел показалось, что она тоже родилась заново. Это было какое-то новое ощущение счастья. Маленький комочек, чья жизнь зависела только от воли взрослых людей, беззащитный голыш, жадно сосущий грудь, он может вырасти кем угодно. Но Рейчел хотелось, чтобы ее малыш стал ей не просто дочкой, а настоящим другом. Ведя дела в суде, она поняла одно – родственные связи ничего не значат в современном мире. Родители насиловали детей, братья грабили сестер, мужья убивали жен… Она видела, как из-за денег, вожделения и амбиций губились жизни, рушились отношения, ломались судьбы. И только дружба – бескомпромиссная и бескорыстная – выдерживает испытание славой, деньгами и властью. Конечно, и дружеские связи рушились…
Но все-таки человек, создавая дружеские отношения по своему желанию, свободен в выборе и потому чаще всего поступает по благородной справедливости. Рейчел знала, что никто не обязан тебя любить, но, если между людьми возникла взаимная симпатия, доверие и общность взглядов, такие отношения сильнее и дороже любой самой страстной любви и родственной привязанности. Поэтому все эти годы она старалась стать другом своей дочери и поступала с ней так, как поступает верный друг, а не обожающая или строгая мамаша.
В апреле Дженнифер исполнилось восемнадцать лет. Карл позвонил, поздравил дочь и извинился, что не может приехать. В начале мая он должен показать синопсис сценария продюсеру. У него их несколько, но, какой именно подойдет, он не знает. На всякий случай надо иметь парочку уже готовых сценариев, а не только синопсисов. В общем, сейчас самая запарка. Но летом они обязательно увидятся. Рейчел взяла трубку и грустно спросила:
– Ты все еще сердишься?
– Нет, – ответил Карл, – я обошелся. Мне дали в долг мои новые друзья. Мир, знаешь, не без добрых людей.
– Так когда мы увидимся? На Пасху? На День независимости?
– Пасха будет через две недели, созвонимся… – И Карл повесил трубку.
Перед сном, когда возбужденная Дженнифер не могла заснуть, рассматривая подарки, Рейчел зашла к ней в комнату пожелать спокойной ночи.
– Мне очень жаль, что папа не приехал, – сказала она.
– Да ничего, я привыкла, – снисходительно ответила Дженнифер. – Он никогда особо не напрягался ради нас.
– Зачем ты так говоришь? Это твой отец, надо любить его таким, какой он есть.
– Если ты мне объяснишь, зачем вообще нужен отец, я пойму и про дочернюю любовь.
– Дженни, что с тобой? Ты уже стала взрослой и начала ставить вопросы ребром? Отец нужен для защиты, поддержки, помощи, для мужского начала. Знаешь, инь и ян… они дополняют друг друга и в мире царит гармония…
– И ты серьезно говоришь мне эту дребедень? Даже не улыбнувшись? Какая гармония, когда вы все годы собачились из-за денег и кто кого умнее… Моей защитой и поддержкой была всегда ты, не говоря уже о деньгах. Когда я была маленькая, папа вообще меня не замечал, потом вдруг ему стало интересно рассказывать мне разные истории. Ведь я не спорила с ним и не перебивала его, как ты. А потом он уехал жить в Калифорнию. И, если честно, без него стало намного спокойнее. По крайней мере, когда мы приходим с шопинга, не надо прятать покупки и рвать магазинные пакеты в мелкие клочья.
Рейчел стояла как громом пораженная. Она никогда не замечала таких негативных сторон семейной жизни. Ну спорили, ругались, а где не ругаются. А какой прекрасный секс у них был, особенно вначале…
– Дженнифер, есть такие стороны отношений, которые ты пока не можешь понять, но они цементируют семью…
– Это ты о сексе? Ради этого не стоит замуж выходить… Потрахались и разошлись. Ты спишь с отцом раз в полгода и вся извелась из-за этого.
А была бы ты свободна, то могла бы иметь секс каждый день и с разными парнями… Рейчел онемела.
– Дженни, ты уже не девушка? – спросила она упавшим голосом.
Дженнифер засмеялась и бросилась матери на шею.
– Девушка. Еще девушка, хотя целовалась довольно часто. Просто я журналы читаю, смотрю кино и вообще, наше поколение по-другому относится к таким вещам. Кстати, в нашем классе я была единственной старой девой… Беда всех отличниц. На личную жизнь не остается времени…
По дороге в тюрьму Рейчел почему-то вспомнила этот разговор. Сегодня Дженни сказала, что идет с подругой и двумя парнями потусоваться. А вдруг она решит начать новую жизнь… То есть половую. Ну и что, она уже совершеннолетняя. И, кажется, имеет представление о сексе куда более обширное, чем Рейчел в ее годы. Не надо думать о плохом, тогда ничего не случится. Надо думать о хорошем. О работе, например. Да, это очень хорошее – ее клиентка Глэдис Коллинз подозревается в убийстве мужа. У нее нет алиби. Единственное спасение в том, что они с мужем были примерными супругами. Но, как выясняется, со стороны может все выглядеть не так… Рейчел верила, что Глэдис не убивала мужа. Она всегда это чувствовала. Профессиональная интуиция никогда ее не подводила. Самое неприятное в деле было то, что Глэдис поехала в момент убийства встретиться со своим бывшим бойфрендом и скрыла это от мужа. Чтобы его не расстраивать. Ей захотелось посмотреть на парня, который ее бросил. Захотелось, чтобы он увидел ее счастливой и довольной. Надо найти всех, кто ее видел в этот момент. Но, как назло, ни официантки из бара, где они сидели, ни служащие аэропорта не обратили на эту пару никакого внимания. Они встречались в Национальном аэропорту в Вашингтоне, и народу там было столько, что всех запомнить невозможно. И все-таки Рейчел надеялась, что ей повезет. Вдруг какой-нибудь служащий подтвердит, что видел Глэдис в аэропорту. В этот момент зазвонил мобильник.
– Рейчел, это следователь Фрэнк Бишоп. Мы нашли убийцу. Это был родственник соседей, он хотел ограбить Коллинзов, думал, что они вдвоем поехали в аэропорт. Наткнулся на хозяина, в общем у парня были проблемы до этого, соседи никому не говорили… Вашу подозреваемую выпустят хоть сейчас. Ордер на освобождение я послал по факсу. Может, захватите оригинал у прокурора?
Рейчел набрала номер прокурора Джонса, своего давнего друга.
– Ну и как это называется, Эшли? Опять вы держали в тюрьме невинного человека… Я подам на вас жалобу…
– А нечего твоей мадам было бегать на свидание к бывшему любовнику… Сидела бы дома – и все бы были довольны. И мужа бы не убили… Так что ей было полезно проветриться…
– Какая ты сволочь, Эшли! Женоненавистник! Тогда бы и ее убили вместе с мужем! Распорядись, чтобы ее сейчас отпустили, я оформлю бумаги завтра. Хоть тут прояви доброту…
