Текст книги "Теоретическая проверка"

Автор книги: Глеб Анфилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Не очень, – она зябко поежилась. Он обнял ее за плечи.

– Нет, я не о том говорю. Видишь ли, сегодня эксперимент удался в небывалом масштабе. Это почти чудо, что он удался. В это не верит даже твой брат. И Бригге не верит... В общем не верят мои же товарищи физики, которые знали о моей работе и участвовали в ней. И вот еще что:

этот эксперимент не закончен, он идет сейчас, в эту самую минуту. А начало его будет завтра утром.

– Конец?

– Начало... О, боже мой, пусть – конец, это неважно. Я опять не о том.

Главное вот в чем, слушай. Пока идет эксперимент, у меня есть двойник.

Она вздрогнула.

– Какой двойник?

– Обыкновенный двойник. В точности такой же человек, как я.

Она встревоженно взглянула ему в глаза.

– Только не бойся, – сказал он, – не думай, что я свихнулся. Сегодня же ты можешь подготовить публикацию о моем опыте. С кратким описанием и фотографией меня и Двойника. И чтобы завтра же это было в газете...

Тогда опыт невозможно будет замолчать...

Она опустила голову и держала его за руку. Решила, что возражать ему не надо. Лучше, пожалуй, согласиться. Он говорил:

– Ты мне веришь, Лита? Ты веришь?

– Можно тебе задать вопрос?

– Ну, конечно.

– Знают ли об этом...

– Ясно, – перебил он, – знают ли об этом мои институтские шефы. Да?

– Да.

– Мой начальник отдела и слышать не хочет об этой идее. Я работал на свой страх и риск. Вдобавок я не успел ничего подготовить, организовать. Тут ведь опыт над человеком, надо мной. Везде и всюду коллеги замахали бы руками, не разрешили бы, а уж раз это случилось, то устроили бы закрытую экспертизу, за неделю, не меньше. Все бы сомневались, боялись, не верили. Я их вполне понимаю. В науке быстро дела не делаются. Понимаешь, мне эта публикация нужна больше, чем тебе сенсационная находка. И срочно!..

– А зачем тебе срочность?

– Завтра явление прекратится, его уже не будет. Не будет Двойника. А опыт-то, наверное, уникален. Очень может быть, неповторим. Завтра будет поздно, потому что Двойника не будет... Вернее, меня не будет...

– Что?

– Ну да. Понимаешь, строго говоря, он – это настоящий я, а я – двойник, потому что он останется жить дальше, а я должен исчезнуть.

– Исчезнуть?

– Ну да, исчезнуть, – сказал ом озабоченно, – это необходимо и произойдет обязательно, но ты должна мне помочь, чтобы была достоверность, чтобы опыт не замолчали...

Лита мучительно соображала, что же ей делать. Что делать, когда близкий человек у тебя на глазах лишается разума!? Она поднялась со скамейки, потянула за руку:

– Хорошо, Май, пойдем.

Они пошли по аллее, и он ясно почувствовал, что она ему не верит и считает его сумасшедшим. У дверей редакции она сказала:

– Мне пора. Ты будешь дома?

– Очень скоро я и Двойник будем здесь, в редакции, – ответил он и повторил. – Я и Двойник. Извини меня...

Что было в газете

Иосс взял газету из рук потрясенного Климова. Еще раз прочитал дату, пристально вглядываясь в каждую букву, в каждую цифру. Сомнений быть не могло – рядом с заголовком напечатано завтрашнее число. Нет никаких следов подчистки, подрисовки.

Газета была свежая, видно, еще не читанная. Иосс развернул ее, разгладил, скользнул глазами по первой странице. Передовая "Гордое звание" о строителях, какая-то статья под заглавием "Широкий шаг", фотография здоровенного трактора. Иосс перевернул страницу – "Почин обрел крылья", "Верность делу" – ничего из ряда вон выходящего. Дальше – "Ансамблю Баршая сорок лет", фельетон "Пятна на солнце". И, наконец, словно электрический разряд пронизал Иосса: он увидел в газете фотографию удивительно знакомого лица. Кто это? Да это же Климов!

Климов собственной персоной!

Иосс не успел понять увиденное, не успел дальше разглядеть газету (а там, он угадал боковым зрением, было и еще что-то странное), как газета вылетела у него из рук. Климов, смотревший через плечо Иосса, вырвал ее, скомкал и выскочил прочь из комнаты.

– Пальто-то забыл, Андрей! – закричал вслед ему Иосс и, ничего не услышав в ответ, махнул рукой.

Собравшись с мыслями, Иосс пришел к выводу, что самое разумное было бы показать газету тому, у кого она украдена – Рубцову. И задать соответствующие вопросы. Но газеты нет, ее неведомо куда утащил сбесившийся Климов. Уж, конечно, не к Рубцову. Как быть? Все-таки, видимо, стоит позвонить Маю, хотя бы для того, чтобы известить его о пропаже странной газеты.

В телефонной трубке после первого же гудка он услышал:

– Добрый вечер, Иосс.

– Откуда вы знаете, что это я? Я же еще ни слова не сказал!

– Спасибо за то, что вы оказались благородным человеком.

– Что такое?

– Я знаю о том, что Климов выкрал из моего кабинета газету, – сказал Рубцов, – заходите ко мне, Николай, я все вам объясню.

– Ну и дела! – вздохнул Иосс. – Диктуйте адрес...

А Климов тем временем несся в такси в другой конец города. Сердце его стучало. Как он ненавидел Рубцова! В нем Климов видел главную причину позора, который, как он панически предчувствовал, неумолимо на него надвигался. Климов инстинктивно искал поддержки, поддержки единомышленника, того, кто был бы согласен с ним, не противоречил бы его себялюбию, но был бы сильнее его и авторитетнее. Поэтому Климову даже в голову не пришло извиниться перед Маем за кражу газеты н попросить разъяснении. Поэтому он ехал к профессору Барклаю.

Профессор сам открыл дверь квартиры.

– Приветствую вас, Федор Илларионович, – сказал Климов. – Простите великодушно за неурочное вторжение, но причина, побудившая меня к этому поступку, крайне необычная и требует срочных мер. – Климов вытащил из кармана газету, протянул ее профессору. – Будьте любезны взглянуть...

Барклай посмотрел на заголовок и недовольно произнес:

– Утренние газеты я читаю по утрам.

– Это, так сказать, завтрашняя газета, Федор Илларионович, вы еще ее не читали, взгляните на число, вот месяц, вот год, никаких подчисток нет...

– Этого не может быть, – сказал Барклай безапелляционно.

– Конечно, конечно, – поторопился согласиться Климов, – бесспорно.

– И, следовательно, перед нами фальшивка. Что дальше?

Климов получил то, к чему стремился – здоровый подход, железную логику вывода. Разумеется, фальшивка! Он пожалел, что столь простая и точная мысль не пришла в голову ему. Но раз фальшивка, молниеносно соображал Климов, то... Он затараторил:

– Фальшивка эта, Федор Илларионович, состряпана не кем иным, как небезызвестным Маем Сергеевичем Рубцовым, а цель ее – скандальное привлечение общественного внимания к своим бредовым идеям н дискредитация нашего отдела, руководимого вами. Эту, так сказать, газету он, видимо, каким-то способом сумел отпечатать, я полагаю, в значительном количестве и будет распространять среди наших сотрудников, а также на стороне... Вам достаточно посмотреть, что тут напечатано на третьей странице. Пожалуйста, Федор Илларионович... – Он опять подал Барклаю газету.

Снизу третьей полосы прямо на профессора смотрела фотография Климова, снятого во весь рост, с портфелем в руке и с выражением растерянности на лице. Под фотографией была подпись "Похититель секрета". Рядом была репродукция той самой газетной страницы, которую Барклай держал в руках. Подпись:

"Вот оно. "чудо". И справа еще одна фотография – два совершенно одинаковых Рубцова, между ними – хорошенькая девушка, все трое улыбались. И подпись: "Виновник необычного события кандидат физико-математических наук М. Рубцов, его двойник, и подготовившая этот репортаж сотрудница редакции А. Ускова".

Все это Барклай рассмотрел спокойно и молча. Он надел очки, сверкнув золотой оправой, и начал читать статью, помещенную под фотографиями.

Статья называлась "Сувенир будущего" и имела подзаголовок "Репортаж об удивительном научном происшествии".

Пока профессор читал, Климов не спускал глаз с шефа, смиренно положив руки на колени.

Барклай снял очки, спрятал их в футляр.

– Итак, вы убеждены, что это фальшивка?

– Именно! – ответил Климов, – именно убежден. Барклай на полминуты задумался и сказал:

– Поскольку это фальшивка, затрагивающая не только нас, но и газету, то редакция с радостью ответит на нее убийственным фельетоном, причем незамедлительно, прямо завтра, в самый день фальсификации. Короче говоря, действуйте.

– Абсолютно согласен. Как я должен действовать, Федор Илларионович?

– Не теряя ни минуты, бежать в редакцию.

– Понятно, – Климов не проявил особого энтузиазма, – Быть может вы поддержите своим авторитетом?..

– Больше самостоятельности, товарищ Климов. Кстати, где вы взяли газету?

– Ее... э... обронил Рубцов, проходя через нашу комнату.

– Ага! Ну-с, желаю успеха. – Барклай распахнул перед Климовым дверь на лестницу.

Двойник дома

Май пришел домой. Скрип входной двери показался ему старым и полузабытым, будто с утра прошел месяц. Сделал несколько бутербродов, сервировал стол на двоих, поставил варить кофе. Уже немного темнело.

Маю было досадно, что день прошел бестолково, что был этот никчемный срыв, потом бесплодные разговоры. А впереди только вечер и ночь...

Неожиданно вошел Двойник.

– Знаю, о чем ты страдаешь, – сказал он. – Можешь не страдать.

– Ну, утешай, – сказал Май и налил себе и Двойнику кофе.

– Ешь, – сказал Двойник, отодвигая бутерброды, – я недавно обедал, а ты весь день голодный.

– Как ты вчера.

– А утешать я тебя не собираюсь. – Двойник отхлебнул кофе.

Раздался телефонный звонок. Двойник взял трубку:

– Добрый вечер, Иосс... – Май с недоумением услышал, как Двойник назвал позвонившего благородным человеком, сказал, что Климов совершил какую-то кражу... Спрашивать Маю не хотелось – все узнается потом. И наверняка. Такова уж судьба. Судьба-Май жевал бутерброд с сыром и думал о том, что же такое, в конце концов, эта самая судьба. Как соотносится закономерность со случаем, фатализм с творчеством?..

– Очень просто соотносится, – сказал Двойник.

– Помнишь свои мысли?

– А как же! Сейчас ты вспомнишь, что в холодильнике есть ливерная колбаса.

– И верно! Надо достать. – Май вытащил кольцо колбасы, снял кожицу, нарезал и стал есть просто так, без хлеба. – Ну а как соотносится фатализм с творчеством?

– Пустяковый вопрос, – сказал Двойник. – Никакого фатализма нет, есть только творчество. Иначе мы с тобой не мотались бы с этой публикацией, а лежали бы на диване.

– А может и впрямь полежать?

– Я тебе полежу! Кончай-ка свой ливерный пир.

– Можешь не приказывать! – Май слегка ударил Двойника по затылку и тотчас получил сдачи.

– Давай руку! – сказал Двойник. Они уперлись локтями в стол и сцепились ладонями. Лица их налились кровью, мускулы напряглись до предела.

Наконец, Май не выдержал, его рука медленно легла на бок.

– Мальчишка! – улыбнулся Двойник.

– Ну и ладно.

Снова зазвонил телефон. Это был Саша Гречишников.

– Почему же ты не звонишь? Мы сейчас приедем, я и Бригге.

– Институт пространства переживает, – шепнул Двойник Маю и сказал в трубку. – Можете бегом бежать в редакцию газеты "Жизнь", там будет пресс-конференция!.. Да-да, мы будем оба.

– Май, – сказал Май, когда Двойник положил трубку, – мне ведь ничего не удалось организовать. Лита не поверила, знаешь?

– Знаю. Все-таки она подготовлена, и на том спасибо. Едем.

Они встали – почти одинаковыми движениями, почти одновременно поправили волосы, бросив тождественные взгляды в зеркало, откуда на них посмотрели две одинаковые пары глаз. Были два одинаковых лица, две одинаковые фигуры, одинаковые темно-серые костюмы. Позы, в которых они стояли, тоже были одинаковыми. В первый раз Май это увидел собственными глазами. И ему стало не по себе.

– Страшно!.. – Он тряхнул головой. – Дикий сон!

– Ничего страшного, – сказал Двойник. – Все нормально. Май взял пальто.

– Оставь, – сказал Двойник. – У меня же нет пальто. Или, вернее, у тебя.

– Вот черт!..

– Ладно, без пальто эффектнее.

У подъезда стояло такси. В нем сидел Иосс и расплачивался с водителем.

– Погодите! – закричал Двойник. – Сейчас поедем дальше!

Иосс обернулся. И замер. И выронил из рук монеты.

– Ничего, Николай, – ободрил его Двойник. – Никакой галлюцинации нет, да и не было утром. Вы уж извините. Все очень просто – нынче утром я вернулся из завтрашнего дня...

В редакции

Лита была удручена. Она не понимала, что же случилось с Маем. Работа валилась из рук, строки, которые надо было читать, стали бессмысленными. Хотелось плакать.

– Аэлита Петровна, сдавайте подвал на третьей полосе, – верещал вбежавший выпускающий редактор.

– Сейчас, сейчас, – сказала Лита и снова углубилась в верстку.

Но опять из чтения ничего не получалось.

Она вышла в коридор, встала возле окна. Было холодно. Из полуоткрытого окна дуло. Вон там, у входа на сквер, час назад они стояли с Маем. Лита думала, что она, наверное, напрасно так скоро ушла от него и так легко... Надо было расспросить его, попытаться понять.

Рассеянно смотрела вниз. Увидела, как у редакционного подъезда остановилось такси. Из него вышли трое. Впереди – два человека, каждый из которых был Маем. Ее Маем! Молнией вспыхнуло воспоминание о том, что час назад говорил Май. Значит правда? Бред о двойниках – правда? И правда, что они вместе пришли сюда?

Май, шедший впереди, показался в коридоре. Он увидел Литу, бессильно прислонившуюся к стене, подбежал к ней.

– Ты только не пугайся, – горячо заговорил он, – все хорошо... Это я виноват, что ты не поверила. Я говорил бестолково и непонятно...

Видишь, нас двое...

– Да, нас двое, – подтвердил Двойник, и Лита вздрогнула, как тогда, на сквере.

– Двое, двое! – Май волновался. – Можешь нас потрогать. Возьми ее за руку. Май.

Двойник осторожно взял ее опущенную ладонь, сказал:

– Не бойся!

– Не бойся! – тем же голосом сказал Май и тоже взял ее за руку. Слушай, вот он – это я, вернувшийся из завтрашнего дня. Видишь ли, есть такой аппарат подвакуумного перемещения. Я сделал его из простой камеры сгущения, понимаешь...

– Не понимаю... – Она выдернула руку. – Не понимаю, не понимаю! – Она закрыла лицо.

Иосс придвинул ей стул.

– Успокойся, Лита, – заговорил Двойник. – Успокойся... – Он гладил ее по голове. Она всхлипывала, дрожала.

– Ну представь себе, – сказал негромко Двойник, – ты входишь в такую маленькую комнатку, засыпаешь, а потом просыпаешься. Эту комнатку открывают, ты выходишь из нее и оказываешься там же, где была, но на сутки раньше. Вчера, понимаешь?

Лита молчала, но уже не дрожала. Май сказал:

– Повтори еще раз.

Двойник повторил. Он уговаривал ее, как маленького ребенка. Когда он замолк. Лита тихо спросила:

– Машина времени?

– Умница, – сказал Двойник. – Пусть машина времени.

– Только без нарушения причинности, заторопился Май. – Чтобы она открылась завтра, ее надо включить сегодня, а перед этим заказать прогноз и еще куча условий...

– Не надо пока, – перебил Двойник, – это подробности. Главное – входишь завтра, выходишь сегодня.

Лита вынула платочек и вытерла слезы.

– Он, – Май показал на Двойника, – это я, который сегодня утром вышел из этой машины.

– Я это видел собственными глазами, – подтвердил Иосс. – Это было, действительно, черт знает что!

– Да, – сказала Лита, – да. – Она шумно вздохнула. И улыбнулась покрасневшими глазами. – Я поняла... Но я думаю, что все это во сне...

– Вот и хорошо, – сказал Май. – Я ведь тоже так думаю...

Лита порывисто встала, схватила Мая за руку:

– Пойдем!

В коридоре показался выпускающий:

– Роднуля, Аэлита Петровна, третья полоса!..

– Наверное, будет новая третья полоса, Марк Евсеич, – сказала Лита. Она входила в новое состояние, в состояние активной возбужденности.

– Что-что? Новая? Поче... – Тут он увидел двойников...

В кабинет главного редактора первой проскочила Лита. Выждав пока начальство закончило телефонный разговор, она сказала, что появился сенсационный материал для срочной публикации.

– Тасс, А-Пе-Эн, собкор? – рассеянно поинтересовался главный.

– Нет, – сказала Лита, – самотек.

– Проверенный?

– Один человек сегодня вернулся из завтрашнего дня.

– Так, – без тени удивления сказало начальство, – что дальше?

– И получились двойники. Один живет сегодняшний день в первый раз, а другой, вернувшийся из завтра, живет сегодняшний день повторно. Это научный эксперимент.

– В каком институте?

– В институте изучения пустоты.

– Вот что, товарищ, э...

– Ускова, – подсказала Лита.

– ... товарищ Ускова. Вы можете подготовить интервью с этими товарищами, побеседовать с кем-либо из их коллег, а также со специалистами из близкого по профилю научного учреждения. Важно застраховаться от фальсификации и дезинформации. Было бы неплохо отыскать и заклеймить консерваторов, мешавших новаторам, так как сегодня вышло постановление о недопустимости рутины в науке. Нам нужен отклик делом... Кроме того, материал надо завизировать в Академии...

Даю вам срок на исполнение... – главный щелкнул пальцами, – неделю достаточно?

– Материал должен идти сегодня, в завтрашний номер, – сказала Лита. Иначе он устареет, мы окажемся в хвосте. Двойники уже здесь, они ждут.

Заметку я напишу за четверть часа. Надо сегодня, Иван Ильич. Завтра останется только один из двойников, а другой уйдет в сегодня, то есть с завтрашней точки зрения во вчера. А сейчас можно дать фотографии прямо отсюда, из редакции, ведь у нас слепая третья полоса... Выйдет небывалый материал!..

– Гм, – глаза главного, спрятанные за стеклами очков, приняли мечтательное выражение, – вы не лишены журналистского огонька... – Он положил свою маленькую ладонь на Литину руку. – Действительно, материал обещает прозвучать свежо... Просите двойников ко мне. И скажите Люсе, чтобы она пригласила сюда свободных товарищей из редакций и отделов.

Летучка в газете "Жизнь"

Лита, воскресшая, оживившаяся, прибежала к Маям.

– Извини, – сказал Двойник, – мы забыли тебе представить инженера нашей лаборатории Николая Осиповича Иосса. Знакомьтесь. Он хороший человек.

– Чудесно! – Лита крепко пожала руку Иоссу. – Нам как раз нужен коллега! Бежим все к главному.

– И еще, – сказал на ходу Двойник. – Вот-вот сюда придут еще три человека, связанных с этим делом: твой брат, Юрик Бригге, а третьего ты не знаешь...

– Замечательно! – воскликнула Лита. – Специалисты из близких по профилю учреждений!

...Главный встал, шагнул вперед и рукопожатиями приветствовал двойников. Они назвали себя:

– Рубцов сегодняшний.

– Рубцов завтрашний.

В кабинет вошло несколько редакторов, корреспондентов, фоторепортеров.

Расселись, задымили сигаретами. Главный оповестил собравшихся о причине летучки. Выражался он весьма осторожно, страхуя себя словами вроде:

"как уверяют наши гости", "судя по их утверждению", а затем дал слово Маю завтрашнему, добавив в конце:

– Было бы приятно, уважаемый товарищ Рубцов, если бы вы продемонстрировали нам какой-нибудь, э..., материальный сувенир, привезенный из завтрашнего дня.

Двойник встал.

– Дорогие товарищи, – сказал он, – начать лучше всего с сувенира, о котором попросил сейчас уважаемый главный редактор. Вот что я привез из завтрашнего дня: завтрашние газеты. – И он вынул из кармана и выложил на стол кипу сложенных газетных листов.

– О! – обрадовался главный. – Это уже факт. – Он взял верхний, лист, громко прочитал название газеты, оглядел первую страницу. – Все правильно... – Развернул газету, – Эге, Хорохоренко откликнулся на сегодняшнее постановление очерком "Смотреть вперед"... – Он пробежал глазами несколько строк. – Конечно, общие слова. – Отложил газету, ее тотчас схватил сидевший рядом выпускающий.

Главный взял другую газету, последовали новые восклицания и комментарии.

– Молодец! – сказал Май. – Как это просто и здорово!

– Гениально, – иронически согласился Двойник.

Газеты пошли по рукам. Слышались восторженные сентенции:

– Ух ты! "Спартак" обыграет тбилисцев два – один, а игра еще не началась!..

– Смотри-ка, таблица лотереи! Билеты уже не продаются? Кто-то кричал в телефонную трубку:

– Сизов, что у тебя завтра под рубрикой "Семья и быт?.. Сам еще не знаешь?.. А я знаю...

– Доставлять бы из завтра рукописи..., – мечтали вслух.

– Заставят работать на послезавтра!

– В двадцать сорок под Курском упадет метеорит!

– Позвони астрономам, премию дадут...

– Видишь, сказал Двойник Маю, – публика тут вроде того старичка из репертуара Юрика Бригге. Кстати, коллегам пора бы появиться.

Действительно, открылась дверь, вошли Гречишников и Бригге.

Остановились, разыскивая глазами-Рубцовых. Бригге полез за очками, Гречишников увидел двойников и развел руками, качая головой. Оба Мая подошли к ним и замерли в древнеегипетской позе: полуобращенные друг к другу, с приподнятыми в приветствии ладонями.

– Любуйтесь, неверующие, – торжественно сказал Двойник.

– Щупайте и проверяйте, – сказал Май. Саша подошел к двойникам, потрогал их головы и плечи, заглянул в их лица, и они увидели в глазах его, в чуть поднятых уголках губ все то же утреннее смущенное недоверие.

– Кто из вас кто? – спросил Саша.

– Я завтрашний, – гордо сказал Двойник. Бригге в это время деловито шарил у двойников по карманам, приговаривая:

– Изымаются документы – пропуск..., трамвайный билет..., спички...

На подоконнике выросли две кучки одинаковых вещей. Бригге и Саша перебирали их, сравнивали. Попросили фотографа снять два одинаковых рядом лежащих ключа, два паспорта, две одинаково надорванных пачки сигарет "Прима"... Вокруг сгрудились любознательные газетчики.

Тем временем главный досмотрел последнюю газету и подошел. Лита отрекомендовала ему "представителей Института пространства", он удовлетворенно пожал новым гостям руки и спросил Сашу, верно выбрав его по росту:

– Проверка, как я вижу, состоялась? Что же говорит наука?

– Видите ли, заманчиво сделать анализы крови, пота и прочих выделений, выполнить полные антропометрические измерения, снять у двойников отпечатки пальцев, установить идентичность внутренних органов и скелетов путем рентгена, ультразвукового просвечивания...

– Что я тебе говорил, – шепнул Май Лите. – И это твой брат, наш лучший друг!..

– А в целом, – заключил Саша, – по предварительному исследованию двойники, видимо, подлинные.

– Во всяком случае, по наружным признакам, – добавил Бригге.

– Н-да, – протянул главный и обратился к двойникам. – Скажите-ка, пожалуйста, почему среди завтрашних газет нет нашей?

– Вам мало других? – улыбнулся Двойник.

– Но в других нет ничего об этом любопытном событии.

– Просто не успели, да и не знали.

– А мы?

– А вы успели. Лучше сказать, успеете.

– Я этого не вижу.

– Увидите. Вашей завтрашней газеты здесь нет по той причине, что она у меня украдена.

– Вот как?

– К сожалению, это так. В этот эксперимент, да и вообще в отрицательные потоки времени не верил мой научный руководитель профессор Барклай. Мне пришлось готовить опыт в секрете от него и от всего отдела...

– Великолепно! – сказал энергично главный, – Рутинер в науке!

– Кому как. Ну, а один его прихвостень выкрал у меня вашу газету.

Впрочем, он сам ее принесет. Прямо сюда.

– Так что я ее увижу сегодня?

– Очень скоро, он уже идет... Неплохо бы его сфотографировать в дверях.

– Это совсем просто. Э, Марк Евсеич,– главный позвал выпускающего и сделал распоряжение о съемке всех входящих. Вскинув голову, острым взглядом обвел двойников, Гречишникова, Бригге, потом отечески взял за талию Литу и вынес решение:

– Добро. Срочно готовьте материал, товарищ Ускова. Строк семьдесят плюс три фотографии.

– Прекрасно, – сказала Лита, вежливо высвобождаясь. – Я это сделаю с героями дня у себя в редакции, здесь шум...

– Иди с Литой ты, – сказал Двойник Маю. Они не успели удалиться, как в кабинет робко вошел Климов. Лисья физиономия его вздрогнула: его ослепили сверкнувшие блиц-вспышки. Он согнулся, собрался в комок и было двинулся вперед, к столу главного, но остановился, увидев там Рубцова, Иосса, двух сотрудников Института пространства. Тут повернулся и пошел прямо на него другой Рубцов и рядом с ним та самая девушка, что была изображена в этой противоестественной газете...

– Вот он! – во всеуслышание провозгласил Двойник. – Вот он, похититель газеты "Жизнь"! Это он украл из моего кабинета завтрашний номер! Не так ли, Климов.

Климов стоял, втянув в плечи голову.

– Что же вы молчите, Климов? Ведь я нарочно оставил газету там, где вы ее нашли. Специально, чтобы вы ее украли, принесли сюда и разоблачили публично свою подлость. Климов неуклюже повернулся, зацепил носком ковер, споткнулся и грохнулся на пол, выронив из рук портфель. И вскочил, позабыв о портфеле, и, нелепо схватившись за голову, побежал прочь.

Профессор размышляет

После ухода Климова Федор Илларионович хотел было присоединиться к юной супруге, которая смотрела в гостиной телевизор, но зазвонил телефон.

Старый друг профессора по рыбалке, общественный деятель и важный работник министерства сообщил доверительно, что только что вышло постановление о борьбе с рутиной в науке.

– Есть сигналы, – сказал приятель, – что ты, Федор, кого-то там у себя зажимаешь. Так вот учти.

– Я совершенно спокоен, – сказал Барклай.

– Мое дело предупредить, а меры будут, я полагаю, крутенькие и быстренькие.

Положив трубку, Федор Илларионович сделал несколько гимнастических упражнений, потом опустился в кресло, нахмурился и позвал жену:

– Солнышко!

– Ах. Федик, – ответила она из гостиной, – тут такой способный артист в телевизоре...

– Солнышко! – Голос профессора прозвучал строже.

– Ay! – она с трудом оторвалась от экрана.

– Вот что, подай мне вот ту желтую папку, последнюю слева на верхней полке.

Супруга прыгнула на стул, достала папку, грациозным и чуть-чуть капризным движением протянула ее мужу. На папке была надпись:

"М. Рубцов. Волны бытия. Теория и принцип эксперимента".

Минут пять профессор перелистывал рукопись. Скучно было смотреть в строки вычислений, совсем не хотелось вникать в их суть. Федор Илларионович заклевал носом.

Он размышлял о вопиющей сумасбродности рубцовских идей. О том, что они ревизуют причинность, нарушают второе начало термодинамики... Роют подкоп под вековые установления. Барклай думал... Он думал о том, что двух Рубцовых не может быть по тысяче причин. Ну, хотя бы, потому, что есть закон сохранения материи, хотя бы потому, что... – если уж есть два Рубцовых, то должен быть и третий. Третий! Ибо иначе этот невозможный второй не мог появиться!.. Ему неоткуда было бы взяться!..

– Проверить! – сказал вслух Барклай. – Проверить эту бессмысленную ревизию науки!

Мысль его, обретающую решительность и ясность программы, прервал новый звонок телефона.

– Албумбрук! – вопил в трубку мужской, чем-то знакомый голос, попнрбирпот...– и следом раздраженный женский:

– Простите, товарищ, к вам все время порывается звонить только что поступивший больной.

– Какой больной?

– Душевнобольной. Это говорят из психиатрического приемника.

– Как фамилия больного?

– Фамилия?" Сейчас посмотрю... В паспорте – Климов.

– Благодарю вас, – сказал профессор.

Диверсия со взломом

С решительным и суровым видом Барклай надел пальто и уверенным шагом вышел из квартиры.

Было еще не поздно – около девяти. На улице было людно. Над крышей высокого здания бежали нарядные буквы рекламы: "Пользуйтесь услугами Аэрофлота. Экономьте время"...

– Время надо уважать! – тихо проговорил Барклай и направился к стоянке такси.

Вахтер, дежуривший в проходной института, долго не открывал. Когда, наконец, заспанная физиономия его появилась в окошечке, профессор сказал сердито:

– Безобразно относитесь к своим обязанностям.

Снял со щита все ключи своего отдела. Неторопливо поднялся по лестнице, миновав лабораторию, прошел в кабннетик Рубцова.

Было тихо. Только еле заметный булькающий свист. На пульте установки сгущения горели индикаторные лампочки.

Еще раз Барклай составил цепь умозаключений: допустим, вопреки правдоподобию и научной достоверности, что сейчас существует двое Рубцовых; один из них живет очередной, сегодняшний день своей жизни, другой вернулся из завтрашнего дня и живет сегодняшний день повторно; но так как текущий момент находится между сегодня, когда появился второй Рубцов, и завтра, когда первый уйдет в камеру, то сейчас должен существовать еще третий Рубцов – тот, который сидит в камере и перемещается во времени назад, из завтра в сегодня...

Профессор был уверен: там, в камере, конечно, ничего нет. Никакого третьего Рубцова! Но он считал, что убедиться в этом – значит бесспорным фактом отбросить бред о немыслимом перемещении против времени. Надо заглянуть в камеру, найти ее пустой, и тогда все станет по местам: утреннее событие превратится в галлюцинацию, как его и объяснял вначале вероломный Рубцов; завтрашняя газета станет подделкой, в полном соответствии с ее действительной сущностью, потому что подлинность ее антинаучна. В настоящей газете, разумеется, никаких таких сообщений не будет, так как их неоткуда будет почерпнуть. Так окончательно созрело простое решение: прежде – обесточить установку, затем – открыть и осмотреть камеру.

Барклай подошел к рубильнику общего энергоснабжения, положил руку на эбонитовую ручку. Но спохватился, почувствовав тошноту...

Погасил свет в кабинете. И был недоволен собой за эту неожиданную трусливую перестраховку.

– Сдаете, Федор Илларионович, – вслух упрекнул себя Барклай, – сдаете, профессор. Сдаете, борец против шарлатанства, – он уже кричал на себя.

– Не сдавать! Не сдавать позиций!.. – Резко опустил лапу рубильника.

Ничего не изменилось. Только прекратился булькающий свист.

Несколько секунд было тихо. Тихо-тихо. Профессор начал свинчивать гайку с запора камеры. И тут послышались приглушенные, какие-то мягкие, ватные удары. Бу... бу... У Барклая начался озноб. Звук явно шел из камеры. Бу... бу... Громче, громче... Профессор дрожал, но упорно боролся с желанием бросить диверсию и включить рубильник. Медленно, со сжатыми скулами, под аккомпанемент ударов продолжал отвинчивать гайки наружного запора. Отвинтив их все, прыгающими руками зажег спичку, приоткрыл дверь камеры, осветил ее внутренность. Красноватым отблеском сверкали стены. Внизу в углу маленький воздухоочиститель. Больше ничего. Камера была совершенно пустой. И уже не было никаких ударов.

Барклай выдохнул полную грудь. И у него дернулось веко.

– Амен, – прошептал он, – Финита.

Сел, чтобы отдохнуть от напряжения.

Привидение

Барклай мысленно резюмировал произошедшее. Да, главное, что он ожидал, подтвердилось: в камере была пустота. Значит двойники, обращенное время и все прочее – фикция. Неплохо... Но Федор Илларионович был далек от торжества. Мучил вопрос: почему были удары?

Барабанил пальцами по столу. Загадка была досадной и тревожной.

Галлюцинация? Самовнушение от страха? Склоняясь к этому тривиальному объяснению, Барклай, однако, не был удовлетворен им. Слишком уж ясными, своеобразными были удары.