Текст книги "Искатель. 1969. Выпуск №1"

Автор книги: Гилберт Кийт Честертон

Соавторы: Олег Куваев,Юрий Тупицын,Александр Лукин,Теодор Гладков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

6

Лобов сидел на диване, откинувшись на его спинку и с наслаждением вытянув ноги. В углу дивана пристроился Кронин. Он сидел, ссутулившись, обхватив свои плечи длинными худыми руками.

– А наша операция начинает приобретать трагический оттенок, – задумчиво сказал Ждан, расположившийся напротив своих друзей в кресле.

Кронин повернулся к нему.

– Что ты имеешь в виду?

– Яйцо. Антонов принес или привез откуда-то крупное яйцо. А как известно даже детям, большие яйца кладут крупные животные. Животные склонны защищать свое потомство, и притом весьма отчаянно. На Орнитерре нет крупных хищников, но, если животное достаточно велико, оно может наделать уйму бед даже в том случае, когда питается одной травой.

– На посту должны были остаться следы появления такого чудища, – возразил Кронин, – а их нет.

– Оно могло и не являться на пост, – вмешался Лобов. – Вспомните последнюю реплику Лены: «Много? Сейчас же иду!» Значит, Виктор нашел целую кладку этих огромных яиц. Лене, разумеется, захотелось осмотреть ее. К этой кладке они и отправились… Вот там-то с ними и могла случиться беда.

– Скверно, – вздохнул Кронин.

– Да чего уж хорошего! Во всяком случае, – сказал Лобов, – теперь мы можем четко сформулировать нашу очередную задачу: надо отыскать кладку яиц в районе шестого поста. Не думаю, что это будет трудно. Во-первых, она расположена где-то неподалеку, потому что Виктор и Лена не воспользовались глайдером, а предпочли отправиться пешком. Во-вторых, яйца достаточно велики. Если из них даже успели вылупиться детеныши, мы все равно, найдем это место по остаткам скорлупы.

– Резонно, – согласился Кронин.

– Завтра мы отправимся на пост вдвоем, – продолжал Лобов. – Второй нужен для подстраховки. Кто знает, что представляет собой эта яйцекладущая зверюга?

– Как ты думаешь, Иван, – спросил Кронин, – есть надежда найти ребят живыми?

Лобов долго молчал, прежде чем ответить.

– Надежду потерять никогда не поздно, – сказал он наконец.

За ужином Клим удивил своих друзей, притащив на десерт большое блюдо круглых серебристых плодов, каждый величиною с яблоко. Кают-компанию наполнил чудесный, чуть пряный запах.

– Орнитеррские, – гордо объявил Клим, – диво, а не фрукты. Я уже пробовал.

– Хм, – неопределенно пробормотал Кронин, разглядывая необычные плоды.

Клим засмеялся.

– Не бойся, мой осторожный друг. Я их пробовал еще рано утром, и, как видишь, со мной ничего не случилось. А до меня плоды испытывали стажеры и установили их полнейшую безвредность. Ребята просто молодцы. У них в консерваторе целая куча разных плодов, пригодных в пищу. Я выбрал самые лучшие.

Он взял серебристый плод и подкинул на ладони.

– Называется он зимми – в честь Лены Зим. Чудесный продукт! Чем-то напоминает землянику или малину со сливками.

Он поднес зимми ко рту, и изрядный кусок безо всякого хруста, словно по волшебству, последовал по назначению. Аромат стал заметнее, и впрямь запахло земляникой.

– Клим, ты демон-искуситель, – сказал Кронин.

Он выбрал плод покрупнее и с аппетитом вгрызся в его маслянистую розоватую мякоть. Лобов усмехнулся, тоже выбрал себе плод, но его рука с тяжелым зимми вдруг замерла на полдороге ко рту. Это произошло как-то само собой, подсознательно. Ему пришлось сделать известное усилие, чтобы хотя бы примерно разобраться, почему так произошло. Собственно, до конца он так и не разобрался. Просто в его памяти промелькнули отдельные картины, как будто бы не имеющие никакого отношения к проблеме съедобности зимми и все-таки чем-то с ней связанные: надкусанный увядший плод на столике шестого поста, инъектор с универсальной вакциной в куртке Лены, дымные столбы бесполых колибридов над синим лесом. А потом пришла и уже довольно четкая мысль. На Орнитерре работало несколько экспедиций, и все обходилось благополучно. Но вот Лена и Виктор, третья смена научной станции, начали опыты по употреблению в пищу местных плодов, и с ними произошло нечто загадочное, может быть, даже непоправимое.

Лобов подержал тяжелый красивый плод на ладони и решительно положил его обратно на блюдо. В ответ на удивленные взгляды друзей он сказал:

– Пусть хотя бы один из нас не ест местных плодов.

Кронин заметно переменился в лице, а Клим удивился.

– Это же чудный плод! Ты что, боишься?

– Боюсь – не то слово. Я даже уверен, что ничего плохого от зимми с нами не случится. И все-таки, – Лобов замялся, подбирая подходящее выражение, – считайте, что мы ставим опыт. И я в этом опыте контрольный экземпляр.

Лобову не спалось. Он никак не мог отделаться от мыслей об инъекторе, найденном в куртке Лены Зим. Он было уже совсем забыл о нем, но, когда ладонь ощутила тяжесть орнитеррского серебристого плода, инъектор вдруг всплыл в его памяти откуда-то, из подсознания и застрял там, как забитый гвоздь. Самое скверное, что ему нечем было поделиться с друзьями, это было смутное, неосознанное беспокойство – и только. Лобов ворочался с боку на бок, дремал, засыпал, снова просыпался и никак не мог заснуть окончательно.

7

Центральным стержнем, вокруг которого вертелись все его размышления, был вопрос: зачем Лене понадобился инъектор? Инъекции универсальной вакцины делают в тех случаях, когда возникает опасность заболевания инопланетной болезнью. Эта вакцина не столько ликвидирует болезнь, сколько подавляет ее, создает известный резерв времени, который используется для диагностики заболевания и синтеза прицельного сильнодействующего средства. Но черт возьми, на Орнитерре нет болезнетворных микробов! Уж что-что, а это обстоятельство проверяется исключительно скрупулезно. Если бы Лена Зим заподозрила, только заподозрила, что на Орнитерре есть опасные для человека микроорганизмы, она должна была бы немедленно сообщить об этом на базу. Инопланетными болезнями не шутят! Они унесли больше жизней, чем все остальные космические опасности, вместе взятые. Лена отлично знала об этом, а следовательно… надо искать какую-то другую причину появления инъектора в ее кармане.

Интересно, что сказали бы по этому поводу его друзья? Лобов улыбнулся, вспоминая о них. Клим, наверное, сказал бы: «Инъектор? Ну и что? Вот если бы в кармане лежал флакон яда или ядерная бомбочка! Да я придумаю тебе сотню причин, по которым Лена могла положить в карман эту штучку!» А Кронин? Что бы сказал Алексей, догадаться было уже труднее, но, видимо, что-либо в таком роде: «Знаешь, Иван, если бы ты нашел инъектор в кармане серьезного мужчины, я бы задумался. Но ты нашел его у молоденькой девушки. Мне кажется, что у девушек в карманах всегда бывают кучи ненужных вещей. Поэтому не стоит придавать этому значения». И может быть, Алексей прав.

Лобов не меньше десяти раз перевернулся с боку на бок, пока ему не пришло в голову, что инъектор мог быть использован не по прямому назначению, а, скажем, для какого-то биологического эксперимента. Допустим, Лене пришло в голову сделать инъекции вакцины каким-то орнитеррским животным и посмотреть, что из этого получится… Молодежь ведь ужасно любит ставить опыты, зачастую совершенно безрассудные, по принципу: а вдруг да выйдет что-нибудь интересное? Итак, предположим, что Лена ставила опыты. И что же из этого вышло? Бесследно исчезла не только она, но и Антонов! Ничего себе опыт! Впрочем, ничего удивительного в этом нет, молодежь любит рисковать, просто не сознавая опасности. Опыты, опасные опыты… Если они были действительно опасными, то инъектор мог служить не средством эксперимента, а оружием защиты. Но разве Лена пошла бы на такой опыт без санкции базы? Разве поддержал бы ее Антонов?

Прошел по крайней мере еще один мучительный час полусна, и Лобова вдруг осенило. Какие опыты? При чем тут опыты? Скорее всего на Орнитерре начались какие-то неизвестные раньше процессы, которые насторожили Лену и заставили ее подумать о мерах безопасности. Именно только насторожили! Будь это реальная опасность, Лена немедленно бы сообщила об этом на базу, а когда еще много неясного, молодежь больше всего опасается, как бы ее не обвинили, мягко говоря, в излишней осторожности и паникерстве. Итак, Лену что-то насторожило. Что? Черт возьми! Ведь совсем недавно на Орнитерре началось необыкновенное, еще не наблюдавшееся явление – массовое исступленное роение бесполых колибридов!

Добравшись до этого пункта размышления, Лобов успокоенно вздохнул, потянулся и крепко заснул.

8

С восходом голубого солнца Лобов и Кронин вылетели на поиск, а Ждан остался на станции, чтобы продолжить изучение научных материалов.

Лобов, улучив минутку перед вылетом, поговорил с Климом наедине.

– Постарайся как можно реже выходить из помещения, – попросил он.

Клим улыбнулся.

– Боишься, что меня утащат колибриды?

– Если бы я знал, чего бояться, – сказал Лобов. – Но если почувствуешь себя плохо, немедленно перебирайся на корабль и сделай себе инъекцию. И без промедления доложи мне!

Ждан недоуменно присматривался к командиру.

– Что-нибудь случилось, Иван? Ты не уверен в добротности зимми?

– Да нет, фрукты здесь ни при чем, – с досадой ответил Лобов и вдруг усмехнулся. – Просто я видел дурной сон, Клим, и у меня разыгралось воображение.

– Что-то на тебя не похоже, – качнул головой Клим.

– И еще одно, – серьезно сказал Лобов, – перерой все отчеты Лены Зим за последние дни. Постарайся отыскать в них необычное, из ряда вон выходящее. Там должно быть нечто в этом роде.

– Что?

– Не знаю. Но должно быть.

– Чудишь ты, Иван. Ищи то, не знаю что. Да и перерыл я уже эти отчеты. Кроме роений колибридов, ничего необычного в них не отмечено.

– Посмотри еще раз. Может быть, отчет не закончен и лежит не в архиве, а где-то на рабочем месте.

– Хорошо, Иван, я постараюсь, – пообещал Клим. И он постарался. Униход был еще в пути на шестой пост, когда на экране появилось довольное и горделивое лицо Клима.

– Ты оказался пророком, Иван, – сообщил он. – Я нашел этот отчет. Он был в лаборатории. В нем идет речь о болезни.

– О какой болезни? – насторожился Кронин.

– Не беспокойся, мой впечатлительный друг, не о нашей. За последние дни Виктор и Лена обнаружили несколько больных орнитеррских животных. Животные разные, но больны они были одной и той же болезнью. Больные животные никогда не лежат на открытом месте, а прячутся в расселинах, пещерах, на худой конец зарываются в землю, песок или листья где-нибудь в самой глухой и непроходимой чаще леса. Поэтому-то их и не находили раньше. Молодцы все-таки эти стажеры, честное слово!

– Не отвлекайся, – попросил Лобов.

– Больше не буду. На первый взгляд животные кажутся умершими. Они не реагируют на самые сильные раздражители, тело скорченное, окоченевшее. Однако сохраняется поверхностное дыхание, и сердце бьется в сильно замедленном темпе. Предварительные анализы показали, что это какое-то неизвестное заболевание жуткой сложности. Последние дни стажеры только им и занимались. Болезнь такая путаная, что сам черт ногу сломает. Однако одно обстоятельство им удалось установить с абсолютной точностью – вирус, вызывающий заболевание, для человека совершенно безвреден, так что можете не беспокоиться.

– И все-таки, – недовольно пробормотал Кронин, – они должны были сразу же сообщить на базу.

– Опытный планетолог, конечно, сделал бы это, – согласился Лобов.

– Я же говорю – дети!

– Да что вы к ним придираетесь! – возмутился Клим. – Ребята просто-напросто ждали очередного сеанса связи. Тем более он был близок. Но на связь они не вышли.

– И все-таки это легкомыслие!

– Все мы бываем слегка легкомысленны в молодости, – сказал Клим. – Ну, желаю удачи. А я вооружаюсь «Вирус-энциклопедией» и начинаю разбираться в этой болезни подробнее, Не болезнь, а чудо! База будет визжать и плакать от восторга.

9

Лобов и Кронин нашли стажеров на исходе третьего часа поисков всего в полукилометре от поста. Биолокатор сработал, когда униход пролетал над верхушкой громадного раскидистого дерева с сочно-голубой листвой. Но он сработал так неуверенно, что Лобов не понял – был контакт или это лишь случайная помеха. Он обернулся за помощью к инженеру, но и тот пожал плечами:

– Сам ничего не пойму, Иван. Надо вернуться.

Лобов положил уникод в крутой вираж и снова повел его к приметному дереву теперь уже на минимальной скорости. И снова биолокатор сработал так же слабо и нечетко.

Завесив униход над деревом, Лобов сказал Кронину:

– Проверь-ка аппаратуру, Алексей.

Кронин молча кивнул и занялся биолокатором. Через несколько минут, убедившись, что все в порядке, он уже хотел сообщить об этом Лобову, но прежде просто так, для очистки совести, прогнал частоту настройки сначала вниз, а потом вверх в диапазоне крайних значений частоты «гомо сапиенс». И вот тут-то, на самой границе высоких частот, локатор буквально взвыл, отмечая необычайно высокую интенсивность биопроцессов. Пораженный инженер обернулся к Лобову:

– Ничего не понимаю!

– Потом разберемся, – ответил Лобов и повел униход на посадку. – Ты запеленговал точку контакта?

– Разумеется.

Подмяв под себя кустарник и тонкое деревцо, униход приземлился метрах в пятнадцати от дерева. Кронин взялся было за дверцу, но Лобов остановил его:

– Проверь оружие. Будешь меня страховать.

Инженер кивнул, вынул лучевой пистолет, проверил его зарядку и снял с предохранителя. В свою очередь проверив пистолет, Лобов взял манипулятор, предназначенный для выполнения различных механических работ.

– Я готов, – сказал Кронин.

– Пошли.

Первым вышел инженер, осмотрелся и жестом показал, что ничего опасного нет. Лобов, успевший заметить точку контакта биолокатора, уверенно направился к самому основанию огромного дерева. Под ногами мягко пружинил толстый ковер пожухлой, позеленевшей листвы. Кронин остался возле унихода, держа пистолет наготове. Под деревом Лобов внимательно осмотрелся. На первый взгляд, кроме листьев и сучьев, здесь ничего не было. Лобов даже подумал – уж не ошибочно ли сработал биолокатор? Но, всмотревшись внимательнее, он заметил плоский холм листьев. Секунду он смотрел на него, хмуря брови, а потом подошел и принялся прямо руками разбрасывать листву и мелкие сучья.

Скоро он увидел то, что и предполагал и боялся увидеть, – судорожно сжатую в кулак кисть человеческой руки. Еще несколько осторожных движений – и Лобов увидел Лену Зим и Виктора Антонова. Свернувшись в плотные комочки, они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Лица их были мраморно бледны, глаза закрыты. Ножом манипулятора Лобов осторожно разрезал одежду Виктора и, с трудом подсунув свою ладонь под прижатые руки стажера, положил ее на грудь Антонова. Затаив дыхание, он прислушался. Медленно, бесконечно тянулись мгновения. И вдруг – «тук!» – ударило сердце; пауза две-три секунды, и снова знакомое «тук!».

Лобов выпрямился.

– Живы! Алексей! Срочно сделай себе инъекцию вакцины. Свяжись с Климом, прикажи ему сделать то же самое.

Кронин на мгновение замялся.

– Ничего, я посмотрю, – сказал Лобов.

– Хорошо, – сказал инженер и, оглядевшись вокруг, полез в дверь унихода.

Заметив, что взгляд Кронина задержался где-то наверху, Лобов посмотрел туда же.

– Прямо над униходом трепетал сотнями крыльев сверкающий столб колибридов. Не спуская взгляда с этого столба, Лобов достал из кармана инъектор и ввел себе вакцину. Рой колибридов то взмывал вверх, то опускался вниз, но его нижний край неуклонно терял высоту. Некоторое время Лобов смотрел на этот шуршащий рой, покусывая губу, а потом поднял пистолет и, сжав зубы, нажал спусковой крючок. Беззвучно, невидимо ударил тепловой луч. Нижняя часть роя просто испарилась, из середины его посыпались опаленные, сожженные крылатые крошки, а самая верхушка роя рассеялась и опала на лес.

– Вот так, – хмуро сказал Лобов, ставя пистолет на предохранитель.

Из уникода выглянул Кронин.

– Правильно, – сказал он, показывая на сожженных птиц. – Я сам хотел пугнуть их. Инъекцию сделал. Клим на вызовы не отвечает.

У Лобова упало сердце.

– Как не отвечает?

– Молчит, и все. Наверное, увлекся поисками в лаборатории.

– Пошли аварийный вызов.

– Хорошо.

Кронин снова скрылся в униходе. Лобов осмотрелся вокруг, сунул пистолет за пазуху, наклонился и поднял на руки Лену. Она была легкой как перышко, и Лобов безо всякого напряжения понес ее к униходу. Кронин вылез навстречу.

– Не отвечает, – мрачно сказал он.

– Страхуй Антонова, – коротко приказал Лобов.

Он уложил Лену в госпитальный отсек, ввел ей вакцину и вылез из унихода как раз в тот момент, когда на землю сыпались сожженные крошки.

– Пришлось пугнуть еще раз, – пояснил Кронин. – Как осатанели!

Лобов кивнул на униход:

– Садись.

– А Антонов? – спросил инженер, но все-таки сел.

Лобов плюхнулся на водительское сиденье и мастерски подвел униход вплотную к Антонову.

– Страхуй, – бросил он Кронину, выбираясь из унихода.

Виктор Антонов был тяжеленным пернем, настоящий богатырь! У Лобова жилы вздулись на лбу, когда он нес эту свинцовую тяжесть к госпитальному отсеку. А тут еще край рубашки Антонова, как якорь, зацепился за дверцу. Кронин поспешил на помощь и принялся отцеплять рубашку.

– Страхуй! – свирепо оглянулся на него Лобов.

Но было уже поздно.

Откуда-то сверху, прямо сквозь сочно-голубую крону дерева, на космонавтов посыпался рой колибридов. Шорохи, трепетанье маленьких крыльев, мягкие прикосновения теплых тел, дуновение воздуха, горьковатый запах – все это продолжалось считанные мгновенья. Космонавты были ослеплены и оглушены этой плотной живой массой. И вдруг все прекратилось. Как по команде, рой взвился вверх и исчез. Все это время Лобов продолжал держать Антонова на руках. Когда рой оставил их в покое, он сделал последнее усилие и, оборвав полу рубашки, все-таки уложил Виктора рядом с Леной.

– Жив? – обернулся он к инженеру.

Кронин натянуто улыбнулся.

– Жив. И кто бы мог подумать, что эти прелестные создания такие агрессоры? И по-моему, – Кронин провел рукой по лицу и шее, – в довершение всех удовольствий они меня еще и покусали.

Лобов, делавший инъекцию Антонову, вскинул голову.

– Покусали?

– Может быть, я не совсем правильно выражаюсь. Скажем так: заклевали.

Лобов захлопнул дверцу госпитального отсека и провел рукой по своему лицу и шее.

– А меня, кажется, не тронули, – не совсем уверенно сказал он.

– Наверное, я вкуснее тебя, – невесело пошутил Кронин.

Лицо Лобова дрогнуло. Перед его глазами встала картина, яркая, четкая, словно стереография: серебристый тяжелый плод на ладони и фраза: «Пусть хотя бы один из нас не ест местных плодов». И вот Алексея покусали колибриды, а его нет. Худо дело. А может быть, и обойдется? Ведь вакцина-то введена!

– Садись, Алеша, – вслух сказал он. – Надо спешить.

Лобов вел униход на небольшой высоте на сверхзвуковой скорости. Он видел, как ударная волна рвет с деревьев синюю листву и ломает сухие ветви. Это доставляло ему какое-то удовольствие – он уже ненавидел этот ядовитый синий мир. Минуты через три после старта Кронин побледнел. Стуча зубами, он пожаловался:

– Меня знобит, Иван.

– Это от волнения, – сквозь зубы сказал Лобов, еще прибавляя скорости.

– Конечно, это от волнения, – Кронин попытался улыбнуться, – и корчит меня тоже от волнения. Мне плохо, Иван, ты сам знаешь почему. Я сяду на заднее сиденье, Иван, а то еще помешаю тебе. И не надо меня успокаивать. Я ведь уже десять лет работаю патрулем. Понимаешь, Иван, десять лет.

Последние слова он произнес уже с заднего сиденья и словно в забытьи. Минуты через две, обернувшись, Лобов обнаружил, что Кронин, свернувшись клубочком, спокойно спит.

Униход с грохотом мчался над синим лесом, оставляя за собой широкую полосу бурелома. Перед самой станцией Лобов сделал горку и погасил скорость. Круто снижаясь вниз, к ракете, Лобов увидел Клима. Он лежал, по-детски подтянув колени к подбородку, на ступенях лестницы, ведущей к входной двери корабля. Одна его рука судорожно вцепилась в стойку перил, словно в последнем усилии подтягивая вверх окоченевшее тело.

10

В госпитальном отсеке «Торнадо» царили тишина и покой. Мягким оранжевым светом светился низкий потолок. На белоснежных постелях в спокойных, расслабленных позах лежали четыре человека, опутанные гибкими змеями контрольных и лечебных шлангов.

Лобов, заложив руки за спину, прохаживался по толстому зеленому ковру, совершенно заглушавшему звуки его шагов. Третьи сутки без сна.

Иногда Лобов садился в кресло, доставал из кармана записную книжку и заново перечитывал написанные стенографической вязью страницы. Сначала строчки тянулись ровными линиями, но чем дальше, тем становились все более неуклюжими, неровными, корявыми, пока, наконец, не обрывались на полуслове. Если бы не эта записка, кто знает, остался ли в живых хоть кто-нибудь из этих четверых?

Записную книжку Лобов нашел на груди Лены Зим, она прижимала ее к себе обеими руками как величайшую драгоценность, С большим трудом Лобову удалось освободить и взять ее.

«ВНИМАНИЕ! – было написано на книжке крупными буквами, – СООБЩЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ВАЖНОСТИ!»

А дальше уже шел сам текст сообщения: «Для всех тех, кто употребляет в пищу местные плоды, колибриды представляют смертельную опасность! Совершенно безобидные во всех других отношениях нектарийцы имеют полностью паразитический способ размножения. В сосущих органах колибридов непрерывно продуцируется геновирус, который способен коренным образом перестроить наследственный механизм клеток. Питаясь нектаром цветов, колибриды заражают их геновирусом. Зараженными оказываются и некоторые плоды, развивающиеся из этих цветов. Вместе с плодами геновирус попадает в кишечник животных, всасывается в кровь, разносится по всему телу и усваивается клетками. Там геновирус дозревает, приспосабливаясь к тонким особенностям обмена веществ животного-хозяина. Это позволяет ему впоследствии легко преодолеть барьер несовместимости и в кратчайший срок подавить защитные силы чужого организма. Заражение геновирусом само по себе никакой опасности, по-видимому, не представляет.

Когда начинается период роения, колибриды перестраиваются на продуцирование другого типа вируса, который мы называли роевым! Колибриды, перемещаясь над лесом плотным роем, отыскивают животное, пораженное подходящим штаммом геновируса, нападают на него и клювами непосредственно в кровь и ткани вводят значительные количества роевого вируса. При достаточной дозе он бурно взаимодействует с геновирусом, инкубирующим в клетках. В результате развивается острое, молниеносно протекающее заболевание, приводящее к полному оцепенению организма. Существо, подвергшееся атаке роя колибридов, впадает в полное оцепенение.

Оцепеневший организм с течением времени окукливается и одевается твердой оболочкой, превращаясь в подобие яйца. Ткани окуклившегося животного образуют достаточно однородную биомассу, в которой формируется от нескольких десятков до сотен и тысяч автономных центров развития. Эти центры подавляют окружающие клетки, подчиняют их общей программе развития и становятся зародышами будущих колибридов.

Весь этот сложный механизм взаимодействия роевого вируса и геновируса оставался для нас тайной до самого последнего момента. Мы заблуждались! Мы считали, что размножение колибридов происходит с помощью одного геновируса и что для его активизации требуется лишь достаточно длительный инкубационный период. Мы не поняли, что роевой вирус – своеобразный спусковой крючок молниеносной болезни-превращения. Роевой геновирус мы считали штаммом обычного геновируса с повышенной активностью и более коротким инкубационным периодом. Такие штаммы почти всегда возникают в ходе вирусных эпидемий и пандемий. Геновирус же был изучен нами детально. Мы создали культуру вирсофага, с помощью которой удалось полностью излечить нескольких местных животных, находящихся в начальной стадии оцепенения. А самое главное – мы считали геновирус совершенно безопасным для человека! И это, как нам казалось, было безусловно подтверждено большой серией опытов. Как мы ошибались! Только теперь, под этим деревом, когда Виктор уже потерял сознание, все факты о колибридах вдруг обрели для меня совсем другой смысл и иначе связались друг с другом. Словно повязку сняли у меня с глаз. Но уже поздно!»

Дальше запись Лены все более и более заметно теряла свою четкость.

«Мне все хуже, спешу. В станционной лаборатории в десятом термостате – чистая культура вирусофага-антигеновируса. Испытана на местных животных, результаты хорошие. Немедленно введите ее мне и Виктору! Первая инъекция – 10 000 ед, через два часа – полдозы. С риском не считайтесь, будет поздно! Виктору дозу увеличьте. Он не вакцинирован. У нас был один инъ…»

На этом запись обрывалась. Лобов закрыл глаза, представляя, как девушка, отчетливо сознававшая неизбежность удивительной смерти, водит по записной книжке цепенеющей рукой, а рядом лежит уже совершенно равнодушный ко всему. Виктор. Ее Виктор! Виктор, которому уже никто не в силах помочь, даже теперь. Да, этот хитроумный ларчик природы, как и многие другие ее порождения, открывался просто. На Орнитерре нет крупных хищников, нет травоядных колоссов, откладывающих яйца огромной величины. Тут живут колибриды, крохотные красавицы птички с самым подлым путем развития, какой только можно придумать!

Слабый посторонний звук заставил Лобова насторожиться. Пряча записную книжку в карман, он вскочил на ноги.

– Иван, – услышал он слабый шепот с первой койки.

Это пришел в себя Кронин. И хотя Лобов давно ждал этого момента, хотя он знал по машинному прогнозу, что первым очнется именно Алексей, у него от волнения перехватило дыхание. Быстро и осторожно ступая по ковру, Лобов подошел к его постели.

– Иван!

Кронин смотрел на него добрыми беспомощными глазами. Лобов присел на край его постели, комок стоял у него в горле, мешая говорить.

– Мы живы, Иван? Это ты? Или мне все еще снятся сны? Какие дивные сны, Иван!

Лобов передохнул и ответил:

– Живы, Алеша, живы.

– А Клим?

– Все живы.

– Все? – требовательно переспросил инженер.

– Все. – Лобов помедлил и добавил: – Все, кроме Ромео.

– Ромео? Какого Ромео? – словно вспоминая что-то, слабо произнес Кронин.

– У стажеров, Алеша, был один разовый инъектор на двоих. И когда пришла беда, Ромео, не колеблясь, отдал его своей Джульетте.

Но Алексей уже не слышал Лобова, он засыпал.

– Ромео! – бормотал он беспокойно. – Ромео и Джульетта… Кто такие Ромео и Джульетта? Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом!

Лобов поправил ему волосы и вытер со лба пот.

Юрий Гаврилович Тупицын родился в 1925 году. С шестнадцати лет он связал свою судьбу с авиацией, закончил с отличием штурманское училище, а в 1955 году с золотой медалью – военно-воздушную академию. Живет и работает в городе Оренбурге. Публикуемый рассказ – первое выступление Ю. Г. Тупицына в литературе.