Текст книги "Освобождение Ислама"

Автор книги: Гейдар Джемаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Нет, верить не безнадежно, просто нужно четко отличать веру от конформизма, от корпоративных классовых интересов, от инфантилизма, который пропитывает человека…

– А может, у вас слишком высокие требования к человеку? Ведь не каждый ощущает себя духовным воином, для этого нужен слишком большой труд…

– Я исхожу из такой, главной для меня, вещи, что человек не существует ради самого себя. Он является не самоценностью, не самоцелью, он является инструментом Провидения. Инструментом надо быть более или менее хорошим (тупая стамеска, тупой топор – это плохо). В чем основная дефектность этого инструмента? В том, что человек не знает и не хочет знать, что он инструмент.

– Вы хотите сказать, что человек существует только для Бога? Но если Провидение создало тупую стамеску, может ли она стать хорошим инструментом, разве это в ее власти? А если у нее есть выбор, она, пожалуй, захочет стать острой стамеской, а то и в топор превратиться…

– В Коране есть такой аят: “Аллах ничего не меняет с людьми до тех пор, пока они сами не переменят с собой”, то есть выбор есть, но для этого нужно чем-то пожертвовать.

– Но свобода выбора все же есть?

– Человек всегда может выбрать, только чем-то жертвуя. Например, многие народности, подчиняясь адату, считают себя хорошими мусульманами и не понимают, что даже если адат5 и шариат совпадают, нужно подчиняться шариату, потому что адат – от предков, а шариат – от Бога. Все, что от предков, надо упразднить и подчиниться Богу, потому что пока вы подчиняетесь тому, что пришло от предков, вы занимаетесь самообожствлением; это архаический гуманизм, племенной солипсизм. Все это должно быть уничтожено. Конечно, на этом пути могут быть большие потери.

Спросите любого верующего, любого священника: “Зачем Бог сотворил человека?” – и без различия веры он ответит: “Для того, чтобы человек, исполняя заповеди и установления, наслаждался жизнью и имел бы счастье в этом мире и в будущем”.

– Не согласна, но не буду с вами спорить…

– Вы не согласны, а он так и скажет.

– Я знаю священников, которые говорят иначе, именно наоборот, учат нести свой крест, даже если он кажется непосильным…

– Есть такие суровые священники, но это все более сужающийся отряд. Подавляющее число – это soft, у которых, особенно в ХХ веке, просто четкая ориентация на то, что человек создан для счастья, как птица для полета.

– По христианству мы видим – церковь изощряется, стремится приспособиться под человека, чтоб ему было комфортно. Священники играют в футбол, устраивают рок-концерты в храмах, лишь бы “не отстать от жизни…” В исламе то же происходит?

– В исламе нет такой легитимной церкви, которая могла бы приспособиться или отойти. В исламе (можно так сказать) церковь – это все верующие; верующие в целом и составляют церковь, не являясь при этом никаким телом Божьим.

– Муфтий может, например, играть в футбол?

– Муфтии могут играть во что угодно, но их авторитет от этого не растет и не падает. В исламе есть законы, которые открыты Богом и которые изложены внятно и четко: что запрещено и что разрешено. Нельзя, допустим, заниматься прелюбодеянием.

– Так это во всех религиях нельзя…

– Дело в том, что во всех религиях нельзя, но нет жестких социальных наказаний. В исламе, если ты уличен в прелюбодеянии, тебе полагается 100 ударов (публично). В христианстве нет такого, там могут епитимью наложить… Украл – исповедался, покаялся, и священник тебя не “сдаст” – тайна исповеди. Священник отпускает грехи. Корпорация священников на самом деле поощряет нарушение заповедей, для них очень важно, чтобы человек имел комплекс вины, а имея комплекс вины, он становится все более зависимым от этой корпорации.

В исламе есть не только четкие установления, но и наказание за их нарушения. Один из секретов ненависти куфра6 к исламу – это его непримиримость к гомосексуализму, который в исламе является одним из самых страшных грехов и карается смертью. Это авраамическая традиция. Вы помните, за что были уничтожены Содом и Гоморра? Гомосексуализм – это специфическое психофизиологическое свойство, очень присущее клерикальной касте, жреческой касте.

– Вы считаете, что в мусульманском мире вообще не существует гомосексуализма?

– Он существует, но он репрессируется. А общество, где гомосексуализм (в определенных кругах) является паролем и цементирующей энергетикой, должно ненавидеть духовную традицию, которая считает гомосексуализм абсолютно незаконным. По сути, это отражение конфликта Содома и Гоморры и Лота, который вынужден был уйти.

Существует, на мой взгляд, некий биологический импульс ненависти к исламу, который часто встречаешь у публицистов, у крупных деятелей. Даже удивляешься: сколько раз он встречался с мусульманами, кого он видел, что у него прямо вибрация бешенства наступает…

– Ну например?

– Вы мне скажите обратный пример… Исламофилии я не видел или видел редчайшие образцы, исламофобия является нормой.

– Мир ислама ассоциируется сегодня у обычного человека, как правило, с агрессией, терроризмом, фанатизмом и т.п. Так получается, что СМИ отражают жизнь мусульманского мира в этих категориях, и политические реалии современности подтверждают их, стоит только вспомнить Палестину, Пакистан, Афганистан, Чечню и т.д.

Еще одна ассоциация – арабские нефтяные магнаты. И это, на мой взгляд, все, что можно вынести из средств массовой информации об исламе…

– Почти все эти категории, которые используются для очернения ислама, являются признаками его жизнеспособности, его мощи, его клокочущей энергии. Дело в том, что СМИ в подавляющем большинстве отражают интересы мирового порядка, администрации в самом широком смысле слова. Ислам же рассматривает такой порядок как тиранию и, разумеется, не может рассчитывать на лестные характеристики в атмосфере сегодняшней глобальной конфронтации.

– Среди мусульман, в исламском мире, атеисты есть?

– Атеизм считается грехом, это запрещено. За атеизм убивают. По шариату за атеизм, если человек выходит и говорит: “Бога нет”, – положена смертная казнь.

– Он не скажет, конечно…

– Если он скрывает это и камуфлируется, то его ожидает Страшный суд после воскресения из мертвых, а если он противостоит исламу публично – подлежит казни.

– Есть распространенное мнение, что обращая новорожденного в свою веру (любую), родители не оставляют ему выбора. Не обсуждая, правильно это или нет, отмечу, что люди, возросшие в лоне своей религии, иногда по какой-то неведомой причине перестают чувствовать себя комфортно, перестают идентифицировать себя с исламом, христианством и т.п. и уходят.

– И переходят? В исламе переход в другую веру считается капитальным преступлением. Измена исламу карается смертной казнью.

– А как быть человеку, если он не хочет никуда переходить, но просто потерял веру? Разочаровался, например…

– Коран говорит, что Аллах ведет кого хочет, и сбивает с пути кого пожелает; это уже неисповедимые пути Бога, Который лишает человека благодати. В исламе нет насильственного влезания в частную жизнь… Никто не занимается инквизиторским копанием…

– А если человек не ходит в мечеть по какой-то причине, допустим по душевной слабости… И его сразу убивать?..

– Нет. Если он живет в маленькой деревне, он, конечно, будет изгоем. В большом городе по-другому, это может пройти незамеченным.

– А у вас есть сведения на этот счет? О секуляризации или наоборот?

– В разных странах по-разному. Это очень динамичные и бурные процессы, разновекторные в разных странах. В атеистической светской Турции (как вы знаете, даже ношение мусульманской мужской одежды, фески например, каралось), где человек, у которого в роду был мулла, не может поступить в военное училище, где офицеры считают нормой в месяц рамадан публично пить в ресторане коньяк, чтобы оскорбить чувства верующих, молодежь, к примеру, толпами идет в мечеть.

– Это сегодня?

– Именно сегодня. Что касается Ирана, то правление мулл, иерократия действует очень негативно, – они любую идею могут испохабить до своей противоположности.

Очень высок уровень исламизации в Малайзии, Индонезии. Очень мощные процессы идут в Пакистане, хотя там скомпрометирована идея исламской политики, скомпрометирована верхушка исламских политических партий, как неспособная и коррумпированная. В Индии 160 миллионов мусульман, они там гонимое меньшинство. Вызывает удивление поведение, мягкость этих мусульман, ведь 160 миллионов – большая сила…

– А в европейских странах, в Америке?

– В Америке – да. Особенно среди черного населения. Я встречался с чернокожими мусульманами из Нью-Орлеана, и они поразили меня своей духовной свободой и большой экзистенциальной глубиной по сравнению со стандартным средним белым. Это живые люди; им присуща широта видения, яркая включенность в мировые вопросы, отсутствие клише и диснейлендовской дрессировки, которая поражает в американцах.

– А на Дальнем Востоке, в Китае, Японии?

– В Китае живет 100 миллионов мусульман. Они живут под жестким административным прессингом. Делятся на два течения: тюркские мусумане (уйгуры и казахи из Средней Азии) и китайские (это именно китайцы). Я встречался с ними на исламских конференциях. Они производят впечатление тихих, осторожных, мотающих на ус людей.

Очень интересные процессы в Африке. Там идет мощная исламизация, причем идет на фоне огромных средств, затрачиваемых христианскими миссионерами (Ватикан и англиканская церковь)… Для Африки единственный путь выжить – это исламизация, но не поверхностная, а настоящая. Ислам действен тогда, когда это не секрет личной жизни, не личная вера, которую носишь с собой в офис или на пятничную молитву, – это глобальная идеология, направленная на реализацию универсального проекта.

– У Р. Гароди есть книга под названием “Ислам – религия будущего”. Как вы относитесь к этому… скажем, заголовку?

– Отношусь позитивно. Я знаю Гароди, общался с ним, он поддержал проект создания Исламского комитета в 1993 году. Ислам – религия будущего? Я убежден, что нет альтернативы, а если есть, то плачевная. Позитивный финал истории не гарантирован Творцом. Творец сказал человеку о том, что его история – это экзамен (искра божественного духа должна превозмочь ту глину, из которой человек создан), но экзамен по своему семантическому содержанию предполагает два смысла: его можно провалить или сдать, все зависит только от экзаменующегося. Можно еще дать взятку преподавателю и сдать. Но Богу взятку не дашь. Человек уже много раз проваливал этот экзамен, я имею в виду не в нашем, а в предыдущих циклах истории. До тех пор пока он будет проваливать, цикл истории будет возобновляться. Коран говорит, что “до вас было много поколений, которые взрыли землю больше, чем вы, и были могучее, чем вы, но разве ты слышишь от них хотя бы шорох?”. Мы стоим перед трагической жесткой перспективой оказаться в отвале, оказаться с поколениями, от которых не слышен и шорох. Если мы этот экзамен не сдадим (лично я считаю, что, по всем признакам, история объективно близится к концу), может быть два выхода: либо в час “икс” начнется новый цикл, либо циклы закончатся на нас. Никто не знает часа, говорит Коран. Не того, когда кончается очередной цикл (это как раз известно, жрецы знают, когда происходит смена времен), а того, когда мы придем к тому, что авраамическая традиция называет жизнью будущей.

– Вы можете выразить свое отношение к суфизму? Можно ли назвать его, например, “мистическим телом ислама”?

– Категорически нет! Я считаю, что суфизм – это девиация, это отклонение от ислама, попытка создать-таки клерикальную касту, не мытьем, так катаньем. Модели все те же самые, ментальность та же самая – это работа с благодатью, “прокручивание” благодати. Это передаточная цепь рукоположения и посвящения от учителя к ученику; это патронажная закрытая система и влияние на правителей. Они говорят, что их задача – это приобретать души владык, то есть контролировать владык, чтобы править, не правя. Это сверхзадача клерикализма – править без всякой ответственности, покупая души владык, через полный контроль. У каждого владыки есть свой духовный мастер. Все это к исламу никакого отношения не имеет. Так же как в иудаизме вавилонские кахины, войдя в религию Моисея, принесли каббалу, принесли свои толкования и т.д., точно так же и суфизм – это прорыв в ислам туземных традиций (влияние гностических сект, индуистские влияния, христианская эзотерика первых веков), которые “контрабандно” пришли в ислам, в мусульманскую терминологию и нашли легитимирующие легенды, оправдывающие их возникновение, – якобы Али или Абу Бакр рукоположили их. Ни Али, ни Абу Бакр никого не рукополагали, никаких шейхов орденов. Они были апостолами, столпами единства мусульманской уммы, в которой все одинаково литургически причастны в поклонении Богу, и никто из халифов, как бы к ним не относиться, не основывал тайные ордена. В исламе нет доктрины обожествления, богочеловечества. Это поповская доктрина, а суфизм контрабандой эту языческую идею перенял.

– В христианстве идея личного спасения является одной из важнейших, и в этом смысле религия – частное дело. Спасись сам – и вокруг тебя спасутся тысячи. Но если следовать вашей мысли, что религия – не частное дело, то это высказывание Серафима Саровского не имеет смысла для мусульманина?

– Есть такой аят в Коране: “Не может одна душа понести ношу другой, как не может беременная понести бремя другой женщины”. Каждая душа несет свою ношу. Если я спасусь, мое спасение не отразится на других.

– А как выражается идея личного спасения в исламе?

– Идея личного спасения в исламе сформулирована в Священной книге: праведность, следование исламскому пути; праведность – это прежде всего вера в Бога и его ангелов, в Пророка, в воскресение, Страшный суд, рай и ад; это молитва, пост, хадж. Мусульманин должен быть мусульманином внутри и снаружи – в привычках и пристрастиях.

– Применимо ли в исламе понятие “духовный рост человека”, если в нем нет деления на светское и духовное? Или это просто праведная жизнь, соблюдение заветов, хадж?

– В Коране говорится: “Кого Аллах хочет приблизить к себе, уширяет ему грудь для ислама”.

– Это Аллах, а сам человек?

– Сам человек ничего не может без Бога.

– Почему, он может захотеть стать лучше, чтобы, например, приблизиться к Богу…

– Если Бог не поведет его по этому пути, его желание останется втуне. Но, конечно, оно тоже будет иметь заслугу, потому что намерение уже есть дело. Но, в принципе, реализовать или не реализовать намерение не в силах человека. Человек должен просить о вере, молиться. В исламе есть 72 степени веры, это очень подробно разработано. Самая малая вера начинается с того, что человек убрал камешек с дороги…

– Если человек согрешил, то каковы формы покаяния в исламе? Не наказания, а покаяния?

– Конечно, это “тавба”. Существует 72 степени покаяния, и каждую молитву верующий сопровождает покаянием – тавба, означающим “каюсь!”.

– А самоистязания типа шахсей-вахсей?

– В исламе очень неодобрительно относятся к шахсей-вахсею, это одна из претензий к шиитам. В исламе вообще относятся неодобрительно к эксцессам, самобичеванию, истязаниям, аскезе – считается, что все это – бессмысленные крайности. Человек должен быть готов умереть и быть готов к жертве.

– Свойственны ли для мусульманина ожидания Страшного суда и особенно предсказания дат его наступления, как у христиан, когда люди, поверив, даже распродают имущество?

– Есть такой аят в Коране: “Никто не знает часа, и отвечающий знает столько же, сколько спрашивающий, только Всевышний знает час”. Это раз. Есть хадис, который говорит: “Будь готов каждую секунду к смерти, но живи так, как будто собираешься жить вечно”. То есть даже если ты знаешь, что умрешь через пять минут, все равно сажай то дерево, которое собирался сажать.

– Было ли в ХХ веке в исламе движение, подобное обновленцам в православии или аджорнаменто в католицизме?

– Это ваххабизм, то есть то, что так называют. Это салафуйун – возвращение к истокам. Существует сколько угодно модернистских, прозападных движений, но они враждебны исламу. Модернистский – это масонско-либеральный ислам, это поповщина исламского мира сегодня.

Конечно, современность требует определенных изменений и в сознании мусульман, и в социально-политической жизни уммы7. Основными задачами исламского сообщества, на мой взгляд, являются возрождение героической элиты, могущей стать костяком будущего правящего класса в исламской умме (а не попытки сегодняшней элиты встроиться в мировой истеблишмент, в котором ей нет места); финансовые ресурсы исламского мира должны быть обращены на финансирование мусульманской политики, и в этом направлении необходимы действия по созданию зон, независимых от мировой финансовой системы; отказ от принципа “выживания”, размывающего духа “общечеловеческих ценностей”, от идеи интеграции в мировую систему…

– Должна ли быть вера духовно агрессивной? Должна ли завоевывать или отвоевывать духовное и энергетическое пространство, не считаясь ни с чем?

– Бесспорно. Вера, которая не агрессивна, не наступательна/ – это не вера. Конечно, вера должна быть агрессивной, должна быть пассионарной. Она должна стремиться к власти, так и было всегда. Антитеза такой вере – вседозволенность римлян, их циничное, сибаритское презрение к истине, когда они разрешали все секты, все культы… Единственное, что они требовали/ – это почитания императора. За отказ установить бюст Цезаря в Храме и были уничтожены Иерусалим и Храм; а так – любые оргии, аскеза, хоть на голове ходите… Вот это самое смертельное. Кстати, Генон говорит, что поздняя античность напоминает современность в плане вызывающего профанизма – та же циничность, презрение к истине, усталость, терпимость ко всему, всеядность и жадность до конкретных реалий, материальных богатств… А в смысле наступательности исламская вера уступает христианской.

– Но тогда, если следовать вашей мысли, уверовавший должен постоянно находиться если не в конфликте, то в антагонизме с другими…

– Обязательно должен находиться в антагонизме.

– Но как тогда люди могут сосуществовать, ведь на земле уже 6 миллиардов человек?

– Это не важно, сколько человек. В Коране сказано: “Нет принуждения в вере”, то есть не надо принуждать человека быть мусульманином.

– Это правильно, но как тогда вера должна быть наступательной?

– Вера должна наступать не в желании обратить всех в эту веру, а в желании установить закон Аллаха, высшую религиозную и политическую власть на Земле… Человек, когда становится мусульманином, уже не имеет выбора, Коран говорит: “Там, где Всевышний решил, там у вас нет возможности спорить”. “Аллах сотворил ангелов, людей и джиннов, чтобы они поклонялись Ему и познавали Его”.

– Легко ли человеку жить в исламе?

– Да, легко.

– А женщине?

– А женщине там просто великолепно. Но в исламе, а не в адате. В исламе женщина выходит замуж только по своей воле, она не обязана заниматься домашней работой; если она работает по дому, то может требовать за это оплату. По шариату она имела избирательное право, права в суде и т.д. 8

– Что-то очень далекое от жизни вы рассказываете…

– Я говорю о том, что записано в шариате. В Иране, например, феминизм перешел уже все границы, допустимые нормы. А то положение женщин, что есть у нас на Северном Кавказе и Средней Азии/ – это местная архаика, которая не имеет отношения к исламу.

В исламских странах женщина может заниматься бизнесом, и муж не имеет права на эти деньги.

– А разводиться имеет право?

– Должны быть определенные причины. Неудовлетворенность супругом, или если он вышел из ислама – автоматически расторгается брак…

– И возвращаясь к нашей теме – вы видите будущее ислама в “первобытном”, изначальном исламе?

– Ислам появился в VII веке, и именно в этот момент проявились очень зрелые и крайне современные оценки человечества и человеческой судьбы. Если посмотреть, что говорит Коран о человеке в разных ситуациях, о его вере, неверии, сомнении, сопротивлении, желании выгадать и т.д. – мы ощущаем современность, как пронизывающий луч. Между Иисусом Христом и вторым пришествием человечество находится в безвременье вот уже 2 тысячи лет.

Ислам – реструктуризация этих проблем в четкой финальной форме, и будущее ислама – в изначальном исламе, который должен реализовываться, потому что изначальный ислам – это авангард.

1 Волшебная гора. 1997. № 6.

2 Аббасиды – династия арабских халифов в 750—1258 гг., происходит от Аббаса, дяди Мухаммада.

3 Джамаранг – район в Тегеране, где находилась штаб-квартира исламской революции. Исторически аналогичен Смольному или Кремлю после1918 г.

4 Ираклий (575—641) – византийский император с 610 г., отразивший нашествие на Константинополь авар, славян; вернул восточные земли империи, отнятые персами, но не смог отстоять их от захвата арабами в 630 годах.

5 Адат (араб. – обычай) – у мусульманских народов обычное право, противопоставленное шариату.

6 Куфр – неверующие.

7 Подробнее об этом см.: Джемаль Г. Смерть как знак Бога // НГ – религии. 1999. № 1.

8 Однако “непокорных” жен Мухаммад советует “ударять”. Коран 4:39.

МИСТЕРИЯ ОКТЯБРЯ

Говоря о религиозной сущности революции, имеет смысл вспомнить известную притчу из “Тысячи и одной ночи”, в которой рассказывается о рыбаке, который выловил на берегу океана кувшин, запечатанный печатью Соломона. Когда он открыл эту печать, из кувшина вылез огромный и страшный джинн (ифрит), сказавший, что сидел в нем три тысячи лет. Джинн поведал, что когда он сидел в кувшине первую тысячу лет, он обещал тому, кто освободит его, все золото мира, вторую тысячу лет – исполнение всех его желаний, а третью тысячу лет – убить того, кто распечатает кувшин. Это история толкуется посвященными как глубоко сакральный образ того влияния, которая авраамическая традиция оказывает на историю и судьбу человечества. Интерпретируя эту историю, необходимо отметить, что джинн (ифрит), представляющий в исламской традиции хтоническую, разрушительную силу, энергию низшего порядка, заключен в глину, являющуюся субстанцией, из которой создан первый человек. В то же время мотив сокрытия колоссальной разрушительной энергии в сыром, инертном веществе – важная архетипическая идея, которая чрезвычайно важна для эзотерического понимания истории с точки зрения авраамизма.

“Глиняное человечество” выступает в роли некоего хранителя энергии, которая извлекается из него под невероятно жестким, тяжелым контролем так называемой “мировой элиты”, субтильными слоями коллективной человеческой пирамиды. Необходимо отметить, что эта энергия расходуется прежде всего на воспроизведение “коллективного человеческого существа” во времени. “Коллективный человек” погружен в бушующий океан энтропии, ибо само его центральное положение в структуре космоса есть уже некий вызов законам физического мироздания. Поэтому поддержание социально-биологической реальности человечества в космосе в каждый данный момент требует гигантских энергозатрат. Эти энергозатраты в “нормальным” историческом процессе происходят крайне медленно, дозированно. В стандартной ситуации социум строится по типу пирамиды, вершина которой запирает энергию, бушующую внизу, на уровне ее основания. Тем не менее время от времени эта вершина, “крышка” пирамиды, слетает, и джинн освобождается из глиняной субстанции. В этой ситуации очевиден вопрос – какая сила освобождает джинна, являющегося тем алхимическим агентом-провокатором, при соединении с которым человечество превращается в ядерную бомбу?

Можно уверенно утверждать, что за пределами четырех с половиной тысяч лет, за пределами того времени, когда в истории проявился принцип Авраама, революции в нашем современном понимании не существовало. На это ясно указывает история пророка Ноя; согласно авраамическому преданию, существующему в различных версиях в Коране и Библии, Ной в течение продолжительного отрезка времени вел проповедь среди своих соплеменников, но в конце концов его миссия не увенчалась успехом, и он, выполняя приказ Бога, покинул землю, обреченную на потоп. История Ноя – это своеобразная модель конфронтации духа и материи в доавраамический период. В авраамическую эпоху ситуация меняется кардинально – ее характеризует четкое осознание того факта, что пирамидальную структуру социума на самом верху неизбежно завершает тиран. Иными словами, это констатация того, что общество в своем “естественном” виде есть манифестация фундаментальной неправды. В доавраамический период такого рода убеждение не могло выйти за пределы сознания одного или нескольких исключительных индивидуумов.

С началом авраамической эпохи действия людей, которые называются “посланниками Бога”, получают совершенно другой исторический резонанс. Возникает конфронтационная сюжетность истории, начинается противостояние ярко окрашенных сил – черной и белой. В авраамическую эпоху пророки – посланники Бога – выступают носителями некоего принципа, при соприкосновении с которым “влажная глина”, в которой складирована эта колоссальная энергия противостояния энтропии, внезапно переходит от медленного, мягкого, плавного выделения к бурному процессу энергетического выброса. С этим процессом связана и глубинная мистическая, “энергетическая” парадигма революции, которая стала возможна как особое социальное явление только в авраамический период. В рамках этой парадигмы центральный атрибут человеческого существа, который является его субъектным стержнем, его истинным духовным центром, вступает в парадоксальное противостояние с фундаментальным устройством мира, с основополагающими принципами онтологии. Последние определяют логику Вселенной, рационально-небесное устройство бытия. И по отношению к ней в глубочайшем противоречии находится то, что мистики и гностики, принадлежащие и к христианству, и к исламу, испокон веков звали “тайным шепотом Святого Духа”. В Коране, в суре “Ночь могущества”, говорится: “Ночь могущества лучше тысячи месяцев, нисходят в нее ангелы и Дух для выполнения всяких повелений”.

Итак, революция – это действо Святого Духа, религиозная мистерия, которая невозможна вне религиозного контекста авраамизма. Прямое вмешательство Святого Духа в историю есть основная причина и движущая сила революции. В теологическом же плане Дух Святой есть экслюзивное достояние авраамизма, отличающееся от “пневмы” платоников именно тем, что оно является негативным контрапунктом ко всему сущему.

Современные люди явно не понимают того, что еще в девятнадцатом веке было достаточно очевидно: революция имеет прямую связь с религией, революция – это религиозная мистерия. В России такая потеря осознанной религиозной интуиции революционного действия начала происходить, быть может, раньше, чем в других местах, поскольку она была сопряжена с интенсивным проникновением западных квазиреволюционных доктрин. Уже для декабристов религиозные истоки социального бунта, восстания, были не очевидны, поскольку они стояли на просветительских позициях, характерных для масонского менталитета постреволюционной Франции.

Однако в середине девятнадцатого столетия в России появляется уникальный религиозно-революционный гений – Федор Михайлович Достоевский, который резко изменил духовные векторы русской судьбы. Этот человек своей личностью, своим сознанием, своим творчеством соединял в себе два аспекта одного великого феномена – религию и революцию. Глубоко ошибаются те, которые считают, что Достоевский после каторги “исправился”, оставил мысли о революции и т.д. В действительности Достоевскй встал на позиции скрытого религиозного социализма, который он связывал с доктриной о необходимости мессианской роли русского народа. Внимательное изучение того послания, которое содержится в его книгах, указывает на то, что Достоевский предвосхитил все основные архетипы, задействованные в русской революции. Сегодня особенно важно подчеркнуть, что базовая парадигма русской революции в гораздо большей степени определялась страстным пафосом Достоевского, чем теориями экономического материализма, которые не проникали дальше чисто внешнего усвоения, никогда не переходили на уровень коллективного бессознательного.

В предреволюционной России, стоявшей на пороге 1917 года, сошлись несколько особых условий, которые предопределили соответствие Красного Октября сакральному архетипу революции. Во-первых, в России существовал уникальный феномен антиномистских гностических сект, адепты которых верили в актуальное противостояние сущему вокруг них злу – на мистической, религиозной основе. Во-вторых, в России присутствовал уникальный феномен “бедного еврейства” – там жили люди, генотипически соответствовавшие эсхатологической секте зелотов, противостоявших римлянам две тысячи лет назад. В-третьих, была и группа интеллигентов из числа бывших семинаристов, типичными представителями которой были Чернышевский, Добролюбов, а также Сталин. Эти люди принадлежали к беднейшему слою духовного сословия, близкого к народу, и именно в их среде произошел странный взрыв веры, которая выражается в прямом отрицании конформных догматических проявлений этой веры – в отрицании церкви, катехизиса, воцерковленности. Соединение этих трех религиозных констант и привело к революционному взрыву в России.

К сожалению, религиозная сущность революции вскоре пришла в противоречие с ее внешней, догматической, псевдорационалистической формой. Разрыв между религиозной сутью и марксистским догматическим содержанием, антирелигиозным видением себя стал первой, основной, катастрофической причиной поражения революции. С этим же был связан и перенос стратегических приоритетов с Коминтерна на СССР, что привело к созданию специфической бюрократии – номенклатуры, которая стала расценивать свои классовые интересы выше, чем интересы мировой революции. Очевидно, что если в России существовала бы теология революции, адекватная ее подлинной инспирации, то “новой бюрократии” было бы невозможно перетянуть приоритеты на локальный проект.

Следуя марксистским догматическим постулатам, революционное руководство России также неверно выбрало вектор революционной экспансии. Распространение мировой революции в направлении “на Варшаву, на Берлин” было очевидной ошибкой – Россия не могла физически организовать прорыв в Центральную Европу, преодолеть инертный балласт лимитрофных государств, Малой Антанты, которая возникла на ее западных границах. Создавая свои теории в девятнадцатом веке, Маркс и Энгельс рассматривали Европу как центр мира и полагали, что революция должна победить в самых “развитых” и “передовых” странах.