Текст книги "Вечная ночь"

Автор книги: Гильермо Дель Торо

Соавторы: Чак Хоган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

И вот теперь Эф, ослабевший и неуверенный, вкладывая всю свою агрессию и волю, пытался прикончить сильное немертвое существо, горячее на ощупь. Он не стоял по колено в прохладном калифорнийском ручье и не выбирался из своего минивэна, торопясь поймать городскую змею. Он подвергался реальной опасности. Он чувствовал, как его подводят мышцы. Силы покидали его. «Да… да… я бы хотел сдаться…»

Собственная слабость еще больше злила его. Он вспомнил все, что потерял: Келли, Нору, Зака, весь мир – и дернул изо всех сил, с диким криком вырвал трахейную трубку, разодрал прочный хрящ. В тот же миг челюсть щелкнула и выпала из суставов под его грязным пальцем. Хлынула струя червивой крови, и Эф отпрыгнул назад, тщательно избегая паразитов, пританцовывая, как боксер в недосягаемости от противника.

Вампирша вскочила на ноги, скользнула по стене, – бородка и шея были разодраны, из них бил пульсирующий фонтан. Эф сделал ложный выпад, вампирша отступила на несколько шагов, с сопением и воплем, издавая еще какой-то противный звук, похожий на утиное кряканье. Эф снова подался вперед, и на сей раз противник никак не прореагировал. Эфу удалось привести движения твари к определенному ритму, но тут она вдруг напряглась и бросилась наутек.

Если бы Эф когда-нибудь составил список правил борьбы с вампирами, то одним из первых стояло бы: «Никогда не преследуй убегающего вампира». Ничего хорошего из этого не могло выйти. Вампиры за последние два года разработали скоординированные стратегии атаки. Бегство было либо затяжкой, либо неприкрытой хитростью.

И тем не менее Эф в своей ярости сделал то, чего не должен был делать, – знал, что не должен. Он подобрал мечи и бросился в погоню за стригоем к двери с надписью «ЛЕСТНИЦА». Под влиянием злости и жутковатого желания отомстить за всех сразу он распахнул дверь и пробежал два пролета вверх. Там вампирша покинула лестницу, и Эф последовал за ней. Она вприпрыжку бежала по коридору, а Эф несся сзади с длинными мечами в обеих руках. Тварь повернула налево, потом направо, оказалась еще на одной лестнице, взбежала вверх на один пролет.

Эф выбился из сил, и к нему вернулось здравомыслие. Он увидел вампиршу в дальнем конце коридора и почувствовал, что та замедлила бег – поджидает его, желая убедиться, что он увидел, куда она направилась.

Он остановился. Ловушкой это быть не могло. Он только что появился в больнице – у них не было времени подстроить западню. Времени не оставалось. Значит, единственная причина, по которой вампирша вела его за собой в этой идиотской погоне, состояла в том…

Эф зашел в ближайшую палату, пересек ее, направляясь к окну. Стекло было исполосовано черным маслянистым дождем. Город внизу едва виднелся за струями грязной воды, стекающими по стеклу. Прижавшись к нему лбом, Эф напряг зрение, чтобы разглядеть, что происходит на улице.

Он различил темные пятна, похожие на человеческие фигуры, они неслись к бульвару из соседних зданий, заполняли улицу внизу. Их число все росло, они появлялись из дверей, выбегали из-за углов, словно пожарные, мчащиеся на пожар высшей категории сложности.

Эф отпрянул от окна. Телепатический вызов сработал безотказно. Один из архитекторов сопротивления доктор Эфраим Гудвезер оказался в ловушке в здании больницы «Бельвью».

Подземка на Двадцать восьмой улице

Нора стояла на углу Парка и Двадцать восьмой, дождь хлестал по капюшону ее дождевика. Она знала: нельзя останавливаться, но ей необходимо было убедиться, что ее не преследуют. Если да, то спуск в подземку станет не спасением, а западней.

У вампиров глаза по всему городу. Она должна выглядеть как обычный человек по пути на работу или домой. Но проблема в том, что рядом идет ее мать.

– Я же тебе сказала, нужно позвонить домовладельцу! – воскликнула Мариела, скидывая капюшон и подставляя дождю лицо.

– Мама! – одернула ее Нора, снова надевая капюшон на голову матери.

– Почини наконец душ.

– Ш-ш-ш! Тихо!

Нужно было двигаться. Хотя мать и шла с трудом, но по крайней мере на ходу она помалкивала. Нора обняла ее за поясницу, притянула к себе, ступая с тротуара на проезжую часть. В этот момент к перекрестку подъехал армейский грузовик. Нора вернулась на тротуар, откуда, опустив голову, смотрела на проезжающую машину. За рулем сидел стригой. Нора крепко держала мать, чтобы та не шагнула на дорогу.

– Вот подожди – увижу домовладельца, он еще пожалеет, что рассердил нас.

Слава богу, шел дождь. В дождь нужно было надевать плащ, а значит, и капюшон. Старых и больных давно всех отловили. Тот, кто вышел из детородного возраста, не имел права на существование в новом обществе. Нора никогда бы не пошла на риск выйти на улицу с матерью, но у нее не было выбора.

– Мама, давай опять поиграем в молчанку?

– Надоело мне. Надоел этот протекающий потолок.

– Ну-ка, кто дольше промолчит – ты или я?

Нора повела ее на другую сторону улицы. Впереди на столбе рядом с дорожным указателем и светофором висело мертвое тело. Трупы для устрашения вешали повсеместно, особенно много на Парк-авеню. Белка на сутулом плече мертвеца боролась с двумя голубями за право поживиться щеками повешенного.

Нора хотела было увести мать в сторону, но та даже не подняла взгляда. Они начали спускаться по скользким от грязного дождя ступенькам в подземку. Внизу Мариела снова попыталась скинуть капюшон, и Нора тут же вернула его на место и отчитала старуху.

Турникетов больше не было. Непонятно для чего на входе стояла одна старая машина для считывания проездных карточек. Но объявление «ЕСЛИ ЧТО-ТО УВИДЕЛ – СООБЩИ» осталось. Нора облегченно вздохнула. На станции были только два вампира, да и те в другом конце. К тому же они не смотрели в ее сторону. Нора провела мать на нужную платформу, надеясь, что быстро подъедет поезд маршрута № 4, 5 или 6. Она придерживала руки матери, стараясь, чтобы объятие выглядело естественным.

Вокруг, как и в прежние дни, стояли пассажиры, приехавшие из пригорода. Кто-то читал. Некоторые слушали музыку с портативных проигрывателей. Не было только мобильников и газет.

На одной из колонн, к которым прислонялись люди, висело полицейское объявление «Разыскивается» с изображением Эфа – копией фотографии с его старого удостоверения. Нора закрыла глаза и безмолвно выругалась в его адрес. Именно его они ждали в морге. Норе там не нравилось – не потому, что она была брезглива (уж в этом ее никак нельзя было обвинить), а потому, что здание представлялось слишком доступным. Гус (в прежней жизни гангстер, который после судьбоносной встречи с Сетракяном стал для них близким товарищем по оружию) вырыл себе нору под землей. А у Фета был остров Рузвельта, куда она сейчас и направлялась.

Как это похоже на Эфа. Гений, добрый человек, но всегда опаздывает на несколько минут. Вечно он несется как сумасшедший, чтобы успеть.

Из-за него она осталась там еще на один день. Из неуместной преданности – и да, возможно, из чувства вины – Норе хотелось наладить с ним взаимопонимание, встретиться, убедиться, что с ним все в порядке. Стригои вошли на первый этаж морга; Нора набирала текст на одном из компьютеров, когда услышала звон стекла. У нее хватило времени найти мать – та спала в кресле-каталке. Нора могла бы убить вампиров, но тем самым выдала бы свое местонахождение и убежище Эфа – все это стало бы известно Владыке. А в отличие от Эфа она была человеком слишком ответственным и не хотела ставить под угрозу их союз, предавать его.

Предавать его, раскрывая Владыке, – вот что она имела в виду. Потому что Эфа она уже предала, изменив ему с Фетом. Предала Эфа, но союз сохранила. Она чувствовала за собой огромную вину, но опять же – Эф всегда опаздывал на несколько минут, что доказал и на этот раз. А она всегда так много терпела (слишком много, в особенности учитывая его пристрастие к алкоголю) и теперь стала жить полностью для себя.

И для матери. Она почувствовала, что старуха вырывается, и открыла глаза.

– У меня волос попал на лицо, – сказала Мариела, пытаясь движением головы избавиться от него.

Нора быстро оглядела ее – ничего. Она сделала вид, что увидела выбившуюся прядку, и на мгновение отпустила руку матери, чтобы отвести волосы с лица.

– Убрала, – сказала она. – Теперь все в порядке.

Но по тому, как заерзала мать, Нора поняла, что уловка не сработала. Мариела попыталась сдуть волосок.

– Щекочет. Отпусти-ка!

Нора почувствовала, как две-три головы повернулись в их сторону. Она отпустила руку матери. Старуха провела ладонью по лицу, потом попыталась сбросить капюшон.

Девушка тут же накинула капюшон ей на голову, но на какое-то мгновение неухоженные волосы старухи сверкнули предательской сединой.

Нора услышала, как кто-то рядом охнул, и подавила желание повернуться на этот звук. Она старалась выглядеть как можно менее подозрительно. До нее донесся шепоток, а может, только послышалось.

Она наклонилась к желтой линии в надежде увидеть огни приближающегося поезда.

– Вот он! – закричала мать. – Родриго! Я тебя вижу. Не валяй дурака!

Мариела звала домовладельца тех времен, когда Нора была еще ребенком. Нора помнила его – тощий как жердь, с копной черных волос и бедрами такими узкими, что ему постоянно приходилось подтягивать пояс. Мужчина, к которому мать обращалась теперь (черноволосый, но ничуть не похожий на Родриго тридцатилетней давности), внимательно смотрел на нее.

Нора притянула мать к себе, попыталась ее успокоить, но та вывернулась, а когда снова окликнула несуществующего домовладельца, капюшон соскользнул с ее головы.

– Мама, – взмолилась Нора. – Прошу тебя, посмотри на меня. Помолчи.

– Как заигрывать со мной, он тут как тут, а когда нужно что-то сделать…

Нора попыталась рукой закрыть ей рот, снова накинула на голову старухи капюшон, но этим лишь привлекла еще больше внимания.

– Мама, пожалуйста. Нас поймают.

– Ленивый ублюдок, вот он кто!

Даже если мать примут за пьяницу, беды не избежать. Алкоголь был под запретом, потому что ухудшал свойства крови и провоцировал асоциальное поведение.

Нора повернулась, прикидывая, не покинуть ли им платформу, но тут увидел в туннеле яркие огни поезда.

– Мама, наш поезд. Ш-ш-ш! Вот он подходит.

Поезд притормозил. Нора ждала у первого вагона. Несколько пассажиров вышли на платформу, после чего Нора затолкнула мать внутрь, нашла два свободных места рядом. Поезд маршрута № 6 довезет их до Пятьдесят девятой улицы в считаные минуты. Она поправила капюшон на голове матери, дожидаясь, когда же закроются двери.

Нора обратила внимание, что никто не сел рядом с ними. Она бросила взгляд вдоль вагона и успела заметить, как другие входящие пассажиры быстро отворачиваются. Потом она посмотрела на платформу и увидела молодую пару, которая разговаривала с двумя полицейскими (не стригоями) Службы управления городским транспортом; молодые люди показывали на первый вагон поезда. Показывали на Нору.

«Закрывайтесь, двери», – безмолвно взмолилась она.

И двери закрылись. С той самой непредсказуемой решительностью, какую всегда демонстрировал нью-йоркский транспорт, створки сошлись. Нора ждала привычного рывка – ей не терпелось вернуться на свободный от вампиров остров Рузвельта и ждать там возвращения Фета.

Но поезд не трогался. Она одним глазом оглядывала пассажиров в другом конце вагона, другим следила за полицейскими, которые направлялись теперь к вагону в сопровождении двух стригоев, пялясь на Нору красными глазами. За ними стояла законопослушная молодая пара, указавшая полиции на девушку и старуху.

Эти двое полагали, что поступают правильно, подчиняясь новым законам. А может, просто были зловредными. Ведь всем остальным пришлось сдать своих стариков главенствующему роду.

Дверь открылась, и первым вошел полицейский. Даже если бы ей удалось прикончить двух собратьев по роду человеческому, затем двух стригоев и убежать со станции, сделать это она могла только без матери. Но сделать это, не пожертвовав матерью (обрекая ее на арест или смерть), было невозможно.

Полицейский протянул руку и скинул капюшон с головы миссис Мартинес.

– Дамы, – сказал он, – вам придется пройти с нами.

Нора осталась сидеть, он положил руку ей на плечо и сильно сдавил:

– Немедленно.

Больница «Бельвью»

Эф отпрянул от окна: вампиры собирались внизу на улице перед дверями больницы. Он прокололся… Страх обжег желудок. Он попался.

Первым его порывом было бежать дальше наверх, выиграть время, выбравшись на крышу, но дальше – тупик. Единственное преимущество крыши состояло в том, что с нее можно было броситься на асфальт – выбрать между смертью и обращением.

Если бежать вниз, придется прорубаться через толпу стригоев. А это все равно что пробираться через рой пчел-убийц: уж раз-то его точно ужалят, а этого вполне достаточно.

Значит, бегство исключается. Как и самоубийственная схватка. Но он немало времени провел в больницах и мог считать их своей территорией. Преимущество на его стороне. Остается только понять, в чем оно состоит.

Эф проскочил мимо застывших лифтов, потом остановился, пробежал назад тем же маршрутом, замер перед панелью управления газоснабжением. Аварийный кран, перекрывающий подачу газа на этаж. Эф сорвал пластиковый щиток, убедился, что заслонка открыта, и принялся молотить по конструкции, пока не услышал характерного шипения.

Затем он бросился к лестнице, поднялся на один этаж, побежал к панели управления подачей газа, раскурочил и ее. Он вернулся на лестницу и услышал, как кровососы наводняют здание. Делали они это молча – потому что голоса у них не было. До него доносилось только шлепанье мертвых босых ног по ступенькам.

Эф рискнул и поднялся еще на этаж, затем быстро разворотил панель и здесь. Он нажал кнопку вызова ближайшего лифта, но не стал ждать, вместо этого принялся искать служебные лифты, на которых санитары перевозили продукты и лежачих пациентов. Нашел их, нажал кнопку и замер в ожидании.

Адреналин выживания и погони зарядил его кровь – средство не менее действенное, чем любой искусственный стимулятор. Он понял, что именно такой эйфории искал в медикаментозных средствах. Чувствительность рецепторов удовольствия притупилась после многочисленных схваток, которые могли закончиться его смертью. Слишком часто испытывал он эйфорию, слишком часто настроение его падало ниже плинтуса.

Дверь лифта открылась, он вошел в кабину и нажал кнопку «П» – «подвал». Объявления предупреждали о важности сохранения врачебной тайны и необходимости мыть руки. С грязного постера Эфу улыбался ребенок. Он сосал леденец и подмигивал ему, подняв вверх большой палец. «ВСЕ БУДЕТ ТИП-ТОП», – сообщал печатный идиот. На постере был график педиатрических конференций, проходивших миллион лет назад. Эф засунул один меч назад в сумку; цифры этажей сменяли друг друга, приближаясь к «П». Потом свет внутри погас, кабинка дернулась и остановилась между этажами – заело. Такое развитие событий было катастрофой, но через несколько секунд кабинка дернулась и снова двинулась вниз. Как и все остальное, лифты требовали регулярного обслуживания, а потому доверяться этому средству передвижения не стоило… конечно, если у тебя был выбор.

Раздался звонок, и дверь наконец открылась. Эф вышел в служебное крыло больничного подвала. У стены, словно тележки в супермаркете в ожидании покупателей, сгрудились носилки с голыми матрасами. Гигантская тележка с парусиновым кузовом для подвоза белья в прачечную стояла под открытым концом желоба, выходящего из стены.

В углу на нескольких колесных платформах с длинными ручками жались друг к другу с десяток кислородных баллонов, выкрашенных в зеленый цвет. Эф быстро, насколько позволяло его усталое тело, затолкал баллоны во все три кабинки лифтов – по четыре в каждую. Он сдирал с них металлические колпачки, которыми молотил по соплам до утешительного шипения, свидетельствующего об утечке газа. Затем нажал кнопки верхнего этажа во всех кабинках, и все три двери закрылись.

Эф вытащил из своей сумки полупустую банку жидкости для розжига угля. Коробок со всепогодными спичками лежал где-то в кармане плаща. Дрожащими руками он перевернул тележку с бельем перед тремя лифтами, вывалив грязное тряпье на пол, потом со злобной радостью выдавил из полиэтиленовой банки горючую жидкость, чиркнул двумя спичками и бросил их на бельевую кипу, которая вспыхнула, издав жаркое «пых». Эф нажал кнопку вызова всех трех лифтов (они управлялись каждый отдельно с панели служебного помещения), а потом побежал прочь, как полоумный, пытаясь найти выход.

У зарешеченной двери Эф увидел большую панель управления с цветными трубками, вытащил из стеклянного шкафчика пожарный топор, который показался ему таким увесистым, таким большим. Он последовательно размолотил уплотнения всех трех подающих трубок, используя скорее вес топора, чем собственные иссякающие силы, и услышал свист газа. Потом толкнул дверь и оказался под моросящим дождем посреди раскисшей от дождя садовой площадки, обставленной скамейками. Неровные дорожки выходили на Франклин-Рузвельт-драйв и разбухшую Ист-Ривер. Почему-то в голову ему пришли строки из старого фильма «Молодой Франкенштейн»: «Могло быть хуже. Мог бы идти дождь». Эф фыркнул. Он смотрел это кино вместе с Заком. И потом много недель они цитировали друг другу самые ходовые словечки и реплики оттуда. «Там волк… Там за́мок».

Он очутился на заднем дворе больницы. Добежать до улицы времени не оставалось, и Эф понесся по маленькому саду, стараясь оставить здание как можно дальше позади. Добравшись до дальней границы сада, он увидел вампиров, забирающихся на высокую стену со стороны Рузвельт-драйв. Новые убийцы, отправленные Владыкой; над ними под дождем поднимался парок: высокая температура тела – следствие ускоренного метаболизма.

Эф подскочил к ним, каждую секунду ожидая, что здание за спиной взлетит на воздух. Он скинул нескольких вампиров со стены, те приземлились на ноги и руки, но немедленно выпрямились, как бессмертные в видеоигре. Эф побежал по стене к зданиям Медицинской школы Нью-Йоркского университета, стараясь как можно дальше уйти от «Бельвью». Прямо перед ним вампирская рука с длинными когтями уцепилась за край стены, появилась плешивая голова, сверкнули налитые кровью глаза. Эф упал на колени, сунул лезвие меча в разверстый рот стригоя, кончик вошел заднюю стенку глотки. Но Эф не пронзил его насквозь, не уничтожил. Серебряный клинок обжигал стригоя, не давая распахнуть челюсти и выпустить жало.

Вампир не мог пошевелиться. Его глаза в красном ободке смотрели на Эфа с мукой и смятением.

– Ты меня видишь? – спросил Эф.

Глаза стригоя никак не реагировали. Эф обращался не к нему, а через него – к Владыке.

– Ты видишь вот это?

Он повернул меч так, чтобы вампир невольно посмотрел на «Бельвью». Другие твари карабкались на стену, а кто-то уже выбегал из больницы, поняв, что Эфу удалось уйти. У него оставались считаные мгновения. Он опасался, что теракт сорвался, что газ нашел выход из здания.

Эф снова посмотрел на лицо вампира, словно на самого Владыку:

– Верни мне сына!

Не успел он произнести последнее слово, как здание взлетело на воздух, швырнув его вперед. Меч пронзил шею стригоя насквозь. Эф скатился со стены, не выпуская рукояти, клинок выскользнул изо рта вампира.

Эф приземлился на крышу брошенного автомобиля, одного из многих стоящих в проезде. Вампир рухнул рядом на дорогу. Вся сила удара при падении пришлась на бедро. Перекрывая звон в ушах, до Эфа донесся свистящий вопль, и он поднял голову навстречу черному дождю. Он увидел что-то похожее на ракету – оно мелькнуло в высоте, описало дугу и плюхнулось в реку. Кислородный баллон.

На асфальт обрушился град тяжеленных кирпичей. Осколки стекла сыпались под дождем, словно бриллианты. Эф укрыл голову курткой и соскользнул с помятой автомобильной крыши, стараясь не замечать боль в боку.

Только поднявшись, он увидел, что глубоко в голень ему вошли два осколка стекла. Он вытащил их – из ран хлынула кровь. И тут Эф услышал возбужденный всхлип…

В нескольких метрах от него на спине лежал оглушенный вампир, белая кровь сочилась из дыры в задней части шеи, но при запахе крови он все еще чувствовал волнение и голод. Кровь человека приглашала его отобедать.

Эф посмотрел на лицо твари, ухватил за вывернутый подбородок, заглянул в красные глаза, перевел взгляд на серебряное острие меча.

– Мне нужен мой сын, ты слышишь, сука?! – прокричал Эф.

В следующий миг яростным ударом он избавил стригоя от страданий, отделив голову от туловища и разорвав связь с Владыкой.

Прихрамывая, истекая кровью, он выпрямился.

– Зак… – пробормотал он. – Где ты?..

С этими словами он начал долгий путь домой.