Текст книги "Искатель. 1969. Выпуск №1"

Автор книги: Гилберт Кийт Честертон

Соавторы: Олег Куваев,Юрий Тупицын,Александр Лукин,Теодор Гладков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Юрий ТУПИЦЫН
СИНИЙ МИР

Рисунок А. ГУСЕВА

1

Экипаж патрульного корабля «Торнадо» заканчивал свой обед, когда послышался мягкий гудок вызова связной гравитостанции, Командир корабля Иван Лобов молча отодвинул тарелку и встал из-за стола.

– Опять информационное сообщение, – поморщился штурман «Торнадо» Клим Ждан.

– Сомневаюсь. – Инженер корабля Алексей Кронин недолюбливал бездоказательные суждения.

Клим фыркнул:

– Чего же тут сомнительного? Второй месяц болтаемся без дела в барражной зоне да слушаем информационные сообщения.

– Болтаться без дела в барражной зоне и есть наше основное дело, дорогой Клим, – сказал Кронин. Инженер налил себе чашку кофе, положил ломтик лимона, насыпал сахару и, помешивая кофе ложечкой, неторопливо продолжал: – Видишь ли, когда нет дела у нас, значит, хорошо идут дела у других. А сомневаюсь я потому, что информационные сообщения еще никогда не передавались во время обеда.

На лице штурмана появилось выражение живого интереса.

– А ведь и верно, Алексей!

– Еще бы неверно. – Кронин попробовал кофе, подумал и добавил еще сахару. – Дело в том, Клим, что база должна неукоснительно заботиться о нашем здоровье. На то она и база. А что может быть вреднее для здоровья, нежели прерванный обед? Разве будет теперь Иван есть с прежним аппетитом?

Клим его не слушал. Покусывая нижнюю губу, он пробормотал:

– Любопытно. Если это не информационное сообщение, то что же это такое?

Кронин собрался что-то сказать, как в кают-компанию вошел Лобов.

– Конец обеду, – тоном приказа сказал он. – Через десять минут стартуем. Слушайте, что нам передали: «Борт «Торнадо», задание первой срочности. Сектор Г, звезда В-1358, пятая планета. Произвести посадку в точке с координатами: широта северная 43 градуса 39 минут, долгота абсолютная 255 градусов 16 минут. Подробности лонглинией. Конец».

Лобов опустил руку с бланком гравитограммы и добавил:

– Весь маршрут пойдем на разгоне. Обрати внимание на ходовые двигатели, Алексей.

Кронин утвердительно кивнул головой, а потом легонько пожал плечами. Последнее означало, что напоминание это было лишним. Кто же не знает, что задания первой срочности выполняются только на разгоне, а следить за ходовыми двигателями – прямая обязанность инженера?

2

Корабль наполняло негромкое, но густое и какое-то липкое гудение. Гул этот лез не только в уши, но, кажется, и в каждую клеточку тела. Непривычного человека он лишал сна, аппетита и хорошего настроения, но патрульный экипаж его почти не замечал – для них ход на разгоне был делом привычным.

Идти на разгоне – значит идти с постоянным ускорением ускорения – на третьей производной, как любят говорить космонавты. Такой полет возможен лишь при непрерывной работе ходовых двигателей. Стоит им отказать, как корабль мгновенно исчезнет, превращенный в атомную пыль мощнейшим всплеском излучения Черенкова. Поэтому на корабле и стоят два двигателя. Откажет один – второй, работая на полной мощности, вытянет корабль до скорости, на которой уже возможен инерционный полет.

В ходовой рубке в удобных низких креслах сидели Ждан и Кронин. Лобов отлучился на пост связи, чтобы по лонглинии уточнить подробности полученного задания. Клим просматривал лоцию, надеясь найти сведения о пятой планете, на которой им предстояло произвести посадку.

– Есть! – весело сказал он. – Понимаешь, Алексей, эта планета имеет собственное имя!

– Значит, чем-нибудь печально знаменита, – меланхолически заметил Кронин.

– Думаю, что ты ошибаешься. Планета называется очень романтично – Орнитерра. То есть «Планета птиц»!

– Птицы бывают разные, дорогой Клим.

– Разные не разные, а планета – настоящий санаторий. Суди сам, цитирую лоцию: «Ускорение силы тяжести и сутки на Орнитерре практически равны земным. Наклон оси вращения к плоскости орбиты всего один градус, в связи с чем сезонные изменения погоды отсутствуют. Среднегодовая температура экваториальной зоны и зоны средних широт, где располагается более 80 % суши, 25–27 градусов. Качественно климат этих зон напоминает климат Гавайских островов Земли». Ну, скептик, разве это не санаторий?

Инженер кивнул.

– К климату я претензий не имею. А вот как там насчет болот, комаров, тигров и других радостей этого жанра?

– Болота! – с отвращением сказал Клим. – У тебя больное воображение, Алексей. Болота и не снились красавице Орнитерре: «Суша почти сплошь покрыта лесами паркового типа. Преобладают высшие цветковые растения. Цвет растительности синий». Представляешь? Индиговые леса, лазурные луга! Нет, положительно, я начинаю влюбляться в Орнитерру.

– Любовь с первого взгляда редко бывает счастливой, – заметил Кронин.

– Я не доверяю твоим познаниям в этой области. Слушай дальше: «Фауна представлена сравнительно небольшим количеством видов, но сами виды численно очень велики. Бесспорное преимущество в этом отношении принадлежит колибридам – небольшим длинноклювым птичкам, напоминающим земных колибри. Колибриды встречаются повсеместно, держатся стаями по нескольку сот особей, питаются нектаром цветов и насекомыми. Крупные хищники, опасные для человека микробы и вирусы не обнаружены. На планете разрешено свободное дыхание, пользование местной водой при соблюдении ординарных мер дезинфекции. Планируются опыты по использованию в пищу местных животных и растений. Планета намечена для первоочередной колонизации, в связи с чем на ней развернута научно-исследовательская станция с двумя наблюдателями. Примерный индекс безопасности планеты – 0,99». Ну, – торжествующе спросил Клим, – разве это не санаторий?

– Меня еще в детстве приучили не идти против очевидных фактов, Клим, – ответил инженер. – Видишь ли, мой старший брат был очень строгим воспитателем. Когда я начинал говорить о черном, что оно бело, он иной раз поколачивал меня. Так что я соглашаюсь – санаторий. Но если это так, совсем непонятно, зачем нас туда посылают?

– Может быть, база хочет, чтобы мы немного отдохнули и развлеклись? – пошутил Клим.

– И для этого шли на разгоне? Нет, тут что-то другое. Скорее всего что-нибудь стряслось на станции.

– В этом доме отдыха?

Кронин неопределенно пожал плечами.

– Санаторий, дом отдыха – это понятия растяжимые. Человек может заболеть, зачахнуть с тоски, влюбиться, поссориться даже на родной матушке-земле. А что говорить о не обжитых еще планетах? Потерпи, скоро вернется с лонгсвязи Иван, и мы все узнаем.

3

В ходовую рубку вошел Лобов.

– Какие новости? – живо просил Клим.

– И как прошел сеанс? – добавил Кронин, ревниво заботившийся об исправности всей корабельной аппаратуры.

– Сеанс прошел отлично, почти без помех. А новости такие, – Лобов помолчал, потом спросил: – Кстати, с Орнитеррой-то вы познакомились?

– Не тяни. Конечно, познакомились! – умоляюще сказал Клим.

Кронин улыбнулся:

– Я имел счастье выслушать не только лоцию, но и восторженные комментарии Клима.

– Ну, тогда прекрасно. Долго объяснять не придется, – сказал Лобов. – А случилось вот что. На Орнитерре без вести пропали планетолог Виктор Антонов, и биолог Лена Зим, в общем весь состав станции. Пока ничего трагичного, просто они не вышли на связь ни в основной, ни в два резервных срока. Ну и, как полагается по инструкции, база вызвала ближайший патрульный корабль.

– И никаких подробностей?

– Кое-что есть, Лена и Виктор совсем зеленые ребята, стажеры-студенты, проходящие выпускную практику. К тому же, по всем данным, влюблены друг в друга. Их и послали-то вместе только по настойчивой обоюдной просьбе. Между прочим, мне демонстрировали их снимки. Лена Зим – чертовски красивая девушка.

– Все ясно, – безапелляционно заявил Клим. – Парень совсем потерял голову, утащил бедную девушку на романтическую прогулку в синие заросли, где они, как и полагается влюбленным, благополучно заблудились.

– Посылать влюбленных детей на неосвоенную планету! – пробормотал Кронин. – Какое легкомыслие!

– На базе уже каются, – усмехнулся Лобов, – но всех успокаивает то, что Орнитерра практически совершенно безопасна. На базе думают так же, как и Клим: они или заблудились, или потерпели на глайдере аварию, или что-нибудь в этом роде.

– Клим, ты вырос в моих глазах, – заметил Кронин.

– Между прочим, – продолжал Лобов, – голодная смерть им не грозит. Лена обнаружила, что многие плоды Орнитерры вполне съедобны, и подтвердила это серией опытов на себе.

– А они там времени не теряли! – удивился штурман.

– База свидетельствует, что ребята хорошие, деловые, у обоих прекрасные отзывы из института. Поэтому-то их и послали на Орнитерру.

– Но любовь есть любовь, – засмеялся Клим. – Все мы прошли через это!

– Не надо мерить всех на свой аршин, – наставительно сказал Кронин.

– Конечно, не каждому дано стать Ромео.

– Кто такие Ромео и Джульетта? – вздохнул инженер. – Бедные чувственные дети со слаборазвитым интеллектом.

– Не кощунствуй!

– Разве я виноват, что наши предки любили обожествлять свои инстинкты? Нет, я уверен, Лена и Антонов не Ромео и Джульетта, а вполне современные люди. Сильно сомневаюсь, чтобы они так ошалели от любви, что забыли и о делах и о собственной безопасности. Надо искать другую, более вескую причину.

– Так уж сразу и причину! – запротестовал Клим. – Ты скажи, хотя бы намек, самую маленькую зацепочку!

– Зацепочка есть, – хладнокровно сказал Лобов.

Ждан и Кронин дружно повернули к нему головы.

– База просила обратить внимание на отсутствие крупных хищников на Орнитерре, – пояснил Иван. – Наблюдения стажеров не оставили никаких сомнений на этот счет. Обычно ведь устанавливается определенный баланс между хищниками и растительноядными, а на Орнитерре он нарушен. Там встречаются копытные с зубра величиной, а самый крупный хищник не больше зайца. Да и таких немного.

– Из любых правил бывают исключения, – вновь вставил свою реплику Кронин.

– Исключения всегда подозрительны! – отрезал Клим.

– Так же, как и правила.

Лобов засмеялся:

– Философы! Во всяком случае, база осторожно намекает, что на Орнитерре вместо крупных хищников может действовать некий неизвестный фактор, а поэтому рекомендует проявлять разумную осторожность.

Ждан схватился за голову:

– Представляю! Скафандры, скорчеры, подстраховка – в общем, как на Тартаре!

– Осторожность еще никому не повредила. – Кронин был сама рассудительность. – Но скафандры и скорчеры на Орнитерре – это, по-моему, уже слишком.

– Конечно, – согласился Лобов. – Ненужная осторожность только затруднит поиски. Достаточно будет лучевых пистолетов и легких защитных костюмов.

Клим вздохнул.

– Это еще куда ни шло. Хотя, если подумать хорошенько, санаторий и лучевые пистолеты – разве это не смешно?

4

По розовому небу плыли редкие зеленоватые облака, похожие на рваные клочья небрежно окрашенной ваты. Невысоко над горизонтом неистово пылало крохотное голубое солнце. Посреди фиолетовой поляны на опаленной и поэтому порозовевшей траве стояла патрульная ракета, впаяв в небо острый хищный нос. Возле ракеты стояли два космонавта – длинный, худой Кронин и крепышок Ждан. Поляну со всех сторон окружал невысокий лес. Растительность поражала бесконечным разнообразием оттенков синего цвета – от нежно-голубого, почти белого, до густо-фиолетового, больше похожего на черный. То здесь, то там над лесом будто неподвижными, но в то же время стремительными в своем внутреннем движении столбами роились колибриды. Их оперение, окрашенное во все мыслимые цвета радуги, искрилось в лучах голубого солнца тревожным и радостным блеском драгоценных камней. Временами какой-нибудь из роев вдруг вспенивался, рассыпаясь на отдельных птиц, и опадал вниз, исчезая в синеве деревьев, а в другом месте поднималась новая волна колибридов и, как по команде, собиралась огненным столбом.

– Что-то Лобов запаздывает, – не то с беспокойством, не то с раздражением проговорил Клим, вглядываясь в сторону, откуда неторопливо плыли зеленоватые облака.

Кронин повернул голову, разглядывая своего друга с оттенком удивления.

– Поэтому ты и прибежал ко мне? А есть ли повод для беспокойства? Давно ли ты утверждал, что Орнитерра – настоящий санаторий? А Лобов на униходе, который шутя может проскочить сквозь термоядерное облако с температурой в миллионы градусов. Если командиры патрулей будут без вести пропадать на таких планетах, как Орнитерра, то всю нашу службу надо будет разогнать, а нас направить пасти стада жирных китов, Прилетит Иван, ничего с ним не случится.

… «Торнадо» совершил посадку в полукилометре от научно-исследовательской станции. Ближе приземлиться было нельзя – отдача ходовых двигателей могла повредить аппаратуру наблюдения, развернутую возле станции. Сразу же после посадки осмотрели станцию и кое-что выяснили: в ангаре не оказалось станционного глайдера, а в вахтенном журнале коротко значилось: «Ушли на облет наблюдательных постов». Всего этих постов было двенадцать, они располагались вокруг станции на удалении от пятисот до тысячи километров.

– Все ясно, – уверенно констатировал Клим, – потерпели аварию во время облета. Катастрофы на глайдере невозможны. Значит, сидят где-то на маршруте и преспокойно ждут нашей помощи.

Кронин исподлобья посмотрел на Клима и вздохнул.

– Ясно или неясно, а первоочередная задача определилась – надо отыскать глайдер, – заключил Лобов.

Ждану было поручено детально ознакомиться со станцией, Кронин занялся приведением в стартовую готовность «Торнадо», а Лобов на униходе отправился на поиск глайдера. Он вел поиск с помощью биолокатора, настроенного на спектр биоизлучения человека. Это был чертовски капризный прибор, чувствительный даже к малейшим помехам. Он требовал неусыпного внимания, так что на связь с товарищами у Лобова просто не оставалось времени. И вот командир запаздывал уже на двадцать минут. В ходе свободного поиска это сущие пустяки, но Клим почему-то нервничал, что было на него совсем непохоже.

– Прилетит, – спокойно повторил Кронин, – и, может быть, даже с этими влюбленными детьми на борту.

Он полной грудью вдохнул свежий ломкий воздух и, прислушиваясь, склонил голову набок.

Вокруг звучали странные голоса и – музыка. Мягкие стоны «О-о-о! А-a-a!», звонкие удары крохотных молоточков, тяжкие вздохи органа, густой гул контрабаса, беззаботное цоканье кастаньет и фривольные трели флейты – все это сливалось в бестолковую, но красочную симфонию. Можно было подумать, что поют орнитеррские птицы. Но нет, земные аналоги здесь не годились. Только совсем близко от сверкающего столба колибридов можно было услышать его печальную скороговорку: жужжащий гул сотен крыльев, шорохи и вздохи воздуха. Пели не птицы, а цветы. Скромные синие и зеленые цветы, совсем незаметные на фоне листвы. Они пели в полный голос лишь по утрам и вечерам. Чем выше поднималось злое солнце, тем молчаливее становились цветы. А в полдень, когда яростный голубой глаз сверкал в самом центре розового небосвода, цветы умолкали совсем. И только иногда из глубины синей чащи доносилось грустное, почти страдальческое «О-о-о! А-а-а!».

– Никак не могу привыкнуть к этой музыке, – признался Кронин. – Но колибриды! Чем не летающие драгоценные камни? Красиво!

– Красота – понятие относительное, – хмуро ответил Клим. – Земные пантеры тоже удивительно красивые создания. По крайней мере гораздо красивее тех свиней и баранов, которых они пожирают.

Кронин смотрел на него удивленно и недоверчиво.

– Не узнаю тебя, Клим. Ты, Клим Ждан, поклонник всего прекрасного, враждебно настроен к красоте? Это выше моего понимания! Чем тебе не угодили кроткие цветы и безобидные нектарианцы?

Ждан махнул рукой на радужные столбы крылатых крошек.

– Посмотри, их тьма!

– Ну и что же? Разве тебя когда-нибудь пугал роскошный ковер цветов на лесной поляне?

– Да ты посмотри, как они роятся! В этом есть какое-то исступление, бешеная, нездоровая энергия. Такого на Орнитерре еще никто не наблюдал, кроме нас и стажеров.

Клим брезгливо передернул плечами и продолжал:

– И эти проклятые цветы словно осатанели! И Лобов запаздывает!

Кронин положил руку на плечо штурмана.

– Наверное, в больших дозах все вредно, даже красота, – философски заметил он. – Даже для эстетов. Цветы поют, колибриды роятся – ну и на здоровье. В пору любви все сходят с ума и роятся, даже комары.

Клим серьезно взглянул на Кронина.

– Не хотел я тебе говорить до прилета Лобова, Алексей…

Кронин сразу насторожился.

– А что такое?

– Пока ты копался на корабле, я просмотрел кое-какие отчеты Лены Зим. И наткнулся на удивительную вещь – ей удалось установить, что колибриды сплошь бесполы. Все до одного.

Кронин высоко поднял брови.

– Бесполы? Что ты хочешь сказать этим?

– Именно это я и хочу сказать, Алексей. Бесполы, да и баста.

– Может быть, Лена просто ошиблась?

– Не думаю. Работа сделана добросовестно и весьма квалифицированно.

– Чертовщина какая-то! – сказал Кронин и задумчиво огляделся вокруг. – Значит, все это красочное роение – мишура, пустышка, ширма какой-то совершенно неведомой нам жизни, ключом бьющей где-то там, в глубине леса. А люди, как слепые котята, резвились на этой планете и ничего не замечали. Право, Клим, если во всем этом нет какой-то путаницы, мне всерьез обидно за человечество.

Рои колибридов висели над лесом как разноцветные сверкающие дымы. «О-о-о! А-а-а!» – все громче и требовательнее стонали неведомые цветы. Вглядываясь в этот цветной поющий мир, Кронин все больше хмурился.

– Лобов летит, – вдруг с облегчением сказал Ждан.

Кронин поднял голову. Совсем низко над лесом бесшумно скользил униход, поблескивая нейтридным корпусом. При его приближении рои колибридов вспенивались и рассыпались по сторонам. Возле «Торнадо» униход завис и мягко опустился на траву. Двинулась притертая дверца, уходя в невидимые пазы корпуса. Не успела она убраться окончательно, как из проема выскочил Лобов и сделал несколько энергичных движений, разминая затекшие ноги.

– Ну как? – еще издалека крикнул Клим.

Лобов подождал, пока друзья подойдут ближе, и без особого воодушевления ответил:

– Глайдер обнаружил.

– А стажеры?

Ждан и Кронин остановились рядом, вопросительно глядя на командира. Лобов передернул сильными плечами и устало ответил:

– Как в воду канули.

5

Лобов нашел глайдер на шестом наблюдательном посту. Собственно, не столько он нашел глайдер, сколько глайдер нашел его: целый и невредимый, он совершенно открыто стоял у постового домика. Лобов несколько раз прошелся над постом на малой высоте. Может быть, стажеры где-то рядом и, увидев униход, выбегут на поляну? Но надежды Лобова не оправдались, поляна осталась пустынной.

Посадив униход рядом с глайдером, Лобов проверил лучевой пистолет, вылез из кабины и подошел к глайдеру. Кабина его была пуста, только на переднем сиденье лежала небрежно брошенная куртка. Судя по размеру и покрою, она принадлежала Антонову.

Обойдя глайдер и не заметив никаких повреждений, Лобов открыл дверцу, переложил куртку на заднее сиденье, сел на место водителя и проверил управление.

Запустив двигатель и убедившись, что тот работает нормально, Лобов взлетел и сделал несколько кругов над постом. Машина была совершенно исправна. Это было и хорошо и плохо. Хорошо потому, что сильно сужало район поисков, а плохо – так как наводило на неприятные раздумья: почему ни Антонов, ни Лена не воспользовались совершенно исправной машиной?

Лобов поставил глайдер на прежнее место и отправился к постовому домику. Не без волнения открыл он дверь, внутренне готовый к любым неожиданностям. Но неожиданностей не произошло. В домике, состоявшем из аппаратной и крохотной комнатки для отдыха, никого не было.

На столике стоял диктофон, и, осмотрев его, Лобов с удивлением понял, что он до сих пор включен. На краю столика лежал незнакомый надкусанный и уже увядший плод. На спинку стула была аккуратно повешена куртка Лены.

Командир задумался, вспоминая куртку Антонова брошенную на сиденье глайдера. По-видимому, был жаркий день, если стажеры решили снять куртки. Лена работала в домике, а Антонов куда-то летал или занимался на свежем воздухе. Потом что-то произошло, и Лена поспешно – об этом говорил и недоеденный плод и включенный диктофон – покинула домик. Может быть, она узнала, что Виктору грозит какая-то опасность? Лена вышла и больше не вернулась. Лобов нахмурился. Так поспешно не отправляются на прогулку. Определенно тут случилось что-то, и что-то серьезное.

Лобов протянул руку, чтобы выключить диктофон, и тут ему пришла в голову мысль, которая, вообще говоря, должна была явиться ему уже давно. Диктофон включен, стало быть, он записал все, что происходило в этой комнате, когда Лена так поспешно покидала ее!

Подсев к столу, Лобов перемотал нить записи и поставил диктофон на прослушивание. После небольшой паузы зазвучал девичий голос, такой чистый и живой, что Лобов невольно улыбнулся. Лена диктовала обработанные данные наблюдений шестого поста. Диктовка продолжалась довольно долго, Лобов терпеливо ждал. Непроизвольно откинувшись назад, он нечаянно коснулся рукой куртки Лены. Он еще раз огляделся вокруг. Куртка, аккуратно повешенная куртка, включенный диктофон, недоеденный плод и теплый, живой голос – было в этом нечто такое, что заставило тоскливо сжаться сердце. Вдруг диктовка оборвалась на полуслове, Лобов затаил дыхание и подался вперед. Послышался шорох, движение и испуганный голос Лены:

– Что это?

И после томительной паузы, укоризненное:

– Виктор, как не стыдно! Так это яйцо, такое большое?

И немного спустя уже восторженно;

– Много? Сейчас же иду! Надеюсь, ты не разворошил всю кладку? Отнесем яйцо назад.

Шорох ткани, звуки шагов и тишина. Тишина томительная и долгая.

Но Лобов ждал, он не терял надежды, что кто-нибудь из стажеров все-таки вернется в комнату. Он лишь увеличил скорость прослушивания и включил автомат, чтобы при появлении звука диктофон сам перешел на нормальный режим воспроизведения.

Когда автомат сработал, Лобов весь превратился в слух, но это были его шаги и его собственное покашливание. Значит, ни Лена, ни Виктор сюда не возвращались. Лобов выключил диктофон.

Когда он поднялся со стула, взгляд его задержался на куртке Лены Зим. Лобов провел ладонью по ее шелковистой ткани, а потом ощупал карманы. В одном из них что-то лежало. Лобов запустил руку в карман и извлек ампулку размером с наперсток. Это был стандартный инъектор с универсальной вакциной. Инъектор, входящий в комплект обязательного снаряжения космонавта, работающего в условиях, когда возможно поражение организма болезнетворными микробами. Хмуря брови, Лобов долго рассматривал маленький профилактический приборчик, пользоваться которым на Орнитерре было просто ни к чему.

Выйдя из домика, Лобов подошел к глайдеру и проверил карманы куртки Антонова. Инъектора в них не было.