Текст книги "Чудовище"

Автор книги: Ги де Кар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Ги Де Кар
Чудовище

1
Обвиняемый

Вот уже почти полвека трижды в неделю он проделывал этот путь по Дворцу Правосудия: обходил по периметру огромный гулкий вестибюль и сворачивал в Торговую галерею. Эта прогулка, без которой он не мог обойтись, давала ему возможность, как он любил говорить, «подышать славным воздухом Дворца». Все его движения – и размеренная, неторопливая походка, и характерная манера при встрече с коллегой браться кончиками пальцев за край одежды с еле заметным намеком на поклон – выдавали многолетнюю привычку. По понедельникам, средам и пятницам, всегда ровно в час пополудни, он поднимался по ступенькам широкой лестницы, выходящей на бульвар, и, не обращая внимания ни на кого из встречных, направлялся к гардеробной адвокатов.

Там он не без сожаления расставался с цивильным головным убором (зимой это был котелок, летом – выгоревшее соломенное канотье) и водружал на голову старенькую шапочку, которую сдвигал назад, надеясь, по-видимому, прикрыть обширную лысину на затылке. Управившись с шапочкой, он, не давая себе труда даже снять порыжевшую от старости блузу, облачался в не менее поношенную мантию, которую не украшал ни бант ордена Почетного легиона, ни какой-либо другой знак отличия. Двойное одеяние придавало его фигуре солидность, каковой в действительности он похвастаться не мог, хотя ему и перевалило далеко за шестьдесят. Зажав под мышкой ветхий кожаный портфель, где взамен вещественных доказательств покоилась «Газетт дю Палэ», он приступал к привычному обходу Дворца.

Только теперь, вооружившись этими профессиональными атрибутами, он чувствовал себя не частным лицом, а представителем судейской касты и разрешал себе приветствовать собратьев по сословию. В лицо он знал во Дворце всех и вся, начиная со знаменитых председателей судебных палат и кончая самым последним секретарем, всю бесчисленную рать прокуроров, поверенных, адвокатов и адвокатишек, с которыми он столько раз встречался в душных палатах, пыльных коридорах и на нескончаемых лестницах. Он знал всех, его же в общем-то не знал почти никто. Самые юные из младших по возрасту коллег нередко недоумевали, чего ради этот нелепо одетый старикан с обвисшими усами и спадающими с носа очками бродит по огромному зданию Дворца Правосудия.

Впрочем, его мало беспокоило, какого о нем мнения адвокатское сословие. Он переходил из канцелярии в канцелярию, из палаты в палату, изучая объявления о приостановленных делах. Четыре-пять раз в году его можно было встретить в одной из палат Исправительного суда11
  Уголовный суд низшей ступени, в ведении которого находятся правонарушения и преступления средней тяжести. Тяжкие преступления рассматривает Суд присяжных.


[Закрыть], где он пытался добиться снисходительности судей к какому-нибудь закоренелому бродяге. Казалось, этим и ограничивается его профессиональная деятельность, ораторский талант и честолюбие. Таков был Виктор Дельо, уже сорок пять лет состоявший в парижской адвокатуре.

Он всегда был одинок. Старые знакомые, изредка попадавшиеся навстречу, делали краткий приветственный жест и невольно ускоряли шаг, будто опасаясь заразиться невезением от этого ничего не достигшего в жизни старого чудака, явно неспособного когда-нибудь оказаться им полезным. Поэтому Виктор Дельо удивился и даже встревожился, когда его окликнул кто-то из секретарей:

– А, господин Дельо! Я вас ищу уже минут двадцать. Господин старшина адвокатского сословия Мюнье срочно вызывает вас к себе.

– Старшина сословия?… – пробормотал старый адвокат. – Что ему от меня надо?

– Не знаю, но дело срочное! Он вас ждет.

– Хорошо, иду.

Торопиться он счел излишним: Мюнье он знал с давних пор, еще со студенческой скамьи. Они вместе изучали право и в один год поступили в парижскую адвокатуру стажерами – после того, как Дельо помог товарищу подготовить выступление. Тогда Мюнье звезд с неба не хватал, а Дельо буквально покорил комиссию.

С тех далеких времен все изменилось. Мюнье неслыханно повезло в самом начале карьеры: он сумел добиться оправдания клиентки, заранее осужденной общественным мнением. Дальше молодому адвокату оставалось лишь держаться на гребне растущей популярности; по мнению Дельо, считавшего приятеля весьма посредственным защитником, его слава была изрядно преувеличена. Однако после сорока пяти лет безвестности Дельо смирился с тем, что он неудачник, и влачил жалкое существование, хватаясь за те дела, на которые не польстился никто из его коллег. Виктор Дельо довольствовался, если можно так выразиться, объедками Дворца.

В глубине души он не терпел Мюнье, который, как и все карьеристы, отнюдь не жаждал встречать на своем осиянном славой пути друзей юности, знававших его куда менее блестящим. Однажды – вскоре после того, как Мюнье был назначен на заветный пост, – Дельо довелось столкнуться с ним во Дворце: преисполненный сознания собственной значимости, старшина сословия еле удостоил его ответным кивком. Дельо, впрочем, не особенно оскорбился, прекрасно понимая, что в глазах такого вот Мюнье, который презирал вечных неудачников, он является позором корпорации. Вот о чем думал старый адвокат перед тем, как робко постучаться в дверь кабинета старшины сословия.

– Здравствуй, Дельо, – воскликнул тот с несвойственной ему приветливостью. – Давненько же мы с тобой не болтали! Почему, черт возьми, ты ко мне не заглядываешь?

Дельо был ошеломлен: его старый товарищ излучал дружескую улыбку!

– Да, знаешь ли, – пробормотал он, – не хотелось тебя беспокоить: ведь ты так занят…

– Какие пустяки, старина! Для друга я всегда свободен… Сигару?

Дельо нерешительно запустил руку в протянутую ему роскошную коробку и, вынув сигару, промолвил:

– Спасибо. Я посмакую ее вечером.

– Держи, держи… Возьми, сколько хочешь…

Старшина сословия протянул ему пригоршню сигар, и Дельо, конфузясь, рассовал их по карманам.

– Ну ладно, садись, старина!

Дельо повиновался. Мюнье, меряя шагами просторный кабинет, приступил к делу:

– Скажи, ты слышал о деле Вотье?

– Нет.

– Да, ты верен себе! Неужели ты никогда не изменишься? Позволь узнать, что же ты делаешь целыми днями во Дворце?

– Гуляю…

– Лучше занятия не нашел!… В общем, я решил тебе помочь…

Дельо вытаращил глаза за стеклами очков и растерянно замигал.

– Так вот, дело Вотье, о котором ты ничего не слышал, полгода назад наделало немало шума. Этот самый Вотье убил американца на борту теплохода «Де Грасс», шедшего из Нью-Йорка в Гавр… Абсолютно бессмысленное преступление: мотив так и не удалось найти. Вотье убил совершенно незнакомого ему человека, причем без всякой корысти! Само собой, капитан «Де Грасса» тут же посадил его под замок, а потом передал в руки встречавшей на гаврском причале полиции. Сейчас он сидит в тюрьме Санте и ждет процесса: через три недели он предстанет перед Судом присяжных. Вот и все…

– Ты звал меня, чтобы рассказать об этом?

– Да… потому что я решил поручить это дело тебе…

– Мне?

– Именно.

– Но ведь я же никогда не выступал в Суде присяжных!

– Вот и прекрасно: будет почин! Неужели тебе не надоел Исправительный суд? Послушай, дружище, я огорчен, видя, как человек в твоем возрасте и с твоими способностями тратит свой талант и время на жалобы о задавленных собаках и мелких сутенерах! Встряхнись, Дельо! Ведь Суд присяжных – это звучит! Согласись, когда впереди маячит гильотина, страсти разгораются. А общественное мнение для нас – все! Будь уверен: если тебе удастся не слишком скверно провести это дело, получишь шанс подцепить другие, выгодные!

– Может и так, – согласился Дельо. – Спасибо, что подумал обо мне.

– Только я должен сразу предупредить, чтобы ты не обольщался по поводу гонорара: с финансовой стороны дело Вотье дохлое. Зато имя на нем заработать можно, а это как раз то, что тебе нужно. Да, я упустил одну существенную деталь: за это дело брались уже двое наших коллег: Шармо и де Сильв. Ты их знаешь?

– Понаслышке…

– Ну, это меня тоже не удивляет, бирюк ты этакий. Да пойми же, между коллегами существует взаимная поддержка, выручка, профессиональная солидарность, наконец! М-да… Ну так вот, Шармо некоторое время изучал это дело, а потом вернул его, не указывая причин. Тогда я поговорил с де Сильвом – кстати, очень способный молодой человек, – и он согласился вести дело Вотье. Шармо передал ему досье. У меня, признаться, создалось впечатление, что он был рад от него избавиться… Все вроде бы устроилось, как вдруг, черт побери, на прошлой неделе приходит мой де Сильв и заявляет, что решительно не может взяться за это дело, – и это за три недели до начала процесса! Мне пришлось срочно искать нового защитника, и я – хочешь верь, хочешь нет – никого не нашел! Все, под тем или иным предлогом, уклонились… В конце концов мне пришлось просить согласия председателя палаты Легри на назначение адвоката. И тогда я вспомнил о тебе…

Наконец-то Дельо понял истинную причину «заботы» о нем старшины сословия.

– Вот досье, – поспешил прервать паузу Мюнье, указывая на объемистую папку, лежавшую посреди стола.

Поднявшись, старый адвокат взвесил папку на руке и ответил:

– Все ясно… Во всяком случае, нельзя пожаловаться, что мои именитые предшественники поленились собрать свидетельства. Остается надеяться, что их убедительность не уступает весу…

Не добавив более ничего, он засунул досье в портфель, где оно нарушило привычное одиночество «Газетт дю Палэ», и направился к двери.

– Дельо, – окликнул его несколько смущенно старшина сословия, – ты на меня сердишься?

– Что ты, вовсе нет… Ты сделал свою работу, вот и все! Я постараюсь сделать свою…

– Ну-ну, напрасно ты так! Вчера, перед тем как принять окончательное решение, я пролистал это дело – просто чтобы понять, почему коллеги от него избавлялись. Думаю, теперь я знаю. Само по себе дело не сложное: преступление бесспорно, убийца и не пытался ничего отрицать. Жертва, похоже, совершенно безобидна… а вот преступник, Жак Вотье – прелюбопытнейшая личность. Скорее всего он сам отпугнул защитников…

– Вот как! Вдобавок окажется, что убийца – настоящее чудовище?

– Не хочу навязывать тебе своего мнения. Ознакомься с делом, и сам все поймешь… Возможно, тебе понадобится дополнительный срок, чтобы подготовиться к защите. Если что, обращайся ко мне, и мы перенесем процесс.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы до этого не дошло, – промолвил Дельо. – Раз вино на столе, его надо выпить; раз преступление совершено, его надо судить без промедления. Либо подсудимый виновен, и остается лишь как можно быстрее вынести приговор, либо он невиновен, и тогда я считаю несправедливым продлевать его предварительное заключение.

– Ну, в данном-то случае, старина, виновность твоего подзащитного вряд ли подлежит сомнению. К тому же, судя по всему, он собирается сразу же признать себя виновным…

– Позволю себе заметить, дорогой старшина сословия, что теперь это касается только его и меня…

– Конечно, конечно. В конце концов убил-то он, это бесспорно! А раз так, то, боже мой, шесть или восемь месяцев предварительного заключения – ничто в сравнении со сроком, который он получит, если, конечно, тебе удастся спасти его от гильотины!

– Я загляну к тебе через недельку, поделюсь впечатлениями, – сказал Дельо вместо прощания. Пожимать руку этому горе-старшине, взвалившему на него такое дело, он посчитал излишним.

Впервые он шел по Торговой галерее быстрым шагом. У входа в вестибюль он нос к носу столкнулся с Бертэ, одним из многих, кто обыкновенно не замечал его.

– Да ведь это наш добрый Дельо! – воскликнул Бертэ. – Как поживаете, дорогой друг?

От изумления Дельо потерял дар речи: вот уж воистину день сюрпризов!

– В добрый час! – продолжал его собеседник, указывая на разбухший портфель. – Работа на столе! Интересная?

– Здесь у меня, – ответил старый адвокат с конфиденциальным видом, – весьма важное дело…

– В Исправительном суде?

– В Суде присяжных! – небрежно бросил Дельо, удаляясь.

Теперь уже Бертэ остолбенел от изумления.

Пока новоявленный защитник Вотье шел в гардеробную, чтобы сменить свею бесформенную шапочку на измятый котелок, он думал о том, что впервые в жизни сумел произвести на кого-то впечатление. Одно то, что он получил возможность произнести эти два слова, одновременно страшных и магических – «Суд присяжных», – сразу возвысило его в глазах окружающих. Теперь надо любой ценой добиться успеха… Но отчего же за это дело никто не пожелал взяться?

Он понял это спустя несколько часов после того, как прочел и перечел материалы, собранные двумя его предшественниками. Некоторые бумаги были испещрены их пометками. Дельо начал с того, что стер все замечания своих коллег. Сам он никогда ничего не помечал, полагаясь на память и предпочитая иметь дело с сухим языком документа.

За окном уже сгустились зимние сумерки. Рабочий кабинет в скромной квартирке на пятом этаже старого дома по улице Сен-Пэр, которую Виктор Дельо занимал уже много лет, был освещен лишь лампой с зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе. Обычной неспешной походкой старый адвокат подошел к вешалке в углу прихожей, снял с нее линялый домашний халат и накинул поверх блузы. Затем он прошел в крохотную кухню и подогрел кофе, сваренный приходящей служанкой. Кофейник и щербатую чашку он отнес в кабинет и устроился в дряхлом кресле, закурив для полноты ощущений одну из сигар, подаренных старшиной сословия.

Но адвокат не просто блаженствовал – смежив веки, он размышлял. Из кажущегося оцепенения он выходил только дважды, чтобы переговорить по телефону.

– Алло! Мэтр Шармо? Это Дельо… К сожалению, не имею чести знать вас лично – пока не было случая познакомиться, дорогой коллега, чем я искренне огорчен… Я позволил себе позвонить вам по поводу дела Вотье, которое мне пришлось унаследовать, если можно так выразиться… Нет-нет, мэтр де Сильв им уже больше не занимается… А я согласился… Вот и хочу вас спросить – чисто по-товарищески и строго между вами: почему вы решили отказаться от этого дела?

Ответ был длинным, но маловразумительным. Выслушав его и поблагодарив, Виктор Дельо положил трубку, повторяя: «Любопытно! Весьма любопытно!», а спустя несколько минут набрал новый номер:

– Алло! Мэтр де Сильв? Это Дельо…

Он задал тот же вопрос, выслушал ответ, покачал головой, поблагодарил и положил трубку, бормоча: «Странно! Очень странно!» В кабинете вновь воцарилась тишина, которую нарушил лишь приход Даниеллы Жени.

– Добрый вечер, мэтр. Я разыскивала вас повсюду во Дворце и уже начала беспокоиться…

– Я ушел оттуда раньше обычного.

– Но вы, надеюсь, не захворали?

– О нет, внучка…

Даниелла отнюдь не состояла с ним в родстве – просто он привык называть так юную студентку, которая заканчивала юридический факультет и готовилась стать адвокатом. Они познакомились случайно на террасе кафе на бульваре Сен-Мишель. Очень скоро старожил Дворца и будущая адвокатесса прониклись друг к другу симпатией. Даниелла стала единственной женщиной, не считая служанки Луизы, которой не возбранялось в любое время дня и ночи заявиться в берлогу закоренелого старого холостяка. Нелюдимый ворчун научил ее уйме профессиональных уловок, и она все время удивлялась тому, что он не сделал карьеры.

Она-то и печатала ему на дряхлой машинке в его кабинете в тех редких случаях, когда необходимость перевешивала почти суеверное отвращение, которое он питал ко всякого рода переписке.

– Послушайте, внучка, – обратился окутанный облаком сигарного дыма Виктор Дельо к студентке, чье появление в кабинете вывело его из оцепенения. – Раз вы посетили меня, буду весьма благодарен, если вы сядете за машинку и отпечатаете вот это письмо в пяти экземплярах.

– Новое дело в Исправительном суде?

– Не совсем… Я принял важное решение: отказаться от Исправительного и посвятить себя Суду присяжных… Видите на столе внушительное досье? В этих бумагах – судьба первого человека, которого я попытаюсь спасти от гильотины… На первый взгляд дело кажется безнадежным. Клиент далеко не обычный. Насколько я помню, подобного клиента защищать еще никому не приходилось… Вы готовы? Число – сегодняшнее. Оставьте место для обращения. Диктую:

«Ввиду того, что я взял на себя защиту Жака Вотье, над которым 20 ноября сего года в Суде присяжных департамента Сены начнется процесс по обвинению в убийстве Джона Белла, имевшем место 5 мая сего года на борту теплохода „Де Грасс“, я буду чрезвычайно Вам признателен, если Вы либо назначите мне встречу, либо согласитесь прийти ко мне – чем быстрее, тем лучше, поскольку до начала процесса осталось совсем немного времени. В ожидании ответа, искренне Ваш…»

Так, теперь берите конверты, я диктую адреса. Госпоже Жак Вотье, отель «Регина», 16 бис, улица Акаций, Париж – это последний адрес, который значится в материалах дела. Не забудьте сделать пометку «Подлежит переадресовке»… Второй адрес: госпоже Симоне Вотье, 15, авеню Генерала Леклерка, Аньер. Третий: доктору Дерво, 3, улица Парижа, Лимож… Два последних письма – в один и тот же адрес: Институт святого Иосифа, Санак, департамент Верхняя Вьенна. Получатели: господин Ивон Роделек и господин Доминик Тирмон. Вот и все… Завтра у вас есть лекции?

– Только одна, но я могу ее прогулять.

– Обязательно прогуляйте! Мне надо, чтобы вы подежурили на телефоне с половины девятого. Меня не будет весь день, и вернусь я, наверное, не раньше девяти вечера. А вы отвечайте на звонки и дожидайтесь меня. Если кто-нибудь из тех, кому я написал, откликнется, назначьте ему встречу на послезавтра на любое удобное ему время. Да, и на обед не уходите: я распоряжусь, чтобы Луиза приготовила вам поесть.

– Скажите, мэтр, а если будет что-то срочное, где я смогу найти вас по телефону?

– Понятия не имею! Подождите, пока я вернусь… Ну, вот, письма подписаны. Теперь – на улицу Лувра, на почтамт!

– Мэтр, не будет нескромностью спросить, что это за люди, кому вы написали?

– Будет, будет нескромностью, внучка, но я все-таки скажу, раз уж вы стали помогать мне в этом деле: эти пятеро, как мне кажется, могут дать превосходные показания в пользу обвиняемого. Но это вовсе не значит, что все они изъявят желание предстать перед судом. Моя задача – найти аргументы, способные побудить их к этому…

Остаток ночи Виктор Дельо провел в размышлениях. Воздав должное сигарам старшины сословия, он пришел к выводу, что пора познакомиться со своим подзащитным…

Утром, оформив разрешение, он уже шел по коридору тюрьмы Санте. Надзиратель, сопровождавший его, сказал:

– Будет просто чудом, если вам удастся хоть что-нибудь выудить из этого типа! Он упрям как осел!

– Не слишком изысканно, друг мой.

– Я просто хотел предупредить вас, мэтр…

Зазвенели ключи, и тяжелая зарешеченная дверь отворилась. Виктор Дельо в сопровождении надзирателя, который тщательно, на два оборота, запер за ними дверь, вошел в камеру и поправил очки, чтобы хорошенько разглядеть своего нового клиента…

Тот сидел прямо на полу в самом темном углу тесной камеры. Но, даже сидя, он поражал своими гигантскими размерами… Квадратное лицо с огромной, выдающейся вперед челюстью, жесткие, как проволока, волосы – все это, казалось, не имело ничего общего с человеческим обликом. Адвокат инстинктивно попятился: ему вдруг почудилось, что перед ним – страшилище, вырвавшееся из чащоб девственного леса. На него нельзя было смотреть без содрогания… Грудную клетку словно распирало изнутри могучее сердце; длинные руки заканчивались волосатыми кулаками убийцы… руки, поджидающие жертву. Но самое большое впечатление производило лицо, лишенное всяких признаков жизни: остановившиеся незрячие глаза, обезьяньи губы, выступающие скулы, выпуклые надбровья, мертвенно-бледный цвет кожи. О том, что гигант жив, свидетельствовало лишь его мерное мощное дыхание. Никогда за свою жизнь Виктору Дельо не доводилось сталкиваться с подобным субъектом. Запинаясь, он спросил у надзирателя:

– И он всегда… э-э… в таком положении?

– Почти всегда.

– Как вы думаете, он знает, что мы здесь?

– Он? Да он узнаёт все! Даже не по себе становится: как ему удается все понимать, ничего не видя, не слыша и не умея говорить?…

– Этому я не удивляюсь, – возразил адвокат. – Ведь этот парень образован и весьма умен. Вы знаете, что это чудовище даже написало книжку?

– Как он сумел?

– Подменяя тремя чувствами, которыми он располагает, – осязанием, вкусом и обонянием, – все остальные, которых он лишен с рождения: зрение, слух и речь… Но объяснять это слишком долго.

– Что до обоняния, мы уже заметили: он распознает каждого из нас сразу, как войдешь в камеру.

– Аппетит у него хороший?

– Нет. Правда, и кормежка тут не ахти…

– А с ложкой и вилкой он умеет обращаться?

– Не хуже нас с вами! Только чаще всего он к миске и не притрагивается… Вот что я думаю: чего ему не хватает, так это посетителей… Здесь, в тюрьме, жизнь у него хуже, чем у животного в клетке. Ведь он ничем не может заняться! Ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы к нему заходим…

– Возможно, вы и правы, но нужно еще, чтобы он захотел принимать гостей, и к тому же – чтобы они владели одним из доступных ему способов общения… Как вы считаете, психически он нормален?

– Все врачи, которые приходили его обследовать, – а их было Бог знает сколько! – в один голос заявляют, что да…

– Как же они, черт возьми, сумели в этом убедиться?

– Они приходили с переводчиками, которые пытались с ним общаться… Они касались его пальцев – вроде бы слова на них выписывали…

– И что же, удавалось?

– Все уверяют, что он нарочно не отвечает… Этот тип не желает, чтобы его защищали!

Внезапно клиент Виктора Дельо вскочил на ноги и, прислонившись спиной к стене, принял оборонительную стойку. Он был выше своих незваных гостей на целую голову.

– Вот это машина! – пробормотал адвокат. – Сложен как атлет… Теперь меня не удивляет, что он расправился с жертвой одним ударом…

– Осторожно, мэтр, – он нас засек! Смотрите: принюхивается! Не приближайтесь к нему! Никогда не угадаешь…

Адвокат, пренебрегая предупреждением, приблизился к подзащитному и положил свои ладони на его руки, но тот резко их отдернул, словно испытывая отвращение к этому контакту. Не признавая себя побежденным, Виктор Дельо дотронулся до его лица: несчастный съежился, испустив хриплый вопль, который с успехом мог бы принадлежать и зверю.

– Осторожней, мэтр! – повторил надзиратель.

Но было уже поздно: колосс схватил адвоката за плечи и встряхнул его, бормоча что-то нечленораздельное. Огромные ручищи почти сомкнулись на горле… Но тут надзиратель изловчился стукнуть гиганта дубинкой по голове: тот отпустил добычу и отступил к стене.

– Я предупреждал вас, мэтр! Это настоящее чудовище!

– Вы в этом уверены? – спросил Виктор Дельо, водружая на нос упавшие очки.

Справившись с этим, он вновь приблизился к своему клиенту и долгое время разглядывал его, после чего заявил:

– Похоже, коллеги говорили мне правду… Теперь я понимаю, почему они постарались поскорее сбыть дело с рук! Защищать этого парня небезопасно… Но отчего же он так набрасывается на тех, кто пытается его спасти? Я не успел сделать ему ничего плохого, а он уже ненавидит меня. Странно! Как объяснить, что я желаю ему только добра?…

– Те тоже пытались, мэтр. Он знать ничего не хочет.

– Ничего, я найду к нему, подход… А знаете, он совсем не так уж безобразен… Бывает такое уродство – возвышенное, что ли… Посмотрите: черты лица грубы, но энергичны, фигура хоть и громадна, зато пропорционально сложена… Думаю, он вполне мог бы понравиться женщине… Не всякой, конечно, а такой, которая любит грубую физическую силу… Я еще не видел его жену, но уже представляю ее себе: хрупкая, миниатюрная, этакое эфирное создание… Закон контрастов… Ну, а напоследок я еще раз подойду к нему, чтобы он запомнил мой запах. Тогда он узнает меня завтра. Вот бы он сам дотронулся до меня!

Лицо адвоката оказалось в нескольких сантиметрах от лица его странного подзащитного. Однако гигант не шелохнулся.

Дверь со скрипом затворилась. Виктор Дельо молча шагал рядом с надзирателем. Напоследок тот спросил:

– Ну что, будете его защищать?

– Думаю, да…

– Нелегко вам придется с этаким чудовищем…

– Я не уверен, что этот парень – такое уж чудовище. Не доверяйте внешности! Как мы можем по-настоящему его узнать, если он не видит, не слышит и не может нам ответить? Мне нужно во что бы то ни стало проникнуть в его мир. Тогда, быть может, я обнаружу перед собой несчастного человека, который страдает и которого никто не пытается понять. Дубинкой тут ничего не добьешься! Вам никогда не приходило в голову, что если он и убил, то имел очень веские основания?… Узнайте, может ли меня принять начальник тюрьмы?

Господин Менар, начальник тюрьмы, оказал адвокату самый радушный прием.

– Ну как, дорогой мэтр, познакомились со своим клиентом? И каково же, разрешите узнать, первое впечатление?

– Неплохое, – ответил Виктор Дельо к изумлению собеседника. – Не скажу, чтобы первая наша встреча была чересчур сердечной, однако питаю надежду, что со временем наши отношения улучшатся… Впрочем, я пришел к вам с нижайшей просьбой: нельзя ли изыскать возможность – разумеется, за определенную плату – несколько разнообразить стол моего подзащитного, давая ему с сегодняшнего вечера что-нибудь в дополнение к тюремной пище?

– Вы не хуже моего знаете, дорогой мэтр, что единственная добавка, предусмотренная правилами, – это передачи с воли.

– Получает ли их мой клиент?

– Никогда.

– Не правда ли, довольно странно? Ведь почти все его родственники живут в Париже.

– Знаю. Но я никого из них не видел.

– Неужели даже мать ни разу не захотела встретиться с сыном?

– Нет.

– А сестра, а шурин?… В общем, все они отвернулись от него: он стеснял их с самого своего рождения, а теперь еще и опозорил… Похоже, у них одна забота: поскорее узнать о его казни и забыть о его существовании! Ну, а жена?

– Говорят, куда-то уехала.

– Меня удивляет, что она с таким безразличием отнеслась к судьбе мужа после стольких лет терпеливого ухаживания за ним…

– Чего не бывает на свете…

– Да-да, разумеется… Теперь, господин директор, я с вашего разрешения зайду в бистро – тут, напротив, его хорошо знают все родственники и друзья ваших подопечных – и распоряжусь, чтобы сюда доставляли кое-какую снедь: ветчину, хлебцы, крутые яйца, шоколад… Думаю, если он поужинает сегодня поплотнее, то лучше будет спать… А если хорошо выспится, может, не откажется вступить со мной в разговор…

– Вы умеете общаться со слепоглухонемыми?

– Нет, но, к счастью, на свете есть другие люди, которые это умеют. Хотя бы те, кто некогда воспитывал моего клиента… Да! Еще одна просьба: попробуйте втолковать надзирателям, чтобы они перестали считать заключенного номер шестьсот двадцать два чудовищем. Пока в суде не будет доказано обратное, я буду твердо стоять на том, что он невиновен. До скорой встречи, господин директор…

Два часа спустя Виктор Дельо зашел в книжную лавку неподалеку от театра «Одеон».

– Дорогой мэтр, – воскликнул букинист, – какими судьбами?

– Представьте себе, дорогой мой Боше: обошел десяток магазинов и не нашел нужной книжки. И как это я сразу не подумал о добрейшем Боше? Вы случайно не помните роман под названием «Один в целом свете»?

– Как же, как же… Своеобразная вещь. Автор, кажется, слепоглухонемой от рождения? Да вы, наверное, слышали о нем – несколько месяцев назад о нем трубили все газеты в связи с убийством…

– О, вы знаете, если не считать «Газетт дю Палэ», я не интересуюсь прессой… Скажите, когда автор оказывается убийцей, его книгу, должно быть, начинают расхватывать?

– Да, но не тогда, когда она уже продана. Издателю бы следовало допечатать ее в двадцать четыре часа, пока в памяти читателей преступление было еще свежо.

– А когда вышел роман?

– Сейчас я вам скажу…

Букинист принялся листать свой гроссбух. Наконец он ткнул пальцем в страницу:

– Вот. Пять лет назад.

– Черт побери, ведь он был совсем молод – двадцать два года! Ну и как, это был успех?

– На первых порах – любопытство, подогретое двумя-тремя критическими статьями… Особого успеха книга не имела… Читатель слабо интересуется психологическими романами. Ему подавай действие, тайну, кипение жизни! Но вам я, наверное, смогу помочь: кажется, у меня остался один экземпляр, сейчас мой помощник его поищет…

Десять минут спустя автобус повез будущего защитника Жака Вотье к дверям Национальной библиотеки. Интересующие адвоката сведения оказались в газетах от 6 мая и нескольких последующих дней. Одна статья показалась ему наиболее интересной.

"По радио, 6 мая. Вчера на борту теплохода «Де Грасс», идущего из Нью-Йорка в Гавр, было совершено немыслимое по своей жестокости преступление. Произошло оно в каюте-люкс, которую занимал богатый двадцатипятилетний американец Джон Белл. Единственный сын влиятельного вашингтонского конгрессмена, он направлялся в Европу впервые. На борту «Де Грасса» находилась также чета Вотье. Жак Вотье – тот самый слепоглухонемой от рождения, который несколько лет тому назад опубликовал занятный роман «Один в целом свете». Роман был переведен на несколько языков и пользовался большим успехом в Соединенных Штатах. Приглашенный американским правительством выступить в ряде городов с лекциями о достижениях Франции в такой сложной проблеме, как обучение и воспитание слепоглухонемых от рождения, Жак Вотье провел в Соединенных Штатах и Канаде пять лет. Повсюду в поездках его сопровождала жена, его незаменимая помощница.

По возвращении с послеобеденной прогулки по палубе госпожа Вотье с удивлением обнаружила, что мужа в каюте нет. Подождав немного, она отправилась искать его по всему теплоходу и, не найдя, поделилась тревогой с судовым комиссаром Бертеном.

На теплоходе тотчас начались поиски. Проходя мимо каюты Джона Белла, стюард, обслуживающий каюты, обнаружил, что дверь в нее приоткрыта. Анри Тераль – так зовут стюарда – не без труда открыл дверь, и его глазам предстало жуткое зрелище: молодой американец стоял на коленях, ухватившись за дверную ручку. Он был мертв. Из перерезанного горла на пижаму лилась кровь. В крови был и ковер… Здесь же на койке сидел Жак Вотье. Казалось, он в состоянии прострации: недвижимый, с бесстрастным лицом. Незрячие, лишенные всякого выражения глаза он уставил на собственные руки, обагренные кровью… Стюард тотчас известил комиссара Бертена, который не мешкая бросился в каюту, где произошло убийство. Жак Вотье не оказал ни малейшего сопротивления. Он покорно дал себя арестовать и препроводить в судовой карцер. Его обезумевшая от горя супруга по просьбе капитана «Де Грасса» согласилась быть переводчицей на первом допросе: ведь никто другой на борту теплохода не владел способами общения с ее слепоглухонемым мужем.

Жак Вотье заявил, что не намерен давать никаких объяснений по поводу убийства. Он утверждал лишь, что оно вполне мотивировано, и безоговорочно признал себя виновным. Несмотря на мольбы жены, он в дальнейшем ни на йоту не отступил от занятой им позиции.

Мотив преступления тем более загадочен, что госпожа Вотье заявила: ни она, ни ее муж никогда не имели ни малейшего контакта с убитым. Они его совсем не знали. Судовой врач «Де Грасса», обследовав преступника, пришел к заключению, что психически Жак Вотье совершенно нормален.

Как только «Де Грасс» войдет в гаврский порт, убийца будет передан в руки уголовной полиции".

Та же газета, но уже от 12 мая, знакомила читателей с подробностями этой операции: