355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ги Бретон » Загадочные женщины XIX века » Текст книги (страница 2)
Загадочные женщины XIX века
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 19:09

Текст книги "Загадочные женщины XIX века"


Автор книги: Ги Бретон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Придворные, окружавшие императорскую чету, были «большими охотниками подобных забав», и вскоре вечера приобрели весьма специфическую окраску. Шарль Симон сообщает, что излюбленными развлечениями были «игры, во время которых допускались прикосновения отнюдь не целомудренного свойства, или же те, которые приводили к неожиданным кульбитам, вносившим во внешний вид участников кокетливый беспорядок».

Действительно, некоторые игры были не лишены забавности.

Послушаем Шарля Симона:

«Кто-нибудь вставал на колени и прятал лицо в юбке сидящей женщины, все остальные, мужчины и женщины, залезали ему на спину, в конце концов тяжесть становилась непосильной, и тогда начиналась куча мала, все падали со смехом, и часто возникали весьма пикантные ситуации.

Одним из самых незамысловатых развлечений было следующее: все садились в круг, так что ноги кавалеров и дам соприкасались. В центр круга кто-нибудь бросал браслет, носовой платок или туфлю, и этот предмет каждый участник должен был провести под своими ногами и передать соседу, тогда как кто-то, находящийся за кругом, пытался завладеть предметом, путешествовавшим под пышными юбками и черными брюками. Иногда предмет слишком долго скрывался в одном и том же месте. Тогда «кот» пытался схватить «мышку» – таковы были принятые названия, – и ошибкам и недоразумениям, приводившим в восторг игроков, не было конца…»

Даже игра в прятки переставала быть невинной забавой, насколько можно об этом судить:

«Однажды некая дама, охотно приносившая себя в жертву на алтаре Лесбоса, решила воспользоваться игрой, чтобы добиться расположения молодой женщины, к которой она питала слабость. Она проследила, в какую сторону побежит ее избранница, и устремилась за ней. Она была уверена, что нагнала свою жертву, с силой прижала ее к себе, дрожа от сладострастия, принялась ласкать ее, и тогда особа, к которой был применен столь интенсивный способ общения, издала возмущенный вопль. Изумленная дама обнаружила, что ошиблась, и ее пыл растрачен на старого урода, перед которым ей пришлось извиняться…»

Кроме того, в Биаррице все развлекались тем, что играли в живые картины. Позже, в Компьене, эта игра также будет иметь большой успех.

Чаще всего персонажами картин были мифологические герои. С этим связана забавная записка, посланная одной девицей.

Дочь маршала Магнана, выбранная на роль Эроса, написала своему отцу:

«Дорогой папочка, сегодня вечером я занята амуром, пришлите мне как можно скорее все необходимое…»

Можно представить себе выражение лица маршала, когда он прочел эту записку.

27 августа Наполеон III покинул Биарриц и отправился в Булонь, где ему предстояло встретиться с принцем Альбертом, мужем королевы Виктории.

Евгения осталась одна в окружении своей свиты. И сразу же злые языки стали поговаривать, что молодая императрица непременно воспользуется свободой, чтобы «наставить императору рога в отместку за те, которые уже целый год украшали ее голову».

Но они плохо знали Евгению. Она была свободна и могла, как испанка, кокетливая уже по своей натуре, кружить головы, но ограничилась столоверчением. Ее увлек спиритизм. Она вызывала духов знаменитых усопших и беседовала с ними.

Некоторые из них оказались довольно болтливыми и сообщили многие подробности, касавшиеся фавориток Наполеона III. Историки утверждают, что именно таким странным способом она узнала о связи императора с мадам де ля Бедойер.

В Биаррице Евгения спрашивала духов о том, сколько продлится война в Крыму и сумеет ли англо-французский флот потопить русские корабли. Но духи отмалчивались, и императрице пришлось поддерживать оптимизм без вмешательства потусторонних сил.

Позже некий оккультист из Америки, шотландец по происхождению, по имени Дуглас Хом сумел завоевать доверие императрицы. Этот авантюрист, как предполагают, секретный агент Германии, был своего рода Распутиным при дворе Наполеона III.

18 сентября она покинула Биарриц и отправилась в Бордо, где ее встретил император. Увидев императрицу, император обрадовался, как ребенок. Не обращая внимания на толпу, собравшуюся на вокзале, он страстно целовал ей руки и с такою нежностью обращался с ней, что все пришли в умиление.

На следующий день императорская чета села в парижский поезд и вернулась в Тюильри.

Пребывание в Биаррице, регулярные морские процедуры пошли на пользу Евгении. Врачи посоветовали Наполеону III «возобновить супружеские отношения».

На протяжении всей зимы император отважно добивался желаемого результата. Увы! Англо-французские войска топтались на подходах к Севастополю, и, как пишет А. де Сазо, самому императору нечем было похвастаться.

Придворные все чаще злословили за спиной у императорской четы. Одни утверждали, настаивая на своей полной осведомленности, что императрица имеет некий врожденный порок, из-за которого император вынужден прибегать к эквилибристике, весьма для него утомительной. Другие болтали, что Евгения была изнасилована в отрочестве испанским офицером, что привело к тяжелым внутренним повреждениям. Третьи просто пожимали плечами, констатируя, что Наполеон III женился на бесплодной смоковнице.

Все эти сплетни, конечно же, доходили до императора, и он чувствовал себя сильно уязвленным. Поэтому был очень рад, когда в начале 1855 года разразившаяся в Париже череда скандалов отвлекла на некоторое время внимание придворных.

Первый скандал произошел 13 января. Вот что пишет об этом острый на язык Вьель-Кастель:

«В свете объектом пересудов стала графиня мадам де Нансути, урожденная Перрон. Уже некоторое время она ведет себя подчеркнуто набожно, почти не бывает в свете и не носит больше драгоценностей. Муж заявил, что хочет видеть ее украшения, но ему было в этом отказано. Он впал в ярость, завладел ключом от секретера – и что же? Украшений в нем не было! Он искал повсюду, но безрезультатно. Мадам де Нансути отказывается объяснить, куда подевались драгоценности.

Граф Нансути посоветовался с комиссаром полиции, и тот предложил обыскать дом. Мадам де Нансути, холодная и высокомерная, бесстрастно отнеслась к происходящему. Драгоценности были найдены в комнате горничной, которая заявила, что они были подарены ей хозяйкой.

На это граф де Нансути возразил:

– Если бы ваша хозяйка подарила вам все эти украшения, то она сказала бы нам об этом, ведь она знала, что комиссар полиции собирается обыскать весь дом. Вы украли их!

Горничная, поняв, что пахнет тюрьмой и судом присяжных, вне себя от испуга, закричала:

– Ну что ж! Раз дело оборачивается таким образом и мадам не пришла мне на помощь, я скажу вам правду. Эти драгоценности действительно принадлежат мне. Мадам хотела, чтобы я стала ее любовницей, и, чтобы добиться моего согласия, она дарила мне все эти украшения.

Услышав это заявление, все спустились в спальню графини, которая, утратив свою невозмутимость, билась в истерике.

Горничная, ободренная успехом, назвала всех дам, с которыми она состояла в любовной связи, среди них и маркизу д'Ада. Она не собиралась расставаться с драгоценностями и потребовала еще 80000 франков за свое молчание…»

Вторым скандалом свет также был обязан даме с не совсем обычными наклонностями. Он разразился 31 января. В этот день при дворе стало известно, что маркиза де Бомон, урожденная Дюпюйтрен, была захвачена врасплох в тот момент, когда она расточала нежности девицам.

Двор ходил ходуном от смеха. Но главе государства трудно рассчитывать на то, что порочность нравов его подданных будет вечно развлекать страну. Вскоре обо всех этих историях было забыто, и двор вновь принялся иронизировать по поводу бесплодия императрицы.

В апреле отчаявшиеся супруги отправились в Лондон, куда пригласила их королева Виктория. Их приняли очень сердечно, и как-то вечером они поведали королеве, которая была весьма плодовита, о своем горе. Виктория не стала прибегать к эвфемизмам. Она обернулась к императору и сказала:

– С этим очень просто справиться. Подложите под таз императрицы подушечку.

И это был очень хороший совет, так что спустя два месяца Евгения, ликуя, сообщила императору, что он скоро станет отцом.

ЛЮБОПЫТНЫЙ ДНЕВНИК ГРАФИНИ КАСТИЛЬСКОЙ

Она спешила занести таинственный знак в свой дневник, когда ее ягодицам бывало уделено должное внимание.

Клод Вилларе

8 сентября 1855 года после осады, длившейся целый год, зуавы Мак-Магона заняли Севастополь.

Крымская война близилась к концу. Стали поговаривать о созыве конгресса полномочных представителей воюющих стран для «урегулирования восточного вопроса и прекращения военных действий». «Мир, к которому мы стремимся, – писал один оптимистично настроенный журналист, – гарантирует Европе стабильность на ближайшую тысячу лет. Кроме того, благодаря ему будет навсегда стерто воспоминание о позорном Венском Конгрессе».

Мирный договор, о котором все мечтали, оказал решающее влияние на судьбу восемнадцатилетней пьемонтки, которую друзья называли «самой очаровательной женщиной Европы».

Ее звали Вирджиния Олдойни, она жила в Турине, была окружена поклонниками и с 9 января 1854 года, с того дня, когда состоялась ее свадьба, носила титул графини Кастильской.

В детстве она была странным ребенком. В том возрасте, когда девочки еще играют в куклы, за будущей графиней, красота которой уже тогда поражала мужчин, ухаживали, как за взрослой женщиной. Прекрасно понимая, какой огонь вспыхивает в сердцах ее поклонников, она, по словам очевидцев, говорила, презрительно улыбаясь, сощурив зеленые глаза:

– Потерпите немного… Скоро я вырасту…

И многие едва удерживались, чтобы не крикнуть:

– Быстрее! Быстрее!

В шестнадцать лет она была так хороша, что тем, кто имел предрасположенность к апоплексическим ударам, противопоказано было смотреть на нее.

В это время она вышла замуж за Франсуа Вераси, графа Кастильского, состоявшего в тесных связях с домом пьемонтского короля, Виктора-Эммануила. Франсуа Вераси был старше ее на десять лет.

Через несколько недель после свадьбы она была представлена королю, которого поразила новоиспеченная графиня. Он что-то мямлил, лицо его пошло пятнами, и с большим трудом ему удалось скрыть невольное восхищение, охватившее его.

Молодая графиня была очень довольна произведенным эффектом и предалась мечтам о романтичных приключениях и различных трюках в августейшей опочивальне.

Между тем граф одарил ее ребенком, полагая, что тем самым доставляет ей удовольствие. Могло ли прийти в голову этому несчастному, что Вирджиния, лишенная возможности в последние недели беременности принимать поклонников, которые постоянно толпились в ее гостиной, упрекнет его в том, что по его милости она испытывала недостаток в поклонении?

Ребенок родился 9 марта 1855 года. Это был мальчик. Но Вирджиния мало занималась им. Она предпочитала все свободное время отдавать своему дневнику.

Этот дневник был обнаружен Алэном Деко в 1951 году в Риме. Историк может только мечтать о том, чтобы ему в руки попал столь любопытный документ. Вирджиния предстает во всей своей красе, такой, какая она была на самом деле: мелочной, с весьма сомнительными моральными принципами, подверженной редким искренним порывам, с непомерной гордыней и повадками парижской белошвейки. В своем дневнике она пользуется особым шифром. Перечеркнутая буква П обозначает то, что дело не зашло дальше поцелуя, перечеркнутая буква Т свидетельствует о полной победе, а сочетание букв ПХ говорит о некотором положении дел, которое я бы назвал промежуточным.

Она имела бесчисленное количество поводов использовать придуманный ею код.

Ее друг детства, Амброджио Дориа, с которым она когда-то играла в Ля Специа, начал ухаживать за ней. Вскоре после того, как она оправилась от родов, этот воздыхатель стал проявлять настойчивость. Одним июньским вечером графиня, взволнованная событиями прошедшего дня, записала:

«Я ходила к девятичасовой мессе. Возвращаясь домой через сад, я повстречала Амброджио Дориа, который проник в мою спальню в то время, пока прислуга завтракала. Я переоделась и была в белом пеньюаре, а волосы не стала закалывать гребнем. Мы болтали, сидя на канапе, до одиннадцати. ПХ… Он ушел также через сад…»

ПХ, столь легко принимаемое, и определило ее любовную карьеру.

Через несколько дней Дориа снова навестил ее. Граф Кастильский проводил вечер у своего друга. Вирджиния пишет в своем дневнике:

«Я обедала с Вимерати. Франсуа был у Сигала. Она ушла в семь часов, когда в гостиной появился Дориа. Мы болтали, не зажигая света. ПХ. ПХ. ПХ. ПХ…»

Пылкий Амброджио был удостоен перечеркнутой буквы Т через два дня, 7 июля.

Спустя несколько дней юная графиня пишет:

«Приходил Дориа. Был до пяти часов. Мы болтали в моей спальне…»

Буква Т (перечеркнутая) уточняет, какой оборот принял этот разговор.

Известно, что труден только первый шаг. Очаровательная Нича (так звали молодую графиню друзья) не собиралась останавливаться в начале пути.

У Амброджио был брат, Марчелло. Вскоре его имя появляется на страницах дневника. 13 октября Вирджиния записывает ряд чисел: 12, 5, 18, 19, 21, 5, 13, 20, 18, 20, 17, 11, 5, 11, 9, 19, 1, 21, 5, 3, 12, 14, 9…

Эта запись расшифровывается так: Я занималась любовью с Марчелло.

Забавы, которым предавалась Нича в обществе братьев Дориа, вскоре перестали тешить ее. Ее амбиции росли. Она мечтала пасть в объятия короля.

Неожиданно ей представился случай использовать свою красоту в достойных ее тщеславия целях.

Кавур, первый министр Виктора-Эммануила, кузен темпераментной графини, был занят грандиозным планом: создать единую Италию из пестрых лоскутков различных областей – Пьемонт, королевство Савойя, Ломбардия и Венеция, провинции, оккупированные Австрией, герцогства Парма, Модена, Тоскана, Церковное государство, королевство Обеих Сицилий.

Чтобы изгнать Австрию и объединить все области в единое государство, Италия нуждалась в помощи одного из могущественных европейских государств. В конце 1855 года, когда французская армия одержала победу над русскими войсками в Крыму, поддержка могла прийти только со стороны Наполеона III.

Кавур был наслышан о пристрастии, которое император питал к женскому полу. Он решил не прибегать к обычной дипломатии, а послать в Париж графиню Кастильскую, которой было дано особое задание: стать любовницей Наполеона III и уговорить его принять участие в судьбе полуострова.

Вирджиния, узнав о плане Кавура, была в восторге. С этого момента у нее была лишь одна цель – записать в своем дневнике: «Болтали с Наполеоном III. Т…»

16 ноября 1855 года в восемь часов вечера какой-то таинственный незнакомец постучал в ворота дома Вирджинии. Слуга Понджио, ожидавший под деревом, так как шел дождь, бросился отпирать, низко поклонился посетителю и провел его к дому.

Наружная застекленная дверь открылась, и графиня Кастильская, одетая в черное бархатное платье, присела в глубоком почтительном реверансе.

Виктор-Эммануил, король Пьемонта, пришел с визитом к самой красивой женщине Европы.

Войдя в дом, он снял плащ и сел у камина, в котором потрескивали дрова.

Он не отрывал плотоядного взгляда от безупречной груди Вирджинии, скрытой под черным бархатом. Но руки его покоились на подлокотниках кресла. Король пришел к графине не для того, чтобы повесничать.

После нескольких любезностей он заговорил серьезным тоном об Италии, провинциях, занятых австрийцами, о необходимости единении и о той миссии, которую он решил доверить графине.

– Генерал Чигала, ваш дядя, – сказал он, – уже говорил вам о нашем плане. Но мне хотелось самому убедиться в том, что вы согласны послужить делу объединения Италии и отправиться в Париж с такой несколько необычной миссией.

Графиня улыбнулась:

– Я согласна, Сир!

Король кивнул:

– Благодарю вас, мадам. Вскоре вы получите точные инструкции и код, при помощи которого вы сможете сообщать нам обо всем, ничего не опасаясь. Через несколько дней я в сопровождении месье Кавура отбываю в Париж. Мы подготовим все для вашего приезда.

В десять часов Виктор-Эммануил покинул Вирджинию и отбыл во дворец, размышляя о том, что французскому императору предстоит быть втянутым в решение проблем, стоящих перед Италией, весьма приятным способом.

Итак, все было готово для того, чтобы графиня смогла заняться, как сказал Сен-Олер, «постельной политикой» в спальне Наполеона III.

20 ноября король Пьемонта поднялся в вагон, специально оборудованный для его августейшей персоны. На следующий день он был в Париже.

Император принял его крайне любезно, расспросил об Италии, «о стране, которую он так любит», и о семьях, с которыми он когда-то был знаком.

Ответы короля ошеломили придворных, которых трудно было чем-либо смутить. Виктор-Эммануил сыпал непристойными историями о светских дамах Пьемонта, сопровождая свои рассказы бешеной жестикуляцией.

Вьель-Кастель, шокированный услышанным, записал вечером в дневнике:

«Король Пьемонта ведет себя как унтер-офицер. тот же слог, те же манеры. Он ухаживает за любой попавшейся ему на глаза юбкой, ведет более чем легкомысленные беседы, не считая нужным завуалировать откровенный смысл своих речей целомудренными выражениями, он предпочитает вульгарности. Он не замолкая хвастается своими победами и, упоминая ту или иную даму из Турина, небрежно бросает: „Ну, эта тоже переспала со мной“.

Кто-то упомянул одну семью из высшей аристократии, он улыбнулся и презрительно процедил, что и мать и дочь были его любовницами.

Наполеон III более терпимо, чем граф де Вьель-Кастель, отнесся к манерам Виктора-Эммануила. Когда император понял, что король Пьемонта, как и он сам, большой волокита, он решил сделать все от него зависящее, чтобы его гость сохранил о Франции неизгладимое впечатление.

Однажды вечером в Опере, видя, что Виктор-Эммануил рассматривает в лорнет танцовщицу, он шепнул ему:

– Вам понравилась эта малышка?

Король опустил лорнет.

– Да, очень. Сколько она может стоить?

Наполеон III улыбнулся.

– Не знаю. Спросите у Бацочи, он должен быть в курсе.

Виктор-Эммануил обернулся к первому камергеру, которого называли «главным распорядителем императорского досуга».

– Вы знаете эту танцовщицу?

– Третью справа? Это Евгения Фикр. Она очаровательна и легко доступна. О ней даже сочинили четверостишие:

Евгению мышку-малышку

Увидел паша.

– Плати, – сказала малышка, -

Увидишь мои антраша.

Щеки Виктора-Эммануила порозовели.

– Сколько? – прохрипел он.

– О! Сир… Вашему Высочеству она обойдется в пятьдесят луидоров.

– Черт побери! Так дорого?

Наполеон III улыбнулся:

– Запишите на мой счет, Бацочи.

В то время как Виктор-Эммануил хвастался своими победами и проводил время с танцовщицами, Кавур действовал. Он встречался с Валевски, министром иностранных дел, пытался заинтересовать его Италией и старательно подготавливал приезд графини Кастильской.

Алэн Деко (к которому придется еще возвращаться в связи с «дамой сердца Европы») писал: «Это может показаться удивительным и даже романтичным, но речь шла именно о подготовке появления Вирджинии в Париже». В кругу восхищенных слушателей Кавур вдохновенно описывал внешность зеленоглазой графини, ее элегантность и обаяние.

Многие интересовались, не собирается ли она в один прекрасный день объявиться в Париже.

Первый министр с сомнением качал головой:

– Возможно…

Вскоре в Париже все говорили только о графине Кастильской. Виктор-Эммануил и Кавур отправились в Лондон, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве Виктории, а затем вернулись в Турин.

Вирджиния, которой за несколько дней до этого тайный агент передал шифр для постоянной связи с Кавуром, упаковывала багаж.

Хлопоты, связанные с отъездом, не мешали пылкой графине уделять некоторое время приятным пустякам, как свидетельствует ее дневник.

«12 декабря, среда. Была занята: упаковывала сундуки. В час пришел Дориа. Поболтали в моей комнате на канапе. Т до трех часов».

При таком ритме жизни ей потребовалась неделя для того, чтобы упаковать вещи.

17-го числа, накануне отъезда, пришел Амброджио Дориа, чтобы попрощаться с Вирджинией. Он плакал. Она изо всех сил старалась утешить его.

«Дориа в моей спальне, на канапе, потом у камина, на полу. Т. Т.».

Через несколько часов, когда она застегивала последние чемоданы, ее оповестили, что король ожидает ее в саду. Пришло ли ей в голову, что Виктор-Эммануил настроен решительно? Во всяком случае, она отпустила прислугу и только после этого пригласила короля в гостиную. О чем они говорили? Об этом мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Но в тот момент, когда Виктор-Эммануил уже собирался оставить графиню, державшую судьбу Италии «в своих изящных ручках», внезапно вспыхнувшее желание воодушевило его. Они находились в саду. Ни антураж, ни сезон года не помешали королю выказать себя пылким любовником. В дневнике Вирджинии мы читаем:

«Он ушел в одиннадцать часов. Я вышла вместе с ним в сад. Пять раз Т. Я прошла в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок».

Это было, так сказать, на посошок. На следующий день графиня Кастильская покинула Турин.

Король оказал ей честь, теперь император должен был ее обесчестить…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю