Текст книги "Потерянные Евангелия. Новые сведения об Андронике-Христе"
Автор книги: Глеб Носовский
Соавторы: Анатолий Фоменко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
50. Евфрат-Иуда жаден, выпрашивает у правителя деньги и обрушивается с обвинениями и клеветой на Аполлония-Христа
Если Евфрат – это евангельский Иуда Искариот, то должна всплыть тема его жадности, тема неправедных денег. И действительно, она появляется. Причем практически сразу, как только Филострат начинает свое повествование о Евфрате. Во время беседы римского императора с Аполлонием, Евфратом и Дионом, происходит следующая многозначительная сцена. Император предлагает Аполлонию подарки, но тот отказывается со словами: «Лучше позаботься об этих вот людях, государь, – ПОХОЖЕ, ИМ ЧТО-ТО НУЖНО, – и он указал на Евфрата и его товарищей, коим император и велел просить смелее… Он обратился к Евфрату, У КОЕГО БЫЛО УЖЕ СОСТАВЛЕНО ПИСЬМЕННОЕ ПРОШЕНИЕ – прошение это он подал государю, чтобы тот прочитал его про себя, но государь, желая каждому дать высказаться, прочитал написанное вслух: Евфрат просил и за себя, и за других, А В ПОДАРОК ПРОСИЛ ДЕНЬГИ И ЗАЕМНЫЕ ПИСЬМА. Тут Аполлоний со смехом промолвил: „Выходит, проповедуя народоправство, ТЫ СОБИРАЛСЯ СТОЛЬКО ВСЕГО ВЫПРОСИТЬ У САМОДЕРЖЦА?“
Вот с этого-то происшествия, как я выяснил, И ПОШЕЛ РАЗДОР МЕЖДУ АПОЛЛОНИЕМ И ЕВФРАТОМ. Когда император уехал, они схватились друг с другом в открытую: ЕВФРАТ ЯРОСТНО БРАНИЛСЯ, Аполлоний мудро уличал. Все, в чем обвинял он Евфрата, преступившего философские правила, можно узнать из писем Аполлония к Евфрату, коих множество, а сам я об Евфрате распространяться не намерен… Что же до рассказа, будто во время препирательства ЗАМАХНУЛСЯ ОН НА АПОЛЛОНИЯ ПАЛКОЙ, да так и не ударил, то такой итог многие приписывали увертливости побиваемого, а по-моему, его следует приписать здравому смыслу: благодаря коему ОБИДЧИК все-таки сдержал и победил свой гнев» [876:2a], с. 114–115.
Отсюда ясно видно, что Евфрат-Иуда был жаден до денег, не стеснялся их выпрашивать, перестал уважать своего учителя Аполлония, даже замахивался на него палкой, бранился и вообще обижал. Тот отвечал ему спокойно, не опускаясь до брани.
Евфрат не гнушался и низкими интригами против своего прежнего покровителя Аполлония. Вот один из таких примеров. «Тут же Дамид описывает одно предприятие Евфрата – по нашему разумению, не столько ребяческое, сколько НЕДОСТОЙНОЕ ЗВАНИЯ ФИЛОСОФА. Евфрату не раз доводилось слышать, что Аполлоний хочет сравнить египетскую мудрость с индийской, и вот он (Евфрат – Авт.) послал к Нагим Фрасибула из Навкратиса, ДАБЫ ТОТ ОКЛЕВЕТАЛ ТИАНИЙЦА (Аполлония – Авт.). Тот явился… и рассказал, что собирается-де к ним тианиец и что будет-де у него с ними изрядное прение, ибо мнит он себя мудрее премудрых индусов, коих поминает при каждом слове, и что готово-де у него для Нагих десять тысяч обвинений и что не уступит-де он ни солнцу, ни небу, ни земле, ИБО САМ ИМИ ДВИЖЕТ И ПРАВИТ, И ВОРОЧАЕТ, КАК ХОЧЕТ. Измыслив все это, навкратиец ушел, а Нагие поверили, что рассказал он правду» [876:2a], с. 120–121.
Таким образом, Евфрат оклеветал Аполлония. Когда Аполлоний явился к Нагим, те стали уклоняться от встреч и бесед с ним, ссылаясь будто бы на занятость. Так продолжалось довольно долго, пока, наконец, ложь и клевета Евфрата не всплыли на поверхность. Когда все прояснилось, Аполлоний был весьма изумлен и сильно задет этой историей. Летописец Дамид-Матфей выразился по сему поводу так:
«Тут не обошлось без ПОДЛОГО ПЛУТОВСТВА» [876:2a], с. 121.
Когда подлость Евфрата вскрылась, то «Аполлоний оставался в изумлении от этих слов, ибо ничего не слыхал об изветах Фрасибула и Евфрата, но затем, как и всегда с ним бывало, сообразил, что именно случилось и отвечал: „А вот индусам, Феспесион, и огорчаться бы не пришлось, ибо… они и слушать бы не стали ЕВФРАТОВА ВРАНЬЯ!
Что до меня, то НИКАКОЙ ЛИЧНОЙ ВРАЖДЫ С ЕВФРАТОМ У МЕНЯ НЕТ, НО ПОНАЧАЛУ ОТВРАЩАЛ Я ЕГО ОТ СТЯЖАТЕЛЬСТВА И ПОРИЦАЛ ЗА СТРАСТЬ ИЗ ВСЕГО ВЫКОЛАЧИВАТЬ ДЕНЬГИ, а затем понял, что советы мои ему без пользы и следовать им он не в силах, – однако он почел это для себя бесчестием и ТЕПЕРЬ НЕ УПУСКАЕТ СЛУЧАЯ МЕНЯ ОКЛЕВЕТАТЬ. Ежели все его изветы против нрава моего показались вам убедительны, знайте: вас он опозорил больше, чем меня… ИЗ-ЗА ЕВФРАТА вы перестали быть мудрецами. Разве могут почитать себя мудрецами ОБМАНУТЫЕ ВРАЛЕМ? Разве не отступились они от мудрости ради ЛЖИ ЛЖЕЦА?… Я ОКЛЕВЕТАН И НАДОБНО МНЕ ОТБИТЬСЯ ОТ КЛЕВЕТНИКОВ!“ – воскликнул Аполлоний» [876:2a], с. 128–129.
Нападки Евфрата на Аполлония не прекращались, а только усиливались. Филострат сообщает: «Когда Аполлоний воротился из Эфиопии в Александрию, то начался у него раздор хуже прежнего, так что ДНЯ НЕ ПРОХОДИЛО БЕЗ СПОРА. Впрочем, словопрения Аполлоний доверял Мениппу и Нилу, а сам лишь изредка тратил время на Евфрата» [876:2a], с. 138.
Итак, Евфрат-Иуда далеко ушел от прежнего своего состояния почтительного ученика и превратился в злобного ненавистника, стремящегося всеми средствами разрушить влияние Аполлония-Христа. Все это прекрасно отвечает евангельской характеристике Иуды Искариота.
Тема денег, как-то связанных со смертью Аполлония-Христа, звучит на страницах Филострата еще и в таком виде. Сразу после перечисления разных версий гибели Аполлония и его Воскресения, Флавий Филострат неожиданно говорит следующее: «Дамид пришел посоветоваться о деньгах – после путевых издержек денег осталось самая малость. „Завтра я об этом позабочусь“, – пообещал ему Аполлоний, а на следующий день, ЯВИВШИСЬ В ХРАМ, СКАЗАЛ ЖРЕЦУ: „ДАЙ МНЕ ТЫСЯЧУ ДРАХМ ИЗ ЗЕВСОВЫХ ДЕНЕГ, ежели не опасаешься, что такой заем для него в тягость“. – „Отнюдь, ОТВЕЧАЛ ЖРЕЦ, – но скорее будет ему в тягость, ежели не возьмешь ты побольше“» [876:2a], с. 190–191.
В книге «Царский Рим в Междуречье Оки и Волги» мы отмечали, что старинные летописцы, близкие к раввинско-иудейской традиции, иногда путали Христа и Иуду Искариота. След такой путаницы всплывает сейчас и у Филострата. Он ошибочно счел, что сам Христос ЯВИЛСЯ В ХРАМ И ПОТРЕБОВАЛ ДЕНЕГ, А ЖРЕЦ ХРАМА ТУТ ЖЕ ВЫДАЛ ПРОСИМОЕ, причем предложил даже взять побольше. На самом же деле, как мы теперь понимаем, в храм явился Иуда Искариот и взял от первосвященников, то есть жрецов храма, плату за предательство Иисуса. Причем, по Филострату, просителю были выданы не какие-нибудь, а именно ЗЕВСОВЫ ДЕНЬГИ. Но ведь «античный» Зевс, как мы уже неоднократно говорили, это одно из отражений Андроника-Иисуса. Следовательно, тут речь идет об ИИУСОВЫХ ДЕНЬГАХ. Получается, что речь шла о ПЛАТЕ ИУДЕ ЗА ПРЕДАТЕЛЬСТВО ИИСУСА. Но Филострат уже подзабыл суть дела.
Поэтому об иисусовых-зевсовых деньгах, выданных жрецом в храме, упомянул, а вот кому их вручили – запутался. Вместо Иуды ошибочно назвал самого Иисуса.
Кстати, в труде Флавия Филострата лишь об Евфрате говорится, что он очень жаден. Больше ни одного подобного персонажа не описано. И в Евангелиях тоже лишь про Иуду сказано, что он был жаден и предал ради денег.
Тема исключительной жадности Евфрата-Иуды ярко представлена и в «Письмах» Аполлония Тианского. Так именуют несколько кратких текстов, написанных и направленных будто бы самим Аполлонием к разным людям. Среди них есть несколько посланий к Евфрату-Иуде. В них, в частности, говорится следующее.
«К Евфрату:… ТЫ И ТАК УЖЕ СКОПИЛ МЕГАБИЗОВЫ БОГАТСТВА…
Отправился ты, имея при себе лишь одежу да седую бороду по пояс… Как же вышло, что нынче ты приплыл на корабле, БИТКОМ НАБИТОМ СЕРЕБРОМ И ЗОЛОТОМ, и всяческой рухлядью, пестрым тряпьем и прочими побрякушками, не говоря уже о спеси, бахвальстве и злонравии? Что это за товар и что за новый способ торговли?…
Вот тебе слова из послания императора: „ЕВФРАТ УРВАЛ И СНОВА УРВАЛ“…
Я спрашивал богачей, ожесточаются ли они сердцем, и они отвечали: „А как же иначе?“ Тогда я спрашивал о причине таковой неизбежности – и они винили богатство. „НУ, А ТЫ, ГОРЕМЫКА, ЛИШЬ НЕДАВНО ВЫСКОЧИЛ В БОГАЧИ“» [876:2a], с. 198–199.
Последнее замечание Аполлония становится теперь понятно. Действительно, Иуда «стал богатым», то есть получил свои тридцать сребренников за предательство буквально перед самым арестом Христа, то есть «лишь недавно».
Далее Аполлоний вплетает в тему денег также свое осуждение Евфрата за то, что тот, оказывается, оговаривал Пифагора. То есть, как мы теперь понимаем, Аполлония-Христа. Сказано так: «К Евфрату: Премудрый Пифагор тоже был из божественного племени! А вот ты все еще, по-моему, весьма далек от любомудрия… ИНАЧЕ НЕ СТАЛ БЫ ТЫ НИ ОГОВАРИВАТЬ САМОГО ПИФАГОРА, ни упорствовать в ненависти к кому-либо из его последователей. Тебе следует заняться чем-нибудь другим, ибо в философии ты дал промашку…
Кое-кто бранит тебя, ЗАЧЕМ ТЫ ВЗЯЛ ДЕНЬГИ У ИМПЕРАТОРА» [876:2a], с. 206.
Таким образом, трудно сомневаться в том, что в образе Евфрата на страницах Филострата выведен евангельский Иуда Искариот.
51. Прокуратор Понтий Пилат описан как римлянин Элиан. Он, давно любивший Аполлония-Христа, арестовывает его, но все-таки хочет спасти
Двинемся дальше по тексту Филострата. Мы уже познакомились с мотивом преследования Аполлония-Христа, с его отказом бежать, с темой надвигающего суда над Аполлонием, а также поняли, что на страницах Филострата появляется Иуда Искариот, оклеветавший Аполлония-Христа. Любопытно, что сейчас появится еще одно отражение Иуды – некий, не названный по имени, доносчик, по лжесвидетельству которого Аполлония и арестовывают.
Одновременно с этим на страницах Филострата возникает важное государственное лицо – римлянин Элиан, держатель государева меча при императоре Домициане. Мы увидим, что образ Элиана впитал в себя сведения о евангельском Понтии Пилате. Элиан-Пилат судит Аполлония-Христа, но в то же время настроен к нему весьма доброжелательно и хочет спасти его от казни. Правда, безуспешно.
При этом держатель меча Элиан очень опасается римского императора, которому служит. Надо сказать, что в новозаветной версии за спиной прокуратора Понтия Пилата, на заднем плане, тоже маячит мрачная фигура римского императора Тиберия, которому подчиняется Пилат и страх перед которым не позволяет в итоге Пилату спасти Иисуса.
Кстати, напомним, что ранее Римом именовали Царь-Град, и лишь позднее Римом стали называть Русь-Орду XIII–XVI веков. См. нашу книгу «Начало Ордынской Руси».
Обратимся теперь к Филострату. После описанной беседы с Деметрием-Деметрой, «отплыв от Дикеархии, они (Аполлоний-Христос и Дамид-Матфей – Авт.) на третий день достигли устья Тибра, откуда уже совсем близко до Рима. Держателем государева меча был в ту пору Элиан, который познакомился с Аполлонием еще в Египте и ПРЕЖДЕ ВЕСЬМА ЕГО ЛЮБИЛ, ХОТЯ И НЕ ВЫСТУПАЛ В ЗАЩИТУ ЕГО ПЕРЕД ДОМИЦИАНОМ, ибо должность ему того не позволяла, – поистине, как было ему заступаться за человека, коего император вознамерился предать суду… Однако же все УЛОВКИ, коими можно был НЕЯВНО помочь Аполлонию, он употребил еще до прихода его, возражая поносной клевете…
Все эти разговоры Элиан вел с самодержцем (Домицианом – Авт.) еще до прихода Аполлония, а когда тот пришел, то ИСХИТРИЛСЯ ЛУЧШЕ ПРЕЖНЕГО и сделал так. АПОЛЛОНИЯ ОН ВЕЛЕЛ СХВАТИТЬ И ДОСТАВИТЬ К СЕБЕ, а доносчику, обвинявшего того в чародействе и колдовстве, сказал: „Прибереги себя самого и свои речи для государева судилища“… Тот хотел было говорить свои глупости дальше, но Элиан прервал его: „Оставь-ка ты меня в покое до суда! Я намерен самолично без твоей помощи дознаться, каков нрав у этого умника, так что ежели признает он свою вину, то прение можно будет сократить… а ежели станет он запираться, то будет ему судьею государь“.
Затем, удалившись в скрытную палату, где тайно вершились важные дознания, он отослал всех, сказав: „Уйдите прочь и не смейте подслушивать – такова государева воля“.
Оставшись, наконец, наедине с Аполлонием, Элиан обратился к нему с такими словами: „Был я, Аполлоний, совсем молод в ту пору… Я был тогда войсковым трибуном, но в бою уже проверен, и потому император взял меня с собою, а ТЫ ВСТРЕТИЛ МЕНЯ ВЕСЬМА ПРИВЕТЛИВО, и пока государь решал городские дела, отвел меня в сторону и, назвавши мое отечество, имя и род, предрек мне нынешнюю мою должность, почитаемую среди людей наивеличайшей и важнейшей всех прочих, вместе взятых. Да только мне от нее одни хлопоты и несчастья, ибо ОКАЗАЛСЯ Я СТРАЖЕМ ЖЕСТОКОГО ТИРАНА, А ПРИСЯГИ НАРУШИТЬ НЕ МОГУ – БОЮСЬ ГНЕВА БОЖЬЕГО!
ОДНАКО ЖЕ К ТЕБЕ Я РАСПОЛОЖЕН, что и так ясно из рассказа моего о начале нашего знакомства, – все это я помню И ПОЧТЕНИЕ МОЕ К ТЕБЕ НЕИЗМЕННО… Когда я сказал, что хочу без свидетелей допросить тебя о деле, в коем уличает тебя обвинитель, это была лишь невинная уловка, чтобы нам с тобой побеседовать с глазу на глаз, – итак, ВЗБОДРИСЬ МОИМ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВОМ и узнай о намерениях государя. Какой будет тебе от него приговор, мне неведомо, да только по нраву своему он из тех, которые осудить-то хотят, но без достоверных улик казнить стыдятся…
Что до меня, то мне надобно ВЫКАЗЫВАТЬ ТЕБЕ ПРИТВОРНЫЙ ГНЕВ, ИБО ЕЖЕЛИ ЗАПОДОЗРИТ МЕНЯ ГОСУДАРЬ В НЕБРЕЖЕНИИ ДОЛЖНОСТЬЮ, ТО УЖ И НЕ ЗНАЮ, КОТОРЫЙ ИЗ НАС С ТОБОЮ ПОГИБНЕТ ПЕРВЫЙ!“
Аполлоний отвечал так: „Разговор у нас честный… Ты столь благорасположен ко мне, что и опасность делить со мною готов… Поистине, Я МОГ БЕЖАТЬ ОТ ВАС В ЛЮБУЮ ОТДАЛЕННУЮ ОБЛАСТЬ, куда власть ваша не простирается… Однако я побоялся, что если не явлюсь я на суд, то буду повинен в вероломстве, ибо тогда погибнут мужи, коим из-за меня же и грозит опасность. Вот я и пришел оправдаться – а теперь скажи, в чем надобно оправдываться!“
„Донос составлен из многих и различных статей, – отвечал Элиан, – так что винят тебя и за твой наряд, и за прочие твои житейские правила, и за оказываемое тебе поклонение, и за то, что в Ефесе ты когда-то предсказал мор, да еще за словесное ОСКОРБЛЕНИЕ ВЕЛИЧЕСТВА… Но более всего государь доверяет извету, коему я в особенности не доверяю, ибо я-то знаю, что ты брезгуешь даже жертвенною кровью, а извет этот такой: ты якобы навестил Нерву… и там помогал ему наводить порчу на государя – ЗАКЛАЛ КАКОГО-ТО АРКАДСКОГО МАЛЬЧИШКУ и этим-то жертвоприношением еще пуще раззадорил Нерву, а дело было-де темной безлунной ночью… довели тебя до ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИЗМЕНЫ, поощрив вышеуказанное жертвоприношение. Итак, тебе надобно защищаться от всех перечисленных обвинений…“
Элиан… пожелав Аполлонию бодрости духа, сам остался в уверенности, что тот неуязвим и что хоть лик Горгоны ему покажи – все ему нипочем. Затем, призвавши к себе чиновников, коим поручено было дело, он сказал: „Приказываю человека этого задержать и доложить государю о его прибытии и обо всех его разговорах“, – при этом он прикинулся, будто весьма разгневан, а затем воротился во дворец…
А тут войсковой трибун, отлично знавший Аполлония, затеял с ним разговор и задорно спросил, как это он попал в такую беду, и когда Аполлоний ответил, что не знает, возразил: „Зато я знаю: люди тебе поклонялись, и потому ПОШЕЛ НА ТЕБЯ ДОНОС, БУДТО ПОЧИТАЮТ-ДЕ ТЕБЯ НАРАВНЕ С БОГАМИ“. – „Кто же это?“ – „Да хотя бы я…“
Наконец Элиан снова призвал Аполлония И ВЕЛЕЛ ПОМЕСТИТЬ ЕГО В ТЕМНИЦУ, но содержать без оков, объяснив: „Это пока государь не выберет для тебя времени, ибо желательно ему прежде увидеться с тобою наедине“. Итак, Аполлоний покинул судилище и по дороге в тюрьму сказал Дамиду: „Побеседуем с узниками“» [876:2a], с. 154–157.
Итак, перед нами, очевидно, развернутое описание начала суда Пилата над Христом. Оно значительно детальнее, чем в канонических Евангелиях. Между прочим, оно хорошо согласуется и с так называемыми апокрифическими Евангелиями, рассказывающими о суде Пилата. Например, с Евангелием от Никодима. В нем говорится, что к Пилату явились Анна, Каиафа, Суммий, Датам и Гамалиил, Иуда, Левий, Нефталим, Александр, Сир и другие старейшины и обвинили Христа в нечестивых делах. Был предъявлен большой список обвинений. Обвинители потребовали суда над Иисусом. Пилат приказал привести Христа, причем «с кротостию», то есть без насилия. Когда Иисус вошел, то имперские римские знамена в руках знаменосцев сами собой преклонились перед Христом. Пилат испугался, поскольку знамена были государственным символом кесарской власти. Он приказал ввести Иисуса еще раз и передал знамена другим людям, заявив, что если и во второй раз знамена преклонятся, то он, Пилат, отрубит им головы. Но знамена снова сами собой склонились. Начинается разбирательство. В конце концов Пилат призывает Иисуса к себе для беседы один на один, без свидетелей. ОНИ БЕСЕДУЮТ С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ. Пилат убеждается, что вины за Иисусом нет и хочет отпустить его. Тогда иудеи выдвигают против Христа более серьезное обвинение – что он говорил хулу на кесаря, то есть на римского императора. Пилат, тем не менее защищает Христа. Иудеи раздражаются против Пилата, видя в нем защитника обвиняемого. В конце концов им удается сломить сопротивление прокуратора выкриками: «Царь наш – цезарь, а не Иисус». Пилат, поставленный, как имперский чиновник, в весьма тяжелое положение, и, опасаясь обвинений в измене кесарю, скрепя сердце, вынужден дать согласие на казнь Христа [307], с. 176–186.
52. Филострат по второму разу описывает вызов Аполлония-Христа на суд
Филострат отводит суду над Аполлонием много места. Скорее всего, он свел воедино несколько бывших у него отрывочных записей об этом важном событии. В результате, один и тот же факт встречается у него иногда по два или даже по три раза. Сейчас, например, мы увидим, что Филострат вновь возвращается к вызову Аполлония-Христа на суд Пилата, хотя уже рассказал нам об этом ранее. Причем не так давно, всего лишь несколькими страницами выше.
«На следующий день Аполлоний толковал в том же духе, однако был уже подослан к нему ОСВЕДОМИТЕЛЬ, дабы оповещать Домициана о речах его. Вид у этого осведомителя был мрачный, и твердил он, будто грозит Аполлонию некая превеликая опасность, а говорил он обиняками, как то в обычае у ДОНОСЧИКОВ, успевших добыть десятки улик. Аполлоний понял уловку и повел беседу так, чтобы доносителю от нее толку не было…
Случались в эту пору В ТЕМНИЦЕ и другие происшествия… но среди них не было ничего важного… Впрочем, Дамид, дабы ничто не забылось, записывал и всякую малость…
На заре пришел императорский посыльный писарь и возвестил: „По государеву повелению ты, Аполлоний, обязан в присутственное время явиться в Судебную палату, ОДНАКО ЕЩЕ НЕ ОТВЕТЧИКОМ, но желает государь взглянуть, каков ты есть, И ПОБЕСЕДОВАТЬ С ТОБОЙ НАЕДИНЕ“…
Он (Аполлоний – Авт.) смежил глаза… а на рассвете ПОМОЛИЛСЯ СОЛНЦУ… Явился посыльный писарь, зовя скорее отправиться к императору… „Идем“, – сказал Аполлоний и смело пошел вперед. По дороге сопровождали его четверо из охраны, но не стерегли каждый его шаг, а держались на приличествующем расстоянии. Следом шел Дамид, хотя и напуганный, однако по виду погруженный в раздумье. Все встречные глазели на Аполлония, любопытствуя его нарядом, да и святость самого его облика внушала изумление…
Так они (Аполлоний и Дамид – Авт.) беседовали, покуда не выдался у императора досужий час, так что, избавясь от всех дел, вознамерился он, наконец, поговорить с Аполлонием, который и был препровожден в государеву палату дворецкими служителями, не позволившими, однако же, Дамиду идти следом. Император был в масличном венке… двор этот весь был уставлен цветочными горшками – такие цветы ассирияне растят у себя под крышей… Прервавши священнодействие, император поворотился к посетителю и, изумленный его обликом, воскликнул: „Элиан, да ты привел ко мне какого-то НЕБОЖИТЕЛЯ!“» [876:2a], с. 160–163.
Начинается длительная беседа Аполлония с римским императором, якобы Домицианом. Подчеркнем, что она снова описывается как БЕСЕДА НАЕДИНЕ, С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ. Не исключено, что в данном сюжете в образ императора дали вклад сведения не только о Пилате, но и о евангельском царе Ироде, а также иудейских старейшинах, обвинявших Христа в государственной измене и других нечестивых деяниях. Император требует от Аполлония объяснений по поводу его участия в заговоре Нервы. Аполлоний категорически отрицает факт заговора и утверждает, что у него и в мыслях никогда не было покушаться на царскую власть.
Может возникнуть недоуменный вопрос – почему же Аполлоний отрицает свою вину, когда в предыдущих рассказах он вроде бы описывался как главный организатор заговора. Наше объяснение простое и вытекает из новой хронологии. Те, прежние, рассказы Филострата относились к эпохе Ирода I, когда, как мы видели, Аполлоний-Христос был еще мальчиком и стал невольным виновником избиения вифлеемских младенцев. Они погибли именно из-за него. А теперь мы находимся в самом конце жизнеописания Аполлония-Христа, в эпохе Ирода II. Здесь Христос уже взрослый. Тут никакого заговора со стороны Аполлония-Христа, конечно же, нет. Напротив, он сам становится жертвой коварного доноса, обмана и интриг против него. Но Филострат этого не понимает, и ошибочно считает, будто второй его рассказ является НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ПРОДОЛЖЕНИЕМ первого. Что совершенно неверно. Между ними зияет временнóй промежуток в несколько десятков лет. Поэтому Евангелия совершенно справедливо заявляют, что Христос был обвинен перед Пилатом ложно, что никакого заговора против власти и прежней веры он не организовывал. Иисус пал жертвой доноса и мятежа. Как мы уже знаем, кровавого бунта и государственного переворота в Царь-Граде = евангельском Иерусалиме, в 1185 году. См. книгу «Царь Славян».
Но вернемся к Филострату.
Несмотря на все уверения и объяснения Аполлония, император не верит ему. «И тут император ЖЕСТОКО НАДРУГАЛСЯ НАД АПОЛЛОНИЕМ – ВЕЛЕЛ ОСТРИЧЬ И ОБРИТЬ ЕГО, А ЗАТЕМ ЗАКОВАТЬ САМЫМ ЗЛОДЕЙСКИМ СПОСОБОМ. О волосах Аполлоний сказал: „Я и позабыл государь, что шерсть моя в опасности!“, а о кандалах: „Ежели я, по-твоему, колдун, что тебе толку в этих оковах?“…
Вот так описывает Дамид встречу, которая была у Аполлония и Домициана С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ ЕЩЕ ДО СУДА» [876:2a], с. 163–164.
Здесь стоит обратить внимание на еще одно упоминание о длинных волосах Аполлония-Христа.
Согласно Филострату, данная беседа Аполлония с императором разными летописцами описывалась по-разному. Встрече явно придавалось большое значение, бытовали разные мнения о том, что на самом деле произошло.
Филострат пишет: «Однако же кое-кто ЗЛОНАМЕРЕННО искажает названное происшествие, утверждая, будто Аполлоний прежде оправдывался, а лишь затем был заключен в оковы и острижен. Эти-то клеветники и состряпали некое послание… в котором представляют Аполлония падающим в ноги Домициану со слезною мольбою, дабы тот совлек с него кандалы… И еще: Аполлоний ушел из суда, выиграв дело, – как же мог он быть закован в кандалы после оправдательного приговора» [876:2a], с. 164.
Описанная сцена жестокого надругания над Аполлонием-Христом по приказу правителя хорошо нам известна из канонических Евангелий (Матфей 27:27–30). Это – известное бичевание Христа, см. рис. 1.78. Его связали, раздели, возложили на голову терновый венец, избивали. Так что описание Филострата хорошо соответствует евангельской версии.
