Текст книги "Санины каникулы"

Автор книги: Герман Балуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Герман Валерианович Балуев
Санины каникулы

В погоню

У Сани Смирнова были отец и брат Вовка. Больше никого у Сани не было, если не считать Ирины Викторовны, тощей соседки с желтыми, как бы приклеенными к голове волосами. Когда отец уходил в плавание, Ирина Викторовна появлялась в квартире Смирновых и принималась организовывать жизнь Сани и Вовки так энергично, что Вовка выходил из задумчивости. Он озирался, как Робинзон Крузо, и спрашивал:

– Что лучше: жить в чистоте, но жить бессмысленно, или жить в беспорядке, но с пользой для человечества?

Задав эти риторические вопросы. Вовка замирал, и веснушки на его лице становились еще более яркими.

Ирина Викторовна временно оставляла щетку и смотрела на Вовку жалостливо. «Погулял бы, побегал бы… – вздыхала она. – Совсем от наук стал паршивенький…» На что гордый Вовка не реагировал.

При одном взгляде на Вовку становилось ясно, что из него должен выйти ученый. Больше ничего из него получиться не может, такой он нелепый и задумчивый. В прошлом году Вовка поступал в университет. И даже не провалился. Целый год он изучал восточные языки, но разговаривал все еще по-русски.

Вовка думал только о науке. Поэтому о самом Вовке приходилось думать Сане. И хотя это отвлекало его от учебы, седьмой класс он закончил вполне прилично, даже без троек, и радостно взволнованный – ура, каникулы! – явился домой. Явился он домой и увидел белевшую посреди стола записку.

«Надо смотреть правде в глаза. Великий ученый из меня не получится, а средним я быть не хочу. Очевидно, мой удел – лопата. Прощай! Еду строить крупнейшую в мире плотину в Саянских горах, на Енисее. Половину денег взял. Половину оставил. Как убедить отца в том, что я поступаю правильно, пока не знаю, буду думать. Напишу ему большое письмо из Сибири.

Владимир».

«Вот так-так!..» – подумал Саня. И любой из нас в его положении подумал бы, конечно, то же самое. Исследовав записку и ничего в ней больше не обнаружив, Саня подошел к окну и стал смотреть, как парни играют в волейбол. Парни были спортивные, с лоснящимися от пота спинами. Таких вполне можно было посылать на Енисей. Так же как и Саню. Он-то способен на многое. Но Вовка!.. Длинный, развинченный, бледный… Идет – руки болтаются, людям на ноги наступает… Жуть!

Саня даже заснул в этот вечер не сразу. Это ведь только считалось, что Вовка старший брат. На самом деле старшим в доме был Саня. «Ешь!» – скажет Саня. И Вовка ест. А сам бы ни за что не догадался. «Возьми плащ, дождик», – велит Саня. И Вовка покорно надевает плащ, думая о своих несчастных иероглифах.

В общем. Вовка – лопух. Если бы кто другой был лопух. Саня бы повеселился, похохотал. А тут – родной брат… Обидно! Эх, Вовка! Ему бы хоть каплю Саниной хватки, хоть немножко Саниного знания жизни… А Саня, надо признаться, о жизни знал уже все. Ну если не все, то главное – это уж точно. Он знал, что в жизни надо действовать решительно и дерзко, как действуют десантники. Идти вперед и не оглядываться. И не отступать, как это сделал Вовка.

Еще ладно, отец в походе. Хоть он и капитан второго ранга, все равно мог не выдержать нового удара. Год назад схоронили маму, а теперь Вовка…

Наутро Саня сообщил Ирине Викторовне, что Вовка экстренно вылетел на практику в район Енисея.

– Разве там говорят на восточных языках? – удивилась Ирина Викторовна.

– Разумеется, – ответил Саня, – ведь Енисей течет на востоке.

Закончив с Ириной Викторовной, Саня взялся за письмо начальнику строительства Саяно-Шушенской ГЭС, чтобы тот лично присмотрел за Вовкой. Он отправил письмо авиапочтой и немного успокоился. Он считал: время есть все серьезно обдумать.

До одиннадцати вечера в глубоком раздумье Саня ходил по скверику за домом, и при взгляде на него хотелось воскликнуть: «Вот он, будущий форвард!» Такой он был сбитый, крепкий, четкий. Корпус нес прямо, слегка откинув назад, и лицо имел круглое, румяное, с крепкими щеками и кошачьими быстрыми глазами.

На следующий день он вызвал для беседы Ирину Викторовну и сделал ей новое сообщение: саянский климат оказался вреден для Вовкиного здоровья. А посему Саня немедленно вылетает в Сибирь, чтобы лично сопровождать брата на берега Невы.

Ирина Викторовна опустилась на диван и с ужасом воззрилась на Саню.

Появление скалолаза

«Цок, цок, цок, цок…» – процокала по трапу стюардесса, изящная, как стрекоза. Подняв лицо, она улыбнулась и пропела:

– Пассажиры с детьми – в первую очередь! – И строго глянула вниз, на толпу пассажиров.

Пассажиры стали растерянно озираться, высматривая детей. Детей не было.

– Позвольте! – солидно сказал Саня и повел толпу в сумрачное чрево самолета.

Самолет, следующий рейсом Ленинград – Абакан, оторвал Саню от родной планеты и, покренившись сперва в одну, потом в другую сторону, взял курс на восток. Проследив за тем, чтобы стюардесса выдала все, что положено: взлетную карамельку и стакан лимонада, – Саня перешел к изучению видимой части земного шара. С высоты девять тысяч метров она походила на лоскутное одеяло. Лоскуты в основном были зеленые. На одеяле струйками ртути сверкали реки. Одна река была особенно большой. Помножив скорость «ИЛа» на время полета, Саня вычислил, что это Обь. Для полной гарантии он справился у соседа.

Сосед снисходительно оглядел Саню, потрогал могучий узел своего невероятного галстука и перегнулся к иллюминатору.

– Эта… как ее?.. Волга!

«Совсем необразованный товарищ», – с огорчением подумал Саня и больше не отвлекался. Он осматривал заболоченные пространства Западной Сибири, тайгу и сопки Сибири Восточной, и ему было радостно от мысли, что пройдет сколько-то лет и его имя прогремит над этой землею.

Самолет летел навстречу ночи.

Сосед храпел, накрывшись галстуком, как одеялом.

Саня усмехнулся: сосед не подозревал, кто летит с ним рядом, думал, очевидно, – так, мальчишка…

В Абакан прилетели на рассвете. Город спал, холодный и чистый. Темнели горы.

Саня залез в теплый автобус, положил портфель на колени и задремал. Продремав весь маршрут до конца, он вышел и увидел, что приехал на автовокзал. Под ногами трещала кожура кедровых орешков. Публика, ежась, натягивая на уши воротники, досыпала на лавках. Лишь молодой русоволосый гигант ходил вдоль газонов, рассеянно озираясь.

– Уважаемый! – обратился он к Сане. – У вас не найдется спичек?

Сане польстило такое обращение. Почему-то взрослые всегда ему говорили «ты», хотя Саня был подчеркнуто вежлив.

– Будьте добры! – сказал он любезно и подал гиганту спички.

Гигант с наслаждением закурил.

В его румяном, свежем лице было что-то детское. Казалось, от него пахнет парным молоком. Он походил на огромного младенца, который только что проснулся и со спокойным любопытством рассматривает мир.

Ах, везет же людям! Сколько страданий испытал Саня из-за своего маленького роста! Если собиралась толпа больше двух человек, Саню в ней уже не было видно и у него моментально портилось настроение. Обделила Саню природа, обделила! Какой восторг быть сложенным так, как этот товарищ! Чтобы только посмотреть спокойненько, шевельнуть плечом, и все бы понимали – надо отойти подальше.

– Покуриваем? – спросил гигант.

– Здоровье дороже, – откровенно сказал Саня. – Попробовал – неаппетитно.

– А спички?..

– Аварийный запас. Вдруг что-нибудь с самолетом… Вынужденная посадка… Тайга, дикие звери… В таких условиях прежде всего – костер.

Саня опасался, что гигант усмехнется. Но нет, тот внимательно выслушал и протянул сильную руку:

– Валерий Кабалкин. Или просто – Валера.

– Ты меня тоже можешь на «ты», – запинаясь, вымолвил Саня и покраснел от удовольствия. И тянулся, как струнка, тянулся, чтобы достать макушкой хотя бы до плеча Валеры.

– Вы… ты… каким видом спорта занимались, Валера? – справился Саня. – Тяжелой атлетикой? – И, не удержавшись, похвастался: – А я – в секции самбо.

Кабалкин не спеша поразмыслил.

– Тяжелой атлетикой?.. Пожалуй, что да… Пожалуй, именно тяжелой… А потом легче стало: пришли машины с гидравлическим приводом… Легкая атлетика пошла.

– Шофер? – спросил догадливый Саня. – Где шоферил?

– На Крайнем Севере, в Ухте… Там, слышал, наверное, промыслы, буровые…

– Разумеется! – ответил сдержанно Саня. – Ухта – богатый нефтеносный район. С хорошими перспективами.

Они солидно гуляли вдоль газонов: Кабалкин, заложив руки за спину, Саня – с желтым министерским портфелем. Повесив носы над тротуаром, спали запыленные автобусы. А утро уже проснулось. Публика, потягиваясь, двинулась к автомату с газированной водой. Кабалкин и Саня тоже взяли по два стакана. Один – для умывания, другой – вместо завтрака.

– Вот ты. Валера, кто?.. – спросил Саня.

– Скалолаз.

– Серьезно?

– Честное слово, – улыбнулся Кабалкин.

– Как альпинист?

– Ну… альпинист взобрался на гору, и кто он такой?

– Герой!

– А мы каждый день идем на скалу, чтобы там работать. И кто мы такие?

– Просто рабочие? – догадался Саня.

– Верно.

– Здорово. А как ты стал скалолазом?

– Началось с карты страны. Мы с женой разостлали ее на полу, и я бросил монетку. Куда упадет – туда и поедем. Ухты, мы решили, хватит, надо и другие места увидеть… Повезло: монетка скатилась к Кавказским горам, туда, где строится Чиркейская ГЭС.

– Хорошо, не на Северный полюс! – снисходительно вставил Саня. Ну, в самом деле, бросать монетку и ехать, куда она упадет, – первокласснику и то непростительно.

– Ну-с, приехал на Чиркей, работаю шофером. Раз еду, вижу, по скале люди идут. Красиво!.. Пришел к скалолазам, говорю: «Примите». Усмехнулись они. Еще бы: они все маленькие, легкие, а во мне килограмм под сто уже было… «Ладно, – говорят, – попробуй». Мне нужно было пройти пятнадцатиметровую вертикаль. Скала раскалилась, как сковородка, известняк слепит. Прошел я на радостях всю вертикаль на руках. Вылез, посмотрел на ладони – кожи нет. Сорвал и не заметил… Внимание, посадка! – сказал вдруг Кабалкин.

Из табуна сонных автобусов вылез один с надписью «Абакан – Майна».

– Погони еще нет? – спросил Кабалкин. И внимательно посмотрел на Саню.

– Ты думаешь, я из дома сбежал? Я догоняю, – ответил Саня свободно: совесть его была чиста. И ему было приятно осознавать это.

Они с Кабалкиным расположились в автобусе. И Саня грустно сказал:

– Помнишь, шел такой кинофильм: «Воспоминания о будущем»?.. Неужто правда – на земле побывали инопланетные пришельцы?! Не знаешь. Валера? – Саня вздохнул. – Я тоже не знаю. А наш Вовка тогда обрел цель жизни. И ты не поверишь, Валера, что его взволновало… Не каменные изваяния на острове Пасхи, не странные аэродромы в Латинской Америке. Нет! Он свихнулся на тибетских глиняных табличках с непонятными письменами. В фильме их показали мельком, но Вовка решил, что они – самое главное. Он подумал, что эти таблички хранят рассказ о прошлом человечества. И когда подумал, то чуть не сошел с ума: такое великое дело ему предстоит! Представляешь, Валера, он решил прочитать, что написано на этих табличках. Ну вот… А потом Вовка поступил на восточный факультет. В университет. Одичал ужасно, задашь ему вопрос – вздрагивает. Не поверишь, стал вскакивать по ночам и что-то записывать. Мне было жутко. Говорят, человек может предчувствовать катастрофу. Я ее предчувствовал. И она случилась. И вот, пожалуйста, ищи его теперь среди Саянских гор!

Между тем автобус катил по Хакасской степи. Сухая степь баюкает, качает автобус. Мохнатое солнце валится с косогора на косогор. И не за что зацепиться глазу: ни деревца, ни кустика… Желтые косогоры… Лишь изредка появится отара грязно-серых поджарых, как собаки, овец да пастух на коне черным силуэтом против дымного солнца.

– Заглянул твой брат Вова в колодец, – сказал Кабалкин печально. – И тянет тебя, и страшно, и блестит в глубине вода, а достать ты ее не можешь…

– Как это?..

– Вообрази: ты – ученый…

Саня вообразил. И вообразил, признаться, уже давно. Он твердо знал, что сделает в жизни нечто великое.

– И ты говоришь, – продолжал Кабалкин: – «Хочу открыть то-то и то-то». Тебе говорят: «Открывай на здоровье!»

Саня улыбнулся.

– Проходит время, ты разводишь руками: «Извините, братцы, как-то ничего не открылось…»

Улыбка сползла с пыльного лица Сани.

– То есть как ничего не открылось?!

– Страшное дело! – сказал Кабалкин. – Сколько умнейших ученых всю жизнь работает, мается и – ничего… Пусто! Это же каким надо быть смелым парнем, чтобы добровольно идти на такое жуткое дело!..

Кабалкин печально склонил русый чуб, как бы признаваясь, что лично у него идти на такое дело духу не хватит.

– Ой-ей-ей! – невольно простонал Саня. – А что же делать?

– Не знаю, Саня, не знаю. Я лично не стал рисковать. Самое надежное дело – рабочий. Каждый день обязательно что-то сделаешь. Либо скалу очистишь, либо груз перевезешь, либо сотню кирпичей уложишь… Пролетит время, глядишь – лом построил. Или даже плотину. Тут – безошибочно…

Саня уныло смотрел на желтую равнину. За автобусом жирно вспухала пыль. И предстоящая жизнь неожиданно показалась Сане такой же серой и скучной, как эта пыль.

Он посмотрел через переднее стекло и увидел, что лиловая мгла впереди уплотнилась, оторвалась от неба и оказалась горным хребтом. Над хребтом сверкало пять снеговых вершин.

– Борус. Гора Борус, – сказал Кабалкин. – У подножья этой горы строится самая крупная в мире ГЭС.

И сразу кончилось степное уныние. Небо стало ярко-синим. Прохладный ветер выдул пыль из машины. Прижимаясь к скале, автобус вкатил в узкий каньон. Хребты вздымались до самого неба. И внизу, у самых колес, светло-коричневыми струями мощно несся Енисей.

Любители литературы

Держа в руках запыленный портфель, Саня вышел из автобуса и огляделся. Мрачными громадами нависли хребты. На узкой полосе хмуро жались домики поселка Майна. Люди шли озабоченные, и что им было до Сани?

Теплая ладонь скалолаза легла на плечо путешественника.

– Вперед, дружище! На поиски востоковеда.

И вовсе не мрачными, оказалось, были хребты, а голубыми. И домики Майны оказались вполне симпатичными, раскрашенными в веселые тона. И торопливый паренек в желтой каске подмигнул неожиданно: «Пополнение?»

– Эй! – вдруг крикнул Кабалкин. И паренек в желтой каске остановился. – Володю Смирнова знаешь?

– Владимира Александровича? – крикнул в ответ парень.

Кабалкин вопросительно посмотрел на Саню.

– Он! – Саня даже вздрогнул: как Вовку зауважали!

– Его! – крикнул Кабалкин.

– Кто же его не знает?! Валяйте в котлован! Там он…

Поехали в котлован.

Здесь Енисей был прижат к левому берегу, кипел и пенился. Половина реки была выгорожена перемычками и дамбами. Огражденный ими, клубился сизым туманом в глуби котлован. В сиреневой слоистой дымке ползали бульдозеры, краны и экскаваторы, искрила электросварка. На скальном осушенном дне громоздились огромные деревянные короба. В этих коробах бетонировали блоки плотины.

Они шагали по верхней перемычке мимо бесчисленных будок и вагончиков, все стены которых были исписаны разными бодрыми словами, вроде: «Нам ближе всяких тропиков, заманчивее Арктики бетонная экзотика строительной романтики». Башенные краны, растопырив железные ноги, ездили по перемычке, опускали в сизую глубину котлована пучки арматуры, бадьи с бетоном, щиты опалубки.

Саня подошел к шаткому дощатому ограждению и отпрянул: в бездонной, как ему показалось, глубине копошились маленькие человечки, густо, страшно торчали вверх штыки арматуры, и корявая скала обнаженного дна Енисея угрюмо сверкала под солнцем.

Насмотревшись, стали спускаться. Лестницы были круты, почти отвесны, и Саня сползал, судорожно ухватившись за перила, сделанные из ржавой арматурной стали. Колени его дрожали и подламывались. Ладони были ярко-красными от ржавчины. Они спустились до первых слоев сизого тумана и глотнули уже удушливых выхлопов механизмов и едкого дымка электросварки, как грянуло вдруг по трансляции над всем котлованом:

– Эй, на трапе!.. Большой и маленький… Куда без касок?!

Кабалкин остановился и задрал голову.

– К вам относится, к вам… Нечего шеей крутить…

Пришлось взбираться на перемычку.

Один вагончик оказался заперт. В другом было так накурено, что сидящие на лавках прорабы щурились, чтобы разглядеть друг друга. Перед ними был разостлан чертеж размером с простыню, столь густо исчерченный и исписанный, что Саня честно признал: такие сложности ему пока еще не по зубам.

Во главе стола сидел пожилой морщинистый дядя в застиранной спецовке. Когда звонил телефон, морщины начинали корчиться, змеиться, и он сразу старел лет на двадцать. Звонившие почему-то так кричали, что морщинистый дядя трубку держал на отлете. Выслушав телефонные вопли, он коротко бросал: «Ради бога!», морщины разлетались лучами, и он молодел лет на тридцать. Несмотря на жару, он был в валенках.

Раз пять сказав «Ради бога!», человек в валенках вдруг ответил: «Ни в коем случае!» – и вопросительно посмотрел на Саню.

– Нам бы каски… – волнуясь, начал Саня, – потому что…

– Ради бога! – сказал морщинистый и вяло махнул рукой.

Каски нашлись в кладовке, где царствовал упитанный паренек в шикарной водолазке. Он был хранителем разложенного на грубых полках богатства: брезентовых рукавиц, гремящих негнущихся курток, комбинезонов, резиновых сапог, ведер и веников.

– Кто разрешил? – спросил он строго.

– Этот… – робея, промямлил Саня, – который в валенках.

Паренек стал надуваться. А надувшись, зашипел, словно струя из шланга. Это он так смеялся.

– К-к-который в в-в-валенках!.. – выдавил он сквозь шипение. – Эт-т-то же Терентий Михайлович… Знаменитый прораб… Герой Социалистического Труда… Красноярскую ГЭС построил… Ой! – сказал он и вытер слезы. – Ну вас, комики!.. – И вслед еще заорал: – Сапожки модельные не желаете?.. Из первосортной резины…

– Весельчак! – неодобрительно отозвался Кабалкин. – Не зря его сторожем поставили.

Напялив ярко-красные каски, спустились в котлован. По бесчисленным мосткам, через какие-то трубы, через лужи вышли к скале.

Скала была огромная, корявая, синяя, блестящая. По ней жуками ползали люди, вгрызаясь отбойными молотками в выбоины и трещины. Из-под молотков летела серая пыль. Шум был глухой и вязкий.

Какой-то паренек усердно мыл скалу из шланга и подметал веником, чем чрезвычайно рассмешил Саню.

– Ну и чистюля! – поднявшись на цыпочки, крикнул он в ухо Кабалкину.

– На эту скалу плотина ляжет, – строго сказал Кабалкин. – Огромная тяжесть. Надо, чтобы скала была прочной и чистой – ни трещинки, ни камешка, ни пылинки…

По скале через посверкивающие изломы и трещины лазил бородатый молодой человек и с серьезным видом постукивал молоточком. Прямо как невропатолог в поликлинике.

– Геолог, – объяснил Кабалкин. – Проверяет монолитность скалы.

– Кому это я здесь понадобился? – оставив отбойный молоток, к ним подошел плотный человек лет сорока, с широким спокойным лицом. – Смирнов, Владимир Александрович, – представился он. – Вам? – И пожал Санину руку своей твердой, как доска, рукой.

– Ой, это не вы! – воскликнул Саня.

– Как это не я?! А кто же? – удивился Смирнов. – Предъявить документы?

– Что вы!.. Не надо! – застеснялся Саня, а Кабалкин объяснил, что они ищут Саниного брата, тоже Владимира Александровича Смирнова, или попросту – Вовку.

– В котловане Смирнов один – это я, – сказал рабочий.

Саня расстроился:

– Но я должен найти брата.

Кабалкин обнял его за плечи.

– Мы его найдем, Саня.

– Конечно, найдете, – Смирнов улыбнулся, – у нас тут люди становятся героями. Это я знаю. Но чтобы пропадали – что-то не слышал.

Матросское братство

Обидел Кабалкин Саню, обидел. С чего это вдруг он стал шептаться с Владимиром Александровичем Смирновым, а Сане сказал невнимательно: «Ты иди, Саня, иди! Ищи Вовку!» Такие штуки кому хочешь не понравятся, а Сане тем более. Ладно, не заплачем. Сами с усами. Тем более что все как дважды два: в котловане Вовки нет. Значит, он где? В Означенном. Там большая стройка, много комсомольско-молодежных бригад. Задача: найти комсорга строителей Женю Лохматкину – ее знают все, и она всех знает.

Короче, поехал Саня в Означенное.

…А теперь мы слегка отвлечемся и представим себе зимнюю тайгу в новогоднюю ночь. Почему обязательно в новогоднюю? Потому что именно новогоднюю ночь встретили в тайге пять отчаянных парней. Хотя все пятеро были люди бывалые, закаленные, к походу готовились тщательно, крепко оделись, вооружились и взяли продовольствия на две недели – на всякий случай. В полночь, к бою новогодних курантов, они выбрали в тайге полянку, которую обступили мрачные кедры с обвисшими от тяжести снега лапами. «Эта новогодняя ночь, – торжественно сказал самый старший, – останется в памяти каждого из нас на всю жизнь». И все пятеро помолчали, чувствуя себя героями. Действительно, кто решится встречать новогоднюю ночь в страшной Саянской тайге?

Стали откупоривать шампанское, и тут скрипнул снег под кедрами. Двое поставили ружья на боевой взвод и мгновенно направили в темноту. Старший вынул из ножен кинжал. Из тьмы кедрача на залитую светом поляну вышла девчушка в легком модном пальто, в платочке. «Чего напугались?! – хрипловатым голоском сказала она. – Не съем». Двое опустили ружья. У старшего на снег лилось шампанское. «Откуда вы, девушка? Заблудились?» – опомнившись, спросил старший. «Еще чего! Прогуляться вышла». – «И не боитесь?» – «Чего? – девчушка засмеялась. – Огороды вон за тем деревом начинаются».

Так встретилась с героическими покорителями Енисея местная жительница Женя Лохматкина. Через год она стала комсоргом стройки в Означенном…

Разыскивая Женю Лохматкину, Саня попал в квартиру, где обитало пятеро бывалых парней, некогда решивших отпраздновать Новый год в тайге. Двое из них были дома. Один грыз гранит науки, другой мыл шваброй пол.

– Куда?! – рявкнул он на Саню. – В обуви… Перемывать заставлю!.. Морской закон, понял?

– Понял, – сказал Саня и снял башмаки.

– Молодец! – сказал парень со шваброй. – Сообразительный. Жить? Или в гости?

– В гости.

– Тогда иди по следам и поставь чай. – Парень черенком швабры указал вверх, и Саня увидел на потолке следы босых человеческих ног. Следы были черные и вели в кухню.

– Кто же это ходил? – спросил ошарашенный Саня.

– Как то есть кто?.. Снежный человек.

– А зачем по потачку?

– Да чтобы не пачкать пол.

Саня улыбнулся. Он почувствовал себя легко и свободно и занялся на кухне чаем.

В этой квартире-общежитии было много любопытного. Тонкие стволы берез в одной из комнат образовывали выгородку. За выгородкой Саня обнаружил две здоровенные пузатые гири. Он попытался оторвать гирю от пола – ничего не вышло, только расстроился. Тут же был пульт управления: кнопки и клавиши. Саня вдавил кнопочку, и комната озарилась красной подсветкой, вдавил другую – зеленой. Нажал клавишу – с шипением включился магнитофон и командирский голос сказал: «Отбой, моряки. Всем спать! На сон грядущий – колыбельная песня». И простуженный бас артиста Луспекаева грянул: «Ваше благородие, госпожа удача…»

Очарованный Саня заглянул в соседнюю комнату, где мускулистый парень в тельняшке делал выписки из какого-то учебника. Перед ним на голом столе скалил зубы человеческий череп.

– Это… чей? – робко спросил Саня.

– Ходют тут всякие… А потом черепа остаются, – ответил парень, прищурившись. – А что ты можешь сказать, браток, о природе электрического тока?

– Ну как… – пробормотал Саня, – по проводам течет…

– Течет!.. – подхватил писавший саркастически. – Строим величайшую в мире ГЭС… Получим шесть с половиной миллионов киловатт энергии в год… А что такое электрический ток, не знаем… Дремучие мы люди с тобой, браток. Я когда это понял – волосы дыбом – сразу засел за книги… Одобряешь?

– Еще как! – воскликнул Саня. – У меня брат – почти ученый.

– Профиль?

– Востоковед.

– А-а-а! – сказал парень в тельняшке. – Мы – люди техники.

– А он разочаровался в науке и сбежал на Саянскую ГЭС.

– В армии служил?

– Кто?

– Который сбежал.

– Нет, он хилый.

– Потому и сбежал. Флотской закалки нет. Свяжись с Женей Лохматкиной, понял? Мы его изловим и пришлем бандеролью.

– Есть связаться с Женей Лохматкиной, – улыбнулся Саня.

Одну стену занимал стеллаж. На полках лежали камни с прожилками и разноцветными вкраплениями. Саня снял один камешек и принялся рассматривать.

– Камчатка, – сказал парень, не оборачиваясь. – Край вулканов. Служат хорошими ориентирами.

Саня взял другой.

– Курильская гряда. Плотные туманы. Видимость нулевая. Спасает радар. Возможен заход наших рыболовецких траулеров и шхун.

Саня воззрился на огромного темно-красного краба. Краб висел, растопырив жуткие клешни.

– Командоры, – прокомментировал моряк. – Тяжелая океанская волна. Скалистые бухточки. Три дня в году солнце. Видимость плохая.

– А вы… – начал Саня.

– Морская граница, – отчеканил моряк. – Круглосуточное патрулирование. Быстроходные катера. Понял?

Саня представил погоню в тумане, предупредительный выстрел скорострельной пушки, размытый силуэт шхуны с потушенными сигналами. И – шпиона с пистолетом на капитанском мостике.

– Шпионов ловили? – спросил он взволнованно.

– Само собой! – ответил парень в тельняшке. – Поймали бы, если б сунулись. Но они, черти, чуяли, кто охраняет границу… – Моряк улыбнулся, ослепительно сверкнув зубами. Улыбка у него была, как у кинозвезды: сплошные зубы.

Однажды, когда шторм загнал сторожевик под прикрытие скал, пятеро друзей решили обдумать дальнейшую жизнь и под свист непогоды обдумали. Они решили, демобилизовавшись с флота, построить город. Свой город.

Стать основоположниками, чтобы дети и внуки гордились ими, чтобы слагали о них легенды.

Что и говорить, хлопотливое дело. Город построить – это еще ничего, можно. Но войти в легенду… Сами понимаете, надо быть без сучка, без задоринки, чтобы будущие экскурсоводы могли рассказывать о тебе, не пряча глаза.

– Пока на нас ни пылинки, – сказал парень в тельняшке и тяжко вздохнул. – Не знаю, что будет дальше.

Ах, что оставалось Сане, кроме сожалений?! Как он хотел бы быть шестым членом этого матросского братства! Как был похож он на этих парней! Не Саня ли был самым целеустремленным человеком в 7 «а» классе? Не он ли был враг всякой расхлябанности и лени? Он, именно он!

Но нет ничего ужаснее напрасных сожалений. Поэтому Саня волевым усилием переключил мысли и приступил к изучению второй стены, на ней от пола до потолка была нарисована колоссальная картина. Черные хребты. Лимонная луна. Лимонные блики в воде Енисея. Лунные осколки под копытами бегущего через ручей оленя. Картина рождала смутную тревогу. Вглядываясь в дикую пестроту теней и лунного блеска, Саня обнаружил наблюдающую за ним сову, затаившегося под корягой медведя и чьи-то зеленые глаза, мерцающие из мрака…

– Кто это нарисовал? – спросил Саня после долгого молчания.

Парень в тельняшке потянулся, поиграл мускулатурой.

– Вот здесь стояла наша палатка. – Он ткнул в угольно-красную гору, с которой срывалась ртутная осыпь. – А здесь мы начинали тоннель.

Саня разглядел черный зев тоннеля и сияющие глаза тепловоза, который вылетал из чрева горы.

– Спросонок увидишь – за ружье хватаешься, – сказал моряк. – Большой талант… Или как?..

– Вот бы познакомиться с художником! – воскликнул Саня.

– Можно, – лениво сказал парень в тельняшке. – Познакомлю. Так ты брата ищешь… Или как?..

– Брата Вовку.

– Вступишь в контакт с Женей Лохматкиной?

– Да.

Парень задумался.

– Значит, чаем не обойдешься, – пришел он к выводу. – Вскроем банку тушенки… Или как?.. Говяжья. Первый сорт.

– Что вы!.. Не беспокойтесь, – застеснялся Саня.

– Делай, как я! – строго сказал моряк и направился в кухню. – Собираешься иметь дело с Женей, срубай два обеда да еще возьми сухим пайком.

– Зачем?

– Увидишь.

Они запили тушенку густым сладким чаем, и моряк погрузил в Санин портфель бутерброд. Бутерброд представлял собой разрезанную вдоль буханку хлеба. В середину моряк поместил полкруга колбасы.

– Теперь ты готов, – сказал он Сане. – Иди.

– А с художником?..

– Он сам разыщет тебя.

Когда Саня вышел из моряцкой квартиры, он уже тверже ступал по земле и, глядя на людскую сутолоку на автобусной остановке в Означенном, лишь усмехнулся.