Текст книги "Санины каникулы"

Автор книги: Герман Балуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Обвал

Накормив гостей, Васюков залез в дюралевый легкий катер, завел мотор и пошел на тот берег Енисея. Там у самой воды под хребтом стоял насос. Васюков подавал воду на склон, к буровому станку, которым управлял Вовка.

…Черная ночь навалилась на мир. Исчезли камни, исчезли горы. Лишь Енисей жил как прежде. Он журчал, переливался и гремел камнями за палаткой, под самым ухом Сани.

Саня, упакованный в спальный мешок, лежал в темном углу. И в других углах палатки тоже таились тени. Тусклый свет керосиновой лампы лишь усиливал ощущение затерянности в этом затопленном тьмою мире.

Разделенные лампой, склонив друг к другу желтые лица, беседовали шепотом, как заговорщики, Валерий Кабалкин и буровой мастер Хабибуллин. Они боялись разбудить Саню.

Ах, напрасно они боялись. Не спал Саня в своем мешке и не мог уснуть. Хоть бодрился он целый день и восхищался своей удачливостью, на душе его было скверно.

Иногда глаза Сани заволакивала дремота, и тогда он видел Васюкова, влезающего в катер. Оттолкнувшись от берега, Васюков вдруг выпрямился во весь рост, крикнул страшно и дико: «Ты чей друг? Кому помогаешь?» И захохотал так, что каньон наполнился гулом.

Саня заплакал и стал видеть во сне милую Ирину Викторовну, солнце, которое утренним ярким пятном подкрадывается к дивану.

Проснулся Саня от мощного толчка. Тотчас за толчком возник гул и длился, нарастая. Звякнуло стекло лампы. Метнулись тревожные тени. С грохотом вскочили скалолаз и Хабибуллин.

Саню охватил озноб. Ему захотелось вжаться в щелку, чтобы грозы этого страшного мира, не заметив его, пронеслись над головою.

– Обвал! – прошептал мастер.

– Где? – тоже шепотом спросил Кабалкин.

– На той стороне.

Гул сменился близким грохотом, ударила вверх земля, хлопнуло полотно палатки. И все стихло. Хабибуллин и скалолаз переглянулись.

И тут возник новый звук, тонкий, как пенис комара. Он рос, становясь все более надсадным и близким.

Хабибуллин схватил фонарь и, откинув брезентовую дверь, стал светить во мрак ночи. Саня, повернувшись на бок, выглянул из палатки. Луч фонаря выхватил белые камин и ободранный куст багульника.

Воющий звук приблизился, ударился в склон за палаткой, и горы уронили в воду: «Бу-бубу-бу!» На полной скорости моторка врезалась в камни, заскрежетала металлическим днищем, затрещал гравий под торопливыми сапогами, и, сметя своей массой Хабибуллина, в палатку ворвался растерзанный Васюков. Выкаченные глаза его блуждали, правая щека дергалась, руки загребали пустоту, пока не ухватились за стойку палатки.

– Спасся! – прохрипел он, озираясь. – Спасся-а-а! – И грузно упал на нары, придавив Санины ноги.

Из тьмы доносился вой мотора.

Хабибуллин рванул Васюкова за плечо, ударил в лицо светом.

– Живо-о-ой! – безумно тянул Васюков.

– Харашо, харашо! – звенящим голосом крикнул Хабибуллин. – Спасся – харашо… Гавари, что было. – От волнения он заговорил с акцентом.

– Что было… – Васюков сел на нарах, свесив толстые руки. Потное лицо его обвисло, шарящий взгляд не мог ни за что зацепиться.

Саня выполз из мешка, вжался в угол, вспучив спиной брезент.

– Что было… – еще раз повторил Васюков. – А-а-а! – обрадовался он, вспомнив. – Руки… – Он с интересом посмотрел на свои ладони. – Сижу вот так… – Васюков снялся с нар, присел на корточки и вытянул перед собой руки. – Вот так руки, а под руками насос – клапан регулирую… А потом… Потом вдруг – гром… дунуло… Я сижу, под руками – пусто. Нет насоса. – Он напрягся, вспоминая. Кожа лба его сложилась волнообразно. – Еще дунуло… Смотрю, надо мной дерево летит, ветки растопырены… Потом… Да! Потом буровой станок мелькнул и – в воду. Без звука…

Хабибуллин навис над ним, как клинок.

– Смирнов там был, – процедил он.

– Да! – воскликнул Васюков, лихорадочно оживляясь. – Водопровод еще… Свился пружиной и… Что же дальше?.. Ага! – воскликнул он торжествующе. – Я в лодке оказался. Лавина пошла вниз, а меня уж течением отбросило. Я за мотор и – обороты!

– Где Смирнов? – зло спросил Хабибуллин.

– Так и спасся.

– Шайтан! – закричал Хабибуллин, бледнея. – Ты спасся, а где Смирнов?

– Смирнов?.. – механически повторил Васюков.

Хабибуллин бешено сверкнул очками.

– Я тебя спрашиваю, что с Вовкой? Ты был старший… Товарища бросил?

Васюков посмотрел на него.

Кабалкин стоял в отдалении, каменный, решительный.

– Поехали! – приказал Хабибуллин.

Расхватав фонари, все четверо бросились к лодке. Мотор все бился, буравя воду.

– Куда?! – крикнул Хабибуллин Сане.

И у Сани невольно вырвалось:

– Боюсь я один, боюсь!

– Ладно. В лодку!

Толкая друг друга, залезли в лодку. Кабалкин рывком оттолкнул ее, прыгнул на нос, и Саня от толчка упал. Его сотрясал озноб. Он сжался в комок и вцепился в лавку.

Катер било течением. Черная тьма была вокруг. И непонятно было, куда же они плывут. Присмотревшись. Саня увидел над головой звездную реку. Хребты были ее берегами.

Что-то заскрежетало о лодку, развернуло ее, звездный поток качнулся и пошел в сторону. Белая рука протянулась черед борт, больно задела Саню, рванула с Васюкова куртку. Это была коряга. Скалолаз молча ее оттолкнул.

А Васюков от толчка словно проснулся.

– Вовка, друг! – завопил он, громоздко поднимаясь в лодке и накреняя ее.

Кабалкин и мастер зорко следили за ним.

Покачавшись, Васюков крикнул: «А-а-а!» и бросился в черную воду. В то же мгновение Хабибуллин и скалолаз в четыре руки подхватили его, и Васюков тушей навис над бортом. Лодка ходила по кругу и черпала воду.

Васюкова толкнули на дно лодки, рядом с Саней.

– Сиди, дурак! – крикнул Хабибуллин.

– Нельзя мне жить, – пробормотал Васюков и заплакал.

И вдруг до сознания Сани дошло: Вовка!..

Вовка!.. Что же теперь делать? Саня с ужасом подумал о встрече с отцом и вспомнил, как, бывало, хлопала входная дверь и гремел по коридору его зычный веселый голос: «К торжественному маршу!.. Повзводно!..» И даже стекла радостно звякали. А они с Вовкой вылетали с воплем из комнаты…

После смерти мамы отец сгорбился, как бы обвис. Движения у него стали мелкие, суетливые, неуверенные. Посуетившись, он садился в кресло и забывал о том, что на кухне кипит вода, а на стульях лежит белье. Все начатое им бесшумно и ловко доделывала соседка Ирина Викторовна.

Ах, не так надо было, не так! Не смотреть с опаской и состраданием на отца, а попытаться его отвлечь, заинтересовать своими отметками, что ли… Получить двойку, чтоб удивился.

А теперь? Вовка погиб. И принести эту весть должен Саня? Нет, нет, нет! Лучше умереть. Саня даже почувствовал облегчение, когда набрел на этот выход.

…Звук мотора ударился о скалы.

– Свети! – крикнул с кормы Хабибуллин.

Скалолаз ударил с носа лучом. Вода с громким урчанием обтекала камни сошедшей лавины. Хабибуллин повернул лодку, и они пошли вдоль берега, ища, куда бы приткнуться. Наконец, заклинились в валунах, и Кабалкин полез с фонарем наверх, по нагромождению камней. За ним двинулись все остальные.

– Будем искать, пока не найдем, – сказал мастер.

– Само собой, – ответил Кабалкин.

– А я-то куда теперь денусь? – спросил себя Васюков. – Куда?..

Часа четыре они лазали по завалу, ободрались и обессилели, но результатов это лазание не дало, если не считать обнаруженной трубы водопровода, которая, вынырнув из камней, тут же прыгала в Енисей. Молча сели, привалясь к скале. Васюков лег, уткнувшись лицом в руки.

И тут Саня заметил, что серые камни выступали из тьмы, небо выцвело и погасло, обозначив вершины хребтов. Назревало утро.

– Пойдем на хребет, – хрипло сказал Хабибуллин. Лицо его словно обуглилось, в провалах щек залегли тени.

– Само собой, – ответил Кабалкин. Он один был по-прежнему свеж. И присел – словно так, за компанию. – Плохо – роса, склон сырой… Да ладно…

Отдохнув, они начали подъем. Головным шел Кабалкин. За ним – Саня. Страхуя его, ниже поднимались Хабибуллин и Васюков. Первые полчаса подъема Саня еще различал окружающее. Он заметил, что хребты выступили окончательно. Внизу кофейно сверкнул Енисей. За кусты цеплялись клочья тумана.

Еще заметил Саня, что лицо Васюкова стало старушечьим, выжатым. И больше уже ничего не замечал, кроме мокрой осыпи камней близко перед глазами, сухих былинок и редких кустов, за которые он судорожно хватался.

От первоначальной легкости не осталось и следа. Саня скользил, взрывая пыль и мелкие камни. Глаза застилала пелена.

Время от времени пелена редела, и тогда Саня видел Кабалкина, внимательно за ним наблюдавшего. Скалолаз шел легко, неторопливо, лишь чуть-чуть касаясь ладонью склона, и, что самое удивительное, болтал не умолкая.

– Разве ж это гора?! – ясным и свежим голосом говорил он. – На нее можно въехать на велосипеде… Так. Замечательно! Молодец! – подбадривал он, останавливаясь и фиксируя каждое движение прилипшего к скале Сани. – Три шага – вдох, два шага – выдох… Идем направо… Теперь – налево… Зигзагом, зигзагом – мы никуда не торопимся… Мы просто гуляем… Пробуем ногой опору – надежно? Переносим на нее всю тяжесть… Ступаем неторопливо, тяжело, уверенно, как ответственные работники…

Временами голос Кабалкина глушили гулкие удары в висках.

В какой-то момент Саня ощутил под ногами пустоту. Сквозь пульсирующую фиолетовую пелену он увидел близко перед глазами камень с прожилками. На камне, зарывшись в лакированный панцирь, спал жук. Жук постоял перед глазами и пошел вместе с камнем вверх. Саня понял, что его силы иссякли и что куст, за который он ухватился, выскальзывает из рук.

– Прекрасно! – раздался голос Кабалкина. – Теперь можно оставить куст и отдохнуть.

Саня ослабил руки и уперся в горные ботинки оказавшегося под ним скалолаза.

Подождав, пока глаза Сани осмыслятся, скалолаз повел его вверх. И дальше Саня вообще перестал что-либо различать. Лишь иногда выдирались из тумана камни, трещины, ветки…

В себя он пришел, лежа ничком на гранитной площадке. Рядом раздавались длинные, свистящие хрипы. Саня прислушался и понял, что эти звуки издает он сам. Он приподнял голову и увидел: Кабалкин с интересом рассматривает что-то. Саня сел. Гранитная площадка врезалась в гору, образуя грот. В гроте, подернутые сизым пеплом, дотлевали угли костра. А рядом с костром лежал человек с нелепо вывернутыми ногами. Человек лежал лицом вниз, худой и длинный. В его вывернутых ногах, подломленных под живот руках было что-то страшно знакомое. И мысли Сани шарахнулись…

А Васюков остолбенел.

– Вовка! – заревел он.

Человек сел, озираясь.

Да, это был Вовка, нелепый Санин брат.

Хабибуллин сел на корточки, прикрыл ладонью лицо и так замер. Золотые очки покачивались у него на пальце.

– Ты как, живой? – все спрашивал и спрашивал Васюков, то принимаясь смеяться, то вытирая слезы.

– Как загремело, я отошел в сторону. Костер развел…

– Не было видно костра, Вова, – с горечью сказал Васюков. – Не видно было, родной… Ах, Вова, Вова, если бы видно было!..

Вовка сладко зевнул и на середине зевка, увидев Саню, лязгнул зубами.

– А ты откуда здесь?

– За тобой приехал. Отец возвращается. Надо тебе домой.

– Хорошо, – сказал Вовка.

– Вернешься?! – поразился Саня.

– Вернусь.

Саня подсел поближе и сказал Вовке шепотом:

– Мастер тебя страшно хвалил… Удивляюсь, чем ты ему понравился?

Вовка ухмыльнулся, сложился, как метр, обхватил колени длинными худыми руками. Рабочая одежда висела на нем, как на школьном скелете. Взгляд, обычно обращенный в себя, теперь был зорок и светел.

– Все очень просто, – сказал он. – Мне понравилась работа. Поэтому я понравился мастеру. – Он помолчал, спокойный, светлый и уравновешенный, и тихо засмеялся: – Я заблудился в трех соснах, Саня. Я здесь это быстро понял… Нельзя жить, рассчитывая на великий результат. Если он к тебе придет, тем лучше. Надо любить сам процесс поиска. Надо утром вскакивать от радостного нетерпения – скорей за работу! Надо, чтобы каждый день был полон маленьких открытий.

– Чем же ты сейчас займешься? – не понял Саня.

– Тем же самым, – улыбнулся Вовка. – Только я не собираюсь больше поражать мир. Не удастся расшифровать таблички, что ж… Расшифруют другие.

…Сложная штука жизнь, дорогие друзья. И серьезная. Думаешь о себе одно, и хорошо думаешь, а она возьмет и развеет пылью твои замечательные представления. И заставит посмотреть на себя беспощадным взглядом. Посмотришь и ахнешь. Оказывается, все надо начинать сызнова, с чистой страницы…

Вот какие жуткие открытия подкарауливают нас в пути. Саню они настигли на Саянском хребте, у костра, который вздул скалолаз Кабалкин. Саня сидел, сгорбившись, зачеркнув свою прошлую жизнь. Его мутило от стыда. Мечты о дурацком памятнике, о великих открытиях, наглость, высокомерное отношение к людям – сколько ужасного может вместиться в одном человеке?!

– Валера, – сказал он тихо, – вот ты все время со мной…

Кабалкин удивился:

– Как же я мог тебя бросить, Саня?! Этого никак я сделать не мог.

– Но ты же теперь в бригаде…

– Я взял пятидневный отпуск. Для устройства личных дел.

Саня поник головой.

– Плохи мои дела. Валера.

– Что ты. Саня, наоборот! У тебя все блестяще.

Саня недоверчиво на него посмотрел.

– Ошибки человек так и так иногда делает. Никуда от этого не деться. Беда, если они растягиваются на всю жизнь. У тебя же все отлично – ты их делаешь одну за другой. Скоро все переделаешь и освободишься.

– А дальше?

Скалолаз улыбнулся детской улыбкой, не отрывая глаз от вершин Боруса. Их снеговые грани уже прихватило солнце, и над угрюмым, затененным хребтом вершины сияли алыми коронами.

От автора

Дорогой читатель! Вот еще что я хочу добавить. В поселке Майна в очереди за комплексным обедом я разговорился с молодым человеком. При одном взгляде на него мне захотелось воскликнуть: «Вот он, будущий форвард!» Такой он был сбитый, крепкий, четкий. Корпус нес прямо, слегка откинув назад, и лицо имел круглое, румяное, с крепкими щеками и кошачьими быстрыми глазами. Это был самый молодой рабочий на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, плотник-бетонщик Саня Смирнов.

И не только Саню, но и всех тех, о ком я здесь написал, я встретил на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС. Эти люди мне очень понравились. Такие они были живые, веселые, умелые, ну, в общем, как раз такие, какими я и представляю хороших людей.