Текст книги "Избранная поэзия"

Автор книги: Гизелла Лахман

«ПЛЕННЫЕ СЛОВА» (Нью-Йорк, 1952)

 
Светлый день по новому чудесен,
Песни просит новая весна.
В скучных книгах столько скучных песен…
И кому нужна еще одна?
 
 
Почему же, словно в лихорадке,
Охмелев от звуков, чуть дыша,
Я пишу в растрепанной тетрадке
Кончиком тупым карандаша?
 
 
Пятна солнца пляшут на паркете,
За окошком шелестит листва…
Эти листья, шелест, блики эти —
Пойманные, пленные слова!
 

1952

 
Так радостно и, кажется, вчера
Я на заре на длинный путь вступала.
В закатный час теперь понять пора:
Конец дороги ближе, чем начало.
 
 
Уже в тени пройденная гора,
Спускаюсь вдоль темнеющей тропинки…
В моей косе всё больше серебра,
У губ, у глаз всё новые морщинки.
 
 
Как в зеркало, гляжу я в гладь пруда,
Но ясный пруд души не отражает —
Душа еще нелепо молода,
Как будто ей покой не угрожает.
 

1952

 
Передохнуть… Задуть фонарь дорожный.
Закрыть глаза. Увидеть сад и дом…
И улыбнуться радости несложной:
Двум ласточкам над небольшим гнездом.
 
 
В конюшне темной лошади пугливой
Дать на ладони свежую морковь.
По утренней росе бродить лениво,
Придумывать несчастную любовь.
 

1951

 
На площади у снежного сугроба
Он моего коснулся рукава.
Мы в тот же миг остановились оба
И растеряли сразу все слова.
 
 
Но зазвучал такой звенящей песней
Там на морозе мой счастливый смех!
Ожег огонь, других огней чудесней,
Мое плечо сквозь оснеженный мех.
 

1944

 
Сегодня я тебе чужая,
В кругу родных с тобой на «вы»…
Себя, быть может, унижая,
Я берегусь худой молвы.
 
 
И я усердно изучаю
Узор персидского ковра,
А ты молчишь над чашкой чаю…
Как было хорошо вчера!
 

1945

 
Мне помнятся: глухая мгла
И силуэты колоколен.
У колоннады я ждала…
Забыл он клятвы? Или болен?
 
 
Мольбы я к небу вознесла,
Как в одиночестве келейном.
Заплакали колокола,
Колдуя над холодным Рейном.
 
 
Их медный голос гулко пел.
Клубясь, волна заклокотала
И в клочьях дыма загудел
Гудок у близкого вокзала.
 
 
Я помню Кельн, колокола,
Под голым кленом камень клейкий,
Где я кудесника ждала
У заколдованной скамейки.
 

1945

 
Мы стоим над рекою у храма,
И бушует, как море, река.
Снова сердце забилось упрямо,
А руке отдавалась рука.
 
 
Высоко на готической башне
Зазвенели протяжно часы…
Все смелее и все бесшабашней
Я былое кладу на весы.
 
 
Без раздумья, без слов, торопливо
Стала в чашу я прошлое класть:
Опускается чаша лениво…
А в другую я бросила страсть.
 
 
Эта жизнь – на весах – легче пуха,
А любовь – тяжелее свинца.
Кто-то шепчет упорно и глухо:
«Ты пожертвуешь всем – до конца».
 

1945

 
И ты забыла всё на свете,
Ты – добродетельная мать!
О том, что дома ждали дети,
Ты после стала вспоминать.
 
 
В твоей растрепанной прическе
И в нестерпимом блеске глаз
Еще звенели отголоски
Изведанного в первый раз.
 
 
И крылась за горящим взором
Твоя смятенная душа…
А дети закричали хором:
«Как ты сегодня хороша!»
 

1945

 
Нас ангелы оберегали,
Когда встречались мы с тобой
И рядом шли, забыв печали,
На миг обласканы судьбой.
 
 
Мы в очарованной долине
Бродили вдоль каких-то рек…
И не могу я вспомнить ныне.
Прошел ли мимо человек.
 
 
В те дни ни разу в наши дали
Не донеслась людская речь:
Нас ангелы оберегали,
Они от взоров укрывали
Святые тайны грешных встреч.
 

1944

 
Казалось, была я зрячей —
Не знала, что я слепа,
Что не вижу за дымкой горячей,
Куда нас ведет тропа.
 
 
Такие мгновенья кратки —
Их ветер унес хмельной.
Как увидеть его недостатки,
Того, кто бродил со мной?
 
 
Не надо жалеть об этом —
За ним я с улыбкой шла…
И, быть может, я стала поэтом,
Когда я слепой была.
 

1947

 
Ты пришел… Без ключа, без отмычки
Отворил в мое сердце дверь.
Растерялась я с непривычки,
Тихо жду: что случится теперь?
А на двери были засовы,
Было замкнуто сердце ключом…
Но сейчас я верить готова,
Что тебе замки нипочем!
 
 
Грустных песен пьянящее зелье
Не свело ли меня с ума,
И я дверь, не очнувшись с похмелья,
Распахнуть помогла сама?
 
 
Где вчера ты скитался, не знаю…
На вопрос не ответишь мой.
Пусть я вызов судьбе бросаю,—
Отдохни… Ты пришел домой.
 

1950

 
Веселых слов не говори,
Не объясняй мне, Бога ради…
Но прежние слова твои
Записаны в моей тетради.
 
 
Их повторяю наизусть
С какой-то смутною отрадой.
Благодарю тебя за грусть.
Мне новой радости не надо.
 
 
Вдвоем умели плакать мы…
С тобою даже мрак чудесен!
И родились из этой тьмы
Слова моих счастливых песен.
 

1945

 
Майский вечер так светел и тих.
Да, я знаю, ты любишь других.
Примирилась я с этим давно.
Но луна заглянула в окно,
Навевая несбыточный сон.
Притворись, что в меня ты влюблен
И желанное слово скажи.
Упрекать я не стану во лжи
И поверю всем клятвам твоим,
Что твердить будешь завтра другим.
 

1945

 
Всему, всему наперекор
Я не поддамся недоверью!
Ко мне ты не пришел, как вор,
А попросту ошибся дверью.
 
 
Но увидав через порог
Мою безвольную улыбку,
Назад вернуться ты не мог…
Благословим твою ошибку
 

1949

 
Фонарей еще не зажигали
И на землю не спускалась тьма,
розовели пепельные дали,
Розовели серые дома.
 
 
Ты дарил мне этот час заката,
Золотую пригоршню минут…
Ты был щедр и я была богата:
Я не знала, что мгновенья лгут.
 
 
И когда, блеснув, они пропали,
Показалось, что схожу с ума…
Постарели в городской печали
Скорбные и строгие дома.
 

1949

 
Изменила всем другим заботам
И недели плыли, как во сне…
Письма, что писал он по субботам,
Приносили в понедельник мне.
 
 
И меня от шестидневной смерти
Воскрешали в семь часов утра
На квадратном сереньком конверте
Росчерки лиловые пера.
 
 
Адрес мой, и даже номер дома,
И с печатью марка в уголке —
Всё дышало ласкою знакомой…
И конверт дрожал в моей руке.
 
 
Той зимой мы оба ошалели,
Жили только от письма к письму…
Мне писать он перестал в апреле,
Просто так… Не знаю, почему.
 

1949

«Summer did happen almost every year…» (that mysterious «almost» was singularly pleasing…)

The Real Life of Sebastian Knight

Vladimir Nabokov.

 
Да, почти каждый год к нам приходит лето,
Не ошиблась, сказав «почти»:
Не забуду, что раз – так нежданно – где-то
Затерялось оно в пути.
 
 
И на майских лугах пожелтели травы,
Не раскрывшись, увяли цветы.
И с осенней тоской, полной злой отравы,
Ветер почки трепал, как листы.
 
 
Обещал ты зимой, что вернешься летом.
Пусть напрасно тебя ждала,
Верю, нет ни вины, ни измены в этом:
Просто осень весной пришла.
 

1947

 
Стерегло несчастье за углом,
У негаданного поворота…
Я сама беду впустила в дом,
Распахнула широко ворота.
Я не знала, что мне суждено,
А конец, как смерть, был неизбежен.
Раньше или позже – все равно…
Но зачем он был со мною нежен?
 

1950

«Partir c’est mourir un peu…»

 
«Уехать значит – умереть немного,
А умереть – уехать навсегда»,
В вечерний час у моего порога
Закаркал ворон – черная беда.
 
 
Не надо слушать каркающей птицы!
Вновь оживет притихшее крыльцо,
В сенях уснувших скрипнут половицы,
А в зеркале блеснет твое лицо.
 
 
Но старый ворон посмотрел сердито,
Взмахнул широким траурным крылом…
И кажется, что счастьем позабытый
Не шевельнется молчаливый дом.
 
 
И я шепчу с беспомощной тревогой,
Сжимая руки холоднее льда:
«Уехать значит – умереть немного,
Быть может, не вернуться никогда».
 

1944

 
Я помню, щемящей боязнью
Смущала вечерняя тень —
Так дорог пред близкою казнью
Был каждый утраченный день.
 
 
Мы знали уже: на рассвете,
В судьбою назначенный час,
Как смертников в черной карете,
Куда-то отправят и нас.
 
 
Мы храбро вдвоем умирали…
Нас жизни лишили давно —
В минуту, когда на вокзале
Ты мне улыбнулся в окно.
 

1947

 
Опустила руки, как плети…
(Да, сравнение это старо).
Буду помнить много столетий
У крыльца жестяное ведро,
Запах краски, запах сирени,
Тихий звук уходящих шагов,
Тихий вздох последней ступени
И не смысл, а мелодию слов.
 

1947

 
Я знаю, зеркало не лжет,
Но вижу в нем с былой любовью
Не свой, а твой упрямый рот,
Глаза и пятнышко над бровью.
 
 
Твое дыханье и тепло
Ищу дрожащими губами…
Стоит холодное стекло
Стеной прозрачной между нами.
 

1944

 
Около потухшего камина
Не согреть оледенелых рук…
Там, в углу, как будто паутина:
Там стоял вчера еще сундук.
На диване смятые подушки,
Брошены газеты и тетрадь,
Розы вянут в оловянной кружке.
 
 
Надо эту комнату прибрать,
Где былое весело воскресло,
Шелестя крылами на лету…
Я с утра, присев на ручку кресла,
Обнимаю пустоту…
 

1948

 
Мы с тобой создавать не умели
Наших встреч на дорогах земли.
Словно рельсы, пути-параллели
Убегают, теряясь вдали.
Что они не сольются – мы знаем
Из безжизненных книг и таблиц.
Но в пространстве за видимым краем,
Там, где нет ни преград, ни границ,
За пределом земных измерений
Расцветают иные пути…
И на тихой тропе сновидений
Так легко нам друг друга найти.
 

1947

 
Я не жду твоего приглашенья
И в окошко не постучу.
Тихо в комнату без разрешенья
Темной ночью внесу свечу.
 
 
Блики света, как желтые птицы,
Побегут по ковру к стене…
И опять озарятся страницы
О несбывшемся нашем сне.
 
 
Перечти их скорей!.. Я устала,
Я боюсь уронить свечу…
Мой далекий, мне надо так мало:
Я присниться тебе хочу.
 

1947

 
В тиши занавешанных комнат
Усталые вещи – враги.
Они понимают и помнят…
Ковер вспоминает шаги.
 
 
И слышатся слов отголоски
В мозаике тонкой стола,
А ровный пробор прически
Запомнили зеркала.
 
 
И помнят подушки кресел
Прикосновение рук,
И в люстре хрустальной, невесел,
Дрожит поцелуя звук.
 
 
Тоскует по старым напевам
В закрытом рояле струна…
Враги с укоризной и гневом
Пророчат мне ночи без сна.
 

1948

 
Восемь лет… Вы меня не забыли,
Вы меня за морями нашли!..
Пусть былое под слоем пыли,
Словно гроб под слоями земли, —
 
 
Для меня Вы сегодня воскресли,
Поредела могильная мгла…
И я вижу в уютном кресле
Вас у письменного стола.
 
 
Те же книги и те же стулья,
У простенка большое трюмо…
Точно медом родного улья
Позолочено Ваше письмо!
 
 
И в чужом и неласковом мире
Я сегодня уже не мертва:
Вы писали в знакомой квартире
Лихорадочные слова.
 

1948

 
Всё чудеса: на лепестках роса,
В шиповнике жужжащая оса,
Душистым летом мотылька порханье
И спелой ржи на солнце колыханье,
А осенью – янтарные леса.
 
 
Весною стук задорный колеса,
И талый снег, и птичье щебетанье,
И облаков плывущих очертанье,
Все чудеса!..
 
 
Морозной ночью в звездах небеса,
В снежинках легких мягкая коса,
И пламя губ, и первые признанья,
А на щеке в минуту расставанья
От тихих слез живая полоса…
Все – чудеса…
 

1944

 
Как много-много лет тревожных, но безгласных
Таился от меня свободной музы лик,
Был наглухо закрыт таинственный родник,
Что ныне мне дарит отраду песен ясных.
 
 
Переживаний нет бессмысленно-напрасных.
Когда еще в меня тот голос не проник,
Уже пленял мой слух божественный язык
Сказаний и былин, душевных и прекрасных.
 
 
Я песню родины в своей груди спасла,
За море-океан в изгнанье принесла
Степного ветра гул и плач метели снежной.
 
 
Торжественно звенят в душе колокола.
Живет во мне напев задумчивый и нежный
Родного, русского, любимого села…
 

1944

 
Мы все в оковах трех привычных измерений,
Но я хочу узнать, что даст грядущий час.
Стремлюсь я разглядеть незримые для нас
Пределы скрытые неведомых ступеней.
 
 
Скрещение времен угадывая в точке,
Я вижу: в коконе таится мотылёк,
В снегах немых вершин – грохочущий поток,
Широкий, плотный лист – в бледнозёленой почке.
 
 
Пусть луг не окроплен сверкающею влагой,
Провижу в облаке веселый блеск дождя,
А в новорожденном – пророка и вождя,
Ведущего вперед с любовью и отвагой.
 

1944

 
Время?.. Время всегда растяжимо.
Был широким наш узкий час
Там, где счастье скользило мимо
И крылом задевало нас,
Где весною в солнечной шири
Расстилались огромные дни…
Как все старые в этом мире,
Посерели и сжались они.
Хочешь, карты перетасуем
И забвенья поищем в игре…
А быть может, одним поцелуем
Мы подснежник вернем в ноябре?!.
 

1948

 
Бессмысленность немого ожиданья…
Молчит, молчит жестокий телефон,
И неразумное растет желанье
Встряхнуть его, нарушить мертвый сон.
 
 
Прибить его, чтоб было очень больно,
Чтоб дрогнула душа его звонком!
И пальцы к трубке тянутся невольно,
Играют нервно спутанным шнурком.
 
 
По комнате шагать, как в клетке львица,
Переживать минуты, как века,
Беспомощно и вдохновенно злиться
И ждать… и ждать… звонка.
 

1950

 
Исчезали песчаные дюны —
Золотистой земли полоса,
И на мачтах маленькой шхуны
Раздувались уже паруса.
 
 
И казалось, мы шли без усилья,
Рассекали зыбкую сталь.
Уносил треугольные крылья
Сильный ветер в синюю даль.
 
 
Покидая знакомые мели,
Чайки стаей над нами летели,
Может быть, как и мы, наугад —
Без раздумья, без плана, без цели,
Без желанья вернуться назад…
 

1948

 
Не хотела быть счастливой:
Я покой свой берегла.
Направлял ладью лениво
Мерный взмах весла.
 
 
Но меня нетерпеливо
Стали жечь его слова,
Словно свежая крапива,
Жгучая трава.
 
 
Захотела стать счастливой…
И теперь из сердца рву,
Обжигаясь, торопливо,
Сорную траву.
 

1950

 
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые…
 

Тютчев

 
В этой жизни, грозно непохожей
На надежды юности моей,
Что-то есть значительней и строже
Беззаботности прошедших дней.
Но так трудно избежать тревоги
И глядеть доверчиво на мир
В час, когда неласковые боги
Приглашают разделить их пир,
Расточают странные подарки…
В сердце, как за окнами, темно.
Не могу поднять бездумно чарки —
Пахнет кровью крепкое вино.
 

1950

 
Ползет в стеклянной трубке ртуть
Всё выше от полоски красной.
Мне трудно пальцем шевельнуть
И вдаль гляжу я безучастно.
 
 
Но сердца не сжимает страх:
В земных скитаньях мало смысла.
Вот, словно версты на столбах,
Мелькают на полосках числа.
 
 
Дороги вьются в пустоте,
Бежит навстречу мне сто третья…
Сойду на сто седьмой версте
С путей земных – в тысячелетья.
 

1948

 
И неродившийся, и навсегда уснувший
Во власти, может быть, тождественного сна.
Без страха думаем о вечности минувшей,
Но почему-то ночь грядущая страшна.
 
 
Быть может, испугал бессмысленной насмешкой
Короткий путь земной, и путник ждет с тоской,
Что там, как на земле, он будет снова пешкой
В руке лунатика за шахматной доской.
 

1948

 
В какой неразгаданной чаще
Рождаются наши сны?
Мне снится, что в комнате спящей
Обрушились три стены.
 
 
Дурманит и душит отрава
В излучинах трех путей —
Свобода и Счастье и Слава
Смеются во мгле аллей.
 
 
Но листья в саду облетели…
Бессильны земные сны!
Разрушить они не сумели
Четвертой глухой стены.
 

1947

 
Вчера ты улыбнулся мне
Знакомой с детских лет улыбкой,
И наше горе в тихом сне
Казалось странною ошибкой.
 
 
Я помню смех и голос твой,
И шарф, повязанный небрежно…
И ты живой – совсем живой —
Не знал о том, что неизбежно.
 
 
Давно я, как во сне, живу
И я не знаю, где граница
Меж лютой мукой наяву
И счастьем, что так редко снится.
 

1945

 
Бродить по склонам без дороги
В ночной холодной синеве,
Когда скользят бесшумно ноги
В обрызганной росой траве.
 
 
Остановиться на подъеме
И сквозь предутреннюю муть
На мир в благословенной дреме,
На бестревожный мир взглянуть.
 
 
Смотреть, как заалеют скалы
И вспыхнут снежные поля,
Как пробуждается устало
Неотдохнувшая земля,
 
 
Как дрогнут каменные кручи
Сквозь слезы многоцветных струй,
Едва земли коснется жгучий,
Жестокий солнца поцелуй.
 

1948

 
Снова запах нагретого сена
Аромат вечерних лугов
Раздвигает привычные стены
Снова вижу взлёт облаков
 
 
И зубчатых вершин очертанья —
Их расплавленное кольцо…
Горный ветер и чье-то дыханье
Обжигают опять лицо.
 
 
Мы сбегаем по скользкому скату
И мы слышим бубенчики стад.
Мы несемся навстречу закату —
В ледниках пламенел закат.
 
 
Я, быть может, от блеска ослепла,
Захлестнуло волной тоски…
Умирали над грудой пепла
Окровавленные ледники.
 

1948

 
Капор узорчатой вязки,
Яркий платок шерстяной.
Быстрые мчатся салазки
Узкой тропой ледяной,
 
 
Спуском среди оснеженных
И угрожающих стен.
Мускулы рук напряженных
И – неожиданный плен.
 
 
Сердце биенья и взлёты,
Взлёт на высокий откос.
Снежная пыль, повороты,
Пляска растрепанных кос.
 
 
Солнечной скользкой тропинки
Белая-белая твердь…
Бьет при мгновенной заминке
Белыми крыльями смерть.
 
 
Голос как будто влюбленный
Чудится вновь на лету…
Весело мне, изумленной,
Мчатся с тобой в пустоту!
 

1948

 
Когда судьба бросала нам подарки,
А их поднять мешала только лень,
Родился он, дождливый и неяркий,
Нам Провиденьем данный день.
 
 
Поднялся он над редкими лесами,
Где изгибались узкие мосты,
Где плакали холодными слезами
У пропасти колючие кусты.
 
 
И он ушел, когда по влажным скатам,
Звеня вдали, спускались с гор стада…
Но где-то там, за облачным закатом,
Наш день остался навсегда.
 

1946

 
Захлебнется улица дождем…
Он стучит, как в сердце перебои.
Почему мы счастья только ждем?
Дома были синие обои,
Столик под кисейною волной,
Зеркало в серебряной оправе…
За больничной крашеной стеной
Удержать меня никто не в праве!
Вьется трещина по той стене,
Как тропинка, что вела к ущелью.
Я взберусь по ней… На вышине
Пахнет снегом и морозной елью.
И снежинки легкие, звеня,
Расцветают вновь на рукавицах.
На салазках вдаль ты мчишь меня…
Расцветают слезы на ресницах.
 

1947

 
Передо мною белая страница,
За мной итоги многоцветных лет…
Зачем писать о том, что только снится,
Чего давно на свете больше нет?
 
 
Но лист покрыли черные изломы,
Слова колдуют и поют в ночи —
В развалинах разрушенного дома
Зашевелились тихо кирпичи
 
 
И подымались тесными рядами,
И выросла знакомая стена.
Обнявши стену цепкими руками,
Тянулся плющ и вился у окна.
 
 
А на окне вздохнули занавески,
Узнал шаги проснувшийся паркет,
На старой люстре вспыхнули подвески
И улыбнулся бабушкин портрет.
 

1949

 
Когда стихают шумы дня
И только сердце бьется гулко,
Опять, опять зовет меня
Моя заветная шкатулка.
 
 
В ней спрятан необычный клад,
Загадочный и невесомый —
На блеклой ткани чисел ряд
И букв причудливых изломы,
 
 
Как символы далеких дней…
Но это – не воспоминанья:
Лежат, нетронуты, на дне
Возможные переживанья.
 
 
Копила я за часом час
И запирала бережливо,
Чтоб юных радостей запас
Не тратить слишком торопливо.
 
 
Преследуя упорно цель,
Старалась у себя украсть я
Концы веселые недель,
Мгновенья молодого счастья.
 
 
Не знаю, что таят они —
Я выбирала их случайно,
И нерастраченные дни
Окружены тревожной тайной.
 
 
Сейчас я трону наугад
Волшебный знак на тонкой ткани.
Мне страшно: вдруг я невпопад
Запретные раздвину грани?
 
 
Шагну на скользкую ступень?
Коснулась… Слышу плач метели
И вижу незнакомый день
Декабрьской пасмурной недели.
 
 
Брожу ли с ним? В лесу… вдвоем?
«Да, – шепчет оснеженный ельник, —
О, вспомни, что в ларце твоем
Ты заперла один сочельник…»
 
 
И рассказал мне вьюжный день
Так убедительно и ясно,
Что жизнь моя прошла, как тень, —
Я двадцать лет ждала напрасно.
 
 
Стоит, забыта и пуста,
Теперь ненужная шкатулка…
Ее покинула мечта:
Одна короткая прогулка.
 

1945

 
В хранилище книжном Нью-Йорка
Нечаянной грезой – на миг —
Мелькнули вишневая горка
И ворох растрепанных книг.
 
 
Не знаю уютней читальни,
Чем та – на душистом ковре.
Мой край незабытый и дальний,
Мой рай на тенистой горе!
 
 
Ведь там – за обрывом отвесным —
Желтели родные поля,
И чем-то до боли чудесным
Родимая пахла земля…
 

1946

 
Майский ветер, штору шевеля,
Шелохнул туманный столбик пыли…
Шелестели в дымке тополя,
А кресты на холмиках застыли.
 
 
Белый ангел мраморным крылом
Осенил нас бережно у входа.
Видишь, над синеющим Днепром
Вьется дым веселый парохода.
 
 
Над обрывом меж плакучих ив
Расцветает снова куст сирени.
Девочка читает, положив
Мраморную книгу на колени.
 
 
Неподвижны в мраморных руках
Широко раскрытые страницы.
Видишь, легкой стайкой в облаках
За Цепным мостом летают птицы.
 
 
Запах мая в воздухе разлит…
Мы с тобой о смерти там забыли,
Где трава росла меж древних плит
На Аскольдовой могиле.
 

1949

 
Хочу помчаться невидимкой
На крыльях радостного сна
Туда, где за прозрачной дымкой
Лежит далекая страна,
 
 
Где спит в садах твой город сонный
Предутренним глубоким сном.
Мне сердца стук неугомонный
Укажет сразу старый дом.
 
 
И, притворившись незнакомкой,
Платок надвинув на лицо,
Взберусь, как странница с котомкой,
На деревянное крыльцо.
 
 
Чуть двинется туман за чащей
Навстречу первому лучу,
В твое окно рукой дрожащей
Я тихо-тихо постучу.
 
 
И, ты, как я и ожидала,
Мне настежь дверь откроешь в дом!
И растеряешься сначала,
И улыбнешься мне потом.
 
 
И птицы защебечут громко…
Ты скажешь: «Вновь пришла во сне
Моя родная незнакомка!»
И будешь думать обо мне.
 

1945