Текст книги " Вечная ночь"

Автор книги: Гильермо Дель Торо

Соавторы: Чак Хоган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вудсайд

Бывшая Келли Гудвезер появилась у своего дома на Келтон-стрит всего несколько минут спустя после ухода Эфа. Она следила за этим человеком – ее близким – с того самого момента, когда часов пятнадцать назад засекла ритм его крови. Но едва небо прояснилось к полуденному просвету, когда в течение двух-трех часов в сутки тусклый, но все же опасный солнечный свет пробивался через плотное облачное одеяло, ей пришлось уйти под землю, и она потеряла время. А теперь вот добралась до места.

Ее сопровождали двое «щупалец» – дети, ослепленные во время солнечного затмения, совпавшего с прибытием Владыки в Нью-Йорк; этих детей впоследствии обратил сам Владыка, а теперь еще и одарил сверхчувственным восприятием второго зрения. Маленькие и юркие, они неслись по тротуару, перепрыгивали через заброшенные машины, напоминая голодных пауков, которые ничего не видят, но все чувствуют.

Обычного нутряного влечения Келли к ее близкому хватало, чтобы обнаружить и выследить бывшего мужа. Но сигнал Эфа был ослаблен и искажен воздействием этанола, стимуляторов и успокоительных для нервной и сердечно-сосудистой систем. Интоксикация затрудняла контакт нервных клеток в головном мозге, замедляя скорость передачи сигнала и ухудшая его восприятие внешними источниками, словно помехи для радиоканала.

Владыка проявлял особый интерес к Эфраиму Гудвезеру, в особенности к его перемещениям по городу. Вот почему в помощь Келли были даны «щупальца» (в прежней жизни брат и сестра, теперь почти неотличимые друг от друга из-за потери волос, гениталий и прочих гендерных различий). Подойдя к дому, они принялись бегать туда-сюда вдоль низкой ограды, дожидаясь, когда подойдет Келли.

Она открыла калитку и вошла на участок, обогнула здание, проверяя, нет ли каких ловушек. Удостоверившись, что ничто ей не угрожает, вампирша ударила основанием ладони по двойному оконному стеклу, разлетевшемуся вдребезги, затем просунула руку внутрь, отперла замок и подняла оконную раму.

«Щупальца» запрыгнули внутрь, Келли последовала за ними – закинула одну обнаженную грязную ногу, потом наклонилась и легко согнула тело, чтобы пролезть в небольшое отверстие. «Щупальца» ползали по дивану; будь они обученными полицейскими собаками, то сделали бы здесь стойку. Долгое мгновение Келли стояла неподвижно, пытаясь прочувствовать дом. Она убедилась, что здесь никого нет, – значит, они опоздали. Но она ощущала запах Эфа. Может быть, удастся узнать еще кое-что.

«Щупальца» понеслись по полу к окну, выходящему на север, прикоснулись к стеклу, словно впитывая сохранившееся еще недавнее ощущение. Потом они мигом взлетели вверх по лестнице, Келли не спеша двинулась за ними – пусть принюхаются и сделают стойку. Вампиреныши носились по спальне, взбудораженные недавним пребыванием человека; они напоминали животных, которых приводит в безумие какой-то непреодолимый непонятный импульс.

Келли стояла посреди комнаты, опустив руки. Жар ее вампирского тела, ее горячечный метаболизм мгновенно поднял температуру в прохладном помещении на несколько градусов. В отличие от Эфа Келли ни в какой форме не страдала ностальгией. В спальне сына она не чувствовала ни тяги к своему прежнему жилью, ни малейших уколов сожаления или утраты, точно так же не чувствовала она привязанности к своему жалкому человеческому прошлому. Бабочка не оглядывается с горечью или грустью на день вчерашний, проведенный в обличье гусеницы, она просто летает.

В существо вампирши проник некий гул, обозначился в ее голове, пробежал по всему телу. Владыка смотрел через нее. Ее глазами. Узнал, что они разминулись.

Мгновение великой чести и доверия…

Гудение прекратилось так же неожиданно, как возникло. Келли не ощутила упрека от Владыки за то, что упустила Эфа. Она поняла только одно – что была полезной. Среди всех стригоев, служивших Владыке на планете, Келли выделялась двумя достоинствами, особо им ценимыми. Во-первых, у нее была прямая связь с Эфраимом Гудвезером.

А во-вторых, у нее был Закария.

Келли по-прежнему испытывала потребность – необходимость – обратить своего дорогого сына. Это желание теперь не жгло ее так, как прежде, но никогда не исчезало. Она все время чувствовала собственную неполноценность, пустоту. Нынешнее положение противоречило ее вампирской природе. Но она терпела эти мучения по одной-единственной причине: этого требовал Владыка. Одна его неколебимая воля удерживала Келли от обращения сына. И потому мальчик оставался человеком. Оставался неосвобожденным, незавершенным. Вероятно, у повелителя были свои резоны. Она доверяла ему беспрекословно. Мотив оставался неведом ей, потому что ее время узнать еще не наступило.

Пока ей было достаточно видеть, что мальчик сидит рядом с Владыкой.

Келли спускалась по лестнице, а вокруг нее скакали «щупальца». Она подошла к высокому окну и, почти не снижая темпа, вылезла из него таким же способом, каким залезла внутрь. Снова начался дождь, жирные черные капли падали на ее горячий череп и плечи и исчезали облачками пара. Стоя на улице на желтой линии разметки, она снова ощутила след Эфа: он трезвел и ритм его крови становился четче.

Она шла под дождем, оставляя за собой легкий парок, а «щупальца» носились туда-сюда. Вампирша приблизилась к станции метро и почувствовала, как телепатическая связь с Эфом сходит на нет. Расстояние между ними увеличивалось. Он мчался все дальше от нее в вагоне подземки.

Разочарование не затмило ее мысли. Келли будет искать Эфа, пока они не воссоединятся раз и навсегда. Она переправила отчет Владыке и только потом последовала на станцию за «щупальцами».

Эф возвращался на Манхэттен.

«Фаррелл»

Лошадь скакала. Следом за ней неслось облако густого черного дыма и оранжевого пламени.

Лошадь горела.

Охваченное огнем гордое животное неслось галопом с целеустремленностью, вызванной не болью, а желанием. Ночью видимая с расстояния в полтора километра, лошадь без седла и всадника мчалась по плоской разоренной земле к деревне. К наблюдателю.

Фет стоял, парализованный этим зрелищем. Он знал, что лошадь скачет к нему. Он предчувствовал это, ждал. Приближаясь со скоростью огненной струи, скачущая лошадь заговорила (естественно, во сне она умела говорить). «Я живу», – сказала она.

Василий взвыл, когда огненная лошадь поравнялась с ним, и… проснулся.

Он лежал на боку на откидной койке в кубрике под палубой бака раскачивающейся посудины. Качка была бортовая и килевая, и Фет ходил ходуном вместе с судном, вещи вокруг него были связаны и надежно закреплены. Остальные койки были подняты к переборке. Он был один.

Этот сон – всегда одинаковый в главном – преследовал его с юности. Огненная лошадь с горящими копытами скачет на него из темноты, через миг она сомнет его… но в этот момент он просыпался. Пробудившись, он чувствовал сильный, всеподавляющий страх, детский страх.

Фет вытащил свой рюкзак из-под койки. Ткань намокла, как и все остальное на судне, но узел сверху был затянут надежно, все содержимое оставалось на месте.

Судно называлось «Фаррелл» – большой сейнер, который использовали для контрабанды марихуаны; этот бизнес, как и в прежние времена, приносил прибыль. Последний отрезок перехода из Исландии. Фет нанял судно по цене десятка стволов и кучи патронов – этого им хватит на несколько лет. Океан оставался одним из немногих мест на планете, недоступных для вампиров. Незаконный оборот наркотиков свели до минимума, подпольный бизнес ограничивался сбытом амфетаминов и всевозможной травы вроде конопли, выращенной дома и приготовленной в домашних условиях. Владельцы судна вели и маленький второстепенный бизнес, занимаясь контрабандой сивухи, а в этот раз везли несколько ящиков превосходной исландской и русской водки.

Отправляясь в Исландию, Фет ставил перед собой две задачи. Главной было посещение Рейкьявикского университета. В первые недели и месяцы после катастрофы, сидя в железнодорожном туннеле под Гудзоном в ожидании, когда воздух на поверхности снова станет пригодным для жизни, Фет постоянно листал книгу, ради которой умер профессор Авраам Сетракян, книгу, которую этот уцелевший в холокосте и ставший охотником на вампиров человек недвусмысленно доверил Фету, и только Фету.

Книга называлась «Окцидо люмен», что в дословном переводе означало «Падший свет». Четыреста восемьдесят девять пергаментных страниц рукописного текста, из которых двадцать украшены рисунками; кожаный переплет с накладками из чистейшего вампирозащитного серебра. «Люмен», основанный на текстах древних глиняных табличек, восходящих ко временам Месопотамии и обнаруженных в 1508 году в одной из горных пещер Загроса, повествовал о возвышении стригоев. Эти очень хрупкие таблички с шумерской клинописью просуществовали немногим более века, пока не попали в руки французского раввина, который исполнился решимости тайно их перевести (более чем за два века до того, как шумерская письменность была полностью расшифрована). В конечном счете он подарил рукопись королю Людовику XIV, после чего был немедленно заключен в тюрьму.

Таблички по королевскому приказу разбили в пыль, рукопись же считалась уничтоженной или утраченной. Любовница короля, интересовавшаяся оккультизмом, похитила «Люмен» из дворцового хранилища в 1671 году, и с тех пор манускрипт негласно много раз переходил из рук в руки, приобретая нынешнюю репутацию про́клятого. На короткое время «Люмен» всплывал на поверхность в 1823 и 1911 годах, и каждый раз его появление совпадало с таинственными вспышками болезней. Однако вскоре книга снова исчезала. Этот том был заявлен на продажу аукционным домом «Сотбис» на Манхэттене всего десять дней спустя после прибытия Владыки и начала вампирской чумы, и Сетракян предпринял отчаянные усилия завладеть книгой, заручившись поддержкой Патриархов, предоставивших в его распоряжение их общее накопленное богатство.

Сетракян, университетский профессор, который после обращения любимой жены сторонился общества и всю жизнь посвятил охоте на вампиров, уничтожению стригоев – носителей вируса, считал «Люмен» достоверным текстом о заговоре вампиров, терзавших землю на протяжении бо́льшей части истории человечества. По социальной лестнице он спустился до низкой ступеньки владельца ломбарда в бедной части Манхэттена, но в глубинах его лавки хранился целый арсенал оружия для борьбы с вампирами и собранная за многие десятилетия поисков по всему миру библиотека древних текстов и рукописей об этом страшном роде. Он так страстно жаждал раскрыть тайны, содержащиеся в «Окцидо люмен», что в конечном счете отдал жизнь ради того, чтобы передать книгу Фету.

За долгие темные ночи, проведенные в туннеле под Гудзоном, Василий понял: ведь кто-то выставил «Люмен» на продажу. Кому-то эта про́клятая книга принадлежала… но кому? Фет предполагал, что продавец владел какими-то более глубокими знаниями о силе «Люмена» и его содержании. Выбравшись из туннеля, Фет усердно штудировал книгу с помощью латинского словаря и в меру своих сил проделывал утомительную работу по переводу. Посетив опустевшее здание «Сотбис» в Верхнем Ист-Сайде, он обнаружил, что анонимным бенефициаром вырученных с продажи этой чрезвычайно редкой книги денег был Рейкьявикский университет. Вместе с Норой он взвесил все «за» и «против», и они решили, что долгое плавание в Исландию – их единственный шанс выяснить, кто же выставил книгу на аукцион.

Однако университет, как узнал Фет по прибытии, был рассадником вампиризма. Напрасны были надежды Фета на то, что Исландия пошла английским путем: Соединенное Королевство быстро отреагировало на заразу, перекрыло Ла-Манш и принялось уничтожать стригоев после первичной вспышки этой чумы. На островах почти не было вампиров, а народы королевства, хотя и полностью изолированные от окружающего их зараженного мира, остались в человеческом обличье.

В надежде выяснить происхождение книги Фет дождался светлого времени, чтобы осмотреть разграбленные административные помещения. Ему удалось узнать, что книгу на аукцион предложил выставить фонд, управлявший университетским имуществом, а не работавшие в университете ученые или какой-то конкретный бенефициар, как он надеялся. Поскольку кампус оказался заброшенным, долгое путешествие завершилось ничем. Впрочем, не совсем ничем. В книжном шкафу на кафедре египтологии Фет обнаружил крайне любопытный текст: книгу в кожаном переплете, напечатанную во Франции в 1920 году. На обложке стояли слова «Sadum et Amurah». Сетракян перед самой смертью просил Фета запомнить именно эти слова.

Василий взял книгу с собой, хотя не знал по-французски ни слова.

Вторая часть его миссии оказалась гораздо более продуктивной. В какой-то момент ранних контактов с контрабандистами марихуаны Фет, узнав, насколько обширны их связи, попросил познакомить его с кем-нибудь, кто имел доступ к ядерному оружию. Вопреки представлениям, эта просьба не была такой уж невыполнимой. Скажем, на территории бывшего Советского Союза, где стригои полностью владели ситуацией, множество так называемых ядерных чемоданчиков были похищены бывшими офицерами КГБ и, по слухам, продавались (правда, не в идеальном состоянии) на черном рынке Восточной Европы. Желание Владыки очистить мир от ядерного оружия (чтобы никто не смог уничтожить место его происхождения, как он сам уничтожил шестерых Патриархов) свидетельствовало о том, что Владыка уязвим. Как и в случае с Патриархами, место происхождения Владыки, ключ к его уничтожению, было названо где-то на страницах «Люмена». Фет предложил хорошую цену, и у него хватало серебра, чтобы подкрепить сделку.

Контрабандисты принялись наводить справки среди своих приятелей – морских контрабандистов, обещая комиссионные в виде серебра. Фет скептически отнесся к сообщению о том, что у них есть сюрприз для него, но отчаявшиеся головы готовы поверить во что угодно. На небольшом вулканическом острове к югу от Исландии они встретились с украинской командой на никуда не годной яхте с семью разными навесными двигателями на корме. Капитаном был парень лет двадцати пяти, практически однорукий – его усохшая левая рука заканчивалась жутковатым крюком.

Ядерное устройство вовсе не было похоже на чемодан. Оно напоминало небольшой (размером метр в высоту и полметра в ширину) бочонок или мусорное ведро, завернутое в черный брезент и помещенное в сетку, по бокам и поверх крышки у него имелись зеленые ремни с застежками. Фет попытался его поднять – весил бочонок около пятидесяти килограммов.

– Ты уверен, что эта штука работает? – спросил он.

Капитан здоровой рукой поскреб рыжую бороду. Говорил он на ломаном английском с русским акцентом.

– Мне сказали, что работает. Есть только один способ проверить. У него не хватает одной детальки.

– Одной детальки? – переспросил Фет. – Дай-ка я догадаюсь. Урана. У-двести тридцать три.

– Нет. Заряд-то как раз на месте. Мощность – одна килотонна. Нет взрывателя. – Парень показал на плетение проводов сверху и пожал плечами. – Все остальное в порядке.

Эквивалент ядерного боеприпаса в одну килотонну составлял тысячу тонн тринитротолуола. Ударная волна, способная гнуть металлические балки, распространяется на расстояние в полмили от эпицентра.

– Не скажешь, как ты обзавелся этой штукой? – спросил Фет.

– Не скажешь, для чего она тебе? – спросил капитан. – Уж лучше давай каждый останется при своей тайне.

– Справедливо.

Капитан попросил одного из членов экипажа помочь Фету перегрузить бомбу на контрабандистское судно. Фет открыл трюм под стальным полом, где хранил запас серебра. Стригои, помешанные на сборе серебра, с не меньшим рвением собирали и дезактивировали ядерные боеприпасы. А потому стоимость этих эффективных средств вампироубийства росла экспоненциально.

Завершив сделку, которая включала и сопутствующий обмен между членами командами – водка на табак для самокруток, – они разлили выпивку по стаканам.

– Ты украинец? – спросил капитан у Фета, осушив стакан с огненной водой.

– А что, похож?

– Ты похож на людей из моей деревни… Когда-то она существовала.

– А теперь исчезла?

Молодой капитан кивнул.

– Чернобыль, – сказал он, поднимая высохшую руку.

Фет посмотрел на ядерную бомбу, привязанную эластичным тросом к стене. Никакого тебе свечения, никакого тиканья. Переносное оружие в ожидании активации. Неужели он приобрел бочонок мусора? Нет, он так не думал. Он полагал, что украинский контрабандист проверяет своих поставщиков. К тому же нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что он планировал продолжать отношения с поставщиками марихуаны.

Фет почувствовал возбуждение, даже уверенность. Он словно держал заряженное ружье без спускового крючка. Ему всего лишь требовался детонатор.

Он собственными глазами видел, как команда вампиров раскапывала участки вокруг геологически активной территории горячих источников близ Рейкьявика, известной под названием Черный бассейн. Это свидетельствовало о том, что Владыка не знает точно, где находится место его появления на свет – не место его рождения, а земля, где он впервые явил себя миру в обличье вампира.

«Окцидо люмен» раскрывал тайну этого места. Фету оставалось всего лишь сделать то, что до сих пор было ему не по силам: перевести книгу и обнаружить место появления Владыки на свет. Будь «Люмен» инструкцией по уничтожению вампиров, Фет давно бы уже разобрался в нем, но он был наполнен образами, рожденными бурной фантазией, странными аллегориями и сомнительными заявлениями. Манускрипт описывал человеческую историю, предопределенную не судьбой, а сверхъестественным влиянием Патриархов. Этот текст приводил всех в замешательство. Фету не хватало веры в собственную ученость. Вот где пригодились бы обширные знания старого профессора! Без него «Люмен» был для них не полезнее ядерного заряда без взрывателя.

Тем не менее Фет продвигался вперед. Желание что-то делать вывело его на палубу. Он ухватился за поручни, оглядел волнующийся океан. Сильного дождя сегодня не было, но в воздухе висел промозглый соленый туман. Изменение атмосферы сделало плавание занятием более опасным, погода на воде стала малопредсказуемой. Их судно двигалось по громадному скоплению медуз – этот биологический вид доминировал теперь во всех открытых морях; медузы поедали рыбью икру и блокировали ту малость дневного света, что достигала поверхности океана; иногда медузы образовывали колонии шириной в несколько километров, они покрывали поверхность воды, как корочка запеканки.

Судно шло на расстоянии пятнадцати километров от побережья Массачусетса в районе Нью-Бедфорда, что напомнило Фету об одной из наиболее интересных записей в бумагах Сетракяна, которые он отобрал и оставил вместе с «Люменом». В этой записи старый профессор рассказывал историю состоявшегося в 1630 году плавания Уинтропа, который вместе со второй волной колонистов переправился через Атлантику в Новый Свет на одиннадцати кораблях спустя десять лет после «Мейфлауэра». Один из кораблей, называвшийся «Хоупвелл», перевозил три украшенных красивой резьбой ящика с неизвестным грузом. Пуритане высадились в районе нынешнего Салема, штат Массачусетс, но потом переместились в Бостон (их привлекло изобилие пресной воды). Условия обитания поселенцев были весьма суровы. В первый год умерло двести человек, их смерть объяснили болезнями, а не истинной причиной: сами того не зная, они перевезли стригоев в Новый Свет и стали жертвами Патриархов.

Гибель Сетракяна оставила невосполнимую пустоту в жизни Фета. Ему так не хватало советов этого мудреца, его общества, но самое главное – не хватало интеллекта Сетракяна. Уход старика стал не просто смертью, но и критическим (и это не преувеличение) ударом по будущему человечества. Ценой собственной жизни профессор передал в их руки священную книгу «Окцидо люмен», но не оставил средства для расшифровки фолианта. Фет принялся прилежно изучать страницы книги и блокноты в кожаных переплетах, содержащие глубокие таинственные размышления старика, иногда перемежающиеся незначительными бытовыми наблюдениями, списком покупок, финансовыми расчетами.

Василий раскрыл французскую книгу и, естественно, обнаружил, что и здесь ничего не может понять. Но некоторые великолепные рисунки говорили сами за себя; на иллюстрациях во всю страницу Фет видел какого-то старика с женой, они убегали из города, сгорающего в священном огне… на одном из рисунков его жена превращалась в прах. Даже Фет знал эту притчу. «Лот…» – вспомнил он. За несколько страниц до этой он видел другую иллюстрацию – на ней старик защищал двух мучительно красивых крылатых существ, архангелов, посланных Господом. Фет захлопнул книгу и посмотрел на обложку. «Sadum et Amurah».

«Содом и Гоморра… – догадался он. – Садум и Амурах – это Содом и Гоморра…»

Фет вдруг почувствовал себя знатоком французского. Он вспомнил одну из иллюстраций в «Люмене», почти идентичную иллюстрации во французской книге. Не по стилистике или утонченности, а по содержанию. Лот защищает архангелов от людей, желающих совокупиться с ними.

Ключи к разгадке крылись здесь, но Фет не мог толком обнаружить ни один из них. Даже его руки, большие и грубые, как бейсбольные рукавицы, казалось, были абсолютно не приспособлены для манипуляций с «Люменом». Почему Сетракян выбрал его, а не Эфа, почему именно ему вручил эту книгу? Эф был явно умнее, гораздо начитаннее. Черт, да и этот треклятый французский он наверняка знает! Но Сетракян был уверен, что Фет скорее умрет, чем позволит книге попасть в руки Владыки. Сетракян хорошо изучил Василия. И очень любил его, проявляя терпение и заботу, как старый отец. Твердый, но сердобольный, Сетракян никогда не давал Фету почувствовать, что тот плохо соображает, что мало знает; напротив, он с огромным прилежанием и вниманием объяснял ему все детали, отчего Фет чувствовал себя частью общего дела. Сетракян сделал его членом команды.

Эмоциональную пустоту в жизни Фета заполнил совершенно неожиданный источник. В первые дни, проведенные в железнодорожном туннеле, непредсказуемость и одержимость Эфа росли, и все это явно усилилось, стоило им выйти на поверхность. Нора же, видя изменения, стала все больше полагаться на Фета, доверяться крысолову, давать утешение ему и искать утешения у него. Со временем Фет научился отвечать ей. Он восхищался твердостью Норы перед лицом непосильного отчаяния. Многие другие были подавлены безнадежностью, сходили с ума или же, как Эф, позволяли отчаянию изменить себя. Нора Мартинес явно разглядела что-то в Фете (может быть, то же, что разглядел в нем старый профессор): врожденное благородство, более свойственное вьючному животному, чем человеку, и что-то еще, о чем даже сам Фет до недавнего времени не подозревал. И если это его свойство (стойкость, решимость, безжалостность – что уж там это было) привлекало Нору в таких чрезвычайных обстоятельствах, то и сам он изменялся к лучшему.

Из уважения к Эфу он противился их связи, пытаясь игнорировать чувства – и свои, и Норы. Но взаимное притяжение стало теперь явным. В последний день, перед тем как уйти в плавание, Фет прикоснулся ногой к ноге Норы. По современным меркам этот жест ничего не значил, но только не для Фета. Он был человеком крупным, но остро чувствовал свое личное пространство. Он никогда не искал и не допускал его нарушения. Он держался от всех на расстоянии, и почти любое прикосновение вызывало у него чувство крайней неловкости, но, когда к его ноге прижалась коленка Норы, сердце Фета учащенно забилось. Забилось в надежде, когда его вдруг осенило: «Она не отдернула ногу. Не отстранилась…»

Нора просила его быть осторожным, не лезть на рожон, и в ее глазах стояли слезы. Искренние слезы. Она долго смотрела ему вслед.

Никто никогда прежде не плакал, расставаясь с Фетом.